Исследование своего прошлого 7 страница

Кружным путем, через несколько улиц мы вышли в узкий переулок, глядящий прямо на центральную площадь. До грузовиков было шагов тридцать. Два из них как раз заправлялись, а третий ждал своей очереди перед зданием магазина.

Несколько человек стояли рядом. Я увидел Марджори — она вышла из магазина и положила что-то на сиденье грузовика, потом стала прохаживаться, разглядывая витрины. Она подходила все ближе к нам.

— Пойдите к ней, — шепнул Билл. — Попробуйте уговорить ее ехать с нами. Я буду ждать здесь.

Я скользнул за угол, сделал несколько шагов и остановился, как громом пораженный. Только сейчас я заметил, что стоящие у магазина люди Дженсена вооружены автоматами. И, к вящему моему испугу, на противоположной стороне улицы показался отряд вооруженных солдат, крадучись подступавших к грузовику.

Дальше всё происходило одновременно: Марджори заметила меня, люди Дженсена заметили солдат и рассыпались. Тишина взорвалась автоматными очередями. Марджори смотрела распахнутыми в ужасе глазами.

Я подскочил и схватил ее за плечо. Мы нырнули в ближайшую боковую улочку. Сзади раздавались выстрелы, кто-то кричал по-испански. Мы споткнулись о кучу картонных коробок и упали, едва не столкнувшись лбами.

— Бежим! — крикнул я, поспешно вскакивая. Марджори, едва приподнявшись, снова опустилась на землю, кивком указывая вперед.

В конце переулка, спиной к нам, стояли двое вооруженных мужчин, оглядывая следующую улицу. Они явно пытались скрыться от солдат. Мы замерли на месте. Наконец, мужчины решились перебежать улицу и помчались в сторону ближнего леса.

Я понимал, что нам надо пробираться к дому Биллова приятеля, где остался джип. Билл, конечно, тоже придет туда. Мы прокрались к углу. Справа раздавались крики и выстрелы, но дома загораживали от нас схватку. Я взглянул налево — никого не видно. Где Билл? Наверное, успел убежать.

— Побежали к лесу! — сказал я Марджори, которая успела немного оправиться от испуга. — Там пойдем вдоль опушки. Как раз выйдем к нашему джипу.

— Хорошо! — согласилась она.

Мы перебежали улицу и краем леса подобрались шагов на тридцать к дому. Джип стоял на месте, но Билла не было. Мы приготовились к последней перебежке, но тут из-за угла вывернулась машина с солдатами и поползла к дому.

Откуда ни возьмись появился Билл, бросился через двор к джипу, вскочил в кабину, завел двигатель и помчался прочь. Машина пустилась за ним.

— Ах ты, черт! — вырвалось у меня.

— И что теперь делать? — спросила Марджори, побледнев от страха.

За спиной у нас снова раздалась автоматная очередь. Теперь стреляли гораздо ближе. Прямо перед нами темнел лес, покрывающий горный склон. Это был тот самый кряж, который я видел, когда мы с Биллом подъезжали к Куле. Он нависал над деревней, простираясь с юга на север.

— Вперед! — крикнул я. — Скорей!

Мы вскарабкались по косогору на сотню метров. Добравшись до ровного места, мы остановились и оглянулись. По улицам городка разъезжали военные машины, и солдаты обходили улицы, заглядывая в каждый дом. От подножия склона, где мы только что были, доносились голоса.

У нас не было выбора. Мы бросились наверх. Всё утро мы шли на север вдоль гребня, почти не останавливаясь и только припадая к земле, когда на дороге, шедшей по второму, параллельному гребню показывалась машина.

В основном, это были всё те же серые военные джипы, но попадались и легковушки. Отойти подальше от дороги мы не решались, так как она, будучи источником опасности, служила в то же время единственным ориентиром. Я боялся заблудиться в густой чаще, покрывающей гору.

Впереди, на месте схождения двух гребней, вздымалась каменистая вершина. Острые выступы скал нависали над долиной. Неожиданно мы увидели едущий по второму гребню навстречу нам джип, чрезвычайно похожий на Биллов. Мелькнув перед глазами, машина быстро свернула на боковую дорогу, спускающуюся, петляя, в долину. Немного проехав, она остановилась.

— Это не Билл ли там? — воскликнул я, всматриваясь изо всех сил.

— Пошли скорее вниз! — обрадовалась Марджори.

— Подожди! А что, если это ловушка? Вдруг они захватили Билла и используют его машину для приманки?

Ее радость вмиг испарилась.

— Оставайся здесь, — решил я. — Я спущусь, а ты смотри, что будет. Если всё нормально, я тебе махну рукой.

Она нехотя согласилась. Я стал спускаться по крутому склону. Сквозь листву я смутно различал вышедшего из машины человека, но разглядеть его не удавалось. Я пробирался кустарником, огибая каменистые выступы и время от времени поскальзываясь на перегнившей опали.

Наконец, я подошел к машине на расстояние сотни метров. Нас разделял только неширокий овраг. Рассмотреть водителя, стоявшего, прислонясь к заднему колесу, по-прежнему не удавалось. Я отошел поправее, откуда было лучше видно. Да, это был Билл!

Радостно вскрикнув, я бросился бежать и вдруг поскользнулся и поехал вниз. В последний момент я схватился за ствол дерева и сумел подняться. Сердце у меня на мгновение остановилось от испуга — я был на краю крутого обрыва высотой не меньше десяти метров. Упав туда, я бы, конечно, разбился насмерть.

Всё еще держась за спасительный ствол, я замахал Биллу. Он обводил взором гребень горы над моей головой. Наконец он опустил глаза и заметил меня. Вздрогнув, он бросился ко мне через кусты. Я указал на край обрыва. Он осмотрел овраг и сказал:

— Здесь не перебраться. Придётся вам спуститься в долину и обойти кругом.

Я уже собирался подать знак Марджори, когда услышал отдаленный шум приближающейся машины. Билл вскочил в джип и поспешил вернуться на главную дорогу. Я заторопился наверх. Сквозь листву я видел Марджори, пробирающуюся мне навстречу.

Неожиданно у нее за спиной раздались громкие крики и топот шагов. Кричали по-испански. Марджори нырнула под выступ скалы. Я повернул и, стараясь двигаться быстро, но бесшумно, стал отходить влево. При этом я всё время обводил глазами деревья, чтобы вовремя увидеть Марджори.

И увидел — она кричала, а двое солдат, схватив ее за руки, поднимали с земли. Я побежал дальше по склону, поднимаясь всё выше, с колотящимся сердцем, не помня себя от страха. Добравшись до гребня, я пустился на север.

Пробежав около мили, я остановился и прислушался. Всё было тихо. Бросившись навзничь на землю, я старался отдышаться и обдумать положение, но ничего не получалось: ужасная сцена пленения Марджори неотступно стояла перед глазами. Как я мог оставить ее одну? Что теперь делать?

Я сел на землю, сделал глубокий вдох и посмотрел на соседний гребень. Пока я бежал, я не видел там ни одной машины. Я еще раз внимательно прислушался: ничего, кроме обычных лесных звуков. Постепенно спокойствие стало возвращаться ко мне.

Возможно, Марджори не причинят вреда, Она ведь не нарушила никаких законов, всего лишь убегала от выстрелов. Возможно, ее задержат для установления личности — что же, она ученый, в стране находится легально. В чём ее могут обвинить?

Я отправился дальше на север. Я устал и перепачкался, желудок подвело от голода, поясницу ломило. Тупо, ни о чём не думая, я шел около двух часов, никого не встретив.

Внезапно на склоне, опускающемся вправо, послышался топот бегущих ног. Я замер и прислушался. Тишина. Здесь деревья были повыше, они затемняли землю, и подлесок был не такой густой, так что метров на пятьдесят лес просматривался. Я не увидел никакого движения.

Стараясь двигаться как можно тише, я зашел за купу деревьев, растущих у большого валуна. Впереди торчали три скалы. Я прошел мимо двух, и когда добрался до третьей, за моей спиной хрустнула ветка. Я медленно повернулся.

У одной из скал стоял толстый бородач, которого я видел на ферме Дженсена. В его глазах был безумный страх. Дрожащими руками он направил автомат прямо мне в живот. Мне показалось, что он готов узнать меня.

— Не стреляйте! — с трудом произнес я. — Я знакомый Дженсена.

Уставившись на меня, он медленно опустил оружие. Сзади, в лесу, послышался звук шагов. Бородач пустился бежать к северу, мимо меня, держа автомат в одной руке. Я без размышлений побежал тоже. Мы мчались во весь дух, цепляясь за ветки и спотыкаясь о камни и время от времени оглядываясь.

Через несколько минут он споткнулся, и я вырвался вперед. Увидев расщелину, я бросился туда, чтобы перевести дух и оглядеться. Я увидел солдата, который целился из винтовки в толстяка, который как раз поднялся с земли.

Я хотел закричать, предупредить его, но не успел. Грянул выстрел. Пули прошили грудь бородача, брызги крови долетели до меня. Громкое эхо прошумело в горах. Какое-то мгновение он стоял неподвижно, с остекленевшими глазами, потом рухнул на землю.

Не чуя под собой ног, я бросился вперед, подальше от солдата с ружьем, надеясь, что деревья заслонят меня от пули. Мой путь забирал всё круче вверх, камней и скал становилось всё больше.

Дрожа от страха и усталости, я протискивался между скалами. В какой-то миг, поскользнувшись, я решился бросить взгляд назад. Солдат подходил к поверженному телу. Мне удалось скрыться за каменным выступом прежде, чем он поднял глаза, глядя в мою сторону.

Прижавшись к земле, я пополз среди скал. Дальше шло ровное место, где мой преследователь уже не мог меня увидеть, и я снова вскочил на ноги и побежал. В голове не было ни одной мысли. Я чувствовал только одно желание: убежать, скрыться. Я боялся оглянуться. В ушах звенело, и я был уверен, что слышу шаги бегущего за мной солдата.

Впереди снова был крутой склон. Я вскарабкался вверх, чувствуя, что силы мои на исходе. Дальше опять пошло ровное место, поросшее деревьями с густым подлеском. А потом передо мной оказалась отвесная скала. Осторожно, хватаясь за выступы и ставя ноги в углубления, я кое-как влез на нее и с упавшим сердцем увидел перед собой крутой тридцатиметровый обрыв. Дальше было не пройти.

Это был конец. Я слышал, как осыпались камни под ногами моего преследователя. Он приближался. Я упал на колени. Сил больше не было. Я глубоко вздохнул, отказываясь от дальнейшей борьбы. Мне оставалось только смириться с моей участью и ждать выстрела.

Как ни странно, смерть, означающая конец этого ужаса, казалась желанным избавлением. Я ждал, и в голове мелькали картины детства, воскресного богослужения. Как искренне я думал о Боге в те дни! Какой она будет, смерть? Я старался подготовиться к последнему испытанию.

Шло время. Не знаю, долго ли я ждал, но, наконец, осознал, что ничего не происходит. Я посмотрел вокруг и впервые заметил, что нахожусь на самой вершине горы. Оба хребта тянулись гораздо ниже, и передо мной открывалась широкая панорама местности.

Мой взгляд уловил какое-то движение. Там, далеко внизу, на склоне, вразвалку уходил прочь солдат, повесив на плечо автомат убитого. Мне стало жарко, Я трясся от беззвучного хохота.

Я жив и буду жить! Я сел на землю, скрестив ноги, наслаждаясь опьяняющим чувством свободы и безопасности. Стоял чудесный ясный день, и солнце сияло в лазурном небе.

Я обратил внимание на синеющие вдалеке холмы. Каким-то образом мне казалось, что они совсем рядом. Над головой ползли белые ватные облака, и мне чудилось, что я могу дотянуться до них рукой.

Я поднял кверху руку. Я ощущал свое тело совершенно по-новому и очень необычно. Рука скользнула вверх с удивившей меня свободой и легкостью. Я держал спину, шею и голову совершенно прямо без малейшего усилия. Мне захотелось встать, и я мгновенно встал, без всякого усилия и, не опираясь руками о землю. Мне казалось, что мое тело ничего не весит.

Глядя вдаль, я увидел опускающуюся за горной грядой бледную дневную луну. Она была в первой четверти и висела над горизонтом, как опрокинутая чаша. Я мгновенно понял, почему у нее такая форма.

Солнце, висящее в небе за миллионы миль от меня, освещало только макушку заходящей луны. Я ощутил прямую линию, ведущую от солнца к лунной поверхности, и это позволило моему осознанию окружающего расшириться ещё дальше.

Я представил себе луну, опустившуюся за горизонт, и зеркально отраженную форму, которой она представится тем, кто живет дальше к западу и будет видеть ее и тогда. Потом я представил себе, что луна находится по другую сторону земли, в точности напротив того места, где я стою. Тамошним жителям она будет казаться полной, потому что стоящее над моей головой солнце осветит ее целиком.

По спине у меня прошла дрожь восторга, и я еще шире расправил плечи. Я понял — нет, я ощутил, что небесное пространство, которое я привык созерцать над головой, простирается и у меня под ногами, по другую сторону земного шара. Впервые в жизни я не просто головой знал, что земля круглая, но всеми чувствами ощущал это.

Я чувствовал возбуждение и восторг и, в то же время, новые ощущения казались мне совершенно естественными. Мне хотелось только одного — полностью погрузиться в ощущение парения в безграничном, простирающемся во всех направлениях пространстве.

Мне уже не казалось, что я стою, упираясь ногами в землю и сопротивляясь ее притяжению, — нет, я чувствовал, что какая-то сила тянет меня вверх, словно воздушный шар, наполненный гелием, и я парю, едва касаясь ногами земли.

Спортсмен, находящийся в превосходной форме после года утомительных тренировок, не ощущает такой легкости и согласованности всех движений, как я в тот миг.

Я присел на камень. По-прежнему всё казалось мне удивительно близким — и изломанная граница горы, и высокие деревья на склоне, и синеющие на горизонте вершины. Глядя на раскачивающиеся по ветру ветви деревьев, я не просто видел, я ощущал, как свои, их движения, словно не листву шевелил ветер, а мои собственные волосы.

Всё окружающее я воспринимал, как часть самого себя. Я сидел на самой верхушке горы, созерцая далекие просторы, и то, что я привык считать своим телом, казалось мне только головой какого-то другого, громадного тела, включающего в себя весь видимый мир. Я ощущал, что вся бескрайняя Вселенная глядит на себя моими глазами.

Это ощущение всколыхнуло воспоминания. Моя память устремилась к давнему прошлому, до поездки в Перу, до моего детства, — до моего рождения. Я сознавал, что моя жизнь началась не в момент рождения, не в момент зачатия — нет, намного раньше. Она началась, когда зародилось мое тело — мое настоящее тело, вся Вселенная.

Теория эволюции, когда приходилось изучать ее в школе, всегда казалась мне скучной. Но теперь, когда память воскрешала мою прошлую жизнь, мне вспомнилось всё, что я читал на эту тему. Вспомнились и беседы с моим другом — тем, которого напомнил мне Рено. Вот о чем, оказывается, мы с ним рассуждали — об эволюции.

То, что я знал из книг, смешивалось с моими собственными воспоминаниями. И воспоминания позволили мне теперь представить себе эволюцию совершенно по-новому.

Вот произошел первоначальный взрыв и образовалась Вселенная. Я ощутил правоту Третьего откровения — непроницаемой, твердой материи не существует.

Материя — это просто энергия с определенным уровнем колебаний, и вначале она существовала только на простейшем колебательном уровне, в виде элемента, который мы называем водородом. Больше ничего не было во Вселенной, один водород.

Далее, я наблюдал, как атомы водорода стали притягиваться друг к другу, словно бы материей руководило стремление обрести более сложную форму. И когда скопление водорода достигало достаточной плотности, оно воспламенялось — возникало то, что мы называем звездой.

В звездных недрах атомы водорода сплавлялись в огне и возникали элементы с более высоким уровнем колебаний.

Я видел, как звезды, постепенно старея, наконец, взрывались, остатки водорода и новые элементы разлетались в пространстве и всё начиналось сначала. Снова собирались вместе атомы, скопление разогревалось, и когда температура повышалась достаточно, рождалась новая звезда.

Новые, более сложные элементы сплавлялись в ней, порождая ещё более высокие вибрации вещества. И так далее. В каждом новом поколении звезд появлялись атомы, не существовавшие прежде, пока не возник весь набор элементов и не рассеялся по космосу.

Материя, в своем развитии, прошла путь от водорода — простейшей формы вещества с самыми низкими колебаниями — до углерода, элемента, чей уровень колебаний во много раз выше. Всё было готово для следующей стадии эволюции.

Когда образовалось наше Солнце, некоторые скопления вещества стали обращаться вокруг него. Одно из них — наша Земля — обладало всем набором новосозданных элементов, включая углерод.

По мере того, как Земля остывала, газы, растворенные в полужидкой магме, поднимались к поверхности и, собираясь в скопления, образовали тучи, из которых полились обильные дожди. Так возникли океаны.

А когда воды покрыли большую часть поверхности нашей планеты, небо очистилось, и ярко пылающее Солнце обрушило на новорожденный мир потоки света, тепла и радиации.

И вот, в неглубоких водоемах, под действием солнечного излучения и многочисленных бурных гроз, бушующих в небе планеты, вещество перешло от колебательного уровня углерода к еще более высокому — возникли аминокислоты.

Поскольку новое состояние материи было чрезвычайно сложным, его уровень — такая ситуация возникла впервые — не мог поддерживаться сам собой.

Новая материя должна была постоянно поглощать другую материю, чтобы сохранять уровень своих колебаний. Другими словами, она должна была питаться. Так новый виток эволюции создал жизнь. Я видел, как жизнь, существующая пока только в водной среде, разделилась на две формы.

Одна из этих форм — та, которую мы называем растительной — питалась неорганической материей, превращая ее элементы в свою пищу с помощью двуокиси углерода, поступающей из атмосферы, которая имела, в те времена, не такой состав, как сейчас.

Побочным продуктом этого процесса явился свободный кислород, которым растения стали насыщать атмосферу. Растительная жизнь постепенно распространилась в океанах, а затем вышла и на сушу.

Другая форма жизни — животная — нуждалась для поддержания своих колебаний в органической пище. Я видел, как животные плодятся в океанах. Это была эпоха рыб. Затем, когда растения достаточно обогатили атмосферу кислородом, животные стали появляться и на суше.

Сначала это были амфибии — наполовину рыбы, наполовину нечто новое. Покинув воду, они стали дышать воздухом при помощи нового органа — легких. Затем возникла новая форма жизни: появились рептилии и заполнили Землю. Началась эпоха динозавров.

Ещё позже стали появляться всё в большем количестве теплокровные животные. И каждая новая форма жизни имела более высокий уровень колебаний, по сравнению с предыдущей. И, наконец, как вершина жизненных форм эволюции, появился человек.

Человек... На этом мое видение завершилось. В один краткий миг передо мною прошла вся великая история эволюции — возникновение материи, ее развитие в согласии с неким грандиозным планом, повышение ее колебательного уровня, подготовившее появление человека... каждого из нас.

Сидя на вершине горы, я почти осознал и дальнейший ход эволюции, предметом которой стала теперь жизнь человека. Орудием эволюции стали теперь значимые совпадения, случающиеся с людьми.

В жизни каждого из нас происходят события, дающие нам новый жизненный толчок и создающие для нас новый уровень колебаний. Эволюция продолжается. И всё же, как я ни пытался ясно представить себе, как это происходит, я не смог.

Я долго сидел на камне, поглощенный ощущением душевного мира и полноты жизненных сил, и не сразу заметил, что солнце уже клонится к западу. Еще я заметил, что в миле от меня к северо-востоку лежит какой-то город. Я различал очертания крыш. Дорога на западном гребне после нескольких поворотов подходила прямиком туда.

Я начал спуск среди скал. Меня обуревал радостный смех. Я всё еще ощущал кровную связь с ландшафтом, словно ступал по своему собственному телу, исследуя и изучая его. Это ощущение переполняло меня радостью.

Спустившись с обрыва, я вошел в лес. Удлинившиеся тени деревьев свидетельствовали о скором наступлении вечера. На полпути вниз я забрел в густую, высокую чащу. Чувство легкости и свободы движений усилилось. Я остановился и обвел взглядом деревья и кусты, любуясь их красотой. Я увидел розоватое свечение, перемежающееся белыми вспышками света вокруг каждого растения.

Я пошел дальше. На моем пути оказался ручей, от которого исходило голубое мерцание, наполнившее меня неизъяснимым покоем. Я даже почувствовал легкую сонливость. Наконец я пересек долину и поднялся на соседний гребень. Там шла гравиевая дорога. Я зашагал на север.

Впереди, у поворота, я увидел человека в одежде священника. Охваченный радостью, без всякого страха, я ускорил шаг, решив заговорить с ним: Я еще не знал, что скажу ему, но не сомневался, что нужные слова придут сами собой. Я чувствовал себя великолепно.

Вдруг, к моему крайнему удивлению, священник пропал из глаз. В этом месте от дороги отходило ответвление, ведущее вниз, в долину, но там я никого не увидел. Я пустился бежать по главной дороге. Впереди не было никого.

Я подумал, не вернуться ли, чтобы всё-таки поискать его на дороге, ведущей вниз, но, поскольку город лежал впереди, я решил идти туда. И все же дорога в долину продолжала занимать мои мысли.

Шагов через сто, добравшись до следующего поворота, я услышал урчание двигателей. За деревьями показалась колонна армейских машин. Они быстро приближались. Какое-то время я колебался — мне казалось, что я справлюсь с любой ситуацией. Потом я вспомнил ужас, пережитый на склоне.

Времени хватило только на то, чтобы скатиться с дороги и замереть. Мимо пронеслось не меньше десятка джипов. Я лежал на открытом месте — мне оставалось только надеяться, что никто не взглянет в эту сторону. До меня донеслась удушливая волна выхлопных газов — машины проезжали в каких-нибудь шести-семи метрах, я отчетливо различал лица солдат.

К счастью, никто меня не заметил. Когда колонна скрылась, я заполз за толстое дерево. Руки дрожали. От ощущения душевного мира и сопричастности природе ничего не осталось, прежний страх снова сковал движения.

Наконец, я снова вскарабкался на дорогу. Снова послышался шум машин, снова я бросился с дороги вниз. На этот раз проехало два джипа. Меня тошнило.

Больше я на главную дорогу не вернулся. Вместо этого, я осторожно пробрался по склону назад, к оставленной позади дороге в долину. Но и на нее я побоялся выйти. Ловя каждый звук, я решил пробираться в долину лесом, вдоль Дороги. Мое тело снова было сковано тяжестью, движения давались с трудом.

Что же я наделал, спрашивал я себя, зачем я потащился на эту дорогу? Должно быть, я был одурманен эйфорией, последовавшей за пережитым шоком и неожиданным спасением. Опомнись, вернись-ка к реальности, приказал я себе. Осторожность прежде всего! Любая ошибка может стоить тебе жизни.

И тут я замер на месте. Впереди, в нескольких десятках метров перед собой, я увидел того самого священника. Он сидел под сенью большого дерева, окруженного скалами. Я уставился на него. Он открыл глаза, и наши взгляды встретились. Я вздрогнул. Он улыбнулся и жестом пригласил меня подойти.

Я нерешительно подошел. Он сидел не двигаясь — худой, высокий, лет пятидесяти, с коротко остриженными темными волосами и карими глазами.

— По-моему, вам нужна помощь, — произнес он. Его английский был превосходен.

— Кто вы? — спросил я.

— Меня зовут отец Санчес. А вас?

Я назвался, сказал, кто я такой и откуда. Ноги не держали меня. Я опустился на одно колено, потом сел.

— Вы имеете отношение к тому, что случилось в Куле?

— А вам что об этом известно? — Я решил проявить осторожность. Можно ли ему довериться? Я не знал.

— Я знаю, что кое-кто наверху сильно разгневан. Они не хотят, чтобы о Рукописи знали.

— Но почему?

Он встал, глядя на меня сверху вниз.

— Может быть, вы пойдете со мной? До нашей миссии каких-нибудь полмили. У нас вам ничего не угрожает.

Я понимал, что выбора у меня нет. С трудом поднявшись на ноги, я кивнул. Мы медленно зашагали по дороге. Его речь была вежлива и нетороплива, каждое слово обдумано.

— Солдаты ещё ищут вас? — спросил он среди разговора.

— Не знаю.

После недолгого молчания он задал еще один вопрос:

— Вы ищете Рукопись?

— Уже нет. Сейчас у меня одна задача: остаться в живых и вернуться домой.

Он сочувственно покивал. Я начинал проникаться к нему доверием. Его заботливость и доброта располагали к нему. Он напомнил мне Билла.

Миссия представляла собой скопление набольших домиков, глядящих во двор скромной церкви. Место тут было очень красивое. Во дворе было несколько человек в рясах.

Отец Санчес что-то сказал им по-испански, и они мгновенно ушли. У меня не было сил даже посмотреть им вслед, я валился с ног от усталости. Священник привел меня в один из домиков.

Внутри оказалась небольшая гостиная и две спальни. В печке горел огонь. Вскоре другой священник принес поднос с хлебом и супом. Я устало хлебал суп, а отец Санчес вежливо ждал, сидя рядом. Потом он предложил мне располагаться на одной из кроватей. Я растянулся в постели и провалился в глубокий сон.

Когда я утром вышел во двор, прежде всего мне бросились в глаза безукоризненный порядок и чистота. Гравиевые дорожки обрамлялись ровными рядами кустов. Их естественные очертания не были искажены стрижкой.

Я потянулся, чувствуя прикосновение накрахмаленной рубашки. Она была из грубоватой хлопчатобумажной ткани, и воротник слегка натирал шею. Зато, рубашка была чистая и свежевыглаженная. Когда я проснулся, двое незнакомых священников натаскали в корыто горячей воды и дали мне смену одежды.

Помывшись и одевшись, я вышел в комнату и обнаружил на столе горячие оладьи и вяленые фрукты. Я жадно набросился на еду, а священники стоя ждали. Когда я поел, они ушли, а я вышел во двор и вот теперь стоял, осматриваясь.

Я присел на каменную скамейку. Солнце стояло невысоко над верхушками деревьев и согревало мне лицо.

— Как спали? — раздался голос у меня за спиной. Я повернулся и увидел отца Санчеса. Он стоял, держась очень прямо, и улыбался.

— Спасибо, прекрасно.

— Можно присесть с вами?

— Конечно!

Несколько минут мы молчали, мне даже стало неловко. Я посматривал на него и несколько раз собирался что-то сказать, но он смотрел на солнце, откинув голову и сощурив глаза. Наконец, он заговорил первый:

— Славное местечко вы выбрали.

Я не сразу понял, что он имеет в виду эту скамейку.

— Послушайте! — начал я. — Мне нужен совет. Есть ли безопасный способ вернуться в Соединенные Штаты?

Он серьезно поглядел на меня.

— Не знаю. Смотря по тому, насколько опасным считает вас наша власть. Расскажите, как вы оказались в Куле.

Я рассказал ему всё, начиная с того дня, когда впервые услышал о Рукописи от Чарлины. Дойдя до радостного возбуждения, охватившего меня на вершине, я скомкал рассказ, считая то, что там происходило со мной, плодом самомнения и фантазии. Но Санчес очень заинтересовался этим эпизодом и засыпал меня вопросами.

— Что же вы делали после того, как солдат ушел, не заметив вас?

— Просто сидел там пару часов. Чувствовал облегчение. Хотел отдышаться.

— А что вы чувствовали, кроме облегчения?

Мне не хотелось рассказывать, но я всё же, попытался.

— Это нелегко описать. Я чувствовал радость и родство со всем окружающим, безопасность и уверенность в себе. Усталости совсем не было.

Он улыбнулся.

— У вас было мистическое переживание. Есть немало людей, ощутивших нечто подобное на той вершине.

Я неуверенно кивнул. Он повернулся на скамье. Теперь он глядел мне прямо в глаза.

— Сходные переживания описываются мистиками всех религий. Вам приходилось читать что-нибудь о подобных вещах?

— Кое-что читал, но давно. Несколько лет назад.

— Но испытать самому до вчерашнего дня не довелось?

— Вроде нет.

К скамейке приблизился совсем молоденький священник, поздоровался со мной и что-то шепнул Санчесу. Тот кивнул, и молодой священник сразу отошел от нас. Санчес провожал его взглядом. Юноша пересек двор и оказался в расположенном дальше парке.

Только сейчас я обратил на этот парк внимание. Он был очень чистый, ухоженный и зеленый, полный разнообразных растений. Молодой священник ходил там, время от времени останавливаясь, словно искал что-то. Наконец он сел. Похоже было, что он занялся каким-то упражнением.

Санчес удовлетворенно улыбнулся и снова повернулся ко мне.

— Я думаю, что пока вам не стоит пытаться выбраться из страны, слишком опасно. Я попробую разузнать, как обстоят дела и не слышно ли чего о ваших друзьях. — Он встал со скамьи. — Мне сейчас надо кое-чем заняться. Не сомневайтесь, что мы поможем вам во всём, что в наших силах. Надеюсь, вам
будет у нас хорошо. Отдыхайте пока, набирайтесь сил.

Я кивнул. Он достал из кармана бумаги и протянул мне.

— Вот текст Пятого откровения. Здесь как раз описывается нечто подобное тому, что вы испытали на горе. Вам, наверное, будет интересно.

Я нехотя взял бумаги.

— Как вы понимаете последнее из усвоенных вами откровений? — спросил он.

Я ответил не сразу. Мне сейчас не хотелось думать ни о каких рукописях с откровениями.

— Люди постоянно вступают в схватки из-за энергии, — наконец произнес я. — Когда кому-то из нас удается навязать другому свою точку зрения, а тот подчиняется, мы заряжаемся его энергией и испытываем прилив сил.