«Платок заколыхался и воспарил над паркетом, поднимаясь из глубины тени, розовея в красном цвете лампы. Я сказал „воспарил“, это неверно: его взяли и вознесли. Платок зажали двумя или тремя пальцами, мяли комкали, потом аккуратно опустили на прежнее место» (Томас Манн. Оккультные переживания.)
«Дверь кабинета полуоткрыта. Женская фигура, задрапированная сиреневой тканью, боком пробирается в гостиную. Ей чуть-чуть неудобно — мешает развитая грудь, но в то же время складки покрывала свободно пересекают массивность двери. Странно. Гости переглядываются — нет, никто прежде её не видел. Она подходит ко мне — чувствую полное оцепенение и порыв свежего, напоенного сиренью воздуха. Касается ладонями моих висков. Зверская мигрень, которая мучила меня целый день, затихает. Она удаляется в сторону большого старинного зеркала и пропадает. После сеанса зеркало подёрнулось какой-то серебряной испариной и более ничего не отражало» (Вальтер Ратенау. Любопытные факты из моей жизни).
Много весьма знаменитых людей посетило сеансы доктора Шренк-Нотцинга, среди прочих Бергсон, Гессе, Рильке, Конан Дойль, из чего следует: этот доктор также субъект небезызвестный. Однако слава славе рознь. Он занимался делами столь рискованными, что снискал репутацию учёного сомнительного, если не инфернального.
А ведь всё началось вполне благополучно. Будущий «шарлатан и самозваный профессор», барон Альберт фон Шренк-Нотцинг родился в 1865 году и великолепно защитил диссертацию по «редким случаям паранойи» в Мюнхенском университете в 1890 году. Очень успешно занимался лечением нервных и сексуальных расстройств в немецких и швейцарских клиниках, крайне интересовался экспериментами Уильяма Крукса и Вильгельма Цоллера и других известных спиритуалистов. (Спиритуализм и материализация духов суть высокая наука; спиритизм, скорее, развлекательное времяпровождение).
Первый скандал вызвала его работа «Онанизм и музыка ангелов» (1905). Книгу запретили, автора привлекли к суду, в тюрьму, правда, не посадили, ограничились денежным штрафом. На современный взгляд вполне спокойное, интересное исследование. Сомнительным показалось вот что: автор считает онанизм лучшим эротическим занятием для застенчивых мечтателей, склонных к воображаемому реваншу за поражения в суетливом и враждебном внешнем мире. Книге предпослан изысканный эпиграф из поэта немецкого барокко Каспара фон Лоэнштена: «Разве нищая истина сравнима с ложью? Ложь, не трогая цветка, даёт вкусить самые роскошные плоды». Шренк-Нотцинг отрицает, что в грёзах эротоманов отражается реальная женщина, реальный мужчина. По его мнению, перед внутренним взором возникает собственная душа, которая всегда противоположного пола; эта «душа» принимает иногда знакомый облик, не более того. Подобные соображения, усложненные, дополненные удивительными примерами, повторились затем в его двухтомнике «Феномены материализации» (!910, 1918).
Не будем пересказывать известную историю о двух американках, сёстрах Фокс, и победном шествии спиритизма в Новом, затем Старом Свете во второй половине XIX века. Стоит упомянуть следующее: спиритизм поразительно совпал с перспективными открытиями в области электромагнетизма, и многие физики, в том числе Максвелл и Эдисон, очень тесно соединяли эти явления, которые были преданы анафеме в энциклике папы Пия Х. Вплоть до двадцатых годов XX века Ватикан игнорировал электрическое освящение. Ломброзо, Уильям Крукс, Рише, Цолльнер превратили развлекательное «столоверчение» (это неточно: вертят не стол, а «планшетку» — большой круглый картон с алфавитом) в науку, искусство, веру под общим названием «спиритуализм». Разница весьма существенная: если спириты толковали и систематизировали беспричинные стуки и шумы, вернее, паранормальные сонорные эффекты, то спиритуалисты с помощью медиумов и сложной аппаратуры пытались проникнуть в беспредельность потустороннего и не только связаться с обитателями оного, но и представить их, так сказать, во плоти.
О феноменах материализации заговорили уже в семидесятые годы XIX века после манифестации «великой Кэти Кинг», одной из самых ярких «аппариций» (явлений призраков) за всю историю движения. Она материализовалась на десяти сеансах, у неё взяли интервью, в котором она совершенно отрицала роль электричества и признавалась в совершенном непонимании происходящего. Куда она исчезает после растворения в воздухе? В медиума. Помнит ли что-нибудь о своей земной жизни? Очень мало. Жила при дворе короля Карла I под именем Анни Морган, её зарезали солдаты Кромвеля. Не осталось ли следов смертельного ранения? Кэти Кинг показывает едва заметный рубец на левом боку.
За три буржуазных века не было, вероятно, события более странного, нежели материализация призраков. После первых потрясений началась кампания тщательных и дотошных проверок — обыскивали помещение до и после сеанса, специальных часовых ставили у дверей и окон, пальпировали тело и одежду медиумов. Когда проверка завершалась успехом, то есть вытаскивали «призрака», к примеру, из стенного шкафа, пресса ликовала. «Создавалось впечатление, — писал Густав Майринк в эссе „На границе потустороннего“, — что спиритуалисты покушались на святая святых цивилизованного человека — на право быть только куском плоти, после смерти гниющим в земле стопроцентно и окончательно».
Однако на пустом месте шарлатанство не возникает, необходим хотя бы один подлинный факт. К досаде позитивистов, подобных фактов набралось слишком много. Поразителен случай обращения в спиритуализм Артура Конан Дойля. Он всегда был рационалистом и скептиком. В 1915 году брат его жены отправился во Францию на фронт, через месяц пришло известие о его гибели. Ещё через месяц, однажды на раннем рассвете писатель заметил в ногах кровати смутный мерцающий силуэт. Призрачный человек подошёл к столу, что-то начеркал, затем пропал, рассеялся, растворился. Тем не менее, Конан Дойль узнал родственника. На записке значился цифровой код камеры хранения лондонского вокзала Чаринг-кросс. Там оказался саквояж с фамильными ценностями, письма, чековая книжка. Этого кода никто знать не мог — писатель провёл тщательное расследование не хуже своего знаменитого героя. Пришлось исключить все версии кроме потусторонней. С тех пор Конан Дойль стал убеждённым спиритуалистом. Один из его биографов выразился так: «Что сказал бы Шерлок Холмс, узнав об этом?»
Несмотря на очевидную невозможность рационального объяснения «медиудизма», социологи, терапевты и, разумеется, психиатры пытливо изучали характер, образ жизни и наклонности обладателей этой странной способности. Вывод: медиумы, как правило, люди простые, молодые, ничем особенным не блистающие — бухгалтеры, машинистки, зубные техники, садовники, словом, обслуживающий персонал. Никто из них толком не знает, почему он — медиум. Франц З., один из первых медиумов доктора Шренка-Нотцинга, сказал: «Я умею засыпать очень быстро и в любом месте, иногда фрагменты моих снов видят окружающие». Вили С., его другой медиум, простодушно признался: «В состоянии транса не вижу никаких снов, потом, кроме сильной головной боли и ломоты в суставах не чувствую ничего». Знаменитая Клэр П., причина манифестации Кэти Кинг, вообще ничего толком ответить не смогла. Шренк-Нотцинг писал в первом томе «Феноменов материализации»: «Перед сеансом и во время сеанса медиум трансформируется в другое существо. Несмотря на многолетний опыт, я не рискну определить природу этого существа. О себе скажу: во время сеанса я чувствую неразрывную связь с медиумом, даже пребывая в другой комнате. Не берусь ничего объяснять, равно как никогда не могу предсказать, что именно материализуется».
Франсуа Рабле назвал человека bestiae explicatorum, «зверем объясняющим». Человек не успокоится, пока не найдёт более или менее сносных объяснений тому или сему, и его не смущает постоянная неудовлетворительность таковых. Спиритуализм анализируют более ста лет и, несмотря на более благоприятные условия, нежели в эпоху НЛО, куда учёных не приглашают, результат приблизительно аналогичен. Всякий факт, всякий поворот действа имеет своё название, но это всего лишь опознавательный знак. На всех европейских языках изданы словари и энциклопедии спиритуализма, блистающие словечками типа: аппорт, деспорт, перкуссия, реперкуссия, эктоплазма, кататранс, гипертранс, тангентальная транспластика и чёрт знает, чем ещё.
Аппорт, к примеру, это появление во время сеанса объектов безусловно чужеродных: тропических зверей и птиц, огромных пауков, рыцарских доспехов. Деспорт: свободное, прихотливое плаванье в пространстве зала или кабинета медиума или «аппараций»; зигзагообразное движение брошенного яблока или подсвечника.
Всё это проявляется мгновенно и пропадает довольно быстро. Однако история спиритуализма знает несколько уникальных аппортов. На сеансе Уильяма Крукса «великая Кэти Кинг» по его просьбе отрезала прядь волос на память. Эта прядь никуда не исчезла и осталась у английского спиритуалиста. Доктору Шренку-Нотцингу призрачный хирург подарил удивительный скальпель, который не резал, но «замыкал» края рваной раны, устранял язвы и нарывы одним прикосновением. Об этом чуть позже, сейчас остановимся на важнейшем понятии «эктоплазма». Энциклопедическое толкование: «Аморфная масса разной степени концентрации, где образуются телепластичные структуры и формы». Не очень-то понятно, однако объяснить действительно трудно. Одни считают эктоплазму невидимым «испарением», выходящим изо рта и ушей медиума в состоянии транса, другие — волновой активизацией его «астрального тела», третьи — биомагнитной напряжённостью «ауры». Это даже не попытка определения, но словесная игра в прятки с непостижимым. Рене Генон в книге «Заблуждение спиритуалистов» процитировал около двадцати интерпретаций эктоплазмы, одно другого чудней. Тем не менее, совершенно ясно: без присутствия эктоплазмы материализация принципиально невозможна. Вероятно, загадочной эктоплазме присуща та или иная степень энергетической концентрации, иначе как объяснить туманную отвлечённость, фрагментарность или яркую целостность аппариций?
Доктор Шренк-Нотцинг в своей книге и не пытается растолковать неведомое. Он считает событие спиритизма, затем материализации неожиданным результатом иррациональных взаимодействий двух миров — потустороннего и реального: «Мы не можем убедительно объяснить, почему в контакте специально обработанных поверхностей свершается чудо огня, вспыхивает спичка. Смешно требовать от медиума, чтобы он открыл тайну эктоплазмы. Даже под пыткой человек не скажет, почему он блондин, а не брюнет».
Шренк-Нотцинг — единственный из мастеров спиритуализма занимался «врачебной практикой», если подобное выражение уместно в данном случае. Роль его сводилась к суггестии диагноза. Доктор с первого взгляда знал, страдает ли кто из посетителей сеанса пустяковым недомоганием или серьёзным недугом. Если материализация удавалась, он обращал внимание потустороннего гостя или гостьи на больного, часто без всякого эффекта. Но иногда лёгкое прикосновение, несколько непонятных слов приводили к полному излечению, причём посетители приписывали выздоровление счастливым обстоятельствам или Божьей воле. При постоянных обвинениях в шарлатанстве, Шренк-Нотцинг разумеется не спешил знакомить медицинскую общественность со своей невероятной терапией. Только через много лет в «Мемуарах» доктор немного рассказал об этой странной практике. Пользовался ли он своим магическим скальпелем или эликсиром долголетия того же происхождения неизвестно. «Мемуары» барона Альберта фон Шренк-Нотцинга (1930) встретили полное и враждебное молчание учёной Европы. После прихода к власти нацистов доктор уехал из Германии, с тех пор о нём никто ничего не слышал.
Для здравомыслящих людей его книги — издевательство либо паранойя. В потустороннюю терапию верили и верят медики совсем уж альтернативные. Но если нам надоело звание «зверей объясняющих», давайте превратимся в bestiae idiota, «зверей простых, простецких».
Мак
Вегетация лишь по касательной задевает род людской, ибо ответственна за функциональность живого пространства вообще. Недаром панорамы других планет не вызывают оптимизма, надо полагать, даже у черепах. Вегетация принципиально образует жизнь, поскольку растения разветвляются любыми видами: зоофиты и рдесты — почти животные, мандрагоры — почти мужчины и женщины, кораллы — почти минералы, гвинейские шары-одуванчики — почти птицы. Когда рационалисты делили природу на явь и сон, посю- и потустороннее, жизнь и смерть, они не учитывали вегетацию, для которой никаких границ не существует. Одни растения освещают ночь — люминарии джунглей Амазонки, австралийские грибы-«светофоры» — другие дурманят жуткими фантазмами — африканские сомниферы-клеоптерисы. Алый мак наших широт (Papaver rhoeas) очень мягко, очень нежно уводит нас за границу в страны снов.
Растение это вполне уникально с любой точки зрения — философической, медицинской эротической. Морфей, повелитель сновидений, подарил цветы мака богиням ночи и плодородия — Персефоне, Деметре и тёмной, «медовой» Артемиде Мелеос. Морфею эти подарки ничего не стоили — «чёрные колонны его дворца», согласно «Метаморфозам» Овидия, окружены буйным багряным цветением:
Antefores antri fecunda papavera florent…
В преддверии царства Морфея роскошные маки цветут,
Ночь молоком этих маков орошает леса и вершины…
Мак — цветок женской любви, с этим согласны древние сказанья и преданья, греки даже назвали его дефилон — «любовный шпион». Девушки давным давно привыкли с ним советоваться касательно замужества. Большой и указательный палец левой руки соединяют колечком, помещают на это колечко маковый лепесток и ударяют правой ладонью — по громкости и тембру звучания определяется степень чьей-нибудь любви. Или: в начале прогулки девушка дарит избраннику два цветка и шепчет про себя: «деос флорас мадеос». При слабом чувстве или корыстной симпатии в конце прогулки маки увядают на глазах. Мак не только «любовный шпион», но и лучшее лекарство от несчастной любви. Достаточно, считает немецкий поэт Уланд, заснуть в маковом поле: «После пробуждения посетит тебя блаженное безразличие. Долго-долго близкие и любимые будут тебе казаться призраками». Таких рекомендаций и обычаев предостаточно, однако действуют они только в пользу прекрасного пола, поскольку мак с древних времён именуется «женским фаллосом» (phallos ferminae). Об этом несколько позже.
В новую эпоху вегетация подверглась агрессивному научному анализу, маку вообще не повезло. Его онирические, сомнамбулические, сомниферные, усыпляющие свойства стальной цепью приковали учёное внимание. Имя Франца Сертурнера неизвестно публике, его не найти в большинстве энциклопедий, и всё же это один из благодетелей человечества, один из инициаторов искусственного рая. Этот ганноверский аптекарь в 1804 году получил из мака алкалоид морфин. Обрадованные фармацевты решили не останавливаться на достигнутом и в последствии «вытянули» из пурпурного чуда кодеин и героин.
Здесь надлежит немного пофилософствовать. Для очень и очень многих опиум в частности, маковые алколоиды вообще — божественная панацея. Прочь отлетают надоедливые заботы; денежные неудачи и любовные разочарования теряют остроту перед спокойным упоением сновидческого бытия. Голод, холод, боли затихают, телесная функциональность меняется: кожа — только для шприца, губы — только для курительной трубки, тело распадается в синем, едком тумане, субтильно-сомнабулическая персона уходит в нирвану. Так? Если бы. Но надо вновь и вновь тащиться в банк или фирму, играть трудную роль человека от мира сего, а если ты беден, возвращаться на заплёванную улицу, одалживать, воровать, клянчить деньги, чтобы ещё раз дорваться до спровоцированного блаженства. И это еще полбеды. После частых употреблений опиума и при неожиданном прекращении таковых реальный мир врывается ужасающей банальностью, тускнеет, мрачнеет и теряет последние оттенки цветного панорамного сновидения, которое хоть как-то с ним примиряло. Девичья кожа утрачивает насыщенную нежность, снег — многоплановую белизну, ручей — игривую мелодию, шум леса — сложные обертона, любимая работа — всякий интерес. Зато тяжелый и грязный труд выигрывает в своей тяжести, грязи, надоедливости и удрученности, постепенно вытесняя мысль, что кроме него что-нибудь существует. Сновидения исчезают, а если и снятся подъемные краны, бульдозеры и забетонированные пустыни, то они еще скучнее, нежели в реальности. Один русский поэт (не помню кто именно) написал странные строки:
Да остынет горячая кровь
Лепестками обугленных маков!
Если представить кровь водопадом пышных багряных цветов, то ее остывание, ее смерть будет выглядеть именно так. Что означает «смерть крови»? Совсем не прекращение функционирования тела. Последнее может двигаться еще лет пятьдесят среди кастрюль, ржавых кроватей, чердаков, помойных баков, сломанных автомобилей, слепых калек и хромых кошек. Но зачем такая обстановка? Если немного повезет, мы сможем блуждать среди хризантем, летать на модные курорты, гоняться за павлинами, замирать в чьих-либо роскошных объятьях, блистать на ослепительных раутах, пока серые призраки скуки, тоски, разорения, отчаянья, страха смерти не обступят нас со всех сторон предвестием вечной ночи.
Устрашающее число наркоманов в наше время неудовлетворительно объясняется темпом, стрессами, условиями жизни, как будто эти самые «условия» — нечто под солнцем новое. Белая цивилизация выдохлась, надо полагать. Сейчас больше говорят о «выживании», нежели о жизни, все больше усталых детей рождается от усталых родителей, отношение к бытию потеряло активный характер и приобрело вяло-реактивный. Люди тратят куда больше усилий, чем когда бы то ни было, дабы оживить общественную кровь, но эти усилия, как правило, спровоцированы стандартными магнитами — деньгами, должностями, почестями, словом, «положением». Никто не хочет оставаться самим собой, все хотят быть выше, лучше, сильнее, богаче. И у кого нет энергии и желания ввязываться в эту сумятицу, спешит в объятья жестоких богов вселенной сновидений. Но они скорее двойственны, нежели жестоки. Английский поэт Дилан Томас в поэме «Переход через маковое поле» мало того, что набросал суетливую, энергичную, беспокойную жизнь цветов, он представил еще мысли заключенного, который кроме ворон да пауков не общается больше ни с кем. Непонятно, сидит ли он в тюрьме или в добровольном одиночестве. Читая Платона и других греческих классиков, этот субъект размышляет о выходе из платоновой «пещеры». Как всегда проблема «левого» и «правого» никак не решена. Если путник повернет «налево», он, после утомительного блуждания в пепельных полях асфоделей, достигнет зловещего дворца Аида, где будет вечно ждать героя-освободителя. Путь направо поначалу крайне утомителен, словно окрестности сада «спящей красавицы»: живые корни, усеянные шипами вместо листьев, норовят скрутить и растерзать; крапивное пламя оставляет на теле непреходящие ожоги; хищные репейники, злые чертополохи, тернии рвут плоть, покрывая кожу гнойниками и опухолями. И вдруг отрывается багряная ширь макового поля. Ожоги и опухоли исчезают, воздух обретает плавность и густую прозрачность воды, небо меняет окраску: желтеет, голубеет, синеет, доходя до ультрамарина. Начинается головокружение, сонное опьянение, в котором тянет остаться навсегда. Но если удается преодолеть этот морок и не заснуть в маковом поле, усталые глаза замечают ленту желтофиолевой тропинки, ведущую то ли в жилище Морфея, то ли обратно в платонову «пещеру». Герой Дилана Томаса ничего не понимает и растягивается на кушетке, размышляя о собственной глупости и загадках богов.
Опиумная курильня отвратительна. «Жуткий домишко, наполовину врытый в землю, двери плотно закрыты, в разъедающем дыму едва мерцают свечи. На скамьях валяются истерзанные жертвы опиума. Иногда они вспрыгивают, хватают худыми пальцами пустоту и смотрят белыми в лиловых прожилках глазами в даль обетованную». (Клод Фаррер. Курильщики опиума. 1904). Сейчас, вероятно, всё гораздо комфортней, но вряд ли ситуация изменилась качественно. Стоит ли приносить в жертву тело и душу ради роскошного галлюциноза?
Земная жизнь не вызывает оптимизма и очень неплохо вытащить ноги из её вязкой ежедневности. Надо, прежде всего, сказать вслед за Шекспиром, что «мы сотворены из субстанции снов» («Буря»), а значит наше мельтешение здесь — только скучная, навязчивая чушь. Необходимо, правда, немного терпения, чтобы вырваться из железного закона новой эпохи: сейчас, скорей, любой ценой.
Насилие никогда просто так не проходит. Надрезать цветок мака, сгустить маковое «молоко», подвергать фармацевтическим экзекуциям — ещё одна иллюстрация современной агрессивности. Чем интенсивней желание бегства, тем беспощадней преследование. Ночь никуда не уйдёт и незачем торопиться в сферы её кошмаров. Обращение с этим «багряным обольстителем» требует нежности и внимания, античные писатели — Плиний Младший, Павзаний, Синезий — предложили много вариантов подобного обращения.
Однако не надо забывать: мак — цветок женских любовных околдований и женских таинств, прежде всего. «Положи бутон лунного мака на сердце спящего любовника и он никогда тебя не покинет. Если предварительно ты сбрызнешь этот бутон соком молочая, смешанного с твоими слезами — любовник твой никогда не проснётся» (Апулей. Метаморфозы).
Одна из самых загадочных мистерий — «действо женского фаллоса», посвящённое тёмной Артемиде Мелеос — упоминания встречаются у Валерия Флакка и Нонния. «В лесу или пустоши собираются старухи числом двенадцать и поют гимны во славу богини. В случае удачи появляется юная девушка с неправдоподобно большим цветком мака и, ни слова не говоря, садится в центре собрания. Старухи раздеваются и ведут хоровод вокруг неё, потом падают перед ней ниц и кричат: фаллос, восстань! Девушка поднимает мак, старухи бросаются, съедают его и засыпают. Просыпаются они юными и навсегда покидают родные места» (Валерий Флакк. Гимны Артемиде).
Многочисленны сказания о маке. Это очень сложный и таинственный цветок, который надлежит изучать людям, одарённым воображением.
