Ночь на неманском плацдарме

 

Грохочущих ресов багровый хвост.

Гусеничные колеи в потравленном хлебе.

Пулеметные трассы звезд,

Внезапно замершие в небе.

 

Придавлен запах ночной резеды

Раздутым пузом лошади.

Рядом

Кровавое месиво в луже воды

На дне воронки, вырытой снарядом.

 

Земля горит.

И Неман горит.

И весь плацдарм - огромная плаха.

Плюньте в того, кто в тылу говорит,

Что здесь, на войне, не испытывал страха.

 

Страшно так, что даже металл

Покрылся каплями холодного пота.

В ладонях испуганно дым задрожал,

Рожденный кресалом на мякоти гнота.

 

Страшно.

И все же приказ

Наперекор всем страхам выполнен будет.

Поэтому скажут потомки о нас:

- Это были бесстрашные люди.

Июль 1944 г.

 

Команда, как нагайкой:

- По машинам!

И прочь стихи.

И снова ехать в бой.

Береза, на прощанье помаши нам

Спокойно серебрящейся листвой.

 

Береза, незатейливые строки

Писать меня, несмелого, звала.

В который раз кровавые потоки

Уносят нас от белого ствола.

 

В который раз сгорел привал короткий

В пожаре нераспаленных костров.

В который раз мои слова-находки

Ревущий дизель вымарал из строф.

 

Но я пройду сквозь пушечные грозы,

Сквозь кровь, и грязь, и тысячи смертей,

И может быть когда-нибудь, береза,

Еще вернусь к поэзии твоей.

Лето 1944 г.

 

Наверно, моторы и мирно воркуют,

Наверно, бывает на свете покой,

Наверно, не только на фронте тоскуют,

Когда зажигается вечер такой,

 

Наверно, за слушанье щебета птичек

Солдата не надо сажать под арест,

Наверно, помимо армейских медичек,

На свете немало хороших невест.

 

Наверно непитых напитков названья

Не хуже, чем трезвая: марка - "Сто грамм".

Наверно, сплошных диссонансов звучанье

Нежнее урчанья летающих "рам".

 

Наверно,.,

Как много подобных "наверно",

Как остро я понял и как ощутил

При свете ракеты холодном, неверном,

Затмившем сияние мирных светил.

Лето 1944 г.

 

ИСХОДНАЯ ПОЗИЦИЯ

 

Генеральская зелень елей

И солдатское хаки дубов.

Никаких соловьиных трелей,

Никакой болтовни про любовь.

 

Солнце скрылось, не выглянув даже.

Тучи черные к лесу ползут.

И тревожно следят экипажи

За мучительным шагом минут.

 

В тихих недрах армейского тыла

Впрок наш подвиг прославлен в стихах.

Ничего, что от страха застыла

Даже стрелка на наших часах.

 

Сколько будет за всплеском ракеты,

Посылающей танки в бой,

Недолюблено, недопето,

Недожито мной и тобой.

 

Но зато в мирной жизни едва ли

В спешке дел кабинетных сомнут

Тех, кто здесь, на исходной, узнали

Беспредельную тяжесть минут.

Сентябрь 1944 г.

 

БАБЬЕ ЛЕТО

 

Как трудно обстановку оценить

Солдату, что становится поэтом,

Когда за танком вьется бабье лето,

Когда горит серебряная нить,

Как дивный хвост приснившейся кометы,

 

И думаешь, что завтра, может быть,

Ты не увидишь нежной паутины,

Кровавых ягод зябнущей калины,

Что экипажу остается жить

До первого снаряда или мины...

 

Я так хочу, чтоб этот ад утих.

Чтоб от чумы очистилась планета,

Чтоб в тишине теплилось бабье лето,

Чтобы снаряды не врывались в стих,

Чтобы рождались не в бою поэты.

 

Стоп!

Обстановку надо начертить.

Распята карта.

Хоть война большая,

Она еще мечтаний не вмещает.

Но светится серебряная нить

И обстановку оценить мешает.

Сентябрь 1944 г.

 

Случайный рейд по вражеским тылам.

Всего лишь танк решил судьбу сраженья.

Но ордена достанутся не нам.

Спасибо, хоть не меньше, чем забвенье.

 

За наш случайный сумасшедший бой

Признают гениальным полководца.

Но главное - мы выжили с тобой.

А правда - что? Ведь так оно ведется,.,

Сентябрь 1944 г.

 

Есть у моих товарищей танкистов,

Не верящих в святую мощь брони,

Беззвучная молитва атеистов:

- Помилуй, пронеси и сохрани.

 

Стыдясь друг друга и себя немного,

Пред боем, как и прежде на Руси,

Безбожники покорно просят Бога:

- Помилуй, сохрани и пронеси.

Сентябрь 1944 г.

 

ДЕНЬ ЗА ТРИ

 

Багряный лист прилипает к башне.

Ручьем за ворот течет вода.

Сегодня так же, как день вчерашний,

Из жизни вычеркнут навсегда.

Изъят из юности.

В личном деле

За три обычных его зачтут -

За злость атак,

За дождей недели

И за несбывшуюся мечту

О той единственной,

Ясноглазой,

О сладкой муке тревожных снов,

О ней, невиденной мной ни разу,

Моих не слышавшей лучших слов.

И снова день на войне постылый,

Дающий выслугу мне втройне.

Я жив.

Я жду

С неделимой силой

Любви,

Утроенной на войне.

Октябрь 1944 г.

 

В экипажах новые лица.

Мой товарищ сегодня сгорел.

Мир все чаще и чаще снится

Тем, кто чудом еще уцелел.

 

...Тают дыма зловещие клубы,

На Земле угасают бои.

Тихий ветер целует губы,

Обожженные губы мои.

Ти-

ши-

на.

Только эхо умолкшего грома -

Над Москвою победный салют.

Но сейчас, страх взнуздав многотонный,

Люди молча атаки ждут.

Октябрь 1944 г.

 

Зияет в толстой лобовой броне

Дыра, насквозь прошитая болванкой.

Мы ко всему привыкли на войне.

И все же возле замершего танка

Молю судьбу:

Когда прикажут в бой,

Когда взлетит ракета, смерти сваха.

Не видеть даже в мыслях пред собой

Из этой дырки хлещущего страха.

Ноябрь 1944 г.

 

 

Туман.

А нам идти в атаку.

Противна водка,

Шутка не остра.

Бездомную озябшую собаку

Мы кормим у потухшего костра.

Мы нежность отдаем с неслышным стоном.

Мы не успели нежностью согреть

Ни наших продолжений нерожденных,

Ни ту, что нынче может овдоветь.

Мы не успели...

День встает над рощей.

Атаки ждут машины меж берез.

На черных ветках,

Оголенных,

Тощих

Холодные цепочки крупных слез.

Ноябрь 1944 г.

 

ЗАТИШЬЕ

 

Орудия посеребрило инеем.

Под гусеницей золотой ковер.

Дрожит лесов каемка бледносиняя

Вокруг чужих испуганных озер.

 

Преступная поверженная Пруссия!

И вдруг покой.

Вокруг такой покой.

Верба косички распустила русые,

Совсем как дома над моей рекой.

 

Но я не верю тишине обманчивой,

Которой взвод сегодня оглушен.

Скорей снаряды загружать заканчивай!

Еще покой в паек наш не включен.

Ноябрь 1944 г.

 

Когда из танка, смерть перехитрив,

Ты выскочишь чумной за миг до взрыва,

Ну, все, - решишь, - отныне буду жив

В пехоте, в безопасности счастливой.

 

И лишь когда опомнишься вполне,

Тебя коснется истина простая:

Пехоте тоже плохо на войне.

Пехоту тоже убивают.

Ноябрь 1944 г.

 

Солдату за войну, за обездоленность

В награду только смутные мечты,

А мне еще досталась вседозволенность.

Ведь я со смертью запросто на ты.

 

Считаюсь бесшабашным и отчаянным.

И даже экипажу невдомек,

Что парапет над пропастью отчаяния -

Теплящийся надежды уголек.

Декабрь 1944 г.

 

Мой товарищ, в смертельной агонии

Не зови понапрасну друзей.

Дай-ка лучше согрею ладони я

Над дымящейся кровью твоей.

Ты не плачь, не стони, ты не маленький,

Ты не ранен, ты просто убит.

Дай на память сниму с тебя валенки.

Нам еще наступать предстоит.

Декабрь 1944 г.

 

Осколками исхлестаны осины.

Снарядами растерзаны снега.

А все-таки в январской яркой сини

Покрыты позолотой облака.

 

А все-таки не баталист, а лирик

В моей душе, и в сердце и в мозгу.

Я даже в тесном Т-34

Не восторгаться жизнью не могу.

 

Так хорошо в день ясный и погожий,

Так много теплой ласки у меня,

Что бархатистой юной женской кожей

Мне кажется шершавая броня.

 

Чтобы царила доброта на свете,

Чтоб нежности в душе не убывать,

Я еду в бой, запрятав чувства эти,

Безжалостно сжигать и убивать.

 

И меркнет день. И нет небесной сини.

И неизвестность в логове врага.

Осколками исхлестаны осины.

Снарядами растерзаны снега.

Январь 1945 г.