Что такое религиозность из частного письма

Дорогой друг!

Ответить на вопрос, который ты мне ставишь с такой неумолимой строгостью, совсем не так легко и просто. Ведь это один из самых тонких и глубоких вопросов, ка­сающихся человеческого существа. Здесь дело идет о са­мой интимной сфере внутреннего мира, где многое оказы­вается столь «воздушным» и неуловимым, безмолвным и избегающим слов, где самое ароматное оказывается не­выразимым и неописуемым, так что иногда кажется со­вершенно невозможным приблизиться к исследуемому предмету, не говоря уже о его логических определениях и об их исчерпывающей точности. Далее, между верою и неверием, между религиозностью и безрелигиозностью есть множество своеобразных промежуточных состояний, при которых человек остается колеблющимся, нерешитель­ным, неуверенным, сомневающимся и неустойчивым, причем из этих состояний есть пути, возводящие к под­линной вере, и другие пути, низводящие к слепому ожес­точению. Иногда под корою теоретического неверия жи­вет в тайне настоящая и глубокая религиозность; и нао­борот, нередко, ярковыраженная церковная набожность скрывает за собою совершенно недуховную душу с ее со­вершенно сухими и бессердечными психическими меха­низмами, известными в науке под именем «навязчивых» или «панических»... Посмотри: в мире есть множество вероисповедно-причисленных, но неверующих людей — «христиан», совершенно не верующих в Бога и не спо­собных сказать своим детям что-нибудь верное о Христе. И кто знает, проснется ли в этих людях и когда — живое религиозное чувство...

Поэтому нельзя требовать в этой области скороготовых и притязательных логических определений! И если кто-нибудь предлагает такое определение, то мы имеем полное основание отнестись к нему с недове­рием.

Но я попытаюсь дать тебе несколько существенных, исследовательски-нащупывающих указаний, по которым можно бывает узнать религиозного человека.

Самое важное состоит в том, что религиозность не есть нечто частичное, но целостное. Она имеет удивитель­ную способность внутренне объединять человека, прида­вать ему духовную цельность или «тотальность». Эта целокупность инстинкта, души и духа, разрозненных влече­ний и главного, основного жизненного потока достига­ется различно в разных религиях. Но она всюду имеется налицо, где религия сохраняет свое духовное достоинст­во. Религиозный человек подобен «монолиту». И строго говоря, человека только тогда следует называть религи­озным, если и поскольку ему удается стать духовным единством. Бывает так, что человек становится таким единым духом только в труднейшие часы своей жизни; но тогда именно в эти часы он и оказывается подлинно религиозным. Но дело может сложиться и так, что чело­век только в последние часы своей пошлой или даже пре­ступной жизни вознесется к внутренней, душевно-духов­ной тотальности, подобно тем «детопокупателям», о кото­рых повествует Виктор Гюго («L'homme qui rit»)⁴⁰: в открытом океане их настигает буря, они терпят кораб­лекрушение, в первый раз в жизни произносят молитву Господню и тонут, стоя на коленях. Если человек духов­но слаб, расколот или растерян, то это означает, что его религиозность только еще возникает или, наоборот, раз­лагается и гибнет. Тогда он не может молиться; а тот, кто в таком состоянии пытался молиться, тот знает хоро­шо, что это была попытка собраться воедино, духовно сосредоточиться и вознестись к цельности, стать хотя бы на миг духовно-тотальным существом...

Поэтому можно было бы сказать: религиозен тот, кто способен молиться. Но молиться не означает становиться в молитвенную позу и произносить определенные слова. Молитва совсем не означает и просьбу. Есть молитва бессловесного созерцания, молчаливой благодарности, самоутраты в небесной благости. Можно молиться в фор­ме вопрошания; можно молиться волевым решением; взывая о помощи, внимая новой, благодатно-молящейся музыке; простыми поступками; неутомимым исследовани­ем. И такое молитвенное свершение всегда сохраняет свой религиозный характер: это есть подъем человеческо­го огня к Божьему Огнилищу и озарение человеческих сумерек божественным Светом.

Сущность религии состоит вообще в том, что человеку дается и человеком овладевает Откровение. Есть высшее озарение, окончательное и истинное узрение — очевид­ность. Но это не то «озарение», которое касается одного взора, еле затрагивает холодный взгляд и бесплодно со­скальзывает с него. Откровение не дается любопытному глазу воображения; оно не касается мертвой поверхности душевной, но вступает глубоко во внутренний мир, чтобы захватить сокровеннейшее чувствилище. Оно подобно не касательной линии, а секущей. Оно проникает до самой глубины сердца, до источника воли и освещает подобно молнии сумрачные пространства инстинкта. Его луч про­низывает душу до ее инстинктивной духовности. Подобно яркому лучу оно пробуждает око инстинктивно-сокрытого духа, чтобы осчастливить его и воссиять обратно из его глубины. В качестве пламени оно зажигает огонь воли и воля начинает желать духовной жизни, с тем чтобы от его укрепления и облагодатствования эта воля вступила бы в единение с Божьим пламенем. Это и есть то самое, что Макарий Египетский ⁴¹, этот живой пламенник Божий, на­зывал «срастанием» (кон-кретность). И религи­озность есть жизнь из этой, свободно и искренно приня­той, таинственной и блаженной сращенности.

Образно говоря, это можно было бы описать так. С неба падает молния — и дуб загорается мощным ог­нем; чем выше дерево, тем ближе к нему молния, тем дальше светит охватившее его пламя. Или еще: молния па­дает в заснувший вулкан, и вулкан отвечает извержени­ем, которому теперь не будет конца. После восприятия откровения начинается новая жизнь: и эта новая жизнь есть религиозная жизнь. Пронизанный лучом Благодати, человек становится единым и цельным. И молитва есть не что иное, как стремление к этой встрече, или — отверзание духовного ока навстречу лучу, или — зов, направ­ленный к божественному пламени.

Поэтому религиозность не есть какая-то человеческая «точка зрения», или «миросозерцание», или «догматиче­ски-послушное мышление и познание». Нет, религиоз­ность есть жизнь, целостная жизнь и притом творческая жизнь. Она есть новая реальность, состоявшаяся в чело­веческом мире для того, чтобы творчески вложиться в остальной мир. Она есть соприкосновение мира с Богом и притом в этой новой, лично-человеческой точке. И более того: она есть новое вступление Божьей «энергии» в человеческий мир, новое «облечение» божественного Све­та, божественной Благости и Силы в новое человеческое сердце. В общем — Событие мировой истории в процессе возникновения и укрепления Царства Божия.

Люди, подходящие к этому событию извне, знают ма­ло об этой реальности и говорят об изменении «субъек­тивной точки зрения», о «личном обращении» данного че­ловека. Но обновленный человек переживает нечто иное. Он ощущает в себе новую реальность, владеющую им, объединяющую его личность и включающую его по-ново­му в новый мир. Он чует в себе, подобно Илье Муромцу, новую силу, которая представляется ему беспредельною. Эта сила есть до известной степени «он сам», — отсюда его повышенная ответственность, и в то же время она го­раздо больше и могущественнее его, — отсюда его иск­реннее смирение. И действительно, в нем живет новая Сила и Власть, которая делает его гораздо более силь­ным, чем он был сам по себе и чем он смел когда-нибудь надеяться. И теперь его величайшая забота состоит в том, чтобы оказаться достойным этой Силы и Власти и соблюсти себя в надлежащей чистоте...

То внутреннее воссоединение, которое он переживает, состоит в том, что в его собственных пределах возникает новый, властный центр. Этот центр светит ему в его внут­ренней жизни то как тихое сияние раскаленного угля, то как победное и радостное пламя. Это светоносное сияние подобно молитве, которая, раз начавшись, не прекраща­ется более. Религиозный человек может исполнять свои жизненные дела, может, по-видимому, предаваться до поглощения своим исследованиям, восприятиям и увлече­ниям и не думать о своем светоносном источнике, — но свет не исчезает, он остается и длится, он сияет, светит и ведет. Иногда кажется, что он только дарует свет, но непрерывно, тихо, благостно и властно. Но иногда кажет­ся, что он зовет, — то шепотом; то «знаменуя» и преду­преждая, как у Сократа; то требуя и вовлекая в решения и деяния, как у христианских праведников; то в виде по­беждающей любви, как у Исаака Сириянина⁴² и у Сера­фима Саровского; то разверзая внутреннее око и даруя созерцательную очевидность, как у великих философов и естествоиспытателей. А когда человек возвращается из своих мирских предприятий и земных вовлечений к себе, в свою лично-духовную глубину, то он убеждается, что его пребывание «вне центра», в земном лесу, куда он уходил от своего храма, не разлучало его с его священ­ным центром и что огонь его божественного алтаря не угасал. Это испытывается как великая радость и ободре­ние. Возвращение в уже сложившийся и устойчивый центр придает его пламени очистительную силу; и каж­дый раз, как это возобновляется, духовная центрирован­ность человека становится все более мощной и определя­ющей. Так человек получает возможность постоянно ося­зать в своей душевно-духовной глубине некую непрекра­щающуюся сокровенную молитву, — бессловесную, тихо сияющую наподобие лампады, — и не выходить из цент­рального луча даже и в таких жизненных положениях, которые являются, по-видимому, «безразличными» или «периферическими»...

Так слагается характер религиозного человека. По­степенно его духовный центр, — где он обретает в себе Божию Энергию или где он «утрачивает» себя в Его лу­чах, — становится в нем вездесущим. Это совсем не выра­жается в том, что он то и дело принимает благочестивый вид, надоедает всем окружающим своим пустосвятством, держится чопорно и елейно или ведет постоянно бого­словские и моральные беседы. Нет, его центрированность остается интимной и личной, и притом совершенно под­линной в своей интимности, и совершенно тихой, непо­казной при всей ее подлинности. Но все в нем светится и сияет. Свет изливается во все его душевные состояния, планы, труды и предприятия. Светятся его глаза, лучится его взгляд. Светла его улыбка. Поют звуки его голоса; гармонически естественна его походка. Он сам становит­ся ясною и прозрачною «средой» для своего центра, по­слушным и верным «органом» своего излучающего серд­ца. И вся атмосфера его души уподобляется утреннему воздуху, промытому ночным ливнем с бурею. Про таких людей хочется иногда сказать: «он чист, как стеклышко Божие»...

Или иными словами: духовный центр такого человека непрерывно посылает свои «волны» и «лучи». Эти лучи освещают его внутреннее пространство в его одиночест­ве; они светят вовне, исходя из его дел; они проникают из него во внешний мир. А мир должен быть счастлив и горд, имея в своем составе такого свободно-искреннего и духовно-прозрачного человека.

Вот почему религиозный человек не склонен ко лжи. Отвращение к неискренности есть дивный и верный знак религиозности. При наличности серьезных духовных по­буждений такой человек может, конечно, заставить себя умолчать об известных событиях и скрыть известные со­стояния души. Жизнь сложна и многообразна; и голая правда не всегда в жизни духовно уместна и благотвор­на. Но религиозный человек никогда не лжет перед ли­цом своего Центра, никогда и ни в чем, так же как он не лжет о своем Центре и из него. Он не может выговорить ложь или совершить предательство перед лицом Божиим уже в силу одного того, что он не выходит из своего цен­трального луча и сам служит ему верною и прозрачною средою. Но именно поэтому каждый беззастенчивый лжец нерелигиозен и отчужден от Бога; и церковь, раз­решающая и практикующая ложь, утрачивает свой свя­щенный смысл и становится орудием противобожественной силы.

Все это можно было бы выразить так. Религиозного человека нетрудно узнать по тем лучам света, которые исходят из него в мир. Один светит добротою; другой — своим художественным искусством; третий — своей оче­видностью, или умиряющим покоем, или дивным пением, или простыми, но благородными деяниями. Именно это разумеет Евангелие: «по плодам их узнаете их» (Мтф. 7, 16). Этот свет живой религиозности трудно скрыть или не заметить, потому что он проникает сквозь все дела и «светит миру» (Мтф. 5, 14); и только совсем ожесточен­ные и сердечно-слепые люди могут пройти мимо него, ни­чего не заметив. Внутренняя жизнь религиозного челове­ка должна обнаруживаться и стремиться выйти во внеш­ний мир. Из родникового ключа естественно и верно пить воду. Весенний воздух дается людям для того, чтобы они им дышали; и свет Божий должен светить людям (срв. Мтф. 5, 16). А живая религиозность есть дух Божьей весны, веющий в проснувшемся сердце; и есть вода из Божьего родника, который таинственно пробился в облагодатствованной душе; и есть свет Божий, который признан свободно и беспрепятственно излучаться в мир.

По этим свойствам, и склонностям, и проявлениям уз­нается религиозный человек. В нем есть дуновение духа; в нем есть пение души; из него излучается свет. И всегда он больше, чем он сам; и всегда он внутренне богат, на­столько, что он сам далеко не всегда знает меру своего богатства. Ибо то, что он в себе носит и что он излучает, есть Царство Божие, которого он является тайным уча­стником.

 

Послесловие

О ДУХОВНОМ ИЗЛУЧЕНИИ

Мы, люди современной эпохи, не должны и не смеем предаваться иллюзиям: кризис, переживаемый нами, не есть только политический или хозяйственный кризис; сущность его имеет духовную природу, корни его заложе­ны в самой глубине нашего бытия; он ставит нас перед последними вопросами и ведет нас в священную область. Мы не имеем ни права, ни основания изображать наше крушение как «невинную» и «неопасную» случайность. Мы должны найти в себе мужество и остроту взгляда, чтобы увидеть вещи такими, каковы они суть на самом деле; мы должны найти в себе волю, чтобы выговорить всю правду и вступить на новые пути. Нам надо освобо­диться от мелочей повседневности и приучиться смотреть вдаль: куда идет, куда соскальзывает современный мир? что ожидает нас? что нам делать для того, чтобы предот­вратить злейшие возможности и создать новую, прекрас­ную жизнь?..

Но есть закон, в силу которого грядущая даль откры­вается только тому, кто смотрит из глубины. Поэтому нам необходимо подлинное углубление духа; мы должны прежде всего сосредоточиться и уйти в живую глубину нашего собственного существа, в «субстанцию» нашей человечности, или, как сказал бы Аристотель, в «энтеле­хию» нашего духа, в ту священную сферу, благодатность и божественность которой возвестил нам Сын Божий, Иисус Христос. Повсюду, во всем мире должен начаться постепенно духовный пересмотр наших душевных актов и наших предметных содержаний: в отдельных людях, и в малых кружках, в религиозных общинах, в философс­ких обществах и в целых культурных движениях; люди будут сосредоточиваться на последних, священных исто­ках своей жизни; они будут созерцать жизнь своего серд­ца и судить о нем, — каковым оно должно быть, и каким оно оказалось в действительности, и чего ему недостает... Чем серьезнее, чем ответственнее, чем глубже, чем иск­реннее будет этот пересмотр, тем лучше. Ибо бедствия нашего времени велики и опасность можно будет преодо­леть только тогда, если будет захвачена последняя глу­бина человеческой души, если человечество опять проло­жит себе путь к Богу. Здесь дело совсем не только в «мо­ральном перевооружении», в этих скудных и вымученных словах, обозначающих новую и дешевую моду и обеспе­чивающих в лучшем случае укрепленную закулисную дисциплину. Человечество нуждается в обновлении духа и облагорожении инстинкта, в возвращении к Евангель­ской вере, а не в «чистых перчатках» обещаемых анти­христом.

Обновление, предстоящее нам, должно составить це­лую эпоху в истории. Ибо старые дороги исхожены и прежнее строение акта, творившего культуру, привело нас к ужасным, чудовищным проявлениям внутрен­ней жестокости и внешней техники. И близится время, когда мы все будем помышлять только о внутреннем обновлении и будем искать Божьей помощи и спасе­ния.

Поэтому наше время есть время поворота. Никогда еще отрицательные силы человеческого существа не вы­ступали с таким дерзновением, так самоуверенно, с та­ким самосознанием; никогда «еще они не делали таких вызывающих попыток захватить власть над миром; ни­когда еще человек не располагал такими техническими возможностями; никогда еще он не владел такими разру­шительными средствами... В мире намечается перелом; может быть, он уже совершается. Прежнее равновесие утрачено. И той худшей опасности, которая нам грозит, мы можем противостать только при условии внутреннего обновления...

И первые признаки начинающегося обновления мы узнаем в том своеобразном излучении, которое будет ис­ходить от обновленных людей, в этих лучах живой доб­роты, сердечного созерцания, совести и мужественно-спо­койной веры. Ибо нельзя приходить в соприкосновение с этими последними сферами человечески-божественной глубины, не пробудив в своем инстинкте живой духовно­сти, не оживив в себе христианского сердца со всей его дивной энергией и прозорливостью. А живое сердце посылает в мир свои лучи; и эти исходящие из него лучи не просто человеческие, но божественно-духоносные...

Все чаще слышатся голоса, утверждающие, что чело­вечество может спастись только через «Новое открове­ние»... Как если бы данное нам откровение Христа было «исчерпано» или «изжито»; как если бы человечество уже исходило Его пути — пути богосыновства, благодар­ности, сердечного созерцания и живой доброты, — и они не привели ни к чему... Как если бы современный кризис был не нашим кризисом, а кризисом Господа Бога, пото­му что Он открыл нам «слишком мало» или «слишком давно» и теперь должен поторопиться и восполнить упущенное. А в действительности это мы не сумели вос­принять данное нам Откровение и зажить им по-настоя­щему...

Лучи божественного Откровения не были отняты у нас. Они светят нам и ныне, как в начале; и мы имеем задание — верно воспринять эти лучи и зажить ими. Нам надо найти религиозный акт верного строения, который позволит нам совершить это так, чтобы эти лучи не толь­ко светили нам, но излучались через нас и из нас самих, из нашего сердечного созерцания, соединяя нас с други­ми людьми, освещая нам близкое и далекое будущее и направляя нашу земную жизнь.

Современный человек должен увидеть и убедиться, что его судьба зависит от того, что он сам излучает в мир и притом во всех сферах жизни. Он должен удосто­вериться в том, что дело идет о его душевном очищении, об оживлении и творческом изживании его сердца. Пото­му что заглохшее и омертвевшее сердце бессильно и слепо; и когда он обращается к жизни, то оно не может вложить в нее ничего хорошего.

Человеческая культура может быть обновлена только живым, излучающим сердцем, ибо только в нем зарожда­ются новые творческие идеи, только ему дается очевид­ность.

КОММЕНТАРИИ

 

Это одна из последних работ И.А. Ильина, подготовленная для печати самим автором, но опубликованная в Мюнхене в 1957 г. уже после смерти философа. В нее вошли главы из его книги «Brick in die Ferne. Ein Buch der Einsichten und Hoffnungen» («Взгляд вдаль. Книга раз­мышлений и упований»), ранее изданной на немецком языке (предпола­гавшийся русский вариант — «О грядущей русской культуре. Книга зада­ний и надежд»), а также часть статей из газетных публикаций и три бюл­летеня из «Наших задач». Вместе взятые, они посвящены <акту очевид­ности» — философскому понятию, введенному самим Ильиным, который уделил ему немало страниц своего обширного наследия. Ставя это произ­ведение в конце третьего тома н нарушая при этом хронологический принцип, положенный в его основу, мы преследовали цель по возможности полно воспроизвести упомянутый ранее его триптих. Печатается по тексту мюнхенского издания.

 

1 Франциск Ассизский (1181 или 1182—1226) — итальянский про­поведник, автор ряда религиозно-поэтических произведений, канонизи­рован католической церковью. Основал религиозное братство близ г. Ассизи. Проповедовал аскетизм, заботу о душе, идеалы подвижниче­ства раннего христианства, занимался благотворительностью, призывал к отказу от собственности. После смерти Франциска Ассизского братство превратилось в официальный католический орден францисканцев, отрек­шийся от основных идей подвижника.

2 Экхарт Иоганн (Майстер Экхарт) (ок. 1260—1327) — монах-доминиканец, представитель немецкой средневековой мистики. В учении об Абсолюте выделял безосновное божественное «ничто» как основу Бога и всего бытия. Согласно Экхарту, человек способен познавать Бога потому, что имеет в душе божественную «искорку». Отрешаясь от своего «я» и соединяясь с божественным «ничто», человеческая душа становится орудием вечного порождения Богом самого себя. В 1329 г. папской буллой многие тезисы учения Экхарта объявлены еретическими.

3 К.арлейль Томас (1795—1881) — английский философ, историк, писатель. Согласно Карлейлю, в мире существует трансцендентная реальность природы и общества (Бог), которая скрыта от нас символи­ческими покрывалами-эмблемами, т.е. данными наших чувств. Именно они делают недоступным для человека божественный строй мироздания. Философия призвана разгадать по символам-эмблемам присутствие божественного духа в видимых формах являющегося нам мира. Карлейль резко критиковал англиканскую церковь и буржуазные духовные ценности.

4 См. коммент. 25 к работе «Я вглядываюсь в жизнь».

5 Слова из стихотворения А. С. Пушкина «Еще одной высокой важной песни...» (Пушкин А.С. Поли. собр. соч. — Т. З. — С. 150).

6 «In magnis et voluisse — sat est». (лат.) — «В великом и желать уже достаточно». Высказывание принадлежит римскому поэту Сексту Пропорцию (ок. 50 — ок. 15 до н.э.). Позже стало знаменитой латинской поговоркой.

7 См.: Платон. Собр. соч. — Т. 2. — С. 34—42.

8 Квинтилиан (ок. 35 — ок..96) — римский оратор и теоретик ора­торского искусства. Его трактат «Об образовании оратора» — самый подробный сохранившийся труд по античной риторике с экскурсом в историю греческой и римской литературы.

9 Неточная цитата из стихотворения М.Ю. Лермонтова «Дума». В оригинале — «Когда огонь кипит в крови» (Лермонтов М.Ю. Собр. соч. — Т. 1. — М., 1975. — С. 46).

10 Василий Великий (Кесарииский) (ок. 330—379) — архиепископ, теолог, философ-платоник. Родился в Кесарии Каппадокийской. В юно­шеском возрасте много путешествовал. В Афинах встретился с еписко­пом г. Назианзы — поэтом, прозаиком и мыслителем Григорием Богословом и подружился с ним на всю жизнь. Здесь он изучал грамматику, риторику, астрологию, математику, философию и медицину. В 364 г. был посвящен в пресвитеры, а в 370 г. поставлен епископом. За заслуги перед Церковью и необыкновенную высоконравственную и подвижническую жизнь Василий Кесарийский канонизирован, назван «великим», «славой и красотой Церкви». Из его сочинений известен «Шестоднев», в кото­ром изложены принципы христианской космологии. Знаменита и его ли­тургия. И.А. Ильин очень часто цитирует Василия Великого.

11 Закон достаточного основания (лат. principium sive lex rationis sufficientis) — принцип логики, выражающий обоснованный (доказан­ный) характер суждений, входящих в состав человеческого знания. Для Аристотеля это была «наука об определенных причинах и началах» (см.: Аристотель. Метафизика. 1. — 1 982 а 3 // Соч.: В 4 т. Т. 1. — М., 1975. — С. 67), для Канта — один из первых принципов метафи­зического познания (см. его работу: Новое освещение первых прин­ципов метафизического познания // Кант И. Соч.: В. 6 т. Т. 1. — М., 1964. — С. 265—314). Особое значение закону достаточного основа­ния придал Шопенгауэр в своей диссертации 1813 г. «О четверократном корне достаточного основания», указывая на 4 вида данного закона. Ильин употребляет здесь этот известный философский термин в смысле «знающей веры».

12 Аутистический (от греч. аутос — сам) — погруженный в мир личных переживаний, отстраненный от внешнего мира.

13 Цевница — русский и украинский музыкальный инструмент типа многоствольной флейты.

14 Имеется в виду Лао-цзы — древнекитайский мудрец, легендар­ный основоположник даосизма — религиозно-философского течения в Китае.

15 См.: Толстой А.К. Полн. собр. стихотворений: В 2 т. Т. 1. — Л., 1984 — С. 71—72.

16 «la moкlle du lion» (фр.) — сущность льва (букв. — спинной мозг льва).

17 Из стихотворения «Я потрясен, когда кругом...». См.: Фет А.А. Полн. собр. стихотворений. — Л., 1959, — С. 113.

18 Точные слова Гераклита: «Многознание уму не научает». См.: Фрагменты ранних греческих философов. — Ч 1. — М., 1989. — С. 195.

19 См.: Письмо А.С. Пушкина к П.А. Вяземскому от 14 октября 1823 г. // Пушкин А.С. Полн. собр. соч. — Т. 10. — Л., 1979. — С. 54. Восклицательный знак поставлен И.А. Ильиным.

20 Неточная цитата из поэмы «Полтава». В оригинале «Бой бара­банный, клики, скрежет...». См.: Пушкин А.С. Полн. собр. соч. — Т. 4. — Л., 1977. — С. 215.

21 Из стихотворения «Арион». См.: Пушкин А.С. Полн. собр. соч. — Т. З. — Л., 1977. — С. 15.

22 Экзегеза (от греч. эксегесис — толкование) — толкование неяс­ных мест в древних, в том числе религиозных, текстах.

23 Имаго (лат.) — образ, подобие.

21 Кнейп Себастьян (1821—?) — немецкий католический священник. Будучи больным, прибег к водолечению. С течением времени выработал собственную систему оздоровления с помощью воды и водных процедур, которую широко применял при лечении и профилактике многих заболе­ваний обращавшихся к нему людей.

25 Гераклид Понтийский (IV в. до и. э.) — древнегреческий философ, ученик Платона, принадлежал к Древней платоновской академии.

20 Сфорца Галеаццо Мария — тиран Милана из династии миланских герцогов, захвативших силой власть в городе и управлявших им с 1450 по 1535 г. Сам он властвовал в 1466—1476 гг. Возбудил к себе всеобщую ненависть и был убит сторонниками республики.

Ферранте Арагонский — видимо, речь о Фернандо, представителе Арагонской королевской династии, находившейся у власти на Сицилии. Его правление пришлось на 1458—1494 гг. и сопровождалось беспре­цедентными междоусобными войнами, доведшими остров до хозяйствен­ного разорения.

Висконти Филиппе Мария — представитель знатного рода ломбардских феодалов, тиранов Милана в 1277—1447 гг. Он правил в 1412— 1447 гг., ведя многочисленные войны с Флоренцией и Венецией за установление власти над северными итальянскими территори­ями.

Сигизмунд Малатеста — вероятно, имеется в виду Сиджизмондо ди Пандольфо, один из отпрысков знатного феодального рода Мала­теста, властитель г. Римини (середина XV в.), хорошо образованный, но беспринципный по натуре человек, служивший в качестве наемника у папы римского. Альфонса — короля Неаполитанского, герцогов Сфор­ца, а также в войсках. Венеции, Флоренции и Сиены.

Д'Ангвиллари Эверсо (Абверсо) (конец XIV—1464) — малоизвест­ный итальянский политический деятель, участник междоусобной борьбы правителей отдельных земель и городов за власть.

27 Джеме (Джеймс) Уильям (1842—1910) — американский философ и психолог, один из основателей прагматизма. См. его книгу «Много­образие религиозного опыта» (М., 1910).

28 Анаксимандр (ок. 610 — после 547 до н.э,) — древнегреческий философ, автор первого философского сочинения на греческом языке «О природе». Ввел понятие «архэ» — первоначала всех вещей, каковым считал апейрон — бесконечное, бесформенное, бсскачественное первовещество.

29 «Блаженны нищие духом...» (Мтф. 5, 3).

30 Марк Отшельник (Марк Подвижник) (IV — нач. V в.) — христи­анский аскет, один из египетских отцов Церкви. Автор богословских книг.

31 Ефрем Сирин (IV — нач. V в.) — христианский богослов. Родил­ся в Месопотамии, в г. Низибии. Вел подвижническую жизнь. Оставил после себя много богословских, истолковательных, обличительных и нравственно-наставительных трудов.

32 Галилей Галилео (1564—1642) — итальянский ученый, один из основателей точного естествознания. Боролся против схоластики, считал основой познания опыт. Активно защищал гелиоцентрическую систему мира Николая Коперника, за что был подвергнут суду инквизиции (1633), вынудившей его публично отречься от своих взглядов. Конец, жизни провел в ссылке.

33 Ванини Джулио Чезаре (1585—1619) — итальянский священник, философ, находился под сильным влиянием учения Джордано Бруно. За свои взгляды был обвинен в ереси и атеизме и сожжен по приговору инквизиции.

34 Спор об «антиподах» — имеется в виду начавшийся еще в антич­ности и продолжавшийся вплоть до начала XVI в. спор о возможности существования обитателей (антиподов) на диаметрально противополож­ной стороне земли. Древние отрицали такую возможность. Исторически спор определялся утверждением в умах идеи шарообразности Земли и познанием природы земного тяготения и после географических откры­тий конца XV в. и кругосветного путешествия Магеллана (1519—1521) сам собой прекратился.

35 «vir obscurus» (лат.) — темный человек.

36 Дюбуа-Рейсом Эмиль Генрих (1818—1896) — немецкий физиолог и философ, основоположник электрофизиологии.

37 Элабораты — здесь: продукты, данные исследований.

38 Интенсиональное внимание — здесь: концентрированное, направ­ленное на определенный предмет.

39 Парцеллирует — здесь: разделяет, на части, дробит.

40 «L'homme qui rit» (фр.) — «Человек, который смеется». Назва­ние романа В. Гюго.

41 Макарий Египетский (Великий (301-391) — христианский подвижник, аскет. В молодости был пастухом. В тридцать лет поселился в уединении в отдаленной пустыни в Египте, посвятив себя молитвам Богу. Слава о его праведности распространилась очень широко, привлекая к нему массу народа. был рукоположен в пресвитеры. Оставил после себя сочинения нравоучительного характера.

42 Иссак Сирианин (Ниневийский) (? — конец VII в.) — сирийский аскетико-моралистический писатель. Его произведения посвящены вопросам мистического самоуглубления и борьбы со страстями.

[*] См. в моем труде «Аксиомы религиозного опыта», главы 1, 2, 5, 9, 16, 18, 19, 22, 25 и 26.

[†] См.: Герои и героическое в истории, <Спб., 1898,> стр. 37, 113.

[‡] См. в моей книге «Путь духовного обновления», гл. 3. «О свободе»; в «Аксиомах религиозного опыта», гл. 2, 3 и др.

[§] Напр., Andante Cantabile с из первого квартета Чайковского; «Меч­тающее дитя» из Детских сцен Шумана и др.

[**] Слово «инстинкт» происходит от латинского глагола «instinguere», что значит «побуждать», «возбуждать», «двигать».

[††] Аутизм (от греч. Аутос — сам) состоит в преобладании субъектив­но-личного произвола над духовно-предметным элементом жизни.

[‡‡] Добротолюбие, <М., 1895>, <т-> I, <с.> 516.

[§§] Добротолюбие, <М., 1895>, <т.> II, <с.> 424.

[***] См. выше главу о «Духовном инстинкте»

[†††] См. книжечку профессора Деннерта: «Die Religion der Naturfirscher».Leipzig. 1925. Я привожу выдержки из нее в моей книге «Путь духовного обновления», а также в «Аксиомах религиозного опыта».