А. Г. Шкуро
ГРАЖДАНСКАЯ ВОЙНА В РОССИИ
Записки белого партизана
Время любить, и время ненавидеть; время войне, и время миру.
Еккл. 3, 8.
И не будет убежища пастырям и спасения вождям стада.
Иер. 25, 35.
Крестный путь казака Андрея Шкуро
Любая война аморальна и жестока, но гражданская — особенно. Суть ее — трагедия братоубийства, калечащая душу народа и его историческую судьбу. Гражданская война в России не была просто вооруженным столкновением враждующих армий. В первую очередь она явилась столкновением политических взглядов, различных нравственных позиций и духовных устремлений. Гражданская война велась отнюдь не на четырех фронтах, а на одном — том, что проходил через души людей, их мировоззрение и мироощущение. И естественно, победившая сторона сделала все, чтобы превратить свою совесть, свое мировоззрение — в народную совесть, в народное мировоззрение, народное мировосприятие. Это вызвало перекос исторической памяти нашего народа не только в тех вопросах, которые были связаны со стороной проигравшей — белыми, но и со стороной победившей — красными. В этом отношении наша Гражданская война — поистине «легендарная». Не менее «легендарны» и исторические труды, посвященные этой войне. Действительно, Гражданская война в России настолько обросла легендами и мифами, столько вымыслов наполняет ее историю, что здесь хватит работы по восстановлению исторической правды еще не одному поколению историков.
Помимо «легендарности», история Гражданской войны отличается еще и крайней политизацией, и при изучении подавляющего большинства научных трудов бывших советских историков создается впечатление, что война эта вовсе еще не завершилась, а с неослабевающей силой продолжается и по сей день…
В наши дни, когда все большее значение приобретает призыв к национальному и гражданскому примирению, необходимо осознание обществом всей глубины трагедии Гражданской войны. Большая ответственность здесь ложится на историков, писателей, журналистов, художников, кинематографистов и многих других, чьим человеческим и профессиональным долгом является донесение до широкого читателя или зрителя всей правды об этой общероссийской драме.
Значительную роль в этом деле играет публикация воспоминаний, записок и дневников непосредственных участников Гражданской войны, позволяющих полнее, ярче, достовернее представить себе весь колорит той эпохи, а главное — людей, их психологию, культуру, образ мыслей, все те положительные и отрицательные начала, из которых складывается человеческая личность.
«Записки белого партизана» генерала А. Г. Шкуро, несмотря на их безусловный субъективизм, присущий любым воспоминаниям, в значительной степени будут способствовать восстановлению во многом противоречивой картины Гражданской войны 1917–1920 гг. на юге России.
Кто же такой генерал Шкуро, о котором так много слышал и так мало знает современный читатель? Андрей Григорьевич Шкура{1} родился 7 (20){2} февраля 1886 г. в станице Пашковской Екатеринодарского отдела Кубанского казачьего войска. Отец его — потомственный кубанский казак Григорий Федорович Шкура, бывший тогда подъесаулом 1-го Екатеринодарского Кубанского казачьего войска полка (в 1919 г. он — полковник в отставке). Начальное военное образование А. Г. Шкуро получил в 3-м Московском Императора Александра II кадетском корпусе, который окончил в 1905 г. Затем он поступил в казачью сотню Николаевского кавалерийского училища в Санкт-Петербурге.
Согласно циркуляру Главного штаба за № 82 от 14 марта 1908 г. юнкер Шкуро закончил училище в 1907 г. по 1-му разряду и вышел хорунжим в 1-й Уманский бригадира Головатого Кубанского казачьего войска полк, дислоцировавшийся на Кавказе в г. Карее.
При выпуске из училища, исходя из действовавшей тогда 11-балльной системы, Шкуро имел средние баллы: старшинства — 8,94, по наукам — 8,88, по военным наукам и механике — 8,5, за строевое образование — 10.
В рядах полка Шкуро в 1909 г. участвовал в экспедиции в Персию. На следующий год он, уже в чине сотника, с помощью отца перевелся в 1-й Екатеринодарский Кубанского казачьего войска полк, стоявший тогда в станице Усть-Лабинской. Там он женился{3} и «вышел по войску», то есть в отставку, оставаясь на учете в Войсковом штабе. Затем он по собственному желанию уехал в г. Читу. Здесь Шкуро пробыл недолго и с началом I Мировой войны по мобилизации получил назначение в 3-й Хоперский Кубанского казачьего войска полк и вместе с ним выступил на фронт. Поначалу он был офицером в полковой пулеметной команде, а позднее принял команду разведчиков.
Приказом войскам 4-й армии Юго-Западного фронта за № 413 от 29 января 1915 г. подъесаул Шкуро «за то, что 5 и 6 ноября 1914 года у дер. Сямошице, подвергая свою жизнь явной опасности, установил связь между 21-й и 75-й пехотными дивизиями, а с 7 по 10 — между 21-й пехотной и 1-й Донской казачьей дивизиями», согласно Георгиевскому статусу, был награжден Георгиевским оружием. В том же году в связи со стабилизацией фронта и переходом противоборствующих армий к позиционной войне кавалерия была обречена на бездействие и у Шкуро родилась идея организации партизанского отряда для разведывательных рейдов в тыл противника. Мысль эта была поддержана начальником штаба Походного атамана казачьих войск Великого Князя Бориса Владимировича Генерального штаба полковником А. П. Богаевским, и в конце концов партизанский отряд (600 человек) был сформирован. В 1915 г. Шкуро совершил несколько успешных рейдов в германский тыл. Во время одного из рейдов он разгромил штаб германской дивизии и захватил в плен командовавшего ею генерала.
Надо отметить, что генерал барон П. Н. Врангель, весьма негативно относившийся к Шкуро, характеризовал в своих воспоминаниях его действия по-другому: «Отряд есаула Шкуро во главе со своим начальником, действуя в районе XVIII корпуса, в состав которого входила и моя Уссурийская дивизия, большей частью болтался в тылу, пьянствовал и грабил и, наконец, по настоянию командира корпуса и генерала Крымова был с участка корпуса отозван».
Перед началом Брусиловского наступления летом 1916 г. отряд Шкуро (он был официально назначен командиром отряда 12 января 1916 г.) был переброшен на Юго-Западный фронт в состав конного корпуса генерала Ф. А. Келлера. Шкуро придали еще два организованных партизанских отряда, и летом же 1916 г. он совершил успешный рейд на глубину 7 верст в тыл австрийцам, захватив около 6 тысяч пленных и почти не понеся при этом потерь.
После Февральской революции 1917 г. войсковой старшина Шкуро добился у Походного атамана разрешения на перевод своего Кубанского отряда особого назначения (2 сотни) в Персию в состав Отдельного Кавказского кавалерийского корпуса генерала от кавалерии Н. Н. Баратова. Военный комиссар временного правительства при корпусе Баратова А. Г. Емельянов, сблизившийся со Шкуро в Персии, в своих воспоминаниях «Персидский фронт» приводит свой разговор с ним, показывающий отношение последнего к революции.{4}
По дороге в Персию в Кишиневе часть отряда — солдаты — перешла на сторону солдатских комитетов и у Шкуро остались одни лишь казаки. В ноябре отряд прибыл в г. Энзели, расположенный на персидском побережье Каспийского моря. Здесь группа большевистски настроенных солдат сделала попытку убить Шкуро, но в результате покушения он отделался ранением. В это время предоставленный самому себе отряд развалился, большая часть казаков дезертировала и уехала на Кубань. С остатками отряда Шкуро из Энзели направился в г. Хамадан, где был расквартирован штаб корпуса Н. Н. Баратова, и сделал попытку пополнить свой отряд. Этого не получилось, Шкуро был арестован большевиками. Вот как рассказал об этом эпизоде А. Г. Емельянов:
«Мы говорили долго и много. Рассказали о России, о Кубани; обещали назначить комиссию из членов Корпусного Комитета с участием представителей от партизан, для подробного рассмотрения обвинений и для выяснения финансовых расчетов.
Наконец Шкуро заговорил.
Он вспоминал походы, что проделал с казаками. Яркими мазками он напомнил им историю создания отряда, печали неуспехов и пережитую радость побед.
— Ваши груди украшены эмблемой храбрых.{5} Кто дал вам их? Я. Кто вел вас к чести и славе? Я. Когда вы придете на Кубань, вы не будете прятать ваши награды, а будете с гордостью выпячивать ваши груди, чтобы все видели в вас героев!
Он переходит от патетического пафоса к трагическому шепоту. Восклицал, укорял и взывал…
— Родная Кубань, — говорил он, плача, — возьми меня в свою землю, чтобы не видеть и не испытывать мне больше позора, что я выношу…
Он почти падал в обморок на руки его окружающих. Впечатление было колоссальное. Из обвиняемого он превратился в обвинителя, вырос из маленького войскового старшины, на глазах у всех, во властного вождя, переживающего трагедию. Шкуро увели, и казаки в безмолвии разошлись. Его увели друзья-офицеры, посадили в автомобиль и увезли. Все это видели, и никто не протестовал. Арестованный на глазах у всех стал свободным. Его освободили сила таланта убеждать и молчаливое признание всех…»
Шкуро попытался перейти на службу к британцам — охранять банки, но это не удалось. Отряд по-прежнему подвергался травле со стороны большевиков. Несмотря на весьма тяжелое положение отряда, он все-таки и здесь принял участие в боях.
В июле 1917 г. партизанский отряд Шкуро входил в состав Курдистанского отряда и действовал на Гаранском перевале против курдов, грабивших персидские селения и жгущих посевы. В августе отряд Шкуро (в сентябре он насчитывал 3 конные сотни при 6 пулеметах и 2 конно-горных орудиях), усиленный пехотным батальоном и горной батареей, сражался против турок в районе г. Сенне, прикрывая дорогу Сенне — Хамадан. В начале ноября подразделения отряда дрались против курдов. Следует подчеркнуть, что сотнями в отряде командовали подъесаулы Г. А. Ассиер и Я. И. Прощенко, трагически погибшие в годы Гражданской войны.
Генерал Баратов в приказе по корпусу от 10 (23) июня 1918 г. отмечал, что «с выдающимся успехом и пользой работал на крайнем правом фланге… и в особенности лихой Кубанский Партизанский отряд войскового старшины Шкуро, который, как и войсковой старшина Бичерахов, восполнял недостаточную численность своего отряда своей доблестью и отвагой. Отряд в 2 сотни заменял целый 6-сотенный полк…»
Во избежание кровопролития Баратов отдал приказ о расформировании отряда (в нем осталось лишь 80 человек) и отправке его на Кубань. Емельянов вспоминал, что он и Баратов «убеждали Шкуро уехать из отряда. Политическое положение на фронте было запутанное. Связь с центром утеряна. Денег не было. Назревала эвакуация корпуса. Хлопот было много, а тут еще возня с отрядом Шкуро. Отряд в Хамадане, около штаба, мешает работать. Казаки требовали, чтобы под командой ближайшего помощника и друга Шкуро — есаула Прощенка их отвели домой на Кубань. Шкуро упирался. Он очень самолюбив и заподозрил интригу:
— Ни за что! Казаков подговорили, их сбили, я знаю их наизусть. Знаю, чем дышит каждый. Не уеду. Через три дня они опять все пойдут за мной.
Нужно сказать, что офицеры отряда все были на стороне Шкуро, да и часть казаков, конечно».
В конце концов казаки вместе со Шкуро выехали на Кубань и с боями добрались до Минеральных Вод, где им в конце февраля 1918 г. пришлось «распылиться», чтобы не быть уничтоженными большевиками. Шкуро отправился в Кисловодск, где был арестован местными большевиками. В конце марта Шкуро перевезли во Владикавказскую тюрьму, откуда он через два месяца, после случайного освобождения, бежал на Кубань.{6}
В середине июня среди казаков-баталпашинцев разнесся слух о появлении Шкуро в Баталпашинском отделе. Он сразу же принялся формировать свой отряд, который в течение весьма короткого времени вырос с 6 до 40 человек. С ним Шкуро совершил ряд лихих набегов на станицы Суворовскую, Бекешевскую и Воровсколесскую. Набеги Шкуро явились искрой, попавшей в бочку с порохом — они вызвали серию уже давно замышлявшихся казаками восстаний, — в станицах Чамлыцкой, Упорной, Бесстрашной, Спокойной и Удобной.{7}
12 (25) июня 1918 г. Шкуро с помощью «комиссара» (бывшего станичного атамана) Шамайского занял станицу Суворовскую, где в его руки попало 800 винтовок и 15 тысяч патронов. Здесь Шкуро объявил мобилизацию казаков четырех призывных возрастов, и к вечеру у него в отряде насчитывалось уже 500 конных казаков.
Отряд Шкуро, в котором вскоре появилось также одно орудие, успешно провел ряд боев под станицей Баталпашинской, а в одну из ночей отважился даже атаковать Кисловодск, вызвав там панику. Он захватил большое количество оружия, снаряжения, денег и, кроме того, вывез из города несколько членов бывшей Императорской фамилии.
24 июня (7 июля) отряд Шкуро (7 тысяч человек, из них 3–4 тысячи вооруженных) принял неравный бой с красными под станицей Воровсколесской. Ночью он почти без потерь вышел из окружения.
Появившись на территории Ставропольской губернии, Шкуро продолжал пополнять свой отряд, встреченный местными крестьянами достаточно спокойно и без опаски, о чем свидетельствует факт передачи Шкуро крестьянами села Бешпагир 500 винтовок с патронами. Село Донское дало в его отряд лошадей и 500 вооруженных бойцов.
8 (21) июля Шкуро хитростью без боя овладел г. Ставрополем и на другой день отправился для представления и доклада о своих действиях к командующему Добровольческой армией генерал-лейтенанту А. И. Деникину. Последний так охарактеризовал тогда Шкуро: «Молодой, нервный, веселый, беспечный, подкупающий своей удалью и бесшабашностью — словом — тип настоящего партизана…» (В дальнейшем характер Гражданской войны несколько повлиял на натуру Шкуро, но, к сожалению, не в лучшую сторону.)
Во время отсутствия Шкуро красные сделали попытку отбить Ставрополь, но он успел прибыть к своим частям, ведущим тяжелый бой, на бронепоезде и с помощью подоспевших добровольцев отбил наступление красных и удержал город еще на месяц.
В это время части отряда Шкуро были развернуты во 2-ю Кубанскую казачью дивизию, начальником которой он был назначен. 30 июля (12 августа) его сменил полковник С. Г. Улагай, а Шкуро стал командовать 2-й бригадой той же дивизии. В начале (середине) августа красным все-таки удалось захватить Ставрополь, и части Шкуро и Улагая были отрезаны от Добрармии на 2,5 месяца.
По приказу Деникина Шкуро с несколькими сотнями казаков Баталпашинского отдела был направлен на Кубань для формирования Кубанской Партизанской отдельной бригады, начальником которой он был назначен 8 (21) августа. Шкуро — «командующий войсками Добровольческой армии, действующей в Баталпашинском и Пятигорском районах» (со штабом в Кисловодске) — сформировал значительное число казачьих и горских полков и 12 (25) сентября предпринял с ними нападение на Кисловодск, увенчавшееся успехом. В Кисловодске Шкуро сохранил жизнь и свободу почти 3 тысячам больных и раненых красноармейцев, находившихся в больницах и госпиталях. Там он продолжал формирование новых частей, но 25 сентября (8 октября) под давлением превосходящих сил красных с боями (в которых участвовала и местная офицерская рота) отступил от города.
Нам представляется необходимым привести здесь отрывок из статьи донского журналиста Н. Николаева «Генерал А. Г. Шкуро» («Донская волна», № 10 (38), 3 марта 1919 г.), который дает любопытную характеристику как самому Шкуро, так и его казакам:
«…Плохо приходилось комиссарам, которые попадали в руки Шкуро. Но темных и, в сущности, одураченных людей он щадил. Мобилизованный член профсоюза, случайно попавший в красную армию молодой казак, какой-нибудь „комиссар народного образования“ из струсивших интеллигентов после встречи со Шкуро уносили воспоминания об оригинальной „банде“, которая не расстреляла без суда и опроса свидетелей ни одного человека, голодная и измученная, не взяла насильно у жителей ни одного куска хлеба, ни одной рубахи.
Когда в сентябре прошлого года он взял Кисловодск, в городе было до 3000 раненых и больных красноармейцев, с ужасом ожидавших, что казаки сделают с ними то же, что они делали с захваченными казаками.
— Не тронуть ни одного раненого красноармейца, — отдал приказ Шкуро.
И никакие репрессии, никакие виселицы не произвели бы на население и самих красноармейцев такого впечатления силы и уверенности в себе, какое произвело это великодушие победителя.
В Пятигорске, под влиянием известия о занятии Кисловодска, усилился террор. Шкуро приказал посадить на подводы более здоровых красноармейцев, довезти их до передовых постов и пустить к врагам.
— Пусть там расскажут о „кадетских зверствах“, — сказал Шкуро, — быть может, там хоть немного станут щадить невинных людей.
— Я не могу слышать о том, что они делают, — говорил он.
И он производит налеты на Кисловодск, Ессентуки и вывозит с собой оттуда тысячи человек…
Он идет на войну, а не в карательную экспедицию.
— Иные идут по трупам, а я иду по цветам, — такую фразу приписывает Шкуро молва.
Шкуро — романтик. Он любит бой, любит развернутые знамена, любит „идти в шашки“ (много раз лично водил свою Волчью сотню). С боем заняв город, он любит вводить в него свои войска под музыку, под звон колоколов».
После взятия 2 (15) ноября Ставрополя Добрармией Шкуро отправился в г. Екатеринодар на заседание Кубанской Краевой Рады в качестве ее члена, представителя от Баталпашинского отдела. В Раде он произнес пламенную речь о необходимости поддержки Добрармии и генерала Деникина, что еще более подняло его и так высокий у кубанцев авторитет и заставило добровольческое командование пристальнее вглядеться в эту казавшуюся простоватой фигуру «рубаки-партизана».
Карьера Шкуро начинала складываться удачно. Это был его «звездный час».
9 (22) ноября он был назначен начальником Кавказской конной (в ноябре — 1-я Кавказская казачья) дивизии, переименованной из Кубанской Партизанской отдельной бригады. 30 ноября (13 декабря) он за боевые отличия был произведен Деникиным в генерал-майоры. В декабре Шкуро был награжден Радой орденом «Спасение Кубани» 1-й степени. По ходатайству станиц Кардоникской (25 ноября (8 декабря) 1918 г.), Беломечетинской Баталпашинского отдела (8 (21) декабря), Николаевской Лабинского отдела (17 (30) января 1919 г.) и Бекешевской Баталпашинского отдела (8 (21) февраля 1919 г.) Шкуро был утвержден в звании «почетного старика» этих станиц…
Но Гражданская война продолжалась, и в 20-х числах декабря 1918 г. (начале января 1919 г.) Шкуро со своей 1-й Кавказской казачьей дивизией был направлен на ликвидацию прорвавшихся в Баталпашинский отдел красных частей. Шкуро, обогнав дивизию, со своей Волчьей сотней прибыл в станицу Баталпашинскую и почти в самое Рождество разбил авангард красных. Вскоре подошла вся дивизия, отразившая новое наступление большевиков. 5 (18) января в Баталпашинской Шкуро обратился к казакам с призывом вступать в ряды дивизии — откликнулось более 3 тысяч «стариков», взбодривших своим примером молодежь.
К 20 января (2 февраля) 1919 г. дивизия Шкуро сбила противника у Минеральных Вод и подошла к Владикавказу. Здесь она столкнулась с ингушами, оказывавшими белым упорное сопротивление. Начались серьезные бои с рукопашными схватками — вплоть до кинжалов, принявшие затяжной характер. Тогда Шкуро нанес удар по горным ингушским аулам, и 27 января (9 февраля) делегация ингушей договорилась со Шкуро об отходе ингушских красных частей от Владикавказа. На следующий день вечером в город вошли части Шкуро. Владикавказ пал, и территория, занятая Добровольческой армией, распространилась на весь Северный Кавказ — от Черного до Каспийского моря…
В начале (по новому стилю — в середине) февраля дивизия Шкуро была переброшена на Дон. Здесь он вступил в командование группой войск 1-го армейского корпуса Кавказской Добровольческой армии. С 14 (27) марта по 21 марта (3 апреля) части Шкуро, постоянно маневрируя, обороняли Донбасс.
Однако красные перебросили в Донецкий бассейн новые подкрепления, и они смогли потеснить фронт Кавказской Добровольческой армии. В связи с этим командованием Вооруженных сил на Юге России (ВСЮР) «коннице генерала Шкуро, взявшей 17-го{8} Дебальцево, была дана задача ударить по тылам западного фронта» (Деникин А. И. Очерки русской смуты. — Т. Н. — Париж, 1926. — С. 76.)
23 марта (5 апреля) в районе Юзовки они прорвали фронт красных и начали рейд по их тылам. Некоторые красноармейские части были разгромлены, и шкуринцы захватили несколько поездов, в одном из которых находилось телефонное имущество, в котором так нуждались белые, и аэропланы. Помимо этих трофеев, было захвачено также и несколько бронепоездов.
3 (17) апреля 1-я Кавказская казачья дивизия группы генерала Шкуро (в тот день исключенной из состава группы генерала В. З. Май-Маевского) под г. Мариуполем атаковала партизанские отряды Н. И. Махно; последние понесли большие потери, как убитыми, так и пленными; в тот же день красные оставили Мариуполь. К 13 (26) апреля в руках Шкуро было сосредоточено командование 1-й Кавказской и 1-й Терской казачьими дивизиями, части которых были, переброшены на север. 19 апреля (2 мая) казаки Шкуро начали рейд по тылам советской 8-й армии, прервали железнодорожную линию Дебальцево — Кодамов и заняли хутор Тавричанский, станции Петровеньки и Штеровка.
Красные, воспользовавшись ослаблением белого фронта у Каменской (на Луганском направлении), продвинулись вперед, но, как отмечал генерал А. И. Деникин, «переброшенные туда вновь корпуса Калинина и Шкуро, совместно с другими левофланговыми частями Донской армии, в двадцатых числах апреля с большим уроном обратили противника за р. Белую» (Деникин А. И., Очерки русской смуты, Т. 5. — С. 77.)
13 (26) мая Шкуро, произведенный к тому времени в генерал-лейтенанты, был назначен командиром 3-го конного корпуса, в который вошли 1-я Кавказская и 1-я Терская казачьи дивизии. Однако в это время он находился в служебной командировке в Екатеринодаре, и во временное командование корпусом вступил генерал от артиллерии В. А. Ирманов.
По свидетельству генерала П. Н. Врангеля, 7 (20) мая Деникин поздравил генерал-майора П. Н. Шатилова с производством в генерал-лейтенанты и объявил о назначении его командиром 3-го конного корпуса (в него вошли 1-я Конная и Сводно-Горская конная дивизии). Однако через несколько дней 1-я Кавказская (генерала Шкуро) и 1-я Терская казачьи дивизии были сведены в конный корпус, ставший 3-м, корпус генерала Шатилова был переименован в 4-й конный, а 1-й, 2-й и 3-й конные корпуса получили наименование Кубанских.
Части корпуса Шкуро вновь прорвали фронт красных в районе станций Очертино — Гришино, захватив несколько орудий и штаб 9-й стрелковой дивизии 13-й армии Южного фронта, а вскоре началось общее наступление Вооруженных сил на Юге России на север, по направлению к Москве.
Шкуро возвратился из командировки 6 (19) июня, но уже 9 (22) июня он, по приказу Деникина, вступил в командование войсками вновь созданного Западного фронта Добровольческой армии.{9} На следующий день генерал Ирманов «до особого распоряжения» вновь вступил во временное командование 3-й конным корпусом…
Следует отметить, что 1 (14) июня в Харькове было опубликовано письмо начальника штаба Шкуро, Генерального штаба полковника Шифнер-Маркевича, к Н. И. Махно. В нем, в частности, говорилось: «Будучи, как и вы, простым человеком, я всегда с восторгом следил за вашим быстрым возвышением, рекомендующим вас как незаурядного русского самородка. К сожалению, вы пошли по ложному пути, но теперь я с радостью узнал, что вы одумались и вместе с доблестным атаманом Григорьевым объявили лозунг „Бей жидов, коммунистов, комиссаров и работников чрезвычайки“. С принятием вами этих лозунгов нам не из-за чего воевать. Генерал Шкуро предлагает Вам войти в переговоры, гарантируя вас и ваших уполномоченных от всяких репрессий» (Правда. — 1919. — 18 июня.{10} - № 130. — С. 2).
После несанкционированного Деникиным занятия Екатеринослава 16 (29) июня кубанскими казаками 1-й Кавказской казачьей дивизии состоялся торжественный въезд в город генерала Шкуро. Вот как описывает встречу очевидец З. Арбатов:
«Увидев молодого генерала, идущего впереди бесконечной ленты конных войск, толпа забыла печаль прошлой ночи…
Прилив твердой веры и новые надежды охватили исстрадавшихся людей.
Генерала забрасывали цветами; молодые и старые женщины, крестясь и плача, целовали стремена принесшего освобождение генерала.
И впервые после трехнедельного молчания зазвонили церковные колокола…
Шкуро, устало покачиваясь в седле, смущенно улыбался: к его простому, загорелому лицу как-то не шли ярко-красные генеральские лацканы,{11} и еще вчера никому не известная фамилия Шкуро сегодня стала ореолом освобождения и надеждой на восстановление Родины…»
Командующий Добровольческой армией генерал-лейтенант В. З. Май-Маевский 19 июня (2 июля) отправил Шкуро телеграмму следующего содержания: «Действия частей вверенного Вам корпуса дают яркий образец высокой воинской доблести, в которой Вы воспитали славных кубанцев и терцев. Поручая Вам командование Западным фронтом армии, я не сомневался, что вновь подчиненные Вам части окажутся достойными своего вождя, и они подтвердили это блестящими делами по овладении Екатеринославом, Александровском и Мелитополем. От души благодарю Вас за прекрасное командование и блестящее руководство ответственными операциями и прошу передать вверенным Вам войскам мое преклонение перед их подвигами…»
Летом 1919 г. популярность Шкуро достигла апогея; в Ростове-на-Дону вышли две апокрифические книжки, описывавшие его биографию и боевую службу: П. Абрамова «Генерал А. Г. Шкуро» и Н. Т. Добровольского (Н. Туземцева) «Генерал-партизан А. Г. Шкуро». Название «Генерал Шкуро» носили бронепоезд и один из танков, поставлявшихся Великобританией в войска Деникина.
Тогда же и были написаны несколько песен, посвященных А. Г. Шкуро; из них нам пока полностью известны тексты лишь двух из них.
Первая из них — «Песня о славном Кубанском партизане» — посвящена лично генерал-майору А. Г. Шкуро и написана, по-видимому, весной 1919 г. Автор ее неизвестен, исполнялась на мотив песни периода русско-турецкой войны 1877–1878 гг. «Грянем славу трубой».
По Кавказу, по Кубани
Слышен грозный крик «Ура!».
Разразился над врагами
Генерал-герой Шкура.
Припев:
Грянем славу трубой,
Славный наш Шкура-герой,
Мы с твоим лихим отрядом
Скоро будем под Москвой.
Раньше с маленьким отрядом,
Чуть не в десять человек,
Смерть он нес, как тучи с градом —
Не забыть того вовек…
Припев.
Ночью темною, бывало,
На станицу налетит
И атакою удалой
Бунт нелепый укротит.
Припев.
И не раз с отрядом малым
Города он в руки брал,
Этот грозный и удалый
Славный Шкуро-генерал.
Припев.
Тихо стало на Кубани,
Покорен уже Кавказ,
Но мы знали и заране,
Что не, скоро мира час.
Припев.
Златоглавую столицу
Раньше нужно отстоять,
А тогда уж и в станице
Можно мирно поживать.
Припев.
Шкуро на Дон появился
В помощь брату своему,
Вновь на бой он снарядился,
Прокричим «Ура!» ему…
Припев.
Только вечер — партизаны
Волчьей сотни — «Марш вперед!».
Тихо крадутся кустами,
А впереди Шкура идет.
Припев,
Кто попался — не сорвется,
Головы уж не снесет:
Под ударом вмиг свернется,
Душу сразу отдает.
Припев,
И над Доном слышна слава:
Генерал пришел Шкура,
Рубит влево,
рубит вправо,
И кричат ему: «Ура!»
Припев.
Вторая песня под названием «Походный марш» написана летом — в начале осени 1919 г. Г. А. Морозовым и посвящена Волчьей сотне А. Г. Шкуро. Куплеты ее исполнялись на два различных мотива: 1-й, для запевалы, на мотив «Стеньки Разина», 2-й, для хора, на мотив «Варяга», и так далее:
То не ветер в поле веет,
Не дубравушка шумит —
Волчья сотня Шкуро едет,
Мать-земля под ней дрожит.
Трубите же, «волки», свой клич боевой,
Вся сотня в поход выступает,
Всегда впереди на коне наш герой,
Душа его страха не знает.
То не гром на небе ясном,
То не молния блестит —
В огневом бою опасном
От Шкуро приказ летит:
«Вперед же, герои, вперед все за мной!
День правды святой наступает;
Пробил для насильников час роковой,
Плеть наша по гадам гуляет».
То не месяц светит ясный,
То не звездочка блестит, —
То народный стон ужасный
Грудь казацкую щемит.
Гей вы, казаки, за правду борцы!
Пощады врагу не давайте,
Скорей же спешите в Москву, удальцы,
Живьем комиссаров поймайте.
То не сокол-кречет ясный
