Идеи аболиционизма (в отношении проституции) берут своё начало в британском феминизме XIX века. Хотя термин одолжили у противников рабства и работорговли, изначально под ним феминистки подразумевали не полную борьбу с проституцией — а скорее борьбу с попытками государства её регулировать. Дело в том, что в 1860 годах парламенты Англии и Уэльса одобрили так называемые «Постановления об инфекционных заболеваниях», обеспокоившись высоким уровнем заболеваемости венерическими болезнями среди военных. Разумеется, эти постановления ударили в первую очередь по небогатым и бедным женщинам — они разрешали арестовывать, обследовать и принудительно лечить подозреваемых в проституции женщин. За идентификацию проституток и их последующие арест и осмотр отвечала полиция. Таким образом, любая женщина, которую полиция заподозрила в проституции, могла быть арестована.
За принятием этих постановлений последовала немедленная реакция британских феминисток. Заявив, что подобная политика — не что иное, как изнасилование государством женщин, они выступили с резкой критикой подобных инициатив. Джозефин Батлер, одна из основоположниц аболиционизма, и другие феминистки считали, что проституция, как явление, — результат мужского сексуального желания, что ни одна женщина никогда не согласится добровольно заниматься проституцией, а, следовательно, — вовлечённых в проституцию женщин следует немедленно спасти, так как они — жертвы сексуального насилия и патриархата. Такой подход породил множество комичных ситуаций, когда довольно богатые феминистки (феминизм в Викторианской Англии был закрытым клубом для обеспеченных женщин) начали наведываться в кварталы городской бедноты и портовые кварталы, где собственно и жило большинство женщин, подрабатывающих проституцией[1], уговаривая их бросить это занятие. Забавно, но неудивительно, что сами женщины, занимавшиеся проституцией, такого подхода не понимали, ведь вопрос выживания и соответственно заработка для многих из них стоял довольно остро. Так закончилась первая неудачная встреча аболиционисток и проституток.
Хотя в аболиционисткой парадигме проституция не является преступлением, основными мишенями аболиционизма становятся именно секс-работницы: часто в рамках аболиционистской политики они не могут объединятся в профсоюзы (т.к. это может быть расценено как «пропаганда проституции») или работать вместе (одну из них могут арестовать за «сутенёрство»). К современному аболиционизму можно, например, отнести политику криминализации клиента (иногда её ещё называют нео-аболиционизмом), к рассмотрению которой я приступлю дальше. Также нео-аболиционистки отвергают термин «секс-работа», не признавая проституцию работой и предпочитая термин «проституция», и выступают за криминализацию владельцев борделей и клиентов, но не самих проституток, ратуя за спасение и реабилитацию последних. Интересно, что в своих попытках спасения нео-аболиционистки время от времени поддерживали практики «спасения силой» проституток из борделей — однако, следует заметить, что подобные «спасения» часто заканчивались арестом, депортацией или содержанием под стражей «спасённых». Против подобных практик резко выступали различные организации по защите прав секс-работниц.
Как я отмечала раньше, к современному аболиционизму можно отнести политику криминализации клиента, также известную как «скандинавская» или «шведская модель». Этот подход подразумевает криминально преследуемый запрет на покупку секс-услуг, тогда как их продажа остаётся легальной. Модель криминализации клиента основывается на всё той же идее о том, что проституция является формой сексуального насилия, и что женщины не идут в секс-индустрию добровольно. Проституцию порождает спрос — т.е. мужчины, часто утверждают сторонницы этого подхода; сами проститутки в этой парадигме рассматриваются как жертвы, нуждающиеся в спасении, и, соответственно, лишены субъектности (agency). С точки зрения «шведской модели», проституция — это сексуальное насилие par excellence, следовательно, в рамках этого подхода вряд ли возможно говорить об изнасиловании секс-работниц клиентами — так как сама секс-работа уже по определению является изнасилованием. Таким образом, размывается грань между сексом по договорённости и изнасилованием.
Имя «шведской»/«скандинавской» модели этот подход заработал благодаря Швеции, которая была первопроходчицей в принятии ряда законов, криминализирующих покупку секс-услуг в 1999 году. Следом за ней подобные законы в 2009 году приняли Норвегия и Исландия, а в 2014 — Канада. Так как в Дании и Финляндии секс-работа регулируется иначе, а употребление термина «скандинавская модель» может привести к неверному пониманию того, что криминализация клиента применяется во всех скандинавских странах, далее я буду использовать термин «шведская модель» как синоним для обозначения политики криминализации клиента.
Насколько мне известно, в законах, криминализирующих покупку секс-услуг в Швеции, покупатель и продавец секс-услуг прописаны гендерно-нейтрально — т.е. подразумевается, что мужчины-секс-работники тоже защищены этим законом. Однако на практике, из-за того, что секс-работа считается преимущественно женским занятием, вовлечённые в проституцию мужчины намного реже ищут поддержку социальных работников или работников системы здравоохранения, а также реже и менее охотно сообщают о проблемах с клиентами — ведь обычно не только не предполагается, что мужчины будут работать в проституции, но и сам подход криминализации клиента считает их причиной существования секс-работы. В результате, среди мужчин-секс-работников уровень распространения ВИЧ-инфекции составляет около 20-25%, тогда как среди женщин — около 5%. Ещё один минус шведских законов о криминализации клиента — это нечеткое и очень широкое определение покупки секс-услуг. Закон запрещает покупку «временных сексуальных отношений» (a temporary sexual relationship), под которое может подпадать, например, и свидание, на котором одна сторона платит за другую, и подарок.
Одной из целей поборниц «шведской модели» является уменьшение количества женщин, вовлечённых в проституцию, в идеале — сведение этой цифры к нулю. Однако с этим возникают проблемы. Хотя от сторонниц подобного подхода можно часто услышать, что вследствие политики криминализации клиента число секс-работниц в Швеции и Норвегии заметно уменьшилось, есть и другие данные, заставляющие усомниться в успешности подобного подхода. На вопрос о том, как считают количество людей, вовлечённых в проституцию, и с чем сравнивают полученные цифры, шведская социологиня Петра Ьостергрен и американский антрополог Дон Кулик отвечают, что утверждения об уменьшении количества секс-работниц со времени принятия закона по крайней мере сомнительны. Во-первых, в Швеции очень мало информации и почти нет статистики по количеству секс-работниц до 1999 года. Есть некие данные о 650 уличных секс-работницах, но не ясно, идёт ли речь о количестве женщин за один день, или это общее число уличных секс-работниц за год. Соответственно, утверждать об уменьшении количества проституток, располагая лишь этой информацией, — занятие сложное и неблагодарное. Во-вторых, замечают Ьостергрен и Кулик, отчёты о количестве секс-работниц в Швеции учитывают в основном лишь уличных секс-работниц — т.е. женщин, предлагающих секс-услуги на улице. Те же секс-работницы, что заняты в барах, ресторанах, гостиницах, саунах и размещают свои объявления через интернет, в расчёт не берутся. В итоге полученная картина с посчитанным количеством секс-работниц выглядит не очень убедительно.
Количество уличной проституции в Швеции и правда сократилось, утверждают Ьостергрен и Кулик, только вот произошло это совсем не по причине, задуманной законодателями. После принятия законов о криминализации клиента шведское правительство выделило местной полиции около 7 миллионов крон на борьбу с проституцией. Неудивительно, что полиция почувствовала свою силу и начала пристально патрулировать улицы с секс-работницами, разъезжая возле них на полицейских машинах и неприкрыто наставляя камеры на автомобили, останавливающиеся или притормаживающие возле секс-работниц. Разумеется, подобное поведение полиции отпугнуло клиентов, вслед за которыми с улиц начали исчезать и секс-работницы. Поэтому количество уличной проституции действительно сократилось — но возросло количество объявлений о продаже секс-услуг в интернете.
Как нередко утверждают приверженцы «шведской модели», внедрение такого подхода приводит к уменьшению торговли людьми. Не вдаваясь в детали о том, что торговля людьми не равняется проституции, замечу, что по словам той же Ьостергрен, нет никаких убедительных фактов, подтверждающих, что торговля людьми сократилась. Аналогичного мнения придерживается и шведский университет Мальмо. А по словам The Conversation, в качестве доказательства, что торговля людьми уменьшилась, шведское правительство приводило перехваченный полицией телефонный звонок, в котором кто-то это кому-то утверждал; личности говорящих то ли не были установлены, то ли не оглашались. Так или иначе, вопрос о том, действительно ли уменьшилось количество проданных в рабство людей вследствие принятия «шведской модели», остаётся актуальным.
Следует также отметить, что хотя определение торговли людьми прописано довольно широко (используется определение торговли людьми разработанное ООН)[2], под это определение не подпадают, например, мигрантки, которые приехали в Швецию и Норвегию в поисках легальной работы, но потеряли её вследствие кризиса, а чтоб иметь источник дохода — занялись секс-работой. Если полиция находит этих мигранток, их депортируют из страны; если бы они подпадали под определение жертв торговли людьми, вместо депортации они получили бы разрешение на проживание в стране на полгода с возможностью продления. Таким образом, трудовая миграция остаётся вне поля зрения «шведской модели».
К слову, неразбериху с определением жертв торговли людьми можно встретить и в Нидерландах, где проституция легальна. Как утверждают Лоренс Бьюйс и Линда Дьютс, в Нидерландах человек может считаться жертвой торговли людьми, просто если он(а) просрочил(а) свою рабочую визу (или не получал(а) её вообще) и имеет не голландское гражданство. Подобный подход приводит к тому, что собрать статистику о жертвах торговли людьми становится неимоверно трудно: так, количество жертв торговли людьми в квартале Красных Фонарей в Амстердаме оценивается в 10-90%. Возможно, намекают исследователи, бинарные категории «проституции по принуждению» и «проституции по выбору» просто не могут исчерпывающе описать положение женщин, вовлечённых в секс-работу.
Ещё одной целью, которую преследовали сторонницы «шведской модели», было смещение стигмы с секс-работниц на покупателей — ведь с т.з. криминализации клиента причиной существования проституции являются именно клиенты (мужчины). Хотя иногда можно встретить утверждения, что вследствие принятия «шведской модели» это удалось, та же Ьостергрен высказывает большие сомнения по этому поводу, замечая, что среди людей, поддерживающих законы о криминализации клиента, также существует довольно стойкое мнение, что людей, продающих секс-услуги, тоже следует криминализировать. Аналогично, в своем исследовании успешности «шведской модели», Энн Джордан утверждает, что половина населения Швеции недовольна существующими законами из-за их недостаточной радикальности — так как они не криминализируют секс-работниц.
Неудивительно, что принятие подобных законов отразилось в первую очередь на положении мигранток, которые стали лёгкой добычей для шведской и норвежской полиции. По словам Синньове Янсен, с момента принятия этих законов в Норвегии, полиция стала особенно часто проверять документы у секс-работниц, депортируя из страны мигранток, и вваливаться в известные им бордели, переворачивая там всё вверх дном и проверяя документы у всех находящихся в борделе (так называемая «операция бездомность»). Закономерно, что вследствие наносимого им полицией стресса и ущерба бордели стали перебираться в более укромные места, а сами секс-работницы — реже сообщать о случаях сексуального насилия. Янсен, которая интервьюировала секс-работниц для своего исследования, говорит, что как раз те женщины, которые являются самыми уязвимыми и больше всего нуждаются в помощи, теперь больше всего боятся иметь любые контакты с полицией и соцработниками.
Кроме того, что после принятия законов о криминализации клиента секс-работницы меньше идут на контакт с полицией и соцработниками, они стали также больше зависеть от клиентов: расценки на секс-услуги снизились и теперь им приходится принимать большее число клиентов, а также клиентов, которым при иных обстоятельства они бы отказали. К тому же, среди секс-работниц повысился риск заражения ВИЧ и СПИД — так как врывающаяся в бордели полиция не стеснялась никаких доказательств, способных подтвердить, что имела место покупка секса, в том числе в качестве доказательств предъявлялись использованные презервативы. Закономерно, что это повлекло за собой частичный отказ от использования презервативов. Сами же клиенты после принятия законов стали менее охотно помогать секс-работницам: например, они почти перестали свидетельствовать в суде в случаях, когда секс-работницы таки решаются заявить в полицию на сутёнеров, — ведь самих клиентов за покупку секс-услуг накажут в лучшем случае штрафом, в худшем — парой месяцев в тюрьме. К слову, с принятием «шведской модели» секс-работницы стали чаще грабить клиентов, шантажируя, что сообщат о них в полицию. Однако ирония в том, что если дело всё-таки дойдёт до полиции, то клиент отделается за покупку секс-услуг легче, чем секс-работница за шантаж и попытку грабежа.
Описанные выше тенденции можно наблюдать и в Канаде[3], одобрившей криминализацию клиента в 2014 году: там увеличилось количество арестов секс-работниц почти вдвое. А сами секс-работницы заявляют, что после принятия закона, во избежания контактов с полицией, они уделяют меньше времени «сканированию» клиента (частично рискуя своей безопасностью) и переговорам о деталях (о цене, оказываемых секс-услугах, использовании презервативов, месте и т.д.). Не говоря уже о том, что секс-работницы стали реже сообщать о случаях насилия: ведь подобное донесение повлечёт раскрытие места работы и, возможно, личности других клиентов.
Так как криминализация клиента руководствуется идеей о мужчине-покупателе как причине секс-работы, предлагаю закончить разговор о «шведской модели» упоминанием исследования, проведённого канадским Университетом им. Симона Фрейзера, которое показало, что многие мужчины-клиенты секс-работниц ценят компанию последних ничуть не меньше, а иногда даже и больше, чем секс с ними: ведь многие клиенты — это вдовцы, мужчины, что пребывают в разводе, имеют открытый брак или являются людьми с инвалидностью. Другие же клиенты рассматривают поход к секс-работнице как своего рода занятия по секс-образованию. Как пишет канадская активистка Никки Томас, предпосылка, лежащая в основе «шведской модели», демонизирует мужчин и не соответствует реальности.
Если подход криминализации клиента не считает преступлением саму секс-работу, то политика полной криминализации запрещает любую связанную с проституцией деятельность, т.е. делает и покупку, и продажу секс-услуг нелегальными. Наказание за нарушение закона варьируется от страны к стране, а в США — от штата к штату. Например, в Алабаме секс-работницу и клиента может ожидать штраф в 6000 долларов, год в тюрьме или оба наказания сразу, тогда как сутенёру или владельцу борделя выпишут штраф в 15000 долларов и дадут от 1 до 10 лет тюрьмы. В Калифорнии же секс-работница и клиент скорее всего отделаются штрафом в 1000 долларов, но возможно и годом тюремного заключения. В Украине, где проституция криминализирована, секс-работницу ожидает штраф от пятидесяти до пятисот необлагаемых минимумов доходов граждан или общественные работы на срок до ста двадцати часов. Но скорее всего, всё закончится взяткой полиции — так как в странах, где секс-работа запрещена, полиция часто «крышует» бордели и уличных секс-работниц. Из-за этого секс-работницы находятся в незащищённом и очень уязвимом положении: например, они не могут обратиться за помощью в случае насилия, так как их деятельность нелегальна; более того, они лишены трудовых прав и связанных с ними возможностей. В общей сложности, нет достаточных оснований утверждать, что полная или частичная криминализация приводят к уменьшению количества секс-работниц или к улучшению их положения. Однако есть данные, свидетельствующие об обратном.
