Содержащегося в Семипалатинском тюремному замке из кибитковладельцев № 6 аула, Нарынской волости, Зайсанского уезда губернского секретаря Отунчи Альджанова, бывшего заведывающего Кокпектинским двухклассным русско-киргизским училищем.
ПРОЩЕНИЕ
В следствие постановления Вашего Высокопревосходительства я высылаюсь на пять лет в Лепсинский уезд Семиреченской области за политическую неблагонадежность.
Не признавая за собою никаких улик к обвинению меня в политической неблагонадежности, я считаю необходимым объяснить следующее.
20-го апреля с.г. жандармский ротмистр-помощник начальника жандармского управления в г. Семипалатинске в моей квартире, занимаемой мною при училище, производил тщательный обыск, после чего им был составлен протокол о том, что "ничего противозаконного не найдено" следовательно, этот протокол поставил меня в положение вполне благонадежного в политическом отношении человека.
Мой убеждения и бывшая моя служебная деятельность могут служить доказательством того, что я на должности народного учителя был желательным для правительства и полезным для киргиз скромным народным учителем.
...Прослужив 14 лет в Омском окружном суде присяжным переводчиком и имея своим служебном делам и в частной жизни близкое соприкосновение к своим сородичам – киргизам, я убедился, что наши киргизы в невежестве и отстали на пути культуре главным образом от того, что они не знают русского языка, на котором только можно дать молодому поколению более или менее законченное образование. Тем более им, киргизам важно знание этого государственного языка, чтобы ясно понимать общие задачи государственной жизни, а через это имеет более тесную духовную связь с русским народом. В сказанной своей мысли я более убедился, когда в 1905 году петиции и ходатайства киргиз разных уездов выдвинули вопрос: быть или не быть русско-киргизским школам.
Как убежденный сторонник распространения русского просвещения в степи я решился оставить очень выгодную и спокойную службу в суде и поработать на учительском поприще, чтобы по мере возможности осуществить на деле свои мысли и убеждения.
Бывшее в 1907 году в Омске частное совещание для выяснения киргизских нужд ускорило мое желание. По приглашению в названном совещании я принимал некоторое участие отдела народного образования. Большинство киргизских представителей, не понимая цели открытия русско-киргизских школ, были склонны видеть в этом предвзятое намерение правительства, а некоторый из них утверждали, что школы только тогда принесут существенную пользу, когда в них учителями будут киргизы, которые могли бы служить во имя доброго намерения правительства. Настал для меня решительный момент. Не долго думая, я перевелся в гор. Кокпекты на должность заведывающего открытой тогда волостной русско-киргизской школы. Осенью того же 1907 года в С.-Петербурге под представительством бывшего тогда Министра народного просвещения графа Фон-Кауфмана работала комиссия для пересмотра законоположений об инородческих школах. Я и директор училище Семипалатинской и Акмолинской областей Алекторов (ныне окружной инспектор 2 района Томского учебного округа) были командированы для принятия участия в названной комиссии. Заседания комиссии происходили при участии татарских представителей, которые выступали ярыми противниками русско-туземных школ вообще, а в частности такими же противниками обязательного преподавания в этих школах государственного языка.
Выступая со своей докладной запиской и защищая идейную сторону открытия русско-туземных школ и пользу знания русского языка в практической жизни, я приводил несомненные доводы о неосновательности взглядов татарских представителей. За эту докладную записку неоднократно на своих страницах резко осуждали меня татарские газеты: "Вакыт", "Жулдуз" другие, называя меня "ставленником" соответствующим видам и взгляду правительства и т.п.
Приехав обратно в гор. Кокпекты, я усердно принялся за обучение своих сородичей, памятуя, что молитва за богом, служба за Царем не пропадут.
И так последние два года я жил в гор. Кокпектах, добросовестно занимался с учениками и питал любовь к своей школе в надежде выступить из на трезво смотрящее жизнь молодое поколение, которое могло бы в свою очередь на пути самостоятельной жизни провести и осуществить мои взгляды убеждения относительно школы и знания русского языка.
Мне было возложено заведовать и некоторыми аульными школами Зайсанского и Усть-Каменогорского уездов. Посещая эти школы, разбросанная по разным киргизским волостям, я всегда и везде советовал киргизам открывать побольше школ, отдавать туда своих детей, вести оседлый образ жизни и не верить неосновательным слухам, которые могут ввести человека в заблуждение. Я никогда не занимался агитацией и осуждением существующих порядков и действий правительства. Это могут подтвердить киргизы и русское население г. Кокпектов, если будет произведен расследование. Вот моя исповедь.
Теперь положительно, я не знаю, в чем заключается моя политическая неблагонадежность?
Совесть моя чиста как хрусталь, а потом за собой не признаю, никаких улик к обвинению меня в принадлежности к какой то ни было антиправительственной политической партии. Неужели, думается мне, я наказан пятилетней ссылкой за то, что я и мысленно и устно и письменно всегда был убежденным сторонником распространения русского просвещения в степи путем устройства школ и преподавания в них русского языка?
За свое русофильство я понес три наказания: 1) Лишен места, 2) Сослан на пять лет и 3) Наложено на меня клеймо политического ссылка, который не позволит мне вновь поступать в государственную службу и даже заниматься частными уроками для добывания средств к жизни. А главном образом тяжко и тяжкое наказание моей семьи, состоящая из семи просящих хлеба ртов: я и жена с тремя детьми, старшему из которых 7, среднему 3 лет, а младшему 6 месяцев, мать-старуха 66 лет и в добавок сестра на моем иждивении.
В заключение считаю необходимым заявить Вашему Высокопревосходительству, что в последнее время в Зайсанском уезде появились люди, которые ради корыстной цели занимались и занимаются ложными и анонимными доносами, даже иногда представляя подложные приговоров и удостоверения. Так как я своими убеждениями и направлением не соответствовал видам таких идей, то предполагаю, что может быть, я сделался жертвой интриг поисков подобных господ.
В виду вышеизложенного осмеиваюсь ходатайствовать перед Вашим Высокопревосходительством о них следующем:
1) Во имя справедливости и чувства сострадания войти в мое положение и положение ни в чем повинной моей семьи и возвратить меня из ссылки. Если по каким либо обстоятельством не удовлетворим эта просьба, то:
2) Объявить мне в каких политических преступлениях уличен я.
3) Предложить, кому следует произвести подробное расследования для выяснения степени моей виновности, и если потребуется, то допустить всех управителей, народных судей Зайсанского уезда и Кокпектинских станичною атамана и городского старосту лицу себя надеждой, что при невозможности удовлетворения моих просьб по какой либо причине, то Вы войдете в мое положение, сократив срок ссылки в пределе возможности. Закрикну то: "доверие" и "и чувства".
О. Альджанов
24 августа 1909 г. г. Семипалатинск
ЦГА РК. Ф.64. Оп.1. Д. 5926. лл.80-83.
*** *** ***
