Бернарт де Вентадорн, провансальский трубадур XII века, придворный певец Алиеноры Аквитанской, будущей королевы Англии. Перевод В. Дынник.

Веардрун

Глава первая

(извлечение)

 

Запрокинув голову, Марианна с нежной улыбкой посмотрела на лицо спящего Робина. Не удержавшись, она высвободила руку и кончиками пальцев провела по краешкам его полуоткрытого во сне рта. Робин сонно улыбнулся, перехватил руку Марианны и, спрятав ее под покрывало, прижал к своей груди, накрыв сверху ладонью.

Они уснули перед рассветом, истомив друг друга ласками и взаимным пылом. Чувствуя во всем теле сладкую усталость, Марианна дотронулась до собственных губ, чуть распухших от бесчисленных поцелуев Робина — то нежных, то жадных, то почти грубых и требовательных. Бросив взгляд в окно, она гибко потянулась и уже решительно отвела от себя руки Робина.

— Куда ты? — недовольно спросил сквозь сон Робин, пытаясь притянуть ее обратно к себе.

— Пора вставать! — ответила Марианна, склонившись над ним и поцеловав его в уголок рта. — Солнце уже поднялось.

— И пусть его! — проворчал Робин, не открывая глаз. — Мы только уснули, а с дороги можно поспать и дольше обычного!

— Так ведь это ты с дороги, милый! — улыбнулась Марианна и, поцеловав его еще раз, поднялась с постели.

Одеваясь, она спросила о пожеланиях Робина относительно завтрака и услышала в ответ, что ему решительно все равно, что подадут на стол, лишь бы утренняя трапеза прошла в обществе Марианны и Гвендолен. Посетив купальню и уложив косы, Марианна прошла в покои дочери, которую пыталась извлечь из постели молоденькая нянька, но Гвендолен молча брыкалась и с головой укутывалась в одеяло.

— Да будет вам, леди Гвен! Ведь уже утро, пора вставать! — стягивая с девочки одеяло, ласково урезонивала девушка Гвендолен.

Та в ответ лишь сонно потягивалась, капризно морщила нос и пыталась оттолкнуть нежные, но настойчивые руки няньки. Отстранив девушку, Марианна села на край постели и принялась одевать дочь. Узнав руки матери, Гвендолен, не открывая глаз, потянулась к Марианне и обняла ее за шею.

— Матушка! — прошептала она с сонной улыбкой, которая в точности повторяла улыбку Робина.

В конце мая наследнице и единственной дочери графа Хантингтона должно было исполниться семь лет. Гвендолен родилась днем, предшествующим дню рождения самого Робина, и тот, взяв в первый раз дочь на руки, шутливо сказал Марианне, что она не оставила мысли делать ему именно такие подарки ко дню рождения. Гвендолен была светловолосая, как Марианна, но глаза у нее были отцовские — большие, бездонно синие, как вечернее небо, и так же, как у Робина, светлели, если Гвендолен была чем-то недовольна.

Отправив дочь умываться под приглядом няньки, Марианна сходила на кухню отдать обычные указания на день, выдала поварам запасы из кладовой и распорядилась накрыть в покоях Робина завтрак для него, себя и Гвендолен. Когда она пришла в графские комнаты, Робин уже был там, полностью одетый, и его волосы еще оставались влажными после купальни. Прибежала Гвендолен и, бросившись отцу на шею, принялась целовать его, приговаривая, за какой из подарков следует очередной поцелуй.

— А этот тебе только за то, что ты наконец вернулся домой! — довольно закончила она и звонко чмокнула Робина в щеку.

— Угомонись, моя лисичка! — рассмеялся Робин и усадил дочь за стол. — Ты уже решила, как назовешь своего пони?

Гвендолен важно кивнула:

— Я буду звать его Крэддок.

— Крэддок? Любимый! — перевел Робин с валлийского языка имя, которое дочь придумала для пони. — Он так успел тебе понравиться, Гвен?

— Нет! Его так зовут, отец, — ответила Гвендолен, — он сам мне об этом сказал.

Робин обменялся взглядом с Марианной, и та едва заметно пожала плечами. Может быть, слова Гвендолен были просто детской игрой, в которой она одушевляла все вокруг себя. А может, девочка уже не только обладала способностями, дарованными смешением крови двух Посвященных семейств, но и начала пользоваться этими способностями.

— Отец! — отвлек их требовательный голосок Гвендолен. — Ты до сих пор не показал мне подарок, который привез матушке!

— Она его тоже еще не видела! — рассмеялся Робин.

Встав из-за стола, он ушел в другую комнату и, вернувшись, обвил шею Марианны золотым ожерельем с крупными прозрачными аметистами розового цвета. Взяв руку Марианны, на которой был перстень леди Рианнон, Робин поднес ее к ожерелью, и Гвендолен радостно захлопала в ладошки: аметисты в ожерелье и камень в перстне превосходно подходили друг другу.

— У тебя безупречный вкус! — заявила Гвендолен, восторженно глядя и на родителей, и на украшения.

— Спасибо за похвалу, моя маленькая леди Гвен! — рассмеялся Робин и поцеловал руку Марианны. — Я очень старался оправдать твое высокое мнение обо мне.

— Благодарю тебя, мой лорд! — тихо сказала Марианна, вскинув на Робина сияющие глаза, в которых он прочел признательность именно за то, что его подарок так подходил дорогому ее сердцу перстню.

Другим украшением он бы ее обрадовал, но не растрогал так глубоко: в распоряжении Марианны было много драгоценных вещей. Как он и обещал ей в Шервуде, так и делал — баловал подарками, не соблюдая никакой меры. Украшения, дорогие ткани для нарядов, редкие книги — она получала все это от него без малейших просьб: он сам угадывал или предвосхищал ее желания.

— Ты уже поблагодарила меня, моя радость, — так же тихо ответил Робин, ласково проведя ладонью по уложенным косам Марианны, — ночью, сполна!

— Но ведь ты ночью еще ничего не знала о подарке! — удивилась Гвендолен и, округлив глаза, вопросительно посмотрела на мать, забыв о варенье, которое размазывала пальчиком по ломтю теплого хлеба.

— Она догадалась о нем, — улыбнулся Робин, — и поцеловала меня заранее.

— Ох, мой лорд! Прикусите язык! — фыркнула Марианна, укоризненно посмотрев на Робина, и в ответ получила дразнящий и насмешливый взгляд синих глаз, от которого вновь замерло ее сердце.

Гвендолен, удовлетворившись объяснением отца, принялась поедать хлеб с вареньем, запивая его молоком. Одновременно она засыпала Робина рассказами о том, что, по ее мнению, произошло важного в Веардруне, пока Робин отсутствовал. Робин слушал дочь, сохраняя серьезное выражение лица, и таким же серьезным тоном отвечал ей, когда она спрашивала о чем-либо. Но в его глазах и уголках рта неуловимо мелькала добрая теплая улыбка.

— Сделай мне еще один подарок, — перебив саму себя, сказала Гвендолен и, просительно посмотрев на Робина, протянула: — Пожа-а-луйста! Он совсем простой!

— Какой, Гвен?

— Давай отправимся на прогулку. Ты на Воине, матушка на Колчане, а я на Крэддоке! Поедем верхом по берегу моря.

— Заманчивое предложение! — в тон дочери протянул Робин, мечтательно прищурившись, но потом с глубоким вздохом отрицательно покачал головой: — Заманчивое, но сегодня неосуществимое, Гвен.

— Почему? — спросила она, огорченно надув губки.

— Потому, моя лисичка, что сэр Эдрик предупредил меня о том, что в Веардруне еще со вчерашнего дня собралось много спорщиков, которые не могут договориться между собой без моего вмешательства. Так что мне предстоит тяжелый день!

— Ты всех рассудишь! — успокоила отца Гвендолен и облизала ложку с медом. — Ты самый справедливый!

Робин рассмеялся и потрепал дочь по светлым волосам, привольно рассыпавшимся по плечам девочки:

— Взамен прогулки предлагаю тебе сегодня обед в саду вместе с лордом Уильямом, леди Тиль и твоими сестричками, — сказал Робин.

Глаза Гвендолен засияли от радости.

— Матушка, а чем ты собираешься сейчас заняться? — деловито осведомилась Гвендолен, когда Робин, закончив завтракать, ушел переодеваться и возлагать на себя графские регалии для предстоящего слушания споров и тяжб.

Получив от Марианны ответ, что мать намерена заняться аптекой, Гвендолен выразила самое горячее желание помочь ей. Дочь Робина и Марианны, несмотря на возраст, была достойной ученицей обоих родителей и обладала уже немалыми познаниями как в приготовлении лекарств, так и в медицине.

Они провели в аптечной комнате не меньше двух часов, после чего Марианна отправила дочь на занятия с учителями, где ей составляли компанию дочери Вилла и Тиль. Сама она пробыла в аптечной комнате до полудня, потом, убрав приготовленные лекарства и наведя порядок, вышла на одну из широких открытых террас Веардруна.

Робин уже закончил судебное разбирательство и теперь стоял во дворе, окруженный ратниками. Рядом с ним был Вилл, и братья вместе внимательно наблюдали за тренировочным боем, который вел с новичком один из ратников. Вилл взмахом руки остановил поединок и принялся что-то выговаривать новичку. Потом он требовательно протянул руку к ратнику, и тот поспешил вложить ему в ладонь рукоять меча. Вилл сделал несколько выпадов, новый ратник кивнул и попытался повторить показанные ему приемы.

К Марианне подошла Тиль. Она прилегла грудью на каменное ограждение террасы и, отыскав взглядом Вилла, больше не сводила с него глаз, улыбаясь нежной улыбкой.

— Тиль, у нас сегодня обед в узком кругу, — сообщила Марианна.

— Ох, миледи! Я уже выслушала мнение отца относительно подобного нарушения традиций! — рассмеялась Тиль, по-прежнему глядя на Вилла. — Благо к вам или его светлости отец не решился идти с выговором, а Вилл, как всегда, пропустил попреки мимо ушей!

Почувствовав на себе ее взгляд, Вилл обернулся и приветливо помахал рукой жене, которая радостно замахала Виллу в ответ. Марианна искоса посмотрела на Тиль и улыбнулась. Вот кто все эти годы был безмятежно и бесконечно счастлив! Тиль до сих пор была влюблена в мужа, как в первый день. Она была ему нежной и послушной подругой, родила Виллу троих детей и получала радость от каждого прожитого дня.

Как Робин и обещал дочери, в саду накрыли стол для обеда в семейном кругу. Эдрик все равно не удержался от ворчания — вроде бы себе под нос, но так, чтобы Робин расслышал его. Но тот лишь отмахнулся от неудовольствия старого наставника, сказав, что за время отсутствия забыл аромат роз своего сада и теперь хочет сполна насладиться благоуханием цветов. На лице Эдрика невольно появилась гордая улыбка: сад в Веардруне был разбит им, и стараниями Эдрика в нем до самой поздней осени буйствовало многоцветье розовых кустов.

Когда Марианна спустилась в сад, Робин сидел во главе стола и быстро проглядывал письма, которые доставили в Веардрун за время его отсутствия. Бросив взгляд на жену, он мельком улыбнулся Марианне и вновь погрузился в чтение. Возле его кресла привольно расположились на траве Гвендолен и ее двоюродные сестры. Дочери Вилла и Тиль — Маргарет и Элизабет — были на год младше Гвендолен. Одинаково темноволосые и голубоглазые близнецы, завидев Марианну, бросились к ней, но Гвендолен, которая зазевалась в первый момент, опередила их и вцепилась в подол платья Марианны.

— Как же вы перепачкались! — рассмеявшись, воскликнула Марианна, окинув взглядом три круглые чумазые рожицы, и позвала одну из служанок, хлопотавших у стола: — Джейн! Быстро отведи этих юных леди умыться!

Не обращая внимания на бурные возгласы протеста, Джейн увела девочек. Марианна опустилась в кресло рядом с Робином и укоризненно попеняла ему:

— Мой лорд, ты мог бы последить за дочерью и племянницами!

Робин лишь рассмеялся в ответ, поцеловал руку Марианны и отложил письма. Тщательно умытые и аккуратно причесанные девочки, которые сразу приобрели чинный вид, вернулись в сад в сопровождении Вилла и Тиль. Увидев на руках Вилла трехлетнего Корвина, Эдрик проворчал:

— Ваш младший сын, милорд, еще слишком невелик, чтобы сидеть за одним столом вместе со взрослыми!

Вилл в ответ выразительно возвел глаза к небу, глубоко вздохнул и, не выдержав, рассмеялся. Тиль забрала сына у Вилла и усадила себе на колени.

— А из моей дочери ты разве что веревки не вьешь! — продолжал сетовать Эдрик, но, не удержавшись, потрепал по светлым волосам любимого внука.

— Тиль обещала мне перед алтарем быть послушной женой и теперь свято выполняет данное слово! — ответил Эдрику Вилл и поцеловал Тиль в макушку.

Поприветствовав Марианну, он сел возле жены и, окинув взглядом собравшихся за столом, спросил:

— Дэнис не появлялся?

— Твой старший сынок пропадает где-то еще с вечера! — ехидно ответил Эдрик, наполняя кубок Робина светлым вином. — Ты бы последил за ним, если не хочешь неприятностей. И что за дурные манеры — приходить к столу позже графа?

Робин беспечно рассмеялся и откинулся на спинку кресла:

— Да вот он сам! Можешь выговорить все прямо Дэнису и оставить в покое его отца! — сказал он, кивая на лестницу.

Едва придерживаясь рукой за перила, по каменным ступеням в сад сбежал Дэнис. В начале ноября прошлого года ему минуло шестнадцать лет. Он был ростом почти с отца, но по-мальчишески угловат и тонок в стане. Миновав рубеж, отделявший детство от юности, Дэнис приобрел еще большее сходство с Виллом: такой же статный, широкоплечий, с правильными чертами лица, темными, коротко стриженными волосами. Стремительной легкой походкой он подошел к столу и улыбнулся лукавой и обезоруживающей улыбкой.

— Вылитый лорд Уильям в юности! — в сердцах сказал Эдрик, сурово глядя на Дэниса из-под сердито нахмуренных бровей. — И ровно столько же толку от моих выговоров!

Услышав слова Эдрика, Дэнис тут же спрятал улыбку и отвесил почтительный поклон Робину и Марианне.

— Ваша светлость! Миледи графиня! Приношу вам глубочайшие извинения за опоздание! — сказал он и обернулся к отцу: — Мой лорд!

Отец и сын улыбнулись одинаковыми улыбками и обменялись взглядами, в которых мелькнула тайная гордость друг другом. Несмотря на любовь, которую Вилл испытывал к детям, рожденным Тиль, старший сын неизменно занимал первое место в его сердце.

— Матушка! — и Дэнис склонился над рукой Тиль.

— Вот негодник! — фыркнула Тиль, ласково шлепнув Дэниса по руке.

Тиль совсем недавно исполнилось двадцать три года, и рядом с пасынком она выглядела его старшей сестрой. Дэнис рассмеялся и шутливо дернул за косички близнецов.

— Кто Мэг, кто Бэтси? — весело осведомился он.

— Мэг! — звонким голосом ответила одна из сестер, подставляя старшему брату щеку, испачканную мясным соусом.

— Значит, другая — Бэт! — улыбнулся Дэнис, целуя вторую сестру, которая так же, как и первая, успела перемазаться в соусе.

— Вас даже в этом не различить! — усмехнулся Вилл, вытирая дочерей, которые по очереди подставили ему личики.

— Лорд Дэнис! — раздался недовольный голос Гвендолен, когда тот, отвесив последний из поклонов Эдрику, собрался занять свое место за столом. — Вы уверены в том, что поздоровались со всеми?

Услышав вопрос Гвендолен, Дэнис замер над креслом, так и не опустившись в него, и посмотрел на девочку. Встретившись с его янтарными глазами, в которых играли золотистые искорки, и заметив дразнящую улыбку, мгновенно скрывшуюся в уголках подвижного рта юноши, Гвендолен невольно пожалела о том, что окликнула своего вечного насмешника, но отступать было поздно. Дэнис в одну секунду оказался возле нее, преклонил колено, завладел рукой Гвендолен и, несмотря на ее тайное сопротивление, поднес к губам.

— Прекрасная леди Гвен! — воскликнул он жарким шепотом. — Простите, я вас и впрямь не приметил! Надо будет попросить вашу няню, чтобы она подкладывала на ваше кресло еще парочку подушек. Иначе вас совсем не видно из-за стола!

— Избавьте меня от ваших советов, милорд! — высокомерно ответила Гвендолен, отнимая руку.

— Как?! — с притворным огорчением отозвался Дэнис. — Вы не рады меня видеть? Ах, мое бедное сердце навек разбито такой холодной встречей!

В синих глазах Гвендолен мелькнула растерянность, но она заметила улыбки, которые старательно пытались скрыть ее родители и Вилл с Тиль, и немедленно приняла неприступный вид.

— Напротив, милорд! Я безмерно счастлива тем, что вы наконец удосужились появиться в Веардруне, — сказала она, чопорно поджав губы, и запустила руку в пряди темных волос Дэниса. — Скажите на милость, лорд Дэнис, где вы нашли сегодня ночлег? Не иначе как на конюшне! — и Гвендолен с невозможно высокомерным выражением лица выудила из волос Дэниса застрявшую в них сухую травинку.

— Моя несравненная леди Гвен, вы еще слишком малы, чтобы понять всю прелесть ночлега на конюшне! — ответил Дэнис, сопроводив слова томным вздохом, за что тут же получил подзатыльник от Эдрика.

— Ну-ка немедленно сядь за стол и оставь в покое леди Гвендолен! — потребовал Эдрик и выразительно посмотрел на Вилла: — Лорд Уильям, я вам еще раз настоятельно рекомендую последить за старшим сыном!

Эдрик по-прежнему считал всех, кто носил имя Рочестеров, своей собственностью и постоянно донимал Вилла жалобами на Дэниса, которые живо напоминали Виллу такие же жалобы Эдрика, но только на него самого в юности. Едва заметно шевельнув бровью, Вилл указал Дэнису глазами на место напротив себя. Повинуясь взгляду отца, Дэнис мгновенно оказался за столом.

— Где ты пропадал? — тихо спросил Вилл.

Дэнис нехотя пожал плечами в ответ. Заметив, что отец смотрит на него с прежней настойчивостью и ждет ответа, он глубоко вздохнул и буркнул:

— Да что ты, в самом деле! Я ведь уже не маленький!

— В том-то и дело, что слишком взрослый! — хмыкнул Вилл.

Марианна, слышавшая их разговор, с трудом удержалась от улыбки. Отец и сын слишком походили друг на друга! Вот и сейчас они обменялись одинаково насмешливыми взглядами, которые говорили о том, что для Вилла не составляет секрета, чем сын занимается по ночам, а Дэнис прекрасно понимает, что отец не намерен делать ему строгий выговор.

Несколько дней назад у Марианны состоялся разговор с Дэнисом по поводу молоденькой служанки, которая, заливаясь слезами, упала к ногам графини и призналась в беременности при отсутствии того, кто пожелал бы взять ее замуж. Когда Марианна осведомилась об отце будущего ребенка, девушка, запинаясь, указала на Дэниса. Выслушав Марианну, Дэнис лишь ухмыльнулся, сверкнув ясными янтарными глазами.

— Побойся Бога, леди Мэри! — фыркнул он. — Не собираешься же ты женить меня на девице, в чьей постели перебывали все ратники Веардруна? Она только по глупости указывает на меня. Поверь, я получил достаточно наставлений и от отца, и от крестного, чтобы суметь избежать таких последствий!

— А ты зачем отправился к ней в постель, если знал о том, что там грелось столько народа? — в сердцах спросила Марианна.

Дэнис рассмеялся и развел руками.

— Я не мог отказать даме, да еще когда она была так настойчива! — ответил он и улыбнулся обворожительной улыбкой, при виде которой Марианна сама не удержалась от смеха, лишь укоризненно покачав головой.

— От кого послания? — спросил Вилл, указав на письма.

— Два из Лондона — от Артура и Уильяма Лонгспи. Одно от Реджинальда — обещает приехать в гости, — ответил Робин.

Обед закончился, но в саду было так чудесно, что все, не сговариваясь, остались. Дэнис подал кубки с вином Робину и Виллу и сам с кубком в руке устроился рядом на траве.

— Что пишут Артур и Уильям? Какие новости при дворе?

— Иоанн намеревается воевать с королем Филиппом за нормандские владения, — ответил Робин, одновременно отдавая Марианне письмо Реджинальда.

— Покойный Ричард не мог совладать с Филиппом! — усмехнулся Вилл. — Где уже тягаться с ним Иоанну!

— Примерно такой тон и в обоих письмах — что Артура, что Уильяма, — сказал Робин и чуть нахмурился. — Судя по всему, война затянется, и, возможно, не на один год. Король Филипп твердо нацелен на приращение земель к своему королевству. Если Иоанн погрязнет в войне на континенте, в Англии опять настанут смутные времена. Только на этот раз без надежды на возвращение короля, к которому питали уважение. Иоанна боятся, ненавидят, но сильного короля в нем не видит никто.

— Заскучал? — спросил Вилл, внимательно глядя на брата.

— По войне? — усмехнулся краешком рта Робин и отрицательно покачал головой. — Нет. Я вдоволь навоевался под знаменами Ричарда, а Иоанн меня, к счастью, не призовет. Отделаюсь деньгами или войском, собранным в нормандском владении. И знаешь, Вилл, мне совсем не по душе воевать с королем Филиппом. Он несравнимо более достойный король, чем Иоанн. Ему не занимать ума. Достаточно вспомнить, с какой легкостью он обводил вокруг пальца Ричарда!

— Опасные речи ведешь, Робин! — заметил Вилл. — Долети твои слова до Иоанна, и он не преминет заподозрить тебя в измене, если не обвинит сразу, учитывая его подозрительность!

— Так ведь я их только с тобой и веду! — рассмеялся Робин. — Вассальная присяга Иоанну не оставляет мне выбора.

Вилл не поддержал его смех, став серьезным:

— Помнишь, когда пришла весть о смерти короля Ричарда, ты, будучи в Лондоне, поддержал принца Джона в его претензиях на опустевший трон, а не племянника Ричарда — Артура Бретонского? И вот принц Джон стал королем Иоанном. Ты до сих пор не сожалеешь о своем решении?

— В те дни не было иного выбора. Намерение Иоанна занять трон получило единодушное одобрение всех титулованных лордов королевства. Артур тоже не был подарком. Уже в столь малом возрасте он проявлял огромное высокомерие и заносчивость. В части прав на корону он не уступал Иоанну, но его слишком юный возраст и чересчур властная мать послужили вескими основаниями для всех предпочесть дядю племяннику. К тому же он был воспитан королем Франции, ни разу до гибели Ричарда не был в Англии. Нормандия и Анжу приняли бы его, англичане — нет! — спокойно возразил Робин и с горечью усмехнулся: — А сожалел ли я? Да, Вилл, я почувствовал сожаление, когда стало известно, как король Иоанн обошелся с принцем Артуром.

— Как же? — живо поинтересовался Дэнис. — Разные ходили слухи, одни противоречивее других.

Склонившись, Робин потрепал юношу по голове и с невеселой улыбкой ответил:

— Его держали в Нормандии в замке Фалез под надежной охраной. Но Иоанн решил, что племянник представляет собой опасность, даже оставаясь узником. По королевскому приказу принца Артура должны были тайно убить, вначале ослепив и превратив в скопца.

Дэнис на миг онемел и, запрокинув голову, с недоверием посмотрел на Робина.

— Зачем?!

— Что зачем, Дэн?

— Зачем поступать так жестоко? Если принца все равно обрекли на смерть... — не договорив, он судорожно сглотнул.

— Затем, что Иоанн жесток, Дэн, и получает удовольствие от жестокости, к кому бы ни проявлял ее — к женщинам или мужчинам.

— Крестный, ты сказал — должны были убить. Значит, его не убили?

— В тот раз нет. Комендант Фалеза лорд де Бург пожалел юношу и спрятал его в подземельях замка. Иоанну доложили о том, что приказ исполнен, но Артур тогда был еще жив, что пошло на пользу самому Иоанну, когда весть о том, как он повелел обойтись с племянником, повсеместно распространилась стараниями короля Филиппа.

— Начались волнения, которые усиливались день ото дня, грозя превратиться в бурю, которая смела бы Иоанна с трона, — пояснил Вилл в ответ на вопросительный взгляд сына. — Иоанн не знал, что предпринять. Тогда лорд де Бург, спасший принца Артура, открыл ему тайну, рискуя лишиться головы.

— Но вместо наказания был осыпан почестями и наградами, — усмехнулся Робин. — Слишком кстати принц Артур оказался жив. Юношу перевезли из Фалеза в Руан, где предоставили ему относительную свободу, чтобы все смогли убедиться в ложности слухов. Иоанн впал в образ оскорбленной добродетели, волнения улеглись.

— Так принц Артур до сих пор жив?! — спросил Дэнис.

— Нет. Иоанн однажды приехал в Руан и уединился с племянником на весь вечер, до самой ночи. А утром обнаружилось, что Артур исчез. Иоанн и его приспешники уверяли, что принц сбежал из Руана, но через несколько дней рыбаки вытащили из реки тело юноши. На нем были следы страшных побоев, лицо разбито и изуродовано. Только по одежде и опознали принца Артура! Вероятнее всего, Иоанн сам забил его до смерти, — ответил Робин и вновь обратил взгляд на брата: — Не я один ужаснулся судьбе принца Артура, но что-либо менять было поздно, Вилл. Ах, если бы Ричард поступился своими склонностями, пересилил холодность к жене и оставил наследника! Все сложилось бы иначе.

— Да, и ты был бы сейчас в регентском совете, а не томился бездействием, — кивнул в ответ Вилл.

Робин рассмеялся и задумчиво посмотрел в небо, раскинувшееся над Веардруном куполом — лазурным, как стяг Рочестеров.

— Грех сетовать, Вилл. Судьба обошлась со мной более милостиво, чем когда-то с нашим отцом.

Вилл иронично вскинул бровь, собираясь о чем-то сказать, но промолчал, поймав быстрый предостерегающий взгляд брата и заметив выразительное движение его брови в сторону Марианны.

— А королева Беренгария красивая? — вновь встрял в разговор Дэнис. — Отец, крестный, вам доводилось видеть ее?

— Доводилось, — ответил вместо Робина Вилл. — Да, сынок, она весьма хороша собой, но для покойного короля Ричарда любой смазливый менестрель был милее королевы. Как бы ни восхваляли Ричарда за отвагу и доблесть, он не исполнил одной из важнейших обязанностей короля, не оставив после себя сыновей.

Печальная участь племянника короля глубоко взволновала Дэниса, и он упрекнул Вилла и Робина:

— Никто из вас прежде не рассказывал мне о принце Артуре, а ведь я спрашивал! Почему, если вы знали, что с ним сталось?

— Ты был еще мал для подобных откровений, — ответил Вилл таким тоном, что Дэнис предпочел воздержаться от новых вопросов.

Все еще находясь под впечатлением от услышанного, Дэнис впал в глубокую задумчивость. Покачав головой, он, сам того не заметив, прикрыл ладонью пах, чем рассмешил Вилла до колик.

— А глазами, выходит, ты не так дорожишь? Ну правильно, ты же настолько шустрый, что отыщешь девчонку на ощупь, а то и по запаху!

Марианна, перебравшаяся из-за стола на качели, перестала прислушиваться к негромким голосам Робина и Вилла и самой беседе и углубилась в письмо Реджинальда. Читая, она не могла отделаться от ощущения тревоги. Несмотря на то что тон письма был обычным для Реджинальда — приветливым, добрым и веселым, от него так и веяло грустью. Не от слов, а от самого пергамента, исписанного ровными строчками, словно перо окуналось не только в чернила, но и в душу Реджинальда. В письме были только хорошие вести, описание семейных событий, полное тепла и юмора, но Марианна ничего не могла поделать с собой. Она была уверена в том, что Реджинальд не обрел счастье в браке, на котором настоял вопреки усилиям Марианны отговорить его. Она любила подругу, от всего сердца желала ей счастья, но беда заключалась в том, что сама Клэренс не желала себе ни любви, ни счастья. И, не желая их для себя, она лишила их и Реджинальда. Покой — вот все, что ей было нужно от жизни, и она получила его в полной мере, окруженная теплом души Реджинальда, не думая о том, что сам он в покое не нуждался. Она по собственной воле приняла решение стать его женой. Робин, который полностью разделял опасения Марианны, ни в коей мере не склонял сестру к новому замужеству и тоже предпринял попытку еще раз убедить Реджинальда отступиться от Клэренс. Реджинальд выслушал Робина, согласился со всеми его доводами и ответил, что справится сам с пагубными последствиями, если они действительно подступят.

Реджинальд! Черноволосый эльфийский принц с ясными серебристыми глазами, маг и воин! Он сумел сделать так, что Клэренс, сперва не замечавшая его присутствия, очень скоро стала нуждаться в нем, вдруг обнаруживая, что его нет рядом. Вначале с удивлением оглядываясь вокруг, не находя его и забывая о нем. Потом ожидая приездов Реджинальда в Веардрун все с большим нетерпением, потом с радостью. Ее маленький сын не слезал с колен Реджинальда, сама Клэренс не отходила от него, и он сделал ей предложение, когда она сама уже хотела выйти за него замуж. Вот только себе она так и не призналась в этом желании.

Дэнис, утомившись чинно сидеть на траве рядом с креслами Робина и Вилла, присоединился к играм сестер и Гвендолен с таким азартом, словно и ему было столько же лет, сколько девочкам. Маленький Корвин попытался угнаться за старшим братом, но безуспешно. Тогда малыш плюхнулся на четвереньки и, словно резвый щенок, поймал Дэниса за сапог. Довольно нахмурив брови, Корвин поднялся на ноги и запрыгал, вытянув руки вверх. Дэнис рассмеялся и подхватил Корвина на руки.

— Какой же ты упорный, львенок!

Светловолосый и ясноглазый Корвин и в самом деле напоминал львенка — особенно когда с царственным и важным видом шествовал по галереям и залам Веардруна.

Сощурив янтарные глаза и прикусив губу от усердия, Корвин запустил маленькую пятерню в темные волосы Дэниса и с силой потянул схваченную прядь. Непритворно взвыв от боли, Дэнис помотал головой и, расцепив пальцы брата, передал Корвина Тиль. Маргарет и Элизабет тут же с веселым визгом повисли на руках брата. Гвендолен, недовольно нахмурившись, осталась стоять в стороне. Внезапно на ее лице появилась хитрая улыбка, Гвендолен с разбегу прыгнула на Дэниса и, цепляясь за штаны, пояс и рубашку, вскарабкалась на юношу и крепко обхватила руками его шею. Забравшись ему на плечи, как на лошадь, она гордо посмотрела сверху на сестричек.

Слыша звонкий голос и смех дочери, Марианна отвлеклась от письма брата, посмотрела на Гвендолен и невольно вздохнула. Король обязан продолжить себя в сыновьях, вспомнила она недавно сказанные Виллом слова. А граф? Разве мужчина — что титулованный лорд, что простолюдин — не ждет от жены сыновей? У Вилла уже два сына, у Робина — ни одного.

Маленькая Гвендолен — отрада ее сердца — была у них с Робином единственным ребенком вместо многих, о которых когда-то мечталось. В том нет вины Робина: он-то, в отличие от короля Ричарда, не пренебрегал супружеским ложем. За годы брака взаимное влечение Робина и Марианны не остыло и в самой малости, но... После рождения дочери Марианна еще дважды беременела, и обе беременности закончились выкидышами. Если первый она перенесла с умеренным огорчением, то второй — очень тяжелый сам по себе — поверг ее в глубокое отчаяние. Робину тогда удалось утешить Марианну, сказав, что с его матерью была такая же история, но потом родилась Клэренс.

Привыкнув доверять ему во всем, Марианна успокоилась. Но все ее ожидания оказались напрасными: она перестала беременеть, и за несколько лет уже смирилась с постигшим ее бесплодием. Робин казался совершенно не обеспокоенным тем, что ему наследует дочь, а не сын. Он бесконечно любил Гвендолен и ничем не выказывал огорчения, что она его единственный ребенок. Но был ли он действительно не опечален этим, Марианна в точности не знала. Он любил детей, и те отвечали ему горячей привязанностью. Вся детская стайка Веардруна могла кружить рядом с ним часами, когда у него было время для игр и разговоров.

Еще раз вздохнув, Марианна прогнала грустные мысли и хотела вернуться к письму, когда до нее долетел приглушенный голос Вилла:

— Ты окончательно решил ограничиться одной дочерью, Робин?

Марианна даже замерла от неожиданности — настолько вопрос Вилла оказался созвучен тому, над чем она только что размышляла. Делая вид, что она полностью поглощена чтением письма, Марианна напряженно застыла, ожидая, как Робин ответит брату. Тот после недолгого молчания сказал:

— Все в воле богов, Вилл.

— И в твоей воле?

Она услышала в голосе Вилла усмешку.

Негромкий спокойный голос Робина ответил на иронию брата полным согласием:

— И в моей воле.

Еще не уверившись в том, что она все верно расслышала, Марианна подняла глаза и столкнулась с глазами Вилла. В них мгновенно мелькнула тень досады, и Вилл тут же отвел взгляд в сторону, чем только утвердил Марианну в подозрениях. Он без малейшей заминки заговорил с братом о новых ратниках, но его голос звучал чересчур бодро и громче обычного. Марианна посмотрела на Робина, он встретился с ней взглядом и улыбнулся, не прерывая разговора с Виллом.

Не став ни о чем спрашивать сейчас, она твердо решила поговорить с Робином о том, что он ответил на вопрос брата. Вот только захочет ли Робин что-либо объяснить ей? В этом Марианна была далеко не уверена. Внешне остававшийся прежним, Робин на самом деле изменился со времени своей последней встречи с королем Иоанном. Изменился не в своей сути, а в отношениях с Марианной. В нем появилась неявная замкнутость, какой-то тайник в душе, в котором он что-то скрывал именно от нее.

Она постаралась в течение дня не подать виду, что взволнована, и дождалась вечера, когда Робин, закончив дневные заботы, пришел в спальню. Марианна ждала его, стоя перед зеркалом и расчесывая волосы перед сном. Он подошел к ней, обнял и поцеловал в затылок — так, как делал каждый вечер. Зеркало отразило его лицо, выражавшее полное удовлетворение тем, как прошел день, и глаза, в которых была теплая синева вечернего неба. И, улыбнувшись ему, Марианна подумала о том, что, может быть, не стоит ни о чем спрашивать: все равно ничего не скажет. С недавних пор у него появилась привычка умалчивать от Марианны то, чего ей, по его мнению, не следует знать.

Оставив Марианну, Робин, еще не раздеваясь, растянулся на постели и, заложив руки за голову, с улыбкой наблюдал за скольжением гребня по светлым волнам ее волос. Марианна же, глядя в зеркало, напряженно раздумывала, должна ли она окончательно смириться с молчанием Робина, даже если оно затрагивало именно ее. Наконец решившись, Марианна тихо, но твердо сказала:

— Робин, я хочу поговорить с тобой.

— О чем, мое сердце? — спросил Робин, чуть изогнув бровь, когда услышал в ее голосе пока еще неявный стальной отзвук.

Марианна отложила гребень, подошла к Робину и присела на постель рядом с ним.

— О том, почему у нас с тобой только один ребенок.

Она посмотрела ему в глаза, которые ответили ей скользящим безоблачным взглядом и укрылись в длинных ресницах.

— Я должен принять твои слова за упрек? — рассмеялся Робин. — Ты несправедлива, моя леди! Особенно после сегодняшней ночи.

Он приподнял руку, и его пальцы заскользили по ее руке — от запястья вверх, к сгибу локтя — вкрадчивыми и ласкающими прикосновениями. Марианна перехватила его руку и решительно отвела в сторону.

— Робин, я спрашиваю тебя со всей серьезностью! — настойчиво сказала она.

Посмотрев на Марианну из-под ресниц, Робин убедился, что она действительно настроена серьезно и даже чуточку воинственно, и вздохнул. Рывком поднявшись с кровати, он подошел к столику, на котором стояли кувшин с легким вином и кубки, наполнил один и поднес к губам.

— Какого же ответа ты ждешь от меня, Мэри? — спросил он, не оборачиваясь к ней, сделал глоток и, помедлив, словно в раздумьях, пожал плечами: — Человеческое тело — загадка. Тело женщины — загадка вдвойне!

— Я бы не стала тебя спрашивать, если бы моим мужем не был именно ты! — сказала Марианна, настойчиво глядя ему в спину. — В постели со мной ты не соблюдаешь осторожность, значит, дело в другом. В чем, Робин?

Он глубоко вздохнул, поставил почти нетронутый кубок обратно на столик и обернулся к Марианне. Робин долго молчал, глядя в ее требовательные, ожидающие ответа глаза, и негромко, но безапелляционно сказал:

— В том, что я не хочу твоей смерти. Мне не заменит тебя целая дюжина сыновей.

— Моей смерти? — переспросила донельзя удивленная Марианна. — А почему ты решил, что мне грозит опасность умереть именно так?

Робин сел в кресло, положив руки на подлокотники, и внимательно посмотрел на Марианну.

— Потому, мой ангел, что это уже едва не произошло с тобой дважды, — с усмешкой сказал он, не спуская с нее непреклонных глаз.

— Если ты вспомнил о той истории в Шервуде, то это было давно, и только однажды, — медленно проговорила Марианна, тоже не сводя с него глаз.

— Спасибо, что напомнила! — усмехнулся Робин. — Тот случай я забыл учесть. Значит, трижды. Первый раз в Шервуде. Второй — в родах, когда на свет появилась Гвен. Ну-ка вспомни, как все тогда происходило!

Он выразительно посмотрел на Марианну, и она вместо ответа медленно провела ладонью по шее. Напоминание о муках, затянувшихся дольше положенного, отозвалось острой резью в горле, которое она надорвала тогда в криках.

— Вспомнила, — утвердительно сказал Робин, не спускавший с Марианны прищуренных глаз. — И третий — когда у тебя был последний выкидыш. До сих пор не знаю, что тебя спасло! Наверное, молитвы всего Веардруна, потому что мне никак не удавалось остановить у тебя кровотечение. А когда кровь все-таки остановилась, тебя удалось удержать только тем, что Вилл и я по очереди дежурили у твоей постели, отдавая тебе свою силу. И за те дни и ночи, что ты провела в беспамятстве, мы оба почти исчерпали себя. Когда ты наконец очнулась и открыла глаза, я решил, что четвертого раза не будет. Поиграли со смертью — и достаточно.

— Но ведь ты сам тогда уговаривал меня не отчаиваться! — воскликнула Марианна. — Сказал, что у твоей матери было то же самое, но потом родилась Клэр.

На губах Робина появилась невыразимо мрачная улыбка, и он медленно покачал головой:

— И чтобы ты не отчаивалась, я не стал упоминать то, о чем ты забыла. Моя мать умерла, рожая Клэр.

Они молча посмотрели друг на друга, и Робин тихо сказал с бесконечной печалью:

— Я очень любил ее. Ее смерть была для меня огромным горем и причинила мне настолько сильную боль, что даже сейчас я стараюсь не вспоминать о тех днях. И когда с тобой стало повторяться то, что происходило с ней, я понял, что все закончится плохо, Марианна. Пытки, которым тебя подвергли в Ноттингеме, не прошли бесследно. Поэтому я решил принять необходимые меры и принял их.

— Какие меры? — спросила Марианна.

Резкий короткий смешок Робина дал понять, что она задала напрасный вопрос: он не скажет ей.

— Ты ведь сам когда-то говорил, что не хочешь поить меня отравой, — сказала Марианна.

— Все совершенно безвредно для тебя, милая, — спокойно и непререкаемо ответил Робин и, поймав ее сосредоточенный взгляд, улыбнулся и отрицательно покачал головой: — Даже не пытайся! Тебе не удастся понять без моей подсказки, а я тебе ничего говорить не намерен!

Она усмехнулась и поднялась с постели. Он тоже встал с кресла, и они оказались напротив друг друга, на расстоянии всего лишь шага, но оба чувствуя себя так, словно их разделял континент.

— Хорошо, Робин, — наконец сказала Марианна, — храни при себе свои тайны — и эту, и остальные, которые у тебя появились, запретные для меня.

Она резко отвернула голову в сторону, чтобы больше не встречаться с ним взглядом. Робин глубоко вздохнул, шагнул к ней и, оказавшись рядом с Марианной вплотную, мягко обнял за плечи.

— Чем вызвано твое негодование? — спросил он. — Тем, что у нас с тобой только одна дочь? Но я тебе много раз говорил, что мне достаточно одной Гвен. Ты родила мне чудесную девчонку, которая стоит десятка сыновей!

— В последнюю ночь в Шервуде ты обещал мне больше, — напомнила Марианна, упорно глядя мимо него.

— Да, — подтвердил Робин, — но не судьба, Мэриан!

Марианна задохнулась от возмущения и снова посмотрела Робину в глаза, ослепив его блеском негодующих глаз.

— Не смей вспоминать о судьбе, когда именно ты принял решение! Ты говорил, что отцом рожденных мною детей будешь только ты, а сам отказал мне в детях. И даже не счел нужным обсудить это со мной! Просто за моей спиной дал указание что-то подсыпать мне в еду или питье, не спросив, что думаю я на этот счет, не сказав мне ни слова.

Понимая, что именно его скрытность и есть причина ее гнева, и признавая отчасти справедливость ее возмущения, Робин долго молчал, изучая лицо Марианны.

— Если бы сказал, ты согласилась бы со мной? — наконец спросил он.

Она, не ответив, высвободилась из его объятий и заходила по комнате, низко склонив голову и крепко обхватив себя руками. Робин неотрывно следил за ней взглядом. Так и не дождавшись ответа, он снова взял со столика отставленный было кубок с вином.

— Ты сама не знаешь, чем бы ответила мне — согласием или отказом, — усмехнулся он, сделав глоток. — Пойми меня и перестань сердиться! Я не мог рисковать твоей жизнью!

Она остановилась напротив него и подняла на Робина глаза, полные горечи.

— А моим доверием ты рискнул не задумываясь! — тихо сказала Марианна. — Все годы, что мы прожили вместе, ты говорил мне о том, что у тебя нет тайн от меня, а на деле оказалось, что есть. Вот открылась одна — и сколько неоткрытых тайн осталось? С тех пор как ты вернулся из Лондона, между нами все изменилось. Ты словно возвел стену между мной и собой, и в этой стене есть дверь, но только для тебя. Стоит тебе закрыть ее за своей спиной, и мне бесполезно стучаться. Я вижу только непроницаемость в твоих глазах, на все мои попытки узнать, что происходит, ты отвечаешь незначащими словами и такой же ничего не означающей улыбкой!

— Мэри! — тихо сказал Робин. — Я прошу тебя! Если ты захочешь вернуться к этому разговору, то давай продолжим его завтра. А сейчас уже скоро полночь, пора лечь в постель.

— И что же? — рассмеялась сухим смехом Марианна. — Ты уверен в том, что завтра я позабуду об этом разговоре? Думаешь, что любовная близость с тобой ночью вернет мне иллюзию взаимного доверия? Ошибаешься, Робин. Я вообще больше не вижу смысла нам спать в одной постели! Ради чего? Чтобы после каждый раз после еще острее ощущать свою бесплодность? Чувствовать себя пустым сосудом? Думаю, нам надо обустроить отдельные спальни, — совсем тихо закончила она.

Робин со стуком поставил кубок на стол и, сложив руки на груди, посмотрел на Марианну сузившимися, посветлевшими льдом глазами.

— Я правильно сейчас понял, что ты решила поступиться данным тобой брачным обетом и отказала мне от ложа? — спросил он.

Получив в ответ безмолвный и непреклонный взгляд Марианны, он чуть усмехнулся:

— А ты понимаешь, что и я в этом случае могу нарушить данные тебе клятвы и заменить тебя в постели другими женщинами?

Заметив, как ее глаза вспыхнули возмущением, Робин недобро рассмеялся:

— Подумай над этим, дорогая! Ты действительно хочешь, чтобы я поступил так, как сказал?

Его смех стал последней каплей, переполнившей чашу ее обиды и гнева. Гордо вскинув голову, она посмотрела Робину в лицо и жестко сказала:

— Ты в своем праве! Поступай, как считаешь нужным. Полагаю, что у тебя не может быть претензий ко мне, если и я тогда поищу утешение не в твоих объятиях!

Сильная пощечина, наотмашь хлестнувшая ее по лицу, опрокинула Марианну на пол и заставила замолчать. Невольно прижав ладонь к щеке, она, не веря своим глазам, посмотрела на Робина. Он стоял перед ней, с чрезмерным вниманием разглядывая руку, которой ударил Марианну, сжимая и разжимая пальцы. По его лицу пробежала судорога, губы крепко сжались, потом лицо стало абсолютно спокойным. Он наконец посмотрел на Марианну, и в его глазах была пустая мертвая синь.

Не сказав ни слова, он склонился к ней, поднял на руки и отнес на постель. Подавленная Марианна без протестов подчинилась нажиму его руки и легла. Робин пробежал кончиками пальцев по опухающей щеке, сделал компресс и прижал его к лицу Марианны. Положив поверх компресса ее ладонь, так чтобы она сама удерживала пропитанную травяным настоем ткань, он укрыл Марианну покрывалом и ушел, бесшумно закрыв за собой дверь. Не оглянувшись, не проронив ни слова.

 

Глава четвертая

— Какие известия, сэр Ричард, вы получили, нанеся визит графу Хантингтону? Судя по тому, что вы никого с собой не привезли, граф либо отклонил мои обвинения, либо отказался выдать вам пленника?

Гисборн сидел в кресле напротив шерифа и по привычке гладил по голове огромного гладкошерстного пса, который неизменно сопровождал его в поездках. По правую руку Гисборна расположился Брайан де Бэллон. Он с безразличным видом потягивал вино и бросал в окно скучающие взгляды. Сэр Ричард молча выслушал вопросы Гисборна, не сводя с него мрачных глаз. Ему было очень не по душе заниматься жалобой Гисборна, которого он терпеть не мог, и уж тем более посвящать его в то, что произошло в Веардруне.

Гисборн ждал ответа, и надо было как-то с ним объясняться, а сэр Ричард так и не смог выстроить в уме связный рассказ, который не умалил бы его достоинства и скрыл бы то поражение, что он потерпел в Веардруне. Вместо этого ему все время вспоминался восхищенный взгляд, которым Марианна смотрела на графа Хантингтона, когда тот решительно отклонил требование выдать пленника. Сэра Ричарда охватил приступ ревности и негодования. С какой стати он должен сейчас испытывать неловкость перед Гисборном по вине того же Рочестера? Пусть причиной действий графа и была преданность другу или просто бывшему вольному стрелку, которого стремился заполучить Гисборн, но Рочестеру хорошо сейчас в Веардруне наслаждаться преклонением супруги, в то время как сэр Ричард должен расплачиваться за его благородство! И чего ради графине — этому ангелу во плоти — так восторгаться супругом, который изменял ей с другими женщинами, в чем сэр Ричард был убежден, как бы Марианна ни уверяла в обратном.

И сэр Ричард повел рассказ о том, как он провел расследование по жалобе Гисборна в резиденции Рочестеров. По мере того как продолжался этот рассказ, Гисборн утратил бесстрастный вид. Он слушал сэра Ричарда все более внимательно, и на его лице появилось выражение растущего удивления.

Со слов шерифа выходило, что ни граф Хантингтон, ни его люди не нападали на ратников Гисборна. И когда сэр Ричард прибыл в Веардрун, граф встретил его, будучи изрядно пьян, а заплаканная графиня поведала шерифу о том, что ее супруг давно уже обзавелся любовницами, в обществе которых и провел последнюю неделю. Когда же леди Марианна попыталась напомнить мужу о супружеской верности, ей пришлось испытать на себе тяжесть не только гнева, но и руки графа Хантингтона.

Когда сэр Ричард закончил свое повествование, Гисборн даже поморгал глазами, словно никак не мог очнуться от наваждения или крепкого сна, а Бэллон оглушительно расхохотался.

— Граф Хантингтон был пьян? — переспросил Гисборн. — Окружил себя любовницами прямо на глазах леди Марианны? И его братец-бастард подтвердил это? — и, когда сэр Ричард кивнул, Гисборн усмехнулся шерифу в лицо с откровенной иронией: — Извините, но то, что вы сейчас рассказали, а мы с сэром Брайаном услышали, откровенная чушь! Расскажите мне подобную сказку о ком угодно, и я поверю! Но не о Рочестере! — и он, не спуская темных насмешливых глаз с сэра Ричарда, отрицательно покачал головой.

— Я не слепой и собственными глазами видел, в каком состоянии был граф, пока разговаривал со мной! — настаивал сэр Ричард, решив не отступать от своей истории ни на одно слово. — Он с трудом держался на ногах. У леди Марианны вся скула представляет собой едва подживший кровоподтек. Она сама мне сказала, что граф предпочитает проводить время не в ее обществе, что она и обнаружила, нарвавшись при этом на побои. Я также имел беседу с братом графа. К моему глубочайшему сожалению, из его слов — хотя сэр Уильям был весьма сдержан и пытался оставаться лояльным к брату — явно следует, что с недавних пор жизнь Веардруна протекает не так ладно, как прежде.

— Сэр Уильям однажды поклялся на распятии в том, что готов предать брата и служить мне, а сам пытался заманить меня в ловушку! — воскликнул Гисборн. — Что же касается леди Марианны, то все Средние земли наслышаны о горячей и взаимной любви супругов Рочестеров, а мы с вами и подавно!

— И тем не менее! — упорствовал сэр Ричард. — Полагаю, что, сложив с себя полномочия наместника Средних земель, граф стал вести уединенный образ жизни, который пагубно сказался на его деятельной натуре. Но дело церкви — спасать заблудшие души. А я могу только выразить глубокое сожаление о переменах, которые так изменили когда-то достойного восхищения, благородного графа Хантингтона. И, как шериф, я должен признать его невиновным в нападении на ваших ратников, сэр Гай!

Гисборн, не сдержав ироничной улыбки, покивал головой в такт тому, что говорил сэр Ричард, и неожиданно задал вопрос, внимательно глядя на шерифа:

— Милорд, как бы вы поступили, если бы граф признал обоснованность моей жалобы? Вы бы потребовали у него выдачи пленника и передали бы его потом мне?

— Разумеется, я так бы и сделал! — ответил сэр Ричард, сильно опасаясь того, что Гисборн сумеет увлечь шерифа на стезю правды и запутать в собственной выдумке.

— Так вот в этом-то все дело! — вздохнул Гисборн. — Рочестер прекрасно понимал, что ему придется вернуть моего пленника.

— И по этому поводу напился до умопомрачения! — хмыкнул Бэллон, с веселым любопытством следя за спором Гисборна и шерифа.

— Да почему вы решили, что граф был пьян?! — воскликнул Гисборн, выведенный из себя как замечанием Бэллона, так и выражением собственной значимости на лице сэра Ричарда. — Скорее всего, он был ранен. А вы, питая нежные чувства к его супруге, именно ослепли! Думаю, что в Веардруне ваша голова была больше занята графиней Марианной, чем делами графа Хантингтона!

— Сэр Гай! Вы перешли сейчас все границы! — гневно ответил сэр Ричард, повысив голос.

Им овладела досада, оттого что Гисборн так верно угадал чувства, владевшие сэром Ричардом во время пребывания в Веардруне. Но еще больше его поразили слова Гисборна о том, что граф Хантингтон был ранен. Сэр Ричард припомнил бледность, которая заливала лицо графа при каждом движении, его необычно медлительную поступь и слишком негромкий голос. И старший Рочестер поддерживал графа, поглядывая на него так, словно брат мог в любой момент потерять сознание. Не потому ли сэру Ричарду и пришла в голову мысль приписать графу Хантингтону неумеренное потребление хмельных напитков, что он выглядел, словно был смертельно усталым, пьяным или... раненым? Если последнее верно, то проницательность Гисборна была поистине нечеловеческой: чтобы выудить из вымыслов сэра Ричарда правду, да еще неведомую самому рассказчику!

Прибегнув к нападению как к лучшему способу защиты, сэр Ричард поспешил указать Гисборну на слабые места в его жалобе.

— Если вдуматься, сэр Гай, то в рассказах ваших ратников есть немало темных пятен! Каким же это чудесным образом им удалось узнать графа Хантингтона, если у тех, кто атаковал вашу дружину, были закрыты лица? Мне кажется, что вы просто одержимы в стремлении свести счеты с бывшим лордом вольного Шервуда!

Гисборн улыбнулся и опустил глаза, пряча очень недобрый взгляд. Его пальцы с неосознанной силой вцепились в загривок пса, и тот, заскулив от боли, застучал хвостом по полу, жалобно и умоляюще посмотрев на хозяина. Гисборн отпустил пса и ласково потрепал его за ухом.

— Итак, сэр Ричард? — как бы между делом спросил он.

— Итак, сэр Гай! Я утверждаю, что ни сам граф Хантингтон, ни его люди не замешаны в нападении на ваших ратников. Я считаю вашу жалобу бездоказательной, — провозгласил сэр Ричард, обретя под ногами твердую почву. — Что же касается упомянутого Дикона, то я обещаю вам продолжить его поиски и, найдя, арестовать и передать его вам. Если он по доброй воле и в моем присутствии назовет имена тех, кто его освободил, то виновные понесут наказание.

— Это ваше последнее слово? — тихо спросил Гисборн.

Сэр Ричард, услышав скрытую угрозу, прозвучавшую в голосе Гисборна, устремил на собеседника суровый взгляд и многозначительно произнес:

— Сэр Гай, я напоминаю вам волю покойного короля Ричарда: король не желает вражды между своими вассалами. Полагаю, что король Иоанн также не будет обрадован, если я сообщу ему о том, что вы снова затеваете распрю с графом Хантингтоном. Как бы ни относился король к графу Роберту, но ради спокойствия Средних земель... Надеюсь, вы прислушаетесь к моим словам!

Гисборн усмехнулся и чуть склонил голову:

— Не сомневайтесь, сэр Ричард, обязательно прислушаюсь! Со своей стороны, я прошу вас считать мою жалобу отозванной, не тратить время и силы ваших слуг на поиски какого-то йомена. Предлагаю отнестись к произошедшему как к недоразумению, допущенному по причине моей давней нелюбви к графу Хантингтону.

Ожидавший от Гисборна чего угодно, но только не такого ответа, сэр Ричард изумленно вскинул брови:

— Вы уверены, сэр Гай?

— Совершенно уверен! — почти веселым тоном подтвердил Гисборн.

Эти веселые нотки пришлись сэру Ричарду гораздо больше не по душе, чем прежние, угрожающие. И от улыбки Гисборна почему-то пробежал холодок по коже, хотя сэр Ричард был человеком не робкого десятка. Что-то явно пошло не так! Он ожидал, что Гисборн будет угрожать принесением жалобы королю, но чтобы так легко отказаться от нее? Примчаться среди ночи в Ноттингем, метаться в ярости, обрушивать на голову графа Хантингтона все мыслимые и немыслимые проклятия, а теперь отмахнуться от собственных требований, как от докучливой мошки?

И сэр Ричард вспомнил предупреждение графа Хантингтона о том, что ему, шерифу, не справиться с Гисборном, вспомнил его предложение и, отбросив гордость и обиду на графа Хантингтона, поторопился сказать:

— Если желаете, я назначу разбирательство по вашей жалобе, и либо сам граф, либо его представитель дадут необходимые объяснения.

Гисборн слегка подался всем корпусом к шерифу и впился в него крайне внимательным и заинтересованным взглядом.

— Это сам Рочестер надоумил вас устроить разбирательство? И он же сказал, что лично будет в нем участвовать?

— Причем здесь Рочестер?! — сэр Ричард с возмущением отверг вопросы Гисборна, каждый из которых бил в цель без промаха. — Это я предлагаю вам! И если вы желаете...

— Не желаю! — немедленно оборвал его Гисборн и, широко улыбаясь, заверил шерифа самым миролюбивым тоном: — У меня нет никаких претензий к графу Хантингтону в этом деле, и я хочу только одного — мира и покоя в Средних землях. Это все, сэр Ричард.

Гисборн решительно поднялся и, глядя на лицо сэра Ричарда, с трудом удержался от смеха: еще немного, и шериф сам продолжит настаивать на разбирательстве жалобы, от которой Гисборн отказывался.

— Глупец! — вздохнул Гисборн, когда стены Ноттингема скрылись за кромкой леса.

Дорога утопала в свежей зелени лугов, но Гисборн не обращал внимания на очарование солнечного дня. Он задумчиво смотрел на дорогу и молчал от самого Ноттингема. Бэллон ехал рядом с ним тоже в молчании после нескольких безуспешных попыток завести с другом беседу.

— В жизни не слышал столько глупостей, да еще сказанных таким напыщенным тоном! — усмехнулся Гисборн, бросая поводья на шею лошади. — Он схватит Дикона и узнает от него имена! Сколько прыти, скажите пожалуйста! Бывший лорд Шервуда! Бедный сэр Ричард! Шервудский Волк выставил его за порог ни с чем, а он раздувает щеки и угрожает мне жалобой королю. Представляю, как будет потешаться Робин, если услышит байку, которую поведал нам сэр Ричард!

— Ты думаешь, граф обманул шерифа? — спросил Бэллон и пожал плечами. — Но зачем? Шериф всегда был расположен к нему, а не к тебе. Да и что грозило графу, если бы твою жалобу признали обоснованной? Откупиться от тебя штрафом за убитых ратников? Он изрядно богат, чтобы швырнуть тебе эти деньги как безделицу и рассмеяться в придачу! Ради чего ему скрывать участие в нападении на твоих людей? Подумаешь! Заскучал, позабавился!

— И ты ничего не понял! — рассмеялся Гисборн. — Дело не в самом графе, а в этом самом Диконе. Он один из шервудских стрелков, а Рочестер не оставляет в беде друзей, даже если они низкого звания. Признайся граф в том, что нападение на моих людей было совершено по его приказу, и шериф при всем расположении к нему потребовал бы выдачи Дикона. Ведь сэр Ричард так гордится тем, что беспристрастно служит правосудию! Именно этой выдачи граф и постарался не допустить, оставив нашего славного шерифа в дураках.

Бэллону пришла в голову идея, и он вопросительно посмотрел на Гисборна:

— А почему ты уверен в том, что сэр Ричард действительно поверил вымыслу графа, а не принял в нем участие, чтобы отделаться от тебя?

Гисборн секунду подумал над тем, что сказал Бэллон, и пожал плечами:

— В таком случае он прибег к странному способу выгородить Рочестера, всячески очернив его!

— И все же! — продолжал настаивать Бэллон. — Он столько лет был очарован графом! А тебя сэр Ричард открыто недолюбливает. Ты сам упомянул о том, что он влюблен в графиню Марианну, и, судя по тому, как вспылил сэр Ричард, ты не ошибся!

— Тогда он, напротив, должен стараться убрать графа со своего пути! — цинично усмехнулся Гисборн.

— А вот тут ты неправ!

На обочине дороги показались две молоденькие девушки, которые шли навстречу отряду Гисборна и Бэллона. Поравнявшись с всадниками, они потупили глаза и ускорили шаг, стараясь как можно быстрее разминуться со знатными путниками. Бэллон направил лошадь прямо на них и, когда девушки с испуганными возгласами отпрянули и, не удержавшись на ногах, скатились в придорожный овраг, довольно расхохотался. Гисборн бросил в сторону Бэллона взгляд, полный снисходительного презрения, сопроводив его нелестным высказыванием. Но Бэллон, который с утра был в отличном расположении духа, лишь беспечно помахал сложенной плетью.

— Ты неправ, Гай, потому что сэр Ричард чересчур тщится выглядеть рыцарем, достойным всяческого подражания, — как ни в чем не бывало, продолжал он развивать свою мысль. — Он не может завоевать сердце дамы таким нечестным путем! И рассуди здраво, Гай! Ведь он прав: как твои ратники могли узнать графа, не видя его лица, да еще в ночной темноте?

— Он и не был узнан никем! — хмыкнул Гисборн. — Но Рочестер подтвердил, что нападение — дело его рук, как ты слышал из уст сэра Ричарда. Я же без всякого подтверждения знал, что это он. Никто, кроме него, в Средних землях не способен на такую дерзкую выходку.

— Не горячись! — примирительно сказал Бэллон, — я тебе верю, и мой злополучный тесть поверил бы, но сэр Ричард занимает сторону графа, а не твою! Я понимаю, как ты огорчен, но...

Гисборн повернул голову, внимательно посмотрел на Бэллона и удивил того, расхохотавшись.

— Почему ты решил, что я огорчен? — продолжая смеяться, спросил он и похлопал Бэллона по плечу. — Дорогой Брайан, я очень доволен тем, как закончилось дело! Во-первых, я убедился в том, что Рочестер не изменился за эти годы. Я даже не сомневаюсь, что он-то не унижался до лжи, а вот сэр Ричард, не зная, что делать с правдой, нагородил кучу небылиц. И, наверное, от злости на Рочестера за то, что тот сам не предложил ему какой-нибудь спасительной правдоподобной истории.

— А во-вторых?

— А во-вторых, сэр Ричард сейчас окончательно убедил меня в том, что, пока он занимает место шерифа Ноттингемшира, мне по-прежнему не добраться до графа Хантингтона! И совершенно напрасно он отказался от помощи Рочестера, слишком поздно вспомнив о ней, когда я уже не дал ему воспользоваться этой помощью!

— Поздно вспомнил о чем? — насторожился Бэллон.

— О том, что он мог устроить разбирательство дела, на котором и Рочестер, и я дали бы ему объяснения. Если бы сэр Ричард с этого начал, вместо того чтобы тешить нас россказнями о нынешних нравах в Веардруне, он мог бы выйти сухим из воды. Предоставил бы Рочестеру, который, конечно, обо всем догадался, раз сделал сэру Ричарду подобное предложение, самому выяснять со мной отношения. И тогда дело кончилось бы не в мою пользу. А сэр Ричард пошел на поводу у самодовольства, и выигрыш остался за мной.

Бэллон выслушал Гисборна и посмотрел на него с явным непониманием:

— Гай, ты сбил меня с толку! Из того, что ты сейчас сказал, я услышал каждое слово, но абсолютно не нашел смысла ни в одном из них!

— Правда? — и по губам Гисборна пробежала тонкая, едва уловимая улыбка. — Смысл заключается в том, что ты, как и наш шериф, не заметил, что я подал жалобу одновременно с тем, как возникла ее причина.

— Так вся эта история — дело твоих рук? — медленно спросил Бэллон, прозревая истину. — С самого начала?!

— Конечно! — усмехнулся Гисборн. — Признаюсь, моим людям пришлось изрядно порыскать, чтобы найти кого-нибудь из бывших стрелков вольного Шервуда, который обосновался именно в Ноттингемшире! А когда они нашли этого Дикона, остальное не составляло труда. Мой слуга постучался в его дом, притворился, что сбежал от меня, рассказал то, что я сам сочинил для него, и ему дали приют. Все! Дикон попался в мою ловушку, дальнейшее — дело ратников: нагрянуть в дом, схватить хозяина и не заметить, как сбежала его жена. Потянуть время, чтобы дать ей добраться до владений Рочестера, в которых полно соратников по Шервуду, после чего очень неспешно двигаться по ночной дороге.

— Подожди, Гай! Но ведь твоего слугу, который выдавал себя за беглого виллана, убили твои же ратники! — воскликнул Бэллон.

Его мгновенно обожгло взглядом темных глаз Гисборна.

— И что? — усмехнулся Гисборн, в упор глядя на Бэллона. — Если бы он остался жив и дело дошло до разбирательства, как я мог быть уверен в том, что он не поддался бы слабости и не стал свидетельствовать против меня самого? Тогда бы я, а не шериф, оказался в дураках. А я не люблю проигрывать, Брайан, особенно когда сражение даже не началось! Кстати, ни одного ратника из моей дружины там не было. Я нанял других людей, потому и сказал тебе, что Рочестера никто не узнал. Его попросту некому было узнать.

— Это были наемники? — откровенно удивился Бэллон. — Зачем такие изыски, Гай, когда у тебя есть свои ратники?

Гисборн глубоко вздохнул и долго раздумывал над ответом.

— Моя дружина охраняет меня и мой замок. Если я начну использовать своих ратников в делах подобного рода, они быстро превратятся в банду наемников, схожих с теми, которых я подыскал для поимки Дикона. Я не желаю лишиться дружины, в преданности которой уверен.

— Окажись, что граф Хантингтон переменился и не стал бы вступаться за того, кто был с ним в Шервуде, ты отпустил бы этого Дикона восвояси? — вдруг спросил Бэллон.

— Разумеется нет. Я бы расправился с ним точно так же, как с предавшим меня оруженосцем, а после приложил бы все усилия к тому, чтобы подробности гибели Дикона разошлись по Средним землям и от всеобщего уважения к Рочестеру не осталось бы ни капли, — Гисборн бросил взгляд на Бэллона и улыбнулся с чувством превосходства. — Так или иначе, мой дорогой Брайан, я бы достиг нужной цели. И я достиг ее, как видишь!

За разговором они добрались до развилки, где их пути расходились. Гисборн осадил коня, и Бэллон, повинуясь его жесту, сделал то же самое.

— Ты обмолвился, что твое сражение с Рочестером еще не началось. Что ты задумал, Гай? — прямо спросил Бэллон, впившись взглядом в лицо Гисборна.

— Помнишь, Брайан, как несколько лет назад ты убеждал меня в том, что граф Хантингтон стал недосягаем для меня? А я тебе тогда ответил, что просто время моего удара еще не настало. Помнишь? — вместо ответа спросил Гисборн.

— И сейчас ты решил, что твой час пришел? — медленно проговорил Бэллон, и Гисборн ответил ему безмолвным утвердительным кивком. — Значит, ты действительно хочешь затеять войну с графом?

— Она никогда не была закончена. Ты поможешь мне, Брайан?

Бэллон был уже не тот юноша, который соглашался на все только потому, что его просил об этом Гисборн. И сейчас он задумался и долго молчал, потом нехотя пожал плечами.

— При всей нашей дружбе, Гай, граф Хантингтон вызывает у меня уважение, а не враждебные чувства. Он сильный и опасный противник. Ради чего мне ввязываться в ваши с ним игры?

— Например, ради половинной доли в доходах от всех владений графа, которую я буду тебе выплачивать до замужества его наследницы, — невозмутимо ответил Гисборн и чуть поднял бровь, заметив в глазах Бэллона недоумение.

— По какому же праву ты собираешься распоряжаться владениями Рочестера? — спросил Бэллон.

— По праву опекуна его единственной дочери и наследницы, — ответил Гисборн. — Если граф покинет этот мир до того, как его дочь вырастет и выйдет замуж, она станет королевской воспитанницей. А король Иоанн достаточно расположен ко мне, чтобы я смог выпросить у него опекунские права над малолетней графиней Хантингтон.

— Вот как! — протянул Бэллон, уяснив наконец практическую сторону замысла Гисборна. — Значит,