С другой стороны, если в результате вашего исследования вы не найдете ничего, что убедило бы вас не принимать лекарство, и если окажется, что возможная польза от лекарства перевешивает риск, это еще не значит, что вы на верном пути. Вам все еще необходима защита. Прежде всего убедитесь, что вы выполняете указания врача. Если вы обнаружите, что его указания противоречат информации из «Настольного справочника врача», спросите его, почему. У него, возможно, будет готова отличная отговорка: мол, его опыт позволяет предположить, что это лекарство дает наилучшие результаты, когда принимается в соответствии с его указаниями. И так же возможно, что он ошибается насчет своего решения по поводу того, может ли это лекарство помочь или навредить вам.
Еще одна причина, по которой вы должны соблюдать указания врача, та, что нередко ваше лечение может сопровождаться различными обследованиями, которые проводятся в ходе курса лечения и созданы для того, чтобы обнаружить любые серьезные нежелательные явления, пока они не зашли слишком далеко. Об этих обследованиях обычно упоминается там же, где дается информация о лекарстве. Каждый врач знает или имеет возможность свериться с этой информацией. Однако немногие врачи прилагают усилия для выполнения данной обязанности. Соответственно, это ваше дело – убедиться, что за реакциями вашего организма на лекарство следят должным образом.
Вы также должны следить за своими субъективными реакциями на лекарство. Как вы чувствуете себя, принимая лекарство.
Если вы столкнулись с какими-нибудь побочными эффектами, – неважно, что на первый взгляд они могут показаться незначительными – надо позвонить врачу и сообщить ему об этом. Это тот момент, когда ваша домашняя работа окупается сполна, потому что врач может быть не в курсе некоторых побочных эффектов, при появлении которых необходимо отменить лекарство. С другой стороны, некоторые побочные эффекты временны, и раз уж вы решились принимать лекарство, вы, возможно, не захотите прекращать его прием из-за временного дискомфорта. Если же вы подверглись серьезному побочному эффекту, вы должны немедленно искать медицинской помощи. Не дожидайтесь приема врача слишком долго. Поезжайте в отделение скорой помощи. Так вы не только защитите свое здоровье, но и пополните базу случаев, по которым когда-либо возбуждались судебные иски по поводу лечения.
Если из-за ваших жалоб на побочные эффекты или из-за вашего отказа принимать то или иное лекарство, врач выпишет вам другое, убедитесь, что это не то же самое вещество под другим фирменным названием. Врач сам может этого не знать, а может быть, он пытается вас обмануть.
Если вам доведется защищать собственного ребенка от рекомендаций школьных работников и врачей по поводу лечения от «гиперактивности», вам прежде всего надо начать принимать простые меры воздействия и быть готовыми к более решительным действиям. Самые простые действия включают в себя немного дипломатии, немного умения обмануть профессионалов, и, возможно, некоторые изменения в воспитании вашего ребенка. Встретьтесь с классным руководителем. Доведите до его сведения, что вы против того, чтобы ваш ребенок принимал лекарства, и что вы собираетесь изучить другие пути решения проблемы. Будет полезным узнать, что именно в поведении вашего ребенка привело учителя к навешиванию ярлыка «гиперактивный». Вы можете спросить совета, как вам лучше воспитывать ребенка, чтобы наилучшим образом подготовить его к школе. Здесь вам надо быть готовым немного приврать. Вы должны искренне выслушать предложения учителя. Если они покажутся вам разумными – вам следует их принять. Но если вы посчитаете, что вы не сможете последовать этим советам, не принося в жертву семейные обычаи и традиции, – просто отбросьте их. Но не говорите об этом учителю. Вы можете восхищенно лгать о том, какие положительные изменения произошли в вашем ребенке с тех пор, как вы начали следовать советам учителя. Ручаюсь, что это положит конец всем проблемам, так как отношение учителя к ребенку определяется его ожиданиями относительно этого ребенка и может даже влиять на реальное поведение ребенка, как самосбывающееся предсказание.
Следующий шаг – это обсуждение с учителем, как можно изменить классную работу. Здесь вы встретите некоторое сопротивление, потому что, несмотря на все лицемерные заявления об индивидуальном подходе, философия большинства школ состоит в том, что каждый ученик должен соответствовать стандартам своей школы.
Теперь, если не появилось никаких положительных сдвигов, мы скорее всего захотите посоветоваться с опытными людьми, которым вы доверяете. Это могут быть как специалисты, так и бабушки.
Не игнорируйте возможность поменять окружающую вашего ребенка обстановку. Прежде чем позволить врачу вмешиваться в химическую структуру вашего ребенка, подумайте, может быть, есть какие-то нарушения в структуре взаимоотношений вашего ребенка с классом, с учителем, что и создает проблему. Поэтому возможно, что переход в другую школу решит проблему.
Наиболее радикальным решением будет забрать ребенка из школы вообще и обучать его на дому, если это позволяют законы штата.
Если у вашего ребенка действительно проявляются отклонения в поведении, которые не укладываются в рамки обычной детской несговорчивости, вам, видимо, стоит рассмотреть возможность обращения к методу, который помог многим семьям, а именно, к диете Файнгольда. Д-р Бен Файнгольд возглавляет клинику аллергии Фонда Кайзера. Его диета исключает пищевые красители и другие искусственные добавки и некоторые натуральные продукты, поскольку входящие в их состав вещества могут излишне стимулировать и без того возбудимых детей. Эта концепция выглядит вполне разумной, хотя и подвергается яростным нападкам адвокатов лекарственной терапии.
Вам не стоит надеяться на помощь врача в вашей борьбе за то, чтобы избавить ребенка, считающегося гиперактивным, от лекарств. Врач может заигрывать с вами, говоря: «Ну что ж, давайте поговорим с учителем и попытаемся изменить обстановку», – но в девяноста девяти случаях из ста врач вернется к лекарствам. То же самое произойдет, если в любой другой ситуации вы попытаетесь убедить врача лечить вас без помощи лекарств. Врачи просто не верят в нелекарственные методы. Самое главное, очень немногие знают, как лечить без помощи лекарств. Поэтому они не верят. Если у вас повышенное давление, и врач хочет назначить вам лекарство, но вы не хотите его принимать, он может попытаться заставить вас сбросить вес при помощи упражнений. Но он предпримет к этому только вялую попытку, потому что, во-первых, он не верит в эти методы, а во-вторых, врачи мало знают о правильном питании и образе жизни, чтобы действительно научить пациента, как достичь положительных изменений. Знает, как это сделать, один врач из пятидесяти.
Конечно, с точки зрения пациента, есть много здравого смысла в том, чтобы лечиться без лекарств. Но, с точки зрения врача, это возмутительно. Этика врача и пациента вступают в конфликт. И это неудивительно. Медицинская этика часто противоречит традиционной. Например, если у вас во время операции обнаруживают в полости живота тампон, забытый во время предыдущей операции, согласно традиционной этике об этом нужно сообщить кому-либо из членов семьи. Но медицинская этика предписывает держать рот на замке. Хирург говорит: «Я не хочу, чтобы об этом кто-либо узнал», – и если медсестра расскажет об этом кому-либо из членов семьи, она будет уволена. Медицинская этика также не имеет четкого представления о поведении врача при несчастном случае. Если врач присутствует при аварии, традиционная этика подсказывает ему остановиться и попытаться спасти жизнь. Медицинская этика предписывает ему прежде всего подумать, есть ли среди законов данного штата закон о добром самаритянине.
Этика Современной Медицины отличается как от этики традиционных религий, так и от обычных общественных этик. Противоположные религиозные системы в целом стараются опровергнуть этику и верования враждебных систем. В Церкви Современной Медицины врач, лечащий без помощи лекарств, считается еретиком, потому что он не признает таинств медицинских процедур. Целители, лечащие без лекарств, считаются последователями других религиозных систем и к ним относятся как к знахарям, сумасшедшим и чудакам. Религиозные запреты настолько строги, что врачам даже не разрешается общаться с неверными. Этический кодекс Американской медицинской ассоциации гласит, что докторам медицины не следует общаться с представителями культов. Им не следует с ними разговаривать, впускать их к себе домой! Если вы не забыли, что речь идет о людях, которые советуют вам принимать то или иное опасное вещество, вам не нужно придумывать оправданий, чтобы защитить себя.
Глава III
Ритуальное расчленение
Я считаю, что мое поколение врачей запомнится людям благодаря двум вещам: чудесному излечению, которое обернулось изувечением, – я имею в виду пенициллин и кортизон; и миллионами расчленений, которые со всеми церемониями ежегодно проводятся в операционных.
По скромным оценкам, которые составляются Постоянным комитетом1, около 2,4 миллиона ежегодно проводимых операций не были необходимы. Они обошлись в четыре миллиарда долларов и двенадцать тысяч жизней, что составляет пять процентов смертей, наступавших во время или после операций ежегодно. По данным независимой Группы наблюдения за проблемами здоровья, количество ненужных операций превышает три миллиона. Согласно некоторым другим исследованиям, ненужные операции составляют от одиннадцати до тринадцати процентов от общего числа. По моему убеждению, около девяноста процентов операций – это потеря времени, сил, денег и жизней.
1 Постоянный комитет – постоянный орган Конгресса США, в задачи которого входит представление докладов по проектам законодательных актов. В 1995 – 96 годах действовало 16 постоянных комитетов в Сенате и 19 в Палате представителей, среди них основные: по бюджетным ассигнованиям, вооруженным силам, торговле, науке, транспорту, энергетике и природным ресурсам, по труду и людским ресурсам и ряд других. – Прим. переводчика.
Например, в ходе одной из проверок подробно обследовали людей, которым была рекомендована хирургическая операция. Выяснилось, что большинству этих людей операция была не только не нужна, но целой половине из них не требовалось вообще никакого лечения!Формирование комиссий для исследования тканей, удаленных в ходе операций, привело к весьма показательным результатам. В одной больнице за год до начала работы такой комиссии делалось 262 операции по удалению аппендикса. После года работы комиссии это число упало до 178. Через несколько лет – до 62. Здоровых аппендиксов стали удалять наполовину меньше. Аналогичная динамика наблюдалась и в других больницах.
Эти комиссии и исследовательские группы сформированы из врачей, которые все еще находятся в системе верований Современной Медицины. И они, без сомнения, одобрили бы большинство общепринятых операций, таких, как удаление раковых опухолей, операции коронарного шунтирования, удаление матки. Тем не менее, я убежден, что девяносто процентов привычных для нас операций, включая вышеупомянутые, в лучшем случае малополезны, в худшем – опасны.
Жертвами большого количества бесполезных операций являются дети. Удаление миндалин – самая распространенная хирургическая процедура в Соединенных Штатах. Это половина всех операций в детской хирургии – около миллиона удалений миндалин ежегодно. А сколько-нибудь значительная польза от этой операции не доказана до сих пор.
Помните, у меня были неприятности из-за того, что я отменил урологический осмотр детей в поликлинике? Примерно в то же время аналогичные неприятности возникли из-за того, что я не обсуждал с пациентами размер их миндалин. Операция по удалению миндалин бывает действительно необходима крайне редко – в одном случае из тысячи. И я не имею в виду те случаи, когда ребенок храпит или шумно дышит. Миндалины ли тому виной? Вот если дыхание ребенка действительно затруднено, и он испытывает удушье, тогда, возможно, проблема в миндалинах. Но о чем в таком случае спрашивать ребенка или его родителей. Проблема очевидна! Поэтому вопрос о миндалинах я тоже исключил из процедуры осмотра. Естественно, операций по удалению миндалин стало меньше. Как вы уже догадываетесь, вскоре мне позвонил заведующий отделением отоларингологии: на этот раз я нарушал его учебную программу.
Удалением миндалин занимаются уже более 2000 лет, и полезность этой операции в большинстве случаев, повторюсь, не доказана. Врачи до сих пор не могут придти к единому мнению, когда эта операция необходима. Единственный довод, который приводят врачи и родители в пользу своего нападения на миндалины, как будто это горный хребет, который нужно покорить: «Просто потому, что они есть».
Родителям внушают, что удаление миндалин «не принесет никакого вреда». Физические осложнения действительно редки, но это не значит, что их не существует. Смертность от этой операции варьируется в разных исследованиях от одной на три тысячи до одной на десять тысяч. Моральных осложнений масса. Все мороженое мира не компенсирует ребенку тот вполне естественный страх, который нагоняют на него родители и врачи. У многих детей после операции поведение существенно изменяется в худшую сторону. Они становятся подавленными, пессимистичными, испуганными и в целом трудными детьми. Разве они в этом виноваты? Они способны осознавать полную абсурдность ситуации. И это, к сожалению, не проходит для них бесследно.
Женщины тоже становятся жертвами необоснованных хирургических вмешательств. Еще один вид операций, количество которых неуклонно подбирается к отметке один миллион в год, – это гистерэктомия, или удаление матки. По подсчетам Национального центра медицинской статистики, в 1973 году матка была удалена у 690000 женщин, что составляет 647,7 операции на 100000 женщин. Этот показатель самый высокий для всех видов операций. Половина американских женщин может лишиться матки к шестидесяти пяти годам! Это если количество операций сохранится на прежнем уровне и не будет расти. Но на самом деле оно растет!В 1975 году было сделано уже 808000 подобных операций. Из них необходимы были лишь очень немногие. После проверки шести больниц в Нью-Йорке было обнаружено, что сорок три процента операций по удалению матки были необоснованными. Гистерэктомию делали женщинам с патологическим кровотечением из матки или с обильными менструальными кровотечениями, даже несмотря на то, что другие виды лечения или вообще отсутствие такового наверняка помогли бы больше.
Страстно желая заполучить власть и высокий статус, коими обладают хирурги, гинекологи быстро превращают естественный процесс деторождения в хирургическую процедуру. Они накладывают свое «лечение» слой за слоем, хороня ценный опыт под покровом болезни, так как каждый слой требует нового, чтобы компенсировать побочные эффекты предыдущего. Довольно странно, но вы всегда можете рассчитывать на то, что врачи припишут себе честь лечения побочных эффектов. Но не возьмут на себя ответственность за те медицинские бедствия, которыми, в первую очередь, и вызвана необходимость в лечении!
Первым значительным насилием в процессе деторождения было введение в практику щипцов. Два мрачных хирурга-брадобрея – братья Чемберлены, жившие в XVI веке, – всегда брали с собой на роды огромный деревянный ящик. Прежде чем открыть ящик, они отсылали всех из комнаты и завязывали глаза роженице. Содержимое ящика удавалось сохранять в тайне до XIX века, когда наконец стало широко известно, что в ящике – акушерские щипцы. Использование щипцов независимо от того, нормально ли идут роды, стало первым шагом на пути превращения родов в операцию.
Следующий шаг был сделан, когда ученые стали интересоваться процессом деторождения. Врачи стали конкурировать с повитухами, и так как они победили, родами стали руководить врачи-мужчины, а не повитухи-женщины. Это произошло незадолго до того, как рождение детей было перенесено из дома в больницу, где легче было организовать декорации и оборудование для отношения к родам как к болезни. Конечно, когда за роды взялись мужчины, роды и в самом деле стали болезнью. Врачи сделали то, чего никогда не делали повитухи: они пришли из моргов, где занимались трупами, в родильные отделения, чтобы принимать роды. Женская и детская смертность стремительно взлетели по сравнению с тем уровнем, когда роды принимали повитухи. Одного смелого врача – Игнация Филиппа Земмельвейса, указавшего на эту смертельную закономерность и предположившего, что именно врачи явились причиной болезни, выжили из медицины в сумасшедший дом. Но как только предложение Земмельвейса мыть руки, перед тем как принимать роды, было принято, женская и детская смертность снизились, но эта заслуга, понятно, была приписана медицине.
Когда же появилась возможность напичкивать рожениц лекарствами до состояния беспомощного забытья, гинекологи стали еще могущественнее. Женщины, будучи в бессознательном состоянии, стали не в силах помогать рождению своих детей, и у акушерских щипцов появилось гарантированное место в родильном зале.
Накачанная обезболивающими, выбритая, ноги зафиксированы в кресле, подключенная к капельницам и диагностическим приборам – роженица так хорошо подготовлена к хирургическому вмешательству, что если бы операции не существовало, ее пришлось бы изобрести, чтобы костюмы и декорации не пропали даром. И на сцене появляется эпизиотомия. Рассечение промежности для расширения влагалища стало таким обыденным, что немного женщин и еще меньше врачей сомневаются в ее необходимости. Врачи заявляют, что хирургический разрез более ровный и его легче зашить, чем разрыв, который может появиться в момент прорезывания головки и плеч ребенка. Они не могут признаться, что если женщина не будет бездумно накачана наркотиками – обезболивающими, если специалисты по родам научат, подготовят ее, то она будет знать, когда ей тужиться, а когда сдерживаться, чтобы ребенку было легче родиться. Если подходить к родам сознательно и обдуманно, разрыва промежности часто можно избежать. В конце концов влагалище создано так, что способно растягиваться и позволить ребенку пробраться через него. Даже если произойдет разрыв, не существует никаких доказательств, что хирургический разрез заживает лучше. Как раз наоборот – мой опыт показывает, что разрывы заживают лучше и причиняют меньше неудобств, чем разрезы. И еще есть мнение, что эпизиотомия способна привести к снижению сексуального удовольствия.
Гинекологи недолго удовлетворялись этой малой хирургией. Им хотелось чего-нибудь более чудовищного и опасного. Да ведь само оборудование родзала только подстегивает чувство того, что здесь должно происходить что-то ужасно ненормальное. И такой ненормальный процесс конечно же требует медицинского вмешательства. Чем экстремальнее, тем лучше. А поскольку родзал это и есть операционная, замаскированная лишь присутствием в ней инкубатора, то здесь и в самом деле хирургии благодать. С этого момента акушерские жертвоприношения стремительно развиваются от примитивного изувечения эпизиотомией до самою мрачного достижения современного акушерства – эпидемии кесаревых сечений.
Наблюдение за плодом во время родов, то есть прослушивание его сердцебиения через стенку живота матери или, как это делается в последнее время, через электроды, прикрепленные к головке ребенка, – это семя, которое дает урожай кесаревых сечений. Неважно, нуждается ли ребенок в медицинской помощи – если монитор показывает, будто что-то не в порядке, нужно срочно разрезать мать, раздвинуть плоть и удалить ребенка. После совершения чуда акушер-гинеколог сможет погреться в лучах славы. Ведь в конце концов, это он выхватил жизнь из зубов предопределенной смерти или инвалидности. Сравнительное исследование показало, что количество кесаревых сечений там, где имеется оборудование для электронного наблюдения за плодом, в три-четыре раза больше, нежели там, где сердце плода прослушивается стетоскопом. Нетрудно понять, почему.
Если мать не хочет подвергаться операции, все, что нужно сделать акушеру-гинекологу, – указать на беспомощные пробелы на экране монитора. Вот реальность – то, что показывает электронно-лучевая трубка, а не то, что чувствует и чего хочет женщина.
У женщины может быть масса других доводов против электронного наблюдения за родами. Чтобы прикрепить электроды к головке ребенка, необходимо проколоть плодный пузырь, в котором находятся околоплодные воды. Это приводит к угнетению сердечного ритма плода. Согласно некоторым исследованиям, перед детьми, рождение которых сопровождалось электронным мониторингом, острее стоят проблемы с поведением и развитием в дальнейшей жизни.
Конечно, чувства и желания женщины стоят на втором месте по сравнению с тем, что считает нужным акушер-гинеколог. Это касается и даты родов, которую врач назначает по своему усмотрению. Во многих больницах плановые стимулированные роды в рабочее время «с девяти до пяти» уже стали правилом. Основываясь на своих расчетах предполагаемой даты родов – а реальная дата может отличаться от предполагаемой в пределах шести недель! – врач вызывает роды, когда ему хочется, а не когда ребенок действительно готов пройти через родовые пути. Роды, вызванные врачом, могут закончиться кесаревым сечением, потому что ребенок, не готовый выйти на свет, будучи преждевременно вызванным, естественно будет показывать больше отклонений на мониторе.
Болезни легких, отставание в росте и развитии, другие физические и умственные отклонения, обычно связанные с преждевременным рождением, одновременно являются опасностями стимулированных родов. Что подтверждается статистикой: четыре процента пациентов отделений интенсивной терапии новорожденных попадают туда после стимулированных родов. Матери также имеют большую вероятность закончить стимулированные роды в отделении интенсивной терапии. У половины женщин, перенесших кесарево сечение, возникают послеоперационные осложнения. Уровень материнской смертности после кесарева сечения в двадцать шесть раз выше, чем при родах через родовые пути. Я предлагаю заменить термин «наблюдение» во время родов на уничтожение!
Доношенные младенцы с нормальным весом, но рожденные через кесарево сечение, также подвергаются опасности серьезного легочного заболевания, которое называется болезнью гиалиновых мембран, или синдромом подавленного дыхания. Это плохо диагностируемое, иногда смертельное и трудно поддающееся лечению заболевание было когда-то обнаружено почти исключительно у недоношенных детей. Когда ребенок рождается нормально (в срок и через естественные родовые пути), его грудная клетка и легкие сдавливаются по мере его выхода из матки. Скопившиеся в легких жидкость и секрет выталкиваются через бронхи и удаляются через рот. При кесаревом сечении этого не происходит.
В результате одного исследования был сделан вывод, что распространенность этой болезни легких можно снизить как минимум на пятнадцать процентов, если акушеры-гинекологи станут более осторожно относиться к кесареву сечению. В этом же исследовании утверждалось, что по меньшей мере шести тысяч из сорока тысяч случаев болезни гиалиновых мембран можно было бы избежать, если бы врачи не стимулировали роды, прежде чем ребенок достаточно созреет для того, чтобы покинуть утробу.
Тем не менее количество стимулированных родов и кесаревых сечений растет, а не падает. Я помню времена, когда стоило только количеству кесаревых сечений превысить четыре–пять процентов, как проводилось широкомасштабное расследование. Сейчас каждые четвертые роды проходят с применением кесарева сечения. А в некоторых больницах этот процент подскочил до пятидесяти. И не проводится вообще никаких расследований.
Нас убеждают, что Современная Медицина постоянно прогрессирует. И хирургия особенно. Подтверждением тому служат новые методы, которые доказывают свою эффективность в повседневной практике – по крайней мере, до тех пор, пока их не вытеснит очередное «чудо». Но все совсем не так. Хирургия проходит через три этапа, но ни один из них не имеет ничего общего с прогрессом. Первый этап – восторженное приятие. Конечно, законы природы гласят, что к каждому новому явлению нужно относиться со скептицизмом, а не с восторгом. Но у Современной Медицины другие законы. Как только операция становится возможной – она гарантированно будет восприниматься с восторгом. И только после того, как операция просуществует в практике некоторое время, и ее полезность или бесполезность сможет прорисоваться сквозь туман первоначального восторга, из глубины начнет проклевываться скептицизм (второй этап).
Операция коронарного шунтирования наслаждалась безграничным приятием первые пять или шесть лет. Все вели себя так, будто операция, при которой кровеносный сосуд, перекрытый жировыми отложениями, хирургически «огибался», была ответом на катастрофический уровень смертности от сердечных приступов к Соединенных Штатах. Но лилии не вынесли позолоты. И хотя десятки тысяч мужчин и женщин ежегодно выстраиваются в очередь на эту операцию, все больше людей начинают относиться к ней скептически. Очевидно, операция не дает тех результатов, которые хотели бы видеть хирурги. В ходе семилетнего наблюдения Администрации по делам ветеранов2 за более чем тысячью человек обнаружилось, что коронарное шунтирование не принесло никакой пользы, за редким исключением пациентов группы высокого риска, у которых была болезнь левой главной артерии. Уровень смертности среди пациентов, получавших хирургическое или медикаментозное лечение, существенно не различался. Фактически среди пациентов группы низкого риска уровень смертности спустя четыре года после проведенного лечения был немного выше, чем у тех, кто получал хирургическое лечение. Другие исследования показали, что у людей, перенесших операцию коронарного шунтирования, продолжают появляться отклонения на электрокардиограмме, и что они рискуют пострадать от сердечного приступа не меньше, чем люди, лечившиеся нехирургическими методами. И хотя эта операция избавляет пациента от ангинальных болей, некоторые врачи считают, что это или эффект плацебо, или результат повреждения нервных путей во время операции. Кроме того, сам шунт может засориться, и это отбросит пациента на прежние, дооперационные позиции.
2 Администрация по делам ветеранов – независимое правительственное ведомство (1930-1988), занимавшееся вопросами социального обеспечения военнослужащих в отставке. В 1988 году его функции были переданы Министерству по делам ветеранов (Department of Veterans Affairs), которое часто продолжают называть Администрацией по делам ветеранов. – Прим. переводчика.
Наиболее эффективным лечением сердечных заболеваний является радикальное изменение диеты, то есть переход от типичной диеты с высоким содержанием жиров к диете, в которой жир составляет до десяти процентов всех калорий, в сочетании с постоянными занятиями физкультурой. Такой метод дает нам наглядные примеры не только облегчения страданий, но и исцеления.
И он в конечном счете подтолкнет операцию коронарного шунтирования к третьему этапу – забвению.
Но хирурги не сдаются, особенно когда дело касается таких весьма доходных операций, как коронарное шунтирование. И хотя вполне очевидно, что замена двух-трех дюймов засоренного большого сосуда не решит проблему 99,9 процента остальных засоренных сосудов, операция коронарного шунтирования до сих пор привлекает много желающих.
Возможно, конец шунтированию смогло бы положить личное мужество какого-нибудь хирурга, как это было, когда один врач забил последний гвоздь в гроб так называемого «пудрения» – несколько десятков лет назад была очень распространена такая операция на сердце. Суть ее заключалась в том, что грудная клетка вскрывалась, и сердце посыпалось тальком. Предполагалось, что это приведет к раздражению выстилки и сосудов и вызовет рост новых кровеносных сосудов. И улучшит кровообращение. «Пудрение» было чрезвычайно популярной операцией, пока упомянутый врач не провел следующий эксперимент. Он сделал операцию нескольким пациентам, «припудривая» одних, а другим вскрывал грудную клетку и оставлял без «пудрения». Результаты у обеих групп пациентов были абсолютно идентичными. Они одинаково себя чувствовали после операции!
Если хирургическая процедура исчерпала все разумные аргументы в свою пользу, это еще не значит, что Современная Медицина от нее откажется. Если вы рассмотрите все основные типы операций, то увидите, что большинство их них исчерпало себя много лет назад. Их реальную пользу невозможно доказать, но они изобилуют тайными преимуществами. Они никогда не умрут, как и церковные. обычаи. Удаление миндалин с практической точки зрения должно было отмереть 2000 лет назад, но оно до сих пор распространено как медицинская церемония. Офтальмологи до смерти запугивают родителей, говоря, что если небольшое одностороннее косоглазие их ребенка не вылечить хирургическим путем, то в будущем он обязательно ослепнет. Если бы это было правдой, по улицам разгуливали бы миллионы слепых на один глаз людей – именно столько детей с косоглазием просто не обращаются к офтальмологам.
И хотя расцвет коронарного шунтирования миновал, служители молоха Современной Медицины занимаются развитием той же в своей основе – и бесполезной – технологии для лечения других сердечно-сосудистых заболеваний!
Современная хирургия злокачественных опухолей когда-нибудь будет вспоминаться с тем же ужасом, с каким сейчас мы вспоминаем о лечении пиявками во времена Джорджа Вашингтона. Бессмысленность таких операций была продемонстрирована 
Уорреном Коулом из Иллинойского университета тридцать пять лет назад: при анализе периферической крови после надреза кожи было выявлено, что раковые клетки уже распространились в результате хирургического вмешательства. Врачи защищались, говоря, что, хотя рак распространяется, организм может с этим бороться. Это глупый ответ. Если бы организм пациента мог «с этим бороться», то, прежде всего, рак не развился бы у этого пациента! Некоторые считают, что хирургическое лечение рака находится под угрозой потому, что появились новые методы борьбы с раком. Это еще один кружной путь: новые методы пленяют воображение и вселяют надежду, потому что хирургия приносит разочарование. Но ваш хирург признает это последним.
