Глава сорок шестая. Смирнов Алексей Федорович - капитан запаса, 1918 года рождения, петроград

 

Беседа эта состоялась летом 1997 года в Болграде (город на границе Одесской области и Молдавии; население на 60% - т. н. бессарабские болгары, то есть часть болгар, в XVIII-XIX веках отслоившаяся от балканских болгар-"внешников" по психологическому принципу, - уходили от издевательств турок вслед за русскими рекрутскими солдатами).

Участвующие:

П. - персонаж, известный по "КАТАРСИСУ" ("Подноготной…"), с тем разве отличием, что к и без того обширному перечню своих специальностей он прибавил еще одну - историка-исследователя. Официальный статус: соискатель ученой степени в Институте Российской истории Российской Академии наук, тема работы: "Динамика общественного сознания на оккупированных территориях в период Великой Отечественной войны"; этот статус открывает доступ в архивы, на конференции, "круглые столы", дает возможность получать консультации у нужных специалистов;

С. А. Ф. - сосед П. в Болграде, капитан в отставке, 79 лет, держится достаточно твердо, несмотря на недельный запой - вино на юге Одесской области дешево.

Беседа стенографировалась непосредственно во время разговора; дается в несколько сокращенном варианте и, для понятности, несколько обработана стилистически1.

…С. А. Ф.: А отцу, когда он помер, было 104 года.

П.: Ого! Раз так долго жил, значит, жить нравилось. Ведь люди перестают жить, когда им это надоедает…

С. А. Ф.: Да, он у меня крепкий был. Его отец тоже, кстати, долго жил - 102 года. А брат - девяносто… не помню сколько… И даже когда отец умирал, несмотря на возраст, в ясной памяти был, не путался.

П.: А кем он был до революции?

С. А. Ф.: Военным.

П.: А чин?

С. А. Ф.: Штабс-капитан.

П.: Он был кадровым?

С. А. Ф.: Нет. Закончил Петербургский университет. Факультет филологии.

П.: Как же ему, царскому офицеру, удалось пережить сталинские репрессии?

С. А. Ф.: А что ему было переживать? Он почти сразу перешел на сторону Советской власти, - никто его и не трогал.

П.: И вы не пострадали от того, что сын штабс-капитана?

С. А. Ф.: Нет. Я же говорю: он перешел на сторону Советской власти. Сразу же. В Красной Армии сражался.

П.: А в армии он был до конца Гражданской войны?

С. А. Ф.: Нет. В 18-м Ленин с Луначарским решили всех особо грамотных из армии отправить на учительскую работу. Отца тоже перевели. И отправили на Урал. Мы туда всей семьей переехали.

П.: А в какое место?

С. А. Ф.: Троицк - Челябинская губерния, Южный Урал. 200 километров до Магнитогорска. Там он и учил в школе. До сих пор наш дом в деревне стоит.

П.: А почему - в деревне?

С. А. Ф.: А что там было в городе снять? Нас ведь одних детей восемь человек было. Вот отец и купил в деревне дом. Мы жили там постоянно, а отец за пятьдесят верст каждое воскресение приезжал. Первым делом - в баню… Потом уж остальное.

П.: А день его рождения когда? Какого числа родился?

С. А. Ф.: А это мне не говорили. Дни рождения он не справлял, а я не интересовался.

П.: Странно. Разве не интересно? Неужели не спрашивали?

С. А. Ф.: Спрашивал. Да мне не говорили.

П.: Как это - не говорили?

С. А. Ф.: А так. "Куда лезешь не в свое дело? Знай свое! А если что нужно, возьми дневник - и прочитай".

П.: А у него дневник был?

С. А. Ф.: Был. И мать тоже дневник вела. Свой. Отдельно.

П.: Они хотели, чтобы дети прочитали… А дневники эти сохранились?

С. А. Ф.: Племянники - гады! - растаскали. То ли до войны, то ли во время. Вместе с книгами. Так я ни в один и не заглянул. Меня же в 39-м в армию забрали. С третьего курса.

П.: А третьего курса - чего?

С. А. Ф.: Биологического факультета. Университета.

П.: Какого?

С. А. Ф.: Естественно какого - Свердловского. Тогда всех парней с потока взяли - и служить.

П.: А офицерское звание когда присвоили?

С. А. Ф.: Это уже потом. Сначала - рядовым, а когда война началась - краткосрочные офицерские курсы. И в 42-м - на фронт.

П.: А какой род войск?

С. А. Ф.: Известно какой - пехота.

П.: Я почему спрашиваю? Мой отец ведь тоже фронтовик. Только он 1907 года рождения. Тоже откуда-то с Урала забирали. И тоже кратковременные офицерские курсы. Только он артиллерист. Хотя потом в пехоте оказался.

С. А. Ф.: Ну, а меня сразу - в пехоту.

П.: А потом?

С. А. Ф.: Привезли нас на 2-й Украинский фронт. Но не под Сталинград - врать не буду. Хотя Сталинград - это как раз 2-го Украинского. Воевал. Потом ранение. "Болванка" по спине чиркнула - смещение позвонков.

П.: А как вы узнали, что это "болванка"?

С. А. Ф.: Не разорвалась - вот и узнал. Да их много было - болванок-то. Идешь - снаряд валяется неразорвавшийся. Новенькие в сторону: вдруг разорвется? А ты им: "идите спокойно - болванка". Да мне один, в плену который был, рассказывал: завод подземный, одни пленные работают, так, если есть песочек под ногами, - в снаряд его… Да и коммунисты немецкие были. Те - тоже. Так что "болванок" много валялось. А сколько в танки попадало?!.. И меня вот такая "болванка" по спине. Когда я с командиром полка был на рекогносцировке. Это когда командир вперед выезжает и решает - где орудия будут стоять, где окапываться. Ну, от этого ранения я оправился быстро. А вот следующее - уже все.

П.: Куда вас?

С. А. Ф.: Вот сюда - в ступню. В атаку шли… Ты думаешь, это нога - и нога? Нет. Пальцы на месте, пятка тоже, ну а вот те кости, которые должны быть между ними, - не все. Пуля раздробила, вот их и повытаскивали. Вот из-за этой ноги меня в конце концов Хрущев - суки кусок! - и комиссовал. В 56-м.

П.: А до 56-го?

С. А. Ф.: Служил. После госпиталя меня сюда, в Болград, и командировали. 44-й год был. Болград только-только от румын освободили. 28 августа.

П.: И чем вы занимались?

С. А. Ф.: Прикомандировали к военкомату.

П.: И чем - конкретно?

С. А. Ф.: Да всем. Тогда военкоматы всем занимались. Я вот занимался образованием. Например, ходил проверял, почему кто в школу не ходит.

П.: А почему военкомат этим занимался?

С. А. Ф.: Не знаю. Закон такой был - заниматься школами. Были инструктора по всевобучу - допризывниками занимались, а я по учебе был. Например, военруков в школы подбирал… Одни занимались начальной военной подготовкой, а я - вот этим… Тогда ведь многие в школу не хотели ходить… Она ведь при румынах (эти места после Брестского мира отдали Румынии. - А. М.) "гимназией" называлась, потом в 40-м, когда Сталин этот край опять присоединил, снова "школой" стала, оккупация - опять "гимназия", а прогнали фрицев - опять в "школу" переименовали. Так вот, в школу многие не хотели идти. Я ходил по домам - и разбирался.

П.: А почему не хотели? Население было против русских?

С. А. Ф.: Нет. Старики, которые помнили, как при царе с русскими жилось, те хотели, чтобы русские вернулись. Это молодежи румыны мозги намозолили, настращали, - ничего знать не хотели. По 17 лет им было - а все недоучки. Я вот теперь смотрю на тех, кто не хотел ходить, все как один образованные: кто врач, кто юрист, кто учитель… Советская власть им добра хотела, а они… Вот я и ходил.

П.: А что вам более всего запомнилось при этих посещениях?

С. А. Ф.: Что?.. Наверное, как я инструктора райкома партии чуть не пристрелил.

П.: Инструктора райкома партии? Так вас же за это могли… А за что?

С. А. Ф.: Пошел я в одно село выяснить: почему дети в школу не ходят в одной семье. Прихожу, а там женщина - одна: муж на фронт ушел и не вернулся. Дети на печи сидят. Старшему - 11 лет, так ему в школу идти попросту не в чем. 11 лет, а штанов нет, - одна рубашонка. Нищета сплошная, безысходность. А с инструктором столкнулся, это когда я во второй раз к ней зашел кое-что уточнить, - я ведь запрос отправил в архивы, что с ее мужем произошло. И ведь ответили! "Погиб смертью храбрых на фронте". Ей, соответственно, пенсию и льготы разные…

П.: А большая пенсия?

С. А. Ф.: 28 рублей.

П.: А много это или мало?

С. А. Ф.: Кому как.

П.: А что можно было тогда купить на рубль?

С. А. Ф.: На рубль? Штаны можно было купить. Рубашку парню.

П.: И все на один рубль?

С. А. Ф.: Да.

П.: А питание дорого стоило?

С. А. Ф.: Дорого? Нет. Совсем ничего. Очень дешево… Так ведь глупая баба: не знает ничего про права свои, сидит бедует, хотя пенсию могла бы получать… И тут, когда я во второй раз пришел, - входит этот инструктор и еще с ним один с того же села - что-то вроде дружинника современного, бесплатно их тогда в помощь назначали… Входит он и видит: стоит в избе таз с зерном. Он к этому тазу! Забирай, - говорит своему помощнику, - эта стерва не сдала, утаила от Советской власти! Я ему говорю: постой, мил человек, видишь, парнишка без порток. А он на меня и не смотрит, хотя я в форме сижу; "забирай!", - кричит. Тут я не выдержал, выхватываю пистолет, кричу: если ты, кусок суки, сейчас же не уберешься отсюда, - пристрелю! Ну он и оставил это зерно - вылетел на двор…

П.: И как вас не посадили?!

С. А. Ф.: Один подполковник отстоял. Фронтовик. В Измаиле тогда служил. Да меня не то что посадить, чего похуже могли сделать.

П.: Я понимаю. Ведь - инструктор райкома партии!.. Я это очень хорошо понимаю. Я ведь, когда студентом был, тоже восстал против комсорга курса. Это такой мерзавец был! Карьерист просто законченный, подхалим и все такое. Меня ночью когда милиция из постели вынула и повезла, я им так и объяснил: гад, говорю, сволочь, карьерист… Я ему хотя удара-то три всего влепил, но поскольку я тогда спортом занимался, в сборной института во втором полутяжелом весе был, то… Словом, ему в травмопункте такой список травм для милиции накатали… Сотрясение мозга и все такое… Но мне не "хулиганку" лепили, а политическое дело: дескать, против комсорга… Это теперь он - "новый русский". А тогда - комсорг… Брежневские времена хотя, казалось бы, уже были либеральные, но неприятностей - море! Представляю, как могли над вами при Сталине надругаться!

С. А. Ф.: Да. Они и пытались. Но вступился подполковник из Измаила. Век помнить буду… А та женщина за мужа погибшего пенсию все-таки получила… А гадов тогда во власти было много. Прислали тогда в военкомат полковника одного - три класса всего образования. Начальником. Ух, и ненавидел он меня: я-то образованный! Это я уж потом узнал - совершенно случайно: земляка его встретил - полковник-то тот, как оказалось, на доносах выдвинулся, человек двадцать заложил… У него всего три класса, а он вверх растет, а у меня почти высшее, а все - старший лейтенант.

П.: Это я знаю. Генералитет тогда подбирали из людей с трехклассным образованием. У меня в классе был сын одного такого генерала. Так он и вовсе был зам. директора военного исследовательского института. На даче даже у него был. Так что я эту публику мог наблюдать и изнутри… А где вы потом служили?

С. А. Ф.: В 46-м перевели меня в Молдавию. Там служил. Уже после Академии.

П.: После Академии?

С. А. Ф.: Да. В 45-м нас, - тех, которые пограмотней, - в Академию отправили. Ведь тогда много было разных неучей типа того полковника с тремя классами. Как были тупыми, так и остались. А меня - в Академию. Это уж потом нас, инвалидов - кто без руки, кто покалеченный, как я, - Хрущев демобилизовал. Девок на наши места посадил - кусок су… А я приехал сюда, в Болград. Инвалидность три года была, платили пенсию, - потом сняли. Потом в лесхозе работал - вот там были заработки! Потом в детсаде: полставки - фельдшером, полставки - сторожем…

П.: А вас в каком звании демобилизовали?

С. А. Ф.: Капитан. Это не при Сталине, а уже при Хруще присвоили. Это ж сколько, посчитать, я старшим лейтенантом пробыл?.. А, все равно!..

П.: Странно… Войну в 42-м начали лейтенантом, всю войну прослужили, а остались только старшим лейтенантом. И это при том, что в войну внеочередные звездочки только так на погоны слетали.

С. А. Ф.: Слетали? Да, было такое дело. Некоторые очень быстро росли.

П.: Так все равно: очередное звание каждые три года, а вы и после войны сколько лет прослужили, но… Интересно… Меня почему это интересует? Ведь мой отец тоже лейтенантом войну начал - только техником-лейтенантом - и после тяжелого ранения в 42-м на фронт тоже по ранению не вернулся. С тех пор командовал топографическим училищем, должность уж никак не ниже майорской, если не больше, а войну почему-то, как и вы, всего лишь лейтенантом закончил. Образование высшее - законченное. А кругом генералы с тремя классами. Как бы вы это объяснили?

С. А. Ф.: Может, он членом партии не был? В то время это имело большое значение.

П.: Был. Точнее, в окопах вступил. Тогда, в 42-м, если в окопах принимали, то без проволочек и без, как прежде, обязательного угодничанья.

С. А. Ф.: Образование, я так понял, у него к тому времени было уже высшее?

П.: Да. Научный работник.

С. А. Ф.: Тогда все очень просто: языком до нужной жопы не доставал. Разве не знаешь, как у нас звания и чины присваиваются? Да и сейчас кто эти - "новые русские"? Это те, которые с Хрущем пришли, - каким местом они себе карьеру делали? Головой, думаешь?

П.: А вы членом партии были?

С. А. Ф.: Не дорос, не доучился, не достоин.

П.: Как это?

С. А. Ф.: Это я им так объяснял: "Не дорос, не доучился, не достоин". Старший брат - коммунист, третий брат - коммунист, а я - не хотел.

П.: Понятно… А скажите, в вашем соединении… Вы чем командовали?..

С. А. Ф.: Ротой. Сто восемьдесят человек.

П.: Сто восемьдесят?

С. А. Ф.: Что тебя так удивляет?

П.: Просто в современной роте - сто человек. Даже девяносто шесть.

С. А. Ф.: Да разве сейчас армия? Что это за офицеры? Когда было видано, чтобы офицер шел вместе с солдатами и - матерился? А сейчас? Посмотрите на эту самостийную украинскую армию! Командиры пропивают солдатские пайки. А солдаты потом в Болграде по домам ходят, кусок хлеба у жителей выпрашивают! Раньше офицер - это был офицер! Когда разрешили офицерам ходить на базар в форме, - это был скандал. А теперь смотришь, он в форме, в погонах - сигаретами торгует! Это что - армия?! Это не армия, а… кусок шантрапы!

П.: Понятно. Я хотел спросить: были ли в вашей роте случаи перехода на сторону немцев? Ведь в Брестской крепости, если вы знаете, сдались все национальности, не то что украинцы, но и даже белорусы, в окружении дрались только из этнических русских.

С. А. Ф.: Да, я знаю. Еще во время войны узнал, - хотя пропаганда об этом всегда молчала. А о Брестской крепости вообще только в 60-е заговорили. Нет, у меня, в моей роте переходов не было.

П.: А этнические немцы в вашей роте были?

С. А. Ф.: Когда я до войны служил, еще рядовым, - были. А когда война началась, их всех быстренько из армии убрали и - за Урал. На заводы и в шахты. Как, впрочем, и здешних болгар. Ведь в 42-м году Сталин с царем Борисом заключил договор, что если тот не будет свои войска в Союз вводить, то Сталин уберет с фронта наших болгар. И их тоже - на заводы.

П.: А евреи? Мне отец рассказывал, что сколько он на фронте ни был, ни одного еврея на передовой не встречал.

С. А. Ф.: Это - да. У меня тоже народу в роте переменилось несчетно, - но ни одного еврея не было. И в соседних ротах тоже. Они все больше денщиками - при штабах, вот там они были. Переводчиками, писарями. Или - парикмахерами. Вот это - их. А в окопы - нет.

П.: А как вы думаете, почему они в окопах не оказывались?

С. А. Ф.: А очень просто. Раньше ведь как было? В каждой медкомиссии обязательно по еврею. А то и не по одному. И обычно еврей и возглавляет. Когда меня в армию забирали, медкомиссия была - еврей во главе. Когда меня на инвалидность сажали, чтобы из армии убрать, - во главе был еврей. А когда через три года, чтобы пенсию не платить, с инвалидности снимали, - опять председателем был еврей! Как будто у меня за эти три года костей в ноге прибавилось!.. Так вот: у нас в университете на потоке евреев полно было. А годным к армии та комиссия с евреем во главе признала только одного.

П.: А остальные?

С. А. Ф.: А что остальные? Все у них как обычно. У того выпадение прямой кишки, у того - кривой. Язвы и прочие маразмы. У нас на все офицерское училище всего один еврей был. Да и то! Всем - лейтенантов присвоили, а ему - только старшину.

П.: А почему? Притесняли?

С. А. Ф.: Что ты! Он просто к армейской службе совершенно не способный. Ну - никак! Дебилами сейчас таких называют. Хотя торговать, может, и смог бы… Или - денщиком. Не знаю, что с ним потом стало. Наверное, до следующей медкомиссии. И - на склад: заведовать… Бензином на сторону торговать… Его-то, дебила, годным признали, а вот остальных, из моего университета, - нет. Да они все такие! Когда Хрущев свои эксперименты над людьми проводил, чтобы вместо хлеба народ кукурузой кормить, и мы все питались черт его знает чем, - все евреи Болграда вдруг оказались диабетчиками, все в поликлинике справками обзавелись и ходили в центральный универмаг хлеб - белый, хороший! - получать. Так и было: все национальности города - в одно окошко, а евреи - в другое. Да что о них теперь говорить! У нас в городе их уж и не осталось. Почти все выехали: кто в Америку, некоторые - в Израиль, словом, кто - куда. За границу, в общем. И пусть. И хорошо.

П.: Казалось бы, медкомиссии разные, а психологически… Единое… И вас…

С. А. Ф.: Не меня одного.

П.: Понятно. Сейчас анекдот такой есть: русский в Израиле год с утра до ночи работал, возвращается - денег нет, топора нет, еще и должен - а вроде все правильно!

С. А. Ф.: Кому смешно, а кого они вышвырнули без копейки, как меня, - не очень.

П.: Ясно… Алексей Федорович, скажите, а предателей - полицаев всяких - здесь в городе много было?

С. А. Ф.: Много. Один, к примеру, вон, на углу жил. Через три дома.

П.: И что с ним стало?

С. А. Ф.: Не знаю. Когда наши подходить стали, с немцами сбег. А были и другие - те остались. Ну их, разумеется, - в оборот.

П.: А поподробней?..

С. А. Ф.: А что подробней? Увезли куда-то. Что с ними стало - не мое дело. Тут другое дело было. Когда война кончилась, и демобилизованные из армии стали возвращаться, вот тут фальшивых и стали вылавливать. Приходит человек в военкомат, становится на учет: звание, награды - номера переписывают. Ему говорят: предъяви документы на ордена! Потеряны! - отвечает. Проверяют - а орден-то другому выдан! Ему: откуда взял? И начиналось!

П.: А откуда брали? Покупали?

С. А. Ф.: Какое - покупали! Будут они покупать! Тратиться! С убитых снимали!

П.: Я почему про покупку заговорил? В те времена, когда я в ОБХСС работал, звание Героя Социалистического Труда стоило всего пять тысяч. Все честь по чести: вместе с документами, орденом Ленина и Звездой. В Верховном Совете выписывали. Помните, "узбекское дело"? Хлопковые приписки на миллиарды? Те, которые по делу проходили, все были Героями Соцтруда. Ведь Звезда среди прочего - право на немедленную амнистию: сам же Верховный Совет, в котором орденами торговали, и утвердил эту льготу. Разумеется, не только узбеки покупали. Так если во времена Брежнева, когда была относительная законность, купить Героя проблем не было, то я представляю, что было во время войны, когда контроля не было никакого.

С. А. Ф.: И с документами были - но все равно попадались. Ведь сколько их, с фальшивыми званиями, приходило! Офицеры - понимаешь ли! Кусок …!

П.: Документы - не ордена, с убитого не снимешь. Значит, все-таки практика продаж была. А при покупке на мелочь не размениваются… А почему попадались?.. Попадались, как и всегда, мелкие сошки, к штабам подойти робеющие. А что ж эти… фальшивые не подумали, что могут начать проверять?

С. А. Ф.: А вот, значит, не думали! А тут - военкомат, постановка на учет, от учета не открутишься - а тут: проверка!

П.: А что они с орденов имели? Кроме безнаказанности по амнистиям? Еще знаю, у орденоносцев право было в трамвай с передней площадки входить, но это до войны было. Еще какие-то деньги ежемесячно им выплачивали. А еще что?

С. А. Ф.: Что? А все! Вон у меня напротив, через дорогу жил один. До войны старшиной был в Чапаевской дивизии, - здесь ведь до войны Чапаевская дивизия квартировалась, так он в ней старшиной был, подштанники, что ли, выдавал, или еще что. Может, и патроны, - не знаю. Так вот, как война началась, старшина уже на следующий день сбежал. Сюда только после войны вернулся. Так вот он, когда здесь жил…

П.: Так ведь это же дезертирство! За такое же судят! Вплоть до расстрела!

С. А. Ф.: Судят. А ему - ничего. Бумаги какие-то справил, наверное. Да я ж знаю точно: он - не воевал. Так ему в 56-м или в 57-м одну ногу отрезали, а через год - другую. Так вот, чуть снег выпадет, он в райком партии звонит: я, кричит, - безногий инвалид войны! мне снегом все перед домом завалило! И ему из райкома тут же - пионеров, снег перед домом чистить. Герой войны! А ты говоришь: что- получали?.. Выгодно, почетно. Для хохлов это как сало в шоколаде. А взять тех же евреев? Я думаю: в Израиле, если участник борьбы с фашизмом, - то пенсию большую платят. Если у них там за каждый орден платят отдельно, так наши городские евреи, которые в Израиль дернули, а в войну по тылам отсиживались, на себя, наверное, целый иконостас уже нацепили. Проверять никто не станет, да и не выгодно им: вроде все кругом герои ходят… Собой гордятся. Друг другу кланяются. Представляю!..

П.: Но я знаю два места, где они вполне официально получали.

С. А. Ф.: Где?

П.: Например, в артиллерии БМ. Я читал военные дневники академика Иноземцева (в войну - сержант и старшина), так судя по упомянутым им фамилиям, чуть ли не половина состава батареи - евреи.

С. А. Ф.: В артиллерии-то большой мощности? Там - очень может быть. Бээмщики вечно по глубоким тылам, а потом их перед самым наступлением - на позиции; отстреляются - и назад. Нам населенные пункты брать в лучшем случае за медальку, а им - ордена. Награждали в основном при успешных наступлениях - и даже просто при отходе немцев. Тогда даже все денщики и прочие штабные б… получали. БМ с участка на участок перевозили, - вся грудь в орденах должна быть.

П.: Точно. Бээмщики самое страшное пересидели - в Татищевских лагерях. С конца 41-го до начала 43-го. Почти полтора года. Пока наши в наступление не перешли… Кстати, о штабах. Я тут познакомился с одним одесским депутатом. От коммунистов. Он, пока из армии не уволился, политотдельцем был, среди прочего и при штабе группы войск в Афганистане. Кое-что рассказал про Афганистан: какие нации первыми сдавались, почему энтузиасты "дедовщины" погибали в первую очередь, и так далее. Так вот, его отец тоже был политотдельцем, а во время войны - в армии Рокоссовского. В 41-м, среди прочего, занимался формированием не то двух, не то трех дивизий из политзаключенных - дрались, рассказывает, не в пример лучше других! Их, естественно, не награждали. Зато штабные Рокоссовского, которые сплошь были евреями - правда фамилии еврейские были только у каждого третьего, - награждали друг друга не стесняясь. Поскольку на награды был лимит, то на тех, кто реально сражался, наград часто не хватало, - все по штабным расходилось… А потом отец его служил с Драгунским, командиром дивизии, евреем - трижды, кстати говоря, в танке горел! - дважды Героем Советского Союза… Так что штабы, действительно, то место, где все делалось вполне легально. Кроме артиллерии БМ. Из Татищевских лагерей.

С. А. Ф.: Да и потом они под пулями не оказывались. Позиции километрах в шести от передовой, не ближе. Да что там говорить - евреи, одно слово.

П.: Я почему интересуюсь? Есть одна странность в истории Великой Отечественной. С одной стороны, кого из фронтовиков ни спрошу, - никто еврея в окопе не видел. А по спискам Героев Советского Союза получается, что на первом месте в абсолютном исчислении среди награжденных - русские; а на втором - евреи, хотя евреи численно, естественно, уступают и белорусам, и украинцам, и азиатам с татарами. Самый получается воинственный народ.

С. А. Ф.: Да какие они воинственные!

П.: Вот-вот. Но если верить документам, то именно так и получается. И в связи с этим вообще встает вопрос: можно ли о войне что-либо узнать по наградным листам? Если верить, то евреи " самый героический народ. С другой стороны, читаю воспоминания - только удивляюсь, насколько безропотно десятки тысяч евреев позволяли немцам себя расстреливать! Если сопротивлялись, то только еврейки. В воспоминаниях партизан - только еврейки. Кстати, взять то же восстание в Варшавском гетто. Евреи купили у немцев несколько десятков пулеметов с патронами…

С. А. Ф.: Вот-вот! Это они могут. Так голову заморочат, что и пулемет продашь, который на тебя же и направят!

П.: Да! Но как они этими пулеметами распорядились! Дело в том, что кроме пулеметов у немцев было куплено несчетное количество пистолетов. Так вот, во время восстания на все это количество стволов было убито всего 16 немцев! Причем сами немцы вспоминают только о еврейках, которые стреляли из пистолетов с двух рук. Да какие евреи герои! Я понимаю: белорусы или татары, или даже еврейки, - знаю про одну летчицу, кажется, на ПО-2 летала, ночная бомбардировщица, дважды Герой Советского Союза - но евреи… Но странно то, что те же евреи поразительно активны в период сверхвождей типа Наполеона - в том числе и как бойцы.

С. А. Ф.: Что?

П.: Оставим это. Так, одна теория… Вот и получается, что обилие евреев - Героев Советского Союза психологически достоверно объясняется тем, что они эти звания или друг другу поприсуждали в штабах или понакупали: во-первых, выгодное вложение денег, - можно воровать не боясь, а во-вторых, купить звание уж несравнимо проще, чем обитателю гетто, предуготованного к уничтожению, купить у немцев несколько десятков пулеметов… Есть, конечно, ничтожная часть евреев - землепашцы, подобно евреям древности, - они, может, и хорошо воевали, хотя присваивали Героев только за бои наступательные…

С. А. Ф.: Землепашцы? Мы таких не видели. И в Израиле на земле работают все те же украинцы, - вон, даже у нас объявления о найме висят. Какие там землепашцы!..

П.: И все-таки они редко-редко, но встречаются, только наберется ли их на всю страну хотя бы сотня?.. Вообще, по наградным листам историю войны не составить. Награждение было делом политическим. Ведь не наградили же Героем того, кто первым знамя над рейхстагом водрузил.

С. А. Ф.: Как? Егоров и Кантария - оба Герои. При коммунистах о них каждый год в каждой газете.

П.: Но не Кантария был первым. Первым был будущий вор в законе Булатов. Вы когда кадры о водружении флага над рейхстагом видите, то там никакого грузина нет. Там - Булатов, видимо, тот у которого одни часы на левой руке, а другие - на правой. Это в кадре видно. А грузин появился потом, когда кому-то из высших политработников пришла подхалимская идея под грузина Сталина подлизаться, - вот и появился Кантария, которому и присвоили Героя. А Булатову и остальным из его группы - нет. А то, что съемки не переделали, так это потому, что рейхстаг уже передали американцам. Так у нас все советское время и было: на экране Булатов, а текст про героического грузина. Который, кстати, был такой нравственный, что от своего геройства не отказался.

С. А. Ф.: Не знал. Впрочем ничего удивительного. С наградами всегда был бардак - разнарядки, лимиты; у штабных - свои интересы.

П.: Точно. Как при форсировании Днепра. Были разнарядки - такое-то количество Героев. В соответствии с заданием изобрели и легенды. А если что и было, то в наградных листах перевирали до неузнаваемости. Скажем, знаю случай, пятеро в 44-м совершили подвиг, - а их в наградных разбросали по разным участкам фронта: получалось, что каждый из пяти независим друг от друга, результат политико-воспитательной работы политорганов, словом, политотдел армии работает. Естественно, в тех наградных умышленно все переврано. Кто знает, может быть, те пятеро действительно герои, хотя на втором этапе войны групповой героизм особенного рода, но это разделение - как минимум перевирание психологии войны, самого для нас, потомков, главного!.. Вот и получалось, что Кантария - Герой, потому что - грузин, а штабные при Рокоссовском герои не из каких-то соображений нравственной справедливости, а потому что - евреи. Соответственно, те, которые войну выиграли, оказались безвестны.

С. А. Ф.: Кусок …!

П.: А что сейчас с тем старшиной? Безногим? Любимцем райкома? Подох?

С. А. Ф.: Подохнет он! Нет, живой еще. Кстати, как Союз развалился, он так радовался… А потом - уехал. В Крым.

П.: В Россию не захотел? Все-таки в России чуть богаче сейчас живут.

С. А. Ф.: А что ему в России? Он здесь, на Украине, герой. А в Крым - так у него там дочь живет. Как раз она и родилась тогда, когда из части дезертировал. Ведь он же на телеге - не знаю украл в части или еще как достал - жену беременную повез. У нее под Харьковом родители. Он у них там за печкой войну и пересидел.

П.: Под Харьковом? Там же зона оккупации была.

С. А. Ф.: А что ему оккупация?.. За печкой сидеть даже удобнее.

П.: А в вашей роте подобные случаи дезертирства были? Только не то что слышали, а что видели.

С. А. Ф.: Да сколько угодно. У меня был командир пулеметного взвода - старшина Петренко, хохол. Что-то я стал замечать: как в наступление - у Петренко кровяной понос. Ой, говорит, не могу: у меня дизентерия - и в лазарет. Наступление кончилось - возвращается. А потом выясняется, что он мыло жрал. Он и еще несколько азиатов. Мыло ели. И у них от этого кровавый понос.

П.: А может, ну их совсем?

С. А. Ф.: Кого - "их"?

П.: Да всех этих азиатов. Мне отец тоже рассказывал, что от них толку в 42-м никакого не было. Наступление, все из окопов, но только одного ихнего убьют - так весь аул сбегался, в кружок вокруг трупа усаживались - и ну голосить, ну причитать! Пули в них, мины - а им без разницы: только громче оставшиеся голосят. Вперед не идут - так и гибли. Да и в дневнике начальника генштаба вермахта Гальдера читал, что в первую очередь сдавались в плен те части, в которых наивысший процент "монгольской национальности", - это он так азиатов называл. Может, ну их совсем? Только портят.

С. А. Ф.: Ну как это? Нельзя.

П.: Почему - нельзя?

С. А. Ф.: Не знаю. Люди… А потом ведь многие воевали хорошо. В наступление ходили со всеми. В 44-м, во всяком случае.

П.: Как же "все" - если вы только что говорили, что мыла наедались?

С. А. Ф.: Разве?.. Это они прежде наедались, когда я только-только ротным был назначен. А после и в наступление ходили. Значит, в 44-м.

П.: Ясно. Две фазы войны. В 41-м сдавались, в 42-м мыло ели и голосили под минометным обстрелом, а в 44-м - прекрасно ходили в наступление. В точности и уголовники: в 41-м на стороне немцев, а в 45-м вор в законе, бандит то есть, знамя над рейхстагом водружает. Да и казаки тоже: в 41-м - первыми в плен, а в 45-м - Берлин брали. Хорваты тоже… Все как по писанному… А по-вашему, азиаты от русских чем отличаются?

С. А. Ф.: Ничем. Такие же люди.

П.: А мне говорили, что значки классности азиаты любили у прапорщиков покупать - всю грудь увешивали. Если у русских этим увлекался каждый второй, то у азиатов - все сто процентов.

С. А. Ф.: Очень может быть. Но - они такие же.

П.: Но ведь народ от народа отличается?

С. А. Ф.: С чего бы это? Все народы равны.

П.: Но ведь вы только что мне рассказывали, что люди бывают разные: одни получше, другие - похуже?

С. А. Ф.: Да.

П.: Народ составляют одинаковые - в своем роде - люди. Следовательно, народы - отличаются?

С. А. Ф.: Народы - равны.

П.: Но ведь евреев вы выделяли?

С. А. Ф.: Я? Разве?

П.: Да. Значит, народы, как и отдельные люди, разные?

С. А. Ф.: Нет, конечно. И вообще, такие вещи надо знать: все народы равны. Знать надо! Я-то вот знаю: образованный. И университет почти закончил, и училище, и даже Академию. Так что - знать надо. Равны! Мы все вместе плечом к плечу боролись с фашизмом - и победили!

П.: Да? А что это такое - фашизм?

С. А. Ф.: Фашизм? Странный вопрос… Фашизм - это… Это… Впрочем, не знаю. Да и не важно это. Если очень нужно знать, можно посмотреть справочник.

П.: Понятно… Впрочем, и немцы не знали, что такое "новый порядок", за который они гибли, - это так никогда нигде и не было сформулировано. Да и что такое "коммунизм", с которым они боролись, они тоже не знали… Старая история! "Религиозные" войны тоже велись теми, кто никогда Священное писание не читал… Понятно. А еще случаи дезертирства помните? Уровня выше старшины?

С. А. Ф.: Маршал Куликов, например. Того и вовсе в телеге под сеном в тыл вывезли. Его люди гибнут, - а он под сено, денщики и вывезли. Их тогда, командармов, 33 человека судили. В конце ли 41-го или в начале 42-го - не помню. Расстреляли, конечно. И правильно: перед началом войны технику разобрали, офицеров - в отпуска. Какая может быть война? Правильно, что Сталин их расстрелял.

П.: Может, не Куликов, а Кулик? Но маршала Кулика расстреляли, кажется в 50-м. Может быть, не Кулик? А если Куликов, то не маршал?

С. А. Ф.: Возраст. Начинаю забывать. Может и не Кулик, а другая какая птица.

П.: А рожа у маршала Кулика запоминающаяся - челюсть огромная, ну вылитый современный бригадир "крутых". Читал я его выступление на совещании 1940-го - подхалим просто откровенный. Да! Ведь и усики у него на предвоенной фотографии - под Гитлера! Точно, нет ничего нового под солнцем: его копии сейчас на американских джипах ездят, да и вообще по прикиду - чистые американцы, не отличишь, а на ворованное в России дома в Калифорнии покупают. А Кулик - военный. Тоже, кажется, Герой. Жаль, его дело до сих пор в закрытых архивах - не удивлюсь, если он был действительно уличен как предатель.

С. А. Ф.: Он и есть предатель. До чего фронт в 41-м довели! Их тогда многих расстреляли, - и правильно!

П.: Так в разгроме виноваты - они?

С. А. Ф.: Они. А кто же еще?

П.: А Сталин? Вы лично Сталину верили?

С. А. Ф.: Вот Марксу и Ленину я верил. А Сталину?.. То, что нужно - верил, что не нужно - не верил… Сталин, жаль, часто ошибался.

П.: Хорошо. А еще случаи дезертирства?

С. А. Ф.: Да какие могут быть еще случаи?

П.: Ясно. Скажите, а вы танк БТ-7 застали?

С. А. Ф.: Я - пехота. У меня в роте столько дел было - не до танков! Вот Т-34 - это был танк! Жаль, что его только в 43-м году стали выпускать.

П.: Да их уже к началу войны больше 1000 штук было!

С. А. Ф.: Не может быть! Они только в 43-м появились!

П.: На вашем участке фронта. А в армии Т-34 чуть ли не с 39-го. А вот БТ как-нибудь иначе называли? В шутку?

С. А. Ф.: Как это - в шутку?

П.: Сейчас БМП, боевую машину пехоты, в шутку называют "братской могилой пехоты". А БТ тогда?

С. А. Ф.: А тогда никто не шутил. Не то время было. Кругом уши. Да и что эти танки! Толку от них! Идем мы раз в наступление. Нашему полку придают 12 тридцатьчетверок. Так они, враги, делятся на две группы - и только мы их и видели! А немцы как раз через наш полк - контрнаступление! И полк погиб. От моей роты 20 человек только и осталось.

П.: Как вы сказали? Разделились? Как это?

С. А. Ф.: А так. Шесть налево ушли, шесть - направо. А немцы потом - как подгадали! - через нас!

П.: А что потом было? С немцами?

С. А. Ф.: Да с ними потом в тылу нашлось кому разобраться. А эти враги…

П.: Враги?! Тех танкистов так и называли: "враги"?

С. А. Ф.: Да.

П.: Здорово! Ведь есть же люди, которые все понимают сразу! Знаете, Алексей Федорович, а на границе в 41-м красноармейцы разбегались с криками: "измена"! Есть ведь какая-то прослойка в народе!! Все понимают!

С. А. Ф.: А я что-то ничего не понимаю. Болею. Уже неделю. С головой не очень. Не понимаю.

П.: Интересно у нас, говорю, общество устроено: есть какая-то прослойка в народе, вне иерархии, которая все понимает. И иногда высказывается… Скажите, а вы в Россию возвратиться не хотели бы?

С. А. Ф.: Куда мне - такому-то?.. Недостоин я. Пью… Да и не хочу. А вот сын мой - он в России. Под Сталинградом живет. Виталий Смирнов - доктор биологических наук! У меня не было возможности доучиться на биологическом - он докончил.

П.: Как и вы подобно отцу стали военным, а потом в системе образования. Значит, кровью-то своей вы все-таки вернулись? Русской кровью?

С. А. Ф.: Почему - русской? Мать у него - болгарка. Из этих мест.

П.: Тем более.

 

***

 

Слова Смирнова Алексея Федоровича изобилуют, с одной стороны, массой интереснейших деталей, характеризующих и его, и эпоху; а с другой стороны - толкованиями, характерными для его социальной группы (военный, пьянь, русский, молодость прошла при Сталине, фронтовик и т. п.).

Детали интересны даже мельчайшие - взять хотя бы то, что помогать вдове фронтовика в некое село района он именно "пошел". Чтобы оценить эту деталь, надо знать, что от Болграда до ближайшего села 5 километров, и очень может быть, что нужное село было отнюдь не ближним. Такие расстояния не радость даже для здорового человека, что уж говорить про того, у кого утрачена часть костей стопы, да и само ранение произошло не так давно!

И таких деталей множество. А воспоминания о масштабе жульничества с орденами, выявляемого при демобилизации, и вовсе в мемуарной литературе уникальны.

Маловероятно, что Алексей Федорович являет собой пример неугодника. Надежду на зарождение в нем этого начала дает эпизод с отказом подличать под руководством инструктора райкома партии, - если это не было просто проявлением ненависти фронтовиков к тыловикам. Скорее Смирнов просто - русский (в смысле матричного этноса note 27: пьет, курит, книгами, достойными над ними размышления, явно не увлекается и т. п.). Даже в старости он свято верит, что боролся с гитлеровцами из идейных соображений, с идеологией фашизма. Хотя, несмотря на дипломы, никогда не знал, что такое фашизм, - типично для фронтовиков.

Кажущаяся в разговоре акцентуированность на евреях связана не с Алексеем Федоровичем, а со мной. К моменту разговора я уже успел познакомиться с психологическими и историческими судьбами донских казаков, ярчайших представителей "внешников", и теперь, естественно, пытался разобраться в особенностях поведения в войну народов-"внутренников" - на примере евреев.

Осилить эту тему, сложно - требуется не только значительный статистический материал, но, главное, верное мировоззренческое направление. Наряду с массовыми проявлениями наследуемого национального характера в каждом народе встречаются проявления неугодничества и нетипичной для этого народа преступности (среди донских казаков встречаются подчас и жулики, среди евреев - откровенные бандиты, например, Левка Троцкий) - другое дело, что процентное содержание "внешников", "внутренников", "болота" и неугодников для каждого народа свое. Меняется лишь в процессе расслоений, селективного истребления или растворения в себе пришельцев.

На фронтовом передке евреи-мужчины все ж таки были: скажем, дед по материнской линии редактора обоих "КАТАРСИСов" был лейтенантом-танкистом (пропал без вести в 41-м под Смоленском). Справедливости ради надо сказать, что к типичным евреям, Россию по большей части уже покинувшим, и сам редактор психологически явно не относится. И не удивительно - в том смысле, что в истории написания этой книги все не случайно - не случайно и более чем неформальное участие именно этого редактора…

Кстати, одно из объяснений, почему евреев на передке не замечали, но зато замечали в тыловых организациях, может заключаться в том, что тыловики из евреев свою принадлежность к "избранной нации" подчеркивали, а евреи-фронтовики, напротив, скрывали - как минимум из уважения к ассоциативно-эстетическим предпочтениям окружающих, а может, и из духовных соображений. Естественно, евреи-фронтовики и по поведению нисколько не походили на привычных евреев-"внутренников", которых презрительно именуют в общем-то нейтральным когда-то польским словом "жид" не только русские, но и истинные потомки Авраама. Всякая подсознательная несовместимость, всякое неприятие - не национального происхождения и, тем более, не идеологического, а психологического.

Такое объяснение - предположение, и, несмотря на свою психологическую достоверность, таковым и останется до тех пор, пока не найдется исследователь, который подтвердит это добросовестным анализом свидетельств ныне живущих ветеранов и мемуаров, написанных ветеранами уже ушедшими.