Поезд начал движение.
Она смотрела в окна и одновременно наблюдала за происходящим в вагоне. Мимо проплывали желтеющие осенние деревья; стены, где-то уродливо, а где-то умело разрисованные граффити; бескрайние поля всех оттенков жёлтого, зелёного и коричневого; небольшие речушки, на которые непременно хотелось любоваться. Даже сквозь окна поезда неведомая речная магия проникала в вагон и будто бы звала искупаться, несмотря на печальный и холодный сезон.
Она щурилась и морщины на её пухлом лице становились различимее и глубже. Утреннее сентябрьское солнце освещало и заставляло переливаться цветом червонного золота её недавно окрашенные мелированием. но уже покрывшиеся сединой волосы.
В вагоне было шумно: здесь смеялись, кричали и просто разговаривали подростки. Кажется, все они были из одной школы и держали путь в другой город, на экскурсию. Она знала, куда они едут: пару раз кем-то выкрикивалось название города – Тула.
Слева от неё сидела девушка в чёрной кожаной куртке, погружённая в свой телефон. Она листала фотографии. На каждой был запечатлён один и тот же малыш. Вот он купается, а вот душит в объятьях рыжего котенка, а вот балуется, со звонким смехом кидаясь в маму едой, – это уже видео.
- Ваш? – спросила она у девушки, не в силах скрыть умильного взгляда и улыбки.
Девушка кивнула и тоже улыбнулась.
- Прелестный мальчик! Моя Маришка в детстве точно такой же была… Как и Ваш. Ой, озорничала страшно!..
Девушка молчала, улыбаясь. Последовал другой вопрос:
- И сколько сейчас Вашему?
- Год и шесть месяцев.
- А моя уже выросла. Вот – как раз к ней в гости еду, - призналась женщина.
Девушка снова как-то неловко улыбнулась, не зная, что ответить. По её лицу нельзя было понять, раздражает ли её разговорчивая попутчица. Она продолжила листать фотографии. По сути, она и не отрывалась от этого дела.
Молчаливее девушки оказался мальчик, сидящий напротив. Кучерявый, в очках, он читал книгу, изредка поглядывая на своих попутчиц – разговорчивую и улыбчивую пожилую женщину в бежевом пальто и девушку в чёрной кожаной куртке рядом с ней. Также он делал какие-то пометки ручкой на своём билете, ненадолго закрывая книгу. Взгляд его блуждал с вида за окнами поезда на попутчиц, а с попутчиц на группу подростков, сидящих позади, а с них его взгляд вновь приковывали книжные страницы. Видимо, он тоже был частью этой экскурсионной группы и по вагону были рассажены его одноклассники.
Она ловила себя на том, что за всё это время, в дороге, несколько раз произносила вслух некоторые свои мысли. А её попутчики так и оставались безмолвны. Она незаметно наблюдала за мальчиком. Так, чтобы его не смутить. Он был как-то отчуждён от группы. Она почему-то узнала в нём себя. Вспомнила, какой стеснительной была в детстве: тихая девочка, которая так хотела жить со всеми в мире! Но никто не желал с ней общаться – все обзывали жирухой из-за лишнего веса. Некоторые придумывали прозвища и пообиднее. Было среди них «Лариска-жирная сосиска». Сверстникам было смешно, каждый по-особенному изощрялся в выдумывании очередной клички. Чувства Ларисы? А какое им до них было дело? Лариса же годами плакала из-за жестокости сверстников. И никто её никогда не утешал. И никто её слёз не видел.
Вдруг.
Напряжение.
Крик.
- Я чё-то не поняла: где мой кофе? – проорала одна из школьниц, ехавших в поезде.
Школьники прыснули. По вагону, тем временем, как раз развозили еду и напитки. Вдобавок к крику барышни из группы, кто-то из школьников довольно неприлично пошутил.
- Так! Молодые люди! Это общественное место! Почему мы должны слушать вашу глупую болтовню? Будьте добры: не шумите! – прикрикнула на группу женщина-блондинка, сидящая неподалёку. Она читала какой-то бульварный роман в мягкой обложке, и школьники явно ей мешали.
Группа отреагировала на замечание очередным шквалом смеха. Тем не менее, ребята убавили громкость.
Лариса погрузилась в воспоминания о своём детстве и даже вздрогнула от крика девочки, положившего начало конфликту. Но школьники ей абсолютно не мешали. Лариса отлично их понимала: в дороге, какой бы она не была, хочется болтать без умолку, смеяться, петь… Современные московские подростки общаются только с этих своих дрянных гаджетов, живут в душном мегаполисе, на улицу лишний раз не выходят… А тут!? И живое общение, и выезд за пределы загазованной Москвы! Пусть, пусть разговаривают, пусть смеются и веселятся! Ей было знакомо это чувство – дорожное блаженство, ей самой хотелось поговорить. Ну хоть с кем-нибудь… Ведь она специально пересела в эту часть вагона, когда посадка в поезд ещё только начиналась: в той, где располагалось её место по билету, было как-то пусто и одиноко.
Поезд то рычал собакой, то рыдал младенцем. Школьники ходили по вагону, подсаживаясь к друзьям, меняясь местами. Проводницы уже прошли по вагону, быстро и без лишнего шума проверив билеты. Лариса попыталась дозвониться до дочери, но та не брала трубку.
- Не берет… Наверно, на работе. Зато, как удивится моему приезду! – подумала Лариса вслух. Она посмотрела на мальчика, улыбнувшись. Он почувствовал это и оторвался от чтения, подняв глаза. Он улыбнулся ей в ответ, но улыбка у него вышла какая-то грустная, печальная…
Лариса продолжила смотреть в окна поезда, решив не смущать и не отвлекать мальчика. Совершенно внезапно на рельсах для поездов, следующих в обратном направлении, она заметила черный пакет. Он валялся в каких-то двух метрах от вагонов-цистерн с бензином. «Неужто взрывчатка? Мне бы повидать Маришу, а уж потом и умирать можно …» - с волнением подумала (на этот раз про себя) Лариса. Поезд быстро миновал этот участок дороги и взрыва – слава Богу! – не произошло. Но тревога в душе женщины всё равно осталась. Она постаралась отвлечься, перейдя взглядом с рельс на небо и деревья.
Провода, – вечные спутники в ближней и дальней дороге – казалось, извивались волной. Но так только казалось из-за той скорости, с которой поезд «летел» к следующей станции – городу Серпухову. До остановки оставалось ещё несколько минут, но Лариса уже привстала с места. Нет, собирать ей было нечего – с ней была одна только большая чёрная кожаная сумка, и за всю поездку она достала из неё один только телефон, позже положив его обратно.
Направляясь к выходу из вагона, Лариса посмотрела на мальчика. Тот был слишком увлечён чтением и взгляда не заметил. Она мысленно пожелала ему и его одноклассникам приятного времяпровождения. И мальчик, будто бы прочёл мысли Ларисы, обращённые к нему, в том числе. Он поднял глаза, а она стояла и улыбалась ему. И он улыбнулся в ответ той же грустной, печальной улыбкой.
- Станция «Серпухов», – объявил электронный женский голос. – Serpukhov station, – вторил ему мужской.
Двери открылись, и Лариса вышла из поезда.
Домой она дошла на автоматизме, опустив голову, смотря под ноги и чему-то улыбаясь. Вот знакомый двор. Две её соседки, сидящие на скамейке у дома. Она прошла мимо них, не поздоровавшись, думая о долгожданной встрече с дочкой.
- Это кто зашёл? – спросил соседка постарше у той, что сидела рядом.
- Как «кто», Тимофеевна? Лариса. Кто ж ещё?
Услышав знакомое имя, Тимофеевна лишь покачала головой и вздохнула.
Лариса, тем временем, уже стояла у дверей квартиры, открывая её своим ключом. Она сделает дочери сюрприз, приготовив обед к её приходу! Лариса быстро, с нетерпением повернула ключ в двери, потом ещё один раз и ещё. Так она открыла квартиру.
Она повесила свои куртку и сумку в шкаф прихожей и, поменяв сапоги на домашние тапки, прошла в спальню. В комнате было слегка приоткрыто окно, постель была заправлена. А на тумбочке у кровати стояла деревянная рамка с фотографией кареглазой улыбающейся девушки с волосами каштанового цвета. К рамке была привязана чёрная ленточка. Лариса вгляделась в фотографию и… тут же всё вспомнила.
Она вспомнила звонок от беременной дочери, у которой начались схватки; вспомнила, как помчалась на вокзал, взяв билет на ближайшую электричку до Серпухова; вспомнила неизвестный номер, с которого ей позвонили, когда он уже выходила из электрички; вспомнила грубый мужской голос, сообщивший название улицы, к которой нужно было подъехать; вспомнила, как взяла такси и домчалась до места… автокатастрофы. Вспомнила ужасающие лужи крови, покорёженные тела дочери и помятую машину. Вспомнила похороны, закрытую крышку гроба, а дальше… Дальше она не помнила ничего.
- Вспомнила? – раздался из-за спины женский голос.
Лариса обернулась. Это была её соседка Ольга. Та, что только что сидела на скамейке, разговаривая со старухой Тимофеевной.
- Да, но… Когда? Когда это произошло? – Лариса была растерянна.
- Пойдём. Пойдём, Лар, – ответила Ольга. И та последовала за ней.
Молча они дошли до кладбища, расположенного недалеко от дома. Молча нашли тот самый участок. Молча остановились у кованных ворот. На сером гранитном камне в форме сердца были выгравированы два портрета с подписями: Калёсовы Марина Владимировна и Дмитрий Сергеевич. У обоих была одна дата смерти – 21.11.2014.
- Но почему, Оль? Почему я не помнила об этом? Почему забыла? – нарушила молчание Лариса.
- Знаешь… Это очень запутанная история. Ты приезжаешь к нам, сюда, каждую неделю, не помня ни о прошлых приездах, ни о смерти Мариши.
- Но как? Вы не показывали меня врачам? Может, что-то можно сделать? Может, у меня с памятью что-то не то? Провалы?
Ольга вздохнула.
- Показывали. И серпуховским, и московским специалистам. Никто, ни один врач не нашёл у тебя проблем с памятью или психикой.
- Но как так? – изумилась Лариса.
- Я не знаю, Лара. Я не знаю… – замотала головой Ольга – Ты каждую неделю приезжаешь сюда по пятницам, иногда по субботам, каждый раз открываешь квартиру, начинаешь всё припоминать, потом я веду тебя сюда, на кладбище, ты задаёшь одни и те же вопросы, возвращаешься в квартиру дочери, ночуешь там, а на следующее утро отъезжаешь в Москву утренней электричкой. И через день после приезда напрочь всё забываешь, – Ольга вздохнула вновь.
Возникло неловкое молчание.
- Оля… Родная! Прости ты меня пожалуйста! – из глаз Ларисы хлынули горькие слёзы.
– Что ты, Ларис. Я ж не дикая. Понимаю, что не твоя это вина…
Лариса ночевала в спальне, на кровати, где когда-то спала её дочь. Она поцеловала фотографию, что стояла на тумбочке, выключила свет и легла спать. Но перед тем, как уснуть, прошептала еле слышно:
- Спокойной ночи, дочка.
***
Утром она пошла на кладбище и долго-долго говорила со своей Маришкой, обращаясь к гранитному камню. Здесь она провела чуть ли не весь день, отправившись на вокзал лишь в шесть вечера. Пусть, хотя бы раз в её жизнь ворвётся разнообразие: она сядет не в утреннюю электричку, а в ночную. Или… она и так уже делала? Лариса уже ни в чём не могла быть уверена до конца.
Полупустая электричка мчалась, пронзая ночную тьму лучом света, а в одном из её вагонов сидела несчастная пожилая женщина и давилась горькими слезами.
- Какая же я непутевая! – Лариса качала головой, прижав мокрый от слёз платок к носу. – В какой раз я уже сюда приезжаю? Сколько ещё раз мне суждено вновь сюда возвращаться?
Врачи не просто так не находили у неё психических отклонений, проблем с памятью. Её диагнозом была любовь. Любовь патологическая. Любовь до беспамятства.
- Москва. Курский вокзал. – объявил электронный женский голос - Moscow Kursky railway station. – вторил ему мужской.
