О серьезной музыке и о владении собой

 

(эмоциональный практикум для взрослых)

Пока дети присутствуют на светском обеде, поговорим о наших проблемах. У нас их накопилось уже порядочно. Во-первых, о серьёзной музыке и её роли в воспитании детей. И, во-вторых, о возможности владеть своими эмоциями в трудные моменты взаимодействия с детьми, когда они, естественно, не правы, а мы, безусловно, правы.

Проблемы поведения за столом обсудим позже, ведь детей ещё ожидает десерт.

Итак, о музыке. Если родители меломаны, имеют в доме записи и пластинки, ходят на концерты в консерваторию, слушают оперы, то проблем нет. Им только важно знать, что дети, находясь с раннего возраста в атмосфере их музыкальных пристрастий, уже имеют колоссальное преимущество перед другими детьми с точки зрения их духовного развития. Но одной атмосферы недостаточно. Дошкольный возраст — такое благодарное время для воспитателя, так как дети очень прислушиваются и присматриваются к взрослым. Мы для них во многом образцы, и, в частности, образцы восприятия культурных ценностей. Поэтому, если вы слушаете свои любимые вещи, не скрывайте своего волнения, своих переживаний. Важно, ещё и рассказывать о своих впечатлениях.

Наши дети, даже те, которые очень эмоционально чувствительны, не умеют выражать это, не могут назвать даже основных эмоций, не говоря уже об оттенках, нюансах. Но ни в коем случае не навязывайте ребёнку этих разговоров, обойдитесь без назидательности, особенно без слов: "каждый культурный человек должен…" и т.д. и т.п. Если ребёнок не расспрашивает вас о музыке, о ваших духовных увлечениях сам, поговорите об этом с кем-нибудь в присутствии ребёнка. Не сомневайтесь, он всё это будет впитывать своей душой. Только главное правило, которое никогда нарушать нельзя, — будьте искренни, не говорите о том, чего не испытываете, исключительно с воспитательной целью.

Иначе вы не достигнете своей цели. Таково свойство эмоциональной культуры. А дети безошибочно чувствуют фальшь.

Если же вы далеки от музыкальных увлечений или же приверженцы эстрадной, лёгкой музыки (включая и тяжёлый рок), не обделяйте своих детей. Приобретите хотя бы несколько пластинок, но шедевров классической музыкальной культуры: Моцарта, Бетховена, Шопена, Вивальди и т.д. по вашему вкусу, который, несомненно, определится, если вы начнёте понемногу слушать эти вещи. Желательно начинать как можно раньше (речь — о детях и о взрослых).

Вы ждёте ребёнка? Скорей бегите в магазин за пластинками. Вашему сыну три, а дочери уже — пять? Не отчаивайтесь, правда, поздновато, но здесь, действительно —лучше поздно, чем никогда!

И ещё раз: главное, говорите, говорите при детях о своих впечатлениях, о том, какие чувства и воспоминания вызывает у вас музыка. Когда ребёнок подойдёт к вам и попросит вместе послушать Моцарта, вас можно поздравить! Вы многого достигли, не сомневайтесь, продолжайте дальше в том же духе, но материал отбирайте более сложный: Прокофьева, Щедрина и т.п., приучайте понемногу и к оперной культуре. Дворяне вывозили своих детей в Оперу и на симфонические концерты с очень раннего возраста. Выезд всегда сопровождался предпраздничными приготовлениями: и душа, и тело ждали этого момента как праздника. И, естественно, он наступал, и не могло быть иначе. Мы многое потеряли в своей культуре. Согласитесь, что наши дети в этом не виноваты. Они приходят в этот мир и их право требовать от нас открытия для них нового, приобщения их к культуре, к её высочайшим образцам. Давайте тянуться сами, чтобы вытянуть и наших детей. Надо дать им достойный старт для духовного развития ЛИЧНОСТИ!

Теперь поговорим о своих эмоциях и о том, как мы их выплёскиваем "целыми бочками" на детей. Наша жизнь, к сожалению, построена так, что нанизывает цепочки из самых различных раздражителей, и мы сами привычно включаемся в эти цепочки. Давайте проанализируем ситуации, изложенные в нашем повествовании.

Вечером, уставшая, измотанная за день мама выслушала жалобу от соседки, которая, вероятно, в красках расписала "хулиганское" поведение её детей. Можно представить, что соседка и не пыталась спокойно разобраться вместе с мамой Даши и Миши, что же произошло и какие подлинные мотивы толкали детей на те или иные поступки. Одна мама рассказывает другой, какие у той испорченные дети, и испытывает в некотором роде эмоциональную компенсацию за душевный ущерб, который она понесла, выслушивая рассказ своего сына Бориса о происшествии во дворе. (Вы помните, Миша бросал палки и камни в колёса Бориного велосипеда, завязалась драка. Вмешалась Даша в поддержку брата.) Вот "бикфордов шнур" нашей цепочки и подожжён. Злобный огонёк побежал… Наша мама, слушая крикливую отповедь соседки, несомненно, почувствовала внутри, что вспыхивает агрессия именно против этой дамы и её сына с велосипедом!! Но высказать этого нельзя (если культурный уровень совсем низкий, то и это возможно), всё-таки её дети, по крайней мере, в рассказе, были явно причиной ссоры. Соседка, не простившись, ушла, хлопнув дверью… Этот хлопок, как бы сорвал последние предохранители в душе нашей мамы… Она, чтобы не расплескать отрицательные эмоции, которые буквально бурлят в ней, бросается в детскую. Дети в этот момент не ждут нападения (правда, есть семьи, где скандалы —обычное времяпрепровождение, там дети всегда готовы к отпору!). Мама "заземляет" на детях свои эмоции, которые душила во время разговора с соседкой. И не подумав расспросить детей в уважительном тоне о происшествии, она сразу же начинает разряжаться. И чего же она достигает? Она натыкается на штыки, выставленные ей навстречу детьми. Дело в том, что агрессия передаётся от одного человека к другому мгновенно. Это — как ядерная вспышка. Явление это знакомо всем психологам, исследующим эмоции. Поэтому будьте осторожны со своими агрессивными эмоциями, со своим раздражением. Это—взрывоопасный материал!

Далее дети выставляют убийственный для родителей довод: "всем, что есть у тебя, надо делиться с другими". Этот довод, повёрнутый не от себя ("я делюсь"), а к себе ("со мной должны все делиться"), столь же агрессивен и не имеет уже ничего общего с благородством и альтруизмом первого варианта. Хотя и первый вариант в его абсолютной форме небезупречен. Есть вещи, которые настолько нам дороги (безотносительно к их номинальной стоимости), что никто не может требовать их отдать в любой момент, когда понадобится другому. В каждом нравственном императиве ("возлюби ближнего больше самого себя", "не укради", "не убий" и т.п.), вынесенном в жизненный контекст, появляется некая диалектичность, требующая учёта места, времени, возможностей и других обстоятельств.

Безоговорочность этих правил дети могут успешно использовать, преследуя свои эгоистические цели.

Взрослые в своих беседах с детьми могли бы прежде всего довести до их сознания (разбирая какие-то жизненные ситуации), что главное условие их взросления и нравственного, и интеллектуального; это более требовательное отношение к себе и более снисходительное к другим. Если я стремлюсь к какому-то идеалу, то это не значит, что буду выбивать из других то же самое. Моё самосовершенствование — дело моей души, и пусть каждый занимается своей собственной душой. А вот, чтобы пробудить у человека желание совершенствовать себя, — за это ответственны родители и воспитывающие его взрослые, причем, начинать надо, пока он ещё совсем кроха.

А наша мама, споткнувшись о противоречие, выдвинутое детьми, находясь в раздражённом состоянии, растерялась. Её авторитет в глазах детей дважды упал с высоты, на которой он находится уже в силу того, что это — авторитет взрослого.

Допустив одну ошибку: наскочив на детей уже заранее уверенной в их "преступлении" (обратите внимание — никакой презумпции невиновности!), мама неминуемо будет продолжать совершать другие промахи. Попадись ей под руку бабушка или папа, они также окажутся громоотводами и, в свою очередь, возможно, перенесут на кого-то своё раздражение.

Что же делать? Как заставить себя успокоиться и погасить агрессию, готовую воспламенить всё вокруг. Если вы чувствуете, что ничего вам не поможет и справиться со своим состоянием вы не можете, быстро и резко выходите "из игры", не углубляйте конфликт, не доводите -его до безобразного скандала. Потом, успокоившись, вы будете вздрагивать, вспоминая себя в эпицентре "взрыва". Если бы в этот момент кто-нибудь ухитрился поднести вам зеркало, что бы вы увидели, представляете? Перекошенное лицо, покрытое красными пятнами, взъерошенные волосы (люди в состоянии возбуждения непроизвольно "беспокоят" свою прическу), глаза, горящие злым и обиженным одновременно огнём, и т.д. Не будем дорисовывать эту несимпатичную картину.

Когда вы успокоитесь, уже после всего, постарайтесь представить себя в подобном состоянии. И дайте себе внутренний приказ —запомнить этот образ, чтобы на всякий случай всегда иметь его в виду. Возможно, это вам поможет "не выходить из берегов" ни при какой ситуации, даже если при этом испытываемые вами эмоции будут глубокими, очень насыщенными. Но они должны иметь в любых обстоятельствах (даже, когда нет свидетелей, когда вы совсем одни) культурную форму их проявления, т.е. они не должны быть неприятны окружающим, не должны разрушать ваше человеческое достоинство, вашу человеческую красоту, в конце концов.

Есть ещё один психологический приём. Во время вспышки раздражения представьте себе какой-нибудь гармоничный, внушающий чувство прекрасного и чувство покоя предмет, например гиацинт или розу. Только обязательно мысленно воссоздайте подробности этого образа. Или, например, вспомните личико спокойно спящего ребёнка, постарайтесь мысленно услышать его ровное дыхание. Вам, безусловно, будет мешать чей-то визгливый, безобразный крик. Прислушаясь отстраненно от себя, вы узнаете свой голос и постарайтесь заглушить его, чтобы услышать детское спокойное посапывание. "Тише, тише, не разбуди малыша (или кого угодно)", — скажите вы себе. Всё это нелегко, но попробуйте, может быть, получится! Надо же как-то выдираться из варварского бескультурья. Ваша победа над собой обязательно отразится на ваших детях, они смогут, став взрослыми, подняться ещё на одну ступень в постижении культурных ценностей, в способности делать общечеловеческие ценности своими, внутренними. Это — одно из самых бескорыстных и благородных присвоений.

Давайте посмотрим, как могла бы развиваться описанная ситуация если бы наша мама сразу овладела собой при визите соседки.

Бурный наскок жалобщицы. Наша мама в ответ:

— Добрый вечер, Клавдия Петровна. Пройдите, пожалуйста. Что же мы в дверях стоим,— и все это с мягкой улыбкой (не фальшивой, разумеется), с тёплыми интонациями в голосе.

("А как же иначе?— думает про себя наша мама.— Она устала за день. Я кручусь, как белка в колесе. И она тоже крутится, как белка, но в своём колесе. С ними вот и бабушка не живёт. Ей, может быть, ещё тяжелее".) Очень правильное направление мысли, всегда можно найти то, за что жалеешь кого-то больше, чем себя (правда, можно и обратное: найти, за что себя пожалеешь больше, чем всех остальных!).

От предложенного, ярко контрастного тона у Клавдии Петровны может что-то немного дрогнуть внутри. Но сразу позиций она не сдаёт. И даже наоборот: взбадривает своё раздражение. Ведь именно так она представ­ляет себе справедливость.

— Некогда мне, — резко обрывает она любезный тон хозяйки. — Займитесь лучше воспитанием своих детей!

— Нет, нет, пожалуйста, проходите, — мягко настаивает наша мама. — Я обязательно вас послушаю. Может быть, вы мне, кстати, посоветуете, что делать с моими озорниками. Иногда просто руки опускаются. И про Борю своего расскажите. Как его успехи в рисовании?

Устоит ли перед таким предложением и такой ответной реакцией на агрессию Клавдия Петровна? Конечно, нет! Она ведь тоже нормальная женщина. Только в конец замороченная обстоятельствами, избравшая как лучший вид собственной защиты — раздражённое нападение. А ведь "мягкое слово и кость ломит". Знаете, как возникло это выражение? Известен такой старинный миф о Китоврасе, который ходил только по прямой. Когда его вели через город к царю Соломону, то на его пути ломали дома, потому что он не мог их обойти. И вот на дороге оказалось бедное жилище вдовы. Тогда вдова стала умолять Китовраса не разрушать её дом, он пожалел бедную женщину и исхитрился обойти её домик, но при этом сломал себе ребро.

Конечно, Клавдия Петровна — не Китоврас. Но и она не сумеет не втянуться в это русло задушевности, доброжелательности, готовности принять её замечания и советы. Но наша мама, отыскивая положительные качества и у своей собеседницы, и у её сына, должна не забывать, что и у её детей много хороших поступков, несмотря на всё их озорство. Можно и это обсудить с Клавдией Петровной, приглашая и её порадоваться за чужих детей. Поверьте, кончилось бы всё дружеским прощением или даже приятным чаепитием.

И теперь уже наша мама не внесёт в детскую столь мощный заряд напряжённости и ответного взрыва (или страха! — что ничуть не лучше, а иной раз и хуже). Образ мамы — чуткой, нежной, говорящей нежным, всегда успокаивающим голосом, — не пострадает в представлении детей, а, наоборот, засветится ещё больше. Это свечение сохранится на всю жизнь. Конечно, дети забывают и прощают многие обиды взрослым, но это отражается на их характерах, их личности.

Мама придёт пожелать детям спокойной ночи, обнять и поцеловать ребят на ночь. Это необходимо, потому что дети, вступая в царство сна со своими законами и, порой, ужасами, нуждаются в поддержке взрослых. Их как будто уверяют: "Спи спокойно, всё будет хорошо. Мы рядом". Ребёнок будет своей кожей и во сне "помнить" ваш поцелуй, ваши нежные прикосновения. И уж ни в коем случае не следует накануне ночи начинать расследование поступков детей, которым вы уже с помощью Клавдии Петровны, вынесли "приговор", даже не' вникнув в сюжет, не выслушав детей. Нет, нет!! Всё это утром, а сейчас, наоборот, успокойте детей! У них за день было волнений и обид больше, чем вы себе можете вообразить.

И если раздражённая мама ещё как-то укладывается в нашей голове (мы можем найти ей и себе множество оправданий, хотя не надо этого делать), всё-таки она —женщина; то разгневанный папа вызывает обычно ужас.

Отрицание такого реагирования не отвергает, разумеется, большей, чем у матери, строгости и требовательности отца в воспитании. Это даже создаёт гармонию в семье; когда мягкость, снисходительность, нежная ласковость мамы уравновешивается требовательностью (справедливой!) папы. Но безусловно, на фоне глубочайшей любви к ребёнку со стороны взрослых. Дети всегда должны быть уверены в этой любви, и поэтому нуждаются в постоянном её подтверждении в самых разных формах. (Кстати, скажем по секрету мужчинам, в этом же постоянно нуждаются ваши жёны и — в любом возрасте. Наверное, это не помешает и мужчинам —получать знаки любви от своих жён.)

Такая дифференциация в семейных отношениях способствует формированию черт мужественности и женственности в детях, соответственно, у мальчиков и у девочек.

Подчеркнём ещё раз: этот материал может оказаться полезным воспитателям для помощи не только родителям своих воспитанников, но и себе самим, если возникнут аналогичные эмоциональные трудности. Разбор ситуаций, с их анализом и педагогической рефлексией* не будет лишним в коллективе педагогов.

Сделаем пока на этом паузу в нашем разговоре.

ХОРОША КАША ДА МАЛА ЧАША

…Уже разносили десерт. В большой серебряной посудине — мороженое с фруктами и ягодами. Миша, как ястреб, следил взглядом за передвижениями мороженого вдоль стола. Его охватывали нетерпение и ужас: "Всё съедят, ну, всё съедят! Пока пройдут вдоль всего стола, ничего не останется!" Он уже было хотел закричать: "Сюда! Сюда!", но общая обстановка за столом его всё же остановила. Мальчик всё-таки успел заметить, что никто не рвался к мороженому, и все брали себе очень маленькие порции, благодарили же как раз очень много. Миша собирался сделать всё наоборот. Но теперь он решил блеснуть воспитанностью.

- Дашка, как сказать по-французски: "ещё, побольше"? — нервно, торопливо стал выспрашивать Миша сестру.

- Не знаю, — растерялась сначала Даша, а потом сообразила, что задумал брат. Миша быстро нашёл выход.

- Извините, —обратился он к фрачному старичку. —Скажите, пожалуйста, как по-французски: "ещё, побольше"?

Миша гордился собой, и даже щёки его вспыхнули от горделивого жара ("Послушали бы мама и бабушка, как я беседую за столом!").

Старичок мгновенно оживился, каким-то любезным поворотом головы наклонился к Мише, одновременно поправляя пенсне.

- О-о! Разрешите представиться, Владимир Кириллович. Очень рад. Не смущайтесь, молодой человек, это бывает, я тоже много лет назад забывал французские вокабулы, — говорил и говорил старичок. И было видно, что ничего он никогда не забывал, а просто хочет успокоить и подбодрить Мишу. — По-французски это будет звучать так: «encore, plus encore». Старичок так сильно грассировал, что Миша ничего не понял и не смог повторить про себя. Поэтому он и не стал благодарить старичка, раз тот не захотел проговорить слова по-человечески, чтобы было понятно.

Блюдо с мороженым тем временем уже подплывало к детям. Сначала предложили Даше.

- Спасибо, немного, —чуть слышно пролепетала девочка.

Ей капнули на розетку маленькую башенку. Миша заранее возмутился, представив себе, что ему положат столько же. И тут его осенило:

- Мерси, не унпё, не унпё, совсем не унпё, — быстро говорил он, обрисовывая руками большую горку над своей большой тарелкой. Человек с мороженым весело улыбнулся и высадил на его тарелку огромный снежный дворец, расцвеченный красными клубничками, зелёной айвой, фиолетовыми сливами, рубиновыми вишнями и какими-то другими неизвестными ягодами и фруктами.

Благодарить теперь уже было некогда. Миша поспешил влезть в тарелку самой большой ложкой. Вкусно было необыкновенно. Мальчик перестал замечать окружающее.

Когда Миша опомнился и с большим усилием оторвался от мороженого, за столом уже почти никого не было. Уже уносили посуду, и все перешли в гостиную пить кофе. Этот напиток, которым так увлекаются взрослые, не интересовал мальчика. Он задумал заполучить ещё порцию мороженого, да побольше. Хотя его живот уже раздулся и шевелиться было почти невозможно. Но Миша твёрдо знал — мороженого переесть невозможно, его всегда мало, сколько ни съешь. Надо просить добавку. Но вставал вопрос — как? Миша решил сделать так, как это делается в детском саду. Он поднял руку, а локоть поместил на стол. К нему тут же подошёл высокий, седоватый человек в камзоле. Он заглянул мальчику в лицо и вскинул брови. Лицо его выражало недоумение. Немного подумав, высокий человек крепко взял мальчика за поднятую руку и приподнял его со стула. Другой рукой он подхватил его подмышкой и с некоторым трудом, так как Миша казался сейчас неловким, снял его со стула и осторожно поставил на пол. Ноги у Миши подкашивались, голова кружилась, в горле скребло.

Миша ужасно разозлился. Он свёл брови к переносице, слегка наклонил голову и посмотрел страшным взглядом на высокого человека. Но пока он настраивал себя на гнев, человек в камзоле уже ушёл. Мишин сильный осуждающий взгляд пропал впустую, это ещё больше рассердило мальчика. Теперь уже ему захотелось затопать ногами, закричать и даже разбить что-нибудь звучное. Но сил совсем не было. Даже переставлять ноги казалось ему непосильным трудом.

В столовую вбежала Анюта:

- Господи, Мишель, я везде ищу вас. Что вы здесь делаете? — проговорила она очень быстро, но ласково, почти нежно. ("Она всегда говорит, будто гладит по щеке чем-то пушистым", —подумал Миша.) Тут она посмотрела на Мишу очень внимательно:

- Что с вами Мишель? Вы больны?

Брови её задрожали, а глаза увлажнились, губы дрогнули и приоткрылись от напряжённого внимания и готовности пожалеть, помочь.

Они шли очень долго и, наконец, оказались в детской. Пока Миша шёл, ему всё время чудилось, что у него вместо живота огромный арбуз или тыква. И если он не удержит этот арбуз или тыкву (ох, какую тяжеленную!), то просто упадёт, увлекаемый животом-арбузом, на пол. Но Анюта его поддерживала буквально со всех сторон. Она к тому же оказалась довольно сильной. Миша сразу это оценил и посмотрел на девушку с уважением. ("Тренируется, наверное", —предположил мальчик.)

…А в детской всё кипело. Было полно детей. Они уже успели переодеться, и теперь девочки поправляли причёски: сплошные локоны у кого поднимались вверх, у кого струились вниз. Некоторые дети ещё наряжались. Отовсюду были слышны радостные, приподнятые голоса:

- О-о, господа, будут живые картинки. Мы тоже в них участвуем. Взрослые приготовили шарады, игры, загадки.

- Господа, ожидается море подарков, — радостно блестя глазами, говорил худенький мальчик в большом кружевном воротничке, лежавшем на плечах.

—Да-да, ожидается много интересного. Приехал знаменитый квартет.

Голоса звучали громко, но как-то ровно, без визга, без вскриков. Для Миши все голоса сливались в сплошной гул, и этот гул его как будто укачивал. Глаза закрывались, но веки были горячие и сухие. Мише даже показалось, что он слышит, как они шелестят.

Вдруг что-то стремительное налетело на него и стало бешено трясти. С трудом вглядевшись, он узнал родное лицо сестры, но она его сейчас раздражала, особенно тем, что мешала на чём-то сосредоточиться.

- Мишка, Мишка, где ты был? —тараторила Даша. —Мы уже скоро идём на детский бал. Тако-о-ое готовится!! — она закатила глаза. — Миша, ты знаешь, — быстро продолжала девочка, — знаешь, почему Натали и Анюта, и все остальные так прямо и красиво сидят за столом? Я узнала. Оказывается, когда они были маленькими, их учили кушать вилкой и ножом, а в это время подмышками они держали по книжке. Это, чтобы локти были прижатыми, понимаешь? Я попробовала, —та-а-ак трудно!

Миша даже не пытался понять, о чём говорила сестра. "Какие-то книжки-подмышки. Чушь какая-то. Одним словом, девчонка!" Но главное, Мише хотелось покоя.

Мише казалось, что Даша не только трясёт его руками, но и обрушивает на него ненужные твёрдые, как камни, слова. Мише хотелось от этого укрыться. Хотелось, чтоб было темно, чтоб только горел ночник, хотелось погрузиться в прохладную, мягкую, охватывающую со всех сторон постель. И главное, тишины, он хотел ТИШИНЫ, а не этого треска, гула, полыхания света. Всё это причиняло ему боль. А тут ещё надо удерживать этот большой живот! Глаза уже пощипывало, а слёзы собирались выкатиться из глаз. Они уже скапливались под нижними веками, и любое неосторожное движение могло выбить фонтан. ("Никогда не реви, ты же мужчина!" —услышал Мишка откуда-то сверху глухой голос папы.)

- Даша, мне надо в одно место, —прохрипел Миша. —Ты не знаешь, где оно здесь?

Даша растерялась. Она никак не могла взять в толк, что с братом. Его поведение было диким. Он не поддавался общей радости ожидания праздника. Больше ей было некогда ни о чём задуматься". Девочку буквально душила радость, и все вокруг обязаны были радоваться. Ничего другого Даша и не представляла.

А, видно, Анюта думала как-то по-другому. Она внезапно оказалась рядом.

- Мишель, вам плохо? Да-да, я вижу, вам очень плохо! — сначала спросила, а потом ответила на свой вопрос Анюта.

Миша едва различал лицо девушки, но от неё шла какая-то тёплая волна, которая окутывала его и добавляла терпения и возвращала уходящие силы.

- Анюта, Анюта, Мишке нужно в… э-э-э, —Даша замялась. Она не знала, как назвать это место. Все здесь говорили не так, как она привыкла. Там всё было проще.

Но Анюте не надо было ничего договаривать. Она обо всём догадывалась с полуслова. ("По лицу что ли?" —удивлялась Даша.)

Анюта опять ласково обняла мальчика, приподняла сильным движением и повела куда-то. Миша через полузакрытые глаза видел, как сначала промелькнули нарядные и весёлые девочки и мальчики, потом они вышли в огромный зал и пошли через большие комнаты: то голубую с белым и какую-то шёлковую, то зелёную с серебром, то вишнёвую с золотом. Дверь в следующую комнату находилась напротив двери. Так они и шли — из двери в дверь. Постепенно комнаты становились меньше и темнее. В последней, совсем маленькой комнате Миша почти уткнулся в закрытую невысокую и очень узкую дверь.

- Ну, иди Миша, — зазвучал голос, тоже очень ласковый и нежный, но другой. Миша с трудом поднял отяжелевшие веки: "Мама!" Это была его мама! "Как она здесь очутилась?"

Но думать было трудно. Миша делал всё как-то автоматически… Мама проводила его в детскую. Оказывается, Анюта провела его в коридор их квартиры и оставила с мамой перед дверью туалета. Мама ничему не удивлялась. А Мише же было всего важнее добраться до постели.

Мама уложила мальчика, подоткнула со всех сторон одеяло. В комнате было полутемно, только горел ночник в виде кареты.

"Всё, как я мечтал", — с удовольствием вытянул ноги Миша и тут же свернулся калачиком. На душе было спокойно.

На кровати сидела Даша в пижаме и всхлипывала.

- Не плачь, Даша. Миша скоро поправится. Я дала ему лекарство, — тихонько уговаривала мама Дашу. — Какая добрая девочка! — произнесла мама, расстроенная и довольная одновременно. Мама немного постояла посреди комнаты и вышла.

- Мама, посиди со мной, —попросил Миша, но не услышал собственного голоса. Мама уже осторожно прикрыла за собой дверь.

Дети остались в комнате одни. Тишина в комнате, столь желаемая Мишей, нарушалась противными всхлипываниями Даши. Мише казалось, что эти звуки какие-то шероховатые, как будто проводят пальцами по очень сухой и неровной бумаге: "Фу, противно!"

Но надо было спросить, о чём плачет сестра. Это ведь положено. Но именно по самим всхлипам Миша уже определил, что в этом плаче есть нечто против него, осуждающее его. Что именно, мальчик не знал. Но уже то, что Даша не спросила, как он себя чувствует, как ему сейчас, значило многое. Ведь должна была бы спросить. "Что это я стал таким чувствительным? От болезни или от всех этих чудес нашего путешествия в прошлое?" — размышлял Миша.

Молчание продолжалось, а в воздухе комнаты, как большой лохматый зверь, уже зашевелилась будущая ссора.

- Дашка, что ты ревёшь? — слабым, едва слышным голосом, спросил, наконец, Миша.

И тут Даша взорвалась, будто она ждала этого вопроса, чтобы уничтожить целительную тишину и заменить её криками, воплями, взвизгами. Эти крики и визги имели свои цвета — так представлялось Мише. Он лежал на спине с плотно закрытыми глазами, а его веки всё равно пронизывали ослепительно зелёные искры, красные разводы и расплывы, оранжево-белые стрелы, фиолетовые наплывы. Даже закрытым глазам было больно.

- Замолчи, Даша, —тихо попросил брат. Тихо у него получалось потому, что совсем не было сил, а то бы он показал этой противной Дашке.

- Замолчи-и-и, замолчи, — пронзительно тонко пропела Даша. — А кто всё испортил? Ты, Мишечка, ты!! Облопался мороженого, как дурак! А-а-а!! — Даша не выдержала и заголосила.

- Погасни, —хрипел Миша. Но его хрип захлёбывался в Дашкиных воплях. И тут в самый разгар рёва дверь без скрипа отворилась, и в комнату проскользнула Натали. Щёки её разрумянились, она шумно дышала, глаза её сияли, как настоящие звёзды. Даша на полукрике прекратила рёв. Глаза её мгновенно просохли..

"Наверное, танцевала", —с завистью подумала девочка.

- Мы сейчас играли в жмурки, —как бы прочла Дашины мысли Натали. — Но мне всё же было не по себе. Беспокоилась о Мише.

- Видали, она бес-сс-спокоилась о Мише, — опять завопила Даша, и слово "беспокоилась" у неё получилось с отвратительным присвистом. — Он гад такой всё испортил, а она бес-сс-спокоилась (опять присвист!).

- Ах, Дашенька, —только и смогла выдохнуть Натали. Глаза её мгновенно сделались печальными, и от этого стали ещё больше. Добавить к этому она ничего не смогла, только сжала ладони под подбородком. — Дашечка, — повторила Натали ещё раз, но совсем тихо, будто пролетела ночная бабочка.

Девочка нахмурилась и мрачно молчала. В душе её творился тарарам: душило чувство несправедливого отношения к ней, но что-то было не так. Какая-то вина, её собственная вина с приходом Натали проникла в неё, как бы просочилась и затаилась в дальних уголках души. Натали же смотрела на больного мальчика с состраданием и на лице её явно проявилось чувство стыда.

У Миши сердце прямо рванулось навстречу этому прекрасному, как будто расписанному тонкими кисточками, лицу. Даже чуть меньше болела голова и что-то острое перестало колоть в животе. В глазах защипало, и Миша судорожно вздохнул. Это предвещало плач, но Миша считал, во время болезни поплакать немножечко можно. Но всё-таки не расплакался, просто слегка пошмыгал носом. Натали потянулась к нему.

- Натали, а как ты узнала, что у нас плохие дела? — спросила успокоившись Даша.

- О, Дашенька, у меня есть особенный лорнет.

- Что это? — не поняла Даша. И даже Миша слегка повернул заинтересованную голову.

Натали достала из серебряной сумочки, пристёгнутой к поясу, очки на палочке. И посмотрела в них на детей. А Даша тоже взглянула на Натали через эти стекляшки.

И что же она увидела?!

Огромный красивый зал, по цветному паркету скользили пары. Оркестр играл вальс. Музыка звучала тихо, но взрывалась маленькими тихими вихрями. Присмотревшись, Даша различила среди танцующих маленькую фигурку Натали. Она танцевала с мальчиком в военной форме. Узнав Натали и восхитившись красотой бала, Даша громко ахнула.

- Ах, я так мечтаю опять попасть на бал, — высоко вскинула брови и закачала головой Даша.

Зазвучал уже хорошо знакомый, серебристый смех, в ответ на который губы невольно растягивались в улыбку.

- Господа, бал уже кончился. А вам надо знаете куда? В Удивляндию. Вы так прекрасно удивляетесь и восхищаетесь, Даша!! — продолжала смеяться Натали.

- Какая Удивляндия? Я хочу туда, — прошептал Миша, но уже более бодро.

- Хорошо, хорошо. Завтра вечером мы отправимся в Удивляндию, в главный город этой страны Ах-тюбинск.

- Ура-а-а! —шёпотом закричала Даша, а Миша улыбнулся.

— А теперь спите, спокойной ночи, дорогие дети. Завтра Миша будет здоров. Но не забудьте про старинные духи. Только не надо проливать, просто понюхайте и поднесите к лицу моей куклы. Спокойной ночи, дорогие дети, — ещё раз повторила Натали, и сразу всё померкло.

В полной темноте Даша протянула руку, и рука её наткнулась на прохладную щёчку куклы и скользнула по шёлковым локонам. Даша грустно улыбнулась.

Вот чудеса-то! Но как здорово!!! И Даша тут же уснула. Миша тоже спал.

Дом теперь уже основательно погрузился в тишину ночи.