дрес редакции: 125015, Москва, Новодмитровская ул., 5а.

рий ПЕРЕСУНЬКО — В ночь на двадцатое., 2

А. ТОРОСОВ — Следующий день..................................... 48

Гюнтер ШПРАНГЕР — На прекрасном голубом

Дунае,,.......................,.......................................... 64

№ 109

ДЕВЯТНАДЦАТ Ы Й ГОД ИЗДАНИЯ

Юрий ПЕРЕСУНЬКО

ВНОЧЬНАДВАДЦАТОЕ

Повесть

I

В

полупустом гараже было тепло и уютно. Вдоль стен сухо потрескивали отопительные батареи, и даже не вери­лось, что за порогом метет занозистая поземка, а столбик термометра давным-давно упал за ярко-красную отмет­ку —50°. Рабочий день уже кончился, и гулкую тишину гаража нарушал только Колька Митрохин, который все еще возился под «газоном», подтягивая разносившиеся рес­соры.

Механик Семенов недовольно покосился на парня, который без году неделя как работал в гараже, посмотрел на часы — стрелки показывали семь.

«Тоже мне — ударник! — с непонятной злостью подумал Се­менов. — Хоть бы навар имел, а то так, за здорово живешь пе­рерабатывает. — Семенов зло сплюнул на бетонный пол, пнул тяжелый скат ЗИЛа. — Ишь чего придумали! Ремонт машин свалить на механиков и слесарей, а шоферов — на заготовку леса, рабочих рук, видите ли, не хватает».

Семенов поднялся в кабину ЗИЛа, собрал свой инструмент, разбросанный на сиденьях, сложил его в замасленный чемо­данчик. В голове опять замельтешило накипевшее.

«А Жарков-то, сосунок... Вместо того, чтобы самому под ма­шиной повозиться, указание ценное выдал: ты, мол, Петрович, вкладыши проверь, стук иной раз появляется. Ишь ты, про­верь, — распалял себя Семенов. — Возьми да сам и проверь. Маленькую профилактику тебе сделал, и будь доволен».

Он спрыгнул с подножки, хлопнув дверцей так, что лязгнула металлическая обшивка.

Из-под «газона» высунулся Митрохин, спросил:

— Ты чего?.

Семенов скосил глаза на слесаря, с трудом сдержался, чтобы не сказать ему чего-нибудь этакого, тяжело зашагал в отгоро­женную конторку завгара. Там он подошел к телефону, сказал глухо в трубку:

— Соедини-ка меня с квартирой завгара.

В мембране послышался щелчок, длинные гудки, затем зна­комый голос сказал:

— Я слушаю.

— Лексеич! Это Семенов говорит. Можешь снимать с ямы
жарковский ЗИЛ. Да, полный порядок. Ни хрена там не сту­
чит. Просто за машиной следить надо. Вот, вот, и я о том же
говорю. Так что я домой пошел.

Семенов услышал отбой, но все держал трубку. В голове зре­ло какое-то решение, смутное, неуловимое. Он постучал паль­цем по рычажкам, вызывая телефонистку.

— Алле, узел? Слушай, красавица, соедини-ка меня с Мага­
даном. Что? Связи пет? Обрыв? А когда будет? Все понятно.
Завтра ремонтную бригаду вышлете, а через три дня связь
дадите. Работнички... Работать, говорю, надо, а не резолюции
выносить.

Семенов со злоетью бросил трубку и зашагал по бетонному полу гаража к выходу. Волна морозного воздуха ударила в лицо, захлестнула дыхание. Семенов, позабывший надеть рука­вицы, сунул вмиг озябшие руки в карманы полушубка, оста­новился, всматриваясь в темноту поселка. Недавний страшной силы буран, упавший на Красногорье, завалил чуть ли не до окон приземистое общежитие строителей, выровнял, словно сот­ня бульдозеров поработала над планировкой, строительную площадку будущего комбината, где закладывался нулевой цикл. Теперь снега не было, но все такой же свирепый ветер сви­стел и гудел над поселком, изо всех сил раскачивал уличные фонари.

Кое-где вызвездилось безлунное небо, и Семенов невольно передернул плечами, представив себя в такую ночь в- далеком рейсе. А ведь три дня назад в Магадан за грузом по автозим­нику ушла колонна тяжелых машин; один только ЗИЛ Жаркова

 

торчал на ремонте. «Интересно, успели они проскочить пере­вал?» — невольно подумал Семенов. И вдруг новая волна непо­нятной злости захлестнула его.

«Сопляки хреновы, — мысленно выругался он. — Стройка только начинается, а им уже и типовые общежития, и паровое отопление, даже плиты электрические с конфорками. Работ­нички...»

Где-то в глубине души Семенов понимал причину своей зло­бы: эти слесаришки с комсомольскими билетами в карманах предупредили его, что если он еще хоть раз возьмет с шоферов деньги за ремонт, то они вынесут этот вопрос на профсоюзное собрание..

«Щенки! Думают, что я им за один оклад вкалывать буду!»

Семенов поднял воротник, пошел к выездным воротам. Оста­новился около навеса, под которым раскачивалась лампочка, посмотрел на термометр, примощенный в закутке, удивленно покачал головой — спиртовой столбик стоял на отметке —58°.

II

Тягучая от гнетущего мороза ночь медленно опускалась па Красногорье, совсем -еще небольшой поселок строителей, зате­рявшийся среди безбрежья колымской тайги. Мороз и обру­шившийся с Северного Ледовитого океана ветер своей жесто­кой мощью давили на этот клочок земли, где должны были вы­расти корпуса обогатительного комбината. Ветер гудел над тайгой, над отрогами хребта, до дна высушивая перемерзшие ручейки и речушки, выворачивая и сдвигая устоявшиеся нале­ди больших рек. С оглушительным треском лопались де­ревья, пряталось под снег и в свои норы таежное зверье.

Намаявшись за день, спали красногорцы, еще пе зная, что ждет их этой ночью.

Телефонный звонок долго и въедливо звонил над самым ухом. Начальник строительства Красногорского обогатитель­ного комбината Михаил Михайлович Мартынов включил ноч­ник, посмотрел на часы: стрелки показывали двадцать минут второго. Нашарив под кроватью тапочки, прошлепал к теле­фону. Поднял трубку, спросил недовольно:

— Ну?

— Михаил Михалыч? Это Лукьянов говорит, мехапик с ко­
тельной. Чепе, товарищ Мартынов, водоприемные насосы воду
не дают. Котлы работают на пределе.

— Что-о?! — Мартынов почувствовал, как волна крови уда­
рила в голову, стало трудно дышать.

Проснулась жена. Приподнявшись, недоуменно посмотрела на мужа, спросила глухим от сна голосом:

— Что там?

Мартынов отмахнулся от нее и, пытаясь собраться с мыс­лями, сказал в трубку:

— Слушай, Лукьянов, срочно направь кочегаров к водо­
приемнику, пусть долбят разведочную майну. Сейчас я приду

в котельную. Если воды хватать не будет, отключи управлен­ческий блок, гараж, мастерские. Все!

Мартынов бросил телефонную трубку на рычажки, ладонью растер левую сторону груди: в последние годы все чаще да­вало знать о себе сердце. Врачи запрещали курить, перегру­жать себя работой, волноваться, нервничать, а как быть спо­койным, когда... Мартынов закурил, закашлялся, ткнул оку­рок в пепельницу, держась за грудь, потрогал отопительные батареи. Они были еще теплыми.

— Случилось чего, Миша?

Тревожный голос жены вывел Мартынова из забытья.

— Похоже, да. Если только трубопровод не засорился, зна­
чит, дело дрянь, Алена. Котельная может остаться без воды.

Жена привстала па кровати, сказала беспечно:

— Ну и что?..

— Помолчи! — оборвал ее Мартынов. — Я пойду в котель­
ную, затем к водозаборнику, а ты срочно обзвони ведущий
управленческий персонал и вызови Старостина. Чтобы все
немедленно собрались у меня в кабинете. Парторгу не звони:
он с колонной машин уехал в Магадан.

От ручья Профсоюзный, из которого насосы качали воду для котельной, до управленческого блока, где размещалась контора, было не больше километра, но Мартынову казалось, что этому километру никогда не будет конца. Согнувшись и закрывая лицо от жалящего ветра, порой утопая по пояс в снегу, он упрямо продирался вперед, выиекивая в черноте безлунной ночи редкие поселковые огоньки. Предательски покалывало сердце, но Мартынов старался не обращать на это внимания, лихорадочно соображая, как выйти из того поло­жения, в котором оказался поселок, да и все строительство комбината. В голове все время звучали слова кочегара, ска­занные у только что выдолбленной разведочпой майны: «Хреновые дела, Михалыч, речка-то до дна промерзла». Мар­тынов не сразу поверил — уж слишком страшным было это известие, — схватил водомерную рейку, сунул в прорубь, быстро вытащил, поднес к костру — вода захватила самый кончик рейки. «Да, нешуточное дело, — говорил кочегар. — В котлах вода еще есть, так что кое-какое время продержим­ся, а там что-то надо решать. Трубопровод уже прихватило».

Закрутившаяся ""Снежной спиралью поземка жгучими колюч­ками дохнула в лицо, заставила зажмуриться, прикрыть лицо руками. Это вывело Мартынова из полузабытья, и он почти побежал к светящимся окнам конторы, ожесточенно растирая рукавицей онемевшие щеки, нос, лоб.

Кабинет начальника строительства тревожно гудел разно­голосым гулом. Никто не знал, зачем их вытащили из теплых постелей в два часа ночи. Увидев Мартынова, люди в какую-то секунду притихли, но затем тревожный гул взорвался вновь с удвоенной силой. На Мартынова посыпались вопросы, но он молча прошел к батареям отопления, потрогал их. Ра­диаторы были еще теплыми.

Все так же молча Мартынов снял полушубок, шапку, шарф,

 

повесил все это на вешалку. Затем прошел к своему креслу, сел в него, окинул взором собравшихся, сказал негромко:

— Поселок на грани катастрофы. Почти полностью вымерз
ручей Профсоюзный. Котельная держится на последнем
запасе воды. А это значит, что скоро люди останутся без
тепла, все равно что без жилья" в шестпдесятпградусный
мороз.

На какое-то мгновение в кабинете стало до жути тихо, и слышно было, как завывает ветер под стрехамп крыши. По­том вдруг кто-то вскочнл, потрогал батареи, и кабинет взо­рвался гулом голосов.

— Тише, тише, товарищи! — Мартынов ожесточенно растер
левую сторону груди, встал. — В панику вдаваться нечего,
а вот найти общее дельное решение необходимо. За вами
слово, Виктор Евгеньевич.

Все, как один, повернулись к главному инженеру, словно лишь от него сейчас зависела судьба Красногорья.

Яшунин исподлобья оглядел собравшихся, поиграл крутыми желваками, сказал глухо:

— Решение здесь возможно только одно: делать водопри­
емную врезку на реке и вести туда новый трубопровод. А во­
обще-то, Михаил Михайлович, об этом нужно было кое-кому
раньше подумать,

Мартынов посмотрел на Яшунина, сказал усталым голосом: - Об этом мы в следующий раз поговорим, тем более что

насосная и трубопровод строились по техническому проекту.

Ну а что касается существа вопроса, то ведь это па целых

триста метров длиннее!.. А где трубы взять?

— Значит, придется кусками размораживать старый трубо­
провод, резать трубы и стыковать их на новой трассе водо­
вода. Правда, на это уйдет не менее двух суток, страшных
суток.

— Двое суток... — Мартынов задумчиво потер переносицу,
посмотрел на притихших людей. — Двое суток... Но мы не
можем на двое суток оставить без тепла ясли, детсад, боль­
ницу, школу, тем более что в этих домах, как, впрочем, и в
детальных, нет печей.

— У нас же есть водовозка, Михал Михалыч. — Спокой­
ный голос завгара разрядил сгущающуюся тишину. — Она
сможет обеспечить хотя бы один котел. И если отключить
все другие теплотрассы, то этого, я думаю, хватит на обогрев
яслей, садика да и больницы, наверное.

— Это какой-никакой выход. Но ведь двое суток..; — Мар­
тынов исподлобья- посмотрел на Антона Старостина, спросил
глухо: — Ну что, комсомол? Стройка комсомольская, почти
три четверти рабочих — молодежь, выдержите?

Молчавший до этого Антон поднялся, сказал угрюмо;

— Комсомол выдержит.

— Комсомол-то, может, и выдержит, — взорвался началь­
ник отдела снабжения, — а из чего будем водовод делатЁ?
Труб, что на складе, дай бог метров на двести наскрести.
Весь запас на перевалочной базе, а это восемьдесят кило­
метров по зимнику. Кто их оттуда привезет, когда буквально
все машины ушли в Магадан за грузом? — Он замолчал, ало

покрутил головой, как бы освобождаясь от душившего шарфа, добавил на одном выдохе: — Вот уж верно говорят, что одна беда в дом не приходит. Как назло, и телефонная связь обо­рвана. Так бы можно было дозвониться до базы.

вва Есть у нас один ЗИЛ, — перебил снабженца завгар. — Прекрасная, высокопроходимая машина, только что с ремон­та, да и шофер — дай бог чтобы все такие были. Он и поедет за трубами.

Мартынов почувствовал, как что-то тяжелое, давящее от­легло от сердца.

- Так и порешили, — сказал он. — Вы, Владимир Алек­сеевич, немедленно отправляйте ЗИЛ на базу. Кстати, не за­будьте дать шоферу напарника. Всем остальным идти по об­щежитиям и домам и будить людей. Моим заместителем на это время назначаю начальника комсомольского штаба стройки Антона Старостина.

III

Излучина реки круто вильнула влево и, прижимаясь к об­рывистой скале, начала медленно обходить огромную, порос­шую стлаником и редкими лиственницами сопку, которая, казалось, назло выперла в этом месте, чтобы заставить реку попетлять в отротах хребта, удлинить и без того длинный автозимник.

В четыре утра, едва успев разогреть двигатель, выехал из гаража Сергей Жарков, поди уж час как в пути, а ЗИЛ про­шел едва километров двадцать. Пронесшийся снежный буран начисто перемел наезженную колею, оставив после себя не­проходимые заструги, тяжелые шапки сугробов. Хорошо еще, что колопна машип ушла в Магадан за день до пурги, а то сидеть бы им на перевале, ожидая «летной» погоды.

Урча и словно утка переваливаясь с боку на бок, ЗИЛ Жар­кова медленно продирался по снежной целине. Сергей поко­сился на заснувшего Митрохина, включил дальний свет. Сра­зу тысячами светлячков вспыхнули снежинки. «Сюда бы художников да туристов возить, будь морозец градусов на сорок поменьше, — почему-то подумал Жарков. — Вот она, красотища-то какая! Ни в одном кино не увидишь».

Неожиданно машину тряхнуло, на какое-то мгновение она остановилась, словно раздумывая, стоит ли продираться даль­ше. Сергей включил демультипликатор, и ЗИЛ, надрывно урча, начал медленно карабкаться вперед, подминая под себя сугроб.

Проснулся Колька Митрохин. Открыв сначала один глаз, затем второй, он ошалело ватрдс головой, спросил хриплым со сна голосом:

— Сколько уже?
— Пять.

Митрохин прищурился, высматривая в свете фар обрыви­стые склоны сопок, с досадой покрутил головой.

— Глухариная?
—- Она самая.

— Как черепахи ползем.

Сергей помолчал, резко крутанул баранку. Кажется, он съехал со старой колеи, и теперь ЗИЛ упрямо продирался по глубокому снегу, спотыкаясь на застругах, вырывая из рук непослушную баранку. Машина натужно ревела, но все это было бы полбеды, если бы не резко упавшее давление масла.

И тут в ровном гуле двигателя Сергей уловил какой-то но­вый звук. Не веря самому себе, он повернулся к Митрохину.

— Ты ничего не слышишь?

— Н-нет. А что?

— Вроде бы стук.

Николай закрыл глаза, подался вперед.

— Вроде бы что-то есть...

— Вот сволочь! — Сергей ударил кулаком по баранке. —
Вернемся обратно, при всех ему морду набью.

— Кому это?

— Да механик, сволочь, машину из ремонта выпустил, а
вкладыши, видно, не заменил.

— Дела-а...

Впереди в свете фар вырос огромный сугроб. ЗИЛ взре­вел, остановился. Сергей подал рычаг раздаточной коробки и почти физически ощутил, как машина сантиметр за санти­метром прокладывает себе первопуток.

Не выпуская баранки, Сергей открыл дверцу, пытаясь рас­смотреть дорогу, встал на подножку. Пронизывающий ветер ворвался в кабину, в секунду выстудил ее тепло.

— Вот погодка. Даже высунуться нельзя. — Он захлопнул
дверцу, подул на пальцы. — Вмиг прихватывает.

— Погодка... — уважительно сказал Митрохин. Он поежил­
ся в своем поношенном солдатском бушлате, откинул со лба
белобрысую прядь волос. — Я уже год па стройке, а и не
слышал, что может быть такое: мороз под шестьдесят и вет­
рище...

— А я здесь, можно сказать, с первого колышка. — Сер­
гей, не выпуская баранки, ловко достал из пачки папиросу,
чиркнул спичкой, прикуривая. Горьковато-сладкий запах та­
бака наполнил кабину. Жарков затянулся, кивнул Николаю:
кури.

— А я не курю, — сказал Митрохин. — Бросил еще в
армии.

— Молоде-ец, — Сергей с одобрением посмотрел па Коль­
ку. — А я несколько раз собирался бросить, да все никак
не получается. А надо бы. Наташка ругается, говорит: всю
комнату прокурил.

— Она у тебя в отпуске, что ли?

— Ну да. На материк с Борькой уехала. Я тоже хотел вме­
сте с ними махнуть, да начальство не отпустило. Ну ничего.
Через месяц встречать буду. А Борька там пока останется.
Теща ругается на Наташку, говорит: куда в такой холод маль­
ца повезешь?

— Правильно...

В кабине опять «тало тепло, Колька расстегнул бушлат.

— Давай покручу? — предложил он, кивнув на баранку.

— Обожди. Вот в тайгу въедем, дорога полегче станет, тогда... — сказал Сергей и сморщился как от зубной боли, прислушиваясь к усиливающемуся стуку.

Теперь уже двигатель «молотил» основательно, и не надо было особо вслушиваться, чтобы определить поломку. Резко упало давление масла.

От досады на самого себя, на халтурщика-механика, кото­рый поленился заменить вкладыши и не предупредил его об этом, Сергей зло крутил баранку, высматривая дорогу в тусклом свете фар. Где-то в подсознании лихорадочно би­лась мысль: «Сколько еще? Километр? Два? А потом?.. Есть запасные вкладыши и прокладки, да толку-то?.. Даже в га­раже на этот ремонт ушло бы три часа...»

Сергей, прищурившись, всмотрелся в полосу бежавшего впереди света, чертыхнулся: перед радиатором опять вырос снежный нанос. Резко крутанув баранку вправо, он, не вклю­чая демультипликатора, на скорости проскочил нанос; полоса света вырвала из темноты заснеженный распадок сопки, по­росший на склонах чахлыми лиственницами, каким-то чудом схватившимися корнями за каменные осыпи. И ни одного звериного или птичьего следа! Нетронутая сяежпая целина тысячами блестящих искорок светилась под светом фар.

— Березовый?

Ушедший в себя Сергей вздрогнул, услышав голос Николая, разжал плотно сомкнутые губы.

— Он самый.

От этого ручья до въезда в тайгу оставалось километров де­сять,

На какое-то время в кабине опять наступило тягостное мол­чание, перебиваемое лязгающими ударами. Казалось, что мо­тор пошел вразнос и еще секунда-другая — и вся эта кон­струкция из болтов и гаек развалится и отойдет синим дымком.

Митрохин повернулся к Сергею, спросил с надеждой:

— Может, дотащимся до базы? — Он 'неопределенно кив­
нул на лобовое стекло.

Сергей помолчал, вслушиваясь в лязгающие ритмичные удары, покачал головой.

— Вряд ли. А рисковать нельзя — коленвал заклинит.

— Но... — Митрохин тронул Сергея за рукав. — Попробуй,
Серега. — Он сглотнул комок, подступивший к горлу. —
Ведь погибнем же здесь, к чертовой матери. Вкладыши нам
адесь не поменять — замерзнем на ветру. Ведь всего полета
километров, — уговаривал он.

Жарков молча гнал машину вперед. Теперь он уже не об­ращал внимания на Митрохина, что-то говорящего вполголоса, и только со страхом прислушивался к усиливающемуся стуку в двигателе.

ЗИЛ проскочил еще один распадок, полосой света выхватил из темноты крутой, почерневший и потрескавшийся от мороза склон сопки на правом берегу. Брусничная. Отсюда до по-

ворота, где зимник сворачивал в тайгу, оставалось километ­ров семь.

Неожиданно Сергею послышалось, будто стук в двигателе усилился. Он сброспл газ, переключил скорость. Точно, мотор молотил вовсю, заставляя сжиматься сердце от тяжелого предчувствия. В голове вихрем полетели мысли: «Может, пронесет? А если заклинит? Тогда все? А как же трубы? Ведь его ждут в поселке. Ну, Серега, решайся!»

Сергей искоса посмотрел на Митрохина, выключил дальний свет, проехал еще метров десять, остановился. Митрохин оша­лело повернулся к Жаркову.

— Чего это ты надумал?

И тогда лишь, когда Сергей медленно, словно раздумывая, опустил руки, он вскинулся, потянулся к баранке. Торопясь и глотая слова, затараторил зло:

— Ты это брось дурить. Давай я покручу, а ты на моем
месте посиди...

— Ну-ка убери лапы! -~ Жарков шевельнул широкими
плечами, оттесняя Митрохина, сказал глухо: — Надо прове­
рить двигатель на других режимах. Может, и не вкладыши.—
Он поплотнее запахнул полушубок, с тоской посмотрел в бо­
ковое стекло, за которым чернел пугающий провал ночи. Если
бы не эта авария в поселке, можно было бы плюнуть на все
и гнать машину до предела — пока коленвал не заклинит.
Но сейчас нельзя. Нельзя! Нельзя рисковать. ЗИЛ нужен жи­
вой. Он должен добраться до базы, а затем вернуться в Крас-
ногорье.

Тугая плотная волна морозного воздуха обожгла лицо, за­била дыхание. Сергей спрыгнул в снег, захлопнул дверцу ка­бины. В этом месте снег был глубокий, по колено, и чтобы не набрать его в валенки, пришлось вышагивать по-журавли­пому, протаптывая дорожку к передку.

Не успевший остыть радиатор приятно отдавал теплом. Сер­гей открыл капот и высветил переносной лампочкой работаю­щий на малых оборотах двигатель. «Чем черт не шутпт1 Может быть, вовсе л не из-за вкладышей молотит движок?»

Вытянувшееся лицо Митрохина за ветровым стеклом за­мерло в ожидании. Сергей махнул ему рукой — мотор взре­вел, потом заговорил, заурчал глухо. Здесь был полный по­рядок. Даже профан-автолюбитель мог догадаться, что двига­тель нп при чем и придется снимать поддон картера.

Жарков медленно смотал лоснящийся от- масла провод пе­реноски, закрыл капот, посмотрел на часы. Надежный ""«Маяк» показывал двадцать минут шестого, и до рассвета оставалось еще три часа. Сергей прислонился к подрагивающему радиа­тору, посмотрел на усыпанное холодными мерцающими звез­дами небо. Вчера вечером оно еще было затянуто лохматыми обрывками туч, и это все же сдерживало мороз. Сейчас рас­погодилось, а значит, и мороза прибавилось. Видно, правду люди говорят: беда в одиночку не ходит. Быстро, стараясь не выпустить тепло, Сергей юркнул в дверцу. В пропахшей шо­ферским духом кабине было тепло и уютно. Не хотелось ду­мать нп о морозе, на который надо было вылезать, ни о сво­лоте-механике, выпустившем ЗИЛ в рейс.

— Ну что там? — не выдержал затянувшегося молчания
Митрохин.

Жарков молча откинулся на потертую, замасленную кожу подушки, снял рукавицы, стащил шапку-ушанку.

— Дело дрянь, Никола. Движок в порядке, придется поддоа
снимать. —, Он положил руку на баранку, широкой ладонью
накрыл черный набалдашник переключателя скоростей. —
Давай решать, что делать будем.

— Та-ак значит... — Митрохин повернулся к Жаркову, вдруг
как-то странно, с испугом посмотрел на него, сказал, растяги­
вая слова: — Значит, вкладыши... Ты не засек но часам,
сколько проторчал там?

— Ну-у... — замялся Сергей, — минут пять...

— Вот-вот. А теперь посмотри на свое лицо. — Митрохин
сунул руку в ящичек для вещей, вытащил оттуда зеркальце,
протянул Жаркову. — Полюбуйся!

Щеки и кончик носа были совершенно белыми. Сергей не торопясь положил зеркальце обратно, начал растирать лицо.

— Что делать будем? Если действительно полетели вклады­
ши, то коленвал на любом километре заклинить может.

— Слушай, Сережа! А вдруг на базе есть машины? — Ни­
колай всем корпусом крутанулся к Жаркову, в его глазах
заплясали радостные огоньки. — Должны быть. Хоть одна...
Из этого драндулета надо выжать все возможное, и если он
накроется, то остаток пути идти пешком..,

— А если нет? — тихо спросил Сергей.

— Чего? — не понял Митрохин.

— Машины, которая смогла бы заменить этот «драндулет».
Жарков включил дальний свет, медлепно выжал сцепление,

переключил скорость... ЗИЛ мягко тронулся с места, проехал еще метров двести, уперся передком в выросшую на пути белоснежную стену сугроба.

— У нас же с тобой ни крошки хлеба, — жалобно сказал
Митрохин.

<— Ничего, Колька, не отощаем. Там, — он кивпул через плечо, — сейчас гораздо хуже.

IV

— Алло, узел? Дежурная... — Мартынов ожесточенно по­
стучал по рычажкам телефонного аппарата, не глядя на со­
бравшихся в кабинете людей, сказал со злостью: — Да гдэ
же ее черти носят?!

Наконец черная эбонитовая трубка издала легкое потрески­вание и монотонный голос телефонистки произнес;

— Дежурная слушает.

Стараясь не сорваться, Мартынов глубоко вздохнул, откаш­лялся, сказал глухо:

— С базой связь есть?

— Это вы, Михаил Михайлович? Извините, не узнала. —
Только что монотонный голос приобрел краски, стал полуиз­
виняющимся; «~ Нет еще, товарищ Мартынов.

— Так какого же черта вы там возитесь?! — не выдер­жал он.

В трубке на мгновение замолчали, потом обиженный голос телефонистки произнес:

— Ребята на линию вышли еще утром. Страшно тяжелые
условия.

— Ладно, извини. Как будет связь, сразу же дай мне знать.
Мартынов положил трубку, подул на озябшие пальцы.

В когда-то теплом кабинете сейчас было почти так же холод­но, как и на улице; оставшаяся в графипе вода превратилась в лед, расколов графин надвое. Мартынов остановил взгляд на завгаре, спросил, прикрыв покрасневшие от дыма костров веки:

— Сколько времени понадобится Жаркову?

— Не знаю. — Завгар виновато пожал покатыми плечами.—
Всяко возможно... Если не застрянут — часов семь-восемь.

— Когда Жарков выехал из гаража?

Какое-то время в кабинете стояла тишина. Нахохлившись, неподвижно сидел на стуле завгар. Видно было, как он сглот­нул слюну, сказал вяло:

— Да уж часов тринадцать...

От этих слов все зашевелились, кто-то крякнул с досады, а главный инженер пробасил возмущенно:

— Тринадцать... Когда до базы каких-то восемьдесят кило­
метров. Неужели застряли?

— Да ие-ет. Жарков пе первый год за рулем, да и ЗИЛ
его — что вездеход по снегу прет, — заволновался завгар.

— Надежная машина, — добавил кто-то. — Из ремонта
только что вышла.

— А может, мы зря волнуемся? Может, он еще грузится? —
донеслось из дальнего конца кабинета. — Ведь на базе нуж­
ную вещь найти, так это...

— Трубы не иголка в стоге сена! — взвился начальник от­
дела снабжения. — Другое дело — погрузка...

— Ну что ж, будем ждать. — Мартынов медленно снял ме­
ховые перчатки, достал из кармана полушубка сигареты, за­
курил, выпустив колечко дыма. Задержка Жаркова уже на­
чала беспокоить его. Хоть снимай с трубопровода бульдозер.
Но сейчас об этом не могло бы и речи. — Прошу доклады­
вать, как идут работы на водоводе. Давай ты первым, Вик­
тор Евгеньевич.

Главный инженер устало поднялся со стула, тыльной сто­роной ладони потер воспаленные глаза.

— Чего докладывать... Люди от усталости и холода с ног
валятся. — Яшунин помолчал. — Но это полбеды, были бы
трубы, а их все равно нет...

Мартынов внимательно посмотрел на Яшунина, тихо спро­
сил:

— Как подстанция?

— Хреново. Нагрузка большая, дизеля еле тянут. Если пой­
дут вразнос, тогда все полетит к чертовой матери.

— Не надо вдаваться в панику, товарищ главный инже­
нер. — Мартынов демонстративно повернулся к врачу. — Об­
мороженные есть?

Главврач поселковой больницы, высокая немолодая жен­щина, откинула со лба прядь седых волос, сказала:

— Есть — это не то слово. Каждый третий, кто работает
сейчас на трассе трубопровода, обморожен.

— Почему не отправляете в медпункт?

— А вы самп, товарищ Мартынов, попробуйте их отпра­
вить. По-хорошему просишь — отшучиваются, а когда давить
начинаешь — такое в ответ слышишь...

Когда все разошлись и кабинет обезлюдел, Мартынов снова принялся тереть грудь: болело сердце. В который раз он пы­тался осмыслить случившееся, но всякий раз мысли путались, набегали одна на другую, уходило что-то главное. Вроде бы в его действиях, да и всего коллектива стройки, не было ни од­ной ошибки, и все же...

Такой зимы, как выпала в этом году, не упомнят даже ста­рожилы. В начале октября подсыпало снежку, и сразу уда­рили хлесткие морозы. Свирепея день ото дня, стужа сжи­мала и без того вымороженное русло ручья Профсоюзный, из которого брал воду поселок. Но подумали об этом только в эту роковую ночь на двадцатое декабря. Почему не подумали раньше? Потому что, но всем расчетам, ручей не должен был перемерзать. Это было в проекте строительства, к этому при­выкли. Сколько лет живут люди у ручья Профсоюзный, и всегда в нем была вода. Но вот случилось непредвиденное, и сразу задохнулся без воды, лопнул главный трубопровод, а вслед за ним полопались радиаторы в общежитиях. Можно было спасаться печками. Можно бы, но не предусмотрены печки в типовых общежитиях; и в самом деле, зачем печки, когда хватает паровых котлов и в достатке электроэнергия?!.

Мартынов поежился от застоявшегося холода и в который раз посмотрел на телефонную трубку. Была бы связь с пере­валочной базой, все было бы гораздо проще, а так... Оп снова с беспокойством подумал о жарковской машине: тринадцать часов назад вышла на базу — и как в воду канула. Не дай бог застрянет, тогда все: поселку из беды не выбраться.

Неровным мерцающим светом замигала подвешенная к по­толку лампочка: похоже было, что люди в домах отогревались электроплитками и самодельными «козлами». Слабенькая подстанция едва тащила на себе весь этот груз, готовая в любой момент опрокинуть поселок в темноту, в нечеловече­ский холод.

Мартынов тяжело поднялся со стула, негнущимися паль­цами застегнул крючки воротника, вышел на крыльцо.

Отсюда, с небольшой возвышенности, на которой удобно разместился П-образный новенький корпус управления строй­ки, в ясный погожий день хорошо просматривался весь посе­лок. Сейчас же в сгустившихся сумерках, смешанных с мо­розной дымкой, едва различались, силуэты близлежащих до­мов. Уличные фонари были отключены, и только редкие огоньки в окнах говорили о том, что в домах еще теплится жизнь. Мартынов с тревогой посмотрел на громоздкое здание котельной, с высокой трубы которой, прибитый ветром, падал

на снег иссиня-черный дым. Где-то у самоа земли его под­хватывала колючая поземка и выгоняла на застывшее русло рекп, на прибрежные гольцы.

У костров, которые сплошной лентой вытянулись вдоль трубопровода, копошились люди. Разрывая темноту яркими сполохами, гудела электросварка, надрывно урчали бульдо­зеры, растаскивая по трассе трубы, утеплитель, доски для короба, только что срубленные' лесины, идущие на дрова.

По дороге, рассекая слепящими фарами темноту, пронес­лась единственная на все Красногорье водовозка. Она лихо развернулась и притормозила у котельной. Из кабинки вы­скочил шофер, ударил ногой в неказистую дверь кочегарки. В проеме показались_ч два кочегара с гофрированным брезен­товым шлангом в руках, начали натягивать его на наконеч­ник слив пой трубы. Мартынов растер успевшие за несколько минут онеметь шеки и, уткнув подбородок в теплый ворот­ник, подошел к машине. Увидев начальника строительства, Сенька Ежиков, шофер водовозки, подмигнул ему, похлопал толстой рукавицей по обледеневшей бочке.

— А кто-то, Михал Михалыч, говорил, что моего коня спи­
сывать падо?

Мартынов, с первого дня запомнивший этого веснушчатого, никогда пе унывающего парня в матросском бушлате, при­бывшего на стройку по комсомольской путевке, улыбнулся в темпоту: когда Ежикову предложили сесть на водовозку, он сначала онемел, а затем, рванув дверь кабинета начальника строительства, влетел в заполненную людьми прокуренную комнату, где шла плаиерка, и с порога завопил, ударяя ку­лаком по обтянутой тельняшкой груди: «Это мепя?.. Старши­ну второй статьи... орденоносного Тихоокеанского флота — на водовозку?!.» На какое-то мгновение в кабинете стало ти­хо, и вдруг гомерический хохот потряс дощатые стены вре­мянки, в которой обосновалась тогда контора строительства. Смеялись долго, и, только когда прорабы и бригадиры отерли слезы, кто-то, кажется Гена Лободов, спросил: «Топор дер­жать в руках можешь?» Ежиков прищурился, опасаясь под­воха, но все же сказал: «Матросы все могут». — «Ну и хоро­шо — беру тебя в бригаду плотником второго разряда».

Но бывший старшина второй статьи Семен Ежиков, закон­чивший до армии курсы шоферов, все же предпочел водо­возку...

в» Так вроде бы ты сам это и говорил, — подначил Ежи-кова Мартынов.

— Не-е, Михал Михалыч... — эакрутил головой Сенька. —
Видать, вы меня не поняли. Я говорил, что таких асов, как
я, надо пересаживать на «Стратеги». Слух есть, что скоро они
к нам прибудут. Новенькие. А водовозку пускай какой-ни­
будь салажонок осваивает.

— Ну прости... — Мартынов развел руками. — Первый же
«Страте1» твоим будет. Обещаю. А сейчас давай, матрос, вы­
ручай. От твоего коня жизнь детишек зависит.

Осунувшееся лицо Ежикова сделалось серьезным,

 

— МатроЪы не подведут, Михал Михалыч. Тяжеловато,
правда, — шестнадцать часов за баранкой.

— Может, попросить кого подменить? Поспишь часок.

— Не. Не могу. Тормоза у моей лошадки поношенные, при
таком морозе в любой момент полететь могут. Здесь хозяин
нужен.

— Ну, давай, матрос, будь, а мне еще в детсад заглянуть
надо. Не дай бог, если и там радиаторы...

Мартынов не отошел п двадцати метров, как вдруг острая боль пронзила левую сторону груди, и он начал медленно оседать на хрустящий снег.

Ежиков, поначалу ничего не понявший, подбежал к яич­ком лежащему Мартынову, перевернул его на спину, почти закричал:

— Михал Михалыч! Михал Михалы-ыч...

В вязкой темноте он увидел, как беззвучно шевельнулись губы Мартынова, Ежиков наклонился, но ничего не разобрал. Тогда он подхватил Мартынова под руки, волоком потащил к машине...

V

В остуженных шестидесятиградусным морозом механических мастерских было так же холодно, как и на улице. Вдобавок ко всему приходилось работать голыми руками, перебирая негнущимися пальцами вышедший из строя сварочный аппа­рат. Сейчас, когда сварщики резали на куски перемерзший водовод и' отогретыми кусками стыковали новый, на счету была каждая «пушка», как они в шутку называли их. И все-таки здесь было теплее: на бетонном полу плясал огоньками чадящий костер, у которого можно было обогреть застывшие руки.

Обросший клочковатой бородой, почерневший от въедливой жирной копоти, Семенов выходил на улицу и, засунув руки в карманы, подолгу смотрел в темень. Порой ему казалось, что где-то вдали высвечивались двумя неровными лучами фары машины, и он, пытаясь успокоить радостно бившееся сердце, прикрыв рукавицей слезящиеся от ветра глаза, всмат­ривался в даль, туда, откуда должен был появиться ЗИЛ Жаркова. Но с каждым часом таких надежд оставалось все меньше, и Семенов уже почти не сомневался, что ребята «сели» в пути. Надо было что-то делать, но что? Если бы он сам мог сейчас оказаться там, на продуваемом всеми ветрами зимнике, то смог бы им помочь. «А если уже некому помо­гать?.. — Эта мысль бросила в жар. — Нет. Нет! Нет!!»

За спиной скрипнула заиндевевшая дверь. Полуобернув­шись, Семенов краем глаза увидел, как в освещенном проеме выросла тщедушная фигурка слесаря Матвеича.

— Что, Петрович, живот?.. — спросил Матвеич,
Семенов круто обернулся, бросил зло?

— Пошел ты...

— А-а... Ну, я так и подумал. Чего, думаю, Петрович каж­
дые полчаса на двор бегает?.. У тебя, случаем, ключа на пят­
надцать не будет?

Успевший успокоиться механик молча кивнул,

— В запаснике лежит.

- Как думаешь, Петрович, вытащим поселок? Не оборачиваясь и не отвечая, Семенов закрыл глаза, по­чувствовал, как заходили, заиграли желваки на скулах.

— Вот и я говорю, должны вытащить, — не обращая вни­
мания на молчавшего Семенова, продолжал Матвеич. —
Жинка прибегала, ты как раз обедать ходил. Говорит, в дет­
садике три комнаты только отапливаются. Сбились, говорит,
все в кучу, сидят ждут... Да-а, ты слышал? Мартынова прямо
на улице инфаркт разбил. Говорят, если бы не Ежиков, за­
мерз был Михалыч.

Матвеич замолчал, как-то незаметно ушел, аккуратно при­крыв обшитую старыми ватниками дверь. Стало слышно, как гуляет ветер под стрехами крыши, тяжелым стоном гудят< промерзшие насквозь деревья. И так тошно стало на душе у Семенова, что захотелось рвануть крючки полушубка, со­драть с головы тяжелую медвежью шапку и бежать, бежать под этим вымораживающим все живое ветром до тех пор, пока мозги не прочистятся. Ведь это он сам, своими руками выпустил вчера ЗИЛ Жаркова из ремонта. А все ради про­клятой десятки ханыги Васькина, «татра» которого, ожидая своей очереди, тоже стояла на яме, а Васькин мыкался, то­ропясь уйти с колонной в Магадан. Выпустил, даже не сняв поддопа картера, не посмотрев. А ведь Серега говорил, гово-ри-ил, что иногда слышится какой-то посторонний звук и падает давление масла.

Семенов почувствовал, как от холода начинает неметь лицо, принялся яростно растирать его. Потом ударом кулака рас­пахнул низкую, жалобно скрипевшую дверь.

Чадящий костер ярко полыхал посреди мастерской. Ремонт­ники, видно, объявили перекур, и теперь, кто на чем, рас­положились вокруг огня, протягивая к теплу руки, прику­ривая от угольков. Кто-то махнул Семенову: давай, мол, под­саживайся, но он даже не обратил на это внимания, тяжело прошагал в дальний угол мастерской, где стояли отдающие холодом слесарные верстаки. Зажав в тисках заготовку и машинально взяв драчевый напильник, он с хрустом, лишь бы не слышать самого себя, прошелся по железу раз, потом еще... еще... Скрежещущие звуки наполнили мастерскую. Семе­нову что-то крикнули от костра, но он даже головы не повер­нул, продолжая машинально водить напильником по заготов­ке. Он уже не думал о Жаркове и Митрохине — перед гла­зами вырос маленький районный городишко Воронежской области, где он закончил училище механизаторов, гаражные мастерские с вечной халтурой и левым приработком. А потом в отпуск с дальнего Охотского побережья приехал его сосед Иван Пахомов, завербовавшийся туда несколько лет назад. Этот-то приезд соседа, его угощения на широкую ногу с красноречивыми рассказами о длинном северном рубле и перевернули всю душу, заставили просыпаться по ночам, подсчитывать существующие только в воображении хрустя­щие десятки и прикидывать, что на них можно купить, «еже-лп повести дело с умом». Он уже не мог спокойно жить и

только ждал часа, когда закончится необыкновенно длинный отпуск Ивана и они вдвоем, как и обещал сосед, сядут в удобные кресла самолета. Долгожданный день настал...

Семенов зло усмехнулся: вот он, день-то, и настал. И еще поднажал на напильник, отчего железяка, зажатая в тисках, отчаянно взвизгнула.

— Ты бы так когда надо работал, — раздалось за спиной.

Семенов вздрогнул от неожиданности, не выпуская на­пильника из рук, круто обернулся, тяжело посмотрел на стоя­щего перед ним бригадира слесарей.

— Чего, говорю, скрипишь понапрасну? Совесть, что ли,
грызет?

Застилающая глаза ненависть бросила Семенова в жар. До боли закусил губу, закрыл глаза. А мозги, словно раска­ленное шило, сверлил вопрос: «Что он хотел этим сказать? Что-о? Неужели догадывается о ЗИЛе Жаркова? Не-ет, это надо еще доказать. Доказа-ать!..»

VI

Ночи, казалось, не будет конца. Сшибающий с ног буран приутих, но колючая поземка забивала дыхание, заставляла то и дело растирать немеющие щеки, нос. Хотелось выть по-волчьи, глядя на мерцающие холодным блеском звезды, без-жизненпую черноту тайги. Хотя бы луна выглянула, и то бы­ло бы веселей.

Где-то на левом берегу, не выдержав мороза, звонко лоп­нула лиственница, и эхо покатилось над заснеженной цели­ной реки. Жарков искоса посмотрел на Митрохина, который расчищал под машиной снег, подивился происшедшей в пар­не перемене: с тех пор, как они встали на прикол, Николай вроде бы успокоился и теперь методично и аккуратно делал свое дело.

Остатки теплой воды тоненькой струйкой вытекали из си­стемы в подтаявший снег. Под передком расползлось неров­ное темное блюдце, которое тут же схватывалось ледяной коркой. Чтобы не разморозить машину, пришлось слить всю воду и масло. Жарков в который уже раз растер рукавицей лицо, спросил, пытаясь придать своему голосу как можно больше бодрости:

— Ты сам-то из каких мест, Николай? Вкалываем на одной
стройке, а друг о дружке ничего не знаем. Непорядок это,
как говорил наш прапорщик Рымов. Общаться надо, товарищ,
общаться.

— Пообщаешься с тобой, — отозвался Митрохин. — Как
же... На танцы ты не ходишь, после работы сразу домой бе­
жишь, к своей Наталье. — Он замолчал, поправил сползаю­
щий с лица шарф, добавил глухо: — Тульский я, Веневского
района. До армии в колхозе работал. Ну а когда отслужил,
то на Север подался. Свет хотелось повидать, да и подзара­
ботать немного.

— Я так и подумал, что в колхозе, — сказал Сергей.

 

— Почему? — Митрохин даже перестал отбрасывать из-под
днища снег, выпрямился обидчиво.

— Да есть в тебе что-то такое... Ну-у, хватка в работе,
что ли?

— А-а, — успокоился Колька п, стараясь согреться, раз­
машисто замахал лопатой.

В мерзлой звонкой ночи было слышно, как на одной ноте, словно голодный отощавший волк в зимнюю пору, завывает ветер, перебиваемый изредка звонким треском лопнувших де­ревьев. Высоко в небе серебристым светом мерцали холодные звезды, и среди этой застывшей темноты тускло светились огни безжизненного ЗИЛа. Жарков досмотрел на выпираю­щую сгорбленную спину Митрохина, спросил первое, что при­шло в голову, — лишь бы не молчать:

— В пехоте служил?

— Ага.

— А я все два года шоферил. А как дембиль настал, так
сюда причалил. По комсомольской путевке. Сам-то я дет­
домовский, так что особо ехать некуда было.

— А у меня мать в деревне и сеструха помладше. Восьми­
летку этим годом заканчивает, — отозвался Митрохин.

— А отец?

Колька еще ожесточенней заработал лопатой, потом выпря­мился, сказал зло:

— Отец... Мне еще лет пятнадцать было, когда он в город
рвапул. С тех самых пор и поминай как звалп.

— Помогает хоть?

— Не. Какое там! Да и не в этом дело.

Помолчали. Сергей виновато пожал плечами, переставил канистру с маслом в кузов, чтобы не пролить ненароком, ска­зал деланно бодрым тоном:

— Ты вот что, Никола. Давай-ка на берег за дровами, без
костра мы здесь через полчаса околеем, а я начну поддон
снимать.

Очищенная для работы площадка была надежно защищена от пронизывающего ветра толстой стеной снега. Морозцу бы еще поменьше, и можно было бы спокойно приниматься за работу. Сергей растер онемевшие щеки, нос, бросил под ма­шину стеганку, которую постоянно возил с собой, тяжело вздохнув, полез в узкую щель.

От яркого света переносной лампы под машиной было светло и как-то неуютно. Сергей перевернулся на спипу, вни­мательно осмотрел поддон картера. Отполированный свежим снегом, он тускло блестел маслянистыми разводами. То, что полетел какой-то из вкладышей, а может, и не один, Сергей больше не сомневался: слишком характерной была поломка. Откуда-то сверху донесся равномерный перестук — видимо, Колька уже добрался до сушняка и теперь работал топором.

Проваливаясь по пояс в снег, Митрохин обреченно караб­кался по отлогому склону левого берега, пытаясь найти в темноте подходящее дерево. Злые слезы закипали на глазах. «Ну зачем он здесь?! Платить стали много?.. Ну и что? Зачем

эти деньги, когда из всех развлечений — только кино да тан­цы? Да и не захочешь никаких денег, когда «одиннадцать месяцев зима, а остальное — лето». Да и зима не как в Ве-неве: меньше пятидесяти градусов не бывает. Только бы вы­жить на этот раз, а там... Мать писала, что шоферы в колхозе позарез нужны. Выжить... Хорошо, если машину удастся ис­править, а если нет... Обратно не пойдешь — вмиг обморо­зишься, ветрило-то вон какой дует, да и до базы еще кило­метров пятьдесят».

Николай без сил опустился на осевший под ним снег, обре­ченно посмотрел вниз, на реку, где на черном в сумерках покрывале темнел безжизненный ЗИЛ, подсвечепный снизу переносной лампой. В полосе размытого света, разливающе­гося из-под машины, четко виднелись Серегины валенки.

«Тоже, поди, несладко», -— с каким-то удовлетворением по­думал Митрохин и медленно поднялся на ноги — надо было рубить сушняк. Он примерился и с размаху вонзил острие в звонкое дерево. Из-под топора вылетел кусок щепы, потом еще... еще... А он, ожесточаясь и сбрасывая с себя нахлынув­шую было слабость, рубил и рубил неподатливый звонкийх ствол, пытаясь поскорее завалить его в снег. Несколько раз из-за кромешной темноты он промазывал, и тогда топорище глухо чмокалось об искореженный ствол, осушивая руки, острой болью отдаваясь в правом плече. Но он уже не обра­щал на это внимания и продолжал размашисто работать зга* пором, крякая при каждом хорошем ударе. Наконец подруб­ленное дерево качнулось, что-то треснуло в его сердцевине, и оно начало медленно падать вдоль отлогого спуска к реке.

Митрохин огляпулся на ЗИЛ, восхищенно покрутил голо­вой: из-под машины все так же торчали валенки Жаркова, за все это время он ни разу не выбрался погреться. Николай засунул топор за пояс, взвалил на плечо насухо выжатый морозом ствол и, глубоко проваливаясь в снег, побрёл к ма-шипе. Теперь он был почти уверен,' что они вдвоем с Серегой выправят поломку и ЗИЛ опять поползет по заснеженной реке.

Где-то на полпути он споткнулся, тяжелый ствол свалился с плеча, и Колька, чтобы хоть немного отдышаться, присел на него. Часто-часто билось сердце, от тяжести ныло плечо, но уже не было того сосущего страха, и он вдруг с непонят­ной тревогой вспомнил, как мог полгода назад уехать со стройки.

...В тот день на строительстве прошел слух, что по случаю праздника будут давать повышенный аванс, и Николай Мит­рохин, плотник из комплексной бригады Геннадия Лободова, нетерпеливо стоял в очереди и вытирал о солдатские брюки вспотевшие от волнения руки. Николай давно ждал этого аванса: Ън написал домой матери, что вышлет ей тридцатку, да и самому надо было приодеться после армии.

— Фамилия, — кассирша подняла голову, посмотрела на
парня.

— Митрохин Николай Митрофанович.

Кассирша отыскала в ведомости нужную фамилию, поста­вила против нее галочку.

— Пятьдесят рублей. Распишись.

Николай ошалело посмотрел на кассиршу, нерешительно взял ручку.

— Вы что?.. Пятьдесят... Может, опгаблись? — Он посмот­
рел на галочку — против его фамилии стояло: 50 рублей.

В коридоре толпились парни, кто-то хрустел трешницами, отдавая долг. Митрохин нахлобучил солдатскую ушанку, по­дошел к группе плотников. Сказал зло:

— Да-а, выслал я матери денег. — Он удивленно покрутил
головой. — Это ж надо! В марте — сто пятьдесят заработок.
Сейчас всего полсотни дали. И это на Севере. Да я в колхозе
на тракторе...

— Валить отсюда надо. А то совсем без штанов останем­
ся. — Высокий парень — Стасик, в щегольской серой кепочке
с пуговкой на макушке, хлопнул Николая по плечу. — Давай
с нами, Митроха. Компания уже сколотилась. Начальничек
заявленьице подмахнет, и... прощай родная стройка. Пускай
этот комбинат медведи строят. Они сильные и живут долго.

Первым в кабинет Мартынова ввалился Стасик. За ним гурьбой еще трое парней. Митрохин вошел последним. Ста­сик со смаком бросил на стол пять заявлений, расплылся в улыбке:

— Подписывай, начальник. Все. Наработались мы у тебя.
Мартынов взял заявления, прочел каждое в отдельности.

Веером бросил на стол.

— Возьмите каждый свое.

Парни замешкались, начали подталкивать друг друга... Че­рез пять минут в кабинете остался только Митрохин. Он роб­ко подошел к столу, пододвинул свое заявление.

— И мне... подпишите.

Мартынов грустно посмотрел на Николая. Он запомпил это­го худепького парепька в солдатском бушлате, когда вместе с бригадой Лободова работал на осевшем доме.

— Ну а ты-то что уходишь? Ты, кажется, в бригаде Лобо­
дова. У вас же не бригада — золото.

Мптрохин переступил с ноги на ногу.

— Шофер я. Буду в Магадане по специальности работать.

— Ну-у... чудак. Ведь это же проще пареной репы. Поплот-
ничай еще немного, а там дорогу отсыплем, нам сотню ма­
шин дают — посажу тебя на какую покажешь. Да и деньги
будешь хорошие зарабатывать.

Николай отвернулся.

— Не. Уеду я. Подпишите мне заявление.

Вечером Колька сидел у себя в общежитии и собирал свои нехитрые пожитки в чемодан. В комнате жили еще ребята из бригады Лободова, но сегодня в огромной столовой пока­зывали фильм «Стоянка поезда три часа», и дома был только Лободов, огромный, с кудлатой бородой бригадир. Геннадий сидел за столом и зло крутил ручку транзистора. Приемник был старенький и едва брал первую программу, а уж о хоро­шей музыке и думать было нечего.

— Дурак ты, Колька! — Лободов бросил хрипящий ящичек
на стол, повернулся к Митрохину. — Наслушался этих маро­
деров, вот они тебе мозги и запылили. Серьезно говорю: да-

ваи сходим к Мартынову, мужик он хороший, возьмет об­ратно.

— Не-е, я уже решил. — Митрохин аккуратно уложил в чемодан учебник шофера 2-го класса, закрыл крышку. — На фиг мне эта стройка нужна! Я на машине в любом месте по полторы сотни заработаю. А Стасик говорил, что у гео­логов вообще по пяти сотен выходит.

— Э-эх ты... У геологов... Хорошо там, где нас пет, а рабо­
тать везде надо. Ты думаешь, я у поисковиков не пахал?
Да и как ты не поймешь, деревня? Апрель месяц, зимник
расползся, строительный материал только на вертолетах за­
брасывают, а дорогу еще не отсыпали. Откуда же заработку
взяться? Да и Мартынов тебе как человеку обещал: приго­
нят технику — всех он вас, шоферов, на машины и пере­
садит.

— Не, Гена, пе-е. Не останусь я тут.

Дверь из коридора неожиданно распахнулась, в комнату влетел Сенька Ежиков. Он был гладко выбрит и размахивал своим черным флотским клешем.

— Парни, утюг есть? — Он потряс брюками. — Хотел вот
стрелку навести. Завтра же Первомай. У нас демонстрация
будет!

С утра лепил мокрый снег. Низкие черные тучи нависли над Красногорьем и закрыли собой островерхие макушки со­пок. А к восьми часам снегопад закончился, в распадок рва­нул свежий ветер, над балками и первыми двухэтажными до­мами захлопали набитые тугим ветром флаги. Тучи залохма-тились, задвигались — в рваные дыры проглянуло солнце. Оно заплясало на искрящемся снегу, разноцветными иглами ударило в глаза. Первый комендант поселка, краснощекая, двухметрового роста Паща Захарова, с деревянной лопатой в руках побежала счищать снег с только что сколоченного помоста, предназначавшегося под трибуну.

Парни из бригады Лободова выпросили у девчонок еще один утюг и в порядке общей очереди разглаживали стрелки на парадных брюках. У кроватей стояли нагуталиненные кир-зачи.

Митрохин валялся на неприбранной постели и делал вид, что вся эта праздничная суета его меньше всего интересует. Бригадир зло драил свои сапоги сорок шестого размера, потом, видно, не выдержал, с грохотом швырнул их на пол.

— Слушай ты, инженер-экономист, последний раз тебе го­
ворю: давай сходим к Мартынову, он возьмет обратно. А нуж­
ны тебе деньги сейчас, так мы всей бригадой сбросимся.

— Да идите вы...

Николай натянул одеяло на голову, закрыл глаза. На душе было тоскливо. Захотелось туда, на демонстрацию, вместе с бригадой.

В полдесятого захлопали двери общежитий, на улицу вы­валили приодетые парни, разнаряженные девчонки. Митрохин слышал, как его в последний раз нехорошим словом обозвал Лободов, потом хлопнула дверь — под окошком зачавкали сапоги по мокрому снегу. Он полежал под одеялом еще, прн-

слушался: в комнате никого не было. Заскрипел панцирной сеткой, слезая с кровати. Подошел к окошку, приоткрыл фор­точку. Комната заполнилась музыкой, рвущейся из приве­шенного над магазином здоровенного репродуктора. Было вид­но, как маленький пятачок сбоку от сколоченной на ночь трибуны заполнили геологи. Они жили в трех километрах от­сюда и пришли посмотреть на невиданное событие. Ребята-геологи тоже были приодеты во все выглаженное, и кирзачи у всех блестели под солнцем.

Николай завистливо вздохнул, посмотрел на себя в зер­кало, подвешенное над умывальником, достал помазок, бритву...

А солнце припекало все сильней. Слепящий снег сразу па-бух, стал оседать, с крыш зазвенела капель, и Колька увидел, как ровно в десять ноль-поль на трибуну поднялись Марты­нов, Антон Старостин, приглашенные на праздник секретарь райкома партии, лучшие рабочие. Ребята-геологи сунулись было на площадь перед трибуной, по их встретила своей мо­гучей- грудью Паша-комендант и оттеснила за невидимую черту: пятачок перед магазином предназначался для органи­зованных демонстрантов.

Митрохин, с порезанным -от торопливого бритья лицом, за-. терявшийся в толпе, услышал, как за поселком в кустарнике взревел один бульдозер, затем еще, еще... Все это слилось в единый сводный хор, динамик утих, геологи выгянули шеи — показалась первая машина, украшеппая плакатами и транс­парантами. Она шла головной в колонне, а за пей, взрывая блестящими на солнце гусеницами спег, правильным тре­угольником шли бульдозеры. А потом показались люди. Ни­колай вытянул шею — самым первым, держа древко знамени в одной руке, с развевающейся на ветру бородой, вышагивал Гена Лободов. Кто-то дернул Митрохина за рукав. Ухмыляю­щийся Стасик кивнул в сторону приближающейся ко­лонны.

— Шо, кореш? Тоже посмотреть притопал? — Он лихо
сплюнул в сторону трибуны, добавил: — Демонстрация...

А колонна была уже совсем рядом. Николай оглянулся, увидел, как в торжественном напряжении застыли лица лю­дей, перевел взгляд на поравнявшуюся с ним колонну. Парии были без шапок, подстриженные доморощенными парикмахе­рами; девчонки что-то кричали и размахивали зелеными вет­ками стланика с привешенными на них красными бантами. А потом вдруг они разом подтянулись, запели «Широка стра­на моя родная», и только знаменосцы шли в парадном мол­чании.

Все остановились перед трибуной. Мартынов дождался, нежа подровняется колонна, поднял руку, успокаивая развеселив­шихся девчонок. Снял шляпу. Ветер подхватил его седые во­лосы, взлохматил прическу.

— Дорогие товарищи! Сегодня очень радостный день по
всей планете, а для нас он радостен в особенности. На месте
будущего города, в этих суровых местах, впервые поднят флаг
Первомая.

Колька протиснулся сквозь толпу, чтобы лучше слушать Мартынова, приподнял шапку над ухом. Кто-то из геологов пихнул его в спину, чтобы не мельтешил перед глазами, и он затих. А Мартынов, в пальто нараспашку, гвоздил застывшую тишину" Красногорья словами:

— Я не буду говорить о значимости для этих краев нашего
будущего комбината. Я хочу сказать вот что. — Он сдвинул
галстук набок, расстегнул верхнюю пуговицу рубашки. —
Трудно сейчас у нас. Ой как трудно. Наша стройка суще­
ствует всего лишь год — нулевой цикл. И это самое тяжелое
время. Многие не выдерживают его и из-за трудностей бегут.
Много, конечно, и всякой шелухи, которая не делает погоды
на строительстве, но случается, что уходят и хорошие ребята.

«Обо мне ведь это...» — подумал Митрохин п оглянулся по сторонам. А Мартынов продолжал:

— И это очень горько, товарищи. Горько за то, что эти
парни не до конца поверили в строительство, поддались пер­
вым же трудностям. — Он говорил что-то еще, но Колька уже
не слышал, вышагивая по хлюпающему весеннему снегу.
Было стыдно. Стыдно за себя.

После демонстрации Паша-комепдант, которая из-за не­хватки людей работала еще и продавщицей, открыла магазин и стала отпускать по бутылке водки на руки. Сунувшемуся было Стасику она показала огромную заскорузлую фигу, и он шел злой как собака.

Вертолет должен был скоро прилететь, и Николай, жалкий и потерянный, сидел в общежитии и перелистывал старый номер «Крокодила». Лободов залил теплой водой круг суше­ной картошки и теперь вскрывал консервные банки — к ним должны были прийти в гости девчата-штукатуры, и Гена хозяйничал за кухарку, отправив всю бригаду в магазин за водкой. Митрохин несколько.раз шмыгнул носом, но быв­ший бригадир даже не повернулся на звук. Он вообще де­лал вид, будто в комнате нет никакого Митрохина, бывше-г о плотника его комсомольско-молодежнои бригады. Неожи­данно дверь распахнулась настежь, в комнату заскочил Ста­сик. Он махнул Кольке, вытер пот со лба.

— Ну, ты чего расселся?! Вертушка уже над сопкамп гудит.
Лободов, старательно нарезавший хлеб тонкими ломтиками,

замер с буханкой в руках, через плечо посмотрел на Николая. Митрохин нерешительно встал, как двухпудовую гирю, ото­рвал от пола почти что пустой чемодан, сказал:

— Ты прости меня, Гена. — Он опустил голову. — Ты не
думай плохо, но я не потому уезжаю, что трудно тут, просто
мне надо матери и сестренке денег в деревню выслать. —
Он постоял в нерешительности, шагнул к ухмыляющемуся
Стасику. — Пойдем...

Молчавший до этого Лободов оттолкнул Митрохина, загоро­дил собой дверь. Сказал:

— Давай раздевайся обратно. А ты, — Колька увидел, как
бригадир одной рукой подтащил Стасика к себе, и его синие,
глубоко запавшие глаза вдруг стали совсем белыми, — ходи
отсюдова, пока вертолеты летают...

И от этих воспоминаний стало стыдно за ту слабость, кото­рая едва не увела его со стройки. Митрохин глубоко вздохнул и, зачерпнув горсть сухого, колючего снега, провел им по лицу, словно сбрасывая неприятное для него воспоминание.

Когда возле машины ярко заполыхал костер, на душе по­светлело. Правда, тепло чувствовалось только вблизи, но от од­ного вида огня было легче. Стараясь не думать о застывшей пояснице и немеющих пальцах, Жарков терпеливо откручивал болты поддона; Руки сводило от холода, и гаечный ключ часто срывался. Иной раз Сергею хотелось вылезти из-под рамы, плю­нуть па все и, закутав физиономию портянками, идти в посе­лок или на базу. Вдвоем они дошли бы, несомненно, дошли. Но он отогнал от себя эти мысли, продолжая крутить и кру­тить неподатливые на морозе болты. «Главное — дотянуть до рассвета. Дотянуть до рассвета», — твердил он себе. Хотя и не зкал, чем может помочь рассвет.

От постоянной работы на весу онемелые пальцы вконец по­теряли чувствительность, гаечный ключ вырвался и упал на гайки, разложенные на куске брезента. Тогда Сергей перевер­нулся на бок и медленно полез из-под машины.

С подветренной стороны, у костра, было непривычно тепло и уютно. Мирно, как, бывало, в детстве, трещали сосновые вет­ки, сучковатый северный стланик. Хотелось лечь возле огня, не отрываясь смотреть на пляшущие языки пламени и вспоми­нать детский дом, толстую и необыкновенно добрую воспита­тельницу тетю Пашо, вспоминать жену Наташу и маленького Борьку.

Жарков вздохнул, повернулся к огню спиной, чтобы отогреть поясницу, и, не снимая рукавиц, начал яростно колотить бесчувственными руками по бедрам.

Волоча здоровенный сушняк, подошел Митрохин. Бросив тол­стый ствол в общую кучу, выдавил о хрипом:

— Тяжелая, зараза!

Он снял рукавицы и, присев на корточки, протянул руки к огню.

Помолчали.

Понемногу оттаивая, Сергей чувствовал, как необоримая сла-бость разливается по телу, потянуло в сон. Чтобы не рассла­биться, он скинул рукавицы и, зачерпнув пригоршню сухого, колючего снега, начал яростно растирать лицо. И словно ты­сячи раскаленных иголок вонзились з кожу, нестерпимым ог­нем запылали руки. Сразу расхотелось спать, и только пояс­ница все так же тягуче ныла. «Не хватало еще, чтобы при­ступ свалил», — со страхом подумал Сергей, вспомнив, как два года назад его ЗИЛ застрял на небольшой речушке, по которой уже вовсю шла шуга, и ему пришлось переходить вброд на­шпигованный ледяным крошевом поток. Тогда-то и свалил его впервые радикулит.

Захотелось есть. Жарков искоса посмотрел на Митрохина, спросил безо всякой надежды:

— У тебя, случаем, сухарь не завалялся?

— Откуда? — Колька виновато пожал плечами, попытался

улыбнуться. — Может, кипяточку согреть? Говорят, здорово по­могает.

— Давай. У меня полпачки грузинского осталось, так что
живем. Доставай котелок.

Круто заваренный чай горячей волной прошел по груди. Жарков и Митрохин молчали, жадными глотками пили отдаю­щую дымом и еще какими-то запахами жидкость, а от этого становилось легче на душе. Когда в опорожненном котелке оставалась только разбухшая горькая кашица, Колька бережно отнес все это добро обратно в кабину, сказал, потягиваясь:

— Поспать бы еще чуток.

— Под машиной, — в тон ему ответил?Карков и, размахнув­
шись топором, начал хрястко рубить звенящее на морозе де­
рево.

После чая совсем не хотелось лезть под машину. Но лезть надо было, и Сергей, чтобы не думать об этом, снова стал вспо­минать детдом.

— Знаешь, Никола, — сказал он Митрохину. — А мы в дет­
доме часто мечтали попасть в какой-нибудь такой переплет,
чтобы потом на весь мир по телевизору показывали.

— Уж лучше не попадать, — ответил Колька рассудительно
и добавил: — Может, я болты покручу?

— Усиеешь. Твоя забота сейчас — дрова готовить.

Прошел еще час этой бесконечно длинной ночи. Сергей уже не мог более десяти минут вылежать на снегу и каждый раз все дольше и дольше отогревался у костра, чтобы войти в норму. Да и за эти десять минут он мало чего успевал сделать. В какой-то момент Сергей позабыл растереть щеки и подборо­док, и теперь они нестерпимо болели. Но особенно донимали руки. Сначала немели кончики пальцев, затем бесчувственными становились кисти, приходилось двумя руками держать гаеч­ный ключ.

Наконец Жарков открутил последний болт и начал снимать поддон. Заляпанный смерзшимся маслом и какой-то грязью, смешанной с бензином, оголился картер. Сергей аккуратно положил поддон на снег, подсветил переносной лампой, выис­кивая поломку. Из нижней шейки шатуна выглядывал рваный кусок вкладыша.

Сергей машинально сбросил правую рукавицу, взялся голой рукой за влажную от бензина и м