Книга 3. Скрытая сторона величия 2 страница

Вечером к ней пришли три парня. Один из них хромой. Они, поклонясь, сказали: «Прости нас, бабушка. Нашего друга пнула кобыла, и у него нога повредился. Помоги нам». Шаманка даже не оглянулась на них. Они просили, просили и ушли.

Второй раз придя, сказали, поклонясь: «Бабушка, прости нас. Мы хотели из вашего табуна украсть одну кобылу. А она пнула нашего друга в ногу. Помоги ему». Баба грубо сказала: «Пошли вон отсюда, проклятые воры. Не хочу вас видеть».

Третий раз пришли с дарами и подарками. Шаманка сказала: «Ну ладно, приведите этого негодяя». Посмотрев ногу, сказала: «Ничего страшного. Пряник сдвинулся с места». И погладила колено парня, тот сразу вылечился. Ушли, давая клятву, что никогда воровать не будут.

Дед засмеялся и рассказал еще одну историю:

— Вспомни, как один мужик дурачился над шаманом. Мне было лет шесть.

Был шаман по имени Чогдак Хан. Ему бубен чинить новой шкурой пришлось. Все народ собрались из ближайших стоянков. Это был как праздник, веселый, интересный. В охоту отправили человека. Он пошел за самцом горной козы. Он знал, что шаман будет изображать во время камлания, как охотник убил самца.

Вот, когда он убил его, таща к юрту шамана, писал по дороге на ходу, бегая зигзагом. Короче, он дурачился.

Во время камлания шаман писал, таща за собой самца горного козла, и бегал зигзагом. Это проверка, как шаман обладает своими способностями. Люди и мы, мальчики, катились со смеху.

Хихикая, дедушка начал глубоко кашлять. У него кашель. С ней он и умрет, потому что на фронте во время Второй мировой войны получил воспаление легких. Дурак прыгал с криком «За Сталину! За Родину! Ура!» в самые трудные работы, и вот получил от этого кашель на всю жизнь.

Зять пришел домой ночью пьяным. Зарыгав, перешагивая на нетвердых ногах, окликнул жену: «Эй, сука, вставай, иди сюда». Жена встала, подошла и включила лампу. Муж сидел на стуле весь в пыли.

— Где был? Почему опять пьяный? — спросила жена.

Поискав в карманах свою сигарету, но не нашел его.

— Где мой сигарета, дура? Почему мне не покупаешь? — заорал он. — Я твой муж или кто? Сука!

— Как тебе сигарету купить? — спросила жена, стоя прислонившись спиной к печке. — Детям вместо этого конфеты купить. Сколько курить будешь?

Они всегда такие, сестра и зять.

Как-то раз зять собирался в тайгу лес рубить. Сестра услышала способ избавления от курения через конфеты. Когда захочется курить — сосать конфету. Купила мешочек конфет и отправила мужу. Он съел конфету, а курить не бросил. Если он не женился бы, его никто не ругал бы за то, что он курит.

— Да, — сказал Рулон, — и вот на такую обрызглость люди меняют счастье духовного пути. Ужасно, зачем заниматься всей этой чушью, лучше бы начали медитировать, молиться, путешествовать по святым местам.

— Это так, — ответил Айвар, — так-то вот этого никто не понимает, да и не хочет понять. Они боятся маленьких трудностей духовного пути, при этом стоически перенося адские страдания семейной жизни. Все потому, что они внушают себе и другим, что это самое главное, а духовное — так, хобби, что-то вроде забавы. Все это ужасно. Жаль мне этих несчастных.

В связи с этим Состис вспомнил, как, приехав из Новосибирска назад к себе, на Черное море, он стал обзванивать всех своих знакомых из Удмуртии, приглашая их к себе в гости для паломничества по священным местам Кавказа. Однако, к его величайшему удивлению, никто из них не захотел приехать, хотя Рулон предлагал им даже деньги на дорогу. Его брат Сергей сказал, что ему нужно работать на барахолке и отдыхать пока некогда.

— Ты же там сдохнешь, — сказал ему Рулон. — Не будет конца этой работе, за эти три копейки, которые ты там получаешь. Их еле на жизнь хватит. Пока есть возможность, нужно отдыхать, работать над собой, идти духовным путем, все остальное — это ересь.

Но Сергей упорствовал во зле и так и не захотел ехать. Сотилиан не мог себе представить, как это бы он, как Сергей, горбатился на барахолке. Это бы он мог делать в качестве духовной практики. На месте Сергея он лучше бы стал хипповать, работал бы кое-как, чтобы только не помереть, или сидел бы у кого-то на шее, а все свободное время оставил бы саморазвитию, иначе жить смысла нет, лучше сразу сдохнуть. Приглашал Соти и старого своего ученика Козу, но тот, будучи в начале Духовного Пути восторженным, любознательным и восприимчивым, заболел тупостью — болезнью, которая подстерегает всех ищущих после нескольких лет совершенства. Им начинает казаться, что они уже все знают, все поняли, былой восторг и любознательность исчезают, они утверждаются в ошибочных взглядах и заблуждениях, перестают продвигаться дальше.

— Я его учил, — подумал Рулон, — и я сам не могу сказать, что все знаю, а он уже становится апатичным и мертвым. Завозился с женой и чужими детьми вместо того, чтобы отдыхать, познавать истину. Теперь у него проблемы. Основная проблема в том, что он дурак! Это неразрешимая проблема. Его тупая рожа не может просечь того, что нужно для него же. Он стал подкаблучником, и им теперь вертит жена, а не Божественная Сила.

Позвонил Приме, бывшей своей ученице, но она уже устроилась в ларек и разводит шашни с его владельцем. Это оказывается для нее важнее, чем отдых у моря. Все эти шашни приводят к судьбе матери Айвара, когда муж будет пить снова водку или гоняться за ней по квартире с ножницами. Потом она уже не будет знать, куда идти от него, куда деваться, но будет уже поздно, на юг никто не пригласит. Так всю жизнь и просидит в ларьке, торгуя сигаретами, водкой и презервативами. Один раз ее очередной ревнивый ухажер уже сбросил ее с балкона, скоро она дождется того же.

Хромая Марина, сестра Александра, даже и слышать не хотела о юге, она знала, что женой Рулона она никогда не будет, так как вокруг него всегда было много баб, а если так, то ей тогда и вообще ничего не нужно. Дурость! Урод! Сидит одна, а кроме поебени, ни черта нет в тупой башкени. Едри ее мать, которая не научила ее ничему умному. Какая разница, найдет она здесь свою драную единственность или нет. Главное — это хорошо жить, отдыхать, купаться в море, заниматься собой, получать возвышенные впечатления. Но у множества дур на уме только херота, гормон им в башку бьет, иллюзии будоражит. Это-то их и делает потом прислугой бомжей, на которых они и тратят всю свою жизнь вместо того, чтобы жить хорошо, все иметь, не работать, развиваться.

Позвонил Сотис и Бочке, коротконогой и толстой, за что ее и прозвали Бочка, но она возомнила, что сможет стать певицей, так как у Сотилиана она спела несколько песен в Рулон-Гите. «Певицей она могла быть только благодаря мне, — подумал он. — А теперь она репетирует в пьяной компании, которая себя называет рок-группой «Три литра», в грязном подвале. Раз в месяц после получки, набухавшись, они там дрынчат на разъебаных гитарах. Так она никогда не станет великой певицей, а как была уборщицей, так ей и будет, тупая дура».

— Да-а-а, — подумал Рулон, — пока человек беспокоится обо всех стадиях и видах программы размножения, он не может быть счастливым, хорошо жить, идти духовным путем. За время, пока Сотис был в Новосибирске, все его ученики куда-то разбежались, даже Лилит ушла, сказав, что она не собирается стоять в очереди за хуем. «Вот как низко она пала, — подумал Рулон. — До чего примитивны стали ее интересы».

Как-то раз, встретив Лилит, после ее ухода, он заметил, что она вся сдулась, постарела, не было в ней уже былого блеска. Да, так происходило со всеми, кто уходил, так как мирская жизнь, слабые мысли и отсутствие рядом сильной личности опустошают людей.

— Все они были просто подключены к моей неординарной судьбе и поэтому становились частью меня, обретали часть моей силы, а теперь они опять стали самими собой — бессмысленными мышами, туда им и дорога. Хорошо жить, видно, дано немногим, немногие могут быть великими. Большинство — ничтожества, и только включенность во что-то большее может их преобразить на время.

Подумав так, Рулон решил сам начать свое паломничество по святым местам вместе с Адептами Шамбалы, с которыми он познакомился в Новосибирске.

Услышав по радио штормовое предупреждение, Рулон тут же ринулся к морю, там уже начался настоящий шторм, баллов двенадцать. Дул сильный ветер, поминутно сверкали молнии, и, не переставая, грохотал гром. На берег, бушуя и пенясь, вкатывались десятиметровые волны, волоча за собой прибрежные камни. Помолясь и привязавшись веревкой к стоящему на берегу дереву, он пошел прямо на выкатывающиеся на берег громадные серые волны.

Первой же гигантской волной его сбило с ног и, перекрутив в бурлящих водах, с силой дало о берег, осыпав сверху морской галькой. Сперва волна отбросила его к берегу, но затем отхлынувшая вода его вновь стала затягивать в море. Не успел он опомниться после первой волны, как уже попал под обрушившуюся на него огромной массой воды вторую. От этого его внутренний диалог полностью отключился, но он старался быть осознанным и, несмотря на весь ужас своего положения, наблюдать за собой со стороны. Накрытый десятиметровой массой воды он уже не понимал, что с ним происходит. Перекрутя его, как в центрифуге, волна ободрала его о прибрежные камни, пронеся вперед к берегу. Но отхлынувшая вода снова уносила его обратно в море.

Кое-как успев вдохнуть, Рулон опять оказался накрыт многотонной водяной массой и чуть не потерял сознание от сильного удара о берег. Он схватился за веревку, поняв, что если сейчас не выберется, то может захлебнуться в волнах. Без веревки выбраться на берег не было никакой возможности, настолько сильное было течение откатывающейся назад воды. Хотя в шторм баллов в шесть выбраться можно было и без веревки. Выброшенный очередной волной на берег, он стал быстро наматывать веревку на ободранные о прибрежную гальку руки, в то же время наблюдая за собой со стороны. Но не успел он это сделать, как новая волна закрутила его в своем потоке, вертя, как песчинку, переворачивая его вниз головой, закручивая в бараний рог. В результате этого веревка закрутилась у него вокруг шеи и начала душить его. Задыхаясь от волн и веревки, Рулон яростно старался выбраться на берег, ревя от напряжения. Его сдавленная голова налилась кровью и побагровела, чуть подтянувшись на веревке, он уже был смыт отливающей с берега волной только наполовину. До берега оставалось уже совсем немного, как вдруг его оглушил большой камень, выброшенный волной прямо ему на голову. Он обмяк, его тело бессмысленно повисло на веревке, омываемое отхлынувшей водой.

Внезапно Рулон увидел свое тело со стороны, он сам парил над ним, над волнами. Он пытался схватить его, вытащить на берег, растормошить, но его руки проходили сквозь тело. Бушующие волны также проходили сквозь него. Подумав, что теперь ему придется жить без физического тела, он оставил попытки спасать его. Как вдруг заметил, что веревка натянулась и после очередной выбросившей его тело на берег волны оно стало двигаться к берегу против течения отливающей с берега воды.

На этом его пребывание вне тела прекратилось, он провалился в какое-то тяжелое марево. Очнулся он уже на берегу у ног Сапфиры, наставницы из Алтайского Ашрама, которая стала его тантра-парой в Новосибирске и приехала сюда, как и он, на паломничество к дольменам.

Еле поднявшись на ноги и покачиваясь, как пьяный, Рулон побрел к дому, поддерживаемый спасительницей. Оглушенный штормом, он еще плохо соображал, что с ним произошло.

— А я почувствовала, что тебе грозит опасность, и что-то меня потянуло на берег. Видно, твой Ангел-хранитель не дремлет. Вот только не пойму, зачем ты все это делаешь?

— Так поступали многие Учителя, — откашливаясь от попавшей в рот воды, сказал Рулон, — Раджниш в детстве прыгал с огромной высоты в воду, прыгал в водовороты. Это помогало ему остановить внутренний диалог и добиться осознанности. Гурджиев путешествовал по пустыням, был на Тибете, и везде он сталкивался со смертельной опасностью, которая обнажала его сущность и отключала ложную личность, напичканную разными предрассудками и нелепыми представлениями о себе. Такие ситуации здорово помогают понять, кто ты есть на самом деле. Однажды, — продолжал Рулон, — я увидел приближающийся смерч. Синий столб закрученного вихря шел, поднимаясь от земли до неба. Я где-то слышал, что один человек попал в такой вихрь. Его сильно закрутило и подняло в воздух. Внутри он увидел, как там сверкают молнии. После этого у него развилось ясновидение. Так вот, я погнался за этим вихрем на машине, но мне не повезло. Он прошел по морю далеко от берега, а так бы, глядишь, и я стал ясновидящим. Такие переделки сильно могут помочь в духовном продвижении.

— Да, — согласилась Сапфира, — тесное соприкосновение с природой может творить подлинные чудеса.

Зайдя в шикарный коттедж Рулона, они стали приготавливаться ко сну, так как было уже поздно. Состис подошел к Сапфире сзади и обнял ее грациозное тело. Он поцеловал ее в шею и стал ласкать ее пышную грудь. Сапфира сначала поддалась и расслабилась в объятиях Рулона, но затем отстранилась.

— Тантра — это не только секс, — улыбаясь, сказала она. — Это прежде всего энергетическое взаимодействие. И оно и так предстоит нам сегодня на рассвете. Когда мы будем с тобой у жертвенного монолита древних дольменских жрецов. Поэтому хорошо, что ты хочешь меня, значит, у тебя есть нерастраченная сила для направления к неведомому. Сегодня она поможет нам.

Рулон понимал, что состояние сексуальной неудовлетворенности есть самый верный знак наличия излишней энергии для выхода в неведомое и, согласившись с Сапфирой, приступил к молитве, готовясь к предстоящему событию.

Доехав ночью до священного леса, они направились по узким тропинкам к заветному месту. С трепетом и благоговением Рулон приближался к древней святыне.

— Этот жертвенный камень предназначен для двоих — жреца и жрицы, соединенных тантрической силой. Им он открывает проход во времени и раскрывает тайны древних мистерий.

В полумраке они начали приближаться к нескольким выступающим из темноты силуэтам. Это были священные камни дольменитов. Подойдя к священному камню, они прикоснулись к нему с благоговейным трепетом и нащупали на его поверхности два углубления для сидения. Опустившись в них, Рулон — в правое, Сапфира — в левое, они слились с магическим камнем, сохраняя ощущение присутствия друг друга, и замерли, направив свой взор на верхушки деревьев, из-за которых стали появляться первые лучи солнца.

Так много тысячелетий назад встречали рассвет древние жрецы дольменов. На вершине камня находилось жертвенное место, где они приносили в жертву великим Духам скот, напитавшись его флюидами крови. Духи приходили на помощь, исполняя желания дольменитов.

Состис и Сапфира принесли уже немало материальных жертв, отдав многое, что имели, Школе Шамбалы, а теперь постоянно и самоотверженно трудясь для ее блага. А значит, и для блага всего человечества. Теперь осталось принести в жертву все свои привязанности и иллюзии, что они и старались изо всех сил сделать. Накопив большую личную силу, они направили ее через каменный алтарь к Великим Духам Дольменов, оживляя этой энергией их забытые знания.

Тьма расступилась, и лучи восходящего светила осветили мир. Но это был не их мир. Это был мир, существовавший десять тысяч лет назад. Густого леса, окружающего камень, больше не было. Их взору предстала вершина горы, из-за которой восходило древнее светило. Прямо перед ними в короне его лучей стоял жрец в шапке с рогами, в длинном до пят одеянии. На его шее были бусы из маленьких черепов. В левой руке он держал чашу, в правой руке был длинный посох, увенчанный наверху головой загадочной птицы.

Сотилиан уже не чувствовал себя отдельным существом. Он чувствовал себя и Сапфирой, и самим собой. Он смотрел на жреца сразу четырьмя глазами и слушал его четырьмя ушами. В его груди билось сразу два сердца, и они стучали в унисон.

— Этот камень соединяет двоих в одно, — пояснил жрец громовым голосом, который породил в горах глухое эхо. — Только у двоих хватит силы, чтоб пройти эти врата — врата времени. Время — это голос Бога. Это разговор Бога с человеком. Человек что-то думает, к чему-то стремится, чего-то хочет достичь, совершает деяния, но время показывает ему, насколько он прав и насколько он заблуждался.

Как часто то, что он задумал как благое, оборачивается злом, как, оказывается, несбыточны его фантазии и замыслы. Этим Бог отвечает человеку: «Держите же свое сознание в вечности. И с ее позиции оценивайте все сущее. Тогда многое станет яснее, и вы поймете, сколько раз уже совершали одно и то же, сколько раз терзались одними и теми же надеждами и разочарованиями».

И сколько раз Бог отвечал вам одним и тем же образом, что все не вечно, все бренно, все смертно. Сколько раз вы спешили собрать в забытьи подобные сну вещи сего мира. Но смерть вновь пробуждала вас, и вы видели, что вы не можете забрать их с собой, как и то золото, что находили во сне. Внемлите же ответу Бога и находитесь в вечности, тогда вы познаете его.

Солнце взошло прямо за спиной жреца, обрамляя его ореолом своего сияющего диска. В один миг он вспыхнул, превратился в солнце и исчез в его диске. И в этот чудесный миг в сознание Рулона и Сапфиры пронеслось понимание, что вре­мя — это движение, это движение солнца, земли вокруг него, луны вокруг земли и всех планет. Это движение ветра и морских волн. Это движение мыслей и электронов вокруг атома. И все это непрестанное движение является танцем Бога, и что наши тела, чувства и мысли приводятся в движение его танцем и, что наша задача тан­цевать в едином ритме, в ритме времен. И только находясь с ним в един­стве, будучи своевременными, они смогут обрести Божественное в себе. А быть своевременным — это находиться всегда в настоящем и в то же время в вечном.

С этим знанием они вернулись назад и снова оказались в священном лесу сидящими на жертвенном камне. Еще долго сидя на нем в состоянии очарования увиденным. Внезапно к Рулону пришло понимание, что они могли остаться навсегда в том времени, в какое они попали, находясь на этом камне времен. А может быть, они могли бы перенестись в будущее и остаться там навсегда. Только вот от самих себя, своих глупостей и недостатков они не смогли бы избавиться ни в прошлом, ни в будущем. Только отрекшись от них там, где бы они ни находились, они сбросили бы их власть над собой.

Как жалко, что многие из его учеников так никогда и не переживут этого чудесного знания. Они навсегда погребли себя в мирской могиле, даже не представляя, что же их ждет там.

Рулон с Айваром, найдя небольшую полянку, находящуюся вдоль тропы, устроили привал. Разведя костер, они уселись рядом с ним согреться и передохнуть, подкрепляясь имевшейся у них пищей.

— ой, как тяжело жилось мне в детстве, но еще тяжелее жилось матери и сестре, — продолжил свой рассказ Айвар.

Слушая рассказ Айвара, Рулон еще раз убедился в бессмысленности мышиной возни, которой занималось большинство людей. Они это делают, потому что не знают другого способа жизни. Запертые в тюрьму внушенных им представлений и догм. Но особенно обескураживающим был тот факт, что многие его ученики, слышавшие слово правды ни один год и даже сами согласливо повторяющие его, и живущие рядом с ним, все-таки погрузились в эту тяжкую трясину. Всех их беспокоила мысль, что они живут не так, как им внушила мать, не так, как все люди, жалкие зомби. Таких людей в революцию делали коммунистическим быдлом, а теперь делают производителями пушечного мяса.

Однако кое-кто из его учеников все же понял, что не нужно рожать. Однако осталась рабская зависимость от партнера, его постоянный поиск. Так действовала вмонтированная природой программа и внушенный страх одиночества. Но только одинокий монах или тантрик может обрести целостность самого себя и взойти на вершину этого мира. Все эти раздумья напомнили ему о том, как он совершил паломничество по линии Силы, которая проходила вдоль реки. На этой линии в прекрасной роще из сказочных самшитовых деревьев, покрытых густым зеленым мхом, свисавшим с их ветвей, как новогодняя мишура на праздничной елке. В красивейшем горном ущелье рядом с чистой холодной рекой, несущей свои воды с Кавказских хребтов в Черное море, находилась таинственная пещера великого Учителя человечества, спасителя мира Шри Джнан Аватара Муни. Именно под ее сводами он достиг полного и окончательного освобождения от уз сансары и кармы, слившись с Божественным в самадхи отречения от собственного эго.

Пробираясь по узкой тропинке, Рулон приближался к священному месту. Вни­зу с шумом катились по камням горные реки, вверх поднимались величественные белые скалы. Но вот и каменные ступени, ведущие наверх к священной пещере. С благоговейным трепетом Рулон поднялся по ним и вошел в ее таинственные своды. Внутри царил холод и мрак, как это обычно бывает в пещерах. Летом и зимой там всегда поддерживается температура 9 градусов и стерильно чистый воздух, в котором в тысячу раз меньше микробов. Поэтому пещеры являются наиболее чистыми местами во всей природе. Это настоящие храмы, созданные для общения человека с Богом.

Рулон в полном безмолвии зашел в пещеру и сел на то место, где много лет назад медитировал Учитель. И в этот же момент он почувствовал огромный поток благодати и мудрости, который стал снисходить на него. Он попал в космический канал Просветления, который наработал Джнан Аватар Муни своей великой медитацией. Войдя в поток, Рулон стал ощущать, как будто он сам становился им. Это великая Божественная Сила начала преобразовывать его существо. Сила, царящая в этом храме, созданном природой и медитациями просветленного Мастера.

Проводя паломничество по святым местам, Рулон осознал, что это самый бы­с­т­рый и эффективный способ продвижения, которым шли тысячи святых подвижников. Ибо, не оторвавшись от серой обыденности, не соприкоснувшись с Силой, человек не может измениться. Все его окружение, все привычки и последовательности держат его в цепких сетях, не давая возможности иначе помыслить, поступить по-другому, ощутить и воспринять себя и окружающий мир. Ру­лону хотелось навсегда остаться здесь. Он почувствовал, что это и есть его подлинный дом, в который он пришел через много лет после долгого и сложного жизненного пути, полного бед и лишений, идущих вслед за надеждами и привязанностями. Теперь он понял, что достиг того, что искал столько лет. Шли часы и дни, а он все сидел в пещере, не прекращая медитации.

 

 

В поисках шаманского коня

Они спали в чадыре, когда дым от очага превратился в когтистую лапу и стал забираться в горло молодому шаману.

В горле она сжала ему язык, и тот стал говорить сам, без участия человека:

— Коня, заведи себе коня, безногая Рыбья Кость.

Рулон открыл глаза, все было нормально. Дым, как ему и положено, тонкими струйками улетал к небу, а язык подчинялся его желаниям.

«Может, это просто сон», — утешал он себя, но какой-то привкус гари в горле и чуть онемевший язык убеждали его в том, что этот сон был непростым.

— Ну, чего разворочался, — послышался голос Алтай Кама, — чего тебе не спится, спать ты должен. Иначе как Жула будет летать на свободе?

— Что это Жула? — спрсил Рулон.

— о... — старик сел на своем ложе и стал растирать веточку шикши в своих руках. — Жула — это душа.

— Какая из пяти?

— Самая главная. Жула — свободная душа, она вылетает из тела, пока человек спит, и летает, где хочет, в разных-разных мирах. Твоя душа скоро подружится с тобой и сможет брать тебя к духам, когда камлаешь. Но если человек не будет спать, то Жула истоскуется по свободе и улетит совсем, и тогда ты умрешь.

Рулон задумался: когда-то давно он был уверен, что душа одна и только одна, а тут речь идет о целых пяти, да еще и о разных.

— А еще какие души есть? — спросил Рулон.

— Хм, — закряхтел старик, его глаза блестели из-под полуопущенных век, он вдруг рассмеялся и покачал головой. — Все в свое время, юноша, оно скоро придет. А теперь расскажи мне, что ты так ворочался во сне?

Рулон сразу вспомнил неприятный, страшный сон и тут же рассказал его. Ста­рик слушал, не забывая подкармливать огонь, и его лицо было очень серьезным.

— Ты им сильно нужен, сильнее, чем я думал.

— Кому?

— Духам. Одевайся, нам не следует медлить.

Рулон натянул на себя теплую одежду.

— И возьми с собой ружье.

— Мы идем на охоту? — удивился молодой шаман.

— Нет, поторапливайся и не задавай глупых вопросов, Рыбья Кость.

Они вышли наружу. Воздух звенел от мороза, резкий белый снег слепил глаза. Щеки щипало от холода, но дышалось на удивление легко и приятно. Учитель и ученик надели лыжи и поехали прямо навстречу восходящему солнцу. Ехать пришлось весь день без остановок. Рулон чувствовал, что сил осталось совсем мало, но он не отставал от старика, хотя сейчас этого человека меньше всего мож­но было назвать стариком, он даже не запыхался. Весь день прошел в тишине, лишь изредка пролетала птица или где-то пробирался зверь. И ни разу Алтай Кам не разрешил воспользоваться ружьем, хотя попадались и косули, и олени.

И только при наступлении темноты Алтай Кам остановился и, все так же молча, стал разжигать костер. Рулон уже с трудом держался на ногах и был рад передышке. Когда огонь разгорелся, шаман усадил напротив себя ученика. Костер как бы разделял их, и шаман заговорил.

— Теперь слушай меня внимательно. Сегодня тебе непростой сон снился, это духи, им нужно, чтобы ты поскорее стал шаманить, а для этого нужен бубен. Это твой конь, он понесет тебя по миру духов. Нет сильного шамана без коня. Я знаю, ты будешь сильным шаманом. У нас принято, чтобы бубен дарили родственники, тогда он напитывается силой всего рода. Но ты необычный человек, да и рода у тебя здесь нет, поэтому ты сам сделаешь для себя бубен. Иди и принеси его.

— Кого, бубен? — не понял Рулон. — Их что по лесу развешивают?

— Да молчи же ты, глупый человек, — вдруг рассердился всегда такой спокойный Алтай
Кам, — ты закроешь глаза и пойдешь в лес. Там найдешь своего марала, только помни: тебе нужен особый марал, только твой. Убей его и приходи обратно.

— Как я пойду в лес с закрытыми глазами и как я пойму, что это и есть именно мой марал, если вообще увижу хоть одного?

— Иди, Рыбья Кость, иди, иначе тебе не быть шаманом, ты все поймешь сам, а если не поймешь, значит, ты слаб.

Рулон покрепче взял ружье и шагнул от ласкового костра в темную ночь. Ни­чего не видя, он хорошо чувствовал и снег под ногами, и деревья вокруг, как будто невероятная сила осторожно
ве­ла его вперед. Но быть слепым, когда ты на са­мом деле видишь, слишком непривычно для человека, и Рулон открыл глаза. Тут же его нога запуталась в ветке жимолости, а сук от дерева чуть не проткнул ему глаза. Он понял, что нужно идти, как сказал Учитель, и снова закрыл глаза.

Сколько времени он шел, было не ясно, иногда казалось, что прошло всего несколько минут, а иногда — много дней. Но вот что-то произошло. Человек больше не мог идти, ему просто не хотелось. Рулон открыл глаза, прямо перед ним хорошо освещенный только что вышедшей полной луной стоял красавец марал с огромными ветвистыми рогами. Марал как будто ждал его, он не пытался убежать. Когда молодой шаман прицелился, в глазах марала он увидел вовсе не страх смерти, а скорее желание уйти в мир Духов. Рулон двумя выстрелами уложил красавца.

Когда Рулон с тяжелой ношей пришел обратно к костру, было почти утро.

— Вот, это он, — гордый Рулон скинул тушу к ногам Учителя.

— Что ж, хорошо, — похвалил его старик, — а теперь ты должен принести жертву Эрлику. Он — главный Дух, и он был первым шаманом. Начинай.

Ученик вытащил ножик с широким лезвием и начал бережно снимать шкуру. Тонкая струйка крови стала окрашивать снег, и старик подставил чашку.

— Выпей три глотка, в ней Кут — жизненная сила, а этот марал был сильным зверем.

Рулон отпил.

— Плесни немного духам огня, ветра и земли, они будут помогать тебе.

Когда из чашки разлетелись последние капли, шаман продолжил:

— Теперь отведай печень, она рождает кровь, в ней живет Кут.

— Но ведь кровь распределяет сердце, — возразил Рулон.

— Распределяет, — утвердил старик, — но не рождает. Из сердца рождается Душа Тесь, Душа прошлого, твоя привязанность, память. А из печени — жизненная сила, которую ты растрачиваешь на свои сердечные привязанности к своему прошлому. И когда прошлого станет совсем много, ты умрешь. Но если не будет привязанности, то оттуда вернется к тебе сила. Когда ты похоронишь в себе воспоминания, то будешь жить долго.

За разговором шкура марала была снята, мясо оставили в лесу для диких зверей и отправились домой.

В теплоте чадыра люди отогрелись и отдохнули.

— Что, Рыбья Кость, устал?

— Уже нет, Учитель.

— Как-как ты меня назвал? — захохотал старый шаман.

— Учителем, а что, разве не ты сейчас учишь меня? — немного обиженно переспросил Рулон.

— Разве я похож на тощих, заморенных человечков, которые стоят у школьной доски?

— Нет, не похож, но меня-то именно ты учишь, разве не так? — не сдавался ученик.

— Ну хорошо, Рыбья Кость, называй меня, как хочешь, это не так важно. А теперь слушай внимательно, ученичок, ты должен пойти на кладбище, там, где лежит мой Учитель, он принял тебя, а значит, ты можешь взять у него камлу. Вырежи ее из березы, на которой лежит его тело. В ней часть его силы.

На этот раз Рулон ничего не стал спрашивать, он просто оделся и пошел.

Придя на место, он увидел, как прекрасна была эта береза. Высокая, идеально прямая, без больных ветвей, она просто излучала силу. Будет приятно прикасаться рукой к камле. Долго любовался шаман на дерево, но пришло время действовать, и он большим острым ножом срезал одну из ветвей. Тут же поднялся ветер, и в его завывании Рулону послышалось одобрение.