www.e-puzzle.ru
Татищев Борис - Древнейшие Боги планеты
Татищев Борис – Арийский Фундаментализм
Татищев Борис – Гиперборейское учение
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Предуведомление об истории всеобщей и собственно русской I. Что такое история. История – слово греческое, означающее то же, что у нас события или деяния; и хотя некоторые полагают, что поскольку события или деяния это всегда дела, учиненные людьми, значит, приключения естественные или сверхъестественные не должны рассматриваться, но, внимательно разобравшись, всякий поймет, что не может быть приключения, чтоб не могло деянием назваться, ибо ничто само собою и без причины или внешнего действа приключиться не может.
Причины же всякому приключению разные, как от Бога, так и от человека, но про это довольно, не буду толковать пространнее. Кому же интересно изъяснение сего, советую ознакомиться с «Физикой» и «Моралью» господина Вольфа1.
Божественная. Церковная. Гражданская. Естественная. Что же история в себе заключает, об этом кратко сказать невозможно, ибо обстоятельства и намерения писателей бывают в этом отношении разные.
Так, бывает по обстоятельствам: 1) История сакральная или святая, но лучше сказать божественная; 2) Екклезиастика, или церковная; 3) Политика или гражданская, но у нас более привыкли именовать светская; 4) Наук и ученых. И прочие некоторые, не так известные. Из сих первая представляет дела божеские, как Моисей и другие пророки и апостолы описали. К ней же примыкает история натуральная или естественная, о действиях, производящихся силами, вложенными при сотворении от Бога.
Естественная описывает все происходящее в стихиях, то есть огне, воздухе, воде и земле, а также на земле – в животных, растениях и подземностях. В церковной – о догматах, уставах, порядках, применениях каких-либо обстоятельств в церкви, а также же о ересях, прениях, утверждениях правостей в вере и опровержении неправых еретических или раскольнических мнений и доводов, а к тому обряды церковные и порядки в богослужении. В светскую весьма многое включается, но, главным образом, все деяния человеческие, благие и достохвальные или порочные и злые. В четвертой о начале и происхождении разных научных названий, наук и ученых людей, а также же изданных ими книгах и прочем таком, из чего польза всеобщая происходит.
II. Польза истории. Незачем рассуждать о пользе истории, которую всякий может видеть и ощущать. Однако ж, поскольку некоторые имеют обыкновение о вещах внятно и подробно рассматривать и рассуждать, многократно, от повреждения их смысла, полезное вредным, а вредное полезным поставляя, а потому в поступках и делах погрешая, то мне подобные рассуждения о бесполезности истории не без прискорбия слыхать случалось, и потому я рассудил, что полезно о том кратко изъяснить.
Вначале рассудим, что история не иное есть, как воспоминовение бывших деяний и приключений, добрых и злых, потому все то, что мы пред давним или недавним временем чрез слышание, видение или ощущение прознали и вспоминаем, есть самая настоящая история, которая нас или от своих собственных, или от других людей дел учит о добре прилежать, а зла остерегаться. Например, как я вспомню, что я вчера видел рыбака, рыбу ловящего и немалую себе тем пользу приобретающего, то я, конечно, имею в мысли некоторое понуждение точно так же о таком же приобретении прилежать; или как я видел вчера вора или другого злодея, осужденного на тяжкое наказанию или смерть, то меня, конечно, страх от такого дела, подвергающего погибели, удерживать будет. Таким же образом, все читаемые нами истории и события древние иногда так чувствительно нам воображаются, как если бы мы сами то видели и ощущали.
Посему можно кратко сказать, что никакой человек, ни одно поселение, промысл, наука, ни же какое-либо правительство, а тем более один человек сам по себе, без знания оной совершенен, мудр и полезен быть не может. Например, о науках взяв.
Богословию история нужна. Первая и высшая есть богословие, т. е.
знание о Боге, его премудрости, всемогуществе, кое единственное к будущему блаженству нас ведет и пр. Но не может никакой богослов мудрым назваться, ежели он не знает древних дел божеских, объявленных нам в писании святом, а также когда, с кем, о чем в догматах или исповедании прения были, кем что утверждено или опровергнуто, для чего древней церковью некоторые уставы или порядки применены, отставлены и новые введены. Следственно, им история божественная и церковная, а к тому и гражданская просто необходимы, о чем Гуэций2, славный французский богослов, достаточно показал.
Юрист пользуется историей. Вторая наука юриспруденция, которая учит благонравию и обязанности каждого перед Богом, перед самим собой и другими, следственно, приобретению спокойности души и тела. Но не может никакой юрист мудрым назван быть, если не знает прежних толкований и прений о законах естественных и гражданских. И как может судья право дела судить, если древних и новых законов и причин применениям не знает? Для того ему нужно историю законов знать.
Третья – медицина или врачество, которая в том состоит, чтоб здравие человека сохранить, а утраченное возвратить или по меньшей мере болезни развития не допустить. Сия наука целиком зависит от истории, ибо должно ему от древних знание получить, от чего какая болезнь приключается, какими лекарствами и как лечится, какое лекарство какую силу и действо имеет, чего собственным испытанием и дознанием никто б ни во сто лет познать не мог, а опыты над больными делать есть такая опасность, что может его душою и телом погубить, хотя то у некоторых невежд нередко случается. О прочих многих частях философии не упоминаю, но кратко можно сказать, что вся философия на истории основана и оною подпираема, ибо все, что мы у древних, правые или погрешные и порочные мнения, находим, суть истории к нашему знанию и причины к исправлению.
Политической части. Янус. Политика же из трех разных частей состоит: управление внутреннее, или экономия, рассуждения внешние и действия воинские. Все сии три не меньше истории требуют и без нее быть совершенными не могут, потому что в экономическом управлении нужно знать, какие от чего прежде вреды приключились, каким способом отвращены или уменьшены, какие пользы и чрез что приобретены и сохранены, по которым о настоящем и будущем мудро рассуждать возможно.
Из-за этой-то мудрости древние латины короля их Януса с двумя лицами изобразили, потому что о прошедшем обстоятельно знал и о будущем из примеров мудро рассуждал.
Иностранных дел истории. При ведении иностранных дел крайне необходимо знать не только о своем, но и о других государствах, в каком прежде состоянии было, от чего какое изменение претерпело и в каком состоянии находится, с кем когда какое прение или войну о чем имело, какими договорами о чем поставлено и утверждено, и по тому благоразумно можно в текущих делах свои поступки совершать.
Военным. Александр Великий. Юлий Цесарь. Военному вождю весьма нужно знать, каким кто устроением или ухищрением великую неприятельскую силу победил или от победы отвратил и пр. Как то видим, Александр Великий книги Гомеровы о войне Троянской в великом почтении имел и от них поучался. Для сего многие великие воеводы дела свои и других описали. Между всеми знатнейший приклад Юлий Цесарь, свои войны описав, оставил, чтобы после него будущие воеводы могли его поступки военные в пример употреблять, в чем многие сухопутные и морские знатные воеводы писанием их дел последовали. Многие великие государи, если не сами, то людей искусных к писанию их дел употребляли, не только для того чтоб их память со славою осталась, но более с целью наследникам своим показать прилежание.
Собственная история. Иностранные. Боязнь истинной истории. Страсти губят правду. Порицание русской истории. Басни правду затемняют. Что к пользе собственно русской истории относится, то равно о всех прочих разуметь следует, и всякому народу всякой области знание своей собственной истории и географии весьма нужнее, нежели посторонних.
Однако ж должно и то за верное почитать, что без знания иностранных своя не будет ясна и достаточна, потому что: 1) Пишущему свою историю в те времена не могло быть известно от посторонних, как что делалось, все помогающее или препятствующее. 2) Писатели из боязни о некоторых весьма важных обстоятельствах настоящего времени принуждены умалчивать или переменять их и иначе изображать. 3) По страсти, любви или ненависти совсем не так, нежели на самом деле свершалось, описывают, а у посторонних многократно правильнее и достовернее бывает. Как здесь о древности русских, за отсутствием тех времен русских писателей, сия первая часть из иностранных большею частью сочинена, а в прочих частях неясности и недостатки также от иностранных изъяснены и дополнены. И европейские историки нас за то порицают, что якобы мы истории древней не имели и о древности своей не знали, потому что им о том, какие мы истории имеем, неизвестно. А поскольку некоторые, сочинив выписки краткие или какое-либо обстоятельство, перевели, то другие, думая, что мы лучше оных не имеем, из-за того науку оную презирают. С этим некоторые наши несведущие согласны, а некоторые, не желая в древности потрудиться и не разумея подлинного сказания, якобы для лучшего изъяснения, но скорее для потемнения истины басни сложив, внесли путаницу и настоящую правду сказания древних закрыли, как то о построении Киева, о проповеди Андрея апостола, о строении Новгорода Славеном и пр. Но я еще точно и ясно скажу, что все европейские преславнейшие историки, сколько бы о русской истории ни трудились, о многих древностях правильно знать и сказать без изучения наших не могут; например, о прославившихся в здешних странах в древности народах, таких как амазоны, аланы, гуны, овары, кимбры и киммерийцы, так же о всех скифах, сарматах и славянах, их роде, начале, древних жилищах и прохождениях, о славных в древности великих городах и областях исседонов, есседонов, аргипеев, команов и пр., где они были и как ныне зовутся, нисколько не знают, разве от истории русской изъясненной неоспоримую истину обрести могут. Более же всего нужна сия история не только нам, но и всему ученому миру, что чрез нее неприятелей наших, как польских, так и других, басни и откровенная ложь, к поношению наших предков вымышленные, будут обличены и опровергнуты.
Благочестия плод. Порокам мзда. Такова вот потребность в истории.
Но что всякому человеку нужно знать, и это можно легко уразуметь, что в истории не только нравы, поступки и дела, но из того происходящие приключения описываются, так что мудрым, правосудным, милостивым, храбрым, постоянным и верным честь, слава и благополучие, а порочным, несмысленным лихоимцам, скупым, робким, превратным и неверным бесчестие, поношение и оскорбление вечное последуют, из которого всяк обучаться может, чтоб первое, насколько возможно, приобрести, а другого избежать. Это только об истории, но к тому нужно принадлежащие к оной обстоятельства знать, без которых история ясною и внятною быть не может, такие как хронология, география и генеалогия.
Хронология. География. Генеалогия. Хронология или летосказание есть по сути описание, когда что делалось. География описывает положения мест, где что прежде было и ныне есть. Генеалогия или родословие государей нужна для того чтобы знать, кто от кого родился, кого детей имел, с кем браками обязан был, из чего можно уразуметь правильные наследования и домогательства.
III. О разделении истории по свойствам дел я выше показал, что всякая должна свое собственное свойство хранить. Однако ж невозможно никакой обойтись, чтоб других не присовокупилось, так что видим, что Моисей и прочие пророки единственно о делах божеских и его узаконениях писать прилежали, но по порядку излагая, того, что касается естественных, гражданских и прочих вещей, миновать не могли. Так же и в истории гражданской невозможно иногда обойти относящегося к божественной, естественной, церковной и пр., ибо без того были бы обстоятельства неполны или неясны. Но, кроме оного, история гражданская многими разными названиями по намерениям писателей либо в обстоятельстве, либо в порядке разнятся, ибо некоторые сочиняют великие и пространные, другие – малое время или многое, да сократительно; иной тем, иной иным порядком ведет, кои именуются латинскими названиями: генеральные, универсальные, партикулярные и специальные, т. е. общие, пространные, частные и особенные.
Генеральная. Генеральные и универсальные по сути одно и то же, то есть те, которые о всех областях и качествах, где что приключилось, в одно время сносят, другие берут о нескольких, иные хотя только о единой области, да со всеми обстоятельствами, третьи о едином пределе или человеке, и наконец же о едином приключении.
Различность по временам. Другое разделение по временам: так, одни начинают от сотворения мира, как здесь первая часть, другие от некоторой знатной перемены, как часть 2, 3 и 4 этой истории, иные пишут только о настоящем времени. И по тому именуются оные древние, средние и новые.
По порядку. Третье разделение от порядка: так, некоторые ведут дела одной области по другой, хотя дела иногда общие в них и пресекают периодами или различием времен, и сии точными деяния именуются.
Другие, описывая какую-либо область, по владетелям ведут изложение, сие по-гречески архонтология, или о государях сказание. Третьи – по годам, мешая в одно время или год деяния всех областей и государей; это называется хронограф или летопись, а Нестор именует временник, как то здесь вторая и прочие части этой Истории собой представляют.
IV. Потребности к истории. Чтение книг. Смысл к разбиранию.
Логика. Риторика. Правота писателя. Деривации имен. Что до того, что требуется от историописателя, то разных разное есть рассуждение. Одни полагают, что не потребно более, как начитанность и твердая память, а к тому внятный склад ума. Другие думают, что невозможно не обученному всей философии истории писать. Но я думаю, сколько первое скудно, столько другое избыточественно; однако ж обоих кратко отвергнуть нельзя, поскольку подлинно писателю много книг как своих, так иностранных читать, и что читал, то памятовать нужно. Но это еще недостаточно, так же, как человек домовитый к строению дома множество потребных материалов соберет и в надежном хранилище содержит, чтобы, когда что потребно, мог взять и употребить; но к тому нужно еще разум приложить, чтоб прежде начатия определение о распорядке строения и употреблении по местам соответствующих тому материалов припасов положить, а без того строение его будет нетвердо, нехорошо и непокойно. Так же и к писанию истории весьма нужен здравый смысл, к чему наука логики много полезна. Другое суждение, чтоб как строитель мог отличить материалы годные от негодных, гнилые от здоровых, так же и писателю истории нужно с прилежанием рассмотреть, чтоб басен за истину и сочиненное за настоящее не принять, а более беречься предосуждения, но даже о лучшем древнем писателе научную критику знать не безнужно. Третье, как всякое строение требует украшения, так всякое сказание красноречия и внятного в сем сложения, которому наука риторика наставляет. Все сии науки, как выше сказал, хотя многополезны, однако ж иногда на все те науки надеяться, а неученых презирать не должно. Ибо видим, что преславные философы, писав истории, погрешили, как пример имеем о Самуиле Пуфендорфе3, Роберте Байле4, Витсене5, бургомистре амстердамском, и других, что первые свои издания принуждены были исправлять, и не однократно. Напротив же, некие жены, в училищах не сидевшие, не раз весьма полезное сочиняли и многой хвалы удостоились. Однако это не за правило непоколебимое, но за приключение чрезвычайное почитаю, потому что, как то всем известно, наука не что иное, как достаточное ума нашего искусство, и чем кто более искусился или научился, тем ближе к мудрости и совершенству, и что этим многие невежды к изъяснению истины и общей пользы способы придумывают. Сверх сего, что об историописателях рассудить еще следует, то, во-первых, верность сказания за главное почитаться должна, оное же на многие степени разделяется: 1) Если такой писал, который сам в тех делах был участник деяний, как то: министры или знатные правители, генералы и пр., сочиняющие и отправляющие определения и получающие о всем обстоятельные известии, лучше всех могут показать. 2) Если в те времена жил, сам много мог знать и от других достаточное известие слышать. 3) Если вскоре на основании архивов договоров, уставов или учреждений, письменных и подлинных записок, также как и от людей, в те времена и делах участвующих или довольно сведущих, сочинил. 4) Хотя и долгое время после, от разных своих и иностранных народов, имеющих участие или вероятное известие, из их историй собирал. 5) О своем отечестве, если страстию самолюбия или самохвальства не побежден, всегда более способен правильно написать, нежели иноземец, как то выше показано, особенно же иноязычный, для которого язык великое препятствие есть, поскольку многих обстоятельств иногда не уразумев, и без пристрастия легко погрешить может, а особенно имена людей, мест и пр. трудно на другом языке от недостатка букв точно положить, как в гл. 10 показано. Это особо важно в географии, где крайне необходимо значение названий изъяснить, и для того к нашей истории и географии для сего 3 языка – татарский, сарматский и славянский – весьма нужно неплохо знать, или по меньшей мере лексиконы полные или переводчиков для помощи искусных иметь.
Баснословные. Противно тому историописатель невероятным является, когда дела внесет с обстоятельствами и древних сказаний несогласные, когда дела сверхъестественные рассказывает и многими баснями и суеверными чудесами наполнил, чего у древних весьма немало между правыми сказании находится, и потому и самым настоящим деяниям у такого без доказательства постороннего верить невозможно. Следственно, такие истории за басни почитаются, в котором читающему достаточное рассуждение потребно, как выше показано.
V. Это только до качеств и количеств истории, и что до потребности к оной относится. Также о всех вообще историях разуметь должно, но о русских разных историях, сколько мне известно, для знания любопытному упомяну.
Русские истории. Временник Несторов. Степенная. Хронограф.
Синопсис. Топографии. Строение Москвы. Годунова род. Станкевича Сибирская. Нижегородская. Русских историй под разными названиями разных времен и обстоятельств имеем число немалое и об известных мне кратко здесь, без пространного о них толкования, объявлю, ибо читающий оные по любопытству может достаточно рассмотреть и по достоинству каждую почитать. Во-первых, общих или генеральных три, а именно: 1) Несторов Временник, который здесь за основание положен. 2) Киприанова Степенная6, которая есть чистая архонтология, только в ней многие государи и их знатные дела пропущены или в ненадлежащих местах положены, а в главные по изложению введены те, которые великими князями никогда не были. Третье, Хронограф, переведенный с греческого без указания имени творца. Оный начат от сотворения мира, но в летах по греческому счислению много неправильностей. В него внесены некоторые дела русские, но кратко. К сим общим относится еще сокращенная история, именуемая Синопсис, сочиненная в Киеве во время митрополита Петра Могилы. Оная хотя весьма кратка и многое нужное пропущено, но вместо того польских басен и недоказательных включений с избытком внесено. И сии все продолжены разными людьми до времен настоящих. Во-вторых, попредельные или, по греческому именованию, топографические, их несколько. Первая между ними – о построении и разорении Москвы7, которая кем сочинена неизвестно, однако ж видно некто из доброхотов похитителя престола Бориса Годунова был, потому что он род его от древнего владетеля Москвы тысяцкого Тучка производит, но в хвале той весьма ошибся тем, хотя то и скрыл, что оный Тучко от великого князя Георгия II-го, и его дети от Михаила II-го за убийство великого князя Андрея II-го казнены, однако ж у знающих оное более к поношению его, нежели к чести разумеется. 2) Новгородская, хотя многими баснями наполненная, однако ж много нужного. 3) Псковская. 4) Станкевичем сочиненная8 Сибири и продолжена до наших времен. 5) Астраханская. 6) Нижегородская. 7) Слышал, что о Смоленске есть сочинение, только мне видеть не случилось. Но все сии недостаточны тем, что то о древности, которое из иностранных собирать и изъяснить нужно, оставлено. 8) Муромская, кем сочинена, неизвестно, но многими баснями, и весьма непристойными, наполнена, которую у меня в 1722-м изволил взять его императорское величество, уезжая в Персию.
Участников событий описания. Игнатий диакон. Макарий митрополит.
Иосиф. Палицын. Курбский. Серапион. Луговский. Никон патриарх.
Медведев. Матфеев. Лызлов. Лихачев. Четии Минеи. Прологи. К сим же принадлежат дипломатические, потому я с великим трудом из архив Казанского, Сибирского, Астраханского и некоторых городов указы выписал, в которых многое не в то место положенное, до истории касающееся, находится. Описания участников событий имеется гораздо более. Первый из таких, Игнатий диакон, бывший при Пимене митрополите, его езду в Константинополь и другие того времени деяния описал. 2) Пред всеми хвалы достойнейший Макарий митрополит описал жизнь царя Иоанна II-го и Грозного9 первые 26 лет как порядочно, по годам, так с достаточными обстоятельствами. Он же Киприанову Степенную исправлял и дополнял, но от скудости знания древности или от лицемерия несколько недоказательных обстоятельств внес. 3) Иосиф, келейник Иова патриарха, или сам Нов некоторые дела этого же государя, последних 24 года, но весьма кратко, а после него до избрания царя Михаила довольно пространно описал. 4) Авраамий Палицын10, келарь Троице-Сергиева монастыря, тоже писал покороче и не столько по порядку, но избрание царя Михаила со всеми обстоятельствами; только сия весьма редко где полная находится. 5) Курбский князь Андрей, а обстоятельнее 6) поп Иоанн Глазатый об осаде и взятии града Казани. 7) Монах Серапион о приходе Стефана короля польского ко Пскову и Печорскому монастырю и победе над поляками11. 8) Луговской диакон12 походы царя Алексея в Польшу и Литву, а также о приобщении Киева и Малой Руси, потом суд Никона патриарха пространно описал, но эта книга после Шегловитого была у Автамона Иванова, а ныне где и есть ли список, неизвестно, и я, много наведываясь у детей его, отыскать не мог. 9) Никон патриарх сам свою жизнь с его ответами на суде описал13, но в ней немало дел, истории касающихся, хотя более для его самохвальства, а некоторые и неправые сказания, весьма сомнительные. 10) Сильвестр Медведев14, монах Чудова монастыря, 11) и граф Матфеев описали стрелецкий бунт 1682-го15; только в сказаниях по страстям друг с другом не согласуются и даже противоречат, потому что графа Матфеева отец в оном стрельцами убит, а Медведев сам тому бунту участником и тайных дел с Милославским предводителем был, за что после с Шегловитым казнен. 12) Андрей Лызлов в его книге, под названием Скифия16, много дел русских объявил. 13) Лихачев17, бывший учитель царя Феодора II-го, жизнь оного государя обстоятельно описал, и эту книгу я у него сам видел и читал, но после нигде достать ее и о ней наведаться не мог. 14) Разных государей браки и коронования описанные могут нечто к сочинению истории полезное дать.
Сверх сего в описаниях житий русских святых, в Четиих Минеях, Прологах и Печерском Патерике нечто нужное до истории гражданской имеется; только сии с разумением принимать следует, поскольку писатели времен и мест не наблюдали и нечто, не справясь с подлинными деянии, вносили.
Сии суть истории русские гражданские, о которых я знаю и которые по большой части имею. Летописи же, степенные и хронографы, хотя начало во всех них согласное, но как выше сказал, разными людьми дополнялись и переправлялись, из-за того в них разность немалая, как ниже в гл. 7 и 8 показано.
VI. Порицания. Амвросий архиепископ. Как скоро я историю сию в порядок привел и примечаниями некоторые места изъяснил, прибыв в 1739-м году в Санкт-Петербург, многим оную показывал, требуя к тому помощи и рассуждения, чтобы мог что пополнить, а невнятное изъяснить, так скоро я принужден был от разных разные рассуждения слышать; иному то, другому другое не по нраву было, что один хотел, чтобы пространнее и яснее написано было, то самое другой советовал сократить или совсем убрать. Да недостаточно было того. Явились некоторые с тяжким порицанием, якобы я в оной православную веру и закон (как те безумцы произнесли) опровергал, и потому я, услышав, немедленно все то бывшему тогда новгородскому архиепископу Амвросию свез и просил о прочтении и поправлении; который, продержав более месяца, мне возвратил с тем рассуждением, что хотя он ничего истине противного не находит, однако ж некоторые с церковными историями, положенными в Прологах и Четьих Минеях, не согласны, и для того бы я, хотя бы оные и с недостатками, для простого народа не весьма порочил, но те рассуждения сократил, а именно: 1) об апостоле Андрее, 2) о владимирском образе пресвятой Богородицы, 3) делах и суде Константина митрополита, 4) о монастырях и училищах, 5) о новгородском чуде от образа Богородицы знамения. После чего я, переправив, снова ему передал, и он, еще нечто поправив, возвратил, и так оное здесь поправлено. Однако ж это не удержало языки злостных от порицания.
Одни предосуждали недостаток во мне наук, но тем я легко вышеобъявленное (что преславные философы в сочинении историй погрешают и не полезное для науки сочиняют) к моему извинению представил, рассудив, что будь они более науками преисполнены, то сами бы взялись за это весьма нужное отечеству дело и лучше сочинили.
Сложение красноречивое. Нестор неучен. Другие порядок и складность порицали, и для них я кратко здесь изъяснил, что я не новую историю и не для увеселения читающих красноречивое сложение сочиняю, но от старых описателей самым их порядком и наречием собирал, как они положили; а при том, если что для изъяснения от иноязычных нужно было, то я так переводил, чтоб именно разумение оного писателя показать, чтобы настоящие деяния или приключения ясны и доказательны были, а о сладкоречии и критике не прилежал; и как я в философии неучен, из-за того я все дивные, чудесные и недостаточно вероятные дела мало или весьма не толковал, опасаясь, чтобы за недостатком оных наук в чем не погрешить. Вместо же того прилежал, чтоб необходимые к гражданской истории нужные обстоятельства, т. е. время – когда, место – где, и род государей или народов, о которых сказывается, изъяснить. Ежели же где в моем мнении или доводе какая погрешность явится, то надеюсь, что благоразумный человек отнесется к этому спокойно, рассудив, что еще до сих пор ни одна история, каким бы она мудрецом и в науках всех прославившимся человеком сочинена ни была, никогда совсем совершенною не получалась, и от неученых иногда полезное имели, чему в пример Нестор преподобный, хорошо заметно, что темен в учении был, и потому недостаточно мог о правдоподобии рассудить, но за его доброхотный к отечеству труд вечной похвалы и благодарения достоин, ибо если бы он начало не учинил, то, может, и другой не скоро к сочинению оного взялся. Потому как первых, так вторых не поносят и порицать их непристойно, но более следует прилежать о том, чтоб те погрешности исправить и в лучшее состояние для пользы общей привести. Сих ради обстоятельств я меньше опасаюсь, что кто-то имеет причину меня порицать, но скорее надеюсь, что кто-нибудь из таких в науках превосходный, к пользе отечества столько же, как я, ревности имеющий, усмотрев мои недостатки, сам снизойдет погрешности исправить, темности изъяснить, недостающее дополнить и в лучшее состояние привести, чтобы себе же большее благодарение, нежели я требую, приобрести.
Древние истории. 3-е предосуждение рассуждающих, якобы мы древних историй довольно имеем, переправлять оные нет нужды. Другие рассуждают, якобы древних времен историй вновь лучше и полнее прежних сочинить невозможно, разве от себя что вымышлять, из-за чего якобы все новосочиненное о древности правым назвать невозможно, но на это отвечает сама сия собранная История. Когда благосклонный читатель увидит дополнения, изъяснения и доказательства от таких древних писателей, о которых он прежде не думал, чтоб в таком от нас отдалении о нас или наших предках писали, да может не только книг тех не читал, но имен их не слыхал, то он подлинно поверит, что прилежному рачителю и в других потребных к тому языках искусному еще более сего обрести, изъяснить и дополнить возможно, следственно, сей мой труд, познав причину моего начала, в крайнюю дерзость мне не поставит.
VII. О причине начатия. Причина начатию сего моего труда хотя была от графа Брюса, как ниже показано, но в продолжении столь многих разысканий и долгого написания главнейшим желанием было воздать должное благодарение вечной славы и памяти достойному государю его императорскому величеству Петру Великому за его высокую ко мне оказанную милость, а также к славе и чести моего любезного отечества.
Что же относительно милости его величества ко мне, то не место здесь подробно мне это описывать, а скорее горесть от лишения того воспоминать возбраняет, но кратко скажу: все, что имею, чины, честь, имение и, главное над всем, разум, единственно все по милости его величества имею, ибо если бы он меня в чужие края не посылал, к делам знатным не употреблял, а милостию не ободрял, то бы я не мог ничего того получить. И хотя мое желание проявить благодарность славы и чести его величества не более умножить может, как две лепты сокровище храма Соломонова или капля воды, капнутая в море, но мое желание к тому неизмеримо, больше всех сокровищ Соломона и вод многоводной реки Оби.
Хвалить предков лучше, чем себя. Скажет ли кто, что из того, что я выше сказал, и что преславные дела его величества описывать смелости не имею, следует, что сии древние деяния к славе его не касаются; и затем, что я историю сию более уже по кончине его величества сочинял.
Но я вот что возражаю: всякий, а особенно благоразумный, это ощущает, что нам достохвальные дела предков наших слышать гораздо приятнее, нежели хвалу собственную, ибо в последней многократно лесть лицемерная скрытно заключается. И поскольку сей государь был премудрый, а при том великое желание к знанию древности имел, для чего несколько древних иностранных историй перевести повелел и часто с охотою читал, то надеюсь, что отечества древности гораздо приятнее ему быть могли, нежели египетские, греческие и римские. На второе: я его величества высоким наследникам, равно как ему самому, должен и верен, их так, как его самого, почитаю и благодарю. Первое же еще изъясню складом самого оного великого монарха, о котором, чаю, еще многие в памяти имеют.
От министров слава государем. Князь Яков Долгорукий. Сравнение дел государей. Экономия. Военные дела. Флот. Иностранные. В 1717-м году его величество, будучи на пиру за столом со многими знатными, разговаривал о делах отца своего, бывших в Польше, и препятствии великом от Никона патриарха, тогда граф Мусин, как человек великого лицемерства и коварства исполненный, стал дела отца его величества уничижать, а его выхвалять, изъясняя тем, что у отца его Морозов и другие были великие министры, которые более, нежели он, делали.
Государь так сим огорчился, что, встав от стола, сказал: «Ты хулою дел отца моего, а лицемерною мне похвалою более меня бранишь, нежели я терпеть могу». И подошел к князю Иакову Долгорукову и, став у него за стулом, говорил: «Ты меня больше всех бранишь и так тяжко спорами досаждаешь, что я часто едва могу стерпеть, но как рассужу, то я вижу, что ты меня и государство верно любишь и правду говоришь, потому я тебя внутренне благодарю. Ныне же тебя спрошу и верю, что ты о делах отца моего и моих нелицемерно правду скажешь». Оный ответствовал: «Государь, изволь сесть, а я подумаю». И как государь возле него сел, то он, недолго по повадке великие свои усы разглаживая и думая, на что все смотрели, слышать желая, начал так: «Государь, сей вопрос нельзя кратко изъяснить из-за того, что дела разные, в ином отец твой, в ином ты больше хвалы и благодарения от нас достойны. Главные дела государей три: Первое, разбирательство внутренних дел и главное дело ваше есть управление. В сем отец твой более времени свободного имел, а тебе еще и думать времени о том не достало, и потому отец твой более, нежели ты, сделал; но когда и ты о сем прилежать будешь, то, может, превзойдешь, и пора тебе о том думать. Другое, военные дела. Отец твой много чрез оные хвалы удостоился и пользу великую государству принес, тебе устроением регулярных войск путь показал, да после него несмышленые все его учреждении разорили, что ты, почитай, все вновь сделал и в лучшее состояние привел. Однако ж я, много думая о том, еще не знаю, кого более похвалить, но конец войны твоей прямо нам покажет.
3-е, в устроении флота, в союзах и поступках с иностранными ты далеко больше пользы государству, а себе чести приобрел, нежели отец твой, и это все сам, надеюсь, за правое примешь. Что же рассуждения, что якобы государи каковых министров умных или глупых имеют, таковы их и дела, на то я противно разумею, что мудрый государь умеет мудрых советников избрать и верность их наблюдать, итак, у мудрого не могут быть глупые министры, поскольку он о достоинстве каждого рассудить и правые советы от неправых и вредных различить может».
Его величество, выслушав все терпеливо, выцеловав его, сказал: «Благий раб, верный раб, коль в малости был верен, над многими тебя поставлю». Но это Меншикову и другим весьма было прискорбно и всеми мерами прилежали на него государя озлобить, но не успели ничего. Я же, оставив то, скажу о вышеупомянутом.
Граф Брюс начинатель. Вражда вельмож. Покойный генерал-фельдмаршал граф Брюс человек елико высокого ума, острого рассуждения и твердой памяти, в науках физики и математики довольно искусный, а к пользе российской во всех обстоятельствах ревнительный рачитель и трудолюбивый того сыскатель был, в чем многие обстоятельства свидетельствуют, так как он, будучи с младых лет при его императорском величестве Петре Великом, многие нужные к знанию и пользе государя и государства книги с английского и немецкого на российский язык перевел и собственную для употребления его величества геометрию с изрядными украшениями сочинил; но оную свою к России ревность и после себя желая в памяти оставить, имея немалой цены собранную коллекцию древних медалей, монет, руд и других природных и хитросочиненных диковинок математических, а особенно астрономических инструментов, и в немалом числе книг библиотеку, мимо родного племянника, для пользы общей в императорскую Академию наук подарил и другие многие государю и государству знатные услуги оказал. Будучи же у государя в великой милости, никого ни малейшим чем не обидел, но всякому старался любовь и благодеяние изъявить и о страждущих великий был ходатай и помощник, но в том себя никогда не демонстрировал. И когда между знатнейшими или первейшими в правлении государственном учинилась великая вражда и злоба, которая чрез несколько лет не без беды для многих продолжалась, он ни к которой стороне не пристал и к обоим в любви и верности пребывал.
Географии потребность. Ландкарты. Трудность сочинения географии.
Книги иностранные. Летопись Кабинетная. Езда в Сибирь. Раскольничий манускрипт. Он, будучи как-то в Сенате, с великим сожалением приметил, что за недостатком обстоятельной Российской географии и ландкарт немалое к правильным рассуждениям и определениям препятствие являлось, а из того и немалый государству вред приключался, представил его величеству, чтобы чрез геодезистов ландкарты всех уездов изготовить и от всех городов потребные известии для сочинения обстоятельной географии собрать, что и решено было. А он между тем в 1718-м году был на конгрессе Аландском главным полномочным послом, и хотя оным, а также Берг– и Мануфактур-коллегией, Монетной, Артиллерийской и Инженерной канцелярией немало отягощен, однако по ревности своей к отечеству, между оными уделяя время, прилежал обстоятельную русскую географию сочинить, в чем я ему по возможности спомоществовал. Но прибыв в Санкт-Петербург, видя, что ему после присутствия в Сенате, в тайных советах и объявленных канцеляриях на оное времени нисколько не достает, прилежно меня к сочинению оного поохочивал и наставлял; и хотя я из-за скудости во мне способствующих к тому наук и необходимо нужных знаний осмелиться не находил себя в состоянии, но ему, как начальнику и благодетелю, отказаться не мог, и оное в 1719-м от него принял и полагая, что это из сообщенных мне от него знаний сочинить нетрудно, немедленно по предписанному от него плану (оную) начал.
Однако в самом начале увидел, что оную в ее древней части без достаточной древней истории и в новой части без совершенных со всеми обстоятельствами описаний начать и делать невозможно, ибо надлежало вначале знать об имени, какого оное языка, что значит и от какой причины произошло. К тому ж надлежит знать, какой народ в том пределе издревле обитал, как далеко границы в какое время распростирались, кто владетели были, когда и каким случаем к России приобщено. Для этого требовалась обстоятельная русская древняя история, а за недостатком к тому на русском языке, крайне необходимо от иностранных и едва ли не всех известных языков, как из Азии арапского, турецкого, персидского, татарского и калмыцкого, потому что сии народы в древние времена многие с Россиею и принадлежащих ей пределами и народами дела их, достаточные известия имея, описали, а из европейских греческого, латинского, венгерского, немецкого, шведского и сарматского, или финского, языков книги весьма нужны были. И хотя поляки, богемы и другие славяне истории писали, но, видимо, что не только о глубокой древности, но и о настоящей порядочной, а наименее всего о географии прилежали, и что писали, то польские более от русских оснований брали.
Из-за того его превосходительство рассудил, что наиболее следует искать к изъяснению русской древней, именуемой Несторовой летописи, которую, из библиотеки его императорского величества взяв, мне отдал.
Сию я, взяв, скоро списал и чаял, что лучше оной было не потребно, а поскольку тогда в начале 1720 года послан я был в Сибирь для устроения заводов горных, где, прибыв, вскоре нашел другую того же Нестора летопись, которая великие различия с бывшим у меня списком имела, но к сочинению географии в обоих многого недоставало или так тёмно за упущениями переписчиков понималась, что подлинно о положении мест дознаться было нельзя. И сия их разность понудила меня искать другие такие манускрипты и сводить вместе, а что в них неясно, то более следовало от иноязычных изъясниться, и посему я, оставив географию совсем, стал более о собрании этой Истории прилежать. И поскольку мне рассудилось, что оную всю сразу целиком сочинять и с собою возить неудобно и небезопасно, потому я рассудил разделить и по частям сочинять.
VIII. Разделение истории. 1-я часть. 2-я часть. 3-я часть.
Восстановление монархии. 4-я часть. Препятствия новой истории. Оную для удобнейшего сочинения рассудил я разделить на четыре части. В первой объявить о писателях и описать древние, касающиеся отечества нашего, три главных и от них произошедшие народы, как то: скифы, сарматы и славяне, каждого обиталища, войны, переселения и названий изменения, насколько о них нам древние передали, и сия до начала обстоятельной русской истории по 860 год после Христа. 2-я часть – от начала русских летописей, насколько то известно, по сути от владения Рюрика или смерти Гостомысла, последнего владетеля от рода славян, т. е. от 860-го, до нашествия татар в 1238-м году, итого на протяжении 378 лет. 3-я – от пришествия татар до свержения власти их и восстановления древней монархии первым царем Иоанном Великим, в великих князях сего имени III-го, а в царях первого, т. е. от 1238 по 1462 год, и потому оная заключает время 224 года, 4-я – от возобновления монархии до восшествия на престол царя Михаила Феодоровича рода Юрьевых-Романовых, т. е. от 1462 до 1613, итого чрез 151 лето. О делах же последующих, так как более сообщений сохраненных остается и не настолько многотрудное продолжение всякому к сочинению доступно, а особенно еще, что в современной истории явятся многих знатных родов великих пороки, которые, если описать, то их самих или их наследников сподвигнут на злобу, а обойти оные – погубить истину и ясность истории или вину ту на судивших обратить, что было бы с совестию не согласно, и потому оное оставляю иным для сочинения.
Переводчиков недостатки. Хранение имен народных. Росписи в книгах алфавитные нужны. Первой части, насколько удобность и достаток имения моего допустили, книги немецкого и польского, как понятных мне языков, от древних писателей переведенные, собрал, а несколько с латинского, французского и татарского прилежал переводить, и так собрал число книг более 1000. Но в том явилась мне трудность великая: 1) Что переводчиков искусных на русский ни за какие деньги достать не мог. 2) Переведенные на польский и немецкий оказались неисправны, потому что многие книги у немцев и поляков частью любочестия ради, частью от недостатка знания или от других обстоятельств переведены неправильно, древние названия народов, городов и урочищ переложены на новые, да иногда и неправильно, так вместо скифов татары, вместо сарматов русские или поляки именованы. В именах людей и урочищ иногда буквы переменены, иногда за недостатком равных или по звучанию сходных иного произношения положены, сему в пример здесь Кондофлорент вместо Конт де Фляндр, н. 571, о котором бы, не знав обстоятельств, дознаться невозможно. Росписи алфавитные имен народов, людей, пределов, урочищ и пр. от лености или незнания такие краткие сочинены, что многих в порядке упоминаемых не внесено, а во многих книгах и вообще нет. К тому же еще и то, что имена в росписях не под теми буквами, как по порядку следует, расположены, и потому многое сыскать невозможно, а все книги целиком читать времени не хватит.
Французов и англичан в переводах прилежность. Многих же древних исторических и географических необходимых нам с греческого и латинского в немецкий не переведено, или есть переводы весьма давно и недостаточно вразумительные, да и тех сыскать уже трудно. Французы, а частью и англичане, ведаю, что во всем том тщанием и трудом преуспели: они, всех древних авторов переведши, преизрядными комментарии или примечании изъяснили и довольные росписи сочинили, только я, за незнанием оных языков, употребить не мог, а переводить все на русский слишком много неудобств доставляет.
Географический лексикон. Байлев критический. Недостатки иностранных. Лексиконы: 1) Будеев всеобщий исторический18, сначала в двух, потом в 4-х, ныне в 6-ти томах, 2) Генсиев или Мартиниеров историко-географический19 в 10-ти, 3) Байлев историко-критический в 4-х книгах – имели мне большую помощь учинить; и хотя оные с великим прилежанием и достаточною наукою собраны, но что русских пределов касается, то не только десятой части в них нет, но даже из того что есть едва ли одна статья найдется, чтоб правильное и достаточное описание было. Это от незнания их русской истории и географии приключилось, и они в том невинны, когда того и у нас нет, только дивно, что многих таких имен не внесено, о которых, конечно, они знать могут, так как многих скифских, сарматских и других народов государей и знатных вождей войск или правителей государственных или совсем не упомянуто, или так кратко, что обстоятельства нужные опущены. 4) К сему требовалось несколько помощников и переводчиков, чего ни за какие деньги не достать и, из-за частой езды, при себе иметь неудобно.
Употребление прежнего наречия. Перевод на иностранный нужен. Новое наречие. И из-за того на середине начатого труда принужден оную первую часть сократить, изложить иным порядком и, по действиям разделив на главы, в том виде как здесь оная находится оставить, когда мне наиболее преученого профессора Байера сочинение, Комментарии20, многое неизвестное открыли, и я, оные сократив, внес и нечто изъяснил ими на вторую часть, обстоятельнее собрать которую я намерен был и начал уже делать это историческим порядком, сводя из разных лет к одному делу и наречием таким, как ныне наиболее в книгах употребляемо. Но рассудил, что у нас из древних манускриптов, каковых хотя есть повсюду немало и в них разность немалая, но до сих пор ни один не напечатан и во многих имен творцов не указано, а хотя по надписям и одного творца, но невозможно сыскать, чтоб два во всем равны были, в одном то, в другом другое сокращено или пространнее описано, кое-что пропущено или потеряно, иное обстоятельство невероятное прибавлено. Они же в руках разных людей, к тому же часто из рук в руки переходят, и сыскать после нелегко, и затем, ни на какой из них, кроме находящихся в постоянной государственной книгохранительнице и монастырях, сослаться нельзя, а если наречие и порядок их переменить, то опасность есть правдоподобие погубить. Из-за того рассудил за лучшее писать в том порядке и тем наречием, каковы в древних находятся, собирая из всех полнейшее и обстоятельнейшее по порядку лет, как они написали, ни переменяя, ни убавляя из них ничего, кроме не относящегося к светской летописи, как то: жития святых, чудеса, явления и пр., которые в книгах церковных обильнее находятся, но и те для порядка некоторые на конце приложил, а также ничего не прибавлял, разве только необходимое для уразумения слово добавил, да и то отметил. Но поскольку оное в наречии древнем и слоге где от краткости, где от избыточного распространения повести не всякому вразумительно, а к переводу на другие языки (что для знания о том в Европе требуется) было бы многотрудно или неудобно, того ради я принужден все это на современный слог переложить, от разных русских историй, таких как степенных, хронографов, миней и прологов, изъяснить, а настоящую, на древнем наречии, императорской Академии наук для сохранения поручить. В собранных же мною всех списках, кроме Никоновского, хотя ни один моложе 250 лет у меня не был, однако ж во многих местах нашел, что по нерассудимому переписчиков мнению, якобы для лучшего уразумения, наречие переменяли и тем вероятность древности писателей помрачили.
IX. Примечания на часть 2-ю. Значение наименований. Страленберга порок. Пространные примечания. Это предуведомление принужден я на первое намерение распространить и положенные в нем обстоятельства, по требованиям некоих любопытных, показать, а если кому-либо не понравится, то я думаю, что на нравы и рассуждения всех людей угодить невозможно. Равно о порядке первой части, что я, из древних авторов выписывая относящееся только к русской истории и географии, особыми главами положил и примечаниями изъяснил, показывая числами на другие согласующиеся положения, чтобы к чтению и свождению одного с другим трудности не было. Между же оными примечаниями некоторое количество таких находится, что только для памяти другим положены, чтобы то, чего я дознаться не мог, далее исследовать и внести для лучшей памяти. В тех же примечаниях нужным казалось образование названий народов и урочищ древних показать, которые большею частью сарматского, а отчасти и татарского языка, о которых, так весьма ко изъяснению древности нужных, ни языка знания, ни прилежания европейцы не имеют и пользы оных не знают и от того в рассуждениях немало погрешают, из-за чего в Страленберговой книге описания Татарии с избытком видим, что он, не зная нужных языков, странные и несогласные с истинным образования имен нагородил. Я же тем не хвалюсь, чтоб сии образования слов все точно положены, ибо может где-либо погрешил, потому что я обоих оных в совершенстве не знал и сарматского лексикона достать не мог, но от многих разных сарматских народов и из вокабул финских и эстляндских выбрав, лексикон сам сочинил21. Однако еще многое не изъяснено осталось из-за того, что знающие те языки или не могли изъяснить, или разные и весьма несогласные образования названий показывали, что любопытному и трудолюбивому на будущее к изъяснению остается. Что же я здесь и в примечаниях из других книг пространно вносил, оное для того более делал, что некоторые на таких языках писаны, коих многие не знают, а иные хотя и переведенные имею, но другому достать трудно и по такому обстоятельству к дальнейшему сысканию истины или ясности лучше для удобности здесь выписано будет. И это только для уведомления об оной Истории здесь указываю, а далее собственно будет первую часть истории.
X. Просвещение ума. Прежде же нежели я к сказанию приключений и деяний приступлю, нужно показать о том, отчего оные происходят. Выше я показал, что все деяния от ума или глупости происходят. Однако ж я глупость не поставляю за особую сущность, но оное слово только недостаток или оскудение ума, также как стужа лишь оскудение теплоты, а не особая сущность или материя. Под умом же разумеем главное природное действо или силу души, а когда ум просветится, тогда именуется разум. Освещение же ума, равно как свет видимый, от огня небесного или земного происходящий, освещает все телеса и видимость нам творит, нами лишь в мыслях воображенные свойства пред мысленным очам представляет, а также учение и прилежное вещей испытание с понятием и рассуждением возможным делает. Не говорю о божественном и сверхъестественном просвещении ума, которые в писании святом нам объявлены, но только о естественном или природном просвещении, которое нам разными способами подается, единственным либо особым образом, вообще и всемирно.
Букв обретение. Из способов всемирного умопросвещения разумею три величайшие: так, первое – обретение букв, чрез которые возымели способ написанное вечно в памяти сохранить и далеко отстоящим от нас наше мнение изъявить.
Христово пришествие. Второе – Христа Спасителя на землю пришествие, которым совершенно открылось познание творца и должное отношение твари к Богу, себе и ближнему.
Книгопечатание. Третье – чрез обретение тиснения книг и вольное всем оного употребление, чрез которое весьма великое просвещение мир получил, ибо чрез то науки вольные возросли и книг полезных умножилось.
Лексикон гражданский русский. Об изобретении букв нет нужды, когда, где и кем первые обретены, изъяснить, о чем чрез многие прения ученых до сих пор не выяснено. Но я имею причину только употребления письма и принятия закона христианского у славян и руссо-славян здесь представить, хотя оное в Лексиконе гражданском22 пространно показал.
Оного уже близ половины сочинено и для пользы любомудрых во всяком стане весьма полезен будет, только к окончанию его мои болезни и препятствующие обстоятельства надежду отымают.
ГЛАВА ПЕРВАЯ О ДРЕВНОСТИ ПИСЬМА СЛАВЯН Первое, что к повествованиям относится, есть письмо, ибо без того ничего на долгое время сохранить невозможно, и хотя устные предания через память долго сохранены быть могут, но не все цело, так как память не всех людей так тверда, чтоб слышанное единожды или дважды правильно и порядочно без ущерба или прибавки пересказать; следственно все деяния тогда, которые записать удалось, гораздо правдивее чрез роды переданных. Когда же, кем и которые буквы первее изобретены, о том между учеными распря неоконченная. Прежде букв употребляли иероглифию, или образами описание, и того мы касаться не будем.
2) Иностранных басня. Треер. Что же всеобщего славянского языка и собственно славяно-руссов письма касается, то многие иноземцы от неведения пишут, якобы славяне поздно и не все, но один от другого письмо получали, и якобы руссы до пятнадцатого века после Христа никаких историй не писали, о чем Треер из других в его Введении в русскую историю23, стр. 14, написал, как и профессор Байер погрешил, гл. 17, н. 61. Другие того дивнее, что рассказывают, якобы в Руси до Владимира никакого письма не имели, следственно древних дел писать не могли, обосновывая это тем, что Нестор более 150 лет после Владимира писал, но никоего прежнего писателя истории не воспоминает. Впрочем, это мнение, думается, от таких произошло, которые не только других древних славянских и русских историй в Руси, но даже оную Несторову никогда видели или читая понять и рассудить не могли, как, видимо, и преславный писатель Байер, который хотя в древностях иностранных весьма был сведущим, но в русских много погрешал, как в гл. 16, 17 и 32 показано. Подлинно же славяне задолго до Христа и славяно-руссы собственно до Владимира письмо имели, в чем нам многие древние писатели свидетельствуют и, во-первых, то, что вообще о всех славянах рассказывается.
3) В Колхисе. В Европе. Ниже из Диодора Сицилийского и других древних будет вполне очевидно, что славяне сначала жили в Сирии и Финикии, гл. 33, 34, где по соседству еврейское, египетское или халдейское письмо иметь свободно могли. Перешедши оттуда, обитали при Черном море в Колхиде и Пафлагонии, а оттуда во время Троянской войны с именем генеты, галлы и мешины, по сказанию Гомера, в Европу перешли и берегом моря Средиземного до Италии овладели, Венецию построили и пр., как древние многие, особенно Стрыковский,24 Бельский25 и другие, рассказывают. Следственно, в такой близости и сообществе с греками и итальянцами обитав, несомненно письмо от них иметь и употреблять способ непрекословно имели, хотя это только по мнению моему.
4) Иероним учитель славян. Библия славянская. Разные славянские историки рассказывают, что Иероним великий учитель, в 4-м веке после Христа живший, родом был славянин из Истрии. Сей якобы буквы славянам вновь сочинил и Библию на славянский язык перевел, о чем богемский Гагек26, далматский Мауроурбин27, польские Кромер28, Стрыковский, Бельский и Гваньини29 написали. И хотя это их сказание я здесь изложил, только нахожу в том сомнительство, потому что о том древние писатели не воспоминают; и Библию хотя он перевел, но на латинский с еврейского, которую паписты Вульгатою именуют. И хотя Библия потом оными иеронимовыми или глаголическими буквами в 16-м веке в Венеции и Моравии печатана, только оная с его переводом не согласна, а скорее, думаю, Лютерова перевода. Но о буквах той книги Фриш30 довольно показал, что та же кириллица по сути, в начертании испорченная, а не Иеронимовы, которые у всех южных славян до сих пор в употреблении, и несколько книг ими печатано, но папистами так истреблены, что сыскать трудно, см. гл. 38.
5) Кирилл Иерусалимский. Кирилл Селунский. Те же писатели рассказывают: святой Кирилл первый славянам был веры христовой проповедник во время Юлиана Отступника в год 368, писал книги славянским языком против Юлиана в защиту веры, поскольку был славянин.
Сие, видится, Бельский говорит о Кирилле Иерусалимском, который против Юлиана писал, но чтоб он славянин был и славянам веру проповедовал, того я не нахожу; но все же Кирилла Селунского первым проповедником и сочинителем букв разумеют, о чем и прочих проповедях в гл. 3 о крещении показано.
Сие есть общее, что о письме славян известно, а о руссах славянах сии обстоятельства находятся: 6) Анахарсис. Саулий. Скил. Абарис. Скифы. Древнейшее есть о сем сказание Геродотово, кн. 4, гл. 11, об ученых здешних стран.
Анахарсис, королевич скифский, во время Солоново 41 Олимпии в первом лете, в Афинах учился и в достаточной мере философ был. О нем же Плутарх рассказывает, что якорь на корабле и другие полезные вещи придумал; по Страбону, кн. 7, к семи греческим мудрецом причтен, но, возвратясь в Скифию, за перемену обычаев или скорее от зависти о его мудрости братом Саулием, королем скифским, убит; по обстоятельствам же недалеко от Киева или Полтавы, о чем утверждают Страбон, кн. 7, Диоген Лаэртский в Анахарсисе, Плиний, кн. 7, гл. 46, Скил, королевич скифский, сын Арианта и матери Истрины, у греков, живших по Днепру во граде Борисфене, учился и за то братом Отмосадом убит. Абарис, скифский посол, от северных стран в Афины присланный, несколько хвальных книг писал, о котором многие древние воспоминают. Геродот же и другие древние рассказывают, что между скифами многие города греками населены были, гл. 12, н. 7, 51; гл. 13, н. 29, и потому не трудно было оным предкам нашим, именуемым от греков скифами, письмо греческое задолго до пришествия Христова иметь. А поскольку не иные народы, а только славяне и сарматы в сих странах обитали, которых греки скифами именовали, смотри в ч. II, н. 76, следственно, оные наши и других многих из сих стран произошедших народов предки были. Что же что имена тех государей не славянские, а некоторые и не сарматские, но греческие, оное видно потому, что греки по их обычаю свои имена от обстоятельств дали или их собственные переделали.
7. Руссы в Сирию с торгом. Торг чрез Русь. Породнение с северными.
Константин Порфирогенит [Багрянородный] в Администрации31, гл. 42, о руссах рассказывает, что издревле морем с торгом в Сирию и до Египта ездили, гл. 17, н. 66; все северные древние писатели показывают, что руссы на север чрез море Балтийское в Данию, Швецию и Норвегию ездили, о чем Гельмольд32, гл. 1; датские, норвежские и шведские короли с русскими государями супружескими связями породнялись, Бароний33 в 980-м; норвежские и датские принцы, приезжая в Русь, служили, ч. II, н. 135; Саксон Грамматик34, кн. 3, в Житии Готера, стр. 44, об Олдере, сыне Отинове; Снорри35 о принце Олове, гл. 29, о чем смотри в гл. 17 и 32. Благодаря этому руссы могли готическое письмо, которое тогда на севере употреблялось, от них иметь и употреблять.
8. Закон древний. Более же всего закон или уложение древнее русское довольную древность письма в Руссии удостоверивает, такого, что некоторыми обстоятельствами с готическими сходно, как шведский писатель о законах древних Локцений36 показывает. В гл. 40 показано, что славяне из Вандалии в Северную Русь около 550 года после Христа пришли, гл. 17, н. 20, гл. 40, после того как всю Европу завоевали, и без сомнения письмо имели и с собою в Русь принесли, чему, можно уповать, наверняка доказательства сыщутся, если в Новгороде и Изборске искусному в древних письмах разобраться. Виллебранд37, История ганзейская, ч. I, стр. 26, говорит о древнем в Юлине законодателе Палнатоцке, и можно предположить, что оный закон оттуда славянами принесен.
Сии обстоятельства только некоторую вероятность представляют, что руссо-славяне тем или другим случаем письмо обрели прежде сочиненного Кириллом, ибо в объявленном законе речения и обстоятельства включены, которых задолго до Владимира и нигде у славян во употреблении уже не было, но были только в самой древности, Ярославу же вымышлять причины не было. И хотя о письме готическом совершенно не приемлю из-за того, что точного доказательства не имею, но и противоречить этому не меньшая трудность; следственно, требуется больших к доказанию о том изысканий. Посему, если письмо имели, то несомненно и об имении истории верить следует.
9. Что же до древних историй, то видим у разных славянских писателей такое мнение, якобы славяне более упражнялись в войнах, нежели в описаниях своих дел, сами не писали. Кромер, Бельский, Стрыковский, Гваньини, стр. 3: славяне более в войнах, нежели в сложении сладкоречивых историй, прилежали, и для того дела их от них самих остались не описаны. Все польские и русские историки почитают за первейшего Нестора, но и Нестор свою историю писал в 11-м веке после Христа, а никаких историков древних, прежде его бывших, ни даже об Иоакиме епископе, что оный писал, не упоминает. Однако ж по сказаниям видимо, что они древние истории письменные имели, да оные давно уже утрачены и до нас не дошли, а к тому изустные предании служить могли, как Иоаким и о песнях народных воспоминает.
10. Нестор древней истории. Несторовой истории верность. Историй погибель. Тацита книг утрата. Нестор, рассказывая о происходивших задолго прежде него приключениях, хотя свидетельство других писателей не показывает, может, потому что не думал, что та единственная его летопись в такую вечную память осталась, или не желая хвастать, что много древних текстов читал, умолчал, или, может, в подлинной было показано, да чрез много сот лет, переписывая оное, за незнание сих писателей их выкинули. По обстоятельствам же видимо, что он не со слов, но с каких-либо книг и писем из разных мест собрав, в порядок положил, например, войны с греками Кия, Оскольда, Олега, Игоря, Святослава и пр., о которых греческие и римские тех времен писатели подтверждают. Договоры с греками до него лет за 150, со слов так порядочно написаны быть не могли, ибо все их включения так несомненны, что за точные списки счесть можно. О пришествии же славян на Дунай, нашествии на них волотов и римлян, пришествии угров и аваров в Паннонию и пр., что за много сот лет прежде Нестора делалось, его сказание с греческими, римскими и венгерскими историки согласуется, а в ином у Нестора и обстоятельнее; и потому, несомненно, прежде Нестора и задолго писатели были. Иоаким новгородский был задолго до Нестора, но история его при Несторе и после него, из-за неуказания его имени, осталась безызвестна, однако ж весьма несомненно, что оная у польских была, потому что многие древние русские дела, у Нестора не упоминаемые, у оных и северных находятся и в новгородских к Несторовым прибавлены не иначе, как из Иоакимовой. И тем самым достоверно видим, что прежде Иоакима и Нестора историописатели были и книги ими были оставлены, да оные погибли или еще есть, где-то хранятся, да нам неизвестны. И это тем достовернее, что многие по разным местам находящиеся истории разное в себе заключают и одна пред другою прибавку или яснейшее сказание имеет, которые мне все собрать и свезти крайне сложно. Окончательной пропажи историй наших в великих разорениях весьма случаев много было, и не дивно, если посмотрим на ассирийцев, египтян, финикийцев, греков и латинов, которые весьма давно о том прилежали и древности хранить тщились, да случаи несчастные их все равно лишали. Сему пример видим в книгах Корнелия Тацита38, которые император Марко Клавдий, несколько раз списав, роздал в разные библиотеки, чтоб их целыми сохранить, но от несчастия не избавились, ибо немалая часть оных погибла, как Плутарх в Житии Тесея, н. 14, воспоминает; как римляне Корнелия Непота39 книги высоко почитали и хранили, но из них также много погибло. О других славных писателях не упоминаю.
11. Вольное книгопечатание. Должны мы Бога благодарить, что даровал разум к изобретению книгопечатания, чрез которое мы не только множество древностей сохранили и вовеки сохранить можем, хотя оное гораздо позднее, лишь в 15-м веке после Христа обретено, многое же до того растеряно, что с сожалением вспоминается. А ежели бы оное до сих пор обретено не было, то несомненно можем верить, что из известных нам еще многие весьма нужные окончательно пропасть и вечному забвению предаться бы могли. Но к тому любомудрие государей способствовало, что это искусство против папистского безбожного негодования (которому весьма тяжко видеть, чтоб народ науками и знанием древности просвещался) вольно всем писать и печатать полезное позволили, чрез что все науку от стали все выше и выше почитать. Мы же хотя не очень пред прочими в том укоснели, что тиснение в Москве во время Иоанна Первого и Великого употреблено, но поскольку единственно казенное, а вольных не допущено, из-за того у нас исторических и других полезных наук книг не печатано, множество окончательно пропало, и впредь, если вольного книгопечатания допущено не будет, никак книгам полезным и наукам нужным распространяться невозможно, и многие из древних полезные нам письменные книги совсем пропадут, так что оных потом и знать не будем, тем более, что таковое запрещение распространению наук препятствует, о чем пространнее толковать оставляю.
ГЛАВА ВТОРАЯ ОБ ИДОЛОСЛУЖЕНИИ ПРЕЖНЕМ 1. Закон иудеев порочен. Христос – свет во тьме. Уставы человеческие разоряют Божии. Выше я сказал, что Христовым пришествием второе мы просвещение очей душевных и телесных обрели, которое, должно быть, за просвещением обретением письма последовало. Но порядок требует показать, что прежде, до принятия закона Христова, было, ибо, не зная зла, невозможно внятно о добре рассудить или, не представив чернейшего, нелегко познать отличие от него белизны. Так же и здесь, если не вообразим себе, в каком мерзком зловерии и злоключении до проповеди нам Христовой предки наши пребывали, то не можем в точности се великое благоденствие понять; ибо насколько первое было безумно и вредно, богослужение мерзко, настолько другое благостию и пользою душевною и телесною превосходно. Мы знаем, что законы иудеев во время Христово хотя весьма порочны и гнусны, но все же значительно языческих лучше и ближе к правильным были, но святой Иоанн и то тьмою, а Христа Спасителя светом именует, говоря: «свет во тьме светится». То коль скорее болванхвальство тьмою именовать причину имеем, ибо иудеи, хотя преданиями человеческими и обрядами самовымышленнымн и богослужения закон Божий исказили, но истинного Бога еще признавали; а сии нисколько о то
