VIII. Заключительные выводы.

 

Резюмируем выводы, вытекающие из предшествующего изложения.

 

1) Существующее понятие вещного права не может претендовать на научное значение. Определяемое в смысле непосредственного господства над вещью, непосредственного правоотношения лица к вещи, оно само по себе является принципиально неправильным (гл. II). Определяемое же в смысле абсолютного права, оно не адекватно своему объему, тому кругу правовых институтов, который принято в настоящее время охватывать понятием вещного права. Ибо в этот круг входят и абсолютные, и — в значительно большем количестве — относительные права (jura in re). Поэтому то, что сейчас именуется вещным правом, представляет собою не однородный «класс», а «сборную группу» явлений (терминология проф. Л.И. Петражицкого).

С другой стороны, в этой сборной группе нет абсолютных прав, имеющих своими объектами не вещи, а нематериальные блага [lvii] (т. наз. «исключительные» права).

Как это свойственно сборным группам, группа т. наз. вещных прав не дает возможности построения каких либо адекватных ей теоретических положений, не обнаруживает каких либо общих и отличительных юридических признаков[lviii].

Некоторыми отзвуками этого обстоятельства являются два следующих факта:

а) факт отсутствия в известных нам законодательных кодексах общей части вещного права[lix], при наличии в них, однако, общей части обязательственного права;

б) факт значительно большей емкости упомянутой общей части обязательственного права, чем это вытекает из ее названия: многие ее положения оказываются применимыми не только к обязательственным, но и к «вещно»-правовым сделкам и отношениям.

Таким образом, от понятия вещного права, выросшего на почве римских исковых формул, следует отказаться.

2) Существующее деление прав на абсолютные и относительные является правильным и подлежит сохранению. Основанием, критерием этого деления является различие в субъектном составе тех и других правоотношений, а, следовательно, в самой структуре их и, вместе с тем, в характере междулюдской связи, образующей существо всякого правоотношения. Эта связь устанавливается либо по типу прямых проводов, протянутых между определенными точками пространства, либо по типу «беспроволочной» связи, соединяющей данную точку пространства с абсолютно-неопределенным числом всех «прочих» точек. В первом случае (относительные правоотношения) правовая энергия струится лишь по данному проводу, хотя и рассеивается, вместе с тем, в окружающем пространстве (косвенное, отраженное действие по адресу 3-х лиц). Во втором случае (абсолютные правоотношения) право излучает энергию из одной точки волнообразно, непосредственно во все стороны социальной среды.

3) Но, при сохранении деления прав на абсолютные к относительные, необходимо внести в него изменения. Необходимо, во-первых, исправить самое понятие относительного права. Неверно, — как это утверждает господствующая теория, — будто относительное правоотношение есть отношение (между определенными лицами), не имеющее никакого действия вовне. Следует, напротив, включить в понятие относительного права признак косвенного, отраженного действия против 3-х лиц. Если старая доктрина «непосредственного господства над вещью» недооценивала социального характера вещного права, то позднейшая доктрина об абсолютных и относительных правах в существующем ее виде недооценивает уже, вместе с первою, социального характера обязательственного права [lx]. Различие между абсолютными и относительными правами идет не по той линии, что абсолютное право «обязательно», «действует» и т.д. — против «всех», а относительное — только против «одного». Всякое право (именно потому, что оно — право, т. е. особое явление социального порядка) «обязательно» для «всех» и «действует» против «всех». Всякое правоотношение связывает управомоченного не с «одним» только лицом, а со всем обществом. Это вытекает, между прочим, из условия адекватности правовой формы ее экономическому содержанию[lxi]. Ибо всякое экономическое отношение, даже являющееся содержанием обязательственно-правового отношения[lxii], есть отношение ко всему обществу.

Различие между абсолютными и относительными правами — в самом характере связи (см. выше п. 2), соединяющей в обоих случаях управомоченного со всем обществом. В одном случае — связь со всем обществом является прямою, непосредственною; в другом случае — она является прямою и непосредственною лишь с «одним» лицом и посредственною (косвенною, отраженною) со всеми прочими лицами.

4) Необходимо, далее, значительно сократить число абсолютных прав. Целый ряд прав, признаваемых в настоящее время абсолютными (вещными), таковыми в действительности не являются, так как, по своему субъектному составу, по своей структуре, по характеру оформляемой ими социальной связи они принадлежат к совершенно другому типу, к типу относительных прав. Сюда относятся, в частности, право застройки, право залога и другие рассмотренные выше (гл.гл. IV—VI) права, почти все т. наз. «ограниченные вещные права», jura in re[lxiii]. Все эти права следует переквалифицировать и перечислить из абсолютных в относительные, с соответственной ломкой установившейся систематики гражданских прав.

5) Но даже и в этом измененном виде (п.п. 3 и 4) деление прав на абсолютные и относительные все же не может быть положено в основу систематики хозяйственных прав. При всей своей теоретической безупречности, оно непригодно для указанной цели.

Это объясняется свойством самого признака, лежащего в основании указанного деления. Этот признак (структурный тип правоотношения) имеет, во—первых, слишком общий и абстрактный характер для того, чтобы на нем можно было построить всю систему деления хозяйственного права в конкретном многообразии его ветвей н разветвлений. Во-вторых, этот признак имеет слишком формальный характер и потому не дает надлежащей гарантии в том, что образуемые при помощи его группировки не явятся соединением разнородных и разъединением однородных по существу величин.

6) В основу научной систематики и классификации хозяйственных прав должен быть положен экономический признак. Это вытекает не только из кризиса существующей ныне систематики гражданских прав, основанной на формально-юридических признаках, но и из общих методологических положений о соотношении права (особенно хозяйственного) и экономики. Если хозяйственное право относится к экономике, как форма к содержанию[lxiv], если хозяйственное право есть не что иное, как «формальное опосредствование экономики»[lxv], как сама экономика, претворенная в форму права, — то построение системы хозяйственного права по экономическому признаку, т. е. по признаку его содержания, его действительного существа, явится как нельзя более естественным и научно обоснованным делом.

Такая экономическая систематика хозяйственных прав обладала бы, к тому же, двумя ценными преимуществами по сравнению с современною формально-юридическою схемою гражданских прав:

а) она давала бы значительно более детальную, расчлененную и подчиненную известной внутренней закономерности классификацию хозяйственных прав, тогда как современная систематика ограничивается делением гражданских прав на два-три крупных раздела, в каждом из коих отдельные институты чередуются в случайном порядке, без плана, без связи, без последовательности;

б) она подчеркивала бы наиболее жизненные и важные стороны хозяйственно-правовых институтов, освещала бы их извнутри, «внутренним светом», облегчала бы, тем самым, наилучшее уяснение их существа и их взаимной связи в общей системе хозяйства и права.

Неудивительно поэтому, что в последнее время идея построения системы хозяйственных прав на экономическом признаке, можно сказать, носится в воздухе[lxvi].

Правда, все, что в этой области имеется, не идет еще пока далее начальных попыток, первых шагов, черновых эскизных набросков. Но самый путь движения намечен правильно.

Не на характере исковой защиты, венчающей гражданские права, не на формально-юридической их природе, а на пропитывающем их от корня до верхушки экономическом содержании должна строиться научная система хозяйственного права. И если на первом пути стояло некогда римское право, а на втором и поныне стоят пережившая свой век пандектная система, то научное будущее данной проблемы лежит, несомненно, на последнем пути.

 

 

 

[i] Настоящая статья является сокращенным изложением доклада, состоявшегося в расширенных заседаниях Хоз.-Прав. Секции Научно-Исслед. Группы Эк. Фак. ЛПИ 24/1 и 2/11 1928 г. и являющегося, в свою очередь, частью более широкой по объему работы. В виду этого, здесь и в основном тексте, и в примечаниях — оказались неизбежными значительные купюры.

[ii] Dernburg, Pandekten. 7 Aufl. I. § 192. II. § 1.

[iii] Проф. И.А. Покровский. «Основные проблемы гражданского права», 1917. Стр. 22.

[iv] Dernburg, ibid. II. § 1.

[v] Покровский, там же.

[vi] Windscheid - Kipp., «Lehrbuch des Pandektenrechts», 9 Aufl. I., § 38, S. 167.

[vii] Wendt, «Lehrbuch der Pandekten», § 9.

[viii] Так, с одной стороны: Vangerow («Lehrbuch der Pandekten», 7 Aufl., I. § 113.3, d), Aubry et Ran (Cours de droit civil francais, 5 ed., II. § 172), проф. И. А. Покровский (там же), проф. В. Б. Ельяшевич («Законы Гражданские. Практ. и теор. комментарий». Вып. 2-й, стр. 260), и с другой стороны: Kipp (Windscheid-Kipp. I, § 38, Anm. 3).

[ix] Так, в частности, Gierke («Deutsches Privatrecht». I. § 29, S. 259).

[x] Употребление этого термина господствующими теориями в применении к вещным правам является неточным и непоследовательным, ибо, с их собственной точки зрения, здесь нет того «второго» лица, которое давало бы право говорить о «третьих».

[xi] Кроме указанного под п. 2.

[xii] В том числе и свойство преимущественности (п. 3), но, разумеется, уже перед вещными правами.

[xiii] Следует при этом подчеркнуть, что право по имущественному найму сохраняет силу («следует за вещью») не только против знавшего или долженствовавшего знать о существовании найма нового собственника вещи, но (в отличие от прав собственности и залога — см., напр., ст.ст. 60 и 98 ГК) и против добросовестного приобретателя вещи (см., напр., ст. 200 ГК).

[xiv] Дальнейшие примеры «права следования» в области обязательственных прав представляют собою: а) в римском праве — actio quod metus causa; б) в современном праве — договор имущественного страхования в тех правовых системах, по коим страхование «следует» за вещью и при переходе ее к новому собственнику (ст. 388 ГК и иностранные законы о страховом договоре: герм. §§ 69 и 70, швейц. § 54, австр. § 64; еще сильнее выражено то же начало в страховом праве Франции и некоторых других государств).

[xv] Подробнее об этом — см. гл. VII, §§ 2 и 3.

[xvi] Ст. 101 ГК, в своих 3-х очередях, перечисляет не законные залоговые права, а именно привилегированные требования.

[xvii] См., напр., прим. 2 к ст. 101 ГК, ст. 87 Уст. жел. дор., ст. 44 Пол. о мор. перев. Законное залоговое право комиссионера (ст. 275-р ГК) таким преимуществом по рангу перед договорными залоговыми правами не пользуется.

[xviii] Это вытекает из приоритета залоговых прав кредитных учреждений перед налоговыми и т. п. претензиями, пользующимися, в свою очередь, преимуществом перед обыкновенными залоговыми правами.

[xix] Это выражалось не только в отклонениях от общепризнанной систематики гражданских прав (как, напр., отрицание вещной природы залогового права или обязательственной природы имущественного найма), но также и в полном отрицании понятий вещного и обязательственного права (в частности, Schlossmann «Der Vertrag», 1876. Ss. 267 - 268 и др.).

[xx] См., в частности, проф. М.Я. Пергамент («Глава Конспекта Сов. Гр. Права» в «Сборнике, посв. памяти проф. Гордона», стр. 131 — 132, § 1, п. 2).

[xxi] Сюда, в частности, относятся: Schlossmann (см. выше; впоследствии этот взгляд был им существенно изменен в статье «Ueber den Bergriff des Eigentums»,напечатанной в 1903 г. в «Iher. Jahrb.» F. II, В. IX); Петражицкий («Теория права и государства», 3 изд., II, стр. 678); Oertmann («Zur Struktur der subjektiven Privatrechte» в «Archiv fur die civ. Praxis». N. F. B. II, H. 2, 1924. Ss. 132 — 133); в советской литературе — Я. Берман. («Экономика и гражданское право» в «Записках Комм. Унив. им. Свердлова", т.т. I и II) и др.

[xxii] Разумеется, при нормальном состоянии права, когда оно не нарушено кем—либо из этой «массы».

[xxiii] Так, напр., у Wendt’a, Pand. § 9: «unpersonlich gegen Jedermann in gleicher Weise»; § 101: «gegen Jedermann in vollig glechier Weise».

[xxiv] Ibid. § 9: «von besonderen Beziehungen zu anderen Personen ganz unabhängig»; § 101: «von persönlichen Beziehungen unabhängig».

[xxv] Наиболее заостренное выражение эта связь понятий «вещности» и «абсолютности» получила в формуле Fuchs'a: «Dinglichkeit ist Absolutheit» («Das Wesen der Dinglichkeit», S. 17).

[xxvi] В отдельных исключительных случаях таким лицом может быть и не собственник земельного участка, а другое лицо, управомоченное на сдачу его под застройку. Так, по советскому праву, сдавать участок под застройку, со всеми вытекающими отсюда правами и обязанностями, может, в известных случаях, земельное общество (прим. к ст. 13 Зем. Код.), которое, конечно, права собственности на землю не имеет.

[xxvii] Такого и нет: между застройщиком и собственником (государством) имеется в этом направлении только договор «о праве застройки», и ничего более.

[xxviii] Это положение весьма рельефно выражено, в частности, в самом тексте германского закона 15 января 1919 г. о праве застройки. Он объявляет содержанием права застройки не только вытекающие из закона взаимоотношения между застройщиком и собственником участка («gesetzlicher Inhalt»), но даже и особые договорные между ними соглашения («vertragsmässiger Inhalt») по целому ряду вопросов: о возведении, содержании и использовании строений, о несении налогов и пр. обременении, о неустойках, о компенсациях со стороны собственника в пользу застройщика и т.д. («Verordnung über das Erbbaurecht», §§ 1, 2, 5, 27 и 32 — «Reichs-Gesetzblatt». lahrg. 1919, № 14. 6654 или у Kruger'a. «Ergänzungen zum ВGВ», 1925 — 6, В. I, Ss. 494-510).

[xxix] Случал т. наз. перехода права застройки к собственнику (ст. 82 ГК) не является исключением из сказанного. Право застройки на свою же вещь (участок земли) немыслимо, как немыслимо и право аренды собственной вещи. Не может быть особого права пользования земельным участком, составляющего существо права застройки, когда у того же субъекта имеется поглощающее это право (in majore et minus continetur), более широкое право пользования, вытекающее из права собственности на тот же самый участок.

В известных некоторым положительным законодательствам случаях «перехода» права застройки к собственнику земли, право это, в действительности, не переходит, а прекращается, как поглощаемое правом собственности, причем за счет этого поглощения самые права собственника получают некоторые особенности, некоторые дополнительные свойства.

Так, напр., в области советского права застройки можно отметить следующие изменения правового положения Отдела Коммунального Хозяйства (или иного органа), как представителя государства‑собственника, при «переходе» к нему права застройки по ст. 82 ГК: 1) возможность нового установления права застройки, однако, лишь по срок бывшего, досрочно прекратившегося, права застройки; 2) обязанность Откомхоза, — по залоговым правам на бывшее право застройки, — допустить установление нового права застройки, до того же срока и на тех же условиях, в пользу покупателя (на публичных торгах) этого нового права.

Первая из указанных выше особенностей, приобретаемых правом Откомхоза на земельный участок, усиливает это право в смысле расширения одного из его элементов. а именно права распоряжения, так как в нормальное содержание права Откомхозa установление права застройки входит лишь при условии незастроенности участка или при наличии условий, указанных в ст.ст. 84 и 84-а ГК.

Вторая же из указанных особенностей, напротив, ослабляет право Откомхоза на земельный участок, против нормального его содержания, в пользу залоговых кредиторов бывшего застройщика.

Но, во всяком случае, Откомхоз (точнее: государство в лице Откомхоза) является в данном случае не собственником и, вместе с тем, «застройщиком» своего же участка земли, а только собственником его, с некоторыми особыми чертами права собственности. Они могут быть выражены следующею формулою: право установить. а в некоторых случаях и обязанность допустить установление нового права застройки, хозяйственно продолжающего старое.

Не иное, соответственно, следует сказать и об известных западным законодательствам случаях залоговых, сервитутных и др. прав на «свою вещь». И здесь, в действительности, нет права залога, сервитута (или иного права), а имеется лишь некоторая модификация права собственности, изменяющая его нормальное содержаниe.

Противоположная (ныне господствующая) конструкция «права на свою вещь» (jus in re sua) нарушает принцип «правовой непроницаемости» (а тем более принцип «экономии правовых форм»), не допускающий существования у одного и того же субъекта в отношении одного и того же объекта двух прав, из коих одно по своему содержанию вполне тождественно с другим (напр., двух прав собственности, двух прав застройки и т.д.) или является его интегральною частью (напр., права собственности и, наряду с ним, права застройки, аренды, залога и т.д.). Кроме того, она игнорирует антагонистический характер т. наз. «ограниченных вещных прав» по отношению к собственнику. Необходимую антагонистичность лиц, субъектов нельзя заменить здесь утверждением о том, что самые права (хотя и совпадающие в одном лице) все же «au und für sich» aнтагонистичны. Это была бы замена социологии конструкцией. Для права существенен антагонизм интересов, а не понятий. А в«jus in re sua» именно этого момента нет.

[xxx] Этого «одностороннего» характера абсолютного правоотношения не меняет, разумеется, обязанность управомоченного не злоупотреблять своим правом, осуществлять его надлежащим образом и т. д., провозглашаемая особенно громко в последнее время, и не только у нас (ст. 1 ГК), но и на Запале (см., в частности, ст. 153 Германской Конституции).

[xxxi] По тем законодательствам и в тех случаях, где право застройки было бы основано не на договоре и даже не имело бы двустороннего характера (именно, при отсутствии каких либо «эквивалентных» обязанностей застройщика, напр.: при бесплатности пользования, при праве на снос строения по прекращении права застройки), — оно все же оставалось бы относительным, а не абсолютным. Ибо — и это самое главное! — и здесь имели бы место непосредственные правовые отношения застройщика лишь со сдатчиком участка, а отнюдь не непосредственные и одинаковые правоотношения застройщика со «всеми прочими» лицами. Невозможно было бы, кроме того, допустить, чтобы право застройки раздваивалось в своей природе, являясь то относительным, то абсолютным правом в зависимости от способа своего возникновения (договорное или иное) или от ycлoвий, на которых оно предоставлено (возмездно или безвозмездно, с правом сноса или без такового и т. п.).

[xxxii] См. Vangerow. ibid., § 263, Anm. 2.

[xxxiii] Так, напр., Büchel, Sintenis и др. См. Dernburg, ibid. I, § 262, Anm. 3 и 4; Arndts, Pandekten. 7 Aufl. § 361, Aufl.3; Vangerow, ibid.

[xxxiv] На этой почве стоят, в частности: Vangerow (ibid.), Arndts (ibid.), Neuner («Wesen und Arten der Privatrechtsverhältnisse", 1866, Ss. 80 ff.).

[xxxv] Так, в частности, поступают Arndts (ibid. § 364 и сл.) u Neuner (ibid. S. 233). Ср., кроме того, французский Code civil, а также и дореволюционный «Свод Законов Гражданских».

[xxxvi] В советской литературе за признание залогового права обязательственным высказались А. Кусиков («Наше залоговое право» в В.С.Ю. 1927 г. № 1) и Л.И. Фишман («Схема изложения Гражданского Кодекса» в В.С.Ю. 1925 г. № 24). Л.И. Фишман высказывается в той же статье и против вещного характера права застройки. Однако, и А. Кусиков, и отчасти Л.И. Фишман обосновывают свои выводы особенностями советского права. Мы же полагаем, что и на почве буржуазного права ни право залога, ни право застройки, ни другие jura in re не являются вещными (абсолютными), т.к. не отвечают общим структурным признакам абсолютных прав.

[xxxvii] Этого, в частности, свидетельства «относительности» нет в законных залоговых правах. Но, — не говоря yжe о том, что к ним применимы все остальные соображения, относящиеся к залоговым правам вообще, — достаточно признать относительный характер договорного залога, чтобы распространить это положение и на залог законный. Ибо они отличаются друг от друга лишь по основанию возникновения, а не по юридической природе.

[xxxviii] В случае нахождения предмета залога у залогодателя, а не у залогодержателя, последний не несет, разумеется, и обязанностей в отношении заложенного имущества. Но если в «ручном залоге» нет абсолютного (вещного) права, то в «ипотеке» — и подавно.

[xxxix] Изложенное соответственно относится и к узуфрукту на «права», известному иностранным законодательствам (см., напр., Герм. Гр. Улож., § 1068 и Швейц. Гр. Уложение, ст. 745).

[xl] Это подтверждается, в частности, тем, что залог и узуфрукт вещи способны автоматически превращаться в залог и узуфрукт права требования (ст. 102 ГК; Герм. Гр. Ул., §§ 1045—1046) и обратно (Герм. Гр. Ул. §§ 1075 и 1287).

[xli] Только в этом смысле, без привнесения цивилистической окраски, и говорится в дальнейшем изложении о соответствующих институтах (напр., о праве трудового землепользования), как о «вещных» (термин — устаревший и даже в пределах «чистого» гражданского права не отражающий действительной сути явлений).

[xlii] А в старом французском праве — и rentes foncieres (См. Planiol, Traite elem. de dr. civ., t. 1, §§ 2996 и 3002).

[xliii] И не только по юридической структуре, но, в известной мере, и по хозяйственному содержанию; и те, и другие — это права на «ценности» (извлекаемые единовременно из самой вещи или периодически — обычно из ее доходов), в отличие от прав непосредственного пользования вещью. Так, Wolff («Lehrbuch des bürg Rechts», Enneccerus-Kipp-Wolff, В. П., Sachenrecht, 1926. S. 4) объединяет залоговые права, Grund- и Rentenschulden и Reallasten в одну категорию «Wertrechte»,противополагая их правам «непосредственного пользования вещью», именуемым у него «Nutzungsrechte», а у Hedemann'a («Sachenrecht des bürg, Gesetzb. 1924. S. 82): «Substanzrechte».

[xliv] Перечень этот не является исчерпывающим.

[xlv] См. Dernburg, «Pandekten». В. 1, §§ 247 и 248; Герм. Гр. Ул., §§ 1036, 1037 1039, 1041 и сл.; Швейц. Гр. Ул., ст.ст. 755—758, 759—767 и сл.

[xlvi] Весьма характерно в этом смысле делавшееся некогда сближение Reallasten с сервитутами (servitutes in faciendo или servitutes juris Germanici).

[xlvii] Единственное исключение представляет собою право бессрочного пользования участком, предоставленным под застройку. Как и право застройки, оно возможно по советскому праву не только по отношению к государству, но и по отношению к земельному обществу (прим. к ст. 13 Зем. Код. и примечания 2 и 3 к ст. 71 Гр. Код.). Однако, и в этом случае имеются, конечно, только два субъекта правоотношения.

[xlviii] Группа прав, называемых в литературе «правами присвоения» («Aneignungsrechte», «Gestaltungsreshte», «Erwerbsrecte»),представляет собой разнородную массу. Сюда относят зачастую такие права, которые было бы правильнее относить к правам пользования чужим имуществом («Nutzungrechte»), ибо и в последних пользование весьма часто состоит в «приобретении» плодов с имущества. Таковы, в частности, права oxoты, рыбной ловли и т.д., содержанием коих является пользование чужим лесом, рекою или озером для целей охоты или рыбной ловли, точно так же, как и при аренде указанных имуществ для этих же целей. К правам этой же категории принадлежат и права «лесных побочных пользований», предусматриваемых ст. 33 Лесного Кодекса РСФСР.

От них мы считаем необходимым отличать подлинные «права приобретения», как, напр., право преимущественной покупки (cp.германское Vorkaufsrecht) или существующее в той же Германии право на добывание известных ископаемых, не входящих в состав права собственника земли (см. о юридической природе этого права у Hedemann'a «Sacheurecht» Ss. 353 — 8).

«Права приобретения» могут быть, по правильному замечанию Oertmann'a (loc. cit. Ss. 158 — 9), осуществляемы либо абсолютно, либо против определенного лица. В первом случае мы будем иметь абсолютное право приобретения (напр. вышеупомянутое германское горное право, «Bergwerkseigentum»), во втором — относительное (напр., право преимущественной покупки — только против собственника имущества).

[xlix] Впервые эта мысль была высказана в 60-х годах прошлого столетия Neuner'ом (loc. cit., Ss. 70-72, 151-3). Но и поддержанная вскоре же Bremer'ом («Das Pfandrecht und die Pfandobjekte», 1867 г., Ss. 16 ff., 93 ff.), она не нашла себе, однако, признания. Против нее выступил, в частности, Windscheid, обронивший в свое время ту же идею. Thon, а за ними Fuchs и др. Однако, в 90-х годах того же XIX века точка зрения Neuner'a вновь была поддержана в литературе (Staub, «Die juristische Konstruktion der dinglichen Rechte» в «Archiv fur burg. Recht», B. 5. H. 2. 1891, Ss. 14-19; Maschke, «Das Eigentum im Civil — und Strafrechte», 1895, Ss. 1-3). Засим, та же идея — с различными вариациями — высказывается, время от времени, в позднейших литературных трудах (напр., Schlossmann. loc. cit. Ss. 370-2; Oertmann, loc. cit, Ss. 132-3). Впрочем, и поныне господствует традиционное учение о том, что только вещные права имеют «внешнее» (против «всех», кроме управомоченного), а обязательственные права лишь «внутреннее» (inter partes) действие.

[l] В этом смысле тезис Oertmann'a о том, что всякому праву присуще и «внешнее», и «внутреннее» действие, во второй своей части неправилен. Впрочем, самOertmann придает понятию внутреннего действия («Innenwirkung») права иной смысл: разрешение управомоченному действовать в пределах его права (знаменитое в германских литературных контроверзах «Dürfen»). Едва ли, однако, такое «внутреннее действие» права является чем либо иным, чем простым повторением того, что уже содержится в самом элементарном представлении о праве.

[li] См. гл. I, § 2.

[lii] Примеры этому см. в 1. 18 § 5, 1. 19 D. de dolo inalo (4,3).

[liii] Gai III, § 215.

[liv] См. различные мнения по этому вопросу у Oertmann'a (Kommentar, § 823). Сам Oertmann присоединяется здесь к противоположному взгляду. Однако, в цитированной ранее работе своей он признает, что защита обязательственных требований против деликтных нарушений не только бесспорна с правно-политической точки зрения, но и догматически может быть защищаема на основании § 823 BСB.

[lv] Случаи нарушения третьими лицами чужих обязательственных прав могут возникать, напр., на почве ст.ст. 118 и 186 ч. 2 ГК, ст.ст. 288—291, 292—295 и 336 п. «а» ГПК, а также на почве постановления ЦИК и СНК СССР от 7 сентября 1927 г. о мерах обеспечения правильной выплаты заработной платы лицам, работающим у частных подрядчиков и поставщиков. Все эти узаконения дают превосходные примеры отраженного действия обязательственных прав на третьих лиц и деликтного нарушения их последними. Так, в частности, на почве предусматриваемого ст. 186 ч. 2 ГК расхождения моментов перехода права собственности и риска при купле-продаже можно представить себе следующие случаи: 1) продавец индивидуально-определенной вещи просрочил передачу ее покупателю; он несет риск ее гибели, уже не будучи ее собственником; в это время 3 лицо деликтным образом уничтожает вещь; здесь нанесен удар не вещно-правовой, а обязательственно-правовой позиции продавца: уничтожено обязательство покупателя уплатить и, след., право продавца требовать уплаты покупной цены; 2) покупатель вещи, определенной родовыми признаками, просрочил принятие предложенного ему продавцом экземпляра; он несет риск гибели этого экземпляра, еще не став собственником его: деликтное уничтожение этого экземпляра 3 лицом причиняет здесь урон не вещно-правовой, а обязательственно-правовой позиции покупателя: уничтожено обязательство продавца передать, а, след., и право покупателя требовать передачи имущества, хотя осталось в силе обязательство его уплатить покупную цену.

[lvi] Staub, loc. cit., S. 18.

[lvii] Хотя относительные права на нематериальные же объекты (напр. залог и узуфрукт на «право») свободно уживаются в этой группе «вещных» прав.

[lviii] Не является отличительным признаком вещного права и т. наз. принцип замкнутого круга (numerus clausus) вещных прав. В древнем (в частности, в древнеримском) праве этот принцип существовал и для обязательственных прав. Да и сейчас он действует для обязательств привилегированного характера (privilèges, Vorrechte). Сущность этого принципа в современном праве заключается, с нашей точки зрения, в том, что создание непредусмотренных законом правоотношений абсолютного типа или даже относительного типа, но с «отраженным» действием по адресу 3-х лиц сверх общего минимума отраженного действия относительных прав — объявляется стоящим вне автономной воли сторон.

[lix] Общая часть только иммобилярного вещного права имеется в Герм. Гр. Ул. §§ 873 - 902.

[lx] И иных прав, напр. семейственных, поскольку они также являются относительными.

[lxi] См. Карл Маркс, «Капитал», т. I, изд. Госиздата 1923 г., стр. 52: «…юридическое отношение, формой которого является договор, … есть волевое отношение, в котором отражается экономическое отношение. Содержание этого юридического или волевого отношения дано самим экономическим отношением».

[lxii] В частности, отношения, «формою которого», по выражению К. Маркса, «является договор» — см. выше.

[lxiii] Исключение составляют, как указано (гл. VI, § 4) некоторые права присвоения, имеющие абсолютный характер.

[lxiv] К. Маркс, см. выше.

[lxv] См. П.П. Стучка, «Курс сов. гр. права», I. стр. 18, а также ссылку его на К. Маркса.

[lxvi] Особенно в советской литературе: напр., Я. Берман «Экономика и гражданское право» («3аписки Ком. Ун-та им. Свердлова», т. II. стр. 83—84); П.П. Стучка «Классовое государство и гражданское право», стр. 56 и сл.; Р. Бабун «Общее учение о праве и государстве», стр. 92—93. В известной степени эта идея отразилась и в проекте системы Кодекса хозяйственных законов УССР («ВСЮ», 1927 г. № 18).