Сознание интеллигенция всегда несла на себе основное бремя разрушения предыдущего периода истории: это может быть и развал СССР, и создание СССР из царской России. Однако и в том, и в другом случае интеллигенция оказалась " антигосударственной машиной".
Если же мы возьмем период Петра Первого, то основные пропагандистские кампании также проходят на уровне "интеллигенции" того времени. Как пишет В.М. Живов: "Перемена платья, бритье бород, переименование государственных должностей, заведение ассамблей, постоянное устройство разного рода публичных зрелищ были не случайными атрибутами эпохи преобразований, а существеннейшим элементом государственной политики, призванным перевоспитать общество и внушить ему новую концепцию государственной власти"6. Здесь присутствовали очень сильные ритуалы, носившие серьезный формальный характер. "Выбор между традиционной и новой культурой выступал как своего рода религиозное решение, связывающее человека на всю жизнь. Переход в новую культуру оказывался магическим обрядом отречения от традиционных духовных ценностей и принятием прямо противоположных им новых" (Там же. — С. 530).
В этом же ряду стоит, к примеру, уничтожение партбилета Марком Захаровым как ритуал отречения. Сбрасывание статуй "старых богов", переименование площадей из этого же списка обязательных ритуалов.
Рушилась старая "грамматика", поэтому не было необходимости в текстах (типа памятников), написанных по ее правилам. Главной становится ориентация на язык (как на отдельную семиотическую систему), а не на текст. Ю. Лотман и Б. Успенский считали характерной особенностью русской культуры XVIII века ее ориентированность именно на язык. Социально существует только то, чему есть место в рамках системы языка7. Это оправдывается фактом ускоренного развития в этот период. Однотипно с нашим временем прошлое объявляется как бы "мертвым". В другой своей работе Ю. Лотман напишет:
"Пестрое и разнообразное культурное прошлое России до Петра, прошлое, для которого, казалось, невозможно найти единые формулы, было объявлено единым, застывшим, лишенным жизни и движения"». То есть новое возникает только как отказ от предшествующего, аналогично тому, как Советский Союз противопоставляется царской России, период перестройки — советскому периоду.
Стандартным построением кампании как в прошлом, так и в настоящем становится выдвижение негативных мишеней и позитивных целей.
Она предстает как "коммуникативный прыжок": отталкиваясь от прошлого негатива, мы стремимся к новому позитиву. В этом ряду стоят и "потемкинские деревни". Как пишет современный исследователь А.М.Панченко в статье с очень характерным названием "Потемкинские деревни" как культурный миф", "Потемкин действительно декорировал города и селения, но никогда не скрывал, что это декорации. Сохранились десятки описаний путешествия по Новороссии и Тавриде. Ни в одном из этих описаний, сделанных по горячим следам событий, нет и намека на "потемкинские деревни", хотя о декорировании упоминается неоднократно"9.
Кампания не только утрирует отрицание негатива, она резко завышает позитив. Мы помним фразы "гигантские успехи" и "первые в мире" в случае описания себя, а также "белогвардейских козявок" при описании врагов в сталинском курсе Истории ВКП(б). Но эта модель не нова для истории. "Петр — первый, до него никто из русских монархов не "нумеровал" себя, непременно нумеруясь "по отчеству". Такое наименование подчеркивало эволюционность престолонаследия, мысль о традиции, о верности заветам старины. Назвав себя Первым, чему в русской истории не было прецедента и что вызвало прямо-таки апокалипсический ужас старомосковской партии, Петр тем самым подчеркнул, что Россия при нем решительно и бесповоротно преобразуется. Екатерина именовалась Второй; с чисто легитимной точки зрения она соотносилась с Екатериной I. Но с точки зрения культурологической, Второй она была по отношению к Петру Первому; именно таков смысл надписи на Медном Всаднике.
Однотипно перед нами проходит формула "Сталин — это Ленин сегодня" или любой другой генсек в роли верного ленинца, продолжателя дела Ленина. Интересно, что формулы эти совершенно не уничтожаются, а возрождаются вновь и вновь.
Новое вводилось во времена Петра также путем пропаганды, которая строилась однотипно с любыми другими вариантами пропагандистской кампании в истории: "Эта пропаганда должна была выполнить две основные задачи: утвердить новые культурные ценности и дискредитировать старые. Формы этой пропаганды должны были быть массовыми, и именно это обусловливало их зрелищно-ритуальный характер: в рамках традиционной культуры только такого рода пропаганда могла быть действенной и влияющей па массовую психологию. Иные формы пропаганды, скажем, распространение политических памфлетов, столь существенное хотя бы для современной Петру Англии, в России имели лишь периферийное значение"
. Как видим, независимо от исторического периода массовое воздействие протекает по одним и тем же канонам.
Одной из пропагандистских кампаний дня сегодняшнего является оправдание определенного снижения жизненного уровня. На это работают запущенные мифологемы "потерпеть", "затянуть пояса", "переходное общество", "криминализация обязательно способствует приватизации", "все страны должны пройти через "шоковую терапию" и др. С. Кургинян говорит о создании социально-психологических условий, обеспечивающих положительную адаптацию к этому снижению жизненного уровня. Среди них он называет, правда, так и нереализованные принципы солидаризма — "перенесение неизбежных тягот сообща "12.
К сожалению, общество постепенно исчерпало свой запас терпения, и яркое будущее капитализма становится все менее понятным для достаточно больших масс населения. По этой причине интересно мнение Вяч. Никонова, руководителя фонда "Политика", занимавшегося избирательной кампанией Бориса Ельцина: "Если бы Зюганов от чего-то отказался, он потерял бы стойкий электорат — 15%, которые проголосуют за коммунистов в любом случае. Кампания Зюганова не была изначально обречена на поражение — она была бы успешной, если бы не кампания Ельцина"13.
Однако эта кампания вновь продемонстрировала миру роль телевидения. Это оно меняло общественное мнение, когда показывало площадь Тяньанмэнь или войну в Чечне. "Влияние телевидения на мировое сообщество невозможно переоценить, — заявил как-то Руперт Мэрдок. — Когда Ле-ха Валенсу спросили, что стало причиной феноменального краха коммунизма в Восточной Европе, он показал на телевизор"14. Все это подтверждает мнение М. Маюпоэна, что средство коммуникации само становится самым главным сообщением, предопределяя его содержание.
1. Konda Т., Sigelman L.. Ad-versarial Politics: Business, Political Advertising and the I9S0 Election // Politics in Familiar Contexts: Projecting Politics through Popular Media. — Norwood, N.J., 1990.
2. Brown JA.C, op. cit. — P. 144.
3. Ibid.
4. Леонов H.C. Лихолетье. — M., 1994.— C. 260.
5. Кургинт С. Седьмой сценарий. 4.1. — М., 1992. — С. 330.
6. Живов З.М. Культурные реформы в системе преобразований Петра I // Из истории русской культуры. Т. III (XVII — начало XVIII века). - М., 1996. - С. 528.
7. Латман Ю.М., Успенский БА. К семиотической типология русской культуры XVIII века // Из истории русской культуры. Т. IV (XVIII - начало XIX века). - М., 1996. - С. 438-439.
8. Лотман Ю.М. Очерки по история русской культуры XVIII — начала XIX века // Там же. — С. 87.
9. Лвнченко А.М. "Потемкинские деревни" как культурный миф // Там же. — С. 690-691.
10. Там же. — С. 698-699.
\\. Живов В.М., указ. соч. — С. 529-530.
12. Кургинян С. Седьмой сценарий. — 4.1. М., 1992. — С. 226.
13. "Независимая газета", 1997, 24 января.
14. "День", 1997, 28 января.
