Португальская колониальная империя

Португальские колониальные владения в XVI в. включали территории главным образом в Азии (вице-королевство Индии), а также в Африке и Южной Америке. Открытие американских земель экспедицией Педру Алвариша Кабрала в апреле 1500 г. во время путешествия в Индию вокруг Мыса Доброй Надежды не вызвало энтузиазма в Португалии. Поиски путей на Восток представлялись долгое время гораздо более важными. В то время, когда первые исследователи пытались обнаружить хоть что-то полезное на пустынных побережьях Бразилии, заселенных нищими племенами, поток сказочных богатств направлялся из первых колоний цветущей Индии и берегов Африки, где один только захваченный португальцами Золотой Берег давал до 10 % всей мировой добычи золота.

Замедление колониальной активности португальцев было связано с тем, что в 1581–1640 гг. их страна входила в состав Испании, а также ей случилось временно утратить контроль над Бразилией, попавшей в руки голландцев. Неудачи в европейской политике, способствовали тому, что Португалия не смогла удержаться в Индии и попала в зависимость от британской короны. Это побудило ее направить главные силы в Новый Свет.

Португальская колониальная система отличалась тем, что метрополия «точечно» выделяла отдельные важные в стратегическом и торговом отношении опорные пункты и не тратила силы для освоения окрестных территорий, полагая, что они и так окажутся под контролем. В колониальных походах для Португалии была характерна ставка на демонстрацию силы, шантаж, обеспечение морского превосходства, что давало хорошие результаты в Азии, но было чрезмерно для рассеянных по суше небольших индейских племен.

Стремление к сплошной колонизации больших территорий не было свойственно португальцам в связи с тем, что численность населения самой страны была сравнительно невелика, и это ограничивало потенциал миграции. Наиболее активные слои населения в трудоспособном возрасте были вовлечены в освоение богатых азиатских и африканских колоний. Даже на землях метрополии наблюдалась нехватка рабочих рук, часть земель была выведена из сельскохозяйственного оборота, часть подверглась запустению. Овладев Невольничьим Берегом между устьями рек Вольты и Нигера, где находились самые густонаселенные районы Африки, португальцы первыми с 1530 г. начали ввозить на территорию своих американских колоний чернокожих рабов, когда выяснилось, что главным богатством американских колоний являются плодородные почвы, на которых можно возделывать сахарный тростник и другие колониальные культуры. Работорговцы предпочитали высокорослых и сильных работников из африканских племен мандинге, сонгаи, мосси.

На северо-востоке Бразилии возникли первые плантации сахарного тростника, что ускорило дальнейшую колонизацию страны. Сахар высоко ценился в Европе. Бразилия была на протяжении полутора веков его главным производителем и поставщиком на мировой рынок. Спиртные напитки из тростника – ром и тростниковая водка – также были популярны в Европе и приносили неплохую прибыль португальским купцам.

Рост населения Бразилии происходил высокими темпами. Для работы на плантациях не прекращавшимся потоком ввозились чернокожие рабы с португальского побережья Африки. Охотно принимались для работы в шахтах европейские каторжники. Свободная европейская иммиграция в Бразилию началась лишь в годы пребывания на американской земле португальского монарха, разрешившего иностранцам покупать землю, но заметной она стала лишь во второй половине XIX в. Население метрополии охотно отправлялось в колонию по экономическим причинам, а после того, как Португалия стала превращаться в английский протекторат, а затем в зону оккупации наполеоновских войск, появились политэмигранты.

Немалую роль в освоении Бразилии, как и в Испанской Америке, сыграла и католическая церковь. Например, португальскими монахами-иезуитами в январе 1554 г., в день Св. Павла, был основан миссионерский центр Сан-Паулу, в наши дни ставший одним из крупнейших городов мира. Церковные и монастырские земли были под защитой королевской власти. Церковь обеспечивала идеологическую поддержку колониального режима и получала десятую часть всех налоговых отчислений.

Владения других держав в Центральной и Южной Америке не были значительны. Голландцы обосновались лишь на острове Кюрасао и побережье Гвианы. Англичане и французы были активны в Северной Америке. Колониями Англии были лишь несколько групп островов и часть побережья Гвианы. Франция владела островами Гваделупа и Мартиника в Вест-Индии, частью побережья Гвианы и некоторое время частью острова Гаити, где в конце XVIII в. появилась французская колония Сан-Доминго.

 

Латинская Америка в XVIII – начале XIX в. Предпосылки Войны за независимость

 

Развертывание освободительного движения в Латинской Америке являлось естественным продолжением всего предшествующего этапа взаимоотношений между колониями и метрополиями. Экономические предпосылки Войны за независимость были связаны с ростом хозяйственного потенциала колоний, превращением их в отдельную составную часть единого мирового хозяйства. На рубеже XVIII–XIX вв. тесное взаимодействие Нового и Старого Света стало неотъемлемой чертой международных отношений. Латинская Америка оказалась втянута в орбиту пришедших с Запада рыночных отношений. Искусственное ускорение колонизаторами технико-экономического прогресса носило односторонний характер, и было направлено на развитие аграрно-сырьевых отраслей. На протяжении столетий складывалась и совершенствовалась система ограбления колоний. Стремясь увековечить отсталость в их развитии, как можно дольше сохранить для себя источник ценных видов минерального и сельскохозяйственного сырья, а также бесконкурентный рынок готовой продукции, Испания и Португалия разрабатывали комплекс мер по детальной регламентации экономической жизни Латинской Америки.

Налоговые сборы в колониях были крайне обременительными, затрудняя появление свободных капиталов, поскольку большая часть средств покрывала нужды метрополий. Помимо подушной подати приходилось платить десятину, алькабалу (при осуществлении любых торговых операций), королевский кинто (пятую часть добытых полезных ископаемых) и другие налоги. Взимались импортные и экспортные пошлины, налоги на недвижимость и множество других мелких платежей.

Экспортная ориентация хозяйственной жизни оставалась характерной чертой иберийских колоний в Америке на всем протяжении их истории. Торговля колоний между собой была незначительна по объему. Развитие внутреннего рынка ограничивалось низкой покупательной способностью основной массы населения, множеством запретов. В интересах короны колониальные власти создавали искусственные препятствия для развития местной промышленности, чтобы гарантировать монополию Испании на ввоз готовой продукции. Все экономические контакты с другими иностранными государствами были под запретом. Чтобы колонии поставляли продукцию только в метрополии и через них – на европейский рынок, создавались монопольные ограничения и таможенные барьеры. Строго запрещалось производить те виды продукции, которые ввозились из метрополий (под запретом находилось даже выращивание олив, винограда, льна). Монопольной была продажа наиболее ходовых потребительских товаров: соли, изделий из табака, алкогольных напитков, гербовой бумаги и др.

Однако, несмотря на все усилия, остановить поступательное экономическое развитие колониальным властям было не под силу. Товарность сельского хозяйства росла. Креольские землевладельцы и торговцы, а также сами представители колониальных властей в погоне за прибылью расширяли посевные площади, увеличивали плантации кофе, какао, табака, сахарного тростника и других культур, пользовавшихся неизменным спросом на мировом рынке. Ваниль, красный стручковый перец чили и другие виды перца, происходившие из Нового Света, приносили торговцам прибыль более 2000 %. Структура мировой торговли в конце XVIII в. в значительной степени базировалась на морских перевозках крупных масс грузов и оптовой биржевой торговле. К XVIII в. здесь лидировали Англия и Франция, имевшие свои колонии в Новом Свете и ведущие борьбу за приобретение новых рынков с помощью пиратства и контрабанды. Создав базу флибустьеров и буканьеров вблизи испанской колонии Санто-Доминго, французские власти к 1697 г. закрепили за островом свой суверенитет, оттеснив испанцев на восточное побережье.

Стараниями европейских держав постепенно укреплялись связи иберийских колоний с внешним рынком (помимо метрополий). Наряду с сельскохозяйственными культурами и пряностями вывозились ценные породы дерева, природные красители, ценившиеся на вес золота, поделочные и драгоценные камни, предметы роскоши, а также, с появлением в Европе первых музеев – предметы индейской старины инков, майя и ацтеков. Вплоть до освобождения Ибероамерика оставалась основным поставщиком драгоценных металлов.

Если в целом усилия метрополий были направлены на сдерживание роста крупного товарного производства и сохранение сырьевой ориентации колоний, то для экспортных предприятий было сделано исключение. Львиную долю амальгамированного ртутью серебра Мексики и Перу давали крупные рудники, являвшиеся вполне современными предприятиями того времени, оснащенными машинами и механизмами, а не мелкие копи, где использовались примитивные приспособления и орудия труда. Владельцы горнодобывающих предприятий, бразильских алмазных и золотых копей, золотых приисков Новой Гранады вынуждены были вкладывать средства в расширение производства, закупку оборудования, содержание рабов и привлечение наемных работников. Крупное производство предполагало содержание гарнизонов вооруженной охраны, строительство ремесленных мастерских для первичной обработки руды и цехов для производства небольших партий готовых изделий для местных нужд. Кроме того, необходимо было строить охраняемые дороги и водные каналы для вывоза продукции к побережьям и крупным портам. Это в свою очередь, требовало привлечения дополнительных рабочих рук, создания сельскохозяйственных ферм по производству продовольствия, поселковой или городской инфраструктуры для тех, кто работал на горнорудных предприятиях и тех, кто их обслуживал.

На рубеже XVIII–XIX вв. в колониях Испании и Португалии заметно возрос объем местной промышленной продукции, и появилось множество стекольных, хлопчатобумажных, мыловаренных и других мануфактур, продукция которых покрывала спрос на внутреннем рынке. Развивалось мукомольное, кожевенное, шелковое производство, строились саладерос – предприятия по засолке мяса, судостроительные верфи, текстильные фабрики. Владельцы фазенд в Бразилии устраивали в своих хозяйствах крупные предприятия (энженью) по переработке сахарного тростника. Мириться с ростом товарности колониального ремесла и мануфактуры испанцев и португальцев заставляло главным образом то обстоятельство, что производимая ими дешевая потребительская продукция была рассчитана на внутренний рынок, на снабжение наемных работников, рабов и низших слоев населения, для которых привезенные из-за океана товары были недоступно дороги.

Между тем, потребности внутреннего рынка колоний в промышленной продукции постоянно расширялись. Вскоре их перестали удовлетворять отсталые Испания и Португалия, которые делали ставку на экспорт колониальных товаров и не могли предложить сопоставимого промышленного импорта. Перечень ввозимых ими товаров был крайне скуден. Главными товарами экспорта из Испании, например, долгое время были вино и оливки.

В целях сокращения обозначившегося экономического отставания, стремясь компенсировать его дополнительными поступлениями из колоний, а также для защиты своего монопольного положения в торговле и борьбы с контрабандой, мадридское правительство в 1764 г. несколько ослабило регламентацию торговли. Для расширения товарного обмена метрополии с колониями были дополнительно открыты порты в Испании и в Америке, снижены таможенные тарифы. Ряд других вынужденных реформ, проведенных Испанией и Португалией в 60-80-е годы XVIII в. по изменению административного устройства и реорганизации управленческого аппарата, не избавил заокеанские колонии от препятствий, затруднявших свободное экономическое развитие. Вместе с тем, меры по либерализации торговли и предпринимательства содействовали формированию и консолидации в Новом Свете слоя собственников, заинтересованных в полном освобождении от колониальных пут. Вызревали социальные условия независимости.

Креолы, которыми называли всех родившихся в колониях «чистокровных» испанцев, и которые на самом деле могли иметь примесь индейской либо негритянской крови, занимали промежуточное положение между полновластными иберийскими колонизаторами и бесправными широкими слоями автохтонного, негритянского и метисного населения. К креольскому населению принадлежала большая часть помещиков, колониальная интеллигенция, низшее духовенство, служащие административного аппарата и армии. Часть креолов занималась торгово-промышленной деятельностью, владела рудниками и мануфактурами. Среди креолов были также мелкие землевладельцы, ремесленники. Номинально креолы обладали равными правами с испанцами и португальцами из метрополий, но на деле они подвергались определенной дискриминации и назначались на высшие должности лишь в порядке исключения.

Крупные земле– и шахтовладельцы, креольское купечество, табачные, сахарные, шоколадные «короли», бразильские фазендейру, связанные с экспортными операциями, судовладельцы и промышленники сколачивали крупные состояния. В сфере аграрного экспорта они не имели конкуренции, когда торговали специфической продукцией колониального земледелия. Им было также легко соперничать с европейцами в животноводстве и зерновом растениеводстве в силу сравнительной дешевизны рабочих рук, наличия плодородных почв на гигантских свободных территориях, благодатного климата, позволявшего получать несколько урожаев в год.

В их среде росло недовольство ограничительной политикой метрополий. Экономическое притеснение мадридских и лиссабонских властей дополнялось политической дискриминацией. Вся власть в колониях была сосредоточена в руках назначенцев, рожденных в Европе, аристократов, связанных с королевскими дворами метрополий. Они находились на колониальной службе временно, стремились обогатиться перед возвращением на родину. До той поры, пока они не обзаводились собственностью, их мало интересовал ход дел в заокеанских владениях, была чужда судьба их жителей. Защита интересов королевской казны, обеспечение спокойствия и исполнение всех инструкций двора являлись их главными задачами.

Стремление высших слоев американского общества к независимости отражало уверенность креольской знати в том, что она сможет руководить сложившейся экономической системой ничуть не хуже иберийских назначенцев. Креольские верхи были вполне подготовлены к самоуправлению. В колониях существовал такой элемент средневековых вольностей Испании как городское самоуправление, организованное в муниципальные органы (кабильдо или аюнтамьенто). Несмотря на все попытки колониальных властей лишить его реального веса, институт кабильдо сохранял значение, свидетельствовал о возможностях общественного самоуправления, о существовании элементарных ростков демократии. Вместе с тем, менять сложившуюся систему подчинения и эксплуатации общественных низов креольские землевладельцы и купцы вовсе не собирались. Главным для них было избавиться от мелочной опеки и притеснений колонизаторов, от необходимости делить с ними сверхприбыли динамично развивавшегося в Латинской Америке хозяйства.

Специфика политической ситуации в Латинской Америке заключалась в том, что в отсутствии сильного третьего сословия и широких, политически активных предпринимательских слоев латифундисты брали на себя роль политического лидера в решении общенациональной задачи освобождения от реакционных колониальных пут и проведения либеральных, по сути, буржуазно-демократических преобразований. «Креольские феодалы» были больше других слоев общества заинтересованы в ликвидации колониальных запретов, развитии товарно-денежных отношений, реализации буржуазных свобод, прежде всего таких, как свобода торговли и бизнеса. Монархические идеи, за редким исключением, не пользовались популярностью, поскольку сложившиеся влиятельные и богатые кланы креольской элиты не имели оснований признать превосходство кого-либо из равных себе при основании новой династии (Бразилия стала исключением, только в силу стремительности произошедших там изменений, когда широкие, в том числе, креольские слои не успели включиться в освободительную войну, и португальская династия предложила своего монарха). Республиканские идеи открывали гораздо более заманчивые перспективы участия во власти.

Недовольство проявлялось в многочисленных заговорах, саботаже, сепаратистских выступлениях креольской знати. Она также выступила организатором креольского ополчения, выделяла средства на вооружение и оснащение добровольческих отрядов в провинции, а нередко и сама создавала военные отряды, выступая в качестве ударной силы. Так, в Бразилии формировались специальные отряды (бандейры) охотников за беглыми индейцами, которые предпринимали настоящие захватнические походы, осваивая внутренние территории страны, накапливая настоящий боевой опыт. Таким образом, креольская элита являла собой инициатора Войны за независимость. Она имела цели, идеологию, политический опыт и волю, финансовые средства и материальные ресурсы.

Широкий размах Война за независимость смогла принять благодаря наличию в колониях «горючего материала» – значительного количества доведенных до крайности бесправием и экономическим гнетом людей. Никогда не прекращалась борьба индейцев против европейских колонизаторов. Они нередко уходили от хозяев, бежали из общин, спасаясь от служивших испанцам и португальцам соплеменников-угнетателей, объединялись с плантационными рабами, пастухами, рабочими рудников и приисков. Из создававшихся в горных районах или в непроходимых тропических лесах укрепленных поселков паленке, киломбо или мокамбо восставшие осуществляли походы, завоевывая города и даже целые провинции.

В народном эпосе хранилась память о боевых подвигах предводителей народных восстаний против завоевателей. Еще в начале колонизации, в 1536 г., в Перу вспыхнуло восстание индейцев во главе с талантливым вождем, представителем правящей инкской династии, которого сами испанцы провозгласили Верховным Инкой – Манко Капаком и его сыновьями Саири Тупаком и Тупаком Амару. Только в 1572 г. оно было подавлено. Память об этом породила легенды. Спустя 200 лет, в 1780 г., в Верхнем Перу началось восстание во главе с потомком последнего правителя инков, касиком Хосе Габриэлем Кондорканки, который принял имя Тупака Амару II, за восстановление инкского государства и отмену колониальных повинностей (имя Тупак Амару впоследствии неоднократно принималось вождями индейских повстанцев).

В Новой Испании в 1680 г. началось восстание индейцев пуэбло, которое продолжалось 12 лет. Чилийские арауканы добились в 1726 г. от испанцев очередного признания свободными их земель южнее реки Био-Био (Араукания). В 1712 г. борьбу вели мексиканские индейцы Чиапаса, в 1761 г. – Юкатана, в 1767 г. – Мичоакана. В Перу в 1742–1756 гг. существовала «индейская империя» Х. Сантоса Атауальпы. Мощное восстание комунерос в 1781 г. потрясло Новую Гранаду, когда повстанцы двинулись на город Боготу, чтобы свергнуть вице-короля и уничтожить испанское владычество. Для их подавления колониальным властям пришлось вызвать армейское подкрепление из других районов. Можно привести множество подобных примеров. Всех их объединяет стремление индейцев к освобождению от колониального угнетения, к отмене подушной подати и других ненавистных налогов и повинностей.

Массовыми были и выступления негров-рабов. Их движение против колониального режима особенно широко разворачивалось в португальской Бразилии. В 1630 г. беглые рабы под боком у колонизаторов в дикой сельве создали просуществовавшую до конца XVII в. «Республику Пальмарес (Пальмовую)» со своей столицей Макаку. В 1710 г. в Пернамбуку, а также в более поздний период в других районах вспыхивали мятежи сепаратистов, выступавших за отделение Бразилии от метрополии.

Заговоры креолов, разрозненные народные восстания и мятежи латиноамериканских патриотов, учащавшиеся по мере накопления опыта сопротивления колонизаторам, а также по мере обострения противоречий между слабеющими метрополиями и набиравшими силу колониями, до поры терпели поражение. Но к концу XVIII в. они стали сливаться в единый поток, отражая господствующие среди жителей колоний настроения. Широкие слои колониального общества, участвовавшие в освободительном движении, стали движущими силами Войны за независимость.

Расшатывало устои колониальной системы также ухудшение внешнеполитических позиций Испании и Португалии. Далеко не последнюю роль в успехе Войны за независимость сыграла благоприятная международная ситуация. Еще по результатам Войны за испанское наследство (1701–1714) Испании пришлось предоставить англичанам монопольное право ввоза в Испанскую Америку негров-рабов из Африки, согласившись также на создание британских торговых факторий в различных пунктах побережья Карибского моря. Это облегчило английским купцам и пиратам контрабандную торговлю с испанскими колониями в Вест-Индии и на побережье Карибского моря. Когда испанцы попытались усилить охрану побережий, стали арестовывать британские торговые суда и конфисковывать их груз, отношения с Англией вновь обострились. Англичанам удалось разрушить единство иберийских монархий. Португалия в ходе Войны за испанское наследство попала под влияние Англии. Как и в случае с Испанией, британцам удалось получить значительные торговые привилегии, как в самой Португалии, так и в ее американских владениях. В дальнейшем английские купцы установили фактическую монополию на торговлю с Бразилией.

В 1739 г. началась англо-испанская война. С началом общеевропейской Войны за австрийское наследство (1740–1748) английский флот, продолжая военные действия против Испании уже под предлогом ее союзнических отношений с Францией, в 1740–1742 гг. атаковал ряд прибрежных территорий Венесуэлы, Панамы и других колоний. В ходе Семилетней войны (1756–1763), англичане захватили Гавану и вернули ее Испании только в обмен на Флориду.

Испортив отношения с революционной Францией и вступив с ней в войну (1793–1795), испанская монархия потерпела поражение и от бывшего союзника и была вынуждена уступить контроль над своей частью острова Санто-Доминго. В довершение, возглавивший Францию Наполеон вновь втянул Испанию в анти-британскую коалицию, потребовал присоединиться к «континентальной блокаде», что было слишком опасно и противоречило интересам колониальной торговли. Он также поручил испанскому монарху оккупировать в 1801 г. союзную англичанам Португалию, окончательно лишив потенциального союзника на случай анти-колониальной войны. Не имея сил противостоять давлению Наполеона, Испания позволила втянуть себя в катастрофическую для ее связей с американскими владениями авантюру. В 1805 г. объединенный испанско-французский флот был фактически уничтожен у мыса Трафальгар британским адмиралом Нельсоном. Это сильно ослабило военные и транспортные возможности метрополии, придав дополнительную уверенность сторонникам Войны за независимость в колониях.

Что касается Португалии, то ее международное положение ослаблялось не только периодическими конфликтами с Испанией, но и во многом определялось интересами англичан, решавшими за ее счет свои задачи не только в Европе, но и в Латинской Америке. Десантные экспедиции английских войск на Ла-Плату в 1806–1807 гг., например, были произведены именно с территории португальской колонии Бразилии.

Внешние факторы стали сильнейшим катализатором идеологической подготовки колоний к вооруженной борьбе за свое освобождение.

Колониальные власти стремились изолировать испанские и португальские владения в Америке от всего остального мира, но прогрессивные идеи западноевропейского Просвещения все же проникали в Ибероамерику и способствовали активизации борьбы против колониального режима. Рост революционных настроений был связан с таким впечатляющим внешним фактором, как успех североамериканских колоний в борьбе с метрополией, гораздо более могущественной, чем Испания или Португалия.

Особенно сильное воздействие на просвещенные умы в колониях оказала Великая французская революция и труды ее идеологов. Накануне Войны за независимость в Ибероамерике развернулась острая идеологическая борьба. События в Испании были для нее дополнительным стимулом. От соотношения демократических и консервативно-феодальных сил в метрополии зависел исход интеллектуальных дебатов в колониях. Латиноамериканские креолы легко восприняли демократические идеи европейских просветителей. Наследники предприимчивых конкистадоров традиционно высоко ставили значение личной свободы, индивидуальной инициативы. Испанское свободолюбие и мятежный дух, закаленный в процессе конкисты, имели следствием существование в Новом Свете на протяжении всего колониального периода отчетливо выраженных сепаратистских тенденций.

Духовно-психологическое размежевание колониального общества с метрополиями сопровождалось расширением мировоззренческих горизонтов, формированием нового, креольского мировосприятия, дополнялось осознанием того, что в колониях существует отличная от Испании самобытная общность. Успехи в хозяйственном развитии стимулировали интерес к идеям экономического либерализма, свободной конкуренции в торговле и предпринимательстве. Приобщение американских колоний к мировому рынку помогало креольской элите осознать разительный контраст между экономикой иберийских монархий и других великих держав Европы, которые в тот период олицетворяли «современность», передовую техническую и экономическую мысль.

В XVIII в. в Латинской Америке утрачивали свою просветительскую роль созданные в колониальный период при дворах вице-королей объединения философов и политиков, королевские научные общества, привилегированные университеты, монашеские ордена. Создавались элементы «гражданского общества»: периодическая печать, объединения патриотической интеллигенции, масонские ложи, общества друзей европейских стран, креольские литературные кружки, на заседаниях которых обсуждались книги Вольтера, Мабли, Рейналя, Руссо. Косность и приверженность схоластическим догмам католической церкви, безраздельно господствовавшей в колониях и стремившейся удержать под контролем духовную и интеллектуальную жизнь общества, превращала некоторых участников освободительного движения в ярых атеистов, поклонников естественно-научного мировоззрения, последователей французских энциклопедистов.

Формировалось латиноамериканское Просвещение, органично впитавшее в себя достижения передовой общественной мысли Европы и окрасившее ее яркими красками латиноамериканской этно-конфессиональной специфики. Развитие образования и искусства в колониях, появление талантливых естествоиспытателей, педагогов, историков, этнографов, увлекавших креольскую молодежь передовыми идеями, способствовало формированию целого поколения выдающихся мыслителей и общественных деятелей, охваченных духом патриотизма и жаждой исторического творчества.

Революционно настроенная интеллигенция колоний болезненно переживала порабощенное положение Латинской Америки, искала ответа на вопрос о путях уничтожения колониального ига. В тайных кружках обсуждались книги европейских либералов, документы Великой французской революции. Эталоном оставалась революционная Франция. Залогом всестороннего прогресса стран Латинской Америки многие видные ибероа-мериканские просветители (эквадорец Ф.Х. Санта-Крус-и-Эспехо, колумбиец А.А. Нариньо, перуанец Х.И. Унануэ, бразильцы И.Ж. Алваренга Пейшото, К.М. да Коста) считали внедрение в колониальное общество европейских отношений и идей, перенос на американскую землю республиканских институтов. Показательно, что упомянутые латиноамериканские мыслители были знакомы с опытом Петра I в России, считали его образцом «просвещенного абсолютизма». Такой вариант приобщения к западному образу общественной жизни и организации производства, сложившийся в ходе длительной исторической эволюции и в уже готовых формах перенесенный на «свежую» почву иной цивилизации, виделся им вполне обнадеживающим.

Накануне войны наиболее выдающиеся представители передовых кругов Ибероамерики, такие, как революционный генерал М. Бельграно, Франсиско Миранда, энциклопедисты Ф.Х. де Кальдас, переводчик «Декларации прав человека и гражданина» А.А. Нариньо, А. Бельо, С. Родригес и другие знакомились с североамериканскими и европейскими образцами конституционных проектов, с произведениями идеологов Великой французской революции и трудами «отцов-основателей» США. Некоторые борцы за независимость имели личный опыт участия в европейских революционных войнах. Так, например, венесуэлец Франсиско Миранда сражался в армии Вашингтона, а затем в рядах французской революционной армии. В 17861787 гг. побывал в России. В 1806 г. пытался поднять восстание в Венесуэле.

Стремление во что бы то ни стало порвать с Испанией привело в идеологии к поискам сущностных особенностей иберо-американского начала. В мировоззрении политиков и ученых гуманистов нашло выражение стремление широких слоев латиноамериканского общества к освобождению от колониального гнета и установлению независимости, связанное с пробуждением национального самосознания. В XVIII в. во время философской полемики о Новом Свете прогрессивная интеллигенция латиноамериканских стран стремилась воспринять все лучшее из опыта Европы и одновременно утвердить право на «духовный суверенитет», на создание неповторимой и оригинальной культуры. «Американские испанцы» в ходе этой полемики постепенно перестали ощущать себя европейцами. Зрело самосознание новой общности, воспринимавшей себя особой нацией – «американцами». Креольская верхушка вынуждена была признать, что в Испанской Америке складывается особый синтезированный этнос метисов, впитавший в себя, помимо испанской основы, все лучшее из наследия индейских цивилизаций и африканских культур. В основе идеологии «американизма», вдохновлявшей Войну за независимость, лежали идеи равенства народов, ценности каждого из них для мировой истории, требования суверенитета, «свободы, равенства, братства». Приобретала популярность идея всечеловеческого единства, всемирной ценности исторического опыта каждого народа.

Весьма впечатляющее действие на креольских патриотов оказали события на острове Гаити. На этом когда-то открытом Колумбом и названном Эспаньолой острове испанские конкистадоры основали свой первый город Санто-Доминго, который служил перевалочной базой для завоевательных походов на континент (в дальнейшем название Санто-Доминго закрепилось за испанской колонией на Гаити).

В 1697 г. западную часть острова захватили французы, создав там свою самую богатую переселенческую колонию Сен-Доменг (Сан-Доминго) и оттеснив испанцев к восточному побережью. К концу XVIII в. они полностью овладели островом, ставшим на некоторое время крупнейшим поставщиком сахара и какао на европейский рынок. Преобладающим населением на острове стали завезенные на плантации чернокожие рабы и их потомки. Французская революция, декларируя права человека, предоставила островитянам представительство в Учредительном собрании и помогла создать местные представительные органы. Креольское население «большие» и «маленькие» белые попытались принять Конституцию, лишавшую гражданских прав рабов и свободных мулатов. Несвободное негритянское население острова по причине невыносимых условий жизни неоднократно поднималось на борьбу против колонизаторов на протяжении всего колониального периода.

В 1791 г. на острове началось восстание рабов. Французам не хватило сил подавить его в связи с начавшейся в 1793 г. войной с Англией и Испанией. Вождем повстанцев стал бывший раб Туссен-Лувертюр, знакомый с трудами французских просветителей, и пришедший к убеждению, что человек должен и имеет право быть свободным. Положение в Сан-Доминго стало предметом обсуждения в Законодательном собрании Франции. В ходе борьбы восставшим рабам было обещано освобождение от рабства. Когда в 1793 г. началась война между Францией и Англией, британские десанты оккупировали часть территории острова. Французское правительство произвело Туссена в дивизионные генералы и назначила главнокомандующим войсками французской колонии. Армия Туссена была узаконена и смогла изгнать англичан с Гаити. Ее попытались привлечь на свою сторону и испанцы, предложившие негритянским вождям генеральские должности за помощь в установлении испанского контроля над всем островом и восстановлении рабства. Эта консервативность стоила Испании гаитянских владений. Туссен-Лувертюр лавировал в поисках союзников во имя единственной цели – сохранения свободы негритянского населения и мулатов, которые по совокупной численности на порядок превосходили креолов. В 1793 г. негры и мулаты, находившиеся на положении рабов, были объявлены свободными.

Пришедший к власти во Франции Наполеон решил реставрировать колониальный режим и отправил экспедиционный корпус для расправы с негритянской армией. В 1802 г. началась народная война. Попытки Туссена договориться с французами привела к его аресту и гибели во французской тюрьме. Его соратник Дессалин возглавил освободительную армию негров и мулатов, воспользовался сложным положением французского гарнизона, британской блокадой острова с моря и наголову разбил колонизаторов.

1 января 1804 г. была обнародована Декларация независимости нового государства, которое приняло название Гаити, а рожденный в семье раба Жан-Жак Дессалин получил титул пожизненного губернатора. После объявления Наполеона императором Франции, Дессалин осенью 1804 г. был коронован как император Жак I. Надолго удержать власть ему не удалось – уже в 1806 г. при подавлении мятежа мулатов в условиях французской и американской блокады острова, он попал в засаду и был убит. В начавшейся затем борьбе за власть гаитянцам все же удалось сохранить независимость.

Успех освободительного анти-колониального движения в Сан-Доминго, ставшего первым независимым государством в Латинской Америке, был воспринят в испанских и португальских колониях как вдохновляющий пример. Впервые освободительная армия показала, что можно изгнать колонизаторов – и испанцев, и гораздо более сильных французов. На практике были реализованы демократические лозунги Великой французской революции. Бывшей колонией была обретена государственная самостоятельность, уравнено в правах все население, навсегда уничтожено рабство.

Следует признать, что при всей своей важности, такие внешние факторы, как Война за независимость США, Великая французская революция, успешное восстание рабов в Сан-Доминго, оккупация войсками Наполеона Бонапарта Испании и Португалии, лишь стимулировали процессы, уже происходившие в Иберийской Америке, где задолго до этого начали вызревать не только материальные, но и идеологические предпосылки освободительного движения.