Это платье самая сексуальная вещь, которую я когда-либо видел». 2 страница

Не то чтобы я никогда не думал об этой сексуальной заднице. Она и я разработали особый вид отношений, который заключался в испепеляющих взглядах и постоянной ругани. Честно, я делал всё это, потому что мне было весело. Нравилось, как она смотрела на меня, и те её оскорбления в мою сторону, в то время как мне хотелось провести время на заднем сиденье моей машины с ней и её подружкой. Многие цыпочки пытались заполучить меня ещё в средней школе. Все хотели попробовать этот чудо-член-сына-знаменитости.

Больше кисок. Вот что мне нравится.

Но Кэтрин не была такой, как все девчонки. Она никогда ничего не хотела со мной, списав со счетов, так как я был кем-то вроде мужчины-шлюхи. Это заставило меня думать, что у неё были характер и гордость, и, чёрт, эта девчонка знала себе цену.

Вот почему я не смог удержать свой член в штанах, когда она написала мне смс, где просила провести одну ночь в отеле. Я подумал, что это шутка, но до окончания Брайтона оставалась неделя, и мне было скучно, поэтому решил проверить. Что я терял, так ведь?

Когда она вошла в дверь, выглядя чертовски нервной, я просто не мог поверить в тот миг, что всё это правда. Она стояла там, одетая в чёрное платье, которое было ей по колено, на очаровательных ножках были такого же цвета туфли на каблуках, которые делают её похожей на мамочку на собрании. И эта повязка. Хочу сказать, нам восемнадцать, чёрт возьми. Она вообще в курсе, что такое носят только женщины в возрасте?

Я, конечно, тащился от моделей, актрис и светских дам, но девушка, одетая в это платье, да ещё плюс повязка, тут же пробудила моего мальчика. Блядь, эта чертовка выглядела горячей словно ад.

Я уставился на неё, мне нечего было сказать этой умной заднице. Но зато у моего члена было. Вся моя кровь отхлынула от головы, направляясь прямиком к члену. Я был твёрд словно камень. Видимо, у меня чуйка на девушек, которые носят повязки и одеваются вот в такие платья.

Она свела меня с ума, как только заговорила:

— Думаю, я покину Брайтон на следующей неделе, поэтому хочу расстаться на приятной ноте.

Единственное, что витало в моей голове тогда: как сексуально она выглядела и какой штучкой была в постели.

Всё в ней гармонировало.

Мне было пофиг насчёт того, что будет потом. Даже пофиг на вопросы отца. Кто знает? Всё что мне нужно было тогда, так это самая неприкасаемая цыпочка в постели. Блядь, словно в лотерею выиграл.

Когда я обрушил свой рот на её в первый раз, это было просто восхитительно. Я даже понятия не имел, какая же она вкусная, пока не попробовал. Затем Кэтрин отстранилась и посмотрела на меня. Она презирает меня. Но когда она целовала в ответ… это было так, словно одновременно ненавидела меня и хотела больше всего на свете.

Это просто ещё одна ложь. Так что же произойдёт, если я свяжусь с этим Святым Граалем? Это будет самый крутой секс ненависти, который только можно представить? Как же мне хотелось похоронить свой член внутри неё, когда она смотрела на меня таким взглядом. Я не был заинтересован в девственности цыпочек — девственницы как липучки, и это последнее, чего мне хотелось.

Затем Кейт (вот как я её буду называть: Кейт, не Кэтрин, как её звали в школе. Я буду звать её Кейт, когда буду глубоко внутри неё, буду выкрикивать её имя снова и снова, пока кончаю так, что пойдёт кругом голова) спросила, собираюсь ли я её трахнуть.

Есть просто хороший секс, а есть секс, который надолго застревает в твоей памяти, изменяя твоё поведение и переключая что-то в мозгу, что ты уже никого не хочешь, кроме неё, и ты уже никуда не денешься от этого. Эта хрень как наркотик, она медленно пробирается вам под кожу. Вот такой должен быть секс.

Кэтрин — чопорная Кэтрин — исчезла на следующий день. Она попыталась выскользнуть из номера незаметно, но я проснулся и посмотрел на неё у двери, а затем сон снова накрыл меня.

Большинство парней трахаются и после сразу засыпают. Я же лежу без сна, считая минуты объятий, требующихся для сохранения моей репутации, прежде чем могу выскользнуть из кровати и убраться к чёртовой матери. Просыпаться утром, наблюдая, как от меня ускользают, не является обычным делом.

— Спасибо за всё, — сказала она, прежде чем открыла двери, чтобы уйти. Её волосы были спутанными, а чёрная подводка для глаз немного растеклась, но она выглядела ещё сексуальнее, чем прошлой ночью.

Спасибо? Кто, чёрт возьми, говорит такое после секса, особенно после такого? У меня просто не нашлось слов, чтобы ответить, я перевернулся на другой бок, слушая, как за ней закрывается дверь.

Это всего лишь секс, верно? Да пофиг, короче.

Я просто должен выкинуть её из головы.

Это должно оказаться в книге рекордов. Я должен был сказать этим тупым спортсменам, выплёвывая им в лицо, что переспал с Кэтрин Харисон и, ещё лучше, лишил v-карты (прим.: девственности). Но я ничего не сказал.

Со всей этой подготовкой к выпускному легко быть занятым, но исключением было то, что Кэтрин меня избегала. И честно говоря, я делал то же самое. «Поматросил и бросил» — вот мой девиз. Мне нужно просто забыться в объятиях другой девушки и навсегда стереть Кейт из памяти. Начать всё с чистого листа.

Но я не мог этого сделать. Это просто съедало меня изнутри словно какая-то болезнь.

Единственная причина, почему я оказался здесь с моей матерью, — то, что не мог помочь себе. Я словно какой-то озабоченный кретин желал увидеть выражение лица Кэтрин, когда она увидит меня.

Это того стоило. Кэтрин выглядела такой… разозлённой при виде меня. Она посмотрела на меня так, словно я последний ублюдок. Но я не могу перестать трахать её в своей голове.

Я выбросил вторую сигарету к тому времени, когда закончил мечтать о Кэтрин, и думал начать третью, когда голос с тротуара заставил меня посмотреть наверх.

— Эй, Колтер! — мужчина в свободных штанах с кучей карманов наставляет свою камеру и начинает щёлкать.

Я зажимаю сигарету и пытаюсь прикрыться рукой, но он продолжает снимать, заставляя показать ему средний палец. Затем я останавливаюсь, пытаясь оттолкнуть этого козла, и он падает на чертовски чистый и ухоженный газон сенатора Харисона.

Эти папарацци как паразиты.

Я думаю о том, как же будет ужасно, если информация о нас с Кэтрин просочится в журналы и газеты. Мне не нужны эти проблемы.

Направляюсь обратно к дому, осознавая тот факт, что не должен проделывать всю эту фигню. Я должен послать их всех на хер и уйти прочь.

Конечно же, мой трастовый фонд под угрозой. Так что я заключил сделку с матерью. Я как тот парень, Фауст, который продал свою душу дьяволу. Элла сделала мне предложение, от которого я не мог отказаться. Так что буду подыгрывать, присоединившись к счастливой семье на лето.

Только смогу ли я продержаться всё лето, находясь вблизи Кэтрин так долго?

 

ГЛАВА 4.

КЭТРИН

Я пробежалась своими пальчиками по его груди, поглаживая грудные мышцы, а затем опускаясь вниз к одному из сосков. Он издал какой-то звериный рык, такой глубокий и дикий, что волосики на моём затылке встали дыбом. Это словно шестое чувство, как у хищника с добычей. Сейчас он лежит на спине, а я нахожусь верхом на нём, мои ноги по обе стороны от его тела. Его жёсткий член упирается в мою сердцевину, и, когда я насаживаюсь на него, он стонет моё имя.

— Кейт.

Он повторяет его снова, и я не хочу это слышать в третий раз. Поэтому направляю его внутрь, и он с лёгкостью скользит в мою влажность. Я наслаждаюсь длиной его члена. Скачу на нём кожа к коже, его обнажённый член внутри меня, я трахаю его. Это выглядело так, словно я уже миллионы раз проделывала такое до этого. Но теперь это чувствовалось в тысячи раз круче, чем в первый.

Его руки скользили по моей груди, моей талии, он взял в свои большие ладони мою грудь и прикоснулся пальцами к затвердевшим соскам. Я уже на пике оргазма, в то время как он продолжает вбиваться в меня всё жёстче и жёстче.

Я уже так близко, а он сжимает мою талию ещё сильнее, его руки насаживают меня на окаменевший член, толчки становятся всё быстрее и быстрее.

— Кейт, — говорит он. — Я хочу, чтобы ты кончила вместе со мной, — и я делаю это.

 

***

Я подскочила с постели, сердце колотилось как бешеное, а пульсация между ног становилась все сильней. Сексуальный сон о Колтере? Мой мозг, наверное, решил устроить мне взбучку. Мои соски затвердели, упираясь в ткань лифчика. Чёрт, я была в лифчике. И в своих джинсах с футболкой, которые надела вчера. В моём рту чувствовался вкус дерьма.

Лучи солнца пробивались сквозь окна спальни, и я не могла поверить, что вот так проспала всю ночь. Последнее, что я помнила, как уронила свою голову на подушку, а затем минуту спустя закрыла глаза, полагая, что это был вопрос времени, когда отец поднимется сюда и сообщит о дате помолвки. Не могу поверить, что они дали мне уснуть.

Я соскользнула с кровати, морщась от холодного пола, и начала искать в коридоре ванную комнату. Я снова чувствовала стыд — одежда, в которую была одета, напомнила мне о той ночи с Колтером.

Словно мой мозг нуждался в другом напоминании. Этот сон довёл меня, и я не могла сказать точно, была ли больше раздражена или возбуждена.

Снимая свою футболку, я вздрагиваю, когда пропитанный потом материал скользит по моей спине. Конечно, у меня лихорадка, что должно объяснить увиденный эротический сон. Стягиваю с себя джинсы. Зубная щётка. Мне нужно отыскать её. Я начала рыться в тумбочке в поисках щётки, а затем наклонилась, чтобы дёрнуть ручку нижнего шкафчика.

Прохладный ветерок коснулся моих ушей, когда я услышала звук открывающейся двери, который заставил меня резко подпрыгнуть.

— Милые трусики.

Я обернулась, чтобы увидеть перед собой Колтера, стоящего в дверном проёме. Его волосы, по бокам выбритые, взъерошены во все стороны. Без рубашки. Он одет только в серые пижамные штаны из хлопка, ткань которых настолько тонкая, что облегала каждуючасть его. Каждую часть его. Такая ткань делает ситуацию ещё хуже, лучше бы он стоял здесь передо мной совсем голый. То, как он выглядит, просто кричит о сексе, особенно учитывая его твёрдый член. Поверьте, он был в полной боевой готовности.

И я не могла перестать на него пялиться.

Колтер кивнул и ухмыльнулся.

— Нравится то, что видишь? — спросил он. — Ты можешь получить это, если хочешь. Я не буду против, дорогуша.

— Какой ты пошлый, — огрызнулась я. — Вообще-то ты в моей ванной. И дверь сейчас открыта, — и я стою тут в нижнем белье, и тут на меня снизошло, мои мозги полностью утратили свою дееспособность. Я прикрыла грудь рукой и потянулась к одежде на полу, попутно прикрывая свою промежность. Боже, я ношу бабушкины трусы.

Он вступил внутрь и закрыл за собой дверь:

— Так лучше?

— Это не приглашение, — ответила я. — Да что с тобой не так? Убирайся из моей ванной. У тебя что, нет тормозов?

— Не ты ли первая всё это начала, оставив дверь открытой, — поддразнил он. — Я ещё не видел никого, кто смотрел бы на мой член таким взглядом, словно он кусок стейка, а ты животное.

— Ты совсем свихнулся, — прорычала я сквозь стиснутые зубы. — Думаешь, мне так нужен твой член. И вообще отвернись, так я смогу одеться.

Я была удивлена, что он послушался, поэтому, не теряя времени зря, натянула джинсы.

— Что ты хочешь прикрыть этими джинсами, думаешь, я кое-чего не увидел? — задал он вопрос. — Поверь мне, там уже всё осмотрено. Ну, не считая эти трусики… они нечто.

Круто, низкий ему за это поклон, что он видел мои трусики, которые размером с простыню; я натянула футболку через голову.

— Думала, мы договорились не говорить об инциденте снова. Почему ты всё ещё здесь? Я же велела убираться.

— Инциденте? — повторил он. — Так вот как ты это теперь называешь? Ты же сама сказала мне закрыть дверь.

Он всё ещё не обернулся, так что мне открывается прекрасный вид на его спину. Мышцы покрывают всё его тело, мягкая V-образная форма спины похожа на конус, часть которого скрывается в его штанах. Затем мой взор падает на его идеальную задницу, воспоминания тут же накрывают меня с головой. Ох, как же хорошо она чувствовалась в моих руках.

Колтер поворачивается и ловит меня на подглядывании за ним, и я чувствую, как моё лицо тут же заливает румянец. Он самодовольно смотрит на меня, и я начинаю осознавать, что он меня проверял. Его член всё ещё твёрдый, но я делаю вид, будто всё нормально. Но это совсем не нормально, так ведь? Он, наверное, больной на голову. Потому что человек не может вот так просто вести разговор, когда у него огромная эрекция. И я говорю об этом в буквальном смысле. Он отнюдь не маленький.

Тот факт, что он стоит здесь передо мной с выпирающей эрекцией, раздражает. Мне не нужно в тысячный раз напоминать о той проклятой ночи вот так, нагло глядя в лицо.

— Ты же прекрасно понимаешь, что я имела в виду, сказав закрыть дверь. И это вовсе не означает, что нужно оставаться здесь. Это же и дурному понятно. Нормальные люди так не делают, — я указала на его боксёры. — Ты собираешься с этим что-то делать?

— Ты хочешь мне помочь, Принцесса? — спрашивает он, а его голос звучит так хрипло. Он практически выбивает меня из колеи.

— Эм, — запинаюсь я. — Не будь таким отвратительным. Просто — эм. Почему он всё ещё… твёрдый? И почему ты такой извращенец?

— О, как это мило, — отвечает он, отворачиваясь от меня и направляясь в сторону туалета. — Это происходит потому, что ты горячая штучка. Ты ведь была девственницей, так? Это утренний стояк, Принцесса. Ничего личного.

— О боже, ты реально хочешь отлить прямо сейчас передо мной? — спрашиваю я.

— Ну, я пришёл сюда, чтобы отлить, но ты тут же открыла свой милый ротик, и да, я хочу пописать, — он зацепил пальцем пояс брюк, а затем посмотрел на меня. — Ты хочешь понаблюдать за процессом? Ты, наверное, предпочитаешь какие-то другие виды водного спорта, не так ли?

Мне не хотелось думать о его странном заявлении, и думаю, никогда не захочется.

— Ты самый омерзительный человек, которого я только встречала.

— Ох, подожди немного, Принцесса, — отвечает он, спуская свои штаны. И я смогла увидеть его член и правую часть задницы. Не могу поверить, что он без какого-либо стеснения делает всё это передо мной. — Ты просто ещё не знаешь, что тебя ожидает. И ещё, я буду рядом всё лето.

Даже не знаю, как это воспринимать: как угрозу или недосказанность, да и знать-то мне не очень хочется. Не скрывая своего раздражения, я пулей вылетела из ванной, при этом громко хлопнув дверью. Вернувшись в свою комнату, я решаю держаться подальше от Колтера. Он просто издевается надо мной. И явно хочет заставить меня помучиться.

Неужели он сказал правду, что я застряла с ним на всё лето?

Я прекрасно понимала, что проведу лето в Нью-Гэмпшире, а мой отец закончит все дела в Вашингтоне до того, как оно закончится. Так обычно проходили мои летние каникулы. Но неужели теперь с нами будет Колтер? Последний парень, которого я бы хотела видеть в рядах своей «счастливой семьи».

Интересно, что же задумал этот засранец. Я должна взять себя в руки. Вместо того чтобы заглядывать к нему в штаны.

 

***

— Доброе утро, Кэтрин, — говорит Элла. Сейчас только семь, но я уже успела принять душ и собрать свою сумку. В этот раз Колтер не встречал меня в ванной, слава тебе Господи. Ну, по крайней мере, хоть что-то. — Как спалось?

Я покраснела, вспоминая ночной сон. Кошмар — это самое подходящее слово для него. Спала ли я хорошо? Ага, учитывая то, что образ члена Колтера не покидал моих мыслей после увиденного утром? Мне даже самой стало интересно, смогу ли я заснуть после такого. Моя жизнь теперь походила на кадры из порно. Но без секса, насколько я помню. Больше никакого секса.

Даже если у него и тело бога с этими сексуальными кубиками, он всё равно под запретом. И это не потому, что он станет моим сводным братом, то это не считается, но в конечном итоге разразится скандал, потому что Колтер всегда любил привлекать к себе внимание. Он грубый, испорченный, мерзкий тип плохого парня. И мне абсолютно нет до него никакого дела.

Боюсь, это лето принесёт много холодных душей.

Я прочистила своё горло.

— Спала отлично, — отвечаю я.

Элла тем временем потягивает из своего стакана какой-то зелёный смузи. Сейчас только семь, а она выглядит прекрасно даже без макияжа, её кожа алебастровая и безупречная. Она одета в штаны для йоги и майку, которая оголяет живот. Стоя в нескольких шагах от неё, я осознаю, что когда писала свою дипломную работу несколько недель назад, то питалась только одним кофеином и конфетами. К чему я это веду? Да к тому, что эта персона вообще не ест сладкого. И не употребляет кофеин. Почему я так решила? Да какой же дурак будет вставать в семь утра, чтобы помедитировать, а потом отправиться в тренажёрный зал?

— Я сказала твоему отцу прошлой ночью, чтобы он не беспокоил тебя, — отозвалась она. — Как-никак ты узнала о помолвке, и это было немного… слишком. И уверена, это после экзаменов и выпускного это стало последней каплей для тебя, поэтому ты так среагировала.

Я кивнула. На самом деле мне нечего было ей сказать.

Знаю, она старается быть хорошей, пытаясь сблизиться со мной, так как, вероятнее всего, это была идея отца внезапно вылить на меня всё дерьмо, но чертовски слишком рано для разговора по душам с умопомрачительной и слишком прекрасной знаменитостью, находящейся на моей кухне.

— Мой отец ещё здесь?

— Он вышел на пробежку, — ответила она. — Это одна из долгих. Он тренируется к марафону.

«Конечно, тренируется», — думаю. Я уже и не помню, когда мой отец в последний раз бегал.

— Тут есть кофе?

— Мы вычистили кладовую, — говорит Элла. «Мы», ну конечно. — Твой отец больше не употребляет кофеин. Это намного лучше для тебя, чем любой кофе, и имеет очищающий эффект.

Я поворачиваюсь к ней лицом, мой мозг отказывается без кофеина обрабатывать всю эту хрень, которую она наплела. Я что, попала в седьмой круг ада?

— Значит, кофе в доме и не пахнет, — говорю я так громко, что мой голос эхом отдаётся по всему дому.

Элла смотрит на меня, выражение лица такое грустное, что мне тут же хочется простить её.

— Я… я должна была сохранить немного.

— Всё хорошо, — отвечаю я, прислоняясь к кухонной стойке. Могу ли я вот так просто стоять здесь и общаться? Так ведь они делают в своём Голливуде? Это кажется немного жёстким и непривычным. — Я просто схожу в ближайшее кафе.

— Ох, — Элла выглядит так, будто у неё разбито сердце после провала очередного теста невесты. У меня просто нет энергии, чтобы успокоить её прямо сейчас.

— Тебе что-нибудь купить? — спрашиваю. — Ну, типа бейгла или что-то такое?

Она морщит нос. Конечно же, её величество такого не ест. Это же углеводы. И я просто уверена, что она ненавидит такого рода еду.

— Эм … Нет, но спасибо.

Я хватаю свой бумажник наверху и благополучно выскальзываю из этого дома.

— Преследуешь меня? — Колтер стоит недалеко от дома, а затем начинает пускать в мою сторону дымовые кольца.

— Очень ты мне нужен, — отвечаю я рассерженно. — Здесь нет кофе. А мне он необходим. Если его нет, я не могу нормально соображать.

— Ох, да, — смеётся он. — Она тоже пыталась всучить тебе травяное дерьмо?

— Ты имеешь в виду ту зелёную штуку? Кстати, что это такое? Воняет как рыба.

Колтер фыркает:

— Это морские водоросли или что-то такое, точно не знаю. Но пахнет так, словно протухшее, верно? Как молочный коктейль из останков рыбы. Но нет, я говорю о заменителе кофе.

— Что, всё так ужасно? — спрашиваю я.

Он смеётся.

— Не ведись на это дерьмо, — затем он поднял свой взгляд на меня. — И да, это поможет твоей сексуальной попке подтянуться.

— Ты реально не можешь побыть нормальным и минуту, — спустилась вниз, и Колтер позвал меня. — Что? — крикнула я.

— Видишь ли, Принцесса, — говорит он, — у тебя напрочь отсутствует чувство юмора.

— Отлично, Колтер, — я разворачиваюсь, чтобы уйти, но он снова меня окликает. — Боже, что на этот раз?

— Держи, — говорит он. — Ты же хочешь? — протягивает мне стаканчик эспрессо.

Я направляюсь к спасительной дозе в сторону, где он стоит. Он поворачивает голову и выдыхает дым.

— Это ужасная привычка, — комментирую я. — Ты можешь заработать рак.

— Я отдал тебе кофе, а ты решила отплатить мне лекцией о моих привычках, — отвечает он. — Знаешь, ты не блещешь хорошими манерами.

— Спасибо за кофе, — я делаю ещё один глоток и смотрю на пустой стаканчик у его ног. — Таким образом ты любишь кофе с сигаретой по утрам?

— Нужно исправляться, — говорит он, глядя на меня и пристально изучая. — Хочу сказать, что предпочитаю хороший утренний трах, чтобы проснуться.

— Ну, тогда это хорошо, что у тебя есть кофе с сигаретами.

Колтер пожимает плечами.

— Дай мне знать, если поменяешь своё решение, Принцесса. Я буду готов принять тебя в любую минуту.

— Мечтай.

Колтер отбрасывает свою докуренную сигарету и тычет кому-то средним пальцем. Я следую взглядом за его жестом в ту сторону и вижу какого-то паренька, стоящего по другую сторону забора.

— Как долго эти папарацци будут здесь? — спрашиваю я, поворачиваясь спиной к Колтеру.

— Ещё долго, — отвечает он, вздыхая. — Он был здесь вчера. Ну, хорошо, что хоть один.

— Хоть один? — я хватаю руку Колтера и тяну её вниз. — Ты совсем рехнулся? Что ты вообще делаешь, посылая его?

— Расслабься, — успокаивает он. — Они все идиоты. Мы разработали такую схему с этим малым. Я курю и показываю ему средний палец, а он всё это снимает. Он уже сделал достаточно фото, поэтому просто слоняется без дела.

— Ага, конечно, но никаких фото со мной, — говорю я. — И мой отец начинает предвыборную кампанию. И ему нужны нормальные фото тебя, а не те, где ты показываешь всем фак, делая из себя плохого мальчика.

— Прекрати учить меня херне, Принцесса, — предупреждает он. — Чёрт, он просто сделает несколько наших фотографий и уберётся ко всем чертям. Это ненастоящая история. Он хочет историю наших родителей.

Я уже привыкла к тому, что мой отец был постоянно в центре внимания. Всё-таки он сенатор. Но нормальные сенаторы не делают такой показухи с папарацци. Я имею виду, что, если кто-то из них попадёт в дерьмо, первым об этом узнает Президент. Быть ребёнком сенатора нелегко. Я всегда жила по указаниям папы: все интервью и фотоссесии тщательно планировались, а не делались средь белого дня прямо на пороге дома. Тот факт, что Колтер и я стояли здесь, навевал мне чувство тревоги. И я очень зла на Колтера за то, что он так необдуманно поступает.

— Конечно же, они заинтересованы в нашей истории — ты сам как история, придурок, — прорычала я, вставая перед ним и держа руки на своих бёдрах. Чувствую себя учительницей, отчитывающей плохого ученика, но, увы, не могу остановиться. — Ты весь в тату, куришь, распиваешь алкоголь, сыночек-ходячая-катастрофа кинозвезды, которая собирается выйти замуж за моего отца-сенатора, морского пехотинца в отставке. Ты просто кишишь заголовками в таблоидах, просто даже стоя передо мной!

Колтер смотрит на меня, его лице будто окаменело, а челюсти напряжены. Затем он снова выдыхает дым прямо в моё лицо, от которого я начинаю кашлять и хаотично махать руками перед собой. Думаю, я разозлилась не на шутку.

— Чё, правда? — саркастически спрашивает он, наклоняясь вперёд и тыча в меня своим пальцем. — Ну, ты, сладкая, заносчивая, утомляющая девственница, настолько встревоженная тем, что не сможет найти кого-нибудь, чтобы пробить её V-карту, за исключением парня-шлюхи из школы, который буквально вставит любой, — он сделал паузу. — И потом оказываешься самой скучной грёбаной любовницей, которую я когда-либо имел.

Я зарычала от злости, но Колтера это только повеселило, что заставило меня расстроиться ещё больше.

— Что такое, Принцесса? — спросил он, наклоняясь ещё ближе, и при этом всё машет своим средним пальцем перед моим лицом. Блядь, как же мне хочется поломать этот чёртов палец.

Из-за злости на Колтера я не могу нормально мыслить. Просто наклоняюсь вперёд и тычу в ответ ему своим средним пальцем в лицо. Мы так и стоим как два придурка, тыча пальцами друг другу. Это то же самое, если бы вы увидели детей, которые показывают друг другу язык.

А затем Колтер улыбается:

— Какое же отличное получится фото.

Дерьмо.

 

ГЛАВА 5

КОЛТЕР

Придурок сенатор бросил газету на стол. На первой странице красовалось фото Кэтрин и меня, где мы тычем средними пальцами друг другу в лицо, взгляды сердитые, губы приподняты как в оскале, и заголовок гласит: «ХАРИСОН И СТЕРЛИНГ ОБРУЧЕНЫ: ПРОТИВОСТОЯНИЕ ДЕТЕЙ!»

Кэтрин подбежала ко мне, её лицо тут же побледнело. Она не смотрела на меня, так как была поглощена статьёй. У меня даже появилось желание достать свой телефон и сфоткать её бледное лицо, а также лицо сенатора, у которого оно было почти фиолетового оттенка.

— Это действительно лестный снимок, однако — говорю я. — Ну, для меня. Но это не оправдывает Кэтрин.

И это была ложь. На фото её зубы были почти обнажёнными, да и выглядела она практически дико. Я не должен быть таким повёрнутым на этом прямо сейчас, но, чёрт, находясь здесь, смотрю на то, как она реагирует, и это заставляет мой член изнывать от боли. Это, конечно, не лучшая ситуация для дочери сенатора Придурка. А он выглядит так, будто у него случится сердечный приступ. Моя мать кинула короткий взгляд на меня, и я точно уверен, что прямо сейчас она уже обдумывает, как урезать мой трастовый фонд.

— Колтер, — предупреждает Элла.

— Что, чёрт побери, вы двое о себе возомнили? — сенатор ударяет кулаком по столу, в результате чего газета подпрыгивает, а его голос переходит на крик.

Я смотрю на Кэтрин, но она так и не смотрит на меня.

— Милый, — говорит Элла.

— Это не так плохо, как выглядит, — говорит Кэтрин, её голос звучит тихо.

— Не так плохо, как выглядит? — сенатор снова сжимает кулак. Этому чуваку серьёзно нужно задуматься о медитации или о чём-то таком. Слишком нервный парень. Если бы он не говорил, то я бы точно не был уверен, дышал ли. — Скажи мне, как именно, ты думаешь, это выглядит для дочери сенатора Соединённых Штатов Америки, красующейся на первых страницах газеты и показывающей средний палец сыну его невесты?

Ну, это намного лучше, чем заголовок «Дети сенатора трахаются, где только пожелают». Но я придержал язык за зубами. И мысленно поздравляю себе за такое терпение к окружающим.

Кэтрин удивила меня тем, что снова заговорила:

— Я хочу сказать, что это же не первая полоса. Всего лишь первая страница раздела светской хроники. И это же Post (прим.: Вашингтон пост (англ. The Washington Post) — американская ежедневная газета),так что…

Клянусь, держался из последних сил, но у меня не получилось, и я засмеялся. Сенатор тут же обратился ко мне:

— Эй, ты. Думаешь, это весело?

Я закатил глаза:

— Боже. Это же всего лишь бумага. Не долбаный же конец света всё-таки.

Он обошёл стол, а я так и остался стоять на месте, не веря в то, что этот мужик реально не сможет держать всё дерьмо при себе. Я участвовал по меньшей мере в двадцати ещё более ужасных скандалах. Но, когда он хватает меня за ворот рубашки, я начинаю выходить из себя.

— Не долбаный конец света? — повторяет он мой вопрос, в его глазах злость. — Ах ты, маленький сукин сын. Твоя мать, может, мягкий человек, раз даёт тебе деньги на одежду и наркотики, но ты не имеешь никакого права появляться в моёом доме и…

Я отталкиваю его руки:

— Ты хочешь в этом разобраться, Папочка, — говорю я, чувствуя, как нарастает отвращение. — Так вперёд.

— Прекратите! — кричит Кэтрин. Да, кричит. Что заставляет её отца перевести взгляд на неё, и, если судить по его выражению лица, он не ожидал такого.

— Что ты только что сказала? — переспрашивает он.

— Думаю, мы все должны успокоиться, — говорит Элла, стоя у дальнего конца стола. — Бен, Колтер не твой ребёнок, а мой, и я лучше знаю, что для него…

— Ох, Элла, уволь, — поднимаю руки вверх.

— Я не желаю слышать, как ты зовёшь свою мать по имени, словно она одна из твоих подружек, — тявкает сенатор.

— Тебе не кажется, что это не твоего ума дело, а? — спрашиваю. — Я не один из твоих подчинённых, так что не нужно указывать.

— Бен! — кричит Элла. — Я сказала, это мой ребёнок. Колтер и я так общаемся. И ты не должен менять этого, давая указания.

— Твой ребёнок уже взрослый, — отвечает сенатор, его голос становится выше. — Не малыш. И время объяснить ему, как себя нужно вести в таком возрасте. Вы двое уже взрослые и…

Кэтрин снова вопит, прикрывая руками уши.

— Святое долбаное дерьмо, — кричит она.

— Кэтрин Ева Харисон, — проговаривает Сенатор. — Не упоминай Бога всуе в этом доме.

— Я не могу уже слышать всю эту хрень! — орёт она. — Да, Колтер и я слегка повздорили. Да, это теперь в газете. Да, это дойдёт до парламента. Мне жаль, что таким образом объявили о твоей помолвке. И если уж ты решил поговорить об эгоистичных чертах характера, то давай поговорим. Понимаю, ты замотался и всё такое — дом — работа, работа — дом — но мог бы мне рассказать об Элле? Не знаю, ты хотя бы мог мне сказать о том, что собираешься снова жениться? — Кэтрин задавала эти вопросы, в то время как её голос дрожал.