Два рода искушений; потому что, или скорби испытывают сердца, как золото в горниле, в терпении открывая их доброту, или нередко самое благоденствие жизни служит для многих вместо испытания. Ибо одинаково трудно - сохранить душу не униженною в затруднительных обстоятельствах жизни, и не превознестись до наглости в положении блистательном. Примером же искушений первого рода служит великий Иов, этот непреоборимый подвижник, который все насилия диавола, как стремление потока, выдержав с непоколебимым сердцем и неизменным рассудком, показал, что он тем выше искушений, чем, по-видимому, значительнее и труднее борьбы, на которые вызывал его враг. Искушений же благоденствием жизни есть и другие некоторые примеры, а также примером сего служит и этот богач, о котором читано нам ныне. Он одним богатством уже обладал, а другого надеялся. Между тем человеколюбивый Бог не осудил его в начале, за неблагодарность нрава, но к прежнему его богатству непрестанно прилагал новое богатство, в ожидании, что, насытив его когда-нибудь, обратит душу его к общительности и кротости. Ибо сказано: «человеку богату угобзися нива; и мысляше в себе, глаголя: что сотворю? Разорю житницы моя, и большия созижду».
Для чего ж «угобзися нива» у человека, который не хотел сделать ничего доброго из сего урожая! Чтоб тем в большей мере открылось Божие долготерпение, когда даже до такой степени простерлась благодать Божия; потому что Бог «дождит на праведныя и на неправедныя, и солнце Свое сияет на злыя и благия» (Мф.5:45). Но таковая благость Божия навлекает большее наказание на лукавнующих. Бог послал дожди на землю, возделанную руками любостяжательными: Бог дал солнце, чтоб согреть семена и умножить плоды посредством урожая. И таковы были дары Божии: пригодность земли, благорастворенное состояние воздуха, обилие семян, содействие волов и все прочие условия, при которых обыкновенно процветает земледелие. Что ж присовокупил человек от себя? Злой нрав, человеконенавидение, скупость. Сим воздал он Благодетелю. Не помнил он общей природы, не думал, что избытки должно разделять не имущим, не обратил внимания на заповедь: «не отрецыся благотворити требующему»; и: «милостыни и вера да не оскудевают тебе» (Притч.3:27.3); и: «раздробляй алчущему хлеб твой» (Ис.58:7). Не услышаны им все пророки, все вопиющие учители; ломились у него житницы, затесненные множеством положенного в них, а скупое сердце было не полно. Непрестанно прикладывая к старому новое и ежегодными прибавлениями увеличивая обилие, впал он в это неразрешимое затруднение, по любостяжательности не соглашаясь высыпать старое, и по множеству не находя места, где положить новое. От того у него бесчисленные предприятия, мучительные заботы.
«Что сотворю?» Кто не пожалеет о человеке, который в таком стеснительном положении? Жалким делает его урожай, жалким делают настоящие блага, а еще более жалким делает ожидаемое. Земля ему приносит не дары, но произращает воздыхания; не урожай плодов доставляет она, но заботы и скорби и страшное затруднение. Он сетует подобно беднякам, и не то же ли самое слышим от него, что и от человека, стесненного нищетою? «Что сотворю?» Откуда возьму пропитание? Откуда возьму одежду? То же говорит и богатый, мучится в сердце, снедаемый заботою. Что веселит других, от того сохнет любостяжательный: не радует его, что все у него в доме наполнено; но текущее к нему и льющееся чрез края хранилищ богатство уязвляет душу его опасением, чтоб не перепало чего-нибудь посторонним, и чтоб это не обратилось в источник какого-либо добра для нуждающихся. И мне кажется, что болезнь души его подобна болезни людей прожорливых, которые скорее согласятся надорвать себя многоядением, нежели поделиться остатками с нуждающимися.
Познай, человек, Даровавшего. Вспомни себя самого, кто ты, к чему приставлен, от кого получил это, за что предпочтен многим? Ты служитель благого Бога; приставник подобных тебе рабов: не думай, что все приготовлено для твоего чрева; о том, что у тебя в руках, рассуждай, как о чужом. Оно не долго повеселит тебя, потом утечет и исчезнет; но у тебя потребуют строго в этом отчета. А ты все держишь взаперти, за дверьми и запорами, и приложив печати, не спишь от забот, и раздумываешь сам с собою, слушаясь безумного советника - себя самого. «Что сотворю?» Следовало бы сказать: "Наполню души алчущих, отворю свои житницы, созову всех нуждающихся. Буду подражать Иосифу, проповедуя человеколюбие; произнесу великодушное слово: все, у кого нет хлеба, приходите ко мне; как из общих источников приобщись дарованной Богом благости каждый, сколько кому нужно!" Но ты не таков! От чего же? От того, что завидуешь людям в наслаждении, и, сложив в душе лукавый совет, заботишься не о том, чтоб дать каждому, что нужно, но чтоб, все захватив, всех лишить возможной от того пользы.
Близко были пришедшие за его душою, а он рассуждал в душе о яствах. В эту ночь похищен он, а еще мечтал о наслаждении многие годы. Дано только ему время обо всем передумать и сделать явным свое расположение, чтоб потом услышать приговор, какого заслуживало его произволение. - Да не будет сего с тобою! Для того и написано сие, чтоб мы избегали подобных поступков.
Подражай земле, человек: приноси плоды, как она, чтоб не оказаться тебе хуже неодушевленной твари. Она возрастила плоды не для своего наслаждения, но на служение тебе. А ты, если и явишь плод благотворения, то соберешь его сам для себя; потому что благотворность добрых дел возвращается к дающим. Подал ты алчущему? И поданное тобою делается твоею собственностью, возвратившись к тебе с приращением. Как хлебное зерно, упав в землю, обращается в прибыль бросившего; так хлеб, поверженный алчущему, впоследствии приносит стократную пользу. Поэтому цель земледелия да будет для тебя началом небесного сеяния; ибо сказано: «сейте себе в правду» (Ос.10:12).
Для чего же ты беспокоишься? Для чего мучишь себя, усиливаясь заключить богатство свое в глину и кирпич? «Лучше имя доброе, неже богатство много» (Притч.22:1). А если уважаешь деньги за честь иметь их; то смотри, сколько дороже для славы именоваться отцом тысячи детей, чем иметь в кошельке тысячи монет? Деньги, и не хотя, оставишь здесь, а славу добрых дел принесешь с собою ко Господу, когда пред общим Судьею окружит тебя целый народ, и будут именовать своим кормителем, благодетелем, и станут приписывать тебе все имена человеколюбия. Не видишь ли, что на зрелищах, для небольшого почета, для народной молвы и для рукоплесканий, тратят богатства на борцов, на шутов и на людей, сражающихся со зверями, на которых иной погнушался бы и взглянуть? А ты скуп на издержки, когда можешь достигнуть такой славы! У тебя принимать будет Бог, хвалить тебя будут Ангелы; ублажать станут все люди, сколько их ни было от создания мира. Вечная слава, венец правды, царство небесное будут тебе наградою за доброе распоряжение сим тленным имуществом. Но ты ни о чем этом не заботишься, стараясь о настоящем, презираешь чаемое. Итак назначь богатство на разные употребления, поставляя великолепие и славу в издержках на нуждающихся. Пусть и о тебе будет сказано: «расточи, даде убогим, правда его пребывает во век» (Пс.111:9). Не дорожись, медля продажей до наступления нужды; не выжидай скупости в хлебе, чтоб отворить свои житницы: ибо «продаяй пшеницу скупо, от народа проклят» (Притч.11:26). Не жди голода для золота, ни общей скудости для собственного своего обилия. Не корчемствуй людскими бедствиями; гнева Божия не обращай в случай к умножению у себя денег. Не раздирай ран у тех, которые биты бичами.
Но у тебя в виду золото, а на брата не обращаешь внимания. Знаешь чекан монеты, и различаешь настоящую монету от поддельной; но вовсе не узнаешь брата в нужде. Тебя крайне веселит доброцветность золота, но не расчитываешь, сколько вздохов бедного сопровождает тебя.
Как представлю взорам твоим страдания бедного? Осмотрев внутренность дома, видит он, что золота у него нет, и никогда не будет; домашние приборы и одежда точно таковы, как и у всякого нищего; все они стоят не многих оволов. Что ж еще? Обращает, наконец, взор на детей, чтоб, отведя их на торг, в этом найти пособие против голодной смерти. Представь при этом борьбу неминуемого голода и отеческой любви. Голод угрожает самою бедственною смертью, а природа влечет к противному, убеждая умереть вместе с детьми. Много раз собирается он идти, много раз останавливается; наконец препобежден, вынужденный необходимостью и неумолимою нуждою. И над чем еще задумывается этот отец? "Которого прежде продать мне? На которого приятнее взглянет хлебопродавец? Пойти ли к самому старшему? Но уважаю его старшинство. Или к младшему? Но жаль его возраста, который не чувствует еще несчастий. Этот сохраняет в себе ясные черты родителей; а этот способен к учению. Увы, какое затруднение! Что со мною будет? На которого из них напасть мне? У какого зверя занять мне душу? Как забыть природу? Если всех удержу при себе, то увижу, как все будут истаивать от голода. Если продам одного, то какими глазами буду смотреть на остальных, сделавшись уже для них подозрительным, так что перестанут мне верить? Как буду жить в доме, сам доведя себя до безчадия? Как пойду за стол, на котором обилие произведено такими средствами?" И он после слез идет продавать любезнейшего сына!
А тебя не трогает страдание; ты не хочешь взойти в чувствования природы! Этого несчастного угнетает голод, а ты медлишь и смеешься, способствуя к тому, чтоб продлилось его бедствие! Он утробу свою предлагает тебе ценою за пищу, а у тебя не только не цепенеет рука, собирающая подать с таких несчастий, но даже ты еще домогаешься большего, и стараешься, как бы, взяв больше, дать меньше, чтоб для этого бедняка несчастие его сделать во всех отношениях более тягостным! Ни слезы не возбуждают в тебе жалости, ни воздыхания не смягчают сердца; ты непреклонен и неприступен! Во всем видишь золото, везде представляешь золото; о нем грезишь и во сне, о нем думаешь и во время бодрствования. Как сумасшедшие, в припадке бешенства, не действительные видят вещи, но представляют, что производит в них болезнь, так и у тебя душа, одержимая сребролюбием, во всем видит золото, во всем видит серебро. Приятнее тебе смотреть на золото, нежели на солнце. Ты желал бы, чтоб все превратилось в золотой состав, и, как только можно, придумываешь к тому способы. Чего не приводишь в движение ради золота? Хлеб у тебя делается золотом, вино сседается в золото, и шерсть обращается у тебя в золото; всякий торговый оборот, всякая выдумка приносят тебе золото. Золото само себя рождает, размножаясь чрез рост; в тебе нет сытости, не видно конца пожеланию. Детям, когда они жадны, не редко позволяем без меры есть, что они особенно любят, чтоб излишним пресыщением произвести отвращение; но не таков корыстолюбец: чем более он пресыщен, тем большего желает.
«Богатство аще течет, не прилагайте сердца» (Пс.61:11); а ты удерживаешь текущее и преграждаешь ему все пути. Но когда оно удержано и запружено, что тогда делает с тобою? Расторгает преграды. Так, конечно, и теперь, насильно будучи задержано и непрестанно прибывая, разоряет житницы богатого, сравнивает с землею его сокровищницы, подобно вторгшемуся неприятелю.
Но он построит большие? Не известно, не оставит ли их наследнику разоренными; ибо скорее сам отойдет, похищенный смертью, нежели они воздвигнутся по любостяжательному его замыслу. Но его конец согласен с злыми его преднамерениями; а вы, послушайте меня, и, растворив все двери своих сокровищниц, дайте богатству беспрепятственный выход; как будто великой реке, которая чрез тысячи протоков орошает многоплодную землю, дайте и вы богатству различными путями вливаться в домы бедных! В колодцах, чрез вычерпывание, вода делается лучшею; а если колодцы запущены, то вода в них загнивает: и застой богатства бесполезен; а движение его и перехождение из рук в руки общеполезно и плодоносно. Сколько похвал от облагодетельствованных! и ты не презирай их. Какая награда от праведного Судии! и ты не сомневайся в ней.
Всюду да будет перед тобою пример осуждаемого богача, который, охраняя настоящее, беспокоясь об ожидаемом, и не зная наверно, проживет ли завтра, сегодня уже грешит и на завтрашний день. Не приходил еще проситель, а он предварительно выказал уже свою жестокость; не собрал еще плодов, а заслужил уже осуждение за любостяжательность. Земля готовила ему богатый пир, заранее показывая на нивах обильную жатву, открывая на виноградных лозах множество гроздов, предлагая маслину, точащую плод, обещая всякое наслаждение в древесных плодах; а он был негостеприимен и бесплоден. Еще не собрал, и завидует уже нуждающимся. А сколько опасностей до собрания плодов? И град иногда побивает, и зной похищал почти из рук, и вода, неблаговременно излившаяся из облаков, портила плоды. Почему ж не молишься Господу, чтоб довершил милость, но предварительно делаешь себя недостойным принять, что имеешь уже в виду?
Ты в тайне говоришь сам с собою; но слова твои оцениваются на небе. Потому оттуда приходят к тебе ответы. Что же говорит богатый? «Душе, имаши многа блага лежаща: яждь, пий, веселися» ежедневно. Какое безумие! Если бы у тебя была душа свиньи: чем иным, кроме этого, порадовал бы ты ее? Сколько ты скотоподобен, до того несведущ в душевных благах, что предлагаешь душе плотские снеди! Что принимает в себя чрево, то назначаешь ты душе. Ежели в душе есть добродетель, ежели исполнена она благих дел, ежели близка к Богу; то имеет «многа блага», и пусть веселится прекрасным душевным весельем. Но поелику мыслишь ты земное, чрево у тебя богом, весь ты стал плотским, поработился страстям; то выслушай приличное тебе наименование, которое дал тебе не кто-либо из людей, а сам Господь: «безумне! в сию нощь душу твою истяжут от тебе: а яже уготовал еси, кому будут?» Такое осмеяние безрассудства тягостнее вечного наказания!
Тот, кто в скором времени будет похищен, что предпринимает? «Разорю житницы моя, и большия созижду.» Прекрасно делаешь, сказал бы я ему; потому что сокровищницы неправды того и стоят, чтоб их разорить. Разрушь своими собственными руками, что худо тобою построено; разломай хлебные закромы, от которых никто никогда не отходил с утешением. Уничтожь все здание, которое охраняет любостяжательность; сломай кровли, разбери стены, открой солнцу покрытую плесенью пшеницу, освободи из-под стражи заключенное в узы богатство, отвори всем на показ темные убежища маммоны.
«Разорю житницы моя, и большия созижду.» А если и их наполнишь, что тогда придумаешь? Ужели будешь опять разорять, и опять строить? Но что безумнее этого - бесконечно трудиться, тщательно созидать и прилежно разорять? Ежели хочешь, есть у тебя житницы, - это домы бедных. «Скрывай себе сокровище на небеси» (Мф.6:20). Что там положено, того ни червь не поедает, ни тля не изводит, ни разбойники не расхищают.
Но тогда буду уделять нуждающимся, когда наполню вторые житницы. Долгие лета жизни ты назначил себе. Смотри, чтоб не предварил тебя поспешающий срок. Это обещание показывает не доброту, а лукавство; потому что обещаешь не с тем, чтоб давать впоследствии, но чтоб отказать на сей раз. Что ныне препятствует подаянию? Бедного ли нет? Житницы ли не полны? Награда ли не готова? Заповедь ли не ясна? Но голодный чахнет; нагой цепенеет; должник притеснен: а ты откладываешь милостыню до завтра! Послушай Соломона: «не рцы: отшед возратися, и заутра дам: не веси бо, что породит находящий день» (Притч.3:28).
Какие заповеди презираешь, заградив себе слух сребролюбием! Сколько благодарности должно тебе иметь к Благодетелю, как веселиться и отличаться честью, что не сам ты неотступно стоишь у чужих дверей, но другие приступают к твоим дверям! А теперь ты пасмурен и недоступен, уклоняешься от встреч, чтоб не принудили тебя выпустить из рук какой малости. У тебя одно натвержено слово: "нет у меня, не дам; потому что сам беден". Действительно, ты беден и скуден всяким добром; беден ты любовью, беден человеколюбием, беден верою в Бога, беден вечным упованием. Сделай, чтоб братья имели долю в твоей пшенице; что завтра сгниет, то ныне удели нуждающемуся. Самый худший род любостяжательности - не уделять нуждающимся и того, что может повредиться.
Скажешь: кому делаю обиду, удерживая свою собственность? - Скажи же мне, что у тебя собственного? Откуда ты взял и принес с собою в жизнь? Положим, что иной, заняв место на зрелище, стал бы потом выгонять входящих, почитая своею собственностью представляемое для общего всем употребления; таковы точно и богатые. Захватив всем общее, обращают в свою собственность, потому что овладели сим прежде других. Если б каждый, взяв потребное к удовлетворению своей нужды, излишнее предоставлял нуждающемуся, никто бы не был богат, никто бы не был и скуден. Не наг ли и опять возвратишься в землю? Откуда же у тебя, что имеешь теперь? Если скажешь, что это от случая: то ты безбожник, не признаешь Творца, не имеешь благодарности к Даровавшему. А если признаешь, что это от Бога; то скажи причину, ради которой получил ты? Ужели несправедлив Бог, неравно разделяющий нам потребное для жизни? Для чего ты богатеешь, а тот пребывает в бедности? Не для того ли, конечно, чтоб и ты получил свою мзду за доброту и верное домостроительство, и он почтен был великими наградами за терпение? А ты, захватив все в ненаполнимые недра любостяжательности, думаешь, что никого не обижаешь, лишая сего столь многих? Кто любостяжателен? Не удерживающийся в пределах умеренности. А кто хищник? Отнимающий у всякого, что ему принадлежит. Как же ты не любостяжателен, как же ты не хищник, когда обращаешь в собственность, что получил только в расположение? Кто обнажает одетого, того назовут грабителем; а кто не одевает нагого, хотя может это сделать, тот достоин ли другого какого названия? Алчущему принадлежит хлеб, который ты у себя удерживаешь; обнаженному - одежда, которую охраняешь в своих кладовых; необутому - обувь, которая гниет у тебя; нуждающемуся - серебро, которое зарыто у тебя. Поэтому всем тем делаешь ты обиду, кого мог бы снабдить.
Скажешь: хороши слова, но золото лучше. То же говорят и тем, которые пред невоздержанными рассуждают о целомудрии. И они, когда осуждается предмет их вожделения, самым напоминанием разжигаются к похоти. Как представлю твоему взору страдания бедного, чтоб узнать тебе, из скольких воздыханий составляешь свое сокровище? О, как драгоценно в день суда покажется тебе сие слово: «приидите, благословении Отца Моего, наследуйте уготованное вам царствие от сложения мира. Взалкахся бо, и дасте Ми ясти; возжадахся и напоисте Мя; наг бех, и одеясте Мя» (Мф.25:34-36)! Какой же трепет, какое изнемождение, какая тьма обнимут тебя, когда услышишь осуждение: «идите от Мене, проклятии, во тьму кромешную, уготованную диаволу и аггелом его: взалкахся бо, и не дасте Ми ясти; возжадахся бо, и не напоисте Мене; наг бех, и не обеясте Мене» (41-43)! Ибо не хищник там обвиняется, но осуждается не делившийся с другими.
Я сказал, что почитал полезным. Если послушаешься, известны блага, уготованные по обетованиям; а если преслушаешь, написана и угроза: но желаю, чтоб ты избежал и не дознал ее опытом, приняв лучшее намерение, и чтоб собственное твое богатство сделалось для тебя искупительной ценою, и ты достиг уготованных небесных благ, по благодати Призвавшего всех нас в царство Свое. Ему слава и держава во веки веков! Аминь.
Беседа 7. К обогащающимся
И прежде говорили мы о сем юноше; трудолюбивый слушатель, конечно, помнит тогдашние наши исследования. И во-первых, о том, что юноша сей не одно лицо с законником, упоминаемым у Луки. Последний был пытлив, предлагал вопросы в насмешку; а тот спрашивал здраво, но только принимал не благопокорно; ибо не пошел бы от Господа, скорбя о таких Его ответах, если бы вопросы делал Ему презрительно. Почему и нрав его представился нам какою-то смесью: по указанию Писания, частью стоит он похвалы, а частью весьма жалок и не подает никакой надежды. В нем заслуживает похвалу то, что познал истинного Учителя, и, не остановив внимания на гордости Фарисеев, на самомнении законников, на толпе книжников, приписал это имя единому истинному и благому Учителю. В нем хорошо и то, что, по-видимому, был озабочен тем, как наследовать живот вечный. Но прочее, - именно то, что выслушав у истинного Учителя спасительные уроки, не написал их на сердце своем, и наставлений Его не привел в исполнение, но отошел с прискорбием, омраченный страстью богатолюбия, - изобличает в юноше, что воля его не всецело обращена была к истинному благу, но имела в виду нравящееся большему числу людей. Сим же доказывается неровность и взаимное между собою несогласие его нравов.
Ты называешь Господа Учителем, а не делаешь, что должно ученику! Исповедуешь Его благим, а пренебрегаешь даруемым от Него! Между тем Благий, без сомнения, подает блага. Ты спрашиваешь о вечной жизни, а на деле оказывается, что весь ты предан наслаждению жизни настоящей. Какое же трудное, тяжелое, неудобоносимое слово предложил тебе Учитель? «Продаждь имение твое, и даждь нищим» (Мф.19:21). Если бы возложил на тебя труды земледльческие, или опасные предприятия по торговле, или что еще есть трудного для ищущих прибытка; то надлежало бы тебе опечалиться, огорчившись сим повелением. Если же таким удобным путем, не требующим ни труда, ни пота, обещает сделать тебя наследником вечной жизни; почему не радуешься удобству спасения, а удаляешься с болезнующею и сетующею душою, и делаешь для себя бесполезными все прежние свои труды? Ибо, если ты, как говоришь, не убил, не прелюбодействовал, не украл, не свидетельствовал ни на кого свидетельства ложного; то тщание свое об этом сам для себя делаешь бесполезным, не присовокупив остального, чрез что одно мог бы ты войти в царство Божие. Если бы врач обещал исправить повреждения в членах, какие у тебя есть от природы или от болезни; не благодушно ли выслушал бы ты это? Но когда великий Врач душ хочет сделать совершенным тебя, у которого недостает существеннейшего; не принимаешь милости, а сетуешь и становишься унылым.
Видно, что далек ты от заповеди, и ложно засвидетельствовал о себе, что возлюбил ближнего, как самого себя. Ибо вот повелеваемое Господом вполне изобличает тебя, что нет в тебе истинной любви. Если б справедливо было утверждаемое тобою, что от юности сохранил ты заповедь любви, и столько же воздавал каждому, сколько и себе: то откуда у тебя такое огромное имение? Попечение о нуждающихся расточительно для богатства. Хотя каждый на необходимое содержание берет не много; однако же, поелику все вместе получают часть из имения, то издерживают его на себя. Поэтому, кто любит ближнего, как самого себя, тот ничего не имеет у себя излишнего перед ближним. Но ты оказываешься имеющим «стяжания многа». Откуда же это у тебя? Не ясно ли из этого видно, что собственное свое удовольствие предпочитаешь ты облегчению участи многих? Поэтому чем больше у тебя богатства, тем меньше в тебе любви.
Давно бы ты позаботился расстаться с деньгами, если бы любил своего ближнего. А теперь имение теснее с тобою связано, нежели телесные члены; разлучение с ним для тебя столько же прискорбно, как и отсечение самых необходимых членов. Если б одевал ты нагого, если б отдавал хлеб свой алчущему, если б дверь твоя отверста была всякому страннику, если б ты был отцом сирот, если б сострадал ты всякому немощному: то о каком имении стал бы ты скорбеть теперь? От чего бы огорчаться тебе, отдавая остальное, если б издавна заботился ты разделять это нуждающимся?
Сверх того, никто не скорбит, когда отдает свою собственность на торжище, и взамен приобретает, что для него нужно; напротив того, чем за меньшую цену покупает дорогие вещи, тем более радуется, что удался ему такой славный промен. А ты скорбишь, отдавая золото, серебро и стяжания, т.е. уступая камни и прах, чтоб приобрести на них блаженную жизнь.
На что же употребишь богатство? Облечешь ли себя в многоценную одежду? Для тебя достаточно будет хитона в два лактя; прикрытие себя одной одеждой удовлетворит всем нуждам в одеянии. Но ты станешь употреблять богатство на роскошный стол? Одного хлеба довольно, чтоб наполнить чрево. От чего скорбишь? Чего лишаешься? Славы ли, доставляемой богатством? Но если станешь искать славы не на земле, то обретешь ту истинную и светлую славу, которая вводит тебя в небесное царство.
Но "самое обладание богатством вожделенно, хотя бы от него и никакой не было пользы". - Всякому известно, что попечение о бесполезном не разумно. Но, может быть, покажется тебе странным, что намерен я сказать; однако ж это всего справедливее. Богатство, если расточат его так, как повелевает это Господь, остается во владении; а если удерживать его у себя, отходит от владетеля. Если станешь беречь его, оно не будет твоим; если станешь расточать, не потеряешь. Ибо «расточи, даде убогим: правда его пребывает во век» (Пс.111:9).
Но не ради одежды и не ради пищи многим вожделенно богатство; напротив того, диавол придумал какой-то хитрый способ доставлять богатым тысячи случаев к издержкам; поэтому они домогаются излишнего и бесполезного, как чего-то необходимого; и всего им мало на придумываемые ими траты. Разделяют богатство на нужду настоящую и на нужду будущую; часть отлагают себе, и часть детям; потом и это делят на покрытие разных трат. Послушай, какие у них распоряжения: эта часть, говорят, пойдет в употребление, а эта отложится в запас; и часть, назначенная на покрытие нужд, пусть превысит пределы необходимости; вот это послужит на домашние расходы, а это отделится на то, чтоб показать себя людям; этого станет на пышность в дороге, а это сделает, чтоб, и сидя дома, жить светло и знатно. - А мне остается только дивиться такой выдумке излишеств. У них тысячи колесниц; на одних возят всякую рухлядь, другие покрыты медью и серебром; и на них ездят сами. У них множество конец, и им как людям, ведут родословные, уважая за благородство отцов: одни возят этих сластолюбцев по городу, другие участвуют с ними на охоте, иные объезжены для дороги. Узды, подпруги, хомуты - все серебряные, все осыпаны золотом; попоны из багряницы украшают коней, как женихов. У них множество мулов, разделенных по цвету; возничие их сменяют друг друга, одни впереди, другие сзади. У них неисчетное множество других домашних слуг, чтобы стало для пышности всякого рода: управители, ключники, землепашцы, обученные всякому ремеслу, и необходимому и изобретенному для наслаждения и роскоши; повара, хлебники, виночерпии, охотники, ваятели, живописцы, учредители удовольствий всякого рода. У них стада верблюдов, то перевозящих тяжести, то пасущихся, табуны лошадей, гурты быков, овец и свиней; при них свои пастухи; у них своя земля достаточная для прокормления, и еще приумножающая богатство получаемыми с нее доходами. У них бани в городе, бани по деревням. Домы сияют мраморами всякого рода, - один из фригийского камня, другой из лакедемонской или фессалийской плиты; и одни домы согревают зимой, другие прохлаждают летом; полы испещрены разноцветными камнями, потолки вызолочены; где нет по стенам мрамора, там украшено живописными цветами. А когда, по разделе на бесчисленные траты, богатство остается еще в избытке; его кладут в землю, берегут в тайных местах, потому что будущее не известно, и опасно, чтоб не постигли нас какие-нибудь неожиданные нужды.
Точно, не известно, воспользуешься ли в нужде зарытым золотом, но не неизвестно наказание за бесчеловечные нравы. Когда при бесчисленных выдумках не мог ты расточить богатства, тогда скрыл его в землю. Страшное же безумие - копаться в земле, пока золото еще в рудокопне; а когда оттуда вынуто, опять прятать в земле!
А потом, думаю, бывает и то, что, зарывая богатство, зарываешь с ним вместе и сердце. Ибо сказано: «идеже сокровище твое, ту и сердце» (Мф.6:21). Потому и заповеди оскорбляют; ибо и жизнь свою почитают не в жизнь, если не заняты бесполезными издержками.
И мне кажется, что страсть сего юноши и подобных ему походят на то, как если бы какой путник, при сильном желании увидеть один город, неутомимо дошедши до самого сего города, потом остановился в какой-нибудь гостинице под городскими стенами, по лености сделать небольшой переход, обращая в ничто предшествовавший труд и лишая себя возможности видеть красоты города. Таковы и те, которые предпринимают, правда, сделать иное, но не соглашаются отказаться от своего имения. Знаю многих, которые постятся, молятся, воздыхают, оказывают всякое неубыточное благоговение, но не дают ни одного овола теснимым нуждою. Какая же для них польза от прочих добродетелей? Их не приемлет царствие Божие. Потому и сказано: «удобее вельбуду сквозе иглине уши проити, неже богату в царствие небесное» (Лк.18:25).
Но хоть приговор так ясен, Изрекший не лжив; однако же убежденных не много. Говорят: "Как же будем жить, оставив все? Какой вид примет жизнь, если все станут продавать, все отказываться от имения?" - Не спрашивай у меня разумения Владычних заповедей; Законодатель знает, как и невозможное согласить с законом. Испытывается же твое сердце, как бы на весах, куда оно наклонно, к истинной ли жизни, или к настоящим наслаждениям. Рассуждающие здраво должны держаться той мысли, что богатство можем употреблять, как приставники, а не как имеющие право им наслаждаться. И отказывающиеся от него должны радоваться, как уступающие чужое, а не огорчаться, как лишающиеся собственности. Для чего же скорбишь? Для чего сетуешь в душе, слыша: продаждь имение твое? Если бы оно последовало за тобою даже в будущую жизнь, и тогда не надлежало бы столько к нему пристращаться, потому что оно затмевается тамошними почестями. А если необходимо ему остаться здесь; то почему ж не продать его, и не взять туда с собою вырученной от него прибыли? Но ты, отдавая золото и приобретая коня, не унываешь; а уступая тленное, и получая взамен небесное царство, проливаешь слезы, отказываешь просящему, отрекаешься от подаяния, придумывая тысячи предлогов к издержкам. Что будешь отвечать Судии ты, который одеваешь тканями стены, а не оденешь человека; убираешь коней, а равнодушно смотришь на брата, одетого гнусно; даешь гнить пшенице, а не питаешь алчущих; зарываешь в землю золото, а утесненного оставляешь без внимания?
А если и сожительница твоя - женщина богатолюбивая; то двойная болезнь. И прихоти она воспламеняет, и сластолюбие увеличивает, и раздражает суетные пожелания, придумывая какие-то драгоценные камни, - жемчуги, изумруды, яхонты, употребляя золото, то кованое, то тканое, и усиливая болезнь глупостями всякого рода: потому что не по временам только занимаются этим женщины, но дни и ночи проводят в заботах о сем. И тысячи каких-то ласкателей, угождая их пожеланиям, приводят красильщиков, серебряников, мироваров, ткачей, набойщиков. Ни на минуту не дают вздохнуть мужу, муча его непрестанными своими приказами. На удовлетворение женских пожеланий не станет никакого богатства, хотя бы оно текло реками; когда им захочется иметь у себя привозимое от варваров миро, как масло с рынка, морские цветы, раковины, морское перо, и в большем еще количестве, нежели овечью шерсть. А золото, служа оправой драгоценным камням, составляет у них убор то на челе, то на шее, то в поясах, или оковывает собою руки и ноги. Ибо златолюбивым женщинам приятно носить на руках оковы, только бы оковывало их золото. Поэтому когда позаботиться о душе человеку, который услуживает женским пожеланиям? Как от бурь и непогод тонут непрочные корабли, так от худых наклонностей жен гибнут немощные души их сожителей. А богатство, расточаемое на столько предметов и мужем и женою, которые превосходят друг друга в изобретении суетных трат, естественным образом не имеет уже никакого случая перейти к посторонним. Если слышишь: «продаждь имение твое, и даждь нищим», чтоб имел напутие к вечному блаженству; отходишь «скорбя». Если же скажут: отдай деньги роскошным женщинам, отдай каменотесцам, столярам, мозаикам, живописцам; ты радуешься, как приобретающий нечто драгоценнейшее денег.
Не видишь ли этих стен, разрушенных временем, и которых остатки, подобно каким-то курганам, возвышаются по всему городу? Когда воздвигали их, сколько было в городе бедных, которых тогдашние богачи презрели, заботясь об этих зданиях? Где же сии пышные постройки? Где возбуждавший соревнование таким великолепием? Не обращено ли все в кучу и не истреблено ли, подобно тому, что дети для забавы вылепливают из песка; а строитель не в аде ли раскаивается, что заботился о суетном? Старайся иметь великую душу; а стены, малы ли, или велики, той же удовлетворяют нужде. Когда вхожу случайно в дом человека глупого, и не кстати богатого, и вижу, что дом испещрен всякого рода цветами: тогда узнаю, что у этого человека нет других драгоценностей, кроме видимых, что он украшает бездушные вещи, а душа у него не украшена. Скажи мне, к какому выгоднейшему употреблению служат серебряные ложа и серебряные столы, постели и седалища из слоновой кости, между тем как ради их богатство не переходит к бедным, хотя они тысячами стоят у дверей и оглашают их всяким жалобным голосом?
Но ты оказываешь в подаянии, говоря, что не возможно удовлетворить просящих. Твой язык подтверждает это клятвою, но рука обличает твою ложь, сияя дорогим камнем в перстне. Один твой перстень сколько человек может освободить от долгов? сколько поправить падающих домов? Один сундук твой с одеждами может одеть целый народ, цепенеющий от холода. Но ты с ожесточением отсылаешь бедного ни с чем, не страшась праведного воздаяния от Судии: ты не помиловал, и не будешь помилован; не отворил дома, и не будешь допущен в царствие; не дал хлеба, и не получишь жизни вечной.
Но ты называешь себя бедным; и я соглашаюсь. Точно тот беден, кто нуждается во многом. А нуждающимися во многом делает вас ненасытность пожеланий. К десяти талантам стараешься приложить другие десять; а когда стало двадцать, домогаешься еще двадцати; и непрестанно прилагаемое не останавливает стремления, а только разжигает желание. Как для упивающихся прибавление вина служит побуждением к тому, чтоб пить: так вновь разбогатевшие, приобретя много, желают еще большего, постоянным приращением богатства питая свою болезнь. И эта ревность не приводит их к цели; потому что не столько веселит то, что в руках, как оно ни велико, сколько печалит то, что еще не у них, и чего, по их мнению, недостает им; от того душа их всегда снедается заботами, домогаясь большего и большего. Им надлежало бы радоваться и благодарить, что они достаточнее очень многих, а они недовольны и мучатся, потому что не сравнились с тем или другим, которые их богатее. Когда станут в ряд с этим богачом, тотчас усиливаются сравниться с более богатым; а если и того достигнут, то предметом своего соревнования делают еще иного богача. Как входящие по лестнице непрестанно заносят ногу на высшую ступень, и не прежде останавливаются, как достигнут верха: так и эти люди не успокаиваются в стремлении к обладанию, пока, взошедши высоко, не разобьются от падения сверху. Творец вселенной на благодеяние людям устроил, что птица селевкид ненасытна («Птица сия, по мнению древних, истребляет саранчу»); а ты, во вред многим, сделал ненасытною свою душу. Что только видит глаз, всего того желает любостяжательный; - «не насытится око зрети» (Еккл.1:8), и сребролюбец не удовольствуется тем, что получает. Ад не скажет: «Довлеет» (Притч.30:16); и любостяжательный никогда не говорит: "довольно".
Когда сделаешь употребление из того, что у тебя есть? Когда станешь наслаждаться этим ты, непрестанно предающийся трудам для приобретения? «Горе совокупляющим дом к дому и село к селу приближающим, да ближнему отъимут что» (Ис.5:8). А ты что делаешь? Не изобретаешь ли тысячи предлогов, чтоб захватить принадлежащее ближнему? Говорит: дом соседа загораживает мне свет, беспокоит шумом, принимает в себе бродяг; или, жалуясь на все, к чему только есть случай, гонит, теснит, непрестанно таскает, терзает, и не прежде успокаивается, как доведя до необходимости переселиться. Что довело до смерти Израильтянина Навуфея? Не Ахааво ли пожелание иметь его виноградник? Любостяжательный - худой сосед в городе, худой сосед в поле. Море знает свои пределы; ночь не преступает издревле положенных ей границ; но любостяжательный не уважает времени: не знает предела, не терпит порядка преемства, но подражает стремительности огня; все захватывает, все пожирает. И как реки, сперва выходя небольшими истоками, потом от постепенных приращений увеличившись до непреодолимой силы, своим стремлением уносят все преграждающее путь: так и достигшие великого могущества в том самом, что притеснили уже некоторых, приобретая силы делать еще большие обиды, подобно прежде притесненным, порабощают и остальных; и с возрастающим могуществом возрастает и лукавство. Ибо те, которые прежде потерпели от них зло, оказывают им невольную помощь, содействуют в том, чтоб делать другим вред и обиды. Кто из соседей, из живущих вместе и из имеющих с ними дело не увлекается? Ничто не противится силе богатства: все преклоняется пред его самовластием, все трепещет его владычества; потому что всякий из обиженных более думает о том, как бы еще не потерпеть какого зла, нежели о том, как бы отмстить за претерпенное. Богатый приводит пары волов, пашет, сеет, жнет на земле ему не принадлежащей. Если станешь противоречить, - тебе удары. Если станешь жаловаться: обвинят тебя в оскорблении, осудят; будешь сидеть в тюрьме; готовы клеветники, которые доведут тебя до опасности лишиться жизни. Рад будешь и еще что-нибудь отдать, только бы освободиться от тяжбы.
Желал бы я, чтоб отдохнул ты немного от дел неправды, дал время своему рассудку размыслить, к какому концу стремится попечение об этом. Есть у тебя такое-то число десятин обработанной земли, и еще такое же число земли, заросшей лесом, горы, равнины, овраги, реки, луга. Что ж после сего? Не всего ли три локтя земли ожидают тебя? Не достаточно ли будет тяжести немногих камней, чтоб охранять жалкую плоть? Для чего трудишься? Для чего поступаешь беззаконно? Для чего собираешь своими руками бесплодное? и, о если еще только бесплодное, а не пищу для вечного огня! Отрезвишься ли когда-нибудь от сего упоения? Будешь ли иметь здравый рассудок? Придешь ли в себя самого? Представишь ли пред своими очами Христово судилище? Чем оправдишься, когда обиженные станут вокруг тебя и возопиют на тебя праведному Судии? Что тогда будешь делать? Каких наймешь ходатаев? Каких представишь свидетелей? Как уверишь Судию, не поддающегося никакому обману? Там нет витий, нет убедительного красноречия, которое бы могло скрыть истину пред Судьею. Туда не сопровождают ни льстецы, ни деньги, ни величие сана. Предстанешь один без друзей, один без помощников, ни защищаемый, не оправдываемый, постыженный, печальный, унылый, всеми оставленный, не смеющий отверсть уст. Куда ни обратишь взор, везде увидишь ясные изображения злых дел: здесь слезы сироты, там стенания вдовицы, и с другой стороны бедные, тобою избитые, слуги, которых ты мучил, соседи, которых раздражал. Все восстанет против тебя; лукавый сонм злых твоих деяний окружит тебя. Ибо как за телом тень, так за душою следуют грехи, явственно изображающие ее дела. Поэтому там нет места запирательству, но заграждаются уста самые бесстыдные; потому что сами о себе свидетельствуют дела каждого, не голос издавая, но являясь такими, как были нами содеяны. Как изображу пред твоими взорами сей ужас? Если только слушаешь меня, если только принимаешь сие к сердцу: то помни тот день, в который открывается «гнев Божий с небесе» (Рим.1:18); помни славное пришествие Христово, когда восстанут «сотворшие благая, в воскрешение живота, а сотворшие злая, в воскрешение суда» (Ин.5:29). Тогда вечный стыд грешникам и «огня ревность поясти хотящаго сопротивныя» (Евр.10:27). Пусть это огорчает тебя, но да не огорчает заповедь. Как мне подействовать на тебя? Что сказать тебе? Ужели не желаешь царствия? не боишься геенны? Где сыщется врачевание для души твоей? Если ужасное не устрашает, радостное не возбуждает; то каменному говорю я сердцу.
Всмотрись, человек, в природу богатства. Что тебя удивляет так в золоте? Золото - камень, серебро - камень, жемчуг - камень, камень и всякий из камней: хризолит, аквамарин, агат, яхонт, аметист, яшма. Это цветы богатства, и часть их кладешь ты в скрытность, самые прозрачные камни покрывая тьмою, а часть носишь на себе, тщеславясь блеском сих драгоценностей. Скажи: какая тебе польза вертеть руку блещущую камнями? Не стыдно ли тебе, подобно женщинам во время беременности, прихотливо желать камней? Как они гложут камни, так и ты жаден до этих цветов между камнями, доискиваясь сардониксов, яшмы, аметистов. Какой любитель нарядов мог прибавить хотя один день своей жизни? Щадила ли кого смерть ради богатства? Миновала ли кого болезнь ради денег? Долго ли золоту быть силками для душ, удою смерти, приманкою греха? Долго ли богатству служить предлогом к войнам, ковать оружия, изощрять мечи? Ради его родные не знают естественных уз, братья смотрят друг на друга убийством. Ради богатства пустыни питают в себе убийц, море - разбойников, города - ябедников. Кто отец лжи? Кто виновник ложных подписей? Кто породил клятвопреступление? Не богатство ли? Не старание ли о богатстве? Что с вами делается, люди? Кто вашу собственность обратил в средство уловлять вас? Имение дано вам в пособие жизни, а не в напутие к злу, на искупление души, а не в повод к погибели.
Но богатство необходимо для детей. - Это благовидный предлог любостяжательности; ссылаетесь на детей, а удовлетворяете собственному сердцу. Не вини невинного; у него свой есть Владыка, свой Домостроитель; от другого получил он жизнь, от Него ожидает средств к жизни. Разве не для вступавших в браки написаны Евангелия? «Аще хощеши совершен быти, продаждь имение твое, и даждь нищим» (Мф.19:21). Ужели, когда у Господа просил ты благочадия, когда молился, чтоб быть тебе отцом детей, присовокуплял в молитвах это: дай мне детей, чтобы преслушать заповеди Твои; дай мне детей, чтобы не достигнуть небесного царствия? Кто ж будет поручителем за произволение сына, что употребить данное, как должно? Богатство многим послужило к распутству. Не слышишь ли, что говорит Екклезиаст: «видех тяжкий недуг, богатство хранимо от стяжателя во зло ему» (Еккл.5:12); еще: «оставляю его человеку будущему по мне: и кто весть, мудр ли будет, или безумен» (Еккл.2:18.15)? Итак смотри, чтоб тебе, с многими трудами собрав богатство, не приготовить для других удобства ко грехам, и потом не понести двойного наказания, - и за то, что сам делал неправду, и за то, что другого снабдил к тому средствами. Душа не ближе ли тебе всех детей? Не в ближайшем ли она с тобою свойстве, нежели все прочее? Ей первой дай лучшую часть наследия, ей доставь богатые средства к жизни, и тогда уже дели имение детям. Дети, и ничего не наследовав от родителей, не редко наживали себе домы; но кто сжалится над душою, если она тобой оставлена?
Доселе сказанное говорено было отцам. Бездетные же какую предоставят нам благовидную причину бережливости? - "Не продаю имения, не даю нищим, по причине необходимых нужд в жизни!" Следовательно не Господь - твой Учитель; не Евангелие служит правилом для твоей жизни. Но сам ты даешь себе законы. Смотри же, в какую опасность впадаешь, рассуждая так! Если Господь предписал нам сие, как необходимое, а ты отвергаешь, как невозможное; то не иное утверждаешь, а то, что ты разумнее Законодателя.
Но "насладившись богатством в продолжение всей жизни, по смерти сделаю бедных наследниками своего имения, письменно и в завещаниях объявив их владетелями всего моего". Когда не будешь уже в кругу людей, тогда сделаешься человеколюбивым. Когда увижу тебя мертвецом, тогда назову братолюбцем. Великая тебе благодарность за щедролюбие, что, лежа в гробнице и разрешившись в землю, стал ты не бережлив на расходы и великодушен! Скажи мне, за какое время потребуешь награды? За время ли жизни, или за время смерти? Но пока был ты жив, тратил жизнь на удовольствия, погружался в роскошь; тебе несносно было и взглянуть на бедных; а у умершего какая деятельность? На какую награду имеют право поступки его? Покажи дела, и требуй воздаяния. Никто не торгует, когда срок торга кончился; никто не увенчивается, если пришел по окончании борьбы; никто не показывает своего мужества после брани. Поэтому, как очевидно, и после жизни не возможно стать благочестивым. Обещаешься делать благотворения чернилами и на письме. А кто скажет тебе время отшествия? Кто поручится, какая будет твоя кончина? Сколько людей были похищены из жизни в сильных припадках, так что от страдания не могли произнести и одного слова? Как многих горячка делала не владеющими умом? Для чего же ждешь времени, в которое, как часто случается, не будешь господином своих помыслов? Глубокая ночь, тяжкая болезнь, а помощника нет; простирающий замыслы на наследство готов, все устроил в свою пользу, и твои намерения делает неисполнимыми. Тогда-то, озревшись туда и сюда, и увидя окружающую тебя пустоту, почувствуешь, наконец, свое безрассудство, тогда-то вздохнешь воздохнешь о своем неразумии, что до такого времени отлагал ты исполнение заповеди, когда и язык ослабевает, и дрожащая рука трясется уже от предсмертных содроганий, и ты ни на словах, ни на письме не можешь объявить своей воли. Да если и все явственно написано и всякое слово раздельно произнесено, одной вставленной буквы достаточно переменить твое распоряжение; одна поддельная печать, два или три неправедные свидетеля могут передать все наследство другим.
Для чего же обманываешь сам себя? Теперь худо распоряжаешься богатством на плотские наслаждения, а впоследствии обещаешь то, над чем не будешь уже господином. Худо, как показало слово, твое намерение. Пока жив, буду наслаждаться удовольствиями, а умирая исполню заповеданное. И тебе скажет Авраам: «восприял еси благая твоя в животе твоем» (Лк.16:25). Путь узкий и тесный не приемлет тебя, который не сложил с себя бремени богатства; ты пошел, неся его на себе, а не сбросив, как было тебе повелено. Во время жизни, себя самого ты предпочитал заповеди, а по смерти и разрушении предпочел заповедь врагам; - говоришь, чтоб не досталось такому-то, пусть возьмет Господь. Чем же назвать это, - мщением ли врагам, или любовью к ближнему? Прочитай свое завещание. Хотелось бы мне еще пожить и насладиться своим имуществом. Благодарность - смерти, а не тебе: если б ты был бессмертен, то не вспомнил бы о заповедях. «Не льститеся, Бог поругаем не бывает» (Гал.6:7). Мертвое не приводится к алтарю: принеси жертву живую. Кто приносит избытки, тот не приемлется: а ты, что осталось в избытке после целой жизни, то приносишь Благодетелю. Если остатками трапезы не смеешь угощать знаменитых людей, то как же осмеливаешься остатками умилостивлять Бога?
Видите, богатые, конец богатолюбия, и перестаньте пристращаться к имению. Чем более ты любишь богатство, тем паче ничего не оставляй из своего имения. Все обрати в свою собственность; все бери с собой, не оставляй богатства чужим. Может быть, что и домашние твои не облекут тебя в последнее украшение, но откажут в погребении, оказывая свое расположение уже наследникам. Или еще станут тогда умствовать к твоей невыгоде, и скажут: глупо наряжать мертвого, и с большими издержками хоронить ничего уже не чувствующего. Не лучше ли оставшимся наряжаться в дорогую и блистательную одежду, нежели вместе с мертвецом гноить многоценные одеяния? Какая польза в великолепном памятнике, в богатом погребении, в бесплодных издержках? Оставшееся надобно употребить на необходимое для жизни. Вот что скажут, чтоб и тебе отмстить за несносные твои поступки, и твоим имением услужить наследникам. Поэтому предварительно соверши над собой погребение; и прекрасное погребение - благочестие. Отойди отсюда облекшись во все; обрати богатство в собственное свое украшение, имей его при себе. Поверь прекрасному Советнику, возлюбившему тебя Христу, «нас ради обнищавшему, да мы нищетою Его обогатимся» (2Кор.8:9), «давшему Себе избавление за нас» (1Тим.2:6).
Или поверим Ему, как мудрому и знающему, что для нас полезно, или потерпим Его, как возлюбившего нас, и воздадим Ему должное, как своему Благодетелю. Непременно же исполним повеленное нам, чтоб стать наследниками вечной жизни. О самом Христе, Которому слава и держава во веки веков! Аминь.
