Возникновение христианства 60 страница

Отсюда понятно, что инициатива жертвы должна исходить от согрешившего. Если же жертву приносят за него, то в чем ее смысл? Оставим даже циничное обсуждение некоей противоречивости жертвоприношения Самого Себя (в лице Сына – аспекта Троицы) Самому Себе в искупление перед Самим Собой тех, кто Им создан.

Следует понять абсурдность ситуации. Неизменный Б., не подверженный влияниям, решил повлиять на Себя Самого. Для этого Он отправил Себя же (в виде Иисуса) с целью принести Себя в жертву Самому Себе. Этим Он якобы собрался искупить грехи созданных Им и функционирующих по Его воле людей перед Самим Собой.

Более интересна традиция Ин3:16: «Ибо Б. так любил мир, что Он отдал Своего единственного Сына, чтобы каждый, верующий в Него, не пропал, но имел жизнь вечную». То есть, Иисус должен был своим примером обратить других людей к Б. В этой красивой концепции ничего общего с искупительной жертвой (каким же примером является овца?) Впрочем, судя по развитию человечества после Иисуса, он оказался не очень убедителен и в качестве морального примера. К тому же, это, скорее, не теологическая доктрина. Она также не находит надежного подтверждения в других текстах.

Безусловно, в иудейской традиции (особенно, видимо, после 70г.) важное место занимает концепция искупительной роли страданий. Sifre Deut32: «Они даже лучшее искупление, чем жертвы, потому что жертвы приносятся из имущества человека, а страдания затрагивают его самого». В ряде случаев рассматривается значение страданий отдельных людей или поколения для всего Израиля. M.Sanh2:1: люди утешают первосвященника: «Да будем мы твоим искуплением». В b.Sanh39 р.Абайя (Abahu) говорит: «Благословенный заставил страдать Иезекииля, чтобы он смысл грехи Израиля». Но, в целом, отсутствует подобие христианской доктрины об искуплении всех и навечно страданиями одного. Возможно, ее развитие в иудаизме было ограничено как раз сходством с христианством.

Присутствующая в иудейской традиции доктрина добрых дел (заслуг) отличается от принесения Иисуса в жертву. Христианский аналог ее – индульгенции, когда церковь засчитывала добрые деяния одних в счет грехов других. Эта доктрина в иудаизме не получила распространения и упоминалась для специальных случаев и в качестве аллегории.

Доктрина искупления, вероятно, не является аутентичной. Она впервые появляется у Павла, который отнюдь не знал и не интересовался тем, что мы называем «историческим Иисусом». Он вполне свободно по своему усмотрению создавал теологические концепции. Учитывая, что доктрина искупления выделяется у Павла, не удивительно, что она была впоследствии включена в Евангелия. Причем, похоже, далеко не сразу, но в последующих вставках.

Лев17:11: «душа тела в крови, и Я назначил ее вам для жертвенника, чтобы очищать души ваши…» То есть, Иисус не мог быть жертвой искупления, поскольку его кровь не пролилась. Если бы распятие Иисуса послужило удовлетворением грехов иудеев, то после этого должен был наступить период процветания, а отнюдь не разрушение Храма.

Иисус нигде прямо не говорит, что его распятие служит очищению от грехов. Ранние христиане считали воскрешение именно демонстрацией чуда. 1Пт1:3-4: «Благословен Б. …возродивший нас воскресением Иисуса Христа… к наследству нетленному… хранящемуся на небесах для вас…»

1Ин2:1: «сие пишу вам, чтобы вы не согрешали…» То есть, Иоанн признает, что христиане могут согрешать. Так какие грехи искупил Иисус? Сиюминутные? Совершенные до распятия? Любые грехи всех прошлых поколений?

1Ин2:2: «Он есть умилостивление за грехи наши, и не только за наши, но и за всего мира». То есть, Иисус искупил грехи не верующих в него? Зачем тогда споры о вере, если грех неверия все равно искуплен?

Рим3:25: «Которого Б. предложил в жертву умилостивления…для показания правды его в прощении грехов, соделанных прежде…» Так грехи искуплены уже жертвой Иисуса или только после обращения к нему? Если только после обращения к Иисусу, то прошлые поколения оказываются лишены такого искупления грехов. Если искуплены уже жертвой Иисуса, то почему «неверующий уже осужден», Ин3:18?

 

 

Страдающий раб

Ис53:10-12: «Но была воля Господа сокрушить его {болью}. Когда вы принесете его жизнь в жертву {за грех}, он… продлит его дни… и будет делить добычу с сильными… он понесет грех многих, и стал оправданием грешников». В ивритском тексте непонятно, за что была принесена жертва, но, впрочем, «грех» вполне подходит по смыслу. «Боль» также соответствует контексту, но слово может означать и что-то иное (перевод неизвестен).

Даже загадочный текст Исаии не соответствует христианскому описанию Иисуса. Прежде всего, иудеи сами принесли страдающего раба в жертву искупления, а Б. сделал жертвоприношение еще более болезненным. Искупитель, по-видимому, выживет («продлит дни его»), и станет военным лидером («делить добычу с сильными»). Похоже, что жертвоприношением будет не жизнь, а боль. С учетом противоречия между принесением в жертву и продлением дней, речь может идти об Израиле в целом.

«Оправданием грешников»: кого? Все ли грехи он понесет? Включая прошлые и будущие? Включая грех неверия в Иисуса? Всех иудеев, только уверовавших при его жизни, уверовавших позднее (которые на момент искупления еще не родились и не совершили грехов), язычников тоже (хотя Иисус отказывался исцелять язычников)? При такой широкой трактовке искупления, все тогдашние иудеи попадут в царство, независимо от веры в Иисуса и своих поступков? Все ли прошлые поколения искуплены? Затрагивает ли искупление грехи будущих поколений? Если да, то стоит ли им ограничивать себя в накоплении все равно отпущенных грехов? И, кстати, почему тогда сами христиане осуждают даже за чисто церковные грехи, в частности, предают анафеме?

Образ искупителя Ис53 не соответствует божественности Иисуса, Ис53:12: «Посему Я дам ему часть между великими, и с сильными будет делить добычу…» То есть, искупитель будет уравнен с великими и сильными. Второй Исаия описывает не Мессию, не божественную фигуру, а страдающего раба.

«Ибо он взошел пред Ним, как отпрыск и как росток из сухой земли… он был презрен… меж людьми… изведавший болезни… мы думали, что он был поражаем, наказуем и уничижен Б…. веден был он на заклание… не отверзал уст своих… Господу угодно было поразить его… когда же душа его принесет жертву умилостивления, он узрит потомство долговечное, и воля Господа благоуспешно будет исполняться рукою его… Он, праведник, раб Мой… посему Я дам ему часть между великими, и с сильными будет делить добычу…» Речь скорее идет о вполне мирском человеке, праведнике, но никак не самом Б., или его аспекте, или об инкарнации духа. А Ис54 говорит о том, что Б. вновь обратится к иудеям.

Этим не ограничивается перечень проблем в адаптации Ис53 к Иисусу. Так, Ис53:4: «Конечно, он взял на себя наши немощи, и понес наши болезни; но мы считали его пораженным, что он поражен Б. и унижен». То есть, Страдающий раб болен: видимо, проказой (в арамейском это слово означает несколько болезней). С этим текстом связаны описания в традиции Мессии как прокаженного, или исцелителя прокаженных. Не исключено, что именно поэтому в Евангелиях появились эпизоды, в которых Иисус лечит проказу. Вопреки описанию Исаии, сам Иисус не был прокаженным.

Христиане – довольно верно - увидели в описании страдающего раба некоторое сходство с Иисусом. Плохо разбираясь в Писании, они решили, что любой знаменательный образ тождественен Мессии. В итоге, Иисус предстал эклектичным смешением Мессии и страдальца.

Впрочем, страдающий Мессия стал относительно популярным. Но только после возникновения христианства, когда иудеев постигли многочисленные несчастья – война 66-70г.г. и разрушение Храма, восстание бар Кохбы, менее значительные последующие восстания, запрет на изучение Торы, преследования в диаспоре. Страдания стали частью повседневной жизни. И если Мессия воинственного народа был военным лидером, несущим освобождение и завоевания, то впоследствии дух Мессии изменился, как и дух народа. Путь Израиля был представлен как предначертанное страдание (например, Sifre на Втор6:5, §32, р.Шимон бен Йохай: «Каков тогда путь, ведущий в Эру, Которая Придет? Конечно, вы должны сказать, это страдание»).

Страдающий Мессия христиан отличается даже от отверженного Мессии сектантов (если не только кумранитов). Исаия описывает постоянные и многочисленные страдания, а не только акт казни.

Христианские теологи иногда подменяют «страдающий раб» на «раб Б.» Однако последний термин, возможно, связан с avodah, служение Б. (причем именно в смысле труда, а не литургического служения), «делать божественную работу». Иисус же, как богочеловек, не мог сам себе служить.

 

 

Слуга

Мф12:17-21: «Да сбудется реченное чрез пророка Исаию, который говорит: ‘Вот, Мой слуга, Которого Я избрал… возвестит суд язычникам; он не станет бороться или кричать громко, и никто не услышит голоса его на улицах; тростника надломленного не переломит и льна курящегося не угасит, доколе не доставит суду победы; и во имя его язычники будут надеяться’». Цитата совершенно не связана с контекстом об исцелении, но грубо вставлена.

Ис42:1-4: «Вот Мой слуга, которого Я поддерживаю, избранный Мой… он принесет суд народам. Не станет кричать или повышать голос, и его не будет слышно на улице; тростника надломленного не переломит и льна курящегося не угасит; он праведно принесет суд. Не устанет и не сломится, пока не утвердит суда на земле; и побережья ожидают его учения».

Автор евангельской вставки явно использовал искаженный греческий перевод. Впрочем, в этом, как и в других случаях цитирования, нельзя полностью исключать, что изначально правильная цитата была позднее изменена, когда редактор или писец сверялся с искаженным переводом.

Вопреки популярному толкованию, Исаия описывает не немощного, но целеустремленного Мессию. «Не переломит тростник» и «не угасит лен»: не потому, что слаб для этого, а потому, что не станет тратить даже такое малое время. Иисус же ходил по Галилее и Иудее и отнюдь не проявлял такой заботы о времени.

«Не устанет и не сломится, пока не утвердит суда на земле»: совершенно не соответствует описанию жизни Иисуса, который так и не утвердил суда на всей земле. Причем, как евангелисты, так и Павел говорят о предстоящем суде, после распятия Иисуса.

Попытки христианских теологов трактовать так, что Иисус установил суд своим распятием, совершенно ошибочны. Исаия говорит о мирских, жизненных категориях: «не устанет и не сломится». То есть, именно в период применимости этих мирских категорий (во время земной жизни) Мессия должен был установить суд по всей земле. Этого Иисус не сделал. Судя по тому, что Иисус ожидал распятия, он и не собирался исполнять это пророчество.

Отметим, что методы становления христианской церкви существенно отличались от «не слышно будет на улице» и «праведно принесет суд» (то есть, не силой). «Не слышно будет на улице» трудно применить и к Иисусу, который не только проповедовал, но и призывал проповедовать с крыш.

 

 

Отвергнутый Мессия

Это, пожалуй, самый ранний титул Иисуса, отраженный в его имени (Мессия - помазанный – Христос). По мере того, как христианство из секты становилось религией, этот статус – локальный, с точки зрения языческих теологов – перестал удовлетворять запросам церкви.

В иудейской традиции появились мессианские интерпретации Ис53. Когда христианские теологи говорят об этих интерпретациях, они предпочитают забывать их, в значительной степени, историческое, а не религиозное содержание.

Даже отвергнутый Мессия, в итоге, все равно ведет к победе Израиля, а никак не к искуплению грехов верой, тем более, всеобщему – не связанному с Израилем. Исаия же говорит именно о грехах.

В сектантских текстах, действительно, встречается образ отвергнутого, и даже убитого, Мессии – священника (бен Иосиф). Трудно не увидеть в них адаптацию традиции отвергнутой на земле Мудрости к идее главенства Мудрости среди израильтян. Мудрость была отождествлена с Мессией, но осталась отвергнутой, а Мессия, таким образом, оказался убитым. Причем, убитым – не значит страдающим, в смысле Ис53. Конечно, в этих текстах сектантов больше теософских спекуляций, чем связи с иудаизмом.

Неприменимость образа Мессии к Иисусу была настолько очевидной для иудеев, что, видимо, это отождествление отсутствует даже в прототекстах. Иначе трудно объяснить, что его не употребляет не только Матфей, но и евангелисты – язычники. Только когда христиане уже долго не были иудеями, этот термин стал проникать в традицию.

Кумраниты ожидали Мессию, хотя и отнюдь не немедленно. Из традиции ессенов вера в приход Мессии могла проникнуть в христианство. А то, что термин не применялся к Иисусу, легко объяснить, если сам Иисус был мифическим собирательным образом лидеров ессенов. Структура его образа (и, соответственно, неприменимость к нему статуса Мессии) были тогда очевидны для современников.

Образ Мессии, если не страдающего, то близкого к страдальцам, был не чужд и ортодоксальным иудеям. Sanh98 приводит сон р.Иешуа (Joshua) бен Леви, который обнаружил Мессию сидящим у ворот Рима и перевязывающим раны нищим.

 

Смешно христианское толкование миссии Иисуса. Сначала он приходит как Мессия, для объявления царства Б. на земле. Потом с удивлением обнаруживает, что народ к царству Б. не готов, и начинает проповедовать новый завет. Потом видит, что иудеи и к этому не готовы, и ждет распятия. Затем он решает, что хоть какая-то польза должна быть, и использует распятие для искупления. Потом машет на все рукой и посылает апостолов проповедовать другим народам (то есть, отказывается от концепции иудаизма).

Иисус не мог быть Мессией, поскольку он с самого начала знал, что обречен на смерть. Иисус описывал себя как пророка, но не как Мессию.

Иисус обещал войны и разрушения, но за Иродом пришел Агриппа. При нем были относительные мир и процветание.

Тора указывает на приход Мессии именно перед концом дней. В частности, Мих5:4-5: «И станет Он пасти в силе Господней… и они будут жить безопасно… и будет Он – мир».

Ис42:1-4: «Положу дух Мой на Него, и возвестит народам суд… Не ослабеет и не изнеможет, доколе на земле не утвердит суда…»

С точки зрения иудаизма, все выглядело по-другому. Конец дней не является фиксированной датой, он может наступить в любой момент, когда этого захочет Б. Поэтому в каждом поколении не менее чем один человек подготовлен и может стать Мессией. Иисус, безусловно, знал о бессмысленности своего обращения к людям. Знал он и о своем конце в Иудее. Это знание угнетало его. Но он и не приходил, чтобы возвестить конец дней. Он приходил для того, чтобы принести обращение.

Иисус подчеркнуто не называл себя Мессией. Например, в Ин12:34-36 иудеи просят объяснить предсказание Иисуса о вознесении, поскольку «Христос пребывает вовек». На это Иисус им только предлагает: «Доколе свет с вами, веруйте в свет…»

 

 

Сын Б.

Евангелия часто называют Иисуса сыном Б. В иудаизме этот термин отнюдь не был необычным, его применяли, например, к чудотворцам. В Талмуде обращение к Б. «Отец», «Отец небесный», эпитет «Мой сын» от имени небесного голоса Bath Kol совершенно обычны. Более того, Kiddushin36 приводит мнение р.Меира, что все израильтяне называются сынами Б., даже неправедные. Маловероятно, чтобы такое расширительное толкование было только ответом на экспроприацию христианами термина для нужд собственной религии.

Zohar3:97: душа каждого человека есть дочь Б. Отсюда очевидна неисключительность сына Б. С другой стороны, весьма метафорическое толкование патримониальных терминов видно из Zohar2:12: «Душа, как и тело, имеет отца и мать».

В Мф6:9 Иисус предлагает всем называть Б. Отцом. Позднее христиане, спекулируя в духе эллинизма, отождествили сына Б. с существом божественного происхождения. Совместить это с монотеизмом можно было только довольно странным образом: концепцией триединства.

То есть, конечно, иудаизм признавал наличие, в некотором роде, божественных существ, ангелов. Сектанты применяли к ним термин «сын Б.» МудСол5:5: «Почему они {праведники} были перечислены среди детей Б.?» Даниил уподобляет праведников ангелам - звездам, «детям Б.» Вероятно, наиболее близко толкование ессенов: они называли сыном Б. Мессию, который встанет во главе их для последней битвы.

Однако такой статус (ангела или ангелоподобного существа) показался церкви слишком низким для Иисуса. Справедливости ради надо сказать, что дело было отнюдь не только в амбициях.

В тогдашнем доверчивом мире циркулировало множество мифов. Описанием чудес никого было не удивить. Было известно немало богов, а число их детей вряд ли можно точно подсчитать. Герой любой приличной легенды объявлялся сыном какого-нибудь бога.

Иудейская мистическая псевдоэпиграфия подчеркивала божественность Моисея: он был поставлен Аарону «вместо Б.», он говорил с Б. и видел Его, принес Закон и избавил израильтян из плена египтян (аналога рабства греха, от которого освобождал Иисус). Моисей получил божественный статус на Синае (как и, у Павла, Иисус – не сразу при рождении, но в результате воскрешения). В Life of Moses Фило пишет, что Моисей стал «соратником» Б. и получил власть над миром.

У христиан был единственный способ выделиться из этой массы аналогов, чем-то привлечь к себе внимание, перетянуть к себе паству (а не просто уговорить их добавить еще одного идола в свой пантеон). Им требовалось нечто большее. Им нужен был, в качестве основателя религии, именно бог. Отсюда и статус Иисуса, и вынужденное триединство.

В греческой религиозной философии сын Б. обычно отождествляется с инкарнацией духа. Это дополнительно укрепило христиан в их доктрине.

 

Сын Человеческий

Другой составляющей евангельского образа Иисуса является фигура Сына человеческого, которая упоминается в Дан7. Она не тождественна ни Мессии, ни искупителю, ни страдающему рабу (Suffering Servant). Во-первых, это не человек, как Мессия («с облаками шел как бы Сын человеческий»). Он даже не принял облик человека – «как бы». Во-вторых, ему дана власть для Суда. Он не устанавливает царство небесное на земле, не обеспечивает торжество Израиля, не искупает грехи, не страдает.

Неоднозначно, кого имеет в виду Даниил: «как бы Сын человеческий» едва ли относится к подобию тела, потому что Дан7:10 говорит о праведниках-судьях как вполне о людях, не употребляя «как бы».

Евангелия употребляют термин «Сын человеческий» в несвойственном ему значении, как свидетельство сверхъестественного статуса Иисуса. Бен Адам в Библии описывает именно человека, обычно как незначительное (по сравнению с Б.) существо.

Пс8:5: «То что есть человек, что Ты помнишь его, и сын человеческий, что Ты посещаешь его?» Здесь наиболее характерное употребление термина: как заменитель местоимения первого лица на третье лицо, «я» на «сын человеческий». В Пс8 содржится максимально высокая оценка бен Адам – немного ниже Б. (имеется в виду, создан по образу сефирот).

Единственный случай сверхъестественного употребления бен Адам: Дан7: «вот, с облаками шел как бы Сын человеческий». То есть, кто-то («как бы»), похожий на человека. «Сын Человеческий» употреблено для понятного описания видения, аналогично тому, как написано: «престол Б.», «подножие» и т.д. Причем, Даниил подчеркивает, что здесь метафора: «как бы Сын Человеческий».

Таким образом, у Даниила не сын человеческий является сверхъестественным существом, а сверхъестественное существо похоже на (воспринимается как) человека. Даже Даниил, последняя по времени книга Библии, чей авторитет умеренно высок, не поддерживает христианской концепции Сына человеческого как божественной сущности.

Либо же следует признать, что Иисус говорил о Сыне человеческом в смысле Дан7: о будущей фигуре, не о себе. К себе как существующему в данный момент человеку (существу в форме человека) Иисус не мог применить этот термин в смысле Дан7. Иначе «как бы» Даниила указывало бы на иллюзорность тела Иисуса, что отвергается церковью (без тела, что остается от его страданий?)

Даниил описывает появление Сына человеческого именно в день Суда. Причем, ему дана власть как раз с началом Суда. Поскольку с приходом Иисуса конец дней не наступил, он никак не мог быть Сыном человеческим в смысле Даниила.

Впрочем, в сектантской литературе «Сын человеческий» иногда обозначает существо, аналогичное Дан7:13 Употребление термина Матфеем в этом смысле показывало бы, что он весьма далеко отклонился от традиционного иудаизма. Для христиан «Сын человеческий» - это именно человек, тогда как для Даниила – некто, чем-то напоминающий человека.

В псевдоэпиграфии Сын человеческий иногда походил на Мессию, возвещая наступление царства небесного. Но спекуляции иудейских сектантов, хотя и более консервативны, чем построения христиан, тоже весьма оторваны как от Писания, так и от традиции.

В традиции (например, b.Sanh98) встречается отождествление Дан7:13 с Мессией – но это скорее может быть объяснено отчаянным стремлением иудеев, которые устали ждать земного Мессию, найти его вне этого мира. Представив его эзотерической фигурой, были легче ждать его прихода в ситуации, когда любой земной лидер иудеев был бы явно подавлен.

Ранние христиане понимали этот термин именно в смысле Дан7. Это и не удивительно: ведь, например, Павел постоянно описывает Иисуса как мифическую, сверхъестественную фигуру неопределенного прошлого. Только когда история Иисуса обросла фактами, реалистичными описаниями, когда появились Евангелия, тогда христиане стали воспринимать Иисуса и как человека. Термин «Сын человеческий» показался подходящим и для такого прочтения. В итоге, в употреблении термина явно прослеживается несколько слоев. В христианских текстах это не однородный термин с определенным значением, но своего рода омоним.

Дан7:13-14 также противоречит христианским концепциям богочеловека и изначальном наличии власти у Иисуса. У Даниила «как бы Сын человеческий» получает их только в день Суда, даже не после воскрешения.

В любом случае, использование фигуры Дан7:13 в Евангелиях совсем не к месту. И у Даниила, и в псевдоэпиграфии пришествие Сына человеческого связывалось не с обращением Израиля к Б. или победами (что было бы следствием прихода Мессии), но с концом дней, Судом. Иисус не только не принес Суда, но, видимо, проповедовал его приближение. То есть, конец дней заведомо был бы событием, отличным от прихода Иисуса (по крайней мере, первого пришествия, описываемого в Евангелиях). И тогда Дан7:13 описывает не Иисуса (ведь до Суда у Сына человеческого не было власти).

«Сын человеческий» - арамейская формулировка, на иврите – «человек», «человеческое существо». Аналогичные обороты встречаются в Писании в других местах, обозначая «смертный», например, в Иез8:5. Современных знаний о лингвистике того периода того периода недостаточно для оценки этого факта. По обычным представлениям, первый арамейский перевод Библии появился во 2в. Однако считается, что сектанты располагали арамейским текстом Даниила и до этого времени. Основной довод в пользу этого мнения – обнаружение свитков Даниила в Кумране, которые потребовалось датировать не позднее 1в. для соответствия традиционной хронологии Кумрана. Использование арамейского текста может свидетельствовать о связи христиан с ессенами.

 

Отметим несовместимость фигур Сына человеческого и Страдающего раба. Страдать может только человек. Даже если речь идет не о физическом страдании, то можно уверенно сделать вывод, что описывается человек с обычной душой, а не инкарнация духа. Последняя, естественно предполагать, не может страдать от людей.

Другое подтверждение земной сущности - в Ис53:12: «Посему Я дам ему часть между великими, и с сильными будет делить добычу…» Однозначное описание человека, а не инкарнации, для которой это была бы награда сомнительной ценности.

Итак, в образе Иисуса ошибочно смешаны человек («Страдающий раб») и сверхъестественная фигура («Сын человеческий»).

Конечно, этим разнообразие подходов не ограничивается. Например, Павел в 2Кор4:4 объявляет Иисуса образом Б. Похоже, он имел в виду что-то вроде Славы Б., или иной эманации. Если вспомнить Быт1:26 («сотворим человека по образу Нашему»), то Павел мог считать Иисуса создателем мира или, по меньшей мере, людей. Похоже, Павел вообще не был знаком с иудейской традицией, в которой образом Б. устойчиво назывался человек.

 

Мессия

Что касается Мессии, то этот образ виден только в описании рождения Иисуса и въезда в Иерусалим. Причем, здесь полная эклектика.

Генеалогия Иисуса (от Иуды) и торжественный въезд в Иерусалим напоминают военного Мессию. Учитывая явную фальсификацию генеалогии, обстоятельств рождения, и последствия посещения Иерусалима, ничего ожидаемого от военного Мессии у Иисуса обнаружить не удается.

Происхождение от Иосифа (который не был его отцом), проповедь нового учения, страдание и отвержение напоминают духовного Мессию. Такая фигура присутствует в псевдоэпиграфии и, важно, у кумранитов. Однако и они, похоже, ожидали военного Мессию сразу вслед за духовным, что не имело места.

 

Бог

У синоптиков едва ли что-то указывает на божественное происхождение Иисуса (по крайней мере, из перикопов, оригинальность которых можно допустить). У Иоанна он является то ли небесным посредником («Заступник»), то ли божественной фигурой Logos, то ли одной из ипостасей («Я в Отце») Б., как Его представляет Иоанн.

Постепенно, закрепилась традиция, признающая Иисуса богом. После Никейского собора иные взгляды были объявлены ересью (арианство), самого Ария линчевала толпа, и дискуссия была окончена.

Такая модификация статуса, как видно, почти не имеет обоснования в Евангелиях – буквально несколько явно неаутентичных тезисов у Иоанна. Скорее, она объясняется административной необходимостью. Христианам приходилось бороться, с одной стороны, с язычниками, с другой – с иудеями.

Первые легко приняли Иисуса в качестве одного из божеств своего обширного пантеона. Это не устраивало христиан, как чересчур низкое положение для основателя их религии. Соответственно, понадобилось поднять Иисуса над пантеоном.

Иудеи, в рамках монотеизма, отрицали любые попытки поднять Иисуса выше Мессии или ангелов. Удачное решение, обходящее ограничение одного Б., было найдено в объявлении Иисуса одной из сущностей Б. Привлекательность решения видна хотя бы из того, что спустя тысячелетие (!) Маймонид вынужден был объяснять невозможность одного Б. без Его единства, противоречие доктрины нескольких ипостасей вере в одного Б. Понятно, что для рядовых христиан триединство отлично объясняло все доктринальные противоречия.

 

Мудрость

Даже в псевдоэпиграфии Енох48:3-7, с ее весьма вольной теологией, Сын человеческий (в смысле Дан7:13) является не воплощением Мудрости, но «Его имя было названо перед Господом Духов… мудрость Господа ангелов открыла Его святым и праведным». То есть, Сын человеческий и Мудрость являются различными сущностями.

В нескольких местах упоминается, что Мудрость вновь вернется в мир в мессианский период. Поскольку он не наступил с пришествием Иисуса, то такой преждевременный приход Мудрости (в образе Иисуса) противоречил бы этим текстам.

Это явная адаптация Иисуса в эллино-христианской концепции как инкарнации Logos, иудаизированной в Иисуса – Мудрость. Понятно, что Мудрость понадобилась христианам, чтобы объяснить существование Иисуса до создания мира, его участие в творении и место рядом с Б., а также, возможно, связать Иисуса с существующей иудейской традицией (Мудрости).

Видимо, христианские теологи не были тогда знакомы с иудейской традицией (которая, похоже, уже существовала) об изначально существовавших небесных фигурах, в частности, Торе, Троне славы и Мессии. В случае последнего, эта концепция объясняла его появление уже взрослым человеком.

Поэтому необходимо предположить, что связь Мудрость – Тора в иудаизме и Иисус одновременно как Мудрость и воплощение Слова в христианстве возникли, вероятно, независимо друг от друга.. Либо в силу определенной эллинизации иудейской традиции. Вряд ли концепция Мудрости – Торы была известна евангелистам.

Davies правильно отмечает, что Павел, назвав Иисуса новым воплощением Закона (вместо Торы), естественно, приписывает Иисусу привычные атрибуты Торы. В частности, существование до создания мира. С другой стороны, Davies ошибочно считает этот факт подтверждением связи Павла с иудаизмом, тогда как здесь типичная ошибочная логическая конструкция: правильный вывод из неверной (произвольной, не доказанной) посылки. Концепция Иисуса как нового воплощения Закона уже безнадежно оторвана от иудаизма, и любые следствия, даже основанные на традиции, их не сблизят.

Примеров такого рода ущербной логики множество. Robinson пишет о том, что христианская доктрина духа Иисуса связана с доктриной духа в Писании. Конечно – но именно потому, что дух Иисуса определен наподобие духа Б. в иудаизме (с точностью до эллинизма, присущего христианскому термину).

Впрочем, церкви статуса Мудрости показалось мало. Она все-таки четко отделена от Б. Поэтому даже наиболее развитая в Евангелиях доктрина этого рода – Logos у Иоанна – была, в некотором роде, законсервирована. Церковь не нашла убедительного объяснения, как считать Logos ипостасью Б., что было бы необходимо для триединства. Решение было найдено простое и вполне традиционное для христианского способа доказывания: ипостась бога – сына просто отождествили со Словом. Сказали, что это одно и то же, и дискуссия была исчерпана.