Канделаки Д. А. Неолитическая революция. Восточнопричерноморский сценарий. Доклад на Юбилее 80 летия Бжания В. В. Сухум, 2014.

Неолитическая революция-это кардинальные изменения во многих сферах экономики и культуры древних обществ, которые ознаменовались в первую очередь переходом от присваивающего хозяйства к производящему, выразившееся в появлении новых видов орудий труда и техники их обработки, а также в увеличении численности и плотности населения, переходом его к оседлости и возникновению первых ростков социальной и имущественной дифференциации. Тем самым неолитическая революция в этом смысле мыслиться как некая прогрессивная и охватившая относительно незначительный промежуток исторического времени процесс изменений во всех сферах хозяйственной и культурной жизни человечества. Однако в свете постепенного накопления научной информации стало ясно, что неолитическая революция явление, если так можно выразиться далеко не однородное. А ее прогрессивность, скорее было неким законченным результатом длительного этапа экологической адаптации и эволюции системы жизнеобеспечения, хронологически даже предшествовавшей в отдельных случаях самой археологической эпохе неолита. Другая проблема, отмеченное уже с первых десятилетий исследования неолитических памятников, это если можно так сказать не вписываемость классических ближневосточных моделей неолита и неолитической революции в отдельные региональные схемы. Тем самым «неолитическая революция» в ее обыденном, привычном классическом для нас представлении, на данном этапе скорее явление не глобальное, а региональное присущее лишь отдельно взятому региону древней Передней Азии. Это привело к выводу, что в отдельных примыкающих к Передней Азии областях либо ее вовсе не было либо она явилась результатом проникновения неолитического населения. Очевидно, такое представление связано с тем, что первые попытки осмысления проблемы «неолитической революции» как некоего прогрессивного явления, были обусловлены исследованиями преимущественно ближневосточных центров, когда были обозначены относительные хронологические и территориальные рамки и границы этого процесса. Тем самым до недавнего прошлого наши общие представления в основном и базировались на этих классических переднеазиатских образцах!

Другая важная проблема - это причины неолитической революции, среди которых, по мнению автора самой основной являются глобальные климатические изменения планетарного масштаба конца плейстоцена и ранних этапов голоцена. Следует отметить, что климатические перестановки имели место и в период плейстоцена, отдельные межледниковья которого могли быть даже более оптимальными для человека, чем современная эпоха голоцена. Тем самым неолитическая революция проявляла себя в большей мере именно там, где эти климатические изменения носили более резкий, а главное кардинальный и драматический характер. Являясь вектором не столько прогрессивного развития, а скорее как неизбежная попытка преодоления кризиса в системе жизнеобеспечения древних обществ на фоне глобальных экологических перестроек природной среды. Это дает право говорить о «феномене неолитического стресса» когда население переживало т. н. адаптивный стресс вследствие этих климатических изменений.

Нельзя обойти стороною и вопрос о соотношении понятия «неолитическая революция» и эпоха неолита в ее археологическом и историческом смыслах. Сегодня уже не вызывает сомнения тот факт, что истоки становление земледелия и скотоводства мы наблюдаем еще в донеолитическую эпоху. И, разумеется, от момента зарождения производящего хозяйства до времени его окончательного сложения в неолите прошел длительный охватывающий несколько тысячелетий промежуток времени. И потому нижнюю самую раннюю начальную границу неолита мы скорее определяем условно, она отчасти размыта. А наличие в памятниках каменных орудий определяемых как неолитические, тем самым отражают уже окончательно сложившиеся устойчивые методы и формы ведения хозяйства. Таким образом, истоки зарождения производящего хозяйства относятся скорее к донеолитическому периоду, хронологически охватывая поздние этапы мезолита. Тем самым следует считать, что сама неолитическая революция скорее не началась, а лучше сказать окончательно завершилась или даже довершилась в неолите, и ее следовало бы с хронологических позиций именовать больше мезо-неолитической или даже раннеголоценовой революцией. Тогда в строгом смысле неолит, если принимать в совмещённом варианте археологическую и общеисторическую составляющую этого понятия, следует считать такую эпоху, которая базируется на уже окончательно сложившейся производящей земледельческо-скотоводческой экономике с наличием в ее арсенале каменных орудий труда неолитического облика. Следует сказать, что в таком так сказать чистом виде его не было даже в Ближневосточных центрах неолитизации.

Географическое положение Восточного Причерноморья и соответственно самой территории Абхазии вблизи древнейшего Переднеазиатского очага зарождения неолитической экономики делает необходимым вновь возвратиться к проблеме неолита нашего региона. Как протекала здесь «неолитическая революция», каковы ее специфические особенности. Несомненно, с учетом географического положения наш регион не мог находиться в стороне от процесса зарождения производящего хозяйства, находясь в непосредственной близости от ее центров на Ближнем Востоке. Как известно, на протяжении всего плейстоцена и начальных этапов голоцена, драматические изменения климата планетарного масштаба протекал для нашего региона не так остро, и «черноморский рефугиум» оставался островком экологически благополучной для жизни человека зоной, на протяжении всего этого времени. С учетом того что неолитическая революция может считаться выраженной реакции человеческого общества прямо пропорциональной степени климатических изменений, то для черноморского рефугиума эта адаптация не носила столь стрессового характера, и имела свои собственные отличные от классических переднеазиатских областей особенности. Тем самым это дает право автору утверждать, что климатические изменения, толкнувшие ближневосточное население к поиску новых форм хозяйственной деятельности не были столь резки на нашей территории. Можно считать, что так называемый «феномен неолитического стресса» действовал здесь в Абхазии, да и на всем Восточном Причерноморье не столь выраженно и не так жестко. Сегодня нам сложно определить хронологические рамки начала зарождения неолитической революции и собственно сложения неолита как эпохи из-за отсутствия абсолютных датировок подавляющего числа памятников интересующего нас периода. Здесь, к сожалению, отсутствие опорных радиоуглеродных датировок требует от нас палеогеографических, хроностратиграфических корреляций и датировок аналогичных памятников соседних областей. Мы знаем, что эти хронологические границы лежат примерно в рамках голоцена, то есть начала нового ксеротермического максимума. В абсолютных цифрах это происходит во временном диапазоне 11000 л. н. Именно в этот период намечаются сдвиги к формированию мезолитических культур. Однако такие изменения в каждом случае еще не могут быть фактом новых экономических сдвигов. В отдельных районах различные климато-ландшафтные сдвиги в каждом отдельном случае создавали свои неповторимые комбинации и могли провоцировать, а могли нет неолитизацию. Сегодня считается, что самые ранние памятники неолита Восточного Причерноморья следует относить к периоду, который соответствуют примерно 1 горизонту такого эталонного памятника как пещера Апианча. Сегодня верхняя хронологическая граница мезолита скорее приходит на период где то между X-IX тт. до н. э. Это время следует считать завершающей хронологической границей мезолита переходной к неолиту. Непосредственно, самые ранние неолитические памятники, скорее падают на период к VIII-VII тт. до н. э. Очевидно, примерно в этом хронологическом диапазоне с X - по VII тт. до н. э., и должна происходить постепенная перестройка системы жизнеобеспечения местного общества в Восточном Причерноморье. Именно этот период совпадает с увеличением температурных значений, соответствующий атлантическому термическому максимуму. Однако в отдельных регионах, к примеру, в Передней Азии и в Восточном Причерноморье он протекала по-разному, и имел различные последствия, что приводило как следствие к развитию отличной друг от друга модели экологической адаптации населения. Если активное повышение температурных значений в этот период в Передней Азии приводил к постепенной аридизации и кризису охотничьей деятельности в связи с сокращением видового и численного состава охотничьей фауны. То в это же время для Восточного Причерноморья напротив отмечалось повышение влажности и увеличение площадей широколиственных лесов. Правда и здесь отмечается сокращение охотничьей фауны, в частности плейстоценовой, но здесь в Восточном Причерноморье, оно не носила столь резкого характера. Тем самым, на мой взгляд, это не требовало какой-то кардинальной перестройки всего комплекса хозяйствования, в отличие от Ближнего Востока. Населению Причерноморья просто незачем было менять всю систему жизнеобеспечения, так как экологический кризис ощущался здесь не так остро. Изменения имели место и здесь, что отчетливо фиксируется и данными археологии, в виде изменений форм орудий труда, появлению некоторых новых незнакомых ранее их видов, новой техники их изготовления и разнообразия сырьевой базы. Это очень важно в том смысле, что каменный инвентарь как бы отражает формирование новых хозяйственных стереотипов либо является законченным результатом уже сложившихся новых форм хозяйствования. Однако носили они несколько иной характер, имели несколько иные темпы, скорость и формы.

На фоне медленной перестройки хозяйственной деятельности, происходит постепенная концентрация ранненеолитического населения в предгорной зоне. Отдельные их популяции создают поселения, отдавая предпочтение речным артериям, где сочетается близость реки в ее доустьевой (предустьевой) части обращенной к аллювиальным низменностям причерноморских миниатюрных долин. Это явление и модель расселения закрепилась к моменту окончательной стабилизации, так называемых вековых вертикальных миграций, когда в эпоху голоцена произошла очередная трансгрессия Черного моря, окончательно поглотив прежние плейстоценовые поселения. Очевидно, неолитическое население ранней поры осваивало наиболее пластичную и динамичную можно сказать наиболее мобильную для своих хозяйственных нужд ландшафтную зону для рыбной ловли в реках и освоения первых навыков земледелия и скотоводства, используя для своих хозяйственных нужд и морское побережье, находясь в непосредственной близости от него. Несколько позже аналогично ближневосточным земледельцам и скотоводам, постепенно спускавшимся с предгорных зон на аллювиальные равнины, ранненеолитические жителей Абхазии и Восточного Причерноморья также осваивали Колхидскую низменность. Такая система расселения позволяет еще раз утверждать, что ранненеолитическое хозяйство на начальных этапах скорее базировалось на увеличении доли морского и речного рыболовства. В этом смысле усиление роли рыболовства в Восточном Причерноморье, можно считать своего рода адаптационным аналогом становления земледелия и скотоводства на Ближнем Востоке. Важно отметить что рыболовство а шире сказать водное собирательство (сюда, по моему мнению, входит широкий диапазон использования речных и морских ихтиоресурсов включая и рыбоохоту), всегда строго коррелирует с пиками ксеротермических положительных сдвигов, приводя к увеличению ихтиомассы. Для Кавказа, к примеру, предполагают некую ритмичность в активизации рыболовства (лучше сказать рыбоохоты) которые также имеют положительную корреляцию с усилением положительных температурных режимов.

В этой связи особо следует остановиться на проблеме дискуссии о характере хозяйственной деятельности населения интересующего нас региона. Речь в частности идет об отсутствии в нашем регионе явных следов доместикации растений и животных, что порождало различное толкование этой ситуации. Так, к примеру, считалось, что наличествующий каменный инвентарь уже несет в себе признаки его использования в производящем хозяйстве. Другие специалисты напротив отрицали это. Все это порождало либо факт отрицания наличия у нас в Восточном Причерноморье производящей экономики, либо осторожное признание наличия некоего присваивающе-производящего неолита. Не столь убедительным в этой связи можно считать и косвенные данные имеющего место факта наличия в нашем регионе диких форм некоторых культурных растений, которые могли бы послужить базой для их последующей доместикации на месте. Автором был проведен специальный анализ роли доместикационного потенциала региона и изложенного в нескольких работах. Данные, к которому приходит автор недвусмысленно свидетельствует о том, что шел сложный отбор некоторых доместикатов и не всегда наличие исходных диких предков есть основание считать их последующую обязательную доместикацию. Однако у нас отсутствуют археологические свидетельства попытки такой доместикации, и сводить это отсутствие за счет недоизученности неолита нашего края вряд ли корректно. Все это в одинаковой степени относится и к проблеме доместикации животных. Однако это не означает отсутствия этих попыток. Местное население, наверняка используя свой длительный опыт, ориентировалось на селекцию и доместикацию наиболее приспособленных и наиболее неприхотливых в условиях влажных субтропиков Восточного Причерноморья и Абхазии видов растений и животных. Так среди растений это скорее было просо, остатки которого мы изредка и симптоматично наблюдаем уже в мезолите региона. Есть основания считать, что местное население постепенно переходило и к созданию древнейшего садоводства. Что касается животноводства, то наверняка наличие лесных массивов вполне было пригодно и создавало естественные предпосылки для сначала приручения диких свиней, а затем в дальнейшем и к их одомашниванию. Вероятно, параллельно шла попытка доместикации некоторых видов копытных, к примеру, тех, кто преимущественно обитал в горно-лесных массивах. В отдельных случаях эти попытки не шли дальше приручения, как это обстояло с некоторыми видами оленей. В то время такое животное как коза подверглась положительной доместикации. Тем самым представление об отсутствии доместицированных растений и животных, а тем самым и производящей экономики, отчасти объективно обоснованных отсутствием археологических свидетельств такой доместикации, скорее строилось на примере признаков характерных для Ближнего Востока, которых просто не может быть в Восточном Причерноморье. Тем самым отсутствие некоторых культурных растений характерных для ближневосточного неолита нисколечко не свидетельствует об отсутствии навыков производящей экономики. Скорее производящая экономика Восточного Причерноморья, очевидно, базировалась на своих собственных специфических наборах растений и животных, и вероятно не на столь большом видовом их разнообразии. Однако слабая методическая база первых исследований и главное отсутствие палеогеографических исследований создали ложное представление об отсутствии доместикатов.

Другая проблема, появившаяся в литературе концепция, что отсутствие классических диагностирующих признаков неолитической производящей земледельческо-скотоводческой экономики даёт право говорить об отсутствии неолита в Восточном Причерноморье как такового. И что мезолит сразу сменяется здесь энеолитом привнесенным новым передовым южным населением. Доводом к этому, якобы является хронологическая лакуна, между мезолитом и энеолитом, в рамках которого они не видят признаков зарождения ни неолита, ни производящей экономики. Однако это мнение ошибочно, так как мы ориентируемся на классические признаки переднеазиатского неолита, которого естественно в силу особенностей экологии и моделей адаптации не может быть здесь зафиксировано. Это создает ложное впечатление об отсутствии неолита как эпохи в Восточном Причерноморье. Однако приведённые выше автором вероятные модели сложения неолита как эпохи допускают, что в Абхазии и в целом в Восточном Причерноморье протекала неолитическая революция, начало которой уже можно наблюдать в недрах предшествующей эпохе мезолита. Оно выразилось в своей присущей Восточному Причерноморью модели адаптации, в своем комплексе орудий труда и производства, базировалась на активном использовании ихтиоресурсов, ином количественном и видовом составе растений и животных, в формировании садоводства. Адаптация имела здесь свое уклонение в сторону присущей лишь для данного региона экологической среды, коренным образом отличных от переднеазиатских форм и выразился в меньшем эффекте «феномена неолитического стресса». Итогом всего этого можно считать, следовательно, что неолитическая или даже мезо-неолитическая раннеголоценовая революция имела здесь свое место и хронологически происходила параллельно с переднеазиатскими центрами и здесь формируется и процветает своей собственный восточнопричерноморский неолит, восточнопричерноморский сценарий неолитической революции.

Литература.

1. Долуханов П. М. География каменного века. М., 1979.

2. Кушнарева К. Х. Южный Кавказ в IX-II т. до н. э. Этапы культурного и социально-экономического развития. СПб., 1993.

3. Лисицына Г. Н. Культурные растения Ближнего Востока и юга Средней Азии в VIII-V тысячелетиях до н. э. СА., 1970., №3.

4. Массон В. М. Древнейший Ближний Восток: история земледельческо-скотоводческой экономики. Археология Старого и Нового Света. М., 1982.

5. Соловьев Л. Н. Об итогах археологических раскопок в гроте Хупынипшахва в 1960 г. Тр. АБНИИЯЛИ., 1961., XXXII.

6. Соловьев Л. Н. Неолитические поселения Черноморского побережья Кавказа: Нижне-шиловское и Кистрик. Материалы по археологии Абхазии. Тбилиси, 1967.

7. Трифонов В. А. Существовал ли на Северо-Западном Кавказе неолит? Адаптация культур палеолита-энеолита к изменениям природной среды на Северо-Западном Кавказе. СПб., 2009.

8. Федоров Я. А. Этнокультурные связи Западного Кавказа и Передней Азии в эпоху позднего неолита. ВМГУ., 1973., №5.

9. Формозов А. А. Неолит и энеолит Северо - Западного Кавказа в свете последних исследований. СА., 1964., №3.

10. Шнирельман В. Л. Возникновение производящего хозяйства: Проблема первичных и вторичных очагов. М., 1989.