Из чистилища в преисподнюю. 1 страница

Панголин

Тайна бога

Аннотация

Давным-давно заросли бурьяном воронки от ядерных взрывов. Человечество вернулось в средневековье. Благодаря мутагенным грибам Земля преобразилась в нечто новое: дремучие леса и обширные болота кишат мутантами, а в городах-крепостях соседствуют люди и муталюды. Власть в новом мире принадлежит могущественной Церкви.

Панголин Грэм, охотник за мутагеном, отправляется выполнить древней завет. Но все идет не так с самого начала. Сможет ли он дойти до конца? Что ждет его на пути? И не скрывается ли за благим делом нечто иное?

 

Насколько крепки оковы?

Из Библии Мироноса.

И разгневался Бог на людей.

И покинул забывших заветы Его.

И настал судный день для людей.

И сказал тотчас сатана правящим детям своим: «Начинайте сеять огненные грибы, дети мои».

И полетели во все концы огненные стрелы.

И выросли адские грибы, подпирая небо черными шляпками.

И сказал сатана детям своим: «Выпускайте огненные ветра, дети мои».

И задул огненный ветер, унося деревья, дома и мясо с костей людей и животных.

И сказал сатана детям своим: «Выпускайте смертоносные лучи».

И осветили лучи смерти всю землю.

И проникали они во все щели и норы, никому не давая спрятаться.

И покрылись оставшиеся в живых люди язвами и нарывами.

И умирали долго и мучительно: в голоде, в холоде и болезнях телесных.

И была то кара за грехи людям. За то, что провозгласили себя равными Богу. За то, что забыли молитву о спасении. За то, что поддались искушению дьявольскому.

Но не везде выросли грибы огненные. И остались земли сатаною не тронутые.

И жили там люди блаженные, праведные. И кормились они только тем, что подал Бог с природою, не используя дьявола знание.

И послал Бог Сына своего Мироноса указать спасенным людям путь к процветанию.

И воцарился на земле Мир праведный».

 

Мироград – столица Божьих Земель. Как и любой город, его окружает неприступная каменная стена. Сразу за ней ютятся трущобы и районы, где доброму человеку лучше не появляться в темное время суток. Тут повсюду невысыхающая грязь, помои, дешевые шлюхи и пьяные разборки. Затем начинаются улицы мастерских, магазинов, рынков и кабаков. Там та же грязь, помои, но проститутки уже ухоженные и дежурят солдаты. В центре – чистота и порядок. Это район элиты, которой благоволит сам бог. Над строгими постройками богатых горожан возвышается главный храм Мироноса, где в закрытом склепе покоится нетленное тело пророка. Величественное сооружение, будто пышное белое облако, пестрит множеством сводов и арок. Десятки пузатых башен и колоколен каскадом уходят в небеса, а золоченые купола по яркости сияния соперничают с солнцем. Здесь – средоточие всей церковной власти и накопленных знаний. В обширной библиотеке хранятся рукописи Спасителя, его первых учеников и последователей, различные толкования и пересказы библии Мироноса и его учения. Этот храм – олицетворение всей силы и могущества слова «Миронос!» Но помимо цитадели духовности тут есть и темный подвал забвения.

Тяжелая дверь тюрьмы пронзительно скрипнула и ударилась о каменную стену. В проеме показалась голова с копной соломенных волос. Кулл – молодой коренастый охранник – посмотрел по сторонам и выпрыгнул в коридор. На нем болтались легкие давно не чищеные доспехи. Брякнув железом, он вразвалочку двинулся к освещенному столу. Меч на застегнутом слишком свободно ремне волочился по каменному полу и гнусаво бренчал, словно ворчливая старуха. В руках солдат нес потускневший шлем с лисьим хвостом на макушке. Белый кончик был сломан.

- Приветствую! – Кулл показал желтые зубы и отвесил поклон темной камере. – Как здоровье? Слава Мироносу! Здрасьте… У нас новенький? – крикнул он напарнику. И продолжил: – Здравствуйте. Добрый день.

За столом в конце коридора сидел солдат в сверкающем стальном панцире. Он кивнул и, не отрываясь от изучения дежурного журнала, крикнул:

- Ага. В пятой.

- За что его?.. Мое почтение. Добра дня.

- Да, он зарезал жену, кхек, и напал на печь, - усмехнулся Буй и отодвинул журнал в сторону.

Это был верзила с лицом похожим на поднявшееся тесто, пышной бородой и вьющимися сальными волосами. Он вскочил, натянул шлем – круглый лысый горшок, лишенный каких-либо украшений – и молниеносно откинул забрало.

- Ооо!.. – Кулл поднырнул под головной убор и отмахнул забрало, словно прядь волос. Рыжий хвост на макушке заходил в такт размашистых шагов, а белый кончик нервно запрыгал, как паяц на ярмарке.

Тюремный надзиратель – работа не пыльная: сиди себе на стуле, да в карты играй. Условия сносные, если не считать вшей, сырости, вони и некоторых ограничений. Спать на посту строго запрещалось, но напарники часто делали небольшие отступления от этого правила. Так что, служба шла вполне себе сносно.

Когда будущим охранникам исполнилось по шестнадцать лет, они, как и все выпускники церковных школ, сдавали экзамены. От них зависело будущее каждого ученика. Для молодых Буя и Кулла церковные смотрители единогласно выбрали службу в армии, что и было отмечено на их левом предплечье татуировкой в виде щита и меча.

Солдат – в их случае не так плохо как, к примеру, работник в поле. Служба в войсках Мироноса хоть и опасна, зато неплохо оплачивается, и доступны все привилегии военного: власть меча, кабаки и девки.

Больше всего оба боялись попасть в пограничные отряды, уехать на дальнюю заставу и просидеть там до самой смерти, защищая Божьи Земли от набегов «диких». В том, что «костлявая» найдет их там, они не сомневались: мало кто возвращался с накопленным жалованием после окончания двадцатилетней службы. Но эти счастливчики могли позволить себе прожить остаток беспокойных дней, не заботясь о куске хлеба. Впрочем, большинство из них селилось в трактирах, где быстро спускали все богатство, а дальше кто в могилу, кто в разбойники и потом в могилу. Раньше них приходили только нищие калеки. Они устраивались у городской стены, на рынке или при церкви и выпрашивали милостыню.

После начальной подготовки, военные учителя вывели Бую и Куллу точное предназначение – охранник. На предплечье добавилась алебарда. Далее судьба окончательно свела их вместе и усадила на отполированные скамейки в городской тюрьме.

Кулл поднял руки в клепаных перчатках и уверенно двинулся вперед. Буй стал в стойку. Светловолосый сделал ложный выпад влево, и ударил справа. Пальцы едва коснулись забрала противника, и оно опустилось. Буй зажмурился и замахал руками, словно отбиваясь от осы.

- Хоп! – выкрикнул нападавший.

Они рассмеялись одновременно: Кулл звонким задорным смехом, а Буй, гудя, как шершень в ведре. Оба быстро освободили головы от неудобных шлемов.

Тюрьма представляла собой длинный узкий коридор. Он упирался в стол охраны и поворачивал под прямым углом так, что надзирателям всегда были видны обе ветки. По сторонам проходов теснились камеры-ячейки, отгороженные друг от друга каменными стенами. В углу, кроме стола и двух деревянных стульев, стоял старый шкаф, а в стене мерно потрескивал камин. Было душно, сыро и ужасно воняло дерьмом и немытыми телами.

Кулл пробарабанил по столу костяшками пальцев.

- Ну, рассказывай, кто там в пятой?

Буй тотчас оживился. Откинулся на спинку стула и обнажил желтые лошадиные зубы.

- Этот идиот, кхек, накачался в кабаке и пошел домой, а там его жена, упокой, Господи, ее душу, ковыряется в печи и стонет как шлюха. Он подумал, что она изменяет ему с великаном!.. – Буй залился смехом. – Этот герой убил бедную женщину и накинулся на любовника – на печь!.. – чуть выговорил охранник и зашелся в приступе хохота.

Кулл залился звонким смехом. Из пятой камеры донесся отчаянный вой.

- Не скули там! – крикнул Буй.

- Как ты думаешь, куда его? – шепотом спросил Кулл, впервые убрав улыбку с лица.

Буй тоже понизил голос:

- Кхек. Известно куда – в яму, куда же еще за убийство. Не на каменоломню же.

- Дааа, - протянул светловолосый.

Он резко наклонился в сторону. В руке блеснуло лезвие. Скрежетнул металл о камень.

- Фух. Еще один? – облегченно выдохнул Буй.

Кулл медленно поднял кинжал: там щелкал жвалами и неистово перебирал черными лапками таракан размером с ладонь. Стараясь вынуть жгучий металл из середины тельца, он изо всех сил упирался всеми шестью лапами в кончик клинка, но только больше насаживался на лезвие.

- Маленький еще. Надо напомнить сержанту про отраву, а то скоро их наплодится, только сумки держи, а то утащат, кхек!

Насвистывая простую мелодию, Кулл сунул клинок в камин и стал поджаривать насекомое. Таракан живее заработал лапками, расправил крылья, но ни улететь, ни потушить огонь у него не получилось. Он быстро затих. Судорожно сжал обожженные конечности. Поник, сгорбился, зашипел и лопнул – желтая струя брызнула на штаны обидчика.

- Вот ублюдок! – Кулл швырнул мстительное насекомое в полумрак коридора. – Ну и вонь!.. Фууу!..

Буй покачал головой, взял фонарь и неспешно направился к дымящейся тушке. Таракан лежал напротив третьей камеры, ровно посередине между решеткой и красной дорожкой, по которой надлежало ходить охране. Солдат остановился на линии и поднял фонарь. Свет обрисовал силуэт человека. Он неподвижно лежал в углу на куче гнилой соломы. Сквозь тюремную мглу пробивались малахитовые блики на чешуйчатых штанах. Худое жилистое тело двадцатилетнего юноши утопало в тюремной рубахе из мешковины. На ногах были мягкие кожаные сапоги. Лысую голову украшал гребень волос. На левом предплечье узника чернела татуировка – три извилистых линии в форме бегущей ящерицы – знак охотника-панголина. Узкое лицо, со впалыми щеками, казалось застывшим лицом мертвеца. Усталые глаза смотрели в пустоту. Звали его Грэм.

Ремесло панголина зародилось с тех самых пор, как люди впервые узнали о мутагенных грибах. Их собирали в заболоченных районах – грибницах. Поначалу охотники искали только выросшие на склизком студне грибы, а лекари использовали их как мутаген, со свойствами тех насекомых, растений и мелких животных, которых находили в этом таинственном желе. Это было время первых практически не контролируемых мутаций в основном домашних животных и растений. Некоторые из тех наработок прижились и используются до сих пор.

Позже было сделано самое важное открытие в науке о мутациях – находка «слезы грибницы». Это чистая, незамутненная основа для выращивания грибов, похожая на жидкое стекло. В нее помещают любую часть тела донора, и через некоторое время она превращается в мут – слезу с мутагенными свойствами, на которой появляются грибы-мутагены.

Выращивание грибов с нужными качествами, стало делом лекарей, а поиском чистой слезы грибницы занялись лучшие охотники – панголины. Это был второй и самый плодотворный период мутаций. Тогда появилась и развилась в полноценную науку мутация людей.

Буй ни на мгновение не сводил глаз с пленника. Он осторожно пододвинул к себе ногой дымящееся тельце, аккуратно нанизал таракана на кинжал и быстро вернулся.

- Как там наш панголин? – Кулл запустил руку под нагрудник и яростно скреб живот.

- Как всегда – лежит.

Буй выбросил почерневшее насекомое в ведро с помоями, и некоторое время подержал лезвие в огне, пока не сгорели остатки внутренностей.

- А за что взяли панголина?

- Сержант сказал, что он изменник. – Кулл самозабвенно ковырял в носу. – Что-то там с древним пророчеством. Мол, панголин этот связался с дьяволом. Его поймали в библиотеке, когда он хотел что-то спереть.

- Дааа. Сатана может любого поймать в свои сети, даже панголина.

Кулл откинулся на спинку стула и сказал:

- Одичал он в болотах своих, вот его дьявол и подловил.

- Сатана всегда следит за нами. – Буй показал на темный угол. – Он наблюдает и ждет, чтобы похитить душу.

- А может панголин просто толкнул на сторону мутагенные грибы, а его поймали.

- Так это и есть козни дьявола. Кто, по-твоему, его надоумил?

- Хм… да. – Кулл задумался. – Вот не понимаю я муталюдов. Зачем изменять себя?

- Это у тебя денег нет, вот ты и не понимаешь. – Буй уселся на свое место. – Разве ты не хотел бы себе конский член?

- Ага, только вместе с членом вырастут и копыта.

- И сила утроится.

- И морда станет лошадиной.

Буй внимательно посмотрел на лицо Кулла и усмехнулся.

- Ты не много потеряешь. Да и какая баба будет смотреть на морду, если у тебя хозяйство до колена! А вообще, лекаря нужно искать хорошего, а не самому грибы жрать.

- Ладно, может ты и прав, но хороший лекарь мне не по карману.

- Вот и я о том же.

- А ты запишись на добровольную мутацию, - донеслось из крайней камеры. – Там выслушают твои пожелания и бесплатно изменят.

- Не, я не хочу быть подопытным кроликом, - крикнул Кулл в коридор. – А вот ты скоро им станешь.

В крайней камере послышался вздох отчаяния:

- Эх. Все же это лучше чем костер. Муталюды меньше думают. Для Церкви – они лучшие слуги.

- Разговоры запрещены! – Буй встал. – Заткнись, еретик, или сейчас… - он не нашел чем закончить фразу и сел.

- Я не еретик. Я одержимый. Это разные вещи…

- Заткнись!

Разговорчивый узник не решился продолжить. В тюрьме воцарилось привычное молчание, только слышались монотонные стенания из пятой камеры да редкий скрежет тараканов по углам.

Грэм тихо лежал на куче соломы.

- Эй, - шепотом позвал кто-то и постучал в стену. – Эээй, панголин, ты меня слышишь?

Голос звучал из камеры недавнего оратора.

- Скажи мне, ты верующий?.. Хотя, что я спрашиваю. Это и так понятно. Я хочу тебе рассказать одну вещь. Знаешь, я давно думал над религией Мироноса и понял, что все это чушь собачья. Понимаешь, набожные люди, привыкли верить во все, что говорят священники, не пытаясь разобраться самостоятельно. Верующим не с чем сравнивать то, что им внушают с детства под угрозой страшных мук в преисподней. Но если критически глянуть на библию…

- Ты заблуждаешься, - перебил Грэм. Он сдержал порыв ненависти к наглому еретику и продолжил: - Прости, Господи всемогущий, его грешного. Он не ведает что говорит. Церковь благословляет самостоятельное изучение библии Мироноса, а не слепую веру в него. Каждый верующий сам убедился в подлинности и божественном происхождении учения великого Мироноса.

- Слышал я о проделанной «великой и кропотливой» работе Церкви в доказательство истинности существования своего бога. Странно было бы, если бы они их не нашли. Высочайший закон – без веры нет бога! – выражение, делающее возможным любую нелепицу! Уверуй в кучу говна и обязательно в нее наступишь!

Грэм не выдержал и процедил сквозь зубы:

- Еретик проклятый! Тебя нужно сжечь!

- Я одержимый, а не еретик, - спокойно ответил сосед. – Одержимых подвергают изменению, в надежде вернуть в душу бога. А если говорить честно, то просто делают немного тупее и внушают веру. Интересно, как это – верить во всемогущее существо на небе. Расскажи, какой он – бог? Он говорит с тобой? Он помогает тебе? Он возьмет тебя в рай?

Раздался глухой кашляющий смех, а затем сосед продолжил:

- Нет никакой загробной жизни, есть только эта жизнь, и она может оборваться в любую секунду. Раз и все. Бог – просто байка в трактире. Бог – это страшная сказка для детей. А когда ты взрослеешь, ты понимаешь, что купола церквей, песни монахов, святые иконы, ровно как и бородатая проститутка, отходное ведро, блевотина под столом, лесные мутанты с городскими муталюдами – это штрихи картины вечно меняющейся реальности, очередной этап развития человека, проявление его тернистого пути в будущее. Это пройдет. Останется в воспоминаниях или нет – неважно. Знаешь, сколько было богов до Мироноса?.. Я читал книги из проклятых городов и знаю, что говорю: их сотни, тысячи различных божеств. И где они?.. Они мертвы!..

- Изыди, сатана!

- Люди говорят с богом на разном языке и наречии, а он отвечает одним пинком и руганью, а другим звонкой монетой и песней ласковой. Бог для каждого свой, и в то же время его нет. Нет такого бога, которого вы рисуете себе. Бог и дьявол придуманы людьми для запугивания, оправдания свих поступков и перекладывания ответственности!.. Рай? Ад?.. Неважно, во что верить и как при этом размахивать руками. Это действует, пока ты веришь в это. И механизм скрыт в нас, а не вовне…

Он продолжал говорить и говорить, а в голове у Грэма уже звучал певучий голос церковного хора. Он плавно повышался и заполнял все сознание. Губы шептали слова молитвы:

- Господь Миронос всемогущий, избави от обольщения богомерзкого сатаны, избави от всех его козней. И укрой всех божьих людей от коварных сетей его в сокровенном источнике Твоего спасения. И не дай нам, Господи, убояться страха дьявольского больше страха Божия и отступить от Тебя и от Святой Церкви твоей. Но дай нам, Господи, пострадать и умереть за имя Твое Святое, но не отречься от Тебя и не принять печати проклятия антихриста и не поклониться ему. Пощади нас, Господи, в день страшного суда Твоего…

Входная дверь скрипнула и звонко ударилась о стену. Твердым шагом в коридор вошел сержант. Его начищенные доспехи блистали золотом в свете фонарей, а остроконечный шлем с пучком разноцветных перьев снимал с потолка заросли паутины. Он развернулся на каблуках и почтительно придержал дверь. Следом в подземелье спустился монах в черной рясе с багровой каймой. Капюшон полностью скрывал в тени лицо Филиппа – главного чистильщика Церкви Мироноса.

Чистильщики – это карающая рука бога, огонь, выжигающий ересь. Их словно псов обучают вынюхивать признаки отступничества и сговора с сатаной. И нет для них преград: монахам в черных рясах с красной каймой обязан подчиняться каждый житель Божьих Земель. Для них все двери открыты, кроме одной: чистильщик никогда не может стать настоятелем храма.

Охранники разом вскочили с мест. Зазвенели бутылки, кружки. Буй запихал сумку с едой за лавочку. Кулл выкрикнул приветствие и доложил по всей форме об отсутствии происшествий. Но на них никто не посмотрел. Филипп направился сразу к третьей камере. Свет фонаря на мгновение осветил черную козлиную бородку, длинный тонкий нос и маленькие воспаленные глаза.

- Здравствуй, сын мой! – тихим монотонным голосом проговорил он.

Панголин уже стоял, обхватив руками прутья решетки: подбородок чуть заметно подрагивал, а широко раскрытые глаза умоляюще искали поддержку и спасение.

- Облегчишь ли ты, брат Грэм, свою ношу сегодня? – продолжил чистильщик. – Покаешься ли в грехе своем? Поведаешь ли Церкви о замысле дьявольском? Не утаишь ли истины? Миронос простит тебя, отпустит грех и примет в царствие Свое.

Пленник перекрестился.

- Верой и правдой служу Мироносу, Спасителю нашему.

Монах кивнул и сказал:

- Ведите его наверх.

- Ко мне! – крикнул сержант.

За дверью лязгнул металл, и в дверь ввалились двое громил в тяжелых латах. На серых плащах чернели кресты, с перекладиной в форме полумесяца. Они больше напоминали двуручные мечи за спиной, чем церковные символы. Такие плащи носили внутренние войска, поддерживающие порядок в городах – служба, хоть и была опасной, все же считалась почетной среди военных и больше оплачивалась. Да и гораздо интереснее патрулировать город или охранять важного церковника, чем сидеть в вонючем подземелье среди заключенных, тараканов и вшей. Буй и Кулл втайне завидовали солдатам, но вслух ничего не говорили даже друг другу. Сомневаться в указании Церкви, значило сомневаться в истинности самой Церкви, а это уже было смертным грехом, расплата за который могла настигнуть еще при земном существовании души.

Громилы отработанными движениями заковали пленника в кандалы и выволокли из камеры. Заключенный пытался идти сам, но его сбивали с ног и тащили за руки. Солдаты протянули Грэма по коридору и затолкали в темный проем.

Монах подошел к столу охраны, взял журнал и стал листать в поисках последней записи. Солдаты притихли, вжались в доспехи, как улитки и молча следили за движением крючковатых пальцев. Позади Филиппа возвышался сержант и сверлил глазами надзирателей. Буй отметил в мыслях, что успел сделать все записи. Кулл только сейчас про них вспомнил и умоляюще глянул на напарника: Буй еле заметно трясся, позвякивая доспехами.

- Этого в башню, - монах ткнул пальцем в журнал и поплыл к выходу.

Сержант резво опередил Филиппа, придержал дверь и вышел следом. Тут же появились два солдата и направились к пятой камере. С убийцей тоже не церемонились – звуки ударов и ответные стоны разнеслись по коридорам.

В комнате для допросов было душно. Воняло потом и блевотиной. На полу чернели кровавые разводы. Массивный стол и стул намертво вросли в липкий холодный пол. Шершавые влажные стены без признаков окон и низкий потолок довершали гнетущее ощущение безысходности и жгучего желания поскорее покинуть это место.

Тусклый свет слегка подрагивал. Где-то рядом булькала вода, шуршал таракан в углу, шипело масло в лампе. Долгие минуты короткой, предварительной подготовки для беседы, наконец, закончились. Панголин сплюнул кровавый сгусток и облизал разбитые губы. Поднял голову и впился непонимающим взглядом в заплывшего жиром человека, методично избивавшего его последнюю минуту.

Потный волосатый дознаватель вытер окровавленные ручищи о рыжее полотенце, мельком глянул на пленника и вышел, не сказав за все время ни слова.

Грэм уронил потяжелевшую голову – струйка крови стекла по губам и крупные капли полетели на пол. Внизу уже образовалась небольшая лужица.

Открылась дверь. Пленник вздрогнул. Распухшее лицо обдал прохладный воздух, и из полумрака коридора в комнату проплыл знакомый монах. Следом, высоко подняв мясистый подбородок, вошел полный человек в белых просторных одеждах. На толстой шее висела золотая цепь с массивным крестом, обильно поросшим драгоценными камнями, словно пень опятами. Священник тут же сел на появившийся под ним резной стул.

«Миронос!» - мысль ударила словно молния.

Грэм, несомненно, бросился бы на колени и целовал бы руки его, не поднимая глаз, если бы не был привязан к стулу. Сам Миронос – подумать только! – божество во плоти!..

Со времен основания Церкви святым Мироносом и по сей день, эту должность занимал самый ревностный и преданный вере священник из числа настоятелей храмов всех городов Божьих Земель. Он выбирался пожизненно, общим собранием святых отцов. Считалось, что божественный дух Мироноса руководит собранием и напрямую влияет на выбор приемника, вселяясь в избранного и продолжая руководить Церковью вечно.

- Мир тебе, сын мой. – Первосвященник перекрестил пленника двумя пальцами. – Ты говоришь, что брат Иаков сбился с пути истинного, стал на сторону дьявола и собрался искать запретную комнату? Он послал тебя выкрасть карту захоронения проклятой книги?

- Нет, все не так, - быстро заговорил Грэм. – В священном писании сказано, что нужно уничтожить книгу сатаны.

Миронос брезгливо отстранился от узника и взглянул на монаха. Тот еще ниже опустил голову и сделал шаг назад.

- Тобой владеет дьявол! – резко сказал Миронос. – В священном писании сказано не трогать проклятую книгу. Этот Иаков – сатана, мерзкий еретик! Я слышал, что он призывает божьих людей отречься от власти Мироноса во славу бога! Но скажи мне, как простые люди смогут общаться с богом, если они не умеют разговаривать между собой? Библия Мироноса скрепляет всех в единую божью силу, способную противостоять напору сатанинского мира. Великий Миронос был послан к людям богом. Как можно противиться ему? – он поднял руки, вопрошая у высших сил.

- Нет! Все не так! Я…

Глухой удар в солнечное сплетение заставил замолчать. Монах потер руку и отступил назад. Первосвященник прорычал:

- Кто еще в Подгорской церкви отрекся от Мироноса и стал на службу сатаны?.. Говори!

Панголин сглотнул кровавый комок.

- Святейший Миронос, в Подгоре только верные служители Церкви.

- Ты не искренен в святой исповеди! Дьявол в тебе говорит со мной…

- Но, великий…

Его опять грубо остановил удар в живот. Грэм скорчился, из глаз потекли слезы. Нет, не от боли. Было обидно, что ему не дают сказать правду, что его не слушают. А ведь он искренен. Почему Миронос не видит этого?

- Закончим, - вставая, сказал первосвященник. – Молись сын мой.

Он перекрестил пленника и развернулся к выходу. Монахи мгновенно прижались к стенкам давая пройти массивному телу в узкий коридор. Стул исчез, так же как и появился.

Круглое лицо Мироноса не выдавало никаких признаков раздумья или обеспокоенности. Маленькие глазки светились радостью и спокойствием, присущим людям, уверенным в неизбежности грядущих событий.

- Панголина пока придержим, он может понадобиться, - проговорил нараспев первосвященник. – Побеседуй с ним еще, брат Филипп. После заберешь к себе в башню: если дьявол нашел дорогу к сердцу один раз, то найдет и еще раз. Его нельзя выпускать. Он слишком верен этому отступнику. Да, Иаков становится опасен. Дернул его нечистый вспомнить о книге. Откуда он вообще о ней узнал?

- В Подгоре есть одно из полных изданий заветов Спасителя.

Миронос всплеснул руками.

- Подготовь записи к его отлучению. Казнишь публично. Надо показать, что сатана может похитить душу любого, даже священника.

- Святейший, - монах еле заметно улыбнулся. Он не признавал ни малейшего сомнения в догматах библии. А настоятель храма в Подгоре давно выказывал еретические мысли. Уж кто-кто, а главный чистильщик знал все.

- Как дела в твоей лаборатории? – спросил Миронос, выделив слово «твоей». – Мы не молодеем. Скорее, брат Филипп. Люди платят не за то, чтобы их превращали в мутантов. Прости, Господи, грехи наши, - он бросил быстрый взгляд в потолок и перекрестился.

- Делаю что могу. – Монах тоже перекрестился и поклонился. – Видны явные улучшения качеств испытуемых, но пока нестабильны и не точны. Не хватает слезы для опытов.

- Да-да-да. Одна и та же песня.

- Но святейший…

- А что если начать использовать сбереженный мут святых мужей? – спросил Миронос.

- Но они заплатили за сохранность. И это супротивится закону божьему…

- Ну-ну, Филипп. Я – закон божий. Через меня говорит сам бог! И ведь никто не узнает. Вот скажи, когда мы научимся воскрешать людей, используя их мут, нужен ли нам Миронос Шамгун? Разве мало он натворил в свое время?.. Занимайся. Да хранит тебя Господь.

Монах поклонился.

- Ваша воля свята.

Они подошли к покоям Мироноса. Филипп замер в смиренной позе. Первосвященник быстро перекрестил главного чистильщика и исчез за дверью, не сказав больше ни слова.

- Лицом к стене! – скомандовал солдат.

Грэм уперся лбом в холодный камень. От сырой стены тянуло плесенью.

Наступило время завтрака. Обеда тут не было вовсе, а на ужин было то же самое – каша и затхлая вода с болотным привкусом. Кормили так, чтобы пленник не умер с голоду, потому что дальнейшая судьба его была туманна, и переводить продукты на будущего мертвеца бессмысленно. Голод и жажда преследовали круглые сутки, хоть жуй мох и облизывай камни.

Брякнул черпак в миске. В животе заурчало.

- Спасибо, Господи, за хлеб насущный, - прошептал Грэм и сглотнул слюну.

- Держи, панголин, - сказал надзиратель и поставил кружку с водой. – Я чуть не забыл. Гляди не обоссысь.

Он рассмеялся и вылил половину на пол.

- Спасибо, Господи, за воду живительную.

Солдат шмыгнул кривым носом и пошел к следующей камере. Только тогда Грэм приблизился к еде. Два таракана с досадой отскочили в тень. Панголин сделал несколько жадных глотков воды и принялся руками запихивать в рот гороховую кашу. Холодная, пресная, хрустящая на зубах мелкими камешками и недоваренными зернами, она безжизненно падала в желудок. Грэм проглотил последний комок и допил мутную воду. После тщательно вылизал миску. Все, до вечера больше ничего не будет.

Скорее всего, это остатки ужина солдат. Возможно, сдобренная кусочками тушеной курочки или оленины и острой ароматной подливой горячая каша имела бы другой вкус. Но выбирать не приходилось.

Грэм первый просунул сквозь решетку миску с кружкой и отошел к дальней стене. Здесь были почти не слышно чавканья соседей. Он перекрестился, сел на колени и коснулся лбом холодного пола.

- О, Господи, я благодарю Тебя за ниспосланные мне испытания. Я смиренно принимаю их и верю, что Ты любишь меня и никогда не оставишь.

Гнетущие мысли уходили в холодный камень. В голове становилось тихо и спокойно. Чувство блаженства и единения со всем миром охватили Грэма. Исчезла боль, исчезла камера, исчезли напряженные тюремные шорохи, исчез он сам – растворился в черном безмолвии. Время остановилось.

Перед глазами возник отец Иаков. Он склонился над потрепанной книгой: «Вот оно: …А покажет вход в пещеру орел – птица гордая. И там склеп, где покоится книга дьявольская. Никому не дозволено брать ее. Только тот, кто болеет за веру праведную. Должен предать огню то ада исчадие… Где-то в этом месте есть пещера, - он ткнул длинным костлявым пальцем в край карты. – Дьявол книг не пишет, книги пишет человек! Отыщи ее и принеси мне. Я ее уничтожу, но прежде я хочу знать, что в ней».

Седой старик поднял голову и глянул прямо на Грэма. В его глазах горел огонь. Сейчас он походил больше на воина, чем на священника.