Гордость — это самая главная проблема человечества. Если бы эта проблема была решена, остальные отпали бы сами собой.

У гордости есть множество дочерей. Дочерями гор­дости являются хвастовство, тщеславие, любопытство, зависть, злопамятство, обидчивость, вспыльчивость, и с ними — множество других. Все это дети гордости. Их не было бы, если бы не было матери. Не был бы я горд, не был бы и вспыльчив, не был бы мстителен. Я бы не злорадствовал, например, чужой беде. Войско гордо­сти и его детей движется изнутри, из сердца, как ветви, потому что есть корень. Гордость — это самая главная проблема человечества. Если бы эта проблема была ре­шена, остальные отпали бы сами собой.

***

В нашем перевернутом мире есть перевернутый вид искусства — перфоманс. Зрители и исполнители в та­ких действах не разделены, как в привычном театре. Они условно едины и часто действуют сообща. Какие- то элементы перфоманса, например, есть в эстраде. Это когда певец зазывно машет руками и просит зал ему подпевать, или юморист зовет одного из зрителей на сцену, вовлекая в миниатюру.

У любого жанра есть мэтры и есть рядовые ремес­ленники. Есть свои мэтры и у жанра перфоманса. Одна из них — Марина Абрамович. В 1974 году эта в высшей степени экстравагантная и необычная дама устроила один из самых известных своих перфомансов под на­званием «Ритм О». Суть была в следующем. На столе в аудитории лежало 72 предмета разного бытового на­значения — от самых невинных до самых опасных. На­пример: бритвенный помазок, гребень для волос, зер­кальце, шарфик, шило, букет цветов, опасная бритва, боевой заряженный пистолет. Госпожа Абрамович си­дела в зале неподвижно, подобно статуе, позволяя зри­телям прикасаться к себе, в том числе — предметами, лежащими на столе.

«В чем смысл?» — спросите вы. В том, что неподвиж­ный теплокровный объект, не оказывающий сопротив­ления, рано или поздно становится объектом насилия. Так почему-то получается. Люди вначале ведут себя вполне прилично: осторожно и настороженно. Просто смотрят. Потом они робко приближаются к живому объекту и прикасаются к нему. (Марина Абрамович си­дит, не мигая, изображая статую.) Люди прикасаются вначале кончиками пальцев. Потом берут веер и ма­шут им на подопытную. Берут гребешок и причесыва­ют ее. Посмеиваются. Так продолжается сколько-то времени. И вот наступает момент, когда участники перфоманса вдруг начинают покалывать сидящего че­ловека булавками.

Дальше — больше. Пытаются нанести порез, силь­нее уколоть, пырнуть, потянуть за волосы. Беззащит­ность объекта, статус немой жертвы распаляет участ­ников. Свою роль играет и чувство коллективизма. Все же в толпе ты «вроде» ни в чем лично не виновен: все кололи — и я колол. Коллективный человек в вопросах насилия почти бессознателен. Наконец один из участ­ников взял пистолет и навел его на испытуемую... На этом перфоманс закончился. Марина встала и пошла по направлению к публике. Люди стали разбегаться — то ли от эффекта ожившей статуи, то ли от реальности сопротивления.

Сама Абрамович позже говорила, что ждать реше­ния от публики означает дать себя убить. По сути, цель перфоманса — опытно показать человеку, что внутри у него спит, свернувшись до времени в клубочек, дикое животное. Пару часов назад кто-то шел по улице и раз­глядывал витрины — и вот он уже потенциальный убийца. Каково? Исходя из пользы произведенного опыта, у меня даже пропадает желание насмехаться или критиковать подобные непривычные виды искус­ства. Ведь вывод стоит того, и игра стоит свеч.

Мы же читаем в прессе, что какой-то педагог оказал­ся педофилом, какой-то полицейский — садистом, какой-то сенатор нюхает героин на гей-вечеринке. Мы возмущаемся: как так? Культурные же люди! А дело все в том, что культура ничего не лечит, но лишь временно одевает папуасов в модные пиджаки и плащи. Потом плащи с пиджаками сбрасываются...

Вот он идет по улице под ручку с женой — культур­ный представитель самой культурной цивилизации. Он идет на перфоманс. Там он будет первые полчаса культурно сидеть, как в театре, а потом постепенно ув­лечется атмосферой зрелища, развяжет галстук, вспо­теет от увлечения и подойдет к испытуемой, держа в руке шило... Или он революционный борец за счастье собственной страны. Его голова полна светлых идей. Уму непостижимо, как всего через два-три месяца он превратится в палача и насильника, а пыточный под­вал с беззащитной жертвой полюбит больше всех демо­кратических благ на свете.