II. История народа Rhos в эпоху каганата

События, имеющие отношение к истории русского государства в IX в., реконструируются главным образом на основе данных из византийских источников. Среди них выделяются два основных эпизода, о которых мы и будем говорить ниже: нападение русов на Константинополь летом 860 г. и принятие ими христианства в конце того же десятилетия. Однако это не первые контакты руси с Византией.

Принято считать, что древнейшие сведения о походе руси к берегам Черного моря содержатся в славянском житии св. Стефана Сурожского. Согласно этому тексту, русские разгромили все крымское побережье от Херсона до Сурожа через несколько лет после смерти святого, т. е. около 800 г. Ничего подобного не происходит в кратком греческом житии св. Стефана. Впрочем, со времени выхода классической работы В.Г. Васильевского известно, что славянское житие является поздней компиляцией, созданной едва ли ранее XV в. В.Г. Васильевский полагал, что в этом фантастическом рассказе можно выделить исторический фон, частью которого является русское нападение, но это сомнительный прием: у нас нет оснований утверждать, что компилятор располагал достоверным историческим источником²¹. Я, со своей стороны, могу лишь подписаться под словами А.А. Васильева, по мнению которого славянское житие Стефана Сурожского представляет больший интерес для истории русской литературы позднего средневековья, чем для истории как таковой²².

Другой источник, известный благодаря все той же работе В.Г. Васильевского, - житие св. Георгия, епископа Амастридского, чье посмертное вмешательство смягчает последствия нападения руси на его город. В.Г. Васильевский показал, что этот текст был написан в период иконоборчества и атрибуировал его Игнатию (ок. 775 - ок. 848), плодовитому агиографу и «попутчику» второго этапа иконоборчества (815-843)²³. Анализ В.Г. Васильевского был подвергнут критике исследователями, либо не соглашавшимися с атрибуцией жития Игнатию, либо считавшими описание нападения на Амастриду поздней вставкой, сделанной после русского похода 860 г. или даже 941 г.²⁴. Но аргументы В.Г. Васильевского решительно поддержал И. Шевченко, и с тех пор атрибуция жития (включая и русский эпизод) Игнатию получила широкое признание²⁵. Нападение руси на азиатский берег Черного моря произошло после смерти Георгия Амастридского (около 806 г.), но до возобновления почитания икон в 843 г. - terminus ante quern для рассматриваемого жития. Если согласиться с часто предлагаемым объяснением, согласно которому послы русского кагана - amicitiae petitores, пришедшие в Константинополь amicitiae causa, - прибыли около 837 г. с мирной миссией после нападения, описанного Игнатием, то последнее событие следует датировать началом 830-х годов²⁶. Русский набег начался с грабежа Пропонтиды, недалеко от византийской столицы; возможно, это явилось следствием неудачно сложившейся торговой экспедиции в Константинополь. Затем, повернув к востоку, русь напала на Амастриду. Как утверждает автор жития, народ Рос был «как всем известно, ужасно груб, жесток и лишен всякого человеколюбия»²⁷. Уже в столь раннюю эпоху русь была известна в Византии.

После отъезда послов в начале лета 838 г. о народе Рос больше ничего не говорится вплоть до знаменитого похода летом 860 г. Это неожиданное нападение на пригороды Константинополя очень хорошо засвидетельствовано источниками. Ход событий изложен в третьей и четвертой проповедях патриарха Фотия. Дата прибытия руси - 18 июня 860 г. - сохранилась в Брюссельской хронике²⁸; радость по поводу их ухода выражена в четвертой проповеди Фотия, которую, по-видимому, следует датировать четвертым августа²⁹. Таким образом, более месяца русь громила окрестности византийской столицы и острова Протонтиды³⁰; возможно, при этом происходили и попытки взять город штурмом или, во всяком случае, продемонстрировать силу у морских подходов к нему³¹.

Враг, называемый в заглавии проповедей «Рос», а в тексте - «скифы», пришел с крайнего севера по «судоходным рекам и негостеприимным морям»³², то есть по рекам, протекающим к северу от Черного («Гостеприимного») моря. Он описывается как «не имеющий верховного главы», что является общим местом по отношению к «скифам»³³, и как «снаряженный на рабский манер»³⁴, что, как замечает А.Н. Сахаров, указывает на славянское происхождение нападавших³⁵. Логика этого замечания неясна. Фотий говорит о военном снаряжении нападавших, причем речь идет о пеших войсках. Столь презрительное отношение к пешим воинам обусловлено их подчиненным статусом в византийской армии. Например, по мнению Иоанна Евхаитского, изображение св. Феодора Тирона на старой иконе в образе пехотинца свидетельствует о его скромном социальном положении, а то и вовсе о бедности³⁶.

Все источники начиная с Фотия рассматривают избавление города как чудо, чаще всего объясняемое вмешательством Богоматери, но они расходятся в вопросе о постигшей русь участи. Фотий сообщает только, что они ушли с огромной добычей. Век спустя Продолжатель Феофана отметил, что поход руси состоялся в отсутствие Михаила III, и объяснил их уход Божьим гневом, который обрушился на них по молитве Фотия³⁷. Это довольно неясное сообщение в более развернутом варианте изложено в рассказе, представленном одновременно у Продолжателя Амартола, Льва Грамматика и Феодосия Мелитенского, к которому Симеон Логофет прибавил лишь ошибочные хронологические детали. Согласно этому рассказу, император Михаил III вернулся в осажденный город, вместе с Фотием вознес молитву к Богу, затем вместе с патриархом погрузил мафорий Богоматери в море и тем вызвал сильную бурю, потопившую большую часть русских кораблей³⁸. Этот же рассказ в несколько приукрашенном виде мы находим и в самом позднем нашем источнике - Брюссельской хронике, где описывается и вовсе полный разгром и истребление руси византийцами³⁹.

Сведения, почерпнутые из Фотия, решительно расходятся с позднейшими источниками. В частности, тот факт, что в его проповеди IV не говорится о возвращения Михаила III в осажденную столицу, начисто исключает подобный вариант. Тем не менее ряд исследователей использует эту и другие версии поздних источников. По мнению К. Де Боора, Михаил III прибыл в города уже после ухода руси, устроил погоню за ними и нанес им поражение на обратном пути. С. Манго полагает, что мщение Михаила III настигло «some Russian stragglers (who) continued to loot the shores of the Bosphorus after the bulk of the fleed had left»⁴⁰. Поместив это ключевое событие после ухода руси, удается избежать противоречия с данными Фотия, но остается внутреннее противоречие. Будь то буря или военное поражение, в поздних источниках указанное событие преподносится как причина ухода руси, а это, как показывает проповедь IV, не соответствует действительности. Практически один и тот же рассказ, известный нам в изложении Продолжателя Амартола, Льва Грамматика и Феодора Мелитенского, представляет византийскую историю IX в. в соответствии с общей концепцией, проглядывающей как в русском эпизоде, так и в рассказе о принятии христианства болгарами (см. Приложение) и имеющей целью приумножение побед, одержанных земными и небесными защитниками Империи.

Реальность, представленная в современных русскому походу источниках, выглядит отнюдь не так красочно. В письме от 28 сентября 865 г., адресованном папой Николаем I Михаилу III, говорится о недавнем опустошении окрестностей Константинополя язычниками (pagani), которым удалось уйти, избежав какой бы то ни было мести (nulla fit ultiof ⁴¹). Согласно «Венецианской хронике» Иоанна Диакона, русь (Normanorum gentes), разорив suburbanum Константинополя, с триумфом вернулись восвояси (et sic praedicta gens cum triumpho ad propriam rйgressa est) ⁴². Рассказ о чудесном наказании агрессоров, таким образом, оказывается не более чем благочестивой фантазией византийских хронистов.

О принятии русью христианства нам известно из самого надежного источника: о нем объявлено в окружном послании патриарха Фотия восточным патриархам от начала 867 г. Как отмечает Фотий, это те же русы, которые незадолго до того, покорив своих соседей, возгордились настолько, что решились посягнуть на власть самой Римской империи. Но отныне эти закоренелые безбожники и враги веры Христовой становятся подданными Империи и защитниками ее интересов. Дабы удовлетворить рвение к вере новообращенных, Фотий послал к ним епископа⁴³.

В следующем столетии Продолжатель Феофана вкратце упомянул о крещении руси при Михаиле III и Фотии, уточнив, что произошло это после того, как русские послы, принятые в Константинополе спустя немного времени после нападения руси на византийскую столицу, обратились с соответствующей просьбой к византийским властям⁴⁴. Однако тот же источник содержит и другой рассказ об обращении руси - на этот раз уже при императоре Василии I и патриархе Игнатии. Здесь обстоятельства, сопровождавшие это событие, представлены в другом свете. На сей раз русы уже не обращаются с просьбой к византийцам: напротив, сами византийцы активно склоняют их к заключению соглашения с помощью богатых подарков - золота, серебра и шелковых тканей. Глава русской церкви, рукоположенный Игнатием, имеет сан архиепископа⁴⁵.

Высказывалось предположение, что второй рассказ дублирует первый. Действительно, Константин Багрянородный, автор биографии Василия I в «Продолжателе Феофана», стремился всячески приукрасить деяния своего деда, и он мог бы, конечно, приписать Василию I сделанное Михаилом III⁴⁶. Однако, если принять во внимание особенности каждого из рассказов, а также свидетельство Фотия, то гипотеза о дублете теряет привлекательность. Крещение изначально было инициативой русов: это они отправили послов и стремились к примирению с Империей после набега 860 г. Но Фотий явно неправильно понял их шаг. Он воспринял его как изъявление покорности и обошелся с руссами как с подданными Империи, отправив к ним простого епископа. Незадолго до этого та же политика в Болгарии привела его к досадной неудаче. Болгарский хан Борис, крещенный в 865 г., не добившись от Фотия автокефалии для своей церкви, через год прогнал из страны византийское духовенство и пригласил миссионеров папы Николая I⁴⁷. Русский каган также должен был принять за оскорбление отправку к нему (около 866 г.) простого епископа. Василию I, убившему Михаила III в сентябре 867 г., пришлось затем ублажать русов подарками, а новый патриарх Игнатий послал им архиепископа. Тем же путем Игнатию удалось переманить и Болгарию от папы весной 870 г. Константин VII не устоял перед искушением придать своеобразный литературный лоск рассказу о (второй) византийской миссии к руси. Так, архиепископ убеждает паству в силе своей религии с помощью великого чуда: по требованию русов он бросает Евангелие в горящую печь и по прошествии «достаточного» времени вынимает его целым и невредимым. Автор использовал здесь известный прием обращения в христианство северных варваров. От епископа Капитона, одного из героев «Житий святых епископов Херсонских», жители города потребовали войти в горящую печь и провести там «достаточное» количество времени; выйдя из печи невредимым, он сумел обратить их в христианскую веру⁴⁸. Но использование литературного мотива отнюдь не ставит под сомнение достоверность концепции двухэтапного обращения в христианство, представленной в Продолжателе Феофана и принимаемой многими исследователями. Дата крещения руси, 881-882 (6390) гг., фигурирующая в кратком сообщении второй половины XV в., не имеет исторической ценности⁴⁹. Следует полагать, что первый шаг со стороны руси был предпринят около 866 г., а архиепископ был отправлен приблизительно в 870 г.⁵⁰

Не считая обычных ссылок на привилегированный статус, который Византия предоставляла христианским народам, неожиданное принятие русью христианства до сих пор не получило объяснения⁵¹. На наш взгляд, историческая цепочка, приведшая болгар и русских к крещению, берет начало далеко от их стран - в Хазарии. Знаменитый диспут трех монотеистических религий состоялся при дворе хазарского кагана в 861 г.; тщательным образом подготовленная победа еврейской религии открыла дорогу для официального обращения Хазарии в иудаизм. А не позднее зимы 863/864 гг. (согласно сообщению, полученному папой Николаем I в мае 864 г.) болгарский царь Борис одобрил переход в христианство некоторых своих подданных и сам объявил о намерении стать христианином⁵². В то же время он вел переговоры с Константинопольским двором, приведшие к крещению Болгарии в конце 865 г. Некоторые византийские хронисты середины X в. объясняли крещение хана угрозой со стороны имперской армии; современные историки называют и другие факторы, а именно военное давление со стороны Людовика Германского или стремление к этническому объединению болгарского государства. Однако военная операция византийцев кажется совершенной выдумкой, а объяснения исследователей, на наш взгляд, не вполне адекватны (см. Приложение). Хронологическая близость трех событий явно свидетельствует о том, что именно выбор хазарами еврейской религии заставил их давних врагов болгар броситься в противоположный лагерь и повлиял на религиозный выбор северного соперника хазарского каганата - каганата русского.

Как бы то ни было, русское архиепископство и вообще христианство среди русов исчезли так же внезапно и бесследно, как и сам каганат. Несомненно, они исчезли одновременно.