Пушкин и устное народное творчество. Собирание, изучение, использование в произведениях.

Поэт – сердце народа. М. Горький. И неподкупный голос мой Был эхо русского народа. Пушкин. Соприкосновение Пушкина с «простонародным» началось еще в раннем детстве. 16-летним юношей поэт взволнованно воскрешает в памяти образы «детских лет», когда его чудесная няня Арина Родионовна …Шепотом рассказывать… станет О мертвецах, о подвигах Бовы… От ужаса не шелохнусь, бывало, Едва дыша, прижмусь под одеяло, Не чувствуя ни ног, ни головы. Тогда толпой с лазурной высоты На ложе роз крылатые мечты, Волшебники, волшебницы слетали, Обманами мой сон обворожали. Терялся я в порыве сладких дум. («Сон») Это чисто художественный отклик – первое «эхо» народности у Пушкина. Сказки бабушки Ганнибал и летние поездки в Захарово, по-видимому, также приобщали поэта к народному языку и творчеству. Пребывание на юге, соприкосновение с крымскими татарами, горцами, цыганами, армянами явилось дальнейшим этапом в развитии элементов народности у Пушкина. Образы быта и жизни в южных поэмах даны не как байроническое любование экзотикой и не как романтическое созерцание туриста. По словам Эренбурга, в «Цыганах» — «достоверность, точная, как отчет этнографа». Путь к реализму у Пушкина идет через органическое проникновение в интересы «простого» (трудового) народа. Интересны высказывания самого Пушкина об отражении народности в поэзии. «Есть образ мыслей и чувствований, есть тьма обычаев, и поверий, и привычек, принадлежащих исключительно какому-нибудь народу. Климат, образ правления, вера дают каждому народу особенную физиономию, которая более или менее отражена в поэзии». В своем увлечении устным творчеством народа Пушкин, прежде всего, — сын своего времени. Но, используя прошлое и настоящее, Пушкин создает основание будущему. Конец XVIII века и начало XIX отмечены в истории русской литературы и науки сильным интересом к народному творчеству. Появляются сборники произведений народа, начинается звучное изучение фольклора. Предисловие Калайдовича к «Российским стихотворениям» Кирши Данилова (1818 г.) считается первой попыткой научно подойти к изучению устного народного творчества. Далее пышно расцветает так называемая мифологическая школа Афанасьева, Буслаева, Ор. Миллера. Предшественники и современники Пушкина – Радищев, Рылеев, Карамзин, Жуковский, Дельвиг и др., — так или иначе, использовали народное творчество. Но Пушкин уже в 14-летнем возрасте выступает как новатор. Это ясно видно из сравнения «Бовы» Радищева и «Ильи Муромца» Карамзина с «Бовой» Пушкина. У Карамзина Илья Муромец – сентиментальный любовник, у Радищева «Бова» — полупорнографическая, авантюрная поэма-песнь, чрезвычайно многословная. Пушкин, исходя от «Бовы» Радищева и Вольтеровской «Девственницы», также платит некоторую дань фривольности. Но ведущие мотивы пушкинской поэмы иные: это – царь Дадон, который «венца со скипетром не прямой достал дорогою, но убив царя законного, Бендокира Слабоумного», это – «богатырский» сон царского совета; и, наконец, — самопожертвование «Миликтрисиной служаночки» для спасения Бовы, которому грозит повешение. Стиль народной сатиры здесь очевиден. В поэме «Руслан и Людмила», первом выступлении поэта-новатора, фольклорные элементы играют значительную роль. И ряд других примеров говорят о том, что Пушкин не упускал случая воспользоваться интересными мотивами народной поэзии. В Кишиневе Пушкин услышал армянский вариант древне-египетского мифа о борьбе Озириса и Сета за обладание Изидой и миф о непорочном зачатии бога-сына. (Миф, общий многим религиозным системам). Пушкин делает из этой легенды пародийную поэму «Гаврилиада», направленную прежде всего против библейских мифов о «грехопадении» Евы и о благовещенье богородицы. Стихотворение 1819 года «Русалка», напечатанное в 1826 году, дает поэтический образ обольстительницы русалки, нагой красавицы, легко, «как тень ночная», и белеющей, «как снег холмов» в чисто фольклорной трактовке. К этому же году относится стихотворение «Домовому» — обработка мотива русских сказок-быличек. Начиная с михайловского периода, Пушкин выступает не только как поэт, использующий те или иные мотивы фольклора, но и как теоретик-фольклорист и как фольклорист-собиратель. Вскоре после приезда в деревню Пушкин пишет брату: «Знаешь ли мои занятия? До обеда пишу записки, обедаю поздно; после обеда езжу верхом, вечером слушаю сказки — и вознаграждаю тем недостатки проклятого своего воспитания. Что за прелесть эти сказки! Каждая есть поэма». И еще: языку «нигде-то нельзя дать этого русского раздолья, как в сказке. А как это сделать, чтобы выучиться говорить по-русски и не в сказке? Да нет, трудно, нельзя еще. А что за роскошь, что за смысл, какой толк в каждой поговорке нашей. Что за золото! А не дается в руки, нет». В набросках предисловия к «Борису Годунову» Пушкин говорит о «кипящих источниках новой народной поэзии» как средстве очищения литературы и от классицизма, и от романтизма. Впоследствии в заметках, в письмах, в статьях Пушкин дает интересные высказывания по вопросам народности и фольклора. Он особо настойчиво защищает принцип «нагой простоты», «благородной простоты» языка, чему, по его убеждению, лучше всего можно научиться у простого народа. Он как бы предвосхищает горьковское: «Начало искусства слова – в фольклоре: собирайте…фольклор, учитесь на нем, обрабатывайте его; он очень много дает материала». Пушкин обращается к молодым писателям своей эпохи: «Читайте простонародные сказки, молодые писатели, чтобы видеть свойства русского языка». Высшая похвала языку комедии Грибоедова в устах Пушкина заключается в том, что язык «Горя от ума» войдет в пословицы. «Мудрая простота» пушкинской прозы и многие другие качества его стиля идут именно от пристального изучения произведений народного творчества, от органического проникновения в его существо. Это он мог сделать путем непосредственного общения с народом через народных исполнителей, певцов, сказителей. И вот начинается усерднейшее записывание сказок няни, сказок других – русских и иностранных. Начинается хождение по ярмаркам, базарам, абакам и папертям храмов для записывания песен, пословиц, поговорок, метких изречений и примет. До нашего времени дошло немало пушкинских записей, но, несомненно, их было значительно больше. Пушкин ведет записи и во время своего путешествия на Урал: именно эти записи не дошли до нас – не найдена также подлинная тетрадь Пушкина, посланная Киреевскому. Наконец, в 1827-1832 годах у Пушкина был план издать сборник народных песен. Сожжение рукописей из-за опасения жандармского обыска, по-видимому, коснулось и фольклорных материалов. В Михайловском Пушкин обратился и к прошлому русского народа, справедливо полагая, что без усвоения его не может быть понято и настоящее. Здесь-то они и наталкивается на песни о Разине и Пугачеве. Тотчас просит брата прислать ему «историческое сухое известие о Стеньке Разине, единственном поэтическом лице русской истории». Надо удивляться блестящей дерзости и великой исторической чуткости гениального Пушкина: наука еще чуть ли не через сто лет дошла до концепции Разина и Пугачева как вождей крестьянского восстания, а Пушкин объявляет Разина «единственным поэтическим лицом», о Пугачеве же пишет историческое исследование и отводит ему место персонажа в историческом романе, наделив его чертами великодушия, ума, твердости и властности, даже героизма. Записав несколько песен о Степане Разине, Пушкин в 1827 году пытается их напечатать, но получает «классический» ответ Бенкендорфа: «Песни о Степане Разине при всем поэтическом своем достоинстве по содержанию своему неприличны к напечатанию. Сверх того, церковь проклинает Разина, равно как и Пугачева». Эти «сверх того» и «равно как» продолжение вплоть до Октября 1917 года. В послемихайловский период жизни творчество Пушкина достигает особой художественной мощи. Было бы чрезвычайно интересно рассмотреть это творческое мастерство под углом зрения пушкинского фольклоризма. И в «Борисе Годунове», и в «Онегине», в «Капитанской дочке» и «Новостях Белкина», в «Истории села Горюхина» и во многих стихотворениях этого периода можно найти элементы речи, образы, изречения и песни, взятые из устного народного творчества. Но существенно, на мой взгляд, не это. Несомненным следствием глубокого проникновения Пушкина в народное творчество являются основные качества его поэтического стиля. Не только «мудрая простота» его языка, но ритмика и мелодика стиха, великое умение динамического развертывания сюжета, умение сочетать в органическое единство реальность и вымысел, опоэтизировать обыденное и все это облить радостным светом оптимистического жизнеутверждения и гуманизма – все эти качества идут от народности поэта, от его вживания в устное творчество трудового народа. Высший синтез фольклоризма в стиле Пушкина – его «Сказки». Не столь существенно, взяты ли они непосредственно от нянюшки поэта Арины Родионовны, от ***, Гриммов или из «Тысячи и одной ночи». Достоинства их не в фабуле, даже не в мотивах, не в том или ином «источнике» (на чем совершенно ошибочно, мне кажется, настаивает Азадовский в пушкинском «Временнике»). Величайшее их качество в диалектическом единстве народного стиля. Это – большая тема, еще не задетая критикой. Пушкин – величайший мастер мирового значения и чисто русский народный сказочник. В 50-х годах Афанасьев помещает в своих сборниках сказку о рыбаке, как чисто народную. Позднейшие исследования показали, что она дана народу именно Пушкиным. Народные сказочники – это лучшие выразители чаяний и ожиданий народных. Пушкин – народный сказочник, дошедший в отдаленное от нас время до высших ступеней культуры. Его сказки и нужно принимать в этом разрезе. Пушкинские сказки – продукт народного гения. Октябрь разбил цепи, сковывавшие народные дарования. Мы переживаем время, когда фольклор сольется с «писанной литературой» (формула М. Горького). Пушкин был первым, кто показал пути этого стирания границ фольклора и литературы. С особой глубиной народно-поэтические мотивы отразились в произведениях А.С. Пушкина. Поэт увлекался народным творчеством. «Что за прелесть эти сказки! Каждая есть поэма, – писал он. – Что за роскошь, что за смысл, какой толк в каждой поговорке нашей! Что за золото!»

«Пушкин был первым русским писателем, – отмечал Горький, – который обратил внимание на народное творчество и ввел его в литературу. Он украсил народную песню и сказку блеском своего таланта, но оставил неизменным их смысл и силу».²

Народные элементы естественно входили в поэзию и прозу Пушкина, поскольку она сама была народной, глубоко проникающей в духовный мир. Пушкина пленяло народное творческое воображение, его фантазия, художественное образное мышление, стихия языка. Поэт последовал принципам фольклорной сказки. Его сказки, сложенные по образцу народных, «удерживали прелесть и свободу сказочного чуда» (В.П. Аникин), народный склад. В сказках Пушкина, как и в народных, открывался мир удивительных чудес: возникший на пустынном острове златоглавый город «с теремами и церквями», и затейливая белка, которая «песенки поет, да орешки все грызет, а орешки не простые, все скорлупки золотые», и тридцать три богатыря. В них удивительная Царевна-Лебедь, которая «днем свет божий затмевает, ночью землю освещает, месяц под косой блестит, а во лбу звезда горит». Ее образ соотносится с фольклорными героинями: «а сама-то величава, выступает будто пава; а как речь-то говорит, словно реченька журчит». Фантастические чудеса народного вымысла идут у Пушкина от народной сказки. Так, образ кота-баюна из записанной Пушкиным сказки «Чудесные дети», представленный сказочной народной «формулой»: «у моря-лукомория стоит дуб, а на том дубу золотые цепи, и по тем цепям ходит кот: вверх идет – сказки сказывает, вниз идет – песни поет» – входит в поэзию Пушкина как «кот ученый». Здесь присутствуют те же художественные поэтические образы, что и в народной поэзии. Сам же Пушкин в поэме «Руслан и Людмила» изображаемый им сказочный мир характеризует как мир необыкновенный, фантастический:

В его мире и колдуны, и богатыри, и царевна, и бурый волк, и ступа с Бабою Ягой, и царь Кощей. И все эти поэтические образы сказки исконно русские, национальные. Поэт подчеркивает: «Там русский дух… там Русью пахнет!» В этом поэтическая народность пушкинских строк. Поэма «Руслан и Людмила» выдержана в народно-сказочных традициях: сказочный сюжет – похищение героини, ее поиски героем, преодоление различных препятствий, народно-традиционные сказочные чудеса, счастливый конец. Пушкин опирается на народные былинные традиции. Действие происходит, как и в былинах, в древнем Киеве, в гриднице высокой пирует Владимир- Солнце. Пир изображен также в былинной манере. Главный герой Руслан подобен былинным богатырям. Черты его гиперболизированы и героичны. Он освобождает Киев от печенегов, с которыми борется в одиночку. Поразительна и стихия народной речи, выраженная в пословицах и поговорках:

«Хоть лоб широк, да мозгу мало!

Я еду-еду не свищу,

А как наеду, не спущу!»⁴

Народно-поэтические мотивы используются Пушкиным и в других его произведениях. Фольклорные темы, мотивы и сюжеты выступают как средство характеристики народной жизни, психологии и эстетических представлений народа. Народный «разбойничий» фольклор входит в сюжет повести «Дубровский». Широко используется народное поэтическое творчество в «Капитанской дочке» в эпиграфах, пословицах. При помощи народных пословиц, песен, сказок создаются характеристики Пугачева и пугачевцев. О «привычках милой старины» Пушкин пишет и в романе «Евгений Онегин», рассказывая о деревенской жизни семьи Лариных:

«Они хранили в жизни мирной

Привычки милой старины;

У них на масленице жирной

Водились русские блины;

Два раза в год они говели;

Любили круглые качели,

Подблюдны песни, хоровод…»