Сравнительное правоведение в области уголовного права и типология уголовно-правовых систем современного мира
Автор публикации: Есаков Г.А., канд. юрид. наук, ст. преп. кафедры уголовного права МГЮА
Самые ранние дошедшие до нас свидетельства истории человечества показывают, что обращение к правопорядку других государств всегда практиковалось великими умами либо с прагматической целью усовершенствования национальной правовой системы, либо с философской целью создания идеальной мыслимой правовой системы, либо просто с целью лучшего познания права разных народов. Геродот в “Истории” нередко хвалит тот или иной правовой обычай разных народов. Традиция приписывает децемвирам заимствования из законов Солона при составлении “Законов XII Таблиц” (Leges Duodecim Tabularum). Платон, создавая в “Законах” идеальную модель права, анализирует действующее право античных греческих полисов: так, ноксальная выдача предмета, причинившего смерть человеку, создана в “Законах” по образцу афинского права. Сравнительные наблюдения правовых обычаев галлов встречаются в “Галльской войне” Гая Юлия Цезаря. Знакомство с римским и каноническим правом показывает и Генри де Брактон, автор трактата “О законах и обычаях Англии” (De Legibus Et Consuetudinibus Angliæ) (circa 1254–1256 гг.); в равной мере ренессанс римского права на европейском континенте в Средние века есть проявление того, что сейчас можно было бы назвать сравнительно-правовым интересом.
Само же по себе зарождение науки сравнительного права (или компаративистики) принято связывать с началом XIX в., когда период своеобразного “слепого обожания” правоведами национальных правопорядков (как в Англии) или же сверхтеоретичной посвященности науки права римскому и каноническому праву (как на европейском континенте), что знаменовало собой почти всю историю права в Средние века и Новое время, прошел, и в поиске способов улучшения национального права европейские юристы из различных стран практически одновременно обратились к исследованию иностранного права. При этом сложилось так, что история компаративистики на ее начальном этапе являлась исключительно историей западной компаративистики, что было обусловлено либо относительной неразвитостью науки права в иных регионах мира, либо их традиционной цивилизационной замкнутостью.
Примечательно, что одними из первых опытов сравнительно-правового исследования стали работы в уголовно-правовой области: “Очерк уголовной науки Корана” Поля Ансельма Фейербаха, а также “Теория доказательств в уголовном процессе согласно позитивным законам и нормам французского уголовного законодательства” (1809 г.) и “Теория доказательств в немецком уголовном процессе на примере применения закона в суде и немецкие кодексы в сравнении с воззрениями на уголовный процесс в Англии и Франции” (1834 г.) Карла Й. Миттермайера, профессора Гейдельбергского университета. В течение всего XIX в. можно наблюдать постоянный рост интереса к сравнительному правоведению, выражавшийся в организации издания журналов, появлении компаративистски ориентированных трудов и создании специализированных организаций. Так, с 1829 г. в Германии под редакцией Карла Й. Миттермайера и Карла С. Цахарие начал выходить “Критический журнал правоведения и зарубежного законодательства” (Kritische Zeitschrift für Rechtswissenschaft und Gesetzgebung des Auslandes); с 1834 г. по 1850 г. во Франции издавался “Журнал иностранного законодательства” (Revue de législation étrangère); с 1878 г. в Германии регулярно выпускается “Журнал сравнительно-правовой науки” (Zeitschrift für vergleichende Rechtswissenschaft). Во Франции в 1831 г. в Коллеж де Франс появляется кафедра сравнительного права, в 1846 г. на юридическом факультете Парижского университета создается кафедра сравнительного уголовного права, а в 1869 г. учреждается “Общество сравнительного законодательства”, приступившее к выпуску “Ежегодника иностранного законодательства” (Annuaire de législation étrangère). В том же, 1869 г., в Оксфордском университете Генри Мэн, автор широко известного труда историко-компаративной направленности “Древнее право” (1861 г.), становится первым профессором на кафедре истории права и сравнительного правоведения. В 1894 г. в Англии для углубления сравнительно-правовых исследований (в особенности в рамках стран семьи общего права) образуется “Общество сравнительного законодательства” (с 1958 г. – “Британский институт международного и сравнительного права”), которое с 1896 г. приступает к изданию “Журнала сравнительного законодательства” (Journal of Comparative Legislation) (с 1952 г. – “Ежеквартальник международного и сравнительного права” (International and Comparative Law Quarterly)).
Значимым событием в истории компаративистики стало проведение в 1990 г. парижского Международного конгресса сравнительного права, на котором впервые была сделана попытка определить цели и природу сравнительного правоведения.
После окончания Первой мировой войны в разных странах создаются специализированные научные учреждения компаративистской направленности. Например, в 1921 г. создается лионский Институт сравнительного права, в 1926 г. – берлинский Институт иностранного и международного частного права имени Императора Вильгельма (ныне – Институт иностранного и международного частного права имени Макса Планка), в 1932 г. – Институт сравнительного права при Парижском университете. В силу объективных причин интерес к компаративистике и ее возможностям ослаб во время Второй мировой войны, после которой сравнительное правоведение вступило в новый, современный этап своего развития.
Примечательно то, что компаративистика в уголовно-правовой области являлась одним из приоритетных направлений в сравнительно-правовых исследованиях начиная с самого их зарождения1. Уже упоминались работы Поля А. Фейербаха и Карла Й. Миттермайера, ставшие одними из первых компаративистски ориентированных трудов. Нельзя не упомянуть и о другой работе Поля А. Фейербаха, стоявшего у истоков германского сравнительного правоведения, – проекте Баварского уголовного кодекса (1813 г.). Последний опирался на французское и итальянское уголовное законодательство и послужил в XIX в. образцом для многих уголовных кодексов германских государств. Заслуживает внимания двухтомный “Курс сравнительного уголовного законодательства” Жозефа Л.-Э. Ортолана, вышедший в 1839−1841 гг.2 В 1863 г. появляется двухтомник Пеллегрино Росси “Курс уголовного права”, где автором широко используется сравнительно-правовой метод при изложении материала3. В Англии крупнейший криминалист XIX в. Джеймс Ф. Стифен широко использовал сравнительно-правовой метод при написании своего капитального труда “История уголовного права Англии” (1883 г.), полагая, что “затруднительно критиковать систему должным образом или понять ее дух, если не сравнивать ее с тем, что можно назвать великими конкурирующими системами, т.е. с содержащимся во французском и немецком уголовных кодексах”4. В 1894 г. немецкий автор Франц фон Лист публикует работу “Сравнительное уголовное законодательство”5. В 1924 г. (24 ноября) основывается Международная ассоциация уголовного права, ставящая своей задачей сравнительно-правовые исследования с целью достижения общей согласованности уголовного права стран мира. В 1936 г. профессор Доннедье де Вабр приступает к изданию “Журнала криминальных наук и сравнительного уголовного права” (Revue de science criminelle et de droit pénal comparé). В 1995 г. и 2002 г. увидели свет два издания на настоящий момент крупнейшей, пожалуй, работы в области уголовно-правовой компаративистики: “Сравнительное уголовное право” профессора Жана Праделя6.
Таким образом, сравнительное правоведение и в том числе сравнительное правоведение в уголовно-правовой области стало на сегодняшний день неотъемлемой составляющей академической правовой науки.
Отправными категориями в аппарате современного сравнительного правоведения являются “правовая система” и “правовая семья”.
Сравнительное правоведение на первом этапе компаративного познания имеет дело не просто с конкретной правовой нормой, правовым институтом или отраслью права, но с правовой нормой, правовым институтом или отраслью права, принадлежащими к правовой системе отдельного государства и разделяющими, как следствие, все (или почти все) отличительные черты последней. К таким отличительным чертам можно относить историю правовой системы, особенности источников права, своеобразие юридического мышления, особенности правовой культуры, социально-правовую идеологию, лежащую в основе правовой системы, и т.д.
Таким образом, правовую систему можно определить как существующий в конкретном государстве правовой феномен, взятый в единстве системы права, практики его применения, социальной основы права, правовой культуры общества и организационной структуры правовых учреждений.
В сравнительном правоведении иногда говорится о так называемой “полисистемности” в правовой системе отдельно взятого государства. В качестве обычных примеров этого явления приводят провинцию Квебек в Канаде и штат Луизиана в Соединенных Штатах, где сильно влияние французской правовой традиции, хотя сами по себе Канада и Соединенные Штаты принадлежат, бесспорно, к семье общего права.
Встречаются в компаративистике еще два понятия: “материнская” правовая система и “дочерняя” правовая система. За этими определениями скрывается факт состоявшейся в прошлом рецепции (полной или частичной) правопорядка одного государства на территории другого. Примерами этого могут служить, соответственно, правовые системы Англии, с одной стороны, и Соединенных Штатов, Канады, Австралии и Новой Зеландии, с другой; правовые системы Франции и Германии, с одной стороны, и стран Латинской Америки, с другой.
Если понятие “правовая система” связана с правовой реальностью отдельно взятой страны, то понятие “правовая семья” носит, пожалуй, исключительно умозрительный характер, поскольку связано с мысленным выделением у ряда национальных правовых систем нескольких отличительных совпадающих черт, несхожих с аналогичным образом выделяемыми чертами, присущими ряду других национальных правовых систем. Как следствие, правовая семья представляет собой группу национальных правовых систем, объединенных общностью исторического происхождения, схожестью отличительных характеристик системы права, практики его применения, правовых учреждений и социально-правовой идеологии.
Одной из центральных задач компаративистики всегда была типологизация правопорядков различных стран (как правовой системы в целом, так и отдельных отраслей) с целью выявления присущих праву общих черт и закономерностей развития.
Современное сравнительное правоведение исторически зародилось в области частного права. Этим объясняется тот факт, что “теория правовых семей… почти всегда развивается так, будто не существует другого права, кроме частного”7. Применительно к уголовному праву, в свою очередь, отмеченное обстоятельство находит свое отражение в том, что множество типологий уголовно-правовых систем современного мира (и, во всяком случае, подавляющее большинство типологий российского происхождения) в какой-то мере “механически” создаются по образцу, предложенному компаративистикой применительно к частному праву.
Для примера можно сослаться на одну из работ по зарубежному уголовному праву, где на основе различия в источниках права выделяются две основные правовые системы: англо-саксонская (Англия и Соединенные Штаты) и континентальная (Франция, Германия, Италия и Япония)8. Согласно точке зрения Н.Е. Крыловой, “в настоящее время в мире существуют две основные правовые семьи (т.е. романо-германская и англо-американская. – Г.Е.), хотя ими, безусловно, не ограничивается весь современный юридический мир”9. В дополнение к двум основным правовым семьям ею также выделяются системы религиозного права: право хинди, древнее китайское право, старое японское право, а также мусульманское право10.
Иными словами, предлагаемые в отечественной доктрине уголовного права типологии уголовно-правовых систем современного мира в подавляющем большинстве своем либо копируют частноправовые типологии правовых систем, либо страдают известной долей западноцентризма, игнорирующего существование множества иных цивилизационных очагов, где сама по себе идея права (а в рассматриваемом контексте – идея преступления и наказания) заключает в себе совершенно иные по сравнению с привычными нам, по-западному мыслящим людям, представления.
Справедливости ради следует отметить, что западноцентризм присущ и многим зарубежным исследователям, занимавшимся в той или иной мере сравнительным правоведением в области уголовного права. Так, один из крупнейших американских криминалистов современности Джордж П. Флетчер анализирует в сопоставлении и противопоставлении, как правило, только системы общего права и континентального права, подчеркивая их базисное единство как “Западных правовых систем” и “Западной правовой культуры”11.
Одной из наиболее ярких концепций, пытающихся преодолеть западноцентризм сравнительного уголовного права, стала типология уголовно-правовых систем, предложенная Жаном Праделем12. Признавая необходимость типологизации и сложность этой задачи, он отвергает за ее неприменимостью к материальному уголовному праву общую компаративистскую типологию правовых систем на принадлежащие либо к семье общего права, либо к романо-германской правовой семье. В поисках пригодного для уголовного права типологического критерия Жан Прадель обращается к наполняемому им достаточно емким идеологическим и функциональным содержанием понятию “репрессии”. Он полагает, что можно говорить о существовании двух основных уголовно-правовых моделей: авторитарной (с ее верой в репрессию) и либеральной (где эта вера не столь сильна). Тем не менее, применительно к рассматриваемой типологии ее автором сразу же делается несколько оговорок: во-первых, отмечается приблизительность предложенного критерия; во-вторых, говорится о возможном частичном “наслаивании” двух моделей в границах одной страны; в-третьих, подчеркивается неизбежный релятивизм при оценке характера конкретных институтов уголовного права. Итогом всех отмеченных оговорок становится отсутствие определенности в принципиальном вопросе, т.е. в вопросе о том, уголовно-правовые системы каких государств (хотя бы условно) можно отнести к одной из двух моделей. Так, различные институты уголовного права одних и тех же стран часто приводятся в качестве примеров-признаков, указывающих в одном случае на авторитарность уголовно-правовых систем, а в другом – на их либеральность. Более того, как следствие приблизительности, Жан Прадель вынужден часто противопоставлять традиционные для компаративиста системы общего права и романо-германского права.
Таким образом, предлагающиеся типологии уголовно-правовых систем современного мира в известной степени либо страдают западноцентризмом, либо копируют частноправовые типологии, либо носят слишком “приблизительный” характер. И, поскольку все они обладают несомненными достоинствами, на их основе (следует признать, что в какой-то мере все новые компаративистские типологии опираются на предшествовавшие) можно предложить относительно новую типологию уголовно-правовых систем современного мира.
Как представляется, в силу особенностей исторического развития уголовного права в той или иной стране и обусловленного ими различия в источниках права в данной уголовно-правовой системе всегда (или до тех пор, пока ее можно относить к конкретной уголовно-правовой семье) доминирует определенная идея. Эта идея многогранна: она отражает предназначение данной системы уголовного права; определяет построение последней; связана с мерой используемой репрессии, хотя и не сводится к ней; носит во многом неосознаваемый, неосязаемый характер, но существует вместе с тем реально, определяя социальную природу данной системы уголовного права, выражаясь с той или иной степенью четкости в письменном выражении последней. В самом общем своем виде данная идея сводится к тому, что (или кто) является доминантой в уголовном праве. Таких доминант может быть пять: человек, закон, Бог, общество и семья. Соответственно, на основе этих доминирующих идей можно выделять уголовно-правовые семьи общего права, континентального права, религиозного права, общинного права и обычного права.
Уголовно-правовая семья общего права исторически зародилась в Англии; на настоящий момент к этой правовой семье можно отнести уголовное право ряда стран, бывших ранее британскими колониями (Соединенные Штаты, Канада, Австралия, Новая Зеландия, Индия и др.). Идея, лежащая в основе уголовного права всех этих стран, сводится к рассмотрению уголовного права как щита против произвола государственной власти. Она находит свое выражение в судейском правотворчестве, позволяющем соподчинить закон интересам справедливости по отношению к конкретному обвиняемому; в принципе строгого толкования уголовных статутов; в тесной переплетенности процесса с материальным правом; в казуистичности и формальности процесса; в существовании суда присяжных, являющегося гарантией прав обвиняемого; в окончательности оправдательного приговора и т.д. При этом акцент на интересах обвиняемого уравновешен суровостью карательной политики государства.
К семье континентального права относятся европейские государства, страны Латинской Америки и некоторые другие. К этой же уголовно-правовой семье относится уголовное право России и “дочернее” по отношению к нему уголовное право большинства бывших республик СССР. В уголовном праве здесь доминирует его понимание как карающего меча, призванного привнести порядок в общество; как высшая ценность рассматриваются не интересы человека, а интересы закона самого по себе. Это отражается в абстрактности формулировок закона, охватывающего максимум возможных ситуаций; в толковании уголовного закона не столько в интересах обвиняемого, сколько в интересах законности; в обязательности уголовного преследования всех совершивших преступление; в допустимости пересмотра оправдательных приговоров и т.д.
Семья религиозного права охватывает мусульманское право, иудейское право и каноническое право с доминирующей в этих системах права идеей защиты посредством уголовного права интересов конкретной религии. Это находит свое выражение в наказуемости религиозных грехов, устрашающем характере предписываемых наказаний, объявлении самыми тяжкими преступлениями деяний против религии и т.д. Если иудейское и каноническое уголовное право сегодня почти исчезли из действующего права, то мусульманское уголовное право применяется во многих государствах Африки, Ближнего Востока и ряда иных азиатских государств.
Географический ареал уголовно-правовой семьи общинного права ограничен Дальним Востоком. Лежащая в основе уголовного права этих стран ключевая идея заключается в защите посредством наказания преимущественно интересов общества (как слитого с государством (к примеру, Китай), так и отделенного от него (к примеру, Корея, Япония)), что выражается в акцентированности уголовного права на преступлениях против государства и общества, защите им правовых благ, которые признаются принадлежащими не столько конкретному индивиду, сколько обществу в целом.
В основе выделения семьи обычного права лежит уголовное право ряда африканских и азиатских народов, а также австралийских аборигенов. Объединяющая идея в основе этой семьи – идея семьи (рода, племенной группы), вневременную, космогоническую надлежащую жизнь которой нарушает совершенное преступление. Следствием такого понимания преступления является существование кровной мести, очистительных процедур, сверхъестественное оформление процессуальных форм и т.д. Хотя данная семья почти исчезла с правовой карты мира, отдельные элементы обычного уголовного права находят свое отражение в законодательстве ряда стран (например, в Австралии).
К сказанному следует добавить несколько важных замечаний.
Во-первых, предложенная типология не догма и менее всего претендует на становление в качестве таковой. Это всего лишь попытка на основе ранее выдвинутых типологий уточнить предлагавшиеся типологические критерии и приложить их ко всем уголовно-правовым системам земного шара.
Во-вторых, отнесение уголовно-правовой системы той или иной страны к той или иной уголовно-правовой семье часто приблизительно (как, например, в случае с Индией или Японией) в силу существования феномена “гибридных” уголовно-правовых систем. “Чистые” уголовно-правовые системы единичны, но они существуют и к ним примыкают, позволяя выделять уголовно-правовые семьи, эти “гибридные” уголовно-правовые системы.
В-третьих, сознательное избегание по возможности географических привязок (англо-американская семья, романо-германская, дальневосточная) обусловлено выходом уголовно-правовых семей за их исторические географические границы или невозможностью их определения в принципе.
1-11. 1 • 2009
АКТУАЛЬНЫЕ ВОПРОСЫ НАУКИ И ПРАКТИКИ
Сравнительное изучение уголовного права не должно сводиться только к анализу законодательства и прецедентов. Сопоставлению необходимо также подвергать и уголовно-правовые доктрины, которые составляют не только основу уголовно-правовой науки, но зачастую являются руководством для законодателя и надежным ориентиром для правоприменителя. Кроме того, с познавательной точки зрения доктрина интересна еще и тем, что в ней находит свое отражение, а иногда и закрепление, государственно-правовая идеология, характерная для того или иного исторического периода.
Поэтому изучение доктрины дает ключ к пониманию сущности уголовного права практически любого государства.
Компаративист, рассматривающий доктринальные источники уголовного права, может выявить не только зарождение и развитие какой-либо юридической конструкции или идеологического принципа, но и их непосредственное использование в законодательстве (в частности, многие положения трактата Ч. Беккариа «О преступлениях и наказаниях» были положены в основу уголовного законодательства государств Западной Европы). Исследователь имеет возможность также проследить содержательное изменение доктринальных положений и обусловленное ими реформирование законодательства (к примеру, в результате отказа от доктрин каноническо- го уголовного права достоянием истории стали религиозные преступления и жестокие наказания).
Осуществлять сравнение доктрин можно как на макро-, так и на микроуровне. В данном случае речь должна идти о доктрине в широком и в узком смысле. Под доктри- ной в широком смысле слова понимается совокупность уголовно-правовых учений, определяющих основные теоретические подходы к решению вопросов преступности и наказуемости деяний (например, учение классической школы уголовного права). Доктрина в узком смысле слова представляет собой учение, содержащее основные теоретические положения, касающиеся отдельных институтов и норм уголовного права (к примеру, учение об объективной стороне преступления)1.
В настоящее время общепризнано, что основными доктринами (в широком смысле слова) уголовно-правовой науки являются: просветительно-гуманистическая теория, классическая школа уголовного права и антрополого-социологическая теория, а также современные концепции (к примеру, неоклассицизм)2. Положения просветительно-гуманистического на-
правления, представителями которого были Ш. Монтескье, Ч. Беккариа, сводились к следующему: необходимо минимизировать применение смертной казни, особенно в таких жестоких формах, как колесование и сожжение на костре; преступность и наказуемость деяний должны быть установлены законом; религиозные преступления не должны быть наказуемы или по крайней мере наказуемы жестоко; цель наказания заключается не в возмездии за преступление, а в общей и частной превенции. Подчеркнем, что гуманизм отдельных постулатов этой теории с точки зрения современной юридической науки является весьма условным. Однако историко-правовой анализ убедительно доказывает прогрессивность
данного направления по сравнению с доктриной канонического уголовного права. Под влиянием идей просвети- тельно-гуманистической концепции в странах Западной Европы были декриминализированы многие преступления, ограничено применение квалифицированной смертной казни.
Классическая школа уголовного права (представители — А. Фейербах, И. Бентам) базируется на следующих принципах: нет преступления — нет наказания, не ука- занного в законе (nullum crimen, nullа poena sine lege); свобода воли человека предопределяет его ответствен- ность за свои действия; ужесточение уголовного законодательства способствует удержанию людей от преступлений; кара (возмездие) за совершенное преступление является главной целью наказания.
Классическая школа уголовного права нередко рассматривается как учение об уголовно-правовом деянии. Основное внимание уделяется формально-юридическим конструкциям, точному описанию в законе всех признаков преступления, в то время как личность преступника практически не учитывается. Представители этой доктрины считают, что наказывается преступное деяние, а не человек (деятель), его совершивший. На основе положений этой школы в различных странах был разработан целый ряд уголовных законов3, в том числе и наполеоновский Уголовный кодекс (1810 г.), который применялся во Франции вплоть до 1994 г. По мнению Н. Е. Крыловой, значение УК 1810 г. состоит в том, что он в наиболее рельефной форме воплотил в себе идеи классической школы в уголовном праве. Будучи одним из самых первых буржуазных кодексов, он оказал большое влияние на все последующее развитие буржуазного уголовного права, в особенности европейского
и латиноамериканского. Значение УК также в том, что в период наполеоновских войн он нашел прямое или косвенное применение в странах, завоеванных Францией. Поскольку Франция была одной из крупнейших капиталистических держав, то ее УК был введен в многочисленных колониях в Азии, Африке и Латинской Америке4.
Представители антрополого-социологической школы (Ч. Ломброзо, Э. Ферри) преимущественное внимание уделяли социально-психологическим аспектам преступности. Учения данной школы послужили импульсом к развитию уголовного права деятеля. Основные постулаты антрополого-социологической школы: целью наказания является не кара, а защита общества от преступников; определяя наказание, необходимо учитывать, прежде всего, личность преступника; лица, находящиеся в «опасном состоянии» (т.е. потенциально готовые к совершению преступления), должны изолироваться от общества; лица, впервые совершившие преступление «случайно» («случайные преступники»), должны наказываться более мягко с целью их исправления и перевоспитания (ресоциализации).
Непосредственно под влиянием идей этой школы о преступном человеке во Франции в 1885 г. был принят закон о пожизненной высылке во Французскую Гвиану неисправимых рецидивистов. Концепция опасного состояния нашла свое законодательное закрепление в уголовных кодексах ФРГ и США и предопределила содержание назначаемых преступникам мер исправления и безопасности. Положения о наказании привычных преступников, содержащиеся в уголовном законодательстве Англии, были отменены только в 1991 г. Статья 42 УК Швейцарии, предусматривающая такую меру безопасности, как интернирование привычных преступников, применяется до сих пор. Предписания ст. 729 УПК Франции дают судье право применить к преступнику условное освобождение, «если появляются весомые сведения о его социаль-
ной реадаптации».
Проводя сравнение уголовно-правовых доктрин на макроуровне, уголовное право различных государств можно разграничить на уголовное право деятеля и уголовное право деяния. Безусловно, для проведения такой классификации нужно провести кропотливую работу по выявлению соответствий предписаний уголовного законодательства положениям конкретных доктрин. Однако в любом случае вопрос о типологии уголовно-правовых систем на основе указанного критерия является достаточно сложным и спорным. Так, например, профессор У. Вебер пишет, что в немецкой науке уголовного пра-
ва выявлению сущности преступного деяния как поведенческого акта уделяется много внимания по той причине, что немецкое уголовное право — это уголовное право деяния, а не деятеля5. Однако предписания УК ФРГ, а именно наличие правовых запретов, адресуемых деятелю, функционирование параллельно с системой наказания мер исправления и безопасности, четко ориентированной на деятеля, свидетельствуют об обратном.
Современные уголовно-правовые доктрины (такие как неоклассицизм, новая социальная защита и др.) в своих основных положениях базируются на тех или иных постулатах вышеуказанных школ. Их представители отказываются от устаревших догм и развивают те положения, которые соответствуют духу времени, обеспечивая тем самым дальнейшее совершенствование уголовного права. Если говорить о господствующей тенденции, то она заключается в том, что законодатель в вопросах преступности деяния использует в основном положения классической школы уголовного права (стремясь как можно более четко указать в кодексе признаки запрещенного деяния), а в вопросах наказуемости деяния — теоретические разработки социологического направления (делая основной упор не на кару и устрашение преступника, а на его ресоциализацию либо изоляцию от общества, если он считается «неисправимым»). Таким образом, следует констатиро-
вать, что преступность деяний в большинстве современных государств устанавливается в соответствии с теорией уголовного права деяния, а конкретные виды наказаний регламентированы согласно положениям доктрины деятеля.
