итрих Бонхоффер, свидетель Иисуса Христа среди братии. Родился 4 февраля 1906 года в Бреславле. Умер 9 апреля 1945 года в Флоссенбурге».

 

Для многих и многих христиан Германии, Европы, Аме­рики смерть Бонхоффера стала еще одним подтверждением слов Тертуллиана: «Кровь мучеников - семя церкви». Его жизнь и его смерть, его книги и письма - свидетельство о простой и твердой вере человека, который встретился с Иисусом Христом и не испугался последствий этой встречи, обрушившихся на не­го в миру. (Жизнь в миру он считал обязанностью, данной нам Иисусом Христом). Вся его жизнь - живое свидетельство для той церкви, которой Он служил.

Бонхоффер родился в Бреславле. В семье было семь де­тей. Вырос же он в Берлине, где его отец - известный врач - за­нимался психиатрией. Именно от отца, как пишет он в своем последнем письме из тюрьмы, он перенял тот настойчивый ре­ализм, который окрашивает все его произведения и который заставил его обратиться от «словесных украшательств к реаль­ности». Для него христианство не было философской систе­мой, учением, далеко отстоящим от жизни, мистическим пере­живанием. Христианские убеждения всегда должны проявлять­ся в ответственных действиях, послушании, следовании за Хри­стом. В каждодневных ситуациях - как в личной жизни, так и в жизни общественной. Именно эти убеждения привели его сна­чала в тюрьму, а затем и на казнь. За шесть лет до того, как ока­заться к гестаповских застенках, Бонхоффер писал: «Когда Хри­стос зовет человека, Он зовет его прийти и умереть».

Бонхоффер вырос в берлинском предместье - крепкий спортивный мальчик из дружной счастливой семьи. Он любил играть с соседскими ребятишками, среди которых были дети известного ученого Адольфа фон Гарнака и историка Ганса-Дел-брука.

В шестнадцать лет Бонхоффер уже твердо знал, что хо­чет изучать богословие. Он провел год в Тюбингене. Получил диплом в 1924 году в Берлине. В Берлине прошли его студенче­ские годы: в университет ездил на машине с почтенным Гарна-

6

ком. Его учителями были великие берлинские ученые - Холл, Зиберг, Лейтцман, Лютгерт. Уже к тому времени Бонхоффер стал сторонником нового «церковного богословия», хотя и не слышал еще лекций Карла Барта. Рассказывают, что когда он принимал участие в одном из боннских семинаров Барта, то во время дискуссии процитировал Мартина Лютера: «Проклятие из уст безбожника бывает Богу приятнее «аллелуи», слетающей с уст набожного». «Кто это сказал?» - не без удовольствия спро­сил Барт. Так они с Бонхоффером и познакомились. Бонхоф­фер был молодым студентом, хорошо понимал прямолиней­ный реализм Лютера. Позднее он даст объяснение другому ма­лопонятному высказыванию Лютера: «Смело греши, смело ра­дуйся и веруй во Христа».

В двадцать один год он написал докторскую - догматиче­ское исследование о единстве святых. Его более поздняя дис­сертация - «Действие и бытие». В ней он четко определил свою позицию и показал значение диалектической теологии. В 1928 году он уже был викарием в Барселоне. В 1929 году вернулся в Берлин. Его взяли преподавателем на богословский факультет и отправили на годичную стажировку в Объединенную богослов­скую семинарию в Нью-Йорк. О ней он отзывался как об «изве­стной цитадели американского критицизма,., месте, где можно вести свободную дискуссию. Это стало возможно благодаря гражданскому мужеству, столь свойственному американцам и полностью неформальными отношениями в семинарии». Именно там он познакомился с обоими Нейбурами. Бонхоф­фер был очарован негритянскими спиричуэлами, борьбой чер­нокожих за свои права. В более поздние годы, когда «стены воз­неслись вокруг Германии», он и своих студентов познакомил с негритянской музыкой. Ближайший друг Бонхоффера, Эбер-хард Бетге, который теперь является студенческим пастырем в Берлине и редактором посмертных изданий работ Бонхоффе­ра, пишет: «Мы начали напевать «Низко лети, колесница» еще задвадцать лет до того, как эта песня зазвучала из радиорепродук­торов и в концертных залах».

Вернувшись в Берлин, он начал читать лекции по систе­матическому богословию. Вокруг него тут же собралась группа студентов. Его первая книга «Сотворение мира и грехопадение» возникла из цикла лекций, прочитанных по первым главам Бы­тия. Кроме того, он служил студенческим пастором в техниче­ской школе в Шарлоттенбурге. Народ просто валом валил на его службы.

И вот наступил судьбоносный 1933 год. В феврале Бон-хоффер прочитал лекцию, которую передали по Берлинскому радио. В ней он обвинял немцев в том, что те устремились за сильным «лидером», который неизбежно «заведет их в тупик», ибо не откажется стать идолом для ведомых. Передачу прерва­ли. Когда стало очевидно, что «идол» - Адольф Гитлер - победил, Бонхоффер принял предложение стать пастырем в двух немец­ких конгрегациях Лондона, ибо он был против «германо-хрис­тианского» компромисса с нацистским правительством. В Анг­лии он очень подружился с епископом Беллом из Чичестера и стал одним из главных глашатаев, рассказывавших миру о со­бытиях в немецких церквях.

При помощи Эндрюса, Бонхофферу удалось договорить­ся о встрече с Ганди в Индии. Готовясь к встрече, на которой он собирался поговорить о вопросах пацифизма, он получил вес­точку из Церкви верных, которая просила его возглавить «неле­гальную», «тайную семинарию» по подготовке молодых пасто­ров в Померании. Бохоффер тут же вернулся назад. В 1935 году приехал в Цингст, а оттуда в Финкенвальд, что недалеко от Сет-тина. Там он и стал жить вместе с двадцатью пятью викариями в на скорую руку построенных домишках. Это была та самая «жизнь вместе», жизнь христианской общины, о которой он пи­сал в книге Gemeinsames Leben (1938), которая и представле­на на ваш суд. В тот же самый период он написал Nachfolge,

8

опубликованную в англии и США под названием «Цена учени­чества». В этих двух работах Бонхоффер раскрывает одну из главных своих идей: что такое жить со Христом. Вскоре после того, как он опубликовал еще одну свою небольшую книжку Das Gebetbuch der Bibel (Библейские молитвы: введение к книге Псалмов), в которой провозглашены идеи, описанные в первых двух главах нашей книги, ему запретили писать и пуб­ликовать свои труды, а «подпольная» семинария была закрыта Гестапо.

Но к тому времени Бонхоффер уже принимал активней­шее участие в политической жизни своей многострадальной страны, попавшей под пяту диктатора. От Ганса фон Дохнаньи, мужа его сестры Кристель, он узнал кое-что о кризисе в руко­водстве рейха и секретных планах генерала Бека свергнуть Гит­лера. И вот, человек, столь симпатизировавший идеалам паци­физма, прикинул, сколько же «стоит ученичество» и в глубине души решил, что стоять в стороне от людей, составляющих кос­тяк политического и военного сопротивления режиму, будет трусостью и бегством от реальности. Его друг Бетле говорит: «Он не считал, что все должны поступать именно так, как посту­пает он. Но он не видел путей к отступлению. Нельзя было от­ступить и при этом остаться безгрешным, праведным и набож­ным христианином. Грех респектабельной части человечества состоит в бегстве от ответственности. Он чувствовал, что вот-вот впадет в это грех, а потому не мог больше ждать». Но и тог­да он поступал в соответствии со своими представлениями об этике. Он считал, что христианин обязан быть гражданином и этого мира, ибо именно в этот мир послал его Бог. В 1939 году Бонхоффер короткое время провел в США. Друзья убеждали его остаться и использовать свое дарование ученого и учителя на службе у экуменической церкви. Но он отказался, сел на один из последних кораблей, повезший его на встречу судьбе.С тех самых пор вся его жизнь была подчинена выполне­нию заданий, порученных ему Церковью верных и движением сопротивления. Все это время, до самой своей смерти, он в сво­бодное время работал над книгой «Этика», которую считал бо­гословским трудом всей своей жизни. Он разъезжал по стране, выступал перед тайными собраниями верующих. Ему запрети­ли учить, писать, жить в Берлине, но он был курьером между от­дельными группами. За это время он написал целые главы сво­ей «Этики»: писал в Бенедиктинском аббатстве в Эттале и в дру­гих временных убежищах.

Но вот однажды в апреле 1943 года все это кончилось. Пятого апреля Бонгхоффер, его сестра Кристель и ее муж Ганс фон Дохананьи были арестованы и помещены в военную тюрь­му Тегель, где Бонхоффер оставался до 8 октября 1944 года. Во время заключения надзиратели дружелюбно относились к крепкому пастору, тайно отводили его в камеры к отчаявшимся узникам, чтобы Бонхоффер мог послужить им. Они хранили его бумаги, записки, стихи, даже наладили сообщение с члена­ми его семьи и друзьями, оставшимися на свободе.

После провала военного путча 10 июля, Бонхоффера ста­ли переводить из одной тюрьмы в другую: он побывал в геста­повских застенках в Берлине, Бухенвальде, Шонберге и, нако­нец, Флоссенбурге. Все контакты с миром прервались. Послед­ние недели своей жизни он провел в обществе русских, англи­чан, французов, итальянцев и немцев. Один из тех, кто был с ним в лагере - английский офицер - вспоминает:

«Мне всегда казалось, что вокруг Бонхоффера разливает­ся счастье и радость, порожденные благодарностью Богу за то, что он просто-напросто жив... Он был один из немногих встре­тившихся мне людей, для которых Бог был реальностью, всегда был рядом....В воскресенье 8 пареля 1945 года пастор Бонхоф­фер провел небольшое богослужение. Он так говорил с нами, что слова его достигали глубины сердца. Он умел найти нуж- ю

ные слова, чтобы рассказать о нашей жизни в заключении, о том, какие мысли и какие решения рождаются у нас в застенках. Он едва успел дочитать последнюю молитву, как вошли двое в штатском. Они сказали: «Бонхоффер, пошли с нами». Для за­ключенных эти слова имели лишь один смысл - смерть. Мы по­прощались с ним. Он отвел меня в сторону: «Это конец, но для меня это начало жизни». На следующий день его повесили в Флоссенбурге».

В последний день своей жизни он говорил проповедь на слова из Исайи «ранами Его мы исцелились».

Такова была жизнь и смерть Дитриха Бнхоффера. Его можно назвать учителем церкви в высочайшем смысле этого слова. Он - писатель, написавший глубокие богословские тру­ды, которые несмотря ни на что, были близки к жизни и про­никнуты жизнью. Он - свидетель, который видел, как следовать за Христом и шел за Ним до конца. Для нас великая честь доне­сти его книгу до читателя, который не может прочесть ее в не­мецком оригинале.

лава 1

Сообщество

«Как хорошо и как приятно жить братьям вместе!» (Пс. 132:1).

В этой книге мы рассмотрим указания и правила со­вместной жизни, которые Священное Писание предоставляет нам для жизни под Словом Божьим.

Для христианина жить среди верующих не является само собой разумеющимся обстоятельством. Иисус Христос жил среди Своих врагов; Его покинули все ученики. На кресте Он был совершенно один, осыпаемый насмешками злодеев. Он по­шел на это, чтобы принести мир врагам Бога. Так и жизнь хри­стианина должна протекать не в уединении монастырской жиз-ни, а среди врагов. Быть среди них — это поручение ему, это — его работа. «Господство должно быть посреди твоих врагов. И кто не хочет этого терпеть, тот не хочет пребывать и под вла­дычеством Христовым, а хочет быть окруженным друзьями, си­деть среди роз и лилий, рядом не с плохими, но с благочести­выми людьми. О, богохульники и предатели Христовы! Если бы Христос поступал так, как поступаете вы, кто бы тогда мог спа­стись?» (Лютер).

«И расселю их между народами, и в отдаленных странах они будут воспоминать обо Мне...» (Зах. 10:9). Народом в рассе­янии христиане являются по воле Божьей, они рассеяны как се­мя «по всем царствам земли» (Втор. 28:25). Это его проклятие и его обетование. В дальних землях среди неверующих должен жить народ Божий, но он станет семенем Царства Божьего во всем мире.

«Я дам им знак и соберу их, потому что Я искупил их... и возвратятся» (Зах. 10:8-9). Когда это будет? Это произошло в Иисусе Христе, Который умер, «чтобы и рассеянных чад Божиих собрать во едино» (Ин. 11:52), и это станет видимым в конце времен, когда ангелы Божьи будут собирать со всех четы­рех сторон света избранных: от одного края небес до другого (Мф. 24:31). А до того времени народу Божьему предстоит жить в рассеянии, держась вместе лишь Иисусом Христом и помня о Нем в отдаленных странах.

В наше время — в эпоху между смертью Христовой и днем Его прихода — милостивым предвосхищением последних вещей является то, что христиане уже могут жить в видимом со­обществе с другими христианами. Милостью Божьей является то, что община уже в этом мире может открыто собираться под Словом Божьим и Святыми таинствами. Однако не всем хри­стианам дана такая милость. Узники, больные, миссионеры в языческой стране — все они пребывают в одиночку. Они-то знают, что работа в общине — это большая милость. Они мо-

лятся вместе с псалмопевцем: «...потому что я ходил в много­людстве, вступал с ними в дом Божий со гласом радости и сла­вословия празднующего сонма» (Пс. 41:5). Но, оставшись одни по воле Божьей в отдаленной стране, они с тем большей страс­тью воспринимают в вере то, что для них недоступно, приобре­тая практический опыт. Так, ссыльный ученик Господа Иоанн Богослов в одиночестве на острове Патмос празднует «в духе день воскресный» (Отк. 1:10) — небесное богослужение со сво­ими общинами. Он видит семь светильников — семь его общин, семь звезд — ангелов общин, а в середине и надо всем — Сын Человеческий Иисус Христос, в великой славе Воскресшего. Это все — небесное единение, в котором ссыльный принимает участие в день воскресения Господа своего.

Телесное присутствие других христиан является для ве- ^ рующего источником ни с чем не сравнимой радости и твердо­сти духа. В последние дни своей жизни заключенный в тюрьму апостол Павел призывает своего «сына в вере» Тимофея; он хо­чет увидеться с ним, хочет, чтобы тот был рядом. Павел не за­был слезы Тимофея, пролитые при последнем прощании (см. 2 Тим. 1:4). Думая об общине в Фессалониках, молится Павел «-ночь и день... всеусердно о том, чтобы видеть лице ваше» (1 Фес. 3:10), а престарелый Иоанн знает, что радость его будет полна лишь тогда, когда он сможет прийти к ним и поговорить с ними лично, а не через письма (см. 2 Ин. 12).

И не следует осуждать верующего, когда он, сам еще пол­ностью живя во плоти, ищет телесного образа других христиан. | Человек создан как тело, в теле на земле явился Сын Божий ра­ди нас, в теле Он был воскрешен, в теле принимает верующий Господа Иисуса как таинство, и с воскресением мертвых воз­никнет совершенная община духовно-телесных творений Божьих. Поэтому превыше телесного присутствия брата вос­хваляет верующий Создателя, Примирителя и Спасителя, Бога Отца, Сына и Святого Духа. Узник, больной, христианин средиязычников распознает в близости брата-христианина — телес­ный знак милости присутствия триединого Бога. На чужбине христиане распознают друг по другу Христа, присутствующего во плоти, они принимают и встречают друг друга, как принима­ли бы Господа: с благоговением, в смирении и радости. Благословение друг друга они принимают как благословение Господа Иисуса Христа. И если столько блаженства содержится уже в одной единственной встрече брата с братом, то какое же неисчерпаемое богатство должно открыться для тех, кто по во­ле Божьей возвышен был жить в каждодневном жизненном со­обществе с другими христианами!

Конечно, то, что для одинокого является несказанной милостью Божьей, может мало значить для того, кто получает этот дар ежедневно. Легко забыть, что сообщество христиан­ских братьев является подарком милости из Царства Божьего и что его можно отнять у нас, что весьма кратким может быть время, отделяющее нас от глубочайшего одиночества. Поэтому тот, кому до настоящего времени дано пребывать в совместной христианской жизни с другими христианами, хвалит Бога от всей души, благодарит Его на коленях и распознает: это ми­лость, ничто иное, как милость Божья.

Различна мера, в соответствии с которой Господь наделя­ет верующих даром видимой общины. Христианина в рассея­нии утешает краткое посещение брата по вере, совместная мо-

i литва и совместное благословение, его укрепляет даже одно письмо христианина. Приветы апостола Павла, написанные им собственноручно в посланиях, были знаком такого сообщества.; Другим же даровано сообщество в богослужениях по воскресе­ньям. А третьим предназначено жить своей христианской жиз­нью в сообществе своей семьи. Юные теологи перед своим ру­коположением какое-то время живут вместе со своими братья­ми. В настоящее время серьезные христиане во время переры­вов на работе собираются с другими христианами для совмест- 16

ной жизни под Словом Божьим, которая воспринимается ими как милость, представляющая собой «розы и лилии» христиан­ской жизни (Лютер).

Через Иисуса Христа и в Иисусе Христе

Христианское сообщество означает единение через Иисуса Христа и в Иисусе Христе. Нет иного коллектива, кото­рый значил бы больше либо меньше, чем это. От кратких от­дельных встреч и до многолетнего ежедневного общения мы принадлежим друг другу исключительно через Иисуса Христа и в Иисусе Христе.

Это означает: 1) один христианин нуждается в другом христианине ради Иисуса Христа; 2) один христианин прихо­дит к другому только через Иисуса Христа; 3) мы избраны Иисусом Христом от вечности, приняты во временности и объ­единены для вечности.

Во-первых, христианин является человеком, который лишь в Иисусе Христе ищет своего спасения, своего избавле­ния, своей праведности. Он знает, что по Слову Божьему в Иисусе Христе он считается виновным, даже если не чувствует никакой своей вины; и что Слово Божье в Иисусе Христе объяв­ляет его невиновным и свободным, даже если он совершенно не ощущает собственной праведности. Христианин не живет более сам по себе, по своему собственному обвинению или по своему собственному оправданию. Он живет по Божьему оправданию или обвинению, совершенно по воле Божьей над ним, из подчинения в вере Божьему приговору — все равно, значит ли этот приговор для него обвинение или оправдание.

Смерть и жизнь христианина не заключены в нем самом, они заключены для него в Слове, которое обращается к нему из­вне — в Слове Божьем к нему. Реформаторы выразили это так «Наша праведность — это «чужая праведность», праведность из-

вне (extra nos). Тем самым они говорят, что христианин зависит от Слова Божьего, которое звучит для него. Христианин живет только истиной Слова Божьего в Иисусе Христе. Если его спра­шивают: «Где твое спасение, твое блаженство, твоя правед­ность?», он никогда не сможет указать на себя самого: он укажет на Слово Божье в Иисусе Христе, в котором для него спасение, блаженство, праведность. Он ищет этого Слова везде, где только может. Поскольку он ежедневно испытывает голод и жажду по справедливости, он снова и снова ищет спасительное Слово. Оно же может прийти только извне. Сам по себе христианин нищ и мертв, и помощь к нему приходит извне в Слове Иисуса Христа, которое приносит нам спасение, праведность, невинов­ность и блаженство.

Но это Слово Бог вложил в уста людей, чтобы оно и даль­ше произносилось среди других людей. Где оно дошло до одно­го, там он скажет его другому. Бог пожелал, чтобы мы искали живого Слова и находили его в свидетельстве брата, в человече­ских устах. Поэтому один христианин нуждается в другом христианине, который произносит ему Слово Божье, он нужда­ется в нем снова и снова, когда пребывает в неуверенности и унынии; ведь он не способен помочь сам себе, не обманув себя в отношении истины. Ему нужен брат как носитель и глашатай божественного спасительного Слова. Ему нужен брат ради одного только Иисуса Христа. Христос в собственном сердце слабее Христа в слове брата.

Поэтому цель всякого сообщества христиан ясна: они встречаются как носители послания спасения. Бог собирает их вместе, дарует им единение. Только через Иисуса Христа и «чу­жую праведность» их сообщество является обоснованным. Так что мы можем сказать: сообщество христиан порождено одним лишь библейским и реформаторским посланием об оправда­нии человека на основе милости, и на этом основывается стремление христиан друг к другу. 18

Во-вторых, один христианин приходит к другому только через Иисуса Христа. Среди людей часто происходят ссоры. «Ибо Он есть мир наш» (Еф. 2:14), - говорит апостол Павел об Иисусе Христе, в Котором древнее разорванное человечество стало единым. Без Христа нет мира ни между Богом и людьми, ни между двумя людьми. Христос стал посредником и восстано­вил мир между Богом и людьми. Без Христа мы не знаем Бога, не можем Его призвать, не можем к Нему прийти. Без Христа, однако, мы не знали бы и брата, не смогли бы прийти к нему. Путь перегорожен собственным «я». Христос освободил путь к Богу и брату. И теперь христиане могут жить в мире друг с дру­гом, могут любить друг друга, могут служить друг другу, могут стать едиными. Но отныне они могут сделать это только через Иисуса Христа. Только в Нем мы едины, только через Него мы можем быть связаны друг с другом. И в вечности Иисус Христос остается единственным посредником.

В-третьих, приняв образ во плоти, Сын Божий только из милости живо и истинно принял нашу сущность, нашу природу, нас самих. Таким было решение триединого Бога. И вот мы в Нем. Где бы Он ни был - Он несет нашу плоть, несет нас самих. Где Он, там и мы: под крестом и в Его воскресении. Мы - Его собственность, поскольку мы — в Нем. Потому Писание и назы­вает нас «Телом Христовым». Если же мы, прежде чем могли это узнать и захотеть, были избраны и приняты всей общиной в Иисусе Христе, то и в вечности все вместе являемся Его соб­ственностью. Мы, живущие здесь в общине Его, однажды будем в вечном единении у Него. Смотрящий на брата своего должен знать, что будет навечно объединен с ним в Иисусе Христе. Христианское сообщество означает единение через Иисуса Христа и в Иисусе Христе. На этой предпосылке базируются все содержащиеся в Писании указания и правила совместной жиз­ни христиан.

«О братолюбии же нет нужды писать к вам, ибо вы сами научены Богом любить друг друга... Умоляем же вас, братия, бо­лее преуспевать» (1 Фес. 4:9-10). Обучение братской любви Бог Сам взял в Свои руки; все, что люди здесь могут еще добавить, — это лишь напоминание о божественных наставлениях и пред­упреждение еще лучше их исполнять. Когда Бог умилостивился по отношению к нам, когда Он открыл нам Иисуса Христа как брата, когда Он завоевал наше сердце Своей любовью, тогда же началось и обучение братской любви. Бог был милостив к нам — и мы одновременно учились милосердию к нашим братьям. Принимая прощение вместо осуждения, мы становились гото­выми к братскому прощению. Что бы Бог ни совершал с нами, то же должны были и мы совершать с братом нашим. Чем боль­ше мы получали, тем больше могли мы дать, но чем беднее была наша любовь к брату, тем меньше жили мы, очевидно, Божьим милосердием и любовью. Бог учил нас относиться к друг другу как Он Сам отнесся к нам во Христе. «Посему принимайте друг друга, как и Христос принял вас в славу Божию» (Рим. 15:7).

И вот христианин, кому милосердный Господь предоста­вил совместную жизнь с другими христианами, учится тому, что называется «быть с братом». «Братьями в Господе» называет Павел свою общину (см. Флп. 1:14). Я брат другому тем, что Иисус Христос сделал для меня и на мне; другой стал моим бра­том тем, что Иисус Христос сделал для него и на нем. То, что мы братья только через Иисуса Христа, является фактом чрезвы­чайного значения. Мой брат тот, кто спасен Христом, оправдан Им от своих грехов и призван к вере и вечной жизни. То, что человек является христианином, не может обосновать нашего единения; для нашего братства определяющим является то, что этот человек явлен от Христа. Наше сообщество состоит лишь из того, что Христос сделал для нас обоих, и это действительно не только в начале, но и в течение долгого времени: так будет и в будущем, и во веки веков. В единении с другим христианином

20

я нахожусь лишь через Иисуса ХристаЛем истиннее и глубже становится наше единение, тем яснее и чище между нами будет становиться один Иисус Христос и тем живее дело Его. Повторю еще раз: мы даны друг другу только через Иисуса Христа, и через Иисуса Христа мы даны друг другу действитель­но, причем на веки веков.

Это с самого начала позволяет распрощаться с темным стремлением к чему-то «еще большему». Кто хочет иметь боль­ше того, что Христос установил между нами, тот желает не хри­стианского братства, а каких-то из ряда вон выходящих со­вместных событий, которых он недополучил где-то в другом месте. Такой человек привносит в христианское братство неяс­ные и нечистые желания. Именно в этом пункте на основе сме­шивания естественного влечения набожного сердца к сообще­ству с духовной реальностью христианского братства с самого начала этому братству грозит огромная опасность, тяжкое вну­треннее отравление. Для христианского братства все важное заключено в том, чтобы с самого начала стало ясно, что, во-пер­вых, христианское братство — не идеал, оно является боже­ственной реальностью; и, во-вторых, христианское брат­ство является духовной, а не физической реальностью.

Не идеал, но данная свыше реальность

Бесчисленное количество христианских сообществ раз­валилось лишь потому, что жило по своим желаниям. Именно серьезный христианин, войдя в первый раз в христианское со­общество, зачастую может привносить свое видение совмест­ной жизни христиан и стремиться его осуществить. Благодаря милости Божьей все мечтания такого рода быстро разрушают­ся. В результате этого мы начинаем испытывать разочарование в других людях, в христианстве вообще и даже в самих себе. Но,учитывая все это, Бог ведет нас к распознанию настоящего хри­стианского сообщества.

Только по милости Своей Он не допускает, чтобы мы, пусть даже несколько недель, жили выдуманной мечтой и отда­вались окрыляющим чувствам высокого предназначения, кото­рые, подобно опьянению, обрушились бы на нас. Ведь Бог есть Бог истины, а не бог возбуждения чувств. Лишь сообщество, по­знавшее великое разочарование со всеми его безрадостными и скверными явлениями, начинает становиться тем, чем оно должно быть перед Богом, начинает постигать в вере данное ему обетование. Чем раньше наступит час этого разочарования для каждого лично и для всего сообщества, тем лучше будет для всех. Сообщество же, которое не смогло вынести и пережить этого разочарования, которое упорно придерживается выдуманного образа, в тот же самый час обетования утрачивает стойкость и рано или поздно распадается. Каждый человеческий выдуман­ный образ, привнесенный в христианское сообщество, препят­ствует истинному единению и должен быть уничтожен, чтобы истинное сообщество могло жить. Тот, кто любит свою мечту больше, чем само христианское единение, станет разрушителем любого христианского сообщества, даже если он лично будет относиться к делу честно, серьезно и с полной отдачей.

Бог ненавидит пустые мечтания, ибо они делают человека гордым. Если человек идет на поводу своих представлений о со­обществе, он начинает требовать от Бога, от другого человека и от себя самого исполнения этого мечтания, в сообществе хри­стиан провозглашает свой собственный закон и на основе его судит братьев и Самого Бога. Он жёсток и считает себя вправе судить остальных братьев. Он поступает так, как если бы лишь он мог создать христианское сообщество, как если бы ему пред­стояло объединить людей. То, что происходит не по его воле, он называет ошибкой, там, где его представление разрушается, он видит разрушение и сообщества. Так он становится обвинителем своих братьев, потом обвинителем Бога и, наконец, отчаяв­шимся обвинителем самого себя.

Поскольку Бог уже положил единственно возможное основание нашего сообщества, поскольку прежде, чем мы пришли к совместной жизни с другими христианами, объеди­нил нас с ними в одно тело в Иисусе Христе, мы вступаем в со­вместную жизнь с другими христианами, благодаря Бога и при­нося Ему хвалу. Мы признательны Богу за то, что Он из нас сде­лал, за то, что Он дарует нам братьев, которые живут под Его призывом, под Его прощением, под Его обетованием. Мы не жа­луемся по поводу того, чего Бог нам не дает, но славим Его за то, что Он нам ежедневно дарует. А разве недостаточно того, что дано нам, а именно братьев, которые под благословением Его милости будут жить с нами и во времена греха и нужды? Разве любой дар Божий меньше, чем этот, непостижимо великий? Разве грех и недоразумения, осложняющие совместную жизнь христиан, не являются снова и снова поводом для благодарно­сти за то, что нам дано жить под прощающей любовью Божьей в Иисусе Христе? Разве не будет час моего великого разочаро­вания в своем брате несравненным часом излечения, поскольку он служит для меня основательным наставлением в том, что мы оба можем жить ни в коем случае не собственными словами и делами, но лишь на основе одного слова и одного дела, которые нас объединяют, а именно: на основе прощения грехов в Иисусе Христе? Там, где рассеивается утренний туман порож­денных мечтанием образов, наступает светлый день христиан­ского сообщества.

В христианском сообществе отношение к благодарности такое же, как и вообще в христианской жизни. Благодарящий за малое принимает и большое. Не благодаря за повседневную милость, мы мешаем Богу одарить нас великими духовными да­рами, которые у Него приготовлены для нас. Мы считаем, что нам недостаточно малой меры подаренных нам познания, опыта, любви, и всегда жадно стремимся к дарам еще большим. А потом жалуемся, что нам не хватает большей уверенности, сильной веры, богатого опыта, которыми Бог, мол, одарил дру­гих христиан, да еще считаем эти жалобы проявлением набож­ности. Мы молимся о больших вещах и забываем благодарить за повседневные, малые (которые в действительности вовсе не малы). Но как сможет Бог доверить большое тому, кто без бла­годарности стремится взять из Его реки малое? Благодарим ли мы ежедневно за христианское сообщество, в которое мы вош­ли, в том числе и там, где нет большого опыта, нет ощутимого богатства, а есть много слабостей, маловерия, трудностей? А ведь если мы только жалуемся Богу на бедность, на то, что не все соответствует нашим ожиданиям, — мы мешаем Ему под­держивать рост нашего сообщества в соответствии с мерой и богатством, которые уже положены для нас всех в Иисусе Христе.

Это особенно касается так часто звучащих жалоб пасто­ров и рьяных прихожан на свои общины. Пастор не должен жа­ловаться на свою общину, даже перед Богом не должен, не гово­ря уже о людях; не для того ему доверена община, чтобы он ста­новился ее обвинителем перед Богом и людьми. Тому, кто разо­злился на христианское сообщество, в которое он поставлен, и начинает это сообщество обвинять, нужно проверить себя са­мого: не идет ли здесь речь лишь о его мечтаниях, которые Бог в данном случае разрушает. Если это действительно так, пусть он благодарит Бога за то, что Тот послал ему это испытание. А если этот человек решит иначе, то пусть поостережется когда-либо становиться обвинителем общины Божьей; пусть лучше обвиняет сам себя в своем неверии и молит Бога о прощении собственной ошибки и собственного особенного греха: пусть молится и о том, чтобы не стать ему должником в отношении своих братьев; пусть станет ходатаем за своих братьев и делает то, что ему поручено, и благодарит Бога.

С христианским сообществом дело обстоит так же, как и с освящением христиан. Оно является даром Божьим, и мы не можем предъявить к нему претензий. А как в действительности обстоит дело с нашим сообществом, с нашим освящением — об этом знает лишь Бог. Кажущееся нам слабым и незначительным перед Богом может быть великим и величественным. Как не да­но христианину постоянно чувствовать пульс своей духовной жизни, так и христианское сообщество подарено нам не для то­го, чтобы мы непрерывно «измеряли его температуру». Чем бла­годарнее мы принимаем ежедневно то, что нам дается, тем уве­реннее и равномернее община день за днем будет расти и уве­личиваться по благоволению Бога.

Христианское братство не является идеалом, который нам было бы необходимо достичь. Оно существует в действи­тельности, оно создано Богом во Христе, и нам дано участво­вать в нем. Чем яснее научимся мы распознавать в Иисусе Христе основу, силу и обетование всего нашего единения, тем спокойнее научимся мы размышлять о нашем единении, мо­литься за него и надеяться на него.

Духовная, а не душевная действительность

Поскольку христианская община основывается на одном лишь Иисусе Христе, постольку она является «духовной», а не «психической» действительностью. И именно этим она отлича­ется от всех других сообществ. «Духовным» называет Священное Писание то, что совершает один Святой Дух, Который дарует нашему сердцу Иисуса Христа как Господа и Спасителя. «Психическим» («душевным») называет Писание то, что порождается на основе природных позывов, сил и желаний человеческой души.

Основа любой «духовной» действительности — ясное от­кровенное Слово Божье в Иисусе Христе. Основой всякой «душевной» действительности являются темные позывы и стрем­ления человеческой души. Основа духовного единения — исти­на, основа душевного единения — желание. Сущность духовно­го единения — свет: «Бог есть свет, и нет в Нем никакой тьмы» (1 Ин. 1:5); «Если же ходим во свете, подобно как Он во свете, то имеем общение друг с другом» (1:7). Сущность душевного об­щения — тьма: «Ибо извнутрь, из сердца человеческого, исходят злые помыслы» (Мк. 7:21). Духовное сообщество — это сообще­ство призванных Христом, а душевное сообщество — сообще­ство набожных душ. В духовном сообществе живет светлая лю­бовь братского служения — «агапэ», упорядоченное братское служение, смиренное подчинение брату; в душевном же тлеет темная любовь доброго, но одновременно и злого позыва — «эроса», хаотичное стремление к наслаждению, смиренно-вы­сокомерное подчинение брата собственному желанию.

В духовном сообществе правит Слово Божье, в душевном же наряду со Словом правит и человек, обладающий особыми силами, опытом, суггестивно-магической предрасположеннос­тью. Там связывает Слово Божье, а здесь привязывает, кроме то­го, еще и человек сам к себе. Там вся власть, почесть и господ­ство предоставлены Святому Духу, а здесь ищут власти и сфер влияния личного характера, лелеют их. Конечно, когда речь идет о набожном человеке, считается, что все это делается с на­мерением служить «всевышнему и наилучшему». Но на самом деле все это происходит для того, чтобы уклониться от Святого Духа, отодвинув Его в недействительную даль. Действительным здесь остается только душевное. Так что там правит Дух, здесь — психотехника, метод; там — наивная любовь, помогающая бра­ту; здесь — психологический анализ и конструкция; там — сми­ренное незамысловатое служение брату, а здесь — изучающе-расчетливое обхождение чужого человека.

Может быть, противоположность духовной действитель­ности и душевной реальности будет видна при таком наблюдении: внутри духовного сообщества никогда и ни в какой форме не бывает «непосредственного» отношения одного с другим, в то время как в душевном сообществе живет глубокое изначаль­ное желание воссоединения, непосредственного соприкосно­вения с другими человеческими душами, подобно тому, как в плоти живет желание непосредственного соединения с другой плотью. Это желание человеческой души ищет полного слия­ния понятий «я» и «ты», идет ли речь о воссоединении в любви, или о том (что в сущности одно и то же), что случается при на­силии одного человека над другим в сфере собственной власти и влияния. Здесь более сильный духовно позволяет себе все и внушает слабому восхищение, любовь или страх. Человеческие привязанности, симпатии, послушание являются здесь всем, и в искаженной форме «непосредственного общения» снова дает себя знать то, что является первоосновой и свойством общины, порожденной Христом.

В душевном сообществе имеет место и «душевное» обра­щение. Во всех формах проявления оно встречается там, где один человек сознательно или неосознанно злоупотребляет своей властью над отдельной личностью или же целым сооб­ществом. Здесь одна душа действует непосредственно на дру­гую. Слабый подавляется сильным, сопротивление его разруша­ется под влиянием сильного. Он подвергнут насилию, а вовсе не убежден в данном деле. Это проявится в тот момент, когда от него потребуется по-настоящему взяться за дело и когда это бу­дет происходить независимо от личности, к которой он привя­зан, или, может быть, даже вопреки ей. Душевно обращенный здесь споткнется, и тем самым станет очевидно, что обращение было совершено не Святым Духом, а человеком, и потому было непрочно.

Точно так же обстоит дело с «душевной» любовью к ближнему. Она способна к неслыханным жертвам и зачастую внешне превосходит истинную любовь Христа. Но это именно о ней апостол говорит: «И если я раздам все имение мое и от­дам тело мое на сожжение (это означает «если я свяжу наивыс­шие деяния любви с наивысшей отдачей себя делу»), а любви не имею (т.е. Христовой любви), — нет мне в том никакой пользы» (1 Кор. 13:3). Душевная любовь любит другого ради него самого, а духовная любовь любит его ради Христа. Потому душевная любовь ищет непосредственного соприкосновения с другим, она любит его не в его свободе, а привязывает его к себе; она стремится всеми средствами выигрывать, завоевывать, она тес­нит другого, стремится быть неотразимой, господствовать над ним.

Душевная любовь не особо нуждается в истине, она объ­являет истину относительной, поскольку ничему, в том числе и истине, не позволено становиться помехой между нею и воз­любленным человеком. Душевная любовь «желает» другого че­ловека, его ощущения, его взаимной любви, но она ему не слу­жит. А там, где ее служение видно другим, она, скорее всего, в самом деле «желает». В двух проявлениях, которые по сути од­но и то же, обнаруживается разница между духовной и душев­ной любовью: душевная любовь ради истинного сообщества не способна перенести отмену сообщества, ставшего неистин­ным; она неспособна любить врага, причем именно такого, ко­торый серьезно и упрямо ей сопротивляется. Оба эти явления одного происхождения: душевная любовь по сути своей явля­ется желанием, причем желанием душевного единения. Она са­ма делает себя самоцелью, объектом, божеством, которому и поклоняется, которому и должна все подчинить. Она лелеет, рассчитывает, любит саму себя и больше никого в мире. И пока она еще как-то может это желание удовлетворять, она не будет от него отказываться даже ради истины, ради истинной любви к другому. Но там, где ей уже никак нельзя ожидать исполнения своего желания, там для нее и «начинается враг». И здесь она превращается в ненависть, презрение и клевету.

Но именно здесь и начинается любовь духовная. И поэто­му душевная любовь становится ненавистью там, где она встре­чается с истинной духовной любовью, которая наполнена не же­ланием, а служением. Духовная любовь даруется Христом, она служит лишь Ему одному, она знает, что у нее нет непосредствен­ного доступа к другим людям.

Христос стоит между нею и другими. Что означает «лю­бовь к другому» — я знаю не с самого начала с точки зрения об­щего понятия «любовь», выросшего из моего душевного стрем­ления. Что есть любовь — мне скажет Своим Словом лишь Сам Христос. Вопреки моим собственным мнениям и убеждениям, Иисус Христос скажет мне, как действительно выглядит любовь к брату. Поэтому духовная любовь привязана только к Слову Христову. Там, где Христос позволит мне ради любви поддер­живать общение, там я и намерен его поддерживать; а где Его истина ради любви повелит мне отказаться от общения, там я от него и откажусь — вопреки всем протестам моей душевной любви. Поскольку духовная любовь движется не желанием, а служением, потому и любит она врага как брата. Она ведь по­рождается не братом или врагом, а Христом и Его Словом. Душевная любовь никогда не будет в состоянии понять любовь духовную, поскольку духовная любовь — явление, данное свы­ше, и для всякой земной любви она остается чем-то чужерод­ным, новым и непостижимым.

Поскольку Христос стоит между мною и другим, я не по­зволяю себе стремиться к «непосредственному общению» с этим другим. И так как лишь один Христос мог говорить со мной так, чтобы это было мне помощью, так и другому может помочь только Сам Христос. Но это означает, что я должен освободить другого от всех своих попыток решать за него, при­нуждать его, господствовать над ним. В своей свободе от меня другой хочет быть любим таким, какой он есть: именно тем, ра­ди кого Христос стал человеком, умер и воскрес, для кого Христос заработал прощение грехов и подготовил вечную жизнь. Так как Христос уже давно воздействовал на моего брата, прежде чем я начал на него воздействовать, поэтому брат и дол­жен быть освобожден для Христа; я же обязан принимать его только таким, какой он уже есть для Христа. В этом смысл заяв­ления, что мы можем принимать другого только через посред­ство Иисуса. Душевная любовь создает свой образ другого, об­раз того, кто он есть, и того, кем он должен стать. Она берет жизнь другого в собственные руки. Духовная же любовь рас­познает истинный образ другого, данный Иисусом Христом, — это образ, на который Иисус Христос повлиял и намерен вли­ять.

Поэтому духовная любовь оправдывает себя тем, что она во всем, что говорит и делает в отношении другого, предостав­ляет это Христу. Она не будет пытаться достичь душевного со­трясения другого на основе сугубо личного влияния, беспар­донно вторгаясь в его жизнь; она не станет наполняться радос­тью от набожного душевного разогрева и возбуждения, напро­тив, она встретит другого человека ясным Словом Божьим и на­долго оставит его наедине с этим Словом, снова освободит его, чтобы Христос смог воздействовать на него. Таким образом, она будет соблюдать границу, которая поставлена между нами Христом, и находить с каждым человеком полное общение во Христе, Который один нас связывает и соединяет. Таким обра­зом, она будет больше говорить с Христом о брате, чем с бра­том о Христе. Она знает, что ближайший путь к другому челове­ку идет через молитву ко Христу и что любовь к другому совер­шенно связана с истиной во Христе. Вот что с любовью гово­рит Иоанн, ученик Христа: «Я весьма обрадовался... что дети мои ходят в истине» (3 Ин. 3,4).

Душевная любовь живет неконтролируемыми и неподда­ющимися контролю желаниями — духовная любовь живет в яс­ности служения, предписанного истиной. Душевная любовь влечет за собой человеческое порабощение, привязывание, су-дорожность — духовная любовь порождает свободу брата под влиянием слова. Душевная любовь растит искусственные оран­жерейные цветы — духовная любовь порождает плоды здоро­вые, произрастающие под открытым небом Божьим под дож­дем, бурей и солнцем по Его благоволению.

Вот главное условие существования для любой объеди­ненной жизни христиан: совместно овладеть умением разли­чать разницу между человеческим идеалом и божественной действительностью, между духовным и душевным общением.

Для христианской общины вопрос жизни и смерти за­ключается в том, чтобы как можно быстрее понять это. Другими словами: совместная жизнь под Словом только там останется здоровой, где она не будет возносить себя как движение, как ор­ден, как организацию, как объединение набожности; где она понимает себя как часть целой, святой, всеобщей христианской церкви; где она деятельно и со страданием принимает участие в нуждах, борьбе и обетовании всей церкви.

Каждый принцип отбора и каждое связанное с ним отде­ление себя, которое по сути своей не определяется общей рабо­той, местными условиями или семейными взаимосвязями, пред­ставляют величайшую опасность для христианской общины. На пути духовного отбора или отбора духовенства всегда снова возникает душевное, что лишает сообщество силы его духовен­ства и действенности для общины, уводит его в сектантство: ис­ключение из христианского жизненного сообщества слабого, неприглядного и внешне бесполезного члена может означать исключение Христа, Который в этом бедном собрате стучится в дверь. Поэтому нам необходимо быть очень бдительными.

При невнимательном наблюдении можно было бы прий­ти к мнению, что смешение идеала и действительности, душев­ного и духовного происходит скорее всего там, где сообщество в своей структуре является многослойным, что означает, что там — в браке, семье или дружбе — душевное вообще играет первостепенную роль, а духовное лишь присоединяется к плот-ско-душевному. В этих сообществах есть опасность подмены и смешивания обеих сфер, в то время как в сообществах чисто духовного характера такое вряд ли может встретиться. Однако, думая так, мы впадаем в большое заблуждение. С учетом сути и опыта мы видим, что дело обстоит как раз наоборот. Суп­ружество, семья или дружба очень точно определяют границы сил, связывающих их вместе; хорошо знают, когда они здоровы; понимают, где заканчивается душевное и начинается духовное. Они знают о противоположности плотски-душевного общения духовному. И, наоборот, там, где образуется сообщество чисто духовного характера, неизмеримо больше опасность того, что в это сообщество будет привнесено и с ним смешано все душев­ное. Чисто духовное жизненное сообщество не только опасно, но и весьма ненормально как явление. Там, где существует теле­сно-семейное единение или сообщество серьезной работы, где повседневная жизнь со всеми ее требованиями к работающему человеку не вторгается в духовное общение, там необходима особенная бдительность и понимание. Поэтому, как показывает опыт, именно во время краткого досуга легче всего распростра­няются душевные идеи. Нет ничего легче, чем пробудить взвол­нованное общение в немногие дни совместной жизни, и нет ничего более фатального, чем ежедневное братское общение.

Наверняка нет христианина, которому Бог не подарил бы однажды в жизни воодушевляющего опыта настоящего христианского единения. Но такой опыт остается в этом мире ничем иным, как милостивым даром. У нас нет права на него, и мы живем с другими христианами не ради него. Не опыт хри­стианского братства, а крепкая и непоколебимая вера в христи­анское братство держит нас вместе. То, что Бог поддерживает нас и намерен делать это и дальше, мы понимаем в вере как ве­личайший дар Божий. Это наполняет нас радостью и блаженством, дает нам готовность отказаться от всего опыта, если Богу не будет угодно открыть нам этого в надлежащее время. Мы свя­заны в вере, а не в опыте.

«Как хорошо и как приятно жить братьям вместе!» — вос­хваляет Священное Писание совместную жизнь под Словом Божьим. В правильном толковании слово «вместе» должно под-разумывать: «когда братья через Христа живут вместе», ибо один лишь Иисус Христос есть единение для нас. «Он мир наш». Только через Него мы имеем доступ друг к другу, радость друг от друга, общение друг с другом.

 

 

Глава 2 Совсместный день

 

Тебе песнь утренней хвалы, К Тебе вечерняя молитва, Дай в славу нам Твою войти, И дай с Тобой навеки слиться.

Св. Амброзии

Начало дня

«Слово Христово да вселяется в вас обильно» (Кол. 3:16). Ветхозаветный день начинается и заканчивается с заходом солнца — это время ожидания. День новозаветной общины на­чинается ранним часом восхода солнца и заканчивается рассве­том нового утра — это время исполнения, Воскресения Господня. Ночью Христос был рожден, «Свет во тьме», обеден­ное время превратилось в ночь, когда Христос страдал и умер на кресте, но в раннее пасхальное утро Христос восстал из могилы как Победитель.

«Ранним утром, когда восходит солнце, Спаситель мой Христос воскрес; изгнал Он ночь греха; свет, свет принес и спас. Аллилуйя!»

Так пела община Реформации. Христос есть «Солнце правды» (Мал. 4:2), которое взошло для ожидающей общины, «Любящие же Его да будут как солнце, восходящее во всей силе своей!» (Суд. 5:31). Раннее утро принадлежит общине воскрес­шего Христа. При начале рассвета община поминает утро, в ко­торое были поражены смерть, Сатана и грех, а людям были да­рованы новая жизнь и спасение.

Что еще мы знаем о великой радости отцов и древнего христианства при утреннем возвращении света? Бог Отец и Создатель сохранил нашу жизнь в темной ночи и пробудил нас для нового дня; Бог Сын и Спаситель преодолел ради нас моги­лу и преисподнюю и пребывает среди нас Победителем; Бог Святой Дух ранним утром вложил в наши сердца Слово Божье как светлый солнечный луч, прогоняющий всякую тьму и обу­чающий нас истинной молитве. Если мы хотим снова чему-то научиться от восхваления, предназначенного ранним утром триединому Богу, тогда мы сможем представить себе эту ра­дость, когда после прошедшей ночи братья, живущие в един­стве, снова соберутся для совместного восхваления Бога своего,

36

совместного слушания Слова и совместной молитвы. Утро при­надлежит не каждому в отдельности, а общине триединого Бога, христианскому домашнему сообществу, братству. Существует множество древних песнен, которые община воз­носит ранним утром для совместной хвалы Богу. Так, «Богемские братья» поют на рассвете

«День изгонит темную ночь.

Христиане, проснитесь и бдите,

хвалите Господа Бога.

Помни, что тебя Господь создал по Своему образу,

чтобы ты Его познал.

День начинается и являет себя, Господь наш и Бог, хвала Тебе, благодарим Тебя, о благодетель, за то, что нас в ночи Ты сохранил.

Молим Тебя, храни нас впредь, храни нас, бедных странников, так будь же с нами, помоги и сохрани от всякого зла.

Восходит свет дневной, о братья, возблагодарим милосердие Бога, Который нас всех в ночи Своею милостью сохранил.

Прими же нас как дар, о Боже, наш Господь, чтоб наше слово, дело и желание вел Ты, как хочешь Сам, тогда добром будет наше дело».

Совместная жизнь под Словом начинается совместным богослужением ранним утром. Домашнее сообщество собира­ется для хвалы и благодарения, чтения Писания и молитвы. Глубокая утренняя тишина нарушается только молитвою и пе­нием общины. Тем благороднее звучат песня и Слово Божье по­сле молчания ночи и раннего утра. Священное Писание гово­рит по этому поводу, что поутру первая мысль и первое слово должны предназначаться Богу: «Господи! рано услышь голос мой, — рано предстану пред Тобою» (Пс. 5:4), «И рано утром мо­литва моя предваряет Тебя» (Пс. 87:14), «Готово сердце мое, Боже, готово сердце мое: буду петь и славить. Воспрянь, слава моя, воспрянь, псалтирь и гусли! Я встану рано» (Пс. 56:8-9). С наступлением утра жаждет верующий Бога и ищет Его: «Предваряю рассвет, и взываю; на слово Твое уповаю» (Пс. 118:147). «Боже! Ты Бог мой, Тебя от ранней зари ищу я; Тебя жаждет душа моя, по Тебе томится плоть моя в земле пустой, ис­сохшей и безводной» (Пс. 62:2). Премудрость Соломонова ука­зывает на то, «дабы известно было, что должно предупреждать солнце благодарением Тебе и обращаться к Тебе на восток све­та» (Прем. 16:28), а Иисус, сын Сирахов, говорит о книжнике таю «Сердце свое он направит к тому, чтобы с раннего утра об­ращаться к Господу, сотворившему его, и будет молиться пред Всевышним» (Сир. 39:6). Священное Писание говорит об утрен­нем часе как о времени особенной помощи Божьей. Граду Божьему обещано: «Бог поможет ему с раннего утра» (Пс. 45:6) и снова: «...милосердие Его... обновляется каждое утро» (Плач.

3:23).

Для христианина начало дня не должно быть загружено и заморочено суетой буднего дня. Над новым днем стоит Господь, создавший его. Вся тьма и путаница ночи с ее снами отступает перед ясным светом Иисуса Христа и Его пробуждаю­щего Слова. От него бежит все беспокойство, вся нечистота, все заботы и страхи. Поэтому пусть исчезнут на рассвете дня всяческие мысли и умолкнут массы бесполезных слов, пусть первое слово и первая мысль будут направлены Тому, Кому принадле­жит вся наша жизнь. «Встань, спящий, и воскресни из мертвых, и осветит тебя Христос» (Еф. 5:14).

Часто Священное Писание напоминает о том, что мужи Божий вставали рано, чтобы искать Бога и выполнять Его пове­ление. Так делали Авраам, Иаков, Моисей, Иисус Навин (см. Быт. 19:27; 22:3; Исх. 8:16; 9:13; 24:4; ИисН. 3:1; 6:12 и т.д.). О Самом Иисусе Евангелие сообщает без лишних слов: «А утром, встав весьма рано, вышел и удалился в пустынное место, и там молил­ся» (Мк. 1:35). Иногда человек встает рано и из-за беспокойства и забот. Писание называет это бесполезным: «Напрасно вы ра­но встаете... ядите хлеб печали» (Пс. 126:2). Мужи Священного Писания вставали рано из любви к Богу.

В совместное утреннее богослужение входит чтение Писания, песня и молитва. Насколько многообразны сообще­ства, настолько по-разному проводятся и утренние богослу­жения. Так и должно быть. Домашней общине с детьми необ­ходимо иное богослужение, нежели сообществу богословов, и неправильно пытаться уподобить одно другому. Но в каждое совместное богослужение входит слово Писания, церковная песня и молитва общины. Ниже поговорим об отдельных ча­стях совместного богослужения.

Секрет Псалтиря

«Назидая самих себя псалмами» (Еф. 5:19); «Научайте и вразумляйте друг друга псалмами» (Кол. 3:16). Исстари церковь придает особое значение совместному молению псалмами. Во многих церквях до настоящего времени это практикуется в на­чале каждого совместного богослужения. Мы это по большому счету утеряли и должны сначала найти обратный путь к молит-ие-псалму. Псалтирь занимает уникальное место во всем

Священном Писании. Он является Словом Божьим и — не счи­тая немногих исключений — молитвой человека. Как это пони­мать? Как может Слово Божье быть одновременно и молитвой к Богу?

Каждый, кто начинает молиться псалмами, поначалу пы­тается произносить их в личной форме, как собственную мо­литву. Но вскоре наталкивается на места, которые он от себя выговорить не может. Таковы, скажем, псалмы о невиновности, о мести и частично псалмы страдания. И, тем не менее, эти мо­литвы являются словами Священного Писания, которые верую­щий христианин не может отодвинуть в сторону, говоря, что они несовременны, устарели, «стоят на религиозно низшей сту­пени». Человек не может изменять слова Писания, но понимает, что и молиться этими словами он не может. Он способен их чи­тать и слушать как молитву другого человека, удивляться им, ис­пользовать как подспорье — но не в состоянии ни молиться ими, ни вычеркнуть их из Священного Писания.

Конечно, здесь практически в любом случае стоило бы сказать, что в такой ситуации каждый христианин должен для начала браться за те псалмы, которые он понимает и которыми может молиться, и что при чтении других псалмов ему необходимо научиться попросту оставлять непонятное и труд­ное в Священном Писании и возвращаться к простому и понят­ному. Но фактически молитва псалмами, трудная для нас, на ко­торой мы запинаемся, которая нас страшит, дает нам понять, что здесь молящимся является Кто-то другой, но не мы сами; что Тот, Кто здесь уверяет в Своей невиновности, Кто призыва­ет суд Божий, Кто впал в глубочайшее страдание, является ни­кем иным, как Самим Христом. Это Он здесь молится и не толь­ко здесь, но и во всех псалмах.

С древних времен Новый Завет и церковь это положение распознали и подтвердили. Человек Иисус Христос, Которому не чужда никакая нужда, никакая болезнь, никакое страдание и Который был совершенно невиновен и праведен, молится в Псалтире устами Своей общины. Псалтирь — это молитвенник Иисуса Христа. Его молитвы составили Псалтирь, который стал Его молитвой на веки веков. Вот так Псалтирь может быть од­новременно молитвой к Богу и Словом Самого Бога, именно здесь мы встречаемся с молящимся Христом. Иисус Христос молится псалмами в Своей общине. И Его община, и каждый в отдельности молится, но молится именно потому, что в нем мо­лится Христос; молится во имя Иисуса Христа; молится не по естественному позыву своего сердца, а из принятого человече­ского естества Христа; молится на основе молитвы человека Иисуса Христа. Но именно потому и обретает его молитва обе­тование быть услышанной. Поскольку в псалмах Христос мо­лится вместе с каждым и с общиной перед престолом Бога, по­скольку голоса молящихся звучат здесь вместе с молитвой Иисуса Христа, то и достигает их молитва слуха Божьего. Тут Христос стал их Ходатаем.

Псалтирь — это молитва Христа, представляющая Его об­щину. Но, поскольку Христос пребывает у Отца, то новое чело­веческое естество Христово — Тело Его на земле — молится Его молитвой до завершения времен. И не отдельному члену, но всему Телу Христову принадлежит эта молитва. Только в Нем как в целом живет все то, о чем говорит Псалтирь, чего никогда не сможет полностью понять и назвать своим собственным каждый в отдельности. Поэтому молитва псалмами особенным образом должна быть представлена в общине. Ни строфа, ни псалом не являются моими собственными, они являются и мо­литвой кого-то другого из общины, и наверняка молитвой ис­тинного человека Иисуса Христа и Его Тела на земле.

В Псалтире мы учимся молиться на основе молитвы Христа. Псалтирь является великой школой моления.

Во-первых, здесь мы учимся, что вообще означает «мо­литься», молиться на основе Слова Божьего, молиться на основе обетовании. Христианская молитва зиждется на прочном осно­вании Слова откровения и не имеет ничего общего с неопреде­ленными страстными желаниями. Мы молимся на основе мо­литвы истинного человека — Иисуса Христа. Это и имеет в виду Писание, когда говорит о том, что Святой Дух молится в нас и за нас, что Христос молится за нас, что мы только во имя Иисуса Христа можем праведно молиться Богу.

Во-вторых, молясь псалмами, мы учимся тому, как нужно молиться. Мы произносим всю молитву Христову, которая явля­лась молитвой Того, Кто был истинным человеком и Кто един­ственный обладает полной мерой этих молитв.

Значит, нам позволено произносить и псалмы мести? Нам как грешникам, связывающим эти псалмы с плохими мыс­лями, не позволено этого делать; но нам, в ком пребывает Христос, Который все возмездие Божье принял на Себя, Которого вместо нас настигла Божья кара, Который, будучи на­стигнутым возмездием Божьим, смог простить врагам, Который Сам принял возмездие, чтобы враги Его смогли освободиться, — нам как членам сообщества Иисуса Христа позволено произ­носить и эти псалмы, произносить их в молитве через Иисуса Христа, из сердца Иисуса Христа.

Позволено ли нам вслед за псалмопевцем называть себя «безвинными», «богобоязненными» и «праведными»? Нам не по­зволено это, потому что мы «сами по себе», нам нельзя этого де­лать из своего превратного сердца; но мы можем и должны де­лать это из сердца Иисуса Христа, которое было безгрешно и чисто, это позволено нам из безвинности Христовой, в кото­рой Он дал нам соучастие через нашу веру; мы, которым «Христова кровь и праведность стали украшением и почетным одеянием», можем и должны произносить псалмы безвинности, которые являются молитвой Христа за нас и Его даром нам. И эти псалмы принадлежат нам через Него.

А как произносить нам молитвы несказанной нужды и страдания, с которыми мы вряд ли сталкивались и которые мы даже отдаленно не можем себе представить? Произносить не для того, чтобы вникнуть в то, чего мы по собственному опыту не знаем, не для того, чтобы самих себя пожалеть? Но посколь­ку все это истинно и действительно было во Христе, поскольку человек Иисус Христос принял недуг, боль, позор и смерть, по­скольку Он в Своем страдании и смерти умер за всю плоть — поэтому мы можем и должны произносить псалмы страдания. Смерть нашего ветхого человека через смерть Иисуса на кресте дает нам право на эти молитвы. Через крест Иисуса эти псалмы стали уделом и молитвой из Его сердца Тела Его на земле.

В-третьих, молитва псалмами учит нас молиться вместе. Молится Тело Христово — и я, как один из его членов, пони­маю, что моя молитва является только маленькой частью всей молитвы общины. Я учусь молиться молитвой Тела Христова. Это поднимает меня над моей ограниченностью и заставляет меня молиться не только за себя. Весьма вероятно, что в ветхо­заветной общине многие псалмы произносились попеременно. Так называемый «parallelismus membrontm» — странное повто­рение одного и того же разными словами во второй строчке строфы — наверняка не только литературная фигура, но и об­раз, который имеет церковно-теологический смысл. Стоило бы исследовать этот вопрос основательно.

В этом отношении особенно ясным примером является Псалом 5. Его поют два голоса, которые разными словами пред­ставляют перед Богом одну и ту же причину моления. Не явля­ется ли это указанием на то, что молящийся молится не один и что всегда должен молиться кто-то другой — член общины, член Тела Христова или Сам Иисус Христос, — чтобы молитва отдельного человека становилась истинной молитвой? Повторение одного и того же, выходящее в Псалме 118 даже на уровень «недоступно-неистолковываемо-простого», «нежела-

ния подвести черту», не должно ли точно так же указывать на то, что каждое слово молитвы стремится проникнуть в такую глубину сердца, которая может быть достигнута только непре­рывным повторением? Что в молитве речь идет не об одноразо­вом, полном нужды или радости «выворачивании» человеческо­го сердца, но о непрерывном, постоянном обучении, преклоне­нии, запоминании и принятии воли Божьей в Иисусе Христе? Ётингер в своем толковании псалмов открыл глубокую истину, когда включил весь Псалтирь в семь просьб молитвы «Отче наш». Тем самым он хотел сказать, что в объемной, большой книге речь идет о том же, что и в кратких просьбах молитвы Господней. Во всех наших молитвах всегда остается только мо­литва Иисуса Христа, являющаяся обетованием и освобождаю­щая нас от языческой болтовни. Чем глубже вникнем мы в псал­мы, чем чаще будем использовать их как молитву, тем проще и богаче будет наша молитва.

Читая Писание

«Занимайся чтением» (1 Тим. 4:13). После моления псал­мами следует чтение Писания, прерываемое песней домашней общины. И прежде чем мы приступим к правильному совмест­ному чтению Писания, нам необходимо преодолеть некоторые предубеждения. Почти все мы выросли в убеждении, что читаем Писание для того, чтобы услышать Слово Божье для сегодняш­него дня. Поэтому у многих чтение состоит лишь из некоторых коротких избранных фраз, которые должны образовать слово-девиз на предстоящий день. Не вызывает сомнения, что девиз общины и всех, кто его применяет, — это благословение. Именно во времена борьбы церкви многие поняли это к своему большому удивлению. Также не стоит сомневаться в том, что короткие лозунги и девизы не могут и не должны заменять со­бой чтение Писания. Священное Писание не является лозунгом

дня, оно предназначено для всех времен до самого последнего дня. Священное Писание — это больше, чем лозунг, и больше, чем «хлеб на один день». Оно является откровением Бога для всех людей и всех времен. Священное Писание — книга, содер­жащая отдельные высказывания, это нечто целое, и раскрыться оно может только как целое.

Будучи целым, Писание является Божьим Словом откро­вения. Лишь во взаимосвязях Ветхого и Нового Заветов, обето­вания и его исполнения, жертвы и закона, закона и Евангелия, креста и Воскресения, веры и покорности, обладания и надеж­ды становится возможным восприятие полного свидетельства о Господе Иисусе Христе. Поэтому совместная молитва кроме мо­ления псалмами обязана содержать еще и длительное чтение Ветхого и Нового Заветов.

Христианская домашняя община наверняка должна быть в состоянии прочитывать и прослушивать утром и вечером по одной главе из Ветхого Завета и по полглаве из Нового Завета. При первой попытке, однако, окажется, что даже этот неболь­шой объем большинство прочесть не сможет. Многие считают, что нельзя действительно воспринять и усвоить такое большое количество мыслей и взаимосвязей и что не стоит прочиты­вать больше, чем человек способен серьезно переработать, иначе это будет пренебрежением Словом Божьим. И, высказав это мнение, человек будет снова удовлетворяться чтением ло­зунгов.

На самом деле под этими соображениями скрывается тяжкая вина. Если нам, взрослым христианам, уже тяжело вос­принять целиком одну главу из Ветхого Завета, то это должно наполнить нас чувством глубокого стыда: ведь если была из­вестна суть того, что мы читаем, то чтение главы не давалось бы нам с трудом. Значит, нам нужно признаться, что Священное Писание по большому счету все еще нам незнакомо. Разве мож­но не испытывать вины за наше незнание Слова Божьего и не

стараться серьезно и верно наверстать упущенное? И не долж­ны ли быть впереди всех в этом деле именно теолога?

А возражения, что, мол, совместное богослужение пред­назначено не для того, чтобы знакомиться с Писанием, и что это обыденная цель, которая должна быть достигнута вне бо­гослуж