Когда Фостера в первый раз привели в офис Кэтлина, он выглядел поникшим и, сидя на стуле, смотрел в пол.

Когда судмедэксперт ушел, у Кэтлина на руках появились следующие факты и предположения: обе женщины, по-видимому, умерли между двенадцатью и двумя часами ночи. Сара Хэнсон получила сильный удар сзади, скорее всего, острым предметом, который проломил ее череп в левой затылочно-теменной области. Она также получила сильный удар в левое плечо, вероятно до нанесения фатальной раны на голове. Этот удар был также сильным, поскольку привел к перелому ключицы. Вид повреждения плеча указывал на то, что это могли быть узкая труба или прут. Важно было то, что этот предмет отличался от того, которым был пробит череп, или же это могли быть разные части одного и того же предмета. Специалисты уже изучали каминные инструменты из кованого железа, которые были найдены аккуратно сложенными рядом с камином в спальне. Виктория Хэйверсток, вероятнее всего, была задушена подушкой, хотя аутопсия должна была еще исключить остановку сердца или кровоизлияние в мозг, причиной которых могли стать страх и стресс. С некоторым нежеланием судмедэксперт согласился на время поддержать предложенную Кэтлиным публичную версию о том, что «первичные признаки свидетельствуют о нступлении смерти обеих жертв от огнестрельных ран». Однако он предупредил, что после аутопсии он не сможет больше участвовать в сознательно искажении сведений, и самое большое, на что он сможет пойти, так это на то, чтобы заявить, что результаты экспертизы были изъяты «по требованию полиции».

Специалисты по отпечаткам пальцев закончили свою работу с довольно пессимистичным результатом. Им удалось собрать лишь незначительное количество отпечатков, хотя было много размазанных следов на письменном столе, на перилах лестницы, на ручке кочерги, что свидетельствовало об использовании перчаток. С откровенным неудовольствием оба специалиста отнеслись к просьбе Кэтлина помочь переместить тела для получения дополнительных фотографий. Тело Миссис Хэнсон было сначала положено таким образом, что голова была обращена книзу лестницы, после чего было сфотографировано как сверху, так и снизу. Кофейник был убран со своего первоначального места в центре лестничной площадки, а тело сиделки было перемещено таким образом, будто она получила удар, находясь на последней ступеньке над лестничной площадкой, и затем упала вперед. Четвертое положение тела наводило на мысль о том, что она получила удар в тот момент, когда она как раз начала спускаться по нижнему маршу лестницы, а поэтому упала назад на лестничную площадку. Еще две фотографии тела были сделаны на самой нижней, поворачивающей в сторону части лестницы, в положениях, при которых голова была направления вверх и вниз. Затем вся эта жуткая активность переместилась в спальню. Тело старой женщины было сначала сфотографировано в двух различных, но правдоподобных положениях на кровати, а затем в трех положениях на полу. Целью всей этой работы было получить шесть снимков каждого тела так, чтобы одна из шести фотографий точно отражала бы ту картину, которая должна была почти наверняка запечатлеться в памяти убийцы. А для невиновного подозреваемого, не имевшего тех же впечатлений, которые получил убийца, все пять положений каждого трупа воспринимались бы как одинаково возможные, как и одинаково ужасные.

 

Наконец, после всех этих неприятных действий, тела Виктории Хэйверсток и Сары Хэнсон были отправлены в морг. Сержант Поулс, вернувшийся после безрезультатных визитов к соседям, был несколько ошеломлен, поскольку никогда раньше не был внутри такого огромного дома, как дом Хэйверстоков. Он продолжал ощущать гложущее его беспокойство в отношении того, что незваный ночной гость все еще может прятаться в доме; это, конечно, было маловероятно, но он все же испытывал неловкость от того, что они целенаправленно не искали его. Тем не менее, Поулс и два дактилоскописта продолжали методично обследовать весь дом от подвала до крыши. Однако, как это часто случается в полицейской работе, у них не было никаких интересных находок.

 

Кэтлин и фотограф внимательно рассматривали кофейник.

«Он должен был заметить, что сиделка несла в руках, когда он ударил ее по голове. И еще он должен был увидеть кофейник, когда спускался по лестнице».

 

«Откуда вы знаете, что она несла его? Может быть, она швырнула вещь в парня, когда слышала, что он спускается по лестнице».

 

«Нет, медэксперт говорит, что он ударил ее сзади, вероятно на верхних ступеньках, когда она шла вниз, может на шестой или седьмой ступеньке. Я думаю, он использовал вот эту кочергу с острым краем, а затем смыл след от крови в ванной. Он сломал ей сначала левое плечо, кофейник полетел вперед. Она, похоже, повернулась кругом налево, вот так, и в этот момент он ударил ее по голове. Она упала на спину. Я вот думаю, не был ли он левшой? Судмедэксперт, наверное, нам сообщит по результатам своей экспертизы, наносил ли он удар слева направо. Я думаю, Билли, этот парень был кем-то из тех, кого они знали. Сиделка впускает его внутрь; он поднимается наверх поговорить со старой леди; сиделка забирает кофейник и направляется вниз в кухню; может быть, он переворачивает кочергой дрова в камине, когда она выходит из комнаты; он следует за ней и бьет ее по голове. Если бы он проник в дом со взломом, прокрался наверх и ждал, когда сиделка выйдет из спальни, то он должен был бы сначала стремительно вбежать в комнату, схватить кочергу и затем также стремительно выбежать, пока она не ушла далеко. Но откуда он мог знать, что в спальне есть кочерга? Кроме того, старая леди наверняка закричала бы, увидев его, и он не смог бы подкрасться к сиделке сзади? Нет, Билли, я думаю, это кто-то из друзей или родственников».

 

Это выглядело действительно правдоподобным, что миссис Хэнсон именно несла кофейник, когда она получила удар сзади; остатки кофе в кофейнике были бы разбрызганы гораздо шире, если бы он был брошен с силой. Что еще могла бы нести ночная сиделка из комнаты больной? Какой другой предмет мог бы казаться достоверным невиновному подозреваемому, то есть человеку, чью память не сверлила бы ясная картина именно этого кофейника из нержавеющей стали, лежащего на лестничной площадке? Кэтлин и Билли Уистер нашли на кухонном столе сложенную вечернюю газету. Стоя посредине лестничного пролета, Кэтлин бросил газету вниз, и она упала слегка смятой и частично развернутой на средине лестничной площадки, прикрыв кофейное пятно. Затем Билли сфотографировал газету в тех же ракурса, как он фотографировал кофейник. В ванной комнате они нашли почти пустую бутылку с минеральным маслом. Вылив остаток в туалет, положили бутылку на то место, где лежали кофейник и газета, и сфотографировали ее; сиделка вполне могла бы нести бутылку с лекарством. Следующей была пара журналов из спальни. Затем, становясь все более изобретательными, они бросили на пол площадки поднос с тарелкой, чашкой и блюдцем. Последней была ваза с цветами, найденная в комнате для завтрака, цветы разбросали по лестничной площадке и сделали снимок.

 

После этого Уистер продолжил фотографировать обстановку в доме в более общем плане, запечатляя виды, которые ночной посетитель обязательно видел бы на своем пути вверх по лестнице. Если предположение Кэтлина было верным, и убийца действительно посещал дом раньше, то тогда эти снимки останутся не использованными. Но если они будут иметь дело с подозреваемым, который утверждает, что он не видел дома и никогда не был внутри, то тогда эти снимки можно было бы использовать для его проверки. Для этого они найдут снимки внутренних интерьеров других больших домов Дулута и посмотрят, будет ли подозреваемый реагировать избирательно на снимки дома Хэйверстоков. В библиотеке Поулс собрал разбросанные бумаги.

 

«Билли, нам надо подготовить вопрос на основе вида этой комнаты. Что-то типа: Как выглядела библиотека после того, как убийца поработал в ней? Сначала давай сделаем снимок от входа в библиотеку, когда она будет полностью прибранной. Затем сфотографируем ее с этим опрокинутым креслом, еще один снимок со свернутым на полу ковром и, давай посмотрим, что здесь можно придумать еще?».

 

«Как насчет груды книг на полу, как будто он искал что-то в книгах или за книгами?»

 

«О'кей, - сказал Поулс. - И посмотри-ка сюда, Билли, приятель. Клянусь, здесь за картиной в стене есть сейф. Я никогда прежде не видел такого. Давай-ка пригласим ребят попудрить его, а затем сделаем снимок сейфа с открытой дверкой. Должно быть, кто-то знает комбинацию кода»

.

Между тем Кэтлин просматривал выдвижные ящики комода миссис Хэйверсток. В момент убийства на ней была ночная сорочка с длинными рукавами, кружевными манжетами и яркой голубой лентой вокруг ворота. Как Кэтлин и предполагал, у богатой леди был большой ассортимент ночных рубашек, и он выбрал из них пять, которые не были похожими друг на друга и на ту, что была на теле убитой. Ладони убийцы наверняка должны вспотеть, когда он снова увидит эту голубую ленту и кружевные манжеты, выдавая то, что он узнает одну из этих шести рубашек.

 

Когда Поулс с помощниками завершил обследование дома, Кэтлин еще раз произнес Уистеру и двум дактилоскопистам свою речь о безопасности и сохранении в тайне известной им информации и отослал по своим лабораториям. Настало время начать устанавливать контакты с ближайшими родственниками. Это работа никогда не была легкой, но проще всего было начать с Сары Хэнсон. По словам миссис Рорчек, Сара была вдовой, и теперь жила со своим братом, в свое время работавшим моряком на Больших озерах, который, как полагала миссис Рорчек, в последнее время стал дряхлеть и, возможно, начал пить. Оставив двух полицейских в форме на посту в усадьбе Хэйверсток, Кэтлин и Поулс отправились в дом Хэнсонов на западной стороне. Когда они позвонили в дверь, им никто не ответил, после чего они воспользовались медным дверным молотком. Наконец из открытого окна над ними хриплый пьяный голос спросил «Что вам нужно?». Уильям Фостер, 57-летний брат Сары был действительно очень пьян. Его стошнило на пол спальни, и густое зловоние в холле на втором этаже однозначно указывало на присутствие можжевельника и джина. Фостер не помнил, где он был прошедшей ночью, и, похоже, не мог понять, что они пытались сообщить ему о его сестре. Он был то агрессивным, то внезапно отключался. Кэтлин принял решение включить его в число подозреваемых. У него возникла идея тщательно допросить Фостера, пока его сознание все еще было затуманено алкоголем, но, уже доставив его в тюрьму, стало ясно, что в ближайшие несколько часов у них не будет легальных возможностей допросить Фостера.

 

Используя разные телефоны, Кэтлин и Поулс начали разыскивать родственников Миссис Хэйверсток: Планкетов, Микаельсонов и Гарнетов. Служанка в доме Планкетов в Миннеаполисе сказала, что Мери Белл и Джон вчера (в воскресенье) отправились в Мехико. Эрик и Ганс были найдены в своих школах, оба были очень взволнованы, услышав о событиях в Дулуте, и ни один из них не знал о планах матери отправиться в Мехико, хотя ни тот, ни другой не были удивлены этим Квартира Генри Гарнета в Миннеаполисе не отвечала, однако, когда Поулс позвонил в дом на Северном побережье, то после пятого звонка ему наконец ответили. Это был Гарнет. Он был там с пятницы с друзьями, в том числе, с женщинами. После того, как Поулс сообщил ему новость о смерти бабушки, на другом конце провода возникла длинная пауза.

 

«Мне очень жаль, инспектор. («Инспектор!- подумал Поулс. - Или он хочет выглядеть умным, или же слишком много читает английские детективные романы?»). Если необходимо, я к Вашим услугам» - продолжил Гарнет.

 

«Мы хотели бы поговорить с вами сегодня, мистер Гарнет. Лейтенант и я могли бы быть у вас примерно через полчаса. Вы не возражаете?».

 

На другом конце провода опять возникла длинная пауза.

«Да, это подойдет. Я буду ждать вас», - ответил Гарнет и повесил трубку.

 

«Мне кажется, Вам будет интересно посмотреть на него, лейтенант, - объяснил Поулс Кэтлину. - Он назвал меня Инспектором. Может быть, Вас он назовет Шефом полиции».

 

Миссис Хэйверсток отдала дом на побережье своей приемной дочери Мери Белл во время ее первого замужества. Это было одно из немногих мест на всем Северном побережье, где имелась естественная защита для небольшого лодочного причала, представлявшая собой скалистый выступ, который закрывал вход в маленькую песчаную пещеру. Сам дом был выстроен из бревен норвежской сосны, все соединения которых были тщательно подогнаны. Большой камин находился в конце центрального зала, высотой в два этажа, со сводчатым потолком, и тысяче-долларовыми окнами двойного остекления, которые смотрели на озеро. В пещере покачивался хорошо оснащенный шлюп, в котором могли спать четверо, а в доке была пришвартована круизная яхта с высоко расположенным капитанским мостиком. Большое Озеро было слишком холодным для купания; а поэтому развлечения необходимо было искать на берегу. Кэтлин вдруг почувствовал, что ему будет трудно относиться с симпатией к любому, кто живет в таком месте, месте, за которое он отдал бы свою душу и душу Арни в придачу, чтобы иметь такое же. Но как выяснилось, он мог бы невзлюбить Генри Гарнета и без этого. Двадцатичетырехлетний красавец был гладок и самоуверен. Он был одет в бархатный жакет и плавки, и у него был слишком хороший загар для начала весны. Он правильно уловил должности посетителей – лейтенант и сержант – и после этого обращался исключительно к Кэтлину. Пока они разговаривали, Поулс вышел на открытую веранду, где трое приятелей Гарнета, также в пляжных костюмах, с нескрываемым интересом наблюдали за его приближением.

 

«У нас здесь вчера вечером был ужин, лейтенант, - говорил Гарнет. - Потом мы какое-то время играли в триктрак, немного слушали музыку и рано пошли спать. Мне кажется, мы все были в постелях еще до полуночи».

 

Поулс выяснил, что мужчина и одна из двух женщин посещали этот дом на побережье и раньше.

«Генри часто выезжает в город провести время со своими друзьями из Дулута, когда бывает здесь, сержант, - сказала самодостаточная маленькая блондинка. - Он отсутствовал некоторое время в предыдущий уикенд, но не в этот раз. Мы провели целый день на озере и чертовски устали. Я думаю, Генри пошел бай-бай около одиннадцати».

 

Только ко вторнику Кэтлин нашел и опросил сменщицу, которая заменяла Мэрион Рорчек в выходные дни. Это была Эдит Гармоли, медсестра предпенсионного возраста. От миссис Гармоли он узнал, что Генри Гарнет действительно навестил свою больную бабушку поздним субботним вечером, но неделей раньше, просто ввалившись около 11.30 вечера. Так как он никогда раньше не наносил визиты своей бабушке подобным образом, и уж тем более в средине ночи, обе женщины - Сара Хэнсон и старая миссис Хэйверсток - были настолько сильно удивлены его приходом, что рассказали об этом миссис Гармоли на следующее утро. И к тому же Генри Гарнет был левшой. Это Кэтлин выяснил, когда попросил его записать свой адрес и номер телефона в Миннеаполисе в записной книжке. Медэксперт пока еще не был уверен, что сиделка Хэнсон была убита ударом левши, но это выглядело достоверным. Приятели Гарнета не могли точно знать, не покидал ли он их в воскресный вечер; они спали. Как и его сестра Пэт, Гарнет стал бы наследником миллиона долларов после смерти Виктории Хэйверсток. Аналогичная сумма должна была быть ему передана в доверительное управления как опекуну двух его младших сводных братьев до тех пор, пока они не достигнут совершеннолетия. Итак, Кэтлин и Поулс имели своего второго подозреваемого.

 

Брат Сары Хэнсон, их первый подозреваемый, находился в сильно подавленном настроении, когда, наконец, проснулся в своей тюремной камере. Уильям Фостер утверждал, что он «немного выпил» прошедшим вечером и еще до полуночи пошел спать. Завсегдатаи трех обычно посещаемых им дешевых забегаловок вспомнили, что видели его накануне вечером, пьющим в одиночестве, менее разговорчивым, чем обычно, хотя он и был известен как постоянно досаждавший всем человек с непредсказуемым поведением. Никто не помнил, чтобы он забрал с собой бутылку, да и винные магазины по воскресеньям закрываются в Дулуте в 8 часов вечера. Фостер обычно пил пиво или дешевый разливной виски. Сара Хэнсон вообще не пила. Однако пустая бутылка, обнаруженная в комнате Фостера, была из-под Бомбейского Джина, весьма дорого напитка. В хорошо оснащенном баре в доме Хэйверстоков имелись три нераспечатанные бутылки Бомбейского Джина. Соседка Сары Хэнсон, миссис Прохаска, была совершенно уверена, что слышала, как «этот пьяница» возвращался домой далеко за полночь, ругаясь и создавая много шума, как он всегда это делает. С ее слов, было бы удивительным, если бы этот бездельник не отправился к месту работы сестры, чтобы потребовать у бедной Сары еще спиртного или денег или даже ограбить дом. «Он становился дьяволом, когда пил, а пил он все время!» - рассказывала миссис Прохаска, у которой была только единственная претензия к Саре Хэнсон, заключавшаяся в том, что Сара никогда по настоящему не рассказала ей о своих страданиях от этого отвратительного пьяного брата. Посещал ли Фостер дом Хэйверстоков поздно вечером в то воскресенье, чтобы достать деньги или спиртное? Не он ли проломил сестре голову в приступе гнева и затем, чтобы убрать свидетеля, задушил старую женщину?

Когда Фостера в первый раз привели в офис Кэтлина, он выглядел поникшим и, сидя на стуле, смотрел в пол.

«У меня плохие новости, Фостер, - сказал Кэтлин. - Речь идет о твоей сестре, Саре». Слезящиеся и постоянно мигающие глаза поднялись вверх. «Боюсь, что она мертва». Моргнув еще раз, Фостер глубоко вздохнул, а затем его взгляд снова устремился в пол. Он сидел тихо, безразлично, но мигание стало более частым, а глаза еще больше повлажнели. Никакой другой видимой реакции на новость о том, что его сестра и миссис Хэйверсток убиты, не было. Не поднял он глаз и тогда, когда Кэтлин спросил о его передвижениях прошедшим вечером. Его ответы были короткими и едва слышимыми, и их разделяли длинные паузы.

«Где ты достал джин, Фостер? Я имею ввиду ту бутылку джина, которую ты распил прошедшим вечером – откуда она появилась?»