О пользе политкорректности

Можно бесконечно иронизировать над политической корректностью, изобличая ее лицемерность или указывая на очевидную комичность профессиональных борцов с hate speech. Но сколь бы уязвимой для критики политкорректность ни была, она принесла очевидные результаты. Быть заподозренным в расистских предрассудках — зазорно. Даже откровенные проводники расистской политики (хоть тот же Йорг Хайдер) возмущенно открещиваются от обвинений в расизме. А Жан Мари Ле Пен даже подавал на обидчиков в суд.

Расисты, конечно, не перестают быть расистами оттого, что их убеждения подвергаются публичному остракизму. Однако сама неотвратимость такого остракизма не так уж мало значит. Такие кажущиеся нашей публике смехотворными заповеди политкорректности, как негласный запрет называть чернокожих неграми или выходцев из Азии азиатами, на поверку вовсе не беспредметны. Дело в том, что слова — это отложившиеся в дискурсе формулы, способы освоения и организации социальной реальности. За тем, кто, кого и как называет, т.е. за отношениями сигнификации, в конечном итоге стоят отношения власти. И если общество хочет что-то изменить, то начинать следует с изменения языка.

Расизм же, которым пропитано российское общество, до сих пор не становился предметом дискуссий. Принято считать, что расизм — не наша проблема. И если где-то “ай-ай-ай, убили негра”, то в любом случае не у нас и потому может быть освоено в чисто эстетическом ключе.

Между тем вовсе не исключено, что нетематизированность расизма, его неприведенность к публичному дискурсу как раз и есть фактор, способствующий его дальнейшему процветанию в России.

Начнем с того, что у нас всегда были свои “негры”. “Чукчи”, “нанайцы”, “чурки”, “узкоглазые”, “хачики” — все, кто подпадал под категорию “падло нерусское”. Язык — точный индикатор интеллектуального и психологического климата общества, так что далеко не случайно, что навыки расистского мышления закреплены у нас в языке. “Еврейчат” и “жидков” прежних десятилетий в 80—90-е вытеснили “лица кавказской национальности” (они же “черные”, они же “чернож...ые”). Теперь скорее в них, чем в жидо-масонах, массы видят главный источник настоящих и будущих угроз.

Перейдем теперь с бытового на институциональный уровень. Что как не расизм лежит в основе нашей паспортной системы с ее знаменитым пятым пунктом? В паспорте, который мы донашиваем с советских времен, закреплено представление о национальной принадлежности как биологической. Национальность определяется не по культуре и не по самосознанию, а по крови. И не этим ли, расовым, подходом определены представления большинства бывших советских людей о сущности нации? Нация в расхожем понимании — это не гражданское, а именно кровнородственное сообщество. Стоит ли удивляться тому, что в освещении войн в Чечне некоторые телевизионные комментаторы и газетные репортеры (не говоря уже об обычных зрителях и читателях) делили противоборствующие стороны на “наших” и “чеченцев”, молчаливо полагая, что “нашими” могут быть только свои по крови?

Клише расистского мышления настолько распространены в наших массмедиа, что их просто перестают замечать. Я не говорю здесь об экстремистах из программы “Московия” или из профашистской периодики. В изданиях, бравирующих своим демократизмом, чуть ли не на каждой странице можно встретить образчики hate speech. Позволю себе пространную цитату из “Московского комсомольца”:

“Генетическая система Москвы (...) сейчас открыта как никогда. Она образует так называемый плавильный котел, в котором “варятся ДНК” жителей всех регионов и национальностей. Впрочем, так по большому счету было всегда. Например, в 1955 году москвич женился на москвичке только в каждом десятом случае. Все остальные браки были интернациональными. Соответственно, дети получались либо метисами (кровь смешивается пополам), либо полуметисами (треть “импортной” крови), либо квартеронами (четверть). По паспорту полукровки могут поголовно быть русскими, но что в их генах — черт (или бог?) голову сломит.”

Было бы, наверное, слишком дидактично и наивно указывать российским работникам массмедиа на их западных коллег как на образец. Особенно после авантюры с Косово, во время которой последние вели себя далеко не образцово. Но, по крайней мере, одно достижение на “их” телевидении очевидно. Это визуальное присутствие этнических меньшинств. Не менее четверти, а то и трети дикторов и телеведущих на BBC, Bloomberg Television, CNN, и т.д. имеют “небелые” физиономии. Они уже одним своим видом демонстрируют публике, что наряду с “белым” большинством в их странах живут представители “цветных” меньшинств. Популярные ведущие talk-show и ди-джеи на VIVA II, PRO VII, по своему этническому происхождению явно не принадлежащие к “арийцам”, сигнализируют немецкому зрителю, что современная Федеративная Республика не является этнически и культурно гомогенной страной. Между тем количество этнических не-немцев в сегодняшней Германии не превышает 10%. А сколько процентов неславянских лиц можно увидеть среди ведущих телепрограмм в России, где количество не-славян превышает 17% населения? Кстати, первое появление такого лица на государственном канале несколько лет назад вызвало настоящий шок у многих наших сограждан. “Они что, нормальную не могли найти?”, —спросила меня одна знакомая (между прочим, имеющая кандидатскую степень), увидев на экране Александру Буратаеву.

Правда, россияне не остались в стороне от новых веяний: биологистский инструментарий нынче не в чести. В ходу теперь не аргументы крови, а аргументы цивилизации. Сублимированный, культур-центристский расизм постепенно приходит на смену традиционному и у нас. Вспомним колонны добровольцев, снаряжавшихся на войну в Югославии в апреле-мае 1999-го: “славяне” ехали защитить православное дело, выступив на сербской стороне, “мусульмане” (из Чечни и из Татарстана) хотели повоевать за косовских албанцев.

Расизм нашего общества был и остается табуизированным, вытесненным, загнанным на периферию. Однако противоречия, порожденные коммунистической национальной политикой, от этого стягиваются в еще более тугой узел. Советский Союз являл собой поразительный конгломерат из, по существу, несовместимых политических и психологических установок. Строительство единой сверхнации и отрицание этничности, с одной стороны, и спонсорство этничности, систематическое конструирование этнонаций — с другой. Господство русских во властных структурах, с одной стороны, и культурные и социальные привилегии для этнически нерусских с другой. В глазах активистов “национальных движений” СССР был продолжением Российской империи, а значит — этапом колонизации русскими нерусских окраин. В глазах же русских националистов государство, созданное коммунистами, было антирусским, что необходимым образом влекло за собой денационализацию русского этноса.

После краха советской идеологии многие русские почувствовали себя “обворованными”, лишенными этнической идентичности, единственным народом, всерьез поверившим в возможность “советской” идентичности и потому оставшимся ни с чем, тогда как их нерусские сограждане от своей этничности не отказывались и в результате оказались в выигрыше. Нерусские же, видевшие в советской власти власть русских, почувствовали возможность реванша и вступили в отчаянную схватку за “суверенное” обладание ресурсами.

В этих условиях формирование политического понятия национального сообщества, нации как сообщества граждан — вещь в высшей степени проблематичная. Куда проще опереться на кровнородственное сообщество, на нацию как этнос. Там же, где потенциал этнической солидарности недостаточен, никто не мешает поэкспериментировать с культурно-конфессиональной солидарностью. Например, мобилизовать “исламскую” идентичность, попробовать “расколотую империю” на новый разлом, теперь уже не по этническим, а по “цивилизационным” границам.

Неизжитый (поскольку непроговоренный) этноцентристский расизм вступает в современной России в союз с расизмом сублимированным, оперирующим культур-центристскими категориями. Общество обнаруживает тревожную тенденцию к поляризации. К одному полюсу тяготеют сторонники империи, пытающиеся консолидировать вокруг себя “православное” (“славянское) большинство, к другому полюсу — неславянское и неправославное меньшинство, группирующееся вокруг антиимперских (и в этой связи антирусских) символов. Какой бы из этих полюсов ни оказался в будущем доминирующим, вырисовывающиеся перспективы достаточно печальны. Это либо триумф русского шовинизма, наконец-то реализовавшего мечту “Россия — русским!”, либо нечто из черного юмора a la Александр Кабаков: Объединенные Эмираты Уфы и Казани, после изнурительной и кровопролитной войны заключающие пакт о ненападении с Московией...

* В 1975 г. Генеральная Ассамблея ООН приняла резолюцию, осуждавшую сионизм как форму расизма. Израильтяне отчаянно боролись за пересмотр этого решения, добившись отмены резолюции в 1991 г.