Но брат не послушался.
Прежде чем выйти во двор для борьбы с Духом оспы, шаман говорил с женой:
— Какой бы шум, стук и гром ни происходил на дворе, ты не выходи
смотреть!
И вышел. Но голоса борющихся были столь ужасны, что женщина не вытерпела и вопреки запрету приоткрыла дверь юрты, чтобы видеть происходящее. Она увидела двух бодающихся быков, один из них был голубо-пестрой масти, а другой — рыже-пестрой. Когда женщина выглянула за дверь, ее муж чуть-чуть повернул свою голову, чтобы краем глаза взглянуть на нее. Его противник, воспользовавшись этой оплошностью, всадил свои рога у основания его шеи. Через два-три дня шаман умер.
От той оспы в роду шаманов вымерло сорок человек, остались в живых только двое. Про этих двух младший шаман будто бы рассказывал:
— Их спас я, укрыв своим телом, «держа их под своей печенью» и спустившись с ними в недра своей воды «гибели».
И этот шаман вскоре умер от оспы.
В настоящее время живет один шаман по имени Сонгкур, который говорит, что он будто бы возник из воды того самого Лагларыйа-шамана. И он тоже говорит: «Если придет оспа, то я зря не останусь».
Так шаман преображается в образ своего тотема и проявляется в мире сновидений в борьбе с другими Духами.
***
Когда-то в древности жил предок всего Мытахского наслега — шаман по имени Наачабыл. Есть будто бы Госпожа. Так якуты называют Духа оспенной эпидемии, боясь произносить ее собственное имя. Однажды она пришла к этому шаману. И вот они бодались у озера под названием Наачабыл. Шаман превратился в голубо-пестрого быка-пороза, а Госпожа (оспа) тоже оборотилась быком.
Рассказывают, что ни один из противников не одолел другого, их силы оказались равными. Разошлись, будто бы заключив договор о том, чтобы больше не встречаться. Госпожа дала подписку никогда не бывать среди потомков шамана.
Среди мытахских якутов, которые являются потомками этого шамана, оспа никогда действительно не бывала.
***
Однажды в старину в Одейцах происходило камлание шамана Павла. Во время камлания шаман вдруг, бросив свой бубен, стал издавать бычий рев и, став на четвереньки, обеими руками начал рыть землю. Затем над обоими ушами на голове появилось что-то красное длиною приблизительно с четверть. Говорили, что это рога. Издавая протяжный бычий рев, рогами он стал ковырять землю, было видно, как большие комья глины полетели на стену. До этого он приказал прикрыть горячие угли пеплом, и было темновато. Потом рога как будто исчезли.
Затем он попросил у присутствующих нож, но никто ему его не дал. Тогда, подставляя свой бубен отверстием вверх, он стал сильно бить в него около выходных дверей у края матицы. Вдруг раздался стук в бубен чего-то падающего сверху. И тут же у него в руках очутился нож с черенком. Этот нож дали ему Духи. Так Духи помогают шаману.
***
— Вот еще одна быль, — сказал Алтай Кам.
В глубокой древности жил князь по имени Чемчей, сына его звали Юелен-Кунньаас. Последний был шаман.
Однажды летом во время «ысыах» шаману Юелен-Кунньаасу подали первую почетную чашу с кумысом вслед за угощением Духов. В тот самый момент, когда он пил кумыс, злой Дух «дева Ырыа-Дуйаак» (Певица Дуйаак), живущая наверху, в багровых облаках, спустила аркан. Старинные люди в таком случае арканом называют дыхание злых Духов. Ырыа-Дуйаак — одна из девяти небесных дев-шаманок, Духи которых наводят на людей сумасшествие, требуя посвящения им конного скота разной масти.
Тотчас же шаман Юелен-Кунньаас вскочил на своего серого жеребца с крыланом и помчался. Сняв со своего жеребца пестрый волосяной повод, свитый из белых и черных конских волос, он повесился на одной наклоненной березе. Люди, разыскав его труп, похоронили.
Ырыа-Дуйаак Дух этого шамана вознесла наверх, сделала своим мужем. С тех пор Дух этого шамана требует от людей по сей день посвящения ему серых жеребцов с крыланом на оплечьях. Если не находится жеребец с такими приметами, то можно посвятить ему и кобылицу такой же масти с крыланом и с особой отметиной на шерсти бедра.
Из всех верхних Духов, требующих посвящения конного скота, Юелен-Кунньаас считается самым старшим, т.е. грозным и страшным.
К нему обращаются в случаях болезни головы, мозга, иногда горла или спины, спинного мозга. Часто шаман и при жизни сожительствует с женскими Духами. Это происходит ночью или во время камлания. Эти жены-Духи помогают им, наделяют их особыми силами. В дни встречи со своей небесной женой шаманы воздерживаются от слития со своей земной женой.
***
— И чтобы тебе, Рыбья Кость, найти такую покровительницу, нужно долго воздерживаться, — сказал Алтай Кам, улыбнувшись, — и настраиваться на это перед сном. У тебя это уже однажды получалось с Умай.
На следующий день Рулон вновь путешествовал по тайге, стараясь наблюдать, как все события ежесекундно переходят в прошлое, как все, что он видит и чувствует, каждый миг появляется из будущего. Наблюдая за этим, он вновь ощутил себя в реке судьбы, реке впечатлений. Самым бурным потоком этой реки были мысли, более медленно появлялись, исчезали эмоции и телесные ощущения.
Внезапно он обнаружил себя в какой-то спокойной точке, вокруг которой проплывал этот хоровод впечатлений, которые были подобны сну, и он понял, что нашел берег Тенгри.
Он был этой точкой соприкосновения, а все остальное — тело, чувства, мысли, события, — текло рекой. Весь мир с этого берега показался ему просто призрачным сном. Сном было все вокруг. Сном был и он сам, его личность, мысли о себе, чувства. Все появлялось и исчезало, снова появлялось и исчезало из сна будущего, погружаясь в сон прошлого. Время неслось так быстро, что становилось жутко, становилось страшно от понимания временности, мимолетности всего сущего.
«Как же все не вечно», — подумал он. Как быстро все проходит, и ужас сдавил его грудь, т.к. на горизонте он увидел и свою смерть, неотвратимо надвигающуюся на него. Но в следующий миг он понял, что и смерть является сном, за которым снова следуют сны и сны. И единственно реальным для него теперь был только берег Тенгри.
— Ну, вот ты и увидел реальность, — сказал Алтай Кам, когда Рулон зашел в чадыр, — это было недолго, Рыбья Кость, очень недолго, но, если это будет всегда, ты исчезнешь и перенесешься в мир Тенгри. Ты станешь настоящим, подлинным. Вот теперь садись, поиграй на хомузе, прижми его к зубам.
Рулон взял хомуз и начал наигрывать на нем знакомую песню.
— Чувствуешь, как вся голова вибрирует, — сказал Алтай Кам.
Рулон кивнул.
— И вот так старайся полностью слиться, раствориться в нем.
Мыслей становилось все меньше. Вскоре они вообще прекратились, и он, казалось, стал самой вибрацией. Это его так удивило, что он снова стал думать. И в тот же миг все пропало.
— Ишь раздумался, — недовольно сказал старик, — старайся все забыть, находиться в настоящем моменте. Мысли же тебя смещают в прошлое или будущее, не дают быть реальным на берегу, и ты перестаешь ощущать мир. Вот возьми бубен, постучи, почувствуй, как звучит. Делай удар на каждом выдохе, — сказал старик, подавая ему шаманский тюнгур.
Рулон стал медленно делать удары, прислушиваясь к гулу бубна. Дыхание стало глубже и медленнее, и скоро он почувствовал, как гул бубна слился с его дыханием. Как будто этот гул стал самим дыханием. Рулон держал бубен, опустив голову внутрь, прикрываясь им, как щитом. Так делают все настоящие шаманы. Невольно его взгляд упал на внутреннюю часть бубна, где на коже было нарисовано три мира, соединенных мировым деревом. Как только он отвлекся, то слитие дыхания и звука исчезло.
— Ну, что вытаращился? — забурчал Алтай Кам — Будь в том, что ты делаешь, полностью, только тогда ты станешь шаманом. Давай-ка теперь начни камлать быстрей, в ритме со своим сердцем, сливайся полностью с ритмом бубна.
Рулон быстрей застучал кямлой по упругой коже. Его дыхание убыстрялось все больше. Он сливался с ритмом ударов и вскоре потерял реальность происходящего. Перед ним появился таинственный мир, из тьмы которого выступили лапы больших елей, сквозь которые на него смотрели огоньки звериных глаз. Вскоре все исчезло, и он снова был в чадыре рядом с пляшущими языками пламени очага.
— Вот, уже хорошо! — обрадовался старик, потирая руками колени. — Всегда замечай и удерживай такие моменты. Это новое восприятие мира, и если ты овладеешь им, то сможешь совершать шаманские полеты в мирах Ульгеня и Эрлика. Ну, довольно, а сейчас послушай, как я стал шаманом. Ведь и тебе скоро придется пройти рассечение. Конечно, у тебя это может быть и по-другому, но суть его для всех едина. Тебе необходимо переродиться, чтоб перестать быть человеком, а стать шаманом. Шаман — это уже не человек, это другое существо, рожденное Духами.
***
Душу человека, который должен стать шаманом, берут Духи и уносят в подземный мир. Там есть особый дом, где заключаются эти похищенные Души. Душа хорошего шамана заключается на три года, а плохого — на один год. В это время сам человек сходит с ума и бессознательно воспевает, пока длится заключение его Души. Во время сна он бывает в указанном доме.
Эти злые Духи — абаасылар — и есть источники зарождения шамана. Описанный дом принадлежит им, там они воспитывают и обучают похищенную Душу человека. По истечении определенного срока, смотря на качество шамана, они должны разрезать, разрубить на кусочки тело будущего шамана.
Рассекание тела производится так: сначала отрезают голову и кладут на верхнюю полку своей юрты. Эта голова видит своими глазами всю процедуру разрубания своего тела. Все тело шамана разрезают на мелкие кусочки и делят между всеми трижды девятью юерями. Это Души умерших людей, причиняющих болезни. Тела лучшего шамана должно хватить на всех злых Духов. Тогда этот шаман будет знать пути-дороги всех Духов, которые причиняют болезни, и будет он полезен при всяких заболеваниях. Если же тела не хватит при дележе и останутся обделенные, то он не сможет вылечить те болезни, которые причинены этими юерями.
Во время разрезания тела будущий шаман у себя дома лежит тяжко болен, ни жив, ни мертв. Духи, изрезав и разделив мясо, наделяют кости новым мясом и садят прежнюю голову на место.
— У меня в роду шаманов нет, — слушал рассказ шамана Рулон.
— Моя шаманская болезнь приключилась так. Как-то раз я поехал через реку в лес на восточный берег Лены, чтобы срубить и привезти дров. На обратном пути сильно продрог и едва добрался до дома. Сначала лихорадило, а потом 5—6 дней продолжался сильный жар. В эти дни мне казалось, что я куда-то качусь колесом. Сначала в одну сторону, а потом стал перекатываться в обратную сторону.
Затем я помню, что стою на восточном рукаве Лены зимой на льду. В старину в нашем Джобулгинском наслеге жил шаман Сюедэркэ. Вдруг вижу, является он в сопровождении одной старухи «мэнэрээчки» (истерически воспевающая от имени Духов), у них продольная пила. Поймали меня. Шаман Сюедэркэ обратился ко мне:
— Мы прочищаем дорогу, ведущую в нижний (подземный) мир, ты будешь помогать нам в этой работе!
Я отказываюсь.
— Я постоянно держу в мыслях мое Божество — «ыйыыбын, тангарабын саныы сылльабын».
Но они помимо моей воли насильно вручили ручку пилы и заставили работать. Мы пилили, будто лед, торчащий торос. И прокладывали по льду дорогу к северу. В восьми верстах севернее от нас, на правом берегу Лены, есть начало проезжей дороги, под названием Есперююн аартыга. Как мне казалось, прочищая глыбы тороса, мы добрались до этого места.
Здесь шаман Сюедэркэ сказал:
— Теперь мы пойдем на остров Тарагай.
Соседний остров, недалеко от места жительства моих предков.
Пошли на тот остров. Там вместе с шаманом поднялись на одну ель... Впереди меня стоит тот же шаман, на нем камлальный плащ, в руках держит бубен. Стоит, обратившись лицом на восток, а я стою сзади. Шаман говорит мне:
— Я тебя сделаю шаманом, уведу наверх на расстояние трижды девять олохов (шаманские
переходы и места остановок).
В этот момент над нашими головами раздался какой-то шум и треск. Я поднял глаза и вижу, как валится звезда «чолбон» — передвигающаяся звезда.
— Что это валится? — спрашиваю я у шамана.
— Это валится шаман Кюстэх! — отвечает он.
Последнего я помню, он был из Бегтюнского наслега и умер давно.
Кюстэх-шаман спустился как раз у основания той ели, где стояли и мы. Оказывается, он был верхом на горной козе (чубуку), у которой копыта были обращены назад.
Спустившись, шаман Кюстэх подозвал к себе Сюедэркэ:
— Я девять веков простоял, превратившись в звездочку-чолбон, и весь высох. Ты не вправе взять этого человека, который предназначен для меня. Я сам принимал участие в его зарождении, воспитывал его с малых лет!
Мы оба спустились с ели. Кюстэх сказал шаману:
— отдай спутнику свой камлальный плащ и бубен!
Сюедэркэ, не возражая, снял свое облачение и передал мне. Я облачился в его одежду.
После этого Кюстэх обратился ко мне:
— Ну, теперь поднимись на круп этого животного!
На спине животного был какой-то черный и мягкий нарост. Я стал позади этого нароста.
Дальше я помню, что с шаманом Кюстэхом мы очутились на вершине скалы, что на западном берегу Лены. У шамана тоже оказался маленький плащ и бубен.
— Теперь мы поднимемся наверх — на трижды девять олохов!
Обернувшись назад, я заметил, что за нами стоял шаман Тотто тоже в камлальном облачении.
Кюстэх спросил последнего:
— Ты, шаман Семен, разве в силах добраться через трижды девять олохов? Стоишь с намерением подняться?
Но Семен в ответ не издал ни звука — не сказал ни белое, ни черное.
После этого Кюстэх подошел к самому обрыву скалы и перешагнул через Лену на гору восточного берега. Там, как я заметил, начал плясать на горе Есперююн аартыга.
Дальше, по-видимому, и я по следам шамана перешагнул через Ленские острова и очутился около Кюстэха... Вот мы оба с пляской стали подниматься в верхнюю страну сначала как будто по земле... Я то и дело пытаюсь опередить шамана, заходя то с правого, то с левого боку.
— Разве ты не в силах идти быстрее этого? — спрашиваю его.
Мне кажется, что он двигается медленнее, чем мог бы я.
— Моя побежка не больше этого. Если хочешь, заходи вперед и держись впереди огней моего зрения, — ответил он.
Я опередил шамана. Далеко впереди сияли два огня. Едем, пляшем. Пляска в шаманской символике обозначает езду... Кажется, что мы летим. Вот я добрался до девятого олоха. До того пролетел через темную страну и очутился в райски светлой стране. С разных сторон подошли люди.
— Куда это ты направляешься? — спрашивают они.
— Меня ведет Кюстэх-шаман до трижды девятого олоха, чтобы вместо себя сделать шаманом. Там он хочет испросить согласия своих людей, — отвечаю им.
Эти люди хвалят меня.
— Едешь — ты отменный человек!
Обернувшись назад, вижу, что приближается и Кюстэх-шаман, его глаза сияют и сверкают будто огни величиною с небольшой горшок. Он подошел и сел около меня.
— Вот этого, издавна воспитанного мной ребенка хотел отобрать шаман Сюедэркэ. Я взял его и вот веду с собой. Согласны ли вы сделать его шаманом?
— Проезжайте дальше, как же мы не одобрим человека, который превосходит тебя самого? — отвечают люди.
Мы с пляской продолжаем путь. Тоже пролетели девять олохов и добрались до чистой и светлой страны. Похоже на нашу землю, кругом снег и дороги. Опять отовсюду подошли люди. Все, как на подбор, высокого роста. Снова вопрошают, куда мы едем.
— Эй, это человек, родившийся в средней земле! Я хочу оставить его вместо себя, — отвечает им шаман.
— Тебе следует добраться с ним до места, где ты зародился! Туруу дойдугар тиий!
Опять стали подниматься на одну девятку олохов. Когда приблизились к конечному пункту, показалась обширная изгородь, переполненная конным скотом столь многочисленным, что листья на деревьях. Одни из них были молодые, «новые», а другие обветшавшие, точно из девятого века до нас.
— Это что за конный скот стоит тут? — спросил я шамана.
— Разве ты не слышал, что в верхней стране, на небе, со времен седой старины живет Кюннээс-шаман? Это его скот, который в качестве священного «ытыка» возносится сюда шаманами! — ответил Кюстэх.
Весь скот был сплошь голубой масти с темной, крыловидной отметиной на оплечиях «Сур-Джатыл». «Сур» — масть не совсем определенная, сероватая с голубоватым оттенком или темно-голубая.
Проехав эту изгородь, мы добрались наконец до трижды девятого олоха, местожительства шамана Кюстэха. Страна была чрезвычайно светлая. Там была большая куча сложенных книг. Во множестве подошли к нам люди, неясные, как тени. И тоже спрашивают про меня:
— Что это за человек?
— Я привел его, чтобы испросить у вас согласия на то, чтобы сделать его шаманом в качестве своего преемника! — отвечает им Кюстэх.
— Грехи и преступления на средней земле умножились до бедственных размеров. Там вплоть до нижнего девятого олоха царит густая тьма. Средняя земля исказилась, испортилась до неузнаваемости, «орто дойду джююлюттэн джюсюнюттэн аасан турар», — сказали они. — Вы оба возвращайтесь назад и остановитесь на ступени девятого олоха. Мы пошлем великое множество шаманов. Они, стоя на девятой ступени, очистят среднюю землю алтысами (молитвами) от грехов и преступлений и обновят землю, ибо ее исконное предначертание разрушилось так, что там не восходят солнце и луна.
Мы оба вернулись. Проезжая мимо изгороди, Кюстэх заговорил:
— открой ворота этой изгороди, пусть этот конный скот спустится на среднюю землю!
Я открыл ворота, и весь загнанный конный скот вышел из изгороди.
— Ты пустил их врассыпную. Старец, не наделал ли ты великой беды? — сделав это, спросил я шамана.
— Ничего, они раньше тебя спустятся и доберутся до средней земли! — ответил он.
Мы с шаманом спустились на самую нижнюю ступень и остановились над средней землей. Она была окутана густым мраком, точно находилась среди облака дыма, исходящего от дымокуров.
Когда я, стоя тут, бросил взгляд наверх, увидел великое множество идущих шаманов.
— Мы заклинаем и молитвой освящаем среднюю землю, изгоняем из нее порчу «джайын джалбатыыбыт», очищаем кору от ее грязи «кирин, хагын ыраастыыбыт!» — говорили все они.
После этого вид и цвет средней земли стали как будто проясняться. Тогда мы спустились.
Все упомянутые шаманы стали в средней земле шаманами, врачующими
болезни.
— В награду за наши труды должны давать один фунт масла или кусок мяса, — говорили они, — а кто не имеет их, может давать и голову годовалого теленка. Вообще мы должны удовлетворяться всяким даром, не выражая недовольства. Пусть больные приносят нам даже клочок шерсти!
Они не должны шаманить тем людям, которым предстоит неминуемая смерть, оздоравливая лишь тех, кому не надлежит еще умирать.
Дальше помню, когда я спустился на землю, заставили меня Духи шаманов обойти всю среднюю землю... Видимо, я летал...
По словам моих домочадцев, во время болезни я, лежа, все время бормотал, как будто с кем-то разговаривал.
— Зачем шаманы приносят в жертву скот? — спросил Рулон.
— оттого, что Духи питаются Кут, жизненной силой, и ее может давать шаман, но проще ее отдать им из жертвенного скота, из его крови, где хранится Кут, тогда Духи, наполнившись Силой, начинают помогать шаману в его делах.
***
В глубокой древности в эпоху прадедов «былыр ебюгэ сагана», как гласит предание, в Мастахском улусе жил старик-рыбак. Он имел сына, который с семилетнего возраста ходил по соседям и, выпрашивая молочную пищу «юрюнгнээн», прокармливал свою семью. Вскоре распространился слух, что этот парень совершает удачное камлание против «абаасы» (злого Духа), причиняющего болезнь и смерть телятам.
Однажды этот парень, идя к какому-то богачу, зашел в одну юрту. Там на левых нарах лежала тяжелобольная женщина, у которой все четыре конечности были привязаны к лежанке. Эта женщина завела беседу с парнем и упросила его совершить над нею камлание. Парень согласился, взял сковороду взамен бубна и стал шаманить. У той женщины был вздут живот. После камлания вздутость прошла, и больная совершенно здоровой встала на ноги. С тех пор этот парень превратился в настоящего шамана, и молва о нем была слышна в далеких краях.
В то время в Якутском крае захворал именитый человек, глава всех восьми якутских улусов, по прозванию Туттук-Кулуба. Так как он уже был при смерти, сын его по совету одной шаманки выехал на Вилюй за этим парнем-шаманом. Он приехал с лишним конем на поводу и с зимней одеждой для шамана. Парень согласился. Поехали.
Когда до дома больного оставалось около двадцати верст, шаман обратился к своему провожатому со следующими словами:
— Вот пять моих предписаний, которые ты должен исполнить без малейших нарушений: 1) скоро я поеду впереди тебя; 2) ты остерегайся, чтобы голова твоего коня не касалась крупа моего коня; 3) когда мой конь начнет биться, ты не шевелись и не обращай на это внимания; 4) затем, если я сверну с дороги и пойду побродить по снегу, ты не вздумай останавливать меня; 5) наконец, если услышишь голос человека, то на это никак не откликайся.
Затем шаман предсказал ему, что его отец-старик уже скончался. Дальше подробно описал его местожительство, дом и окрестности, провидел также и мыс-пригорок, под которым они должны были проехать.
Когда доехали до описанного мыса, шаман приказал остановиться и поехал впереди. Свернув с дороги, он побрел по снегу и, подойдя к одному пню, стал вести с кем-то беседу. В ответ раздался голос:
— оказывается, приехал ты, мой сродственник, с которым я воспитывался в одном гнезде, где воспитываются Души шаманов. Я, не подозревая о твоем прибытии, пришел уже, прервав жизнь старика, но тем не менее одна треть жизни осталась при нем; попытайся совершить камлание, но не забудь назначить мне награду, ибо я вот уже три года ничем еще не поживился!
Вот прибыли они к местожительству больного, который уже скончался. Дом был полон людьми. Среди собравшихся был один шаман и одна нарядная молодая женщина. При появлении приезжего вилюйского парня-шамана, оба последних посмотрели на него с пренебрежением.
Парень начал шаманить над умершим. Вот он во время пляски трижды закружился в противную сторону. В этот момент тот шаман, который вздумал было умалить его шаманскую силу, упал в обморок.
— о, явитесь ко мне, будьте ближе восемь дев, сдружившихся вместе! — дальше взывал шаман. — И девять парней, подобных стае журавлей без маток!
В этот момент та самая нарядная женщина, которая обнаруживала невнимание к приезжему шаману, оказалась совершенно голой и в таком виде, направляясь в скотский хлев, упала поперек дверного порога. Она была, оказывается, дочерью старшего сына умершего головы. Ее отец взмолился шаману:
— Если нужно отдать замену и выкуп за жизнь, то возьми меня, а дочь мою пощади! Мэйии мэнгиэтэ, тыын толуга.
Услышав его мольбу, шаман сделал круг навстречу движению солнца и
сказал:
— Прибывши помочь и врачевать, будет нехорошо мне создавать несчастье «бюдюсю»!..
Затем, вопрошая Духов о том, какой выкуп взять взамен возвращаемой жизни, он стал бить в бубен по направлению средней балки юрты. В его бубне неожиданно очутился сгусток крови. Обращаясь к отцу молодой женщины, шаман показал сгусток.
— В качестве выкупа за жизнь твоей дочери я взял одного табунного жеребца и одну отборную кобылицу... Они уже погибли!..
— около полуночи голова откроет глаза, на рассвете он начнет дышать и сядет на нарах, а на восходе солнца будет в состоянии разговаривать с домочадцами... — сказал по поводу умершего шаман. — Через семь же дней будет вполне здоров. В 150 верстах отсюда живет один человек, который раньше служил наслежным князем. Он должен был умереть через три года. Умирать ему теперь или через три года — не представляет большой разницы. Я вложил в больного жизнь этого князя. Затем, в 15 верстах отсюда живет тоже больной человек,
служивший ранее выборным, которому в недалеком будущем тоже предстоит смерть... И от него я взял жизнь, чтобы вернуть больному... А выздоровевший голова проживет еще 23 года.
— Неужели жизнь одного человека можно передать другому? — недоуменно спросил Рулон.
— Да, именно так и происходит. Ведь каждый год должно умереть определенное количество человек, но кто именно умрет — нет особой разницы; умирает тот, Кут которого истощился. И если взять Кут одного и передать другому, то человек может жить дольше и полноценней, если не будет растрачивать свою Силу на детей и прочие привязанности, поедающие его. Он должен, отбросив все, что связывает его (и Тесь, и Бось), быть свободным, как ветер, тогда он будет жить полноценно, не обремененный тяготами тюрьмы привязанностей, обусловленностей. Если человек становится свободным, он видит яркие сны, далеко путешествует во сне, и, когда спит, знает, что он в сновидении. Это значит, что развивается его двойник Сюр, и тогда после смерти он не отправится, как все, в мир Эрлика, но будет, как шаман, свободно путешествовать по всем мирам, не связанный больше физическими ограничениями; такому не страшна и смерть.
— Значит, забирая Кут у других людей, можно жить вечно? — спросил
Рулон.
— Да, но в этом нет необходимости, т.к. жизнь в физическом теле сложна и обременительна, поэтому шаманы предпочитают продлевать свою жизнь в Сюре-двойнике, путешествуя по тонким мирам. Но для этого необходимо во время сна помнить, что ты спишь, а для этого днем ты должен видеть жизнь, как реку судьбы, и пойти через речку. У тебя это уже стало получаться. Однако часто шаманы и их Духи борются, чтобы заполучить Кут друг друга и увеличить свою шаманскую Силу. Вот как это происходит.
***
Шаманы имеют свои охотничьи самострелы «айа». У хорошего шамана бывает три самострела, у среднего — два, а у плохого — один. Это луки-самострелы, они настораживают друг на друга.
В Мытахцах давно когда-то жил шаман по имени Монгкурдаах. В те же времена на Вилюе жил один голова (глава улуса), который одновременно был и шаманом. Этот голова затеял спор с одним знаменитым вилюйским шаманом о том, что шаман Монгкурдаах гораздо сильнее его и что он не сможет его пожрать.
— Нет, я осилю его и съем! — говорил вилюйский шаман.
Заспорили и держали пари на лошадь. Злой Дух того вилюйского шамана с сильным ветром и вихрем направился в Мытахцы. В это время дочь шамана Монгкурдааха около своего дома была занята работой. Ветер подхватил ее и бросил в озеро. Затем этот шаманский Дух поднял мать-зверя Монгкурдааха — лося и поднялся за ним. Оба лося перешли вброд Лену около острова Тойон-Арыы. Лосю Монгкурдааха вода доходила лишь до середины голени, а лосю вилюйского шамана — до колен.
Далеко на востоке, на хребте Джугжуур, как рассказывают, существует скалистая площадка, где встречаются и борются шаманские Духи (Ойун кюрсэр). Там оба лося бодались-боролись. Лось Монгкурдааха забодал насмерть своего противника. Поэтому вилюйский шаман будто бы тоже умер у себя на родине.
Монгкурдаах очень боялся одной вилюйской шаманки. Однажды одунинский шаман Акдака, то есть Дух его, прибыв на Вилюй, поднял лося той шаманки. Лоси поборолись, лось шаманки стал одолевать своего противника и готов был пожрать его. Поэтому лось Акдаки-шамана обратился в бегство. Прибежали на речку Синю. Там, в местности Хачангхаайы, оказывается, был старинный настороженный лук шаманов. Лось Акдаки, будучи мал ростом, прошел под сторожельным волоском лука, а лось, мать-зверь, той шаманки задел волосок и, простреленный, тут же скончался.
Шаман Бюкэс-Джаарын был шаман Джюсэгэя, белый шаман — служитель Бога — предка и покровителя конного скота. Он совершал камлание в течение двадцати лет, начиная с пятидесятилетнего возраста. Он умер после борьбы с одним вилюйским шаманом.
У него была старшая шаманка Курсумар-Бокуйдаан. Однажды она сказала брату:
— Вилюйский шаман Наача — один из сильнейших, он по всей Лене ниже Олекмы уничтожил, пожрал всех шаманов. Морда его вся красная, а живот раздулся. Он, наверное, нас с тобой одолеет. Я, превратившись в хищного волка, попытаюсь схватить его за шерсть загривка, а ты, обратившись в лютого медведя, набросся на его задние ляжки. Если я почувствую, что не в силах совладать с ним, то крикну, чтобы ты спасался бегством. Ты беги, обратившись в жеребца сивой, небесно-голубой масти с белой сияющей полосой по хребту, вверх по тропе к Уордаах Джюсёгеью, там прячься и ищи защиту! Что делать мне самой, я решу сама.
Вилюйский шаман действительно прибыл биться с ними. Поступили так, как было уговорено: женщина-шаманка, превратившись в волка, схватила его за загривок, а шаман в образе медведя стал хватать его за сухожилия задней ноги. Вилюйский шаман наступал, приняв образ лося. Когда он встряхнул своей гривой, шаманка почувствовала, что не в силах дальше держаться и стала кричать брату:
— Солнце и небо для меня меркнут! Если хочешь, спасайся бегством! Кюн хаан кыараакта! Куотоох буоллаххына куот!
Шаман, тотчас же превратившись в жеребца, побежал вверх по тропе Джюсёгеью. Но на беду в это же самое время один тунгусский шаман по имени Хатамах, оборотившись медведем, спускался вниз по той же тропе. Этот медведь, заслышав стук копыт несущегося жеребца, от неожиданности вздрогнул и встал на задние лапы. Жеребец в свою очередь, испугавшись медведя, отскочил в сторону, свалился с тропы и угодил внизу в болото, в котором и паук вязнет...
