Правила Власти для вассалов 6 страница

Через несколько дней звонит мне начальник и официальным голосом приглашает к себе в кабинет. Я вхожу и вижу постороннего человека за столом, которого мне пока не представляют. Начальник спрашивает, почему мы написали отрицательное заключение па предложение по финансовой программе. Я, уже все понимая, отвечаю: «Вы же помните, там чистое жульничество!» — «Да, — говорит начальник, — я помню. Но вот замминистра того министерства, которое разработало эту программу и он говорит,

№

что мы неправильно поняли». Я отвечаю, что асе поняли правильно, тот замминистра пытается сказать мне несколько слов, но крайне неубедительно, поскольку хотя мое письмо он и читал, но аргументов «по существу» у него нет, И он обращается к моему начальнику: «Да бог с ним, с департаментом, вы же сами можете подписать положительное заключение». Начальник возражает, что это никак невозможно, поскольку с моей визой — это коллегиальное решение министерства. А если он лично — то будет нести личную ответственность, в том числе и уголовную. Собственно, он затем меня и позвал, чтобы не оказаться в двусмысленном положении, когда ему один на один будут делать сомнительное предложение. Визитер уходит,

А через несколько дней мне секретари нашего министра (назовем его для простоты Я.) рассказывают, как к нему пришел министр того самого министерства, которое разработало программу (его, в свою очередь, назовем Ш.), жаловаться на нас с моим начальником. У них состоялась замечательная дискуссия. Для начала Ш. начал жаловаться, что подчиненные Я. тубят «замечательную» программу. Ну, говорит Я., видимо, не такая уж замечательная! Тут Ш. произносит речь о полезности разработанной его министерством финансовой программы (Я. мой текст, подписанный его замом, естественно, не читал, делать ему больше нечего), при этом открыто говорит о том, что она одобрена премьером, и предлагает Я, подписать положительное заключение (согласовать программу) непосредственно.

Я., естественно, отказывается, как и его заместитель до того, — это будет не коллегиальное решение, а личное, у него могут быть неприятности. Тогда Ш. предложил ему вызвать меня и приказать подписать положительное заключение. И туг Я. произнес замечательный монолог. «У меня 16 заместителей, — сказал он, из них три первых. И 39 департаментов. Некоторых заместителей я вижу только раз в неделю, на оперативке, некоторых начальников департаментов не вижу неделями. Но начальник департамента, написавший отрицательное заключение, у меня на совещаниях по два-три раза в день. Его департамент выполняет четверть всех правительственных поручений министерству. Если я ему прикажу, а он откажется» что я ему скажу? Уволю? А кто работать будет?»

А теперь давайте рассмотрим эту ситуацию более подробно, уже понимая систему отношений во властных группировках.

Я на тот момент был вассалом своего непосредственного руководителя, заместителя Я. Но он в политические игры не играл, вассалов специально не набирал и готов был меня отдать другому суверену (что он и сделал через полгода, как уже было рассказано выше). При этом сам он вассалом Я. никогда не был, его сюзереном был некий вице-премьер. Я. пришел в министерство вассалом непосредственно Ельцина, но поддерживать эту связь считал делом сложным и хлопотным и постепенно перешел в вассальную зависимость от того самого вице-премьера, что и его заместитель. То есть, с точки зрения властных группировок, находился с ним на одном уровне, более того, у них был общий сюзерен, для которого Я был более авторитетен, и в силу опыта, и в силу формального статуса.

А вот Ш. входил в совершенно другую властную группировку, остро (на тот момент) враждебную группировке того самого вице-премьера, который и определял отношение к нему и Я., и его заместителя. Входил ли в их группировку премьер-министр (находясь в ней выше Ш.), или же просто заключил с ней временный союз — вопрос, на который мы ответа уже не узнаем. Но это не мешает нам построить четкую и внятную картину, которая позволяет понять, что же на самом деле там произошло.

Бумага, которая пришла от министерства, которое возглавлял Ш., позволяла не просто резко увеличить ресурс, который находится в распоряжении его клана (я не знаю, кто там был «старшим» сюзереном), но и влезть «на территорию» вице-премьера, который был сюзереном и Я., и его зама. Поэтому априори с точки зрения борьбы властных группировок на эту бумагу должен был быть дан абсолютно отрицательный ответ. Но тема этой программы была крайне важной для экономики России, поэтому я и предложил адаптировать программу — с целью придать ей осмысленность.

Реакция группировки Ш. была резко отрицательна, то есть стало понятно, что об интересах страны разработчики этой программы совершенно не заботятся. И тогда я перевел свои отношения с ними из содержательных в чисто властные, то есть речь пошла о борьбе группировок. Заместитель Ш. пришел к моему начальнику по очень простой причине — он отвечал за вопрос в своем министерстве {и, как увидим ниже* имел и личный интерес), а кто такой мой начальник, он вообще не знал (в моем министерстве в го время были представители разных кланов). И — понял, что вопрос может быть решен только на уровне его собственного руководства.

Мой начальник тоже это понял, поэтому занял пассивную позицию — есть порядок, и он будет его исполнять. Зато Ш., когда пришел к Я., имел серьезный козырь — мнение премьера. Но — выраженное неофициально, на что Я., может быть, явно (этого я точно не знаю), а может быть, неявно, ответил, что сама по себе тема этой программы находится под кураторством вице-премьера, который, конечно, с точки зрения управления подчиняется премьеру, но с точки зрения властных группировок ему равен и так просто своего не отдаст.

И вот тут оставался всего один шанс — двум министрам неформально договориться и решить вопрос, что называется, полюбовно. И Ш, предложил Я. варианты решения такого вопроса, с учетом того, что заместителя Я. нужно было из вопроса удалить, поскольку он мог доложить вице-премьеру непосредственно, чем закрыл бы вопрос навсегда. При этом Ш., скорее всего, знал, что Я. своего зама не очень любит, по всей видимости, они неоднократно сталкивались у своего сюзерена. И тогда Я. жестко встал на позиции защиты своей властной группировки, четко объяснив, что своего зама он проигнорировать может, а вот меня (как своего будущего вассала) ни за что.

Теоретик, Как и в любом реальном примере, здесь можно — и нужно! — увидеть работу нескольких правил Власти, Прежде всего, различие профессиональной и командной иерархий — подчиненный необязательно вассал руководителя. Далее, относительная свобода вассалов в профессиональной деятельности: если по какой-то операции нет команды сюзерена на политическое решение, она выполнятся строго профессионально (можно даже подумать о реальных интересах страны!), и никаких вопросов не возникает. И наконец, важность обращения на себя внимания вышестоящих'. человек, который «на совещаниях по два-три раза в день», может рассчитывать на неожиданную поддержку сверху.

Практик. Еще несколько моментов. Первое, мой непосредственный начальник. Я был нужен ему для того, чтобы выполнять должностные функции⁴¹. Никаких «политических» указаний со стороны своего сюзерена по обсуждаемому допросу он не получал и, следовательно, до какого-то времени ограничивался чисто профессиональной оценкой этой программы. Итак, он поручает мне ответить на письмо, имея в виду, что я его не подведу. После того как стало понятно, что ведомство Ш. в лице замминистра начало возмущаться, мой начальник исходит из следующих позиций. Во-первых, Ш,> как и его заместитель — это «чужая» властная группировка, и защищать ее просто так не стоит. Во-вторых, делать это просто «по доброте» гоже не стоит, поскольку программа сильно спорная и может принести массу неприятностей. Далее, он прикрывает меня, не договариваясь за моей спиной, а приглашает на встречу. Я, в свою очередь, избавляю его от необходимости описывать представителю другого министерства, почему он вредитель, и говорю это сам. Кроме того, его выручаю своим присутствием от неприятного разговора, связанного с предложением взятки.

Второе, Я. Я ему интересен, его собственный заместитель — относительно (через несколько месяцев он все равно уйдет). Именно по этой причине Я. переводит разговор с Ш. на меня, а не на моего начальника. >1. меня прикрывает, более того, он прямо говорит, что трогать меня не даст. Вели бы он решил иначе, то вызвал бы меня (без Ш.) и попросил бы найти аргументы, почему письмо нужно подписать (так несколько раз в аналогичных ситу-

ациях делал мой другой руководитель; пару раз я согласился, несколько раз объяснил ему, почему так делать нельзя, и тогда соглашался он).

При этом Я. сделал упор на то, почему о л нс может меня заставить, причем в форме, которая Ш. понятна; человек, который «закрывает» такой объем работы не просто ценен, он практически наверняка член команды и трогать его нельзя. Тема закрыта. Отметим, что Ш. даже не просил вызвать моего начальника: он понимает, что тот, не будучи вассалом Я., не обязан выполнять те его приказы, которые явно выходят за пределы служебных обязанностей.

А теперь самое интересное, Почти через 20 лет я встретился с Ш, и напомнил ему эту историю, после чего выяснилось, что реальная картина была еще сложнее. Он мне сказал, что сама программа была не его проектом, а проектом его заместителя, но его собственный сюзерен попросил ему помочь в ее «пробивании» через правительство. Иными словами, заместитель III. не был его вассалом, и программа, которую он двигал, вообще шла мимо него! Соответственно, III. сделал то, что считал минимально необходимым для того, чтобы отчитаться перед собственным сюзереном, ну и, заодно, разобраться, кто какую роль играет в соседнем министерстве.

Теоретик. Как видите, ценность даже не вассала, а потенциального вассала для Я. оказалась достаточно высока, чтобы «прикрыть» его от прямой атаки конкурирующей группировки. 1ак что вассалы для сюзерена — вовсе не роскошь, а самый настоящий ресурс. Ресурс, который он сам создает и контролирует. «Короля играет свита»; не будет преувеличением сказать, что сюзерен «стоит» ровно столько, сколько стоят его вассалы.

Практик. Итак, главное правило для сюзеренов. Любой член властной группировки должен набирать своих вассалов, чтобы они ему помогали решать его задачи.

Теоретик. Мне кажется, это правило нужно повторить и еще раз повторить. На протяжении двух разделов мы рассказывали о Власти как о жестко конкурентной среде, где «человек человеку — человек Власти», У читателя могло сложиться впечатление, что внутри Власти нет места взаимовыгодным отношениям, а царят сплошной обман и интриги...

УЗ

Читатель. Неправда ваша! Я внимательно читал текст» и помню, что отношение между вассалом и сюзереном почти семейные, а кроме того, они, как это у вас написано, win-win — «если что, отвечать будем вместе».

Но потом вы про отношения между вассалом и сюзереном ничего не писали!

Теоретик. Да, это так. Но мы уже исправляемся. Вы только что узнали одну из самых неочевидных тайн Власти: сюзеренам нужны вассалы. Нужны, быть может, даже сильнее, чем кандидатам в вассалы посвящение во Власть. Только со своими вассалами сюзерен находится во взаимовыгодных отношениях» только с ними может слегка расслабиться и только им доверить реализацию своих политических планов. С.наружи и выше сражаются за Власть сторонние группировки, ниже грызутся за Власть сами вассалы, и только два человека — сюзерен и вассал — могут доверять друг другу среди этой вечной войны. Согласитесь, в этом есть что-то величественное.

Так что во Власти, помимо лжи и интриг, вполне есть место высоким отношениям и настоящей дружбе {с той лишь разницей, что в этой дружбе всегда точно известно, кто сюзерен, а кто — вассал). Пьянящее чувство «мы вместе» здесь ощущается особенно остро, ведь основано оно па реальном опыте совместных «боевых действий».

Л теперь снизим пафос и вернемся к сухим фактам. Умение подбирать вассалов отличало всех великих государственных деятелей («наполеоновские маршалы», «птенцы гнезда Петрова»); наиболее же выдающиеся ставили это дело на твердую организационную основу:

«Западные биографы Сталина не раз делали превратившееся постелен-но в общее место противопоставление: Троцкий, Бухарин. Зиновьев и другие с и* позерством и любованием собственным красноречием — и неуклюжий плебей Сталин, молчаливо и упорно работающий в партийном секретариате.

Ситуация, может быть, и выглядела так. Но главное было не в зтой внешней коллизии. Главным было существо той работы, которую делал Сталин. Недалекие острословы называли его тогда „товарищ Картотекой ". Он и вправду вместе со своими сотрудниками постоянно возился с карточками, заведенными на руководящих работников. „Ка~

дры решают всё", — сформулирует он впоследствии свою установку. Эти кадры он старательно изучал, просеивал через сито своих интересов и расчетов, размещал их на различных уровнях номенклатуры, как композитор ноты на нотной линейке, чтобы возникала нужная ему симфония. Рассказывают, что картотеку на наиболее интересовавших его по тем или иным соображениям людей Сталин с первой половины 20-х годов вел сам, не допуская к ней даже своего секретаря» [Восленский, 2005, с. 85].

Позднее сталинские традиции прочно освоили и другие советские руководители. Байгушев в своей «Партийной разведке» красочно описывает катастрофу, разразившуюся в брежневском окружении после внезапной смерти Суслова:

«...25 января 1982 года неожиданно "умер от инсульта " серый кардинал при Брежневе Суслов. До этого он был совершенно бодрый. И даже к „инсульту"... надо же, приготовился. Словно зная, что его трахнет, заранее прибрался у себя в сейфах. И напоследок загадочно сделал всем ручкой — унес с собой в могилу всю теневую структуру партийной контрразведки Брежнева, оформленную под контрпропаганду, слившуюся с ней и маскировавшуюся ею, как бы растворенную в ней. Многие видные и не самые видные политики после смерти Суслова оказались „на свободе" Как при крепостном праве, барин умер, оставил завещание — все его крепостные получают вольную. Черненко кинулся занимать кабинет Суслова, мгновенно переехал, но сейфы и шкафы в сусловском кабинете оказались пусты. Помощник Черненко Виктор Васильевич Прибытков пишет: „В ЦК КПСС существовало непреложное правило — после смерти любого секретаря ЦК его архив в обязательном порядке изымался, анализировался и помещался после сортировки в сверхсекретный сектор. Такие архивы оставались практически у всех — у кого больше, у кого меньше. Архив Микояна составил нс меньше трех здоровенных грузовиков, потому Микоян и был не потопляем. Исключение составил лишь один человек — главный идеолог партии Михаил Андреевич Суслов, после которого не было обнаружено никаких архивов". Даже„особой важности особая папка" (сверхсекретная документация) исчезла. Всё досье Суслова исчезло, растворилось, как золото партии, в адском небытие. До сих пор нигде не всплыло. Значит, впрямь утрачено навсегда.

Это был второй мощный удар судьбы (Андропова?) по Брежневу. Конечно, Брежнев и Черненко кого-то помнили, кого-то срочно вызвали. Но восстановить саму тайную структуру так и не сумели» [Байгушев, 2007, с. 177-178},

Властные группировки такого масштаба, как у Сталина, Суслова и Микояна, действительно требуют архива — удержать в памяти карьерные истории сотен своих вассалов мало кто способен. Предположение о том, что по такому архиву можно быстро восстановить работу лишившегося сюзерена группировки, мы оставим на совести Байгушева: вассальная присяга приносится сюзерену, а не его архиву. Утрата архива была катастрофой по другой причине: после нее стало совершенно невозможно установить, кто из выстроившихся в приемной в очереди действительно являлся вассалом Суслова, а кто пришел втираться в доверие из конкурирующей властной группировки,

В американском менеджменте (по крайней мере, середины прошлого века, когда Миллс писал свою «Правящую элиту») умение вести дела, нанимая подходящих людей (ну мы-то понимаем, что «нанимать» можно не только за деньги), вообще считалось своего рода «пропуском» в управленческую элиту. Вот что Миллс пишет о топ-менеджерах американских корпораций, обладающих особыми способностями:

«„Административные способности" зтю< людей как раз и состоят отчасти в том, что они сознают собственную неспособность и знают, где найти человека с соответствующими способностями и где взять деньги на его оплату* {Миллс, J 959, глава б].

Тем же принципом руководствовалась и советская номенклатура¹:

«Практика показывает; работа начинается пит, где кончается номенклатура, Конечно, из этого правила бывают исключения, мне приходилось их видеть, но в целом дело обстоит именно так, там, где номенклатура, происходит начальствование, работает же неноменклатурный аппарат*

[Восленский, 2005, с. 507}.

' Мы постоянно приводим примеры «из двух миров», поскольку считаем важным продемонстрировать: законы и правила Власти одинаковы повсюду. Люди, заставшие СССР, помнят, как при просмотре фильма «Семнадцать мгновений весны» отношения внутри абвера и гестапо оказывались удивительно похожи и на отношения в советских структурах (будь то милиция или комсомол), и на нравы западных спецслужб, описанные в зарубежных детективах. А все потому, что гю другому человечество пока что не умеет!

Отличительная черта хорошего сюзерена — это умение найти человека, который решит проблему, вместо того чтобы решать ее самостоятельно* Дело не только в том, что «умение найти человека» работает для любых задач, а умение решать их самостоятельно — только для тех, в которых сюзерен сам разбирается. Основная причина, почему правило «найти человека» постоянно должно быть в центре внимания сюзерена, — это колоссальный объем работы во Власти, который ему приходится выполнять, В одиночку все это сделать невозможно, а следовательно, не нужно даже и пытаться. Нужно обзавестись вассалами и переложить работу на них.

Практик. Привлекая новых вассалов, нужно соблюдать определенные правила. Они могут показаться очевидными, но от этого не становятся менее важными. Прежде всего, нужно смотреть наличные качества потенциальных вассалов. Первое: готовность выполнять вассальную присягу. В частности, соблюдать верность сюзерену и всей его властной группировке. Предательство — эго один из самых серьезных проступков, который может совершить человек Власти. По этой причине сюзерен должен все время проверять своих вассалов. Давать им каверзные задачки, «подставлять» под потенциальные возможности предательства и так далее. Особенно тщательно их нужно проверять перед «выводом в свет», то есть когда сюзерен начинает представлять своих вассалов перед собственным сюзереном для решения общих командных задач.

Теоретик. В древние времена, когда Власть и Управление еще не были разделены и служение сюзерену являлось единственным источником средств к существованию, вассальная верность считалась высшей добродетелью⁴². В наши дни, когда большинство людей зарабатывает на жизнь работой по найму, вассальная верность воспринимается как анахронизм. Зарплата в обмен на выполнение должностных обязанностей — таков кодекс чести современного человека. Мало кто из современных людей воспитывается с детских лет в той же атмосфере нетерпимости к предательству, что и люди Средневековья. Может показаться, что обеспечивать преданность вассалов сегодня значительно сложнее, чем в добрые старые времена.

Однако нужно понимать, что рассказы о славном прошлом — не более чем легенды. Вассальная верность вряд ли ценилась бы так высоко и славилась в песнях, будь она распространена повсеместно. Во второй части нашей книги мы увидим впечатляющие примеры предательств, совершенных в эти «благословенные» Средние века. Сюзерены прошлого жили в постоянном страхе заговора среди собственных вассалов и для проверки их верности прибегали подчас к весьма жестоким методам:

«У Хосрова II, коварного и могущественного шаха Ирана в VII веке, было множество способов узнавать всю подноготную подданных, не вызывая при этом подозрений. Если, к примеру, он замечал, что двое его придворных дружны, он отзывал одного из них в сторону и сообщал, что ему известно, будто второй друг — изменник и скоро будет казнен. Шах говорил придворному, что доверяет ему больше, чем кому-либо, и что тот должен хранить эту тайну. Затем он внимательно наблюдал за обоими. Если обнаруживалось, что поведение второго человека никак не изменилось, он делал вывод, что первый придворный сохранил секрет. Тогда он повышал его в чинах, а позднее делал признание:

„Я хотел убить твоего друга, потому что мне кое-что о next сообщили, но, проверив донос, я убедился, что он был ложным". Если же, напротив, второй придворный начинал избегать шаха, держаться скованно, Хосрову становилось ясно, что его секрет выдали. Тогда второго придворного изгоняли, сообщив ему, что все было лишь проверкой, которую он не прошел, и что, хотя он и не совершил ничего дурного, ему больше не доверяют. Первого же придворного, выдавшего секрет, Хос-ров высылал из страны» [Грин, 2003, с. 157].

К XX веку нравы немного смягчились, но проверки вассалов по-прежнему были обязательны для серьезных игроков. Впечатляющий пример (вымышленный, но, скорее всего, «на основе реальных событий») приводит на этот счет Виктор Суворов. Сюзерен (некий подполковник Кравцов) дает своему вассалу (Суворову) секретное задание: написать на стене Кишиневского пединститута националистический лозунг на молдавском языке (которого Суворов не знает). Цель — свалить председателя КГБ, якобы врага кравцовской группировки. Суворов выполняет задание, после чего происходит следующий разговор:

*—,..ш, что ты написал на стене, не принесет никому никакого вреда. Текст был совершенно нейтральным.

— Зачем же я его писал на стене?

— Затем, чтобы я был в тебе уверен.

— Я был под наблюдением все время?

— Почти все время. Твой маршрут я примерно знал, а конечный пункт тем более. Бросить десяток диверсантов на контроль — н почти каждый твой шаг зафиксирован, Конечно, и контролеры не знают того, что они делают... Когда человек в напряжении, ему в голову могут прийти самые глупые идеи. Его контролировать надо. Вот я тебя и контролировал.

— Зачем вы мне рассказали о том, что я был под вашим контролем?

™ Чтоб тебе и впредь в голову дурные идеи не пришли. Я буду поручать тебе иногда подобные. «елочи, но ты никогда не будешь уверен tt том, идешь ты на смертельный риск или просто я тебя проверяю» [Суворов, 2002].

Так что принцип «доверяй» но проверяй» обязателен для сюзеренов всех времен. В наш коммерческий век шире всего распространены банальные провокации, вроде предложения взятки или выведывания вроде бы не секретной, но доверительной информации в случайном разговоре¹. Такие проверки позволяют быстро отсеять нелояльных кандидатов, но требуют наличия хотя бы одного вассала, обладающего навыками подобной шпионской деятельности (в корпорациях ею занимаются службы безопасности с собственной агентурой}. Тем не менее попытки «экономить» на проверках ведут пусть и не к быстрому, но неизбежному краху: врожденная вассальная верность среди людей — большая редкость.

Практик. Еще один серьезный момент аппаратной этики: если стало известно, что твой вассал начал устанавливать «особые» отношения с каким-то другим сюзереном, то реакция может быть только одна: жесткое требование публично определиться и полностью прервать отношения либо с одним, либо с другим. За на-

Роберт Грин в своих «48 законах власги» многократно упоминает Талейрана как мастера выведывать секреты в непринужденной беседе, и описывает несколько типовых приемов («откровенность в обмен на откровенность», «предположения, подаваемые как факты», и т.д.}, которые он использовал.

рушение этого принципа наказывают не только излишне «бойких» вассалов, но и недостаточно принципиальных сюзеренов¹.

Теоретик. Ладно еще, если вассал «бегает» к вышестоящему или горизонтальному сюзерену своей группировки; но если он начал работать на сюзерена из команды конкурентов — это чрезвычайная ситуация, требующая немедленного реагирования. Несоблюдение этого правила погубило одного из лучших игроков во Власть за всю историю человечества — Наполеона Бонапарта.

К началу 1809 года империя Наполеона находилась на вершине своего могущества^{43 44}, и любому человеку на месте императора могло показаться, что для него нет ничего невозможного. Тем не менее, получив в январе 1809 года перехваченное разведкой письмо из Парижа к неаполитанскому королю маршалу Мюрату, Наполеон сразу же покинул воевавшую в Испании армию и поспешил в Париж. В письме сообщалось, что 20 декабря 1808 года министр полиции Фуше посетил отставного министра иностранных дел Талейрана (что само по себе было подозрительно, так как оба политика считались врагами). У них состоялась беседа, кою возводить на престол в случае внезапной смерти Наполеона, и это место предлагалось занять Мюрату [Нечаев, 2013, с. 184].

Подобные разговоры между высокопоставленными вассалами (Тайлейран хоть и ушел в отставку с поста министра, но оставался в «команде» Наполеона, в частности, участвовал в сентябре 1808-го в эрфуртских переговорах с российским императором Александром I) сами по себе весьма неприятный сигнал для сюзерена⁴⁵, и неудивительно, что Наполеон отреагировал на полученный сигнал, закатив истерику:

«Император в буквальном смысле слова с кулаками набросился на Талейрана. „Вы вор, мерзавец, бесчестный человек! — бешено кричал

он. — Вы не верите в бога, вы всю вашу жизнь нарушали все ваши обя-

занности, вы всех обманывали, всех предавали, для вас нет ничего святого, вы бы продали вашего родного отца! Я вас осыпал благодеяниями, а между тем вы на все против меня способны! Вот уже десять месяцев, только потому, что вы ложно предполагаете, будто мои дела в Испании идут плохо, вы имеете бесстыдство говорить всякому, кто хочет слушать, что вы всегда порицали мое предприятие относительно этого королевства, тогда как это именно вы подали мне первую мысль о нем и упорно меня подталкивали! А этот человек, этот несчастный?' Кто меня уведомил о его местопребывании? Кто подстрекал меня сурово расправиться с ним! Каковы же ваши проекты? Чего вы хотите? На что вы надеетесь? Посмейте мне это сказать! Вы заслужили, чтобы я вас разбил, как стекло, и у меня есть власть сделать это, но я слишком вас презираю, чтобы взять на себя этот труд! Почему я вас еще не повесил на решетке Карусельской площади? Но есть, есть еще для этого достаточно времени! Вы — грязь в шелковых чулкахГ» {Тарле, 1959].

Однако истерика в делах Власти — плохой помощник. Вместо того чтобы публично ругаться с Талейраном, Наполеону следовало бы задать себе несколько простых вопросов. Почему вдруг его ближайший соратник начал рассказывать «всякому, кто хочет слушать», что не поддерживает политику своего сюзерена^{46 47}? Чего он добивается этими разговорами? Почему Фуше, давний враг Талейрана, первым пересекает порог его дома, и уже через несколько часов выходит оттуда с согласием Талейрана участвовать практически в заговоре? Откуда у Талейрана такое доверие к недавнему противнику? Нет ли у Фуше какого-нибудь козыря в рукаве, какого-нибудь компромата? Ведь на него работает целая армия осведомителей! Наконец главный вопрос, являющийся ответом на все предыдущие: а не переметнулся ли наш Талейран на сторону, не нашел ли себе еще одного сюзерена?

Задай себе Наполеон эти вопросы и приложи некоторые усилия по поиску ответов, он вполне мог выяснить, что Талейран уже несколько месяцев (со времен той самой эрфуртской встречи) работает¹ на российского императора и даже имеет в русской разведке оперативный псевдоним Анна Ивановна. Закончившаяся фактически ничем истерика Наполеона позволила Талейрану сохранить свое положение в обществе, а значит, и возможность добывать информацию, вплоть до расположения войск. Сумей Наполеон проявить принципиальность и физически устранить Талейрана (как некогда намного более невиновного и куда менее опасного герцога Энгиенского), он вполне мог бы умереть^J императором.

Чггтатель. Вас послушать, так вы лучше Наполеона разбираетесь во Власти. А мне кажется, что у него были какие-то основания не отправлять Талейрана на эшафот.

Теоретик. Разумеется, были. Талейран служил Наполеону около десяти лет, и показал себя прекрасным работником (начиная от внешнего вида, производившего впечатление даже на королей, и заканчивая информированностью в европейских делах). Наверное, Наполеону было жалко совсем лишаться такого человека. Но командный рейтинг не просто так выше профессионального. Правила Власти, как и инструкции по технике безопасности, написаны кровью. Вот почему верность вассала всегда должна стоять на первом месте, а его деловые качества — на втором.