Новость дня: Секс-доктор звезд разоблачен! 6 страница

— Они были хорошими.

— Хорошими? Если бы мои родители не были столь непреклонны в плане воспитания меня за пределами города и того, чтобы подвергнуть меня всему девчачьему аду, я уверена, мой отец сделал бы щедрое пожертвование, чтобы впихнуть меня туда. Куда ты пошел после Тритона?

— Академия Дентон.

— О. Это хорошая школа.

Она старается сохранить улыбку, но я уже могу понять, в чем дело.

Дентон — не Тритон.

Я не Эван.

Как только я почти позволяю червю сомнения пробраться в свою голову и обдумываю кучу различных причин, почему я никогда не буду заслуживать кого-то такого, как она, лицо Элли озаряется, окружая ее глаза пламенем небесно-голубого цвета.

— Расценивай это комплиментом. Я считаю так: необходимое условие для посещения Тритона — быть хотя бы на треть показушным членоголовым существом. Думаю, мы уже решили, что к тебе это не относится. По крайней мере, не на треть.

— Членоголовым? — спрашиваю я, игриво приподнимая бровь. — Ты уверена, что окончила Колумбийский? Потому что я уверен, что это даже не слово.

— Да. С отличием, приятель. И я бы с удовольствием дала определение понятия «членоголового существа», но не хочу, чтобы ты отбросил свое печенье в сторону. Без двусмысленности, — хихикает она, по-видимому, довольная собой.

Я ставлю свою кружку и поворачиваюсь к холодильнику.

— Что ж, к счастью для меня, у меня есть мороженое.

Элли издает звук, который, откровенно говоря, звучит, как нечто среднее между визгом свиньи и утопающим котенком. В любом случае, он смешит меня, и я поворачиваюсь, чтобы взглянуть на нее с удивлением.

Что это в ней такого? Что заставляет каждую маленькую причуду, каждую черту характера, что должна обычно к чертям раздражать меня, казаться таким чертовски очаровательным? Когда она рядом, я смеюсь, как идиот. Я беспокоюсь о том, чтобы не ранить ее чувства или повести себя слишком грубо. Черт, я поедаю мороженое, как гормональная цыпочка с ПМС. Я просто этого не понимаю. Что дальше? Просмотр нового фильм Николаса Спаркса и утирание друг другу слез?

— Тебе не слишком холодно для мороженого, нет?

Элли яростно качает головой.

— Черт, нет. Я могу быть в Антарктике, плавающей на айсберге, при этом катаясь на коньках с семьей пингвинов, и все еще буду хотеть его.

Я хватаю кружку и две ложки, протягиваю ей одну. Элли зачерпывает полную ложку и протягивает ее в мою сторону.

— Твое здоровье.

Мы чокаемся нашими ложками и с жадностью поглощаем первый кремовый, холодный кусочек мятного шоколада с сопутствующим «м-м-м-м-м».

— Так... если бы тебе пришлось отказаться от слуха или зрения, чем бы ты пожертвовал? — спрашивает она, продолжая игру.

— Это легче, чем первое. Слухом. Я определенно пожертвую своим слухом, если придется.

— Объясните ваш выбор, сэр.

— Ну, для начала, ты все еще можешь общаться, даже если ты глухой. Ты можешь говорить знаками или читать по губам. И давай посмотрим правде в глаза, мы живем в век неограниченных технологий. Я могу просто написать или отправить тебе в «Инстаграм».

— Да, но ты никогда не услышишь музыку. Ты никогда не услышишь смех ребенка или то, как кто-то говорит «я люблю тебя». Ты упустишь слишком много.

Я смотрю на нее, видя ее, пытаясь заставить ее увидеть меня.

— Но не иметь возможности увидеть розовый закат, увядающий до фиолетового цвета, или увидеть миллионы звезд на небе, растягивающиеся в вечность... ты не можешь воссоздать этого. Технологии не могут создать улыбку, настолько яркую, что заставит тебя улыбнуться, даже когда ты не хочешь этого. Они не могут воздействовать на истинную красоту. Они могут попытаться, но никогда в точности не воспроизведут оттенок красных, огненных волос. Или изображение светло-коричневых веснушек на твоем носу. Или даже то, как изменяются твои глаза от голубого до зеленого цвета, в зависимости от настроения. Ты не можешь подделать то, что создано идеально. Данный вид красоты не требует звуков или слов, или даже музыки. Он не требует чего-либо еще. Ничего большего, и это погубит тебя.

Она молчит, и я тоже. Я достаточно сказал. Я сказал слишком много. В конечном итоге мы продолжаем есть мороженное, в воздухе тяжким грузом повисает замешательство. Я знаю, что ей интересно, откуда это взялось, черт, даже я не уверен на этот счет, но одна вещь ясна.

Я пересек черту. И чтобы это ни было или было... я испортил это правдой.

— Дерьмо, уже поздно, — наконец, говорит она, разрушая некомфортную тишину. Она смотрит на меня и поднимает бровь. — Сохранишь остальное на потом?

— Конечно, — киваю я, задумываясь, а будет ли еще потом.

Я протягиваю ей пакет, чтобы сложить мокрую одежду и провожаю ее к двери. Она поворачивается как раз перед тем, как переступить порог.

— Кстати, я бы тоже это выбрала.

Она уходит, оставляя меня со своей улыбкой. Она даже не прощается. Быть может, частица ее никогда в действительности не уходила.

9. Ощущение

СЕГОДНЯ НА Е! Сенсационные новости о магнате-плейбое Эване Карре, в связи с всплывшим пикантным видео с ним и неизвестной в главных ролях. Запись была выложена в интернет только вчера вечером и распространилась как лесной пожар, набрав почти пятьсот тысяч просмотров за последние двенадцать часов. Таинственная женщина на видео все еще не определена, хотя, очевидно, что это не Эллисон Эллиот Карр, которая уже почти как пять лет жена Эвана. Вокруг отношений этой пары было много шума, включая слухи о неверности Эвана. Ни Эван, ни Эллисон не сделали никаких заявлений, тем не менее, источники в лице близких людей пары говорят об отсутствии Эллисон в их доме на Манхэттене. Может ли это все-таки быть началом конца для королевской пары Верхнего Ист-Сайда? Оставайтесь с нами на E!

 

Дерьмо.

Дерьмо, дерьмо, дерьмо.

Я вытаскиваю свой телефон, чтобы набрать номер, но он уже звонит.

— Ты слушаешь новости?

Без предисловия. Прямо сразу и по делу. Это мой агент по рекламе — Хайди. Я не удивлен, что она уже разбирается с этой ситуацией. Я плачу ей немалое состояние, чтобы истории подобные этой не стали главной обсуждаемой темой в паршивых передачах. Пока снаружи все остается тихо, я могу делать свою работу изнутри. Но когда во время отсутствия женщин все начинает разваливаться, мы рискуем тем, что они обо всем узнают и уйдут из программы. И раскроют мою личность. Видите ли, Хайди также помогает с поддержанием моей анонимности. Никто в действительности не видит меня до первого дня, и каждый обязан подписать соглашение о неразглашении в качестве гарантии от разоблачения.

— Да, — почти стону я в динамик. Да, довольно хлопотно скрывать такие истории от общественности, но то, что это происходит с Эллисон... черт. Вот же черт, черт, черт.

— Как хочешь действовать? — спрашивает Хайди.

В обычных условиях, историю как эту сдуло бы ветром от одного чиха Кардашьян, но для отребья сплетников Карры представляют собой сливки общества. И с таким ублюдком как Эван, сующим свой член в разных цыпочек каждую вторую неделю, они кормят прессу, как в бесплатной столовой по раздаче грязных новостей.

— Свяжись с его пиар-агентом, но продолжай молчать. Мы не хотим, чтобы СМИ почуяли запах крови, и черта с два не хотим, чтобы от этого пострадала Эллисон.

— Эллисон? — я слышу изумление в голосе Хайди. По натуре она так же остра как гвоздь и знает, что я никогда не отношусь к клиентам столь непринужденно. Она такая же акула, как и я. А акулы не ведут себя благосклонно. Они не совершают ошибок.

— Миссис Карр. Ты знаешь, кого, черт возьми, я имею в виду, — отвечаю я сурово. Я все еще акула. Независимо от того, какой рыбкой гуппи я чувствую себя из-за Эллисон, я акула, черт побери.

— Ладно. Знаешь, это не было бы проблемой, если бы ты просто иногда ко мне прислушивался. Как много раз я говорила тебе...

Я завершаю разговор.

Прямо сейчас мне не до этого. Сейчас не до этого и Эллисон. И то, что я знаю о кончине ее брака, в то время как она тусуется и ест со мной мороженое, заставляет меня чувствовать себя вроде как виноватым. И все же не до такой степени, чтобы захотеть остановиться.

Я одеваюсь в повседневную одежду и направляюсь в главный дом, решительно настроенный поступить по отношению к ней правильно. Сделать из нее картинку эротического совершенства, так чтобы она никогда не столкнулась с такой болью и унижением.

Превратить ее в шлюху, которую захочет Эван.

Это не справедливо по отношению к ней... черт, это не справедливо по отношению ко мне, но он не остановится. Он никогда не изменит свой развратный образ жизни. Это все, что он знает, все, что он когда-либо видел. И Эллисон, такая, какая она есть: красивая, забавная и охрененно восхитительная — никогда не оставит его.

Добро пожаловать в настоящую игру, именуемую Жизнью, где каждый из нас — игрок, но никто никогда по-настоящему не выигрывает.

В момент, когда Эллисон входит в комнату и направляется к своему месту, я иду к ней навстречу. Я хватаю ее за плечи и притягиваю к себе, заставляя ее удивленно вздохнуть. Эти широко распахнутые, сверкающие глаза ищут на моем лице мотив странного поведения. Я смотрю на нее в ответ, ища то же самое.

— Элли, — сглатываю я, внезапно нервничая, чтобы озвучить следующие слова. Не потому, что из всего сказанного мною в прошлом они звучат более шокирующими. А потому что, возможно, являются самой правдивой, самой реальной вещью, в которой я только позволял себе признаться. — Элли, мне нужно прикоснуться к тебе. И чтобы ты прикоснулась ко мне.

Она не отвечает, но ее тело, такое мягкое и хрупкое в моих крепких руках, трепещет согласием. Я позволяю своим рукам скользнуть по ее плечам и вниз по рукам, где я переплетаю наши пальцы. Затем я тяну ее к передней части комнаты, не разрывая свой пронзительный взгляд. Она не сопротивляется. Ее ноги двигаются одна за другой, сочетаясь с моими шагами в синхронном танце. Она хочет этого. И, может быть, на каком-то уровне, она хочет меня.

Мой голос громкий и отчетливый, но я говорю только для нее.

— Акт занятия любовью, секса — это праздник для чувств. Дело не в ощущениях, а в том, чтобы видеть, как извивается ваша возлюбленная в экстазе. Слышать, как она стонет, произнося твое имя. Чувствовать запах обильного, мускусного возбуждения, — я облизываю губы в предвкушении своих следующих слов. — Чувствовать ее на своем языке.

Губы Эллисон приоткрываются, но из них не вырывается ни звука. Ее глаза ненадолго задерживаются на моем рте, затем переходят на наши переплетенные пальцы. Я остро осознаю, что она и все остальные это видят, и заставляю себя отстраниться. Я поворачиваю ее тело лицом к классу.

— Я собираюсь показать вам, как ощущать вашего партнера каждой вашей частичкой. Как излучить силу чувств и свести их с ума, даже не успев раздвинуть ноги, — заявляю я, мой голос грубый и чуть ли не с придыханием от нанесенного самому себе мучения. — Объединяемся в пары, пора вам узнать своих соседей немного лучше.

Я перекладываю алые волосы Эллисон на другую сторону и наклоняюсь, чтобы разместить свои губы возле ее уха.

— Ты со мной, дорогая.

 

*

 

Мягкая, чувственная музыка играет на заднем фоне. Яркость каждой лампы убавлена до приглушенного свечения. А у женщин... завязаны глаза. У каждой из них, но не у меня.

— Начинайте с задней части ее шеи, скользите только самыми кончиками пальцев к ее плечам. Да, все верно. Именно так, дамы. Теперь, по очереди ведите их вверх и вниз по ее рукам к внутренней стороне ладони. Медленно. Очень медленно. Помните: это приключение. Хорошо. А теперь медленно перемещайте пальцы к верхушке ее груди. Опускайте их вниз к краю ее груди. Да, прямо туда.

Они делают, как им сказали, полагаясь только на звук моего голоса и свои другие усиленные чувства в качестве ориентира. Я слышу их тяжелое дыхание и вздохи от вновь обнаруженных ощущений, когда девушки исследуют тела друг друга, но могу видеть только одну — ту, что передо мной. Единственную, которая завладела моим вниманием в тот момент, когда вошла в мою жизнь и подожгла мой оазис в пустыне.

Мои пальцы поглаживают обнаженную кожу на ложбинке у горла перед тем, как скользнуть к верхушке ее груди. Мне так сильно хочется прикасаться к ней. Я изнываю от боли — так сильно мне хочется позволить своим рукам опуститься по этому скользкому склону к ее твердым как камешки соскам, которые выделяются через ткань ее зеленой, шелковой блузки. У нее перехватывает дыхание, от чего грудь ее вздымается, и готов поклясться, она тянется ею ко мне, изнывая от того же самого желания.

— Наклонитесь, дамы. Позвольте ее запаху окружить вас. Не бойтесь использовать все ваши чувства. Скажите ей, как приятно к ней прикасаться. Как восхитительно вы себя ощущаете, касаясь ее.

Все они подчиняются. Я знал, что они так и сделают. Мы уже на третьей неделе, и женщины умирают, как хотят физического контакта. Дело в том, что, хотите — верьте, хотите — нет, женщины являются более сексуально раскованным полом. В то время как мужчины проявляют себя более активно в своих желаниях и становятся твердыми, если у них между ногами хлестнет сильный ветер, женщины могут возбудиться чуть ли не от чего угодно. Порно с геями, грязные разговоры, нежные ласки, простое тлеющее желание... все это может завести их. До тех пор, пока женщина эмоционально открыта так же, как и ее ноги. Но это уже совершенно другой урок. На обучение женщины всем способам привлечения и соблазнения уйдет больше, чем шесть недель. Черт, мне потребуется шесть месяцев.

— Вы чувствуете это? То, как бьется ее сердце, когда вы касаетесь ее груди? Какой влажной становится ее кожа, когда вы проводите по ней? Это возбуждение. Она завелась. Мои поздравления. Вы заставили честную, замужнюю женщину жаждать ваших прикосновений.

Я не осознаю, что только что рассказал о реакции Эллисон на мои прикосновения. Я бы столько всего мог с ней сделать, еще так много других способов, которыми я хотел бы почувствовать ее в своих умелых руках. Я хочу стать ближе, но не могу. И даже со своим твердым, пульсирующим и умоляющим об освобождении членом, я не могу. Так что на данный момент я довольствуюсь тем, что есть. Быть может, это единственный шанс, который мне выдастся.

Я придвигаюсь на дюйм ближе, так что наши тела совсем немного соприкасаются; жар наших тел создает неоспоримое трение, которое электризует нашу кожу. Затем я беру ее дрожащую руку и располагаю на своей груди, подавляя стон.

— Твоя очередь, Элли,— шепчу я, чтобы только она слышала меня. — Прикоснись ко мне.

Она глубоко вдыхает и прикусывает свою дрожащую губу.

— Как?

Мой голос низкий и хриплый, на грани сдержанности.

— Так же, как я касался тебя. Именно так, как хотелось бы, чтобы прикасались к тебе.

Я смотрю, как она делает несколько вдохов, чтобы успокоить нервы. Затем медленно, мучительно, как будто хочет стереть каждую частичку моего самоконтроля, она скользит своими нежными руками по моим плечам, разминая твердые мышцы, заключенные в белую льняную рубашку. Просто изумительно, как ей удается сделать такое невинное прикосновение таким грязным и сексуальным. Это ощущается, словно она раздевает меня, раскрывает меня. Развращает меня.

— Больше, — хриплю я. Мое дыхание сбивается, а кожа горит. Эллисон проводит своими руками вниз по моим рукам до тех пор, пока ее пальцы не глядят внутреннюю поверхность моих ладоней. Затем она трогает мою талию, мой живот. Ее ноготки проводят по твердым краям моего брюшного пресса, уделяя время на то, чтобы прочувствовать каждую выпуклость мышц. Я задерживаю дыхание, опасаясь, что она продолжит свое путешествие вниз на юг. Я не стыжусь того, как реагирует на нее мое тело, но знаю, что не произойдет ничего хорошего, если ее руки почувствуют, насколько я тверд. И существует вероятность того, что она даже не будет знать, что с этим делать.

— Поговори со мной. Скажи мне, что ты чувствуешь.

Эллисон сглатывает и ее рот приоткрывается. Я наблюдаю за тем, как из него высовывается ее язычок, просто чтобы смочить губы.

— Ты такой... твердый, — шепчет она. Если бы я не был так поглощен видом ее языка, скользящего по губам, я бы даже не понял ее.

— Что еще?

— Эм... э-э. Ты теплый. Горячий. Ты кажешься таким сильным под моими руками. Так, будто я могу почувствовать каждый мускул.

— Продолжай, Элли, — эта фраза должна была быть приказом, но голос звучит как мольба.

— И, эм. Такой большой. Ты заставляешь меня чувствовать себя маленькой. И хрупкой. Но еще я чувствую себя в безопасности, словно все твое тело может накрыть меня без того, чтобы раздавить, — ее щеки пылают и заливаются темно-красным румянцем. — Это глупо. Говоря тебе об этом, я чувствую себя, как идиотка.

Она собирается снять свою повязку, и я останавливаю ее, положив ее руки на мою грудь.

— Нет, не останавливайся. Это не глупо.

Улыбка искривляет ее розовые, накрашенные губы, и она делает ко мне шаг. Она достаточно близко для того, чтобы ее соски задевали верхушку моего живота. Достаточно близко, чтобы почувствовать, как в нее упирается моя эрекция.

Она задыхается, но, тем не менее, не отступает. Я язвительно ухмыляюсь.

— Продолжай, Элли, — говорю я, становясь еще ближе, позволяя ей узнать, что она творит со мной. Показывая ей, что в то время как я заставляю ее чувствовать себя маленькой и кроткой, она обладает силой.

Она вдыхает, прежде чем соблазнительно прикусить свою нижнюю губу. Именно так, как я учил ее.

— Ты пахнешь так хорошо. Как мужчина и грубый секс. Как солнечный свет и дождевая вода.

— Да? И что ты чувствуешь по этому поводу

— Жар, — ее голова наклоняется, но не раньше, чем я замечаю румянец на щеках, который становится все ярче. — И сексуальное возбуждение.

Вспышка движения или света, или может быть даже голоса, привлекает мое внимание, и я смотрю вверх, чтобы обнаружить десять пар открытых глаз, направленных на нас, каждая из которых отражает различную степень шока и возмущения. У меня во рту пересыхает, и я чувствую, как к лицу приливает кровь. Я отступаю, но все же не так быстро, чтобы они могли истолковать мое отступление как признак вины.

— Все вы проделали прекрасную работу. И я бы хотел поблагодарить миссис Карр за ее интерес к делу и за попытку использования некоторых наших более продвинутых техник.

Не сдвигая ее тело слишком сильно, и не показывая свою огромную эрекцию остальной части класса, я перемещаю ее с завязанными глазами, целомудренно держа руки на плечах. Она стоит на месте, прижимая спину и задницу к моему пульсирующему члену. Я кусаю свою щеку изнутри, чтобы удержаться от стона.

— А давайте прервемся на ранний обед, что скажете?

Мы ждем, пока не выйдет остальная часть класса, прежде чем Элли поворачивается лицом ко мне. Ее щеки все еще розовые, и даже ее волосы выглядят взъерошенными, словно ее недавно оттрахали.

— Твоя мама была права, — говорит она, глядя на меня стеклянными глазами.

— Моя мама? — хмурюсь я.

— Ты должен был стать кинозвездой. Ты чертовски хороший актер.

Я поднимаю бровь.

— А может, это я должен был сказать о тебе то же самое?

Эллисон качает головой и нервозно смеется, опуская взгляд вниз на свои ноги.

— Нет. Я не умею играть. Даже самую малость.

Я приподнимаю ее подбородок, не позволяя ей спрятаться от меня.

— Тогда, что это было?

Она качает головой, ее подбородок все еще зажат между моими пальцами. Слезы наполняют эти большие глаза, и ее губа дрожит.

— Я не знаю. Не знаю, что это было. Я ничего не знаю.

Внезапно необходимость обладать ее телом становится далеким воспоминанием. Видеть ее такой разбитой из-за меня, из-за этих... вещей, этого неопределенного влечения, которое сотворило такой же бардак в ее голове, как и в моей, — все это заставляет меня понять, насколько я беспечен с ее нежными эмоциями. Ей больно, и каким-то образом, по не совсем мне понятной причине, кажется, я тоже причиняю ей боль. Я могу видеть это прямо в этих печальных глазах, наполненных крошечными утопающими звездами.

— Иди сюда, — говорю я, обхватывая ее своими руками. Она прячет свое лицо у меня на груди, но только на минуту, прежде чем понимает, что делает.

— Нет. Нет. Я так не могу. Прости... мне жаль.

И со сбивающими с толку слезами, скользящими по ее фарфоровому лицу, и со шлейфом огня на спине, ангел убегает из этого одинокого ада, созданного специально для меня.

10. Стимулирование

Проходят дни. Может, неделя.

Все одно и то же. Работа. Плавание. Иногда я выпиваю. Редко ем. В любом случае, ничего не меняется. Эллисон больше не приходит по вечерам. Она едва ли смотрит на меня. У меня такое чувство, словно я запятнал ее, каким-то образом осквернил. Словно замарал ее грешным обольщением. И впервые за все это время я спокоен.

Я не пытаюсь приблизиться к ней, и она отстраняется от меня, сохраняя определенную дистанцию. Так что, быть может, это было необходимо. Быть может, физическое созерцание ею того, на что я был способен, послужило именно тем необходимым толчком, чтобы надолго закрыть то незначительное место, которое она отвела для меня в своей жизни. Сейчас она могла заполнить это место кем-нибудь еще. Я больше нежеланный гость.

И это не плохо. А наоборот, как раз, к лучшему.

Но, похоже... это все-таки хреново.

Такое ощущение, будто у меня была какая-то связь с кем-то, даже пусть платоническая, и это было именно тем чувством, которое я не испытывал уже в течение многих лет. Встреча с ней чем-то напоминала восход солнца после заточения в унылой серой комнате без окон. Это было, словно откусить первый кусок мороженого в предательски жаркий летний день. Без нее все стало казаться серым и однообразным. Неярким. Безвкусным.

Одиноким.

Но я не жалуюсь. Роль задумчивого и одинокого дается мне хорошо. Я один на острове, и хотел бы так и оставить.

Что я не совсем понимаю, почему не было обычного волнения, которое всегда присутствовало в день, как этот, заслуживающий особого внимания. Он всегда был одним из моих любимых дней. Домохозяйкам будет особенно некомфортно. В этот день каждая из них пройдет проверку своих границ дозволенного, которая заставит пересмотреть их собственные желания. Наблюдение за ними, как их щеки покрываются пятнами от смущения, а челюсти отвисают, как они возбужденно ерзают на своих местах — напоминает мне сексуальное искусство, которое я создал сам. Именно эти чистые, обнаженные эмоции были смыслом моего существования.

И все же сейчас ко всему этому я отношусь с безразличием, а может даже с грустью. Как будто это вгонит последний гвоздь в гроб между Элли и мной.

Элли и мной.

Хм. Я даже не могу повторить это с бесстрастным лицом.

Я пристально наблюдаю за тем, как все они входят гуськом друг за другом, нерешительно бросая мимолетные взгляды на сооружение, стоящее посреди комнаты. Некоторые перешептываются, строя любопытные домыслы, другие же пребывают в возбужденном предвкушении. Они могут нести чушь о том, чтобы спуститься сюда, но кто я такой, чтобы разуверять их в обратном?

— Доброе утро, дамы. Сегодня к нам присоединится специальный гость.

Я киваю в сторону задней части комнаты, и каждая голова тут же поворачивается к стройной брюнетке в красном шелковом халате, направляющейся вперед. Я предлагаю ей руку, чтобы помочь взобраться на медицинское кресло для эксперимента.

— Это Эрин. Эрин с нами на протяжении уже нескольких лет и в настоящее время является студенткой-медиком. А еще сегодня она будет нам помогать.

Мой голос опускается до хрипловатого баритона, как будто я посвящаю им пикантный секрет.

— Для того чтобы доставлять удовольствие, сперва вам необходимо понять, как получать его. Пора нам познакомиться поближе с женским телом. С вашими телами. Эрин?

По сигналу, Эрин сбрасывает свой раскрытый халат, выставляя обнаженное тело. У шикарных, округлых грудей ни намека на отвисание, ниже — плоский, безупречный живот. Не медля, она раздвигает ноги и размещает пятки на специальных подпорках, обнажая голую, розовую киску. Прокатившееся по всей комнате эхо удивленных возгласов смолкает, но она никого не слышит. Она привыкла. И я плачу ей достаточно, чтобы она могла учиться в медицинской школе, при этом работая только четыре дня в году, и чтобы ее меньше заботили несколько осуждающих куриц, не кудахчущих с тех пор, как Майли Сайрус обзавелась одеждой и извилинами в мозгах.

— Выглядит знакомо, дамы? — спрашиваю я, злобно улыбаясь. — Нет? Наверное, потому, что вы пренебрегали вашим телом, тем самым лишая себя возможности узнать его. Как вы можете рассчитывать, что ваш супруг будет вас правильно трахать, если вы не делаете этого сами? Никто не знает, как стимулировать вас лучше, чем вы сами.

— Итак, поскольку у меня нет необходимых половых органов, чтобы показать вам все тонкости, Эрин поможет мне в этом. Для начала, давайте начнем с сосков.

Опять же, по команде, Эрин кладет ладони на нижнюю часть своей груди, пощипывая и поднимая соски большим и указательным пальцами. В ответ комнату наполняет возмущенный шепот, на который она реагирует тем, что сжимает свои набухшие бутоны и широко улыбается.

— Ваши соски являются наиболее очевидными точками получения удовольствия, не относящимися к женским гениталиям. Однако они, как правило, игнорируются. Кто любит, когда стимулируют соски?

Никто не отвечает, но одна рука в итоге поднимается вверх. Лэйси Роуз, жена рокера и в прошлом секс-киска. За ней следует еще несколько рук. Я выбираю точку, в которую продолжаю смотреть, избегая встречаться взглядом с Элли. Знание этого факта и то, что я мог бы довести ее до оргазма, просто дразня ее розовые соски, может свести меня с ума. Неведение — блаженство. По крайней мере, в моем случае неведение является необходимым.

Я акцентирую внимание на Эрин, которая улыбается мне.

— Ладно, хорошо. А теперь, кто любит играть со своими сосками, оставшись наедине?

Поднимается меньше рук, но пара женщин в результате сознаются.

— Великолепно. Наш друг, Эрин, продемонстрирует все способы, которыми вы можете получать удовольствие, за счет стимуляции сосков самостоятельно. Эрин?

Молодая, грудастая брюнетка начинает щипать и разминать свои темные торчащие соски, крутя их своими умелыми пальцами. Она откидывает голову назад со стоном и прикусывает нижнюю губу с искусным обольщением. Затем она подносит пальцы ко рту, облизывает их и возвращает на набухшие груди. Даже с задранными ногами, она пытается свести их вместе, надеясь создать трение для своей лишенной внимания киски. Я пристально наблюдаю, проявляя живой интерес к ее чувствительной розовой плоти, трепещущей от желания. Эрин поворачивается ко мне, и ее глаза умоляют прикоснуться к ней и положить конец ее страданиям.

За исключением скрипа кресел от ерзанья, все молчат и наблюдают за Эрин, ласкающей себя. Некоторые даже неосознанно сжимают свои собственные груди, желая к ним прикоснуться.

Поскольку Эрин находится на грани доведения себя до оргазма, я мягко касаюсь внутренней стороны ее бедра, позволяя своей руке там задержаться. Она убирает свои руки в сторону, превосходно балансируя на грани и с трудом дыша.

— Очень хорошо. Теперь, что вы можете рассказать мне о том, что Эрин только что показала нам?

Спустя несколько мгновений поднимается рука. Лоринда Косгроув, застенчивая девушка с темными волосами, которая медленно расцветает в экзотическую Тигровую Лилию.

— Мм, когда она ущипнула их... она громко застонала?

— Хорошо, миссис Косгроув. Что еще?

Заговорила Лэйси:

— И когда она облизнула пальцы и увлажнила соски, ее спина выгнулась.

— От покручивания их пальцами у нее дрожали колени, — говорит другая домохозяйка.

— Вы все превосходные наблюдатели. Что еще?

— Когда она смотрела, как вы наблюдаете за ней, она стала более разгоряченной. Она хотела, чтобы вы дотронулись до нее. Вы могли видеть это в ее глазах.

Я замер, заставляя себя не смотреть в сторону голоса. Я был так близок. Так близок, чтобы пройти через все это, не задумываясь. Так близок, чтобы не чувствовать себя, как будто я делаю что-то неправильное. Но теперь недозволенное чувство вины прокрадывается в мою голову со своими иллюзиями морали, чтобы заставить меня дважды просчитать свой следующий шаг.

— Э, это было... — заикаюсь я. Дерьмо. Сфокусируйся, Дрейк. Дело превыше всякой хрени. — Так... верно. Идем дальше. Далее, Эрин продемонстрирует некоторые из наиболее известных эрогенных зон, начиная с клитора. Смотрите внимательно, следите за движениями ее пальцев. Обратите внимание, какие места являются наиболее чувствительными.

Без моей команды Эрин перемещает руки вниз по животу, к своим бедрам. Сначала она раскрывает свои половые губы, давая женщинам исчерпывающее представление о ее наиболее интимной зоне. Затем другой рукой поглаживает свой клитор, постанывая от удовольствия, прежде чем применить большее давление.

Моя рука все еще на внутренней стороне ее бедра, я раздвигаю ноги Эрин шире, позволяя женщинам видеть каждую набухшую, влажную складку.

— Я понимаю, что большинство из вас имеют детей и не столь молоды, как Эрин, — говорю я под ее возбужденное мяуканье. — Но к такому типу киски вы все должны стремиться. Ваша работа заключается не только в рождении детей и ведении домашнего хозяйства. Вам необходимо всегда делать эпиляцию воском и быть ухоженными. Ваша киска должна быть розовой и нежной. Если это не так, то есть процедуры, которые помогут вернуть ее в это состояние. Это именно то, что ваши мужья хотят видеть в вас, когда вы раздвигаете ноги. Никто не хочет трахать пожеванную жвачку. Вы должны привести в порядок вашу киску до такого состояния, как будто ваша промежность – дублер развилки Шерон Стоун.