Артюр рембо в переводе в.микушевича
В.Соловьев
Владимир Соловьев
«В Альпах» 1886
| Мыслей без речи и чувств без названия Радостно-мощный прибой. Зыбкую насыпь надежд и желания Смыло волной голубой. Синие горы кругом надвигаются, Синее море вдали. Крылья души над землей поднимаются, Но не покинут земли. В берег надежды и в берег желания Плещет жемчужной волной Мыслей без речи и чувств без названия Радостно-мощный прибой. |
Милый друг, иль ты не видишь... 1892
Милый друг, иль ты не видишь,
Что всё видимое нами -
Только отблеск, только тени
От незримого очами?
Милый друг, иль ты не слышишь,
Что житейский шум трескучий -
Только отклик искаженный
Торжествующих созвучий?
Милый друг, иль ты не чуешь,
Что одно на целом свете -
Только то, что сердце к сердцу
Говорит в немом привете?
Фёдор Сологуб
«Придёшь ли ты ко мне, далёкий, тайный друг?» 1897
| Придёшь ли ты ко мне, далёкий, тайный друг? Зову тебя давно. Бессонными ночами Давно замкнулся я в недостижимый круг, — И только ты один, легчайшими руками Ты разорвёшь его, мой тайный, дальний друг. Я жду, и жизнь моя темна, как смутный бред, Толпятся чудища перед заветным кругом, И мне грозят они и затмевают свет, И веют холодом, печалью да испугом. Мне тяжко без тебя, вся жизнь моя, как бред. Сгорает день за днём, за ночью тлеет ночь, — Мерцает впереди непостижимым светом Гора, куда взойти давно уж мне невмочь. О, милый, тайный друг, поверь моим обетам И посети меня в тоскующую ночь. * * * 1894 О смерть! Я — твой. Повсюду вижу Одну тебя, — и ненавижу Очарования земли. Людские чужды мне восторги, Сраженья, праздники и торги, Весь этот шум в земной пыли. Твоей сестры несправедливой, Ничтожной жизни, робкой, лживой, Отринул я издавна власть. Не мне, обвеянному тайной Твоей красы необычайной, Не мне к ногам её упасть. Не мне идти на пир блестящий, Огнём надменным тяготящий Мои дремотные глаза, Когда на них уже упала, Прозрачней чистого кристалла, Твоя холодная слеза. З.Гиппиус НАДПИСЬ НА КНИГЕ Мне мило отвлеченное: Им жизнь я создаю... Я всё уединенное, Неявное люблю. Я — раб моих таинственных, Необычайных снов... Но для речей единственных Не знаю здешних слов... 1896 Валерий Брюсов ТВОРЧЕСТВО 1895 Тень несозданных созданий Колыхается во сне,Словно лопасти латанийНа эмалевой стене. Фиолетовые рукиНа эмалевой стенеПолусонно чертят звукиВ звонко-звучной тишине. И прозрачные киоски,В звонко-звучной тишине,Вырастают, словно блестки,При лазоревой луне. Всходит месяц обнаженныйПри лазоревой луне...Звуке реют полусонно,Звуки ластятся ко мне. Тайны созданных созданийС лаской ластятся ко мне,И трепещет тень латанийНа эмалевой стене. Шорох в глуши камыша, Шелест — шуршанье вершин, Шум в свежей чаще лощин, Шепот души заглуша, Шепот, смущенье и дрожь Ширью и тишью живешь. Шумом в глуши камыша, Шелестом вешних вершин, Шорохом в чаще лощин. «Я мечтою ловил уходящие тени…» Константин Бальмонт 1895 Я мечтою ловил уходящие тени, Уходящие тени погасавшего дня, Я на башню всходил, и дрожали ступени, И дрожали ступени под ногой у меня. И чем выше я шел, тем ясней рисовалисль, Тем ясней рисовались очертанья вдали, И какие-то звуки вдали раздавались, Вкруг меня раздавались от Небес и Земли. Чем я выше всходил, тем светлее сверкали, Тем светлее сверкали выси дремлющих гор, И сияньем прощальным как будто ласкали, Словно нежно ласкали отуманенный взор. И внизу подо мною уж ночь наступила, Уже ночь наступила для уснувшей Земли, Для меня же блистало дневное светило, Огневое светило догорало вдали. Я узнал, как ловить уходящие тени, Уходящие тени потускневшего дня, И все выше я шел, и дрожали ступени, И дрожали ступени под ногой у меня. «Я — изысканность русской медлительной речи…» 1903 Константин Бальмонт Я — изысканность русской медлительной речи, Предо мною другие поэты — предтечи, Я впервые открыл в этой речи уклоны, Перепевные, гневные, нежные звоны. Я — внезапный излом, Я — играющий гром, Я — прозрачный ручей, Я — для всех и ничей. Переплеск многопенный, разорванно-слитный, Самоцветные камни земли самобытной, Переклички лесные зеленого мая — Все пойму, все возьму, у других отнимая. Вечно юный, как сон, Сильный тем, что влюблен И в себя и в других, Я — изысканный стих. Младосимволизм *** А.Блок Стихи о прек.даме +++Кто-то шепчет и смеётся Сквозь лазоревый туман. Только мне в тиши взгрустнётся Снова смех из милых стран! Снова шопот - и в шептаньи Чья-то ласка, как во сне, В чьём-то женственном дыханьи, Видно, вечно радость мне! Пошепчи, посмейся, милый, Милый образ, нежный сон; Ты нездешней, видно, силой Наделён и окрылён. 20 мая 1901 Но разве мог не узнать я Белый речной цветок И эти бледные платья, И странный, белый намек? Май 1902 Страшный мир *** Там человек сгорел. Фет Как тяжело ходить среди людей И притворяться непогибшим, И об игре трагической страстей Повествовать ещё не жившим. И, вглядываясь в свой ночной кошмар, Строй находить в нестройном вихре чувства, Чтобы по бледным заревам искусства Узнали жизни гибельный пожар! 10 мая 1910 Родина Россия-нищая Россия. Русь моя, жизнь моя, вместе ль нам маяться? Царь, да Сибирь, да Ермак, да тюрьма! Эх, не пора ль разлучиться, раскаяться... Вольному сердцу на что твоя тьма? Знала ли что? Или в бога ты верила? Что там услышишь из песен твоих? Чудь начудила, да Меря намерила Гатей, дорог да столбов верстовых... Лодки да грады по рекам рубила ты, Но до Царьградских святынь не дошла... Соколов, лебедей в степь распустила ты - Кинулась из степи чёрная мгла... За море Чёрное, за море Белое В чёрные ночи и в белые дни Дико глядится лицо онемелое, Очи татарские мечут огни... Тихое, долгое, красное зарево Каждую ночь над становьем твоим... Что же маячишь ты, сонное марево? Вольным играешься духом моим? 28 февраля 1910 А.Белый отрывок Внимайте, внимайте... Довольно страданий! Броню надевайте из солнечной ткани! Зовет за собою старик аргонавт, взывает трубой золотою: "За солнцем, за солнцем, свободу любя, умчимся в эфир голубой!.." Старик аргонавт призывает на солнечный пир, трубя в золотеющий мир. Золотое руно. 1903 Акмеизм Н.Гумилев Отрывок Блудный сын Нет дома подобного этому дому! В нем книги и ладан, цветы и молитвы! Но, видишь, отец, я томлюсь по иному, Пусть в мире есть слезы, но в мире есть битвы. На то ли, отец, я родился и вырос, Красивый, могучий и полный здоровья, Чтоб счастье побед заменил мне твой клирос И гул изумленной толпы — славословья.1911 Вступление 1918 Оглушенная ревом и топотом, Облеченная в пламя и дымы, О тебе, моя Африка, шёпотом В небесах говорят серафимы. И твое раскрывая Евангелье, Повесть жизни ужасной и чудной, О неопытном думают ангеле, Что приставлен к тебе, безрассудной. Про деянья свои и фантазии, Про звериную душу послушай, Ты, на дереве древнем Евразии Исполинской висящая грушей. Обреченный тебе, я поведаю О вождях в леопардовых шкурах, Что во мраке лесов за победою Водят полчища воинов хмурых; О деревнях с кумирами древними, Что смеются улыбкой недоброй, И о львах, что стоят над деревнями И хвостом ударяют о ребра. Дай за это дорогу мне торную, Там где нету пути человеку, Дай назвать моим именем черную, До сих пор неоткрытую реку. И последняя милость, с которою Отойду я в селенья святые, Дай скончаться под той сикоморою, Где с Христом отдыхала Мария. Жираф Сегодня, я вижу, особенно грустен твой взгляд И руки особенно тонки, колени обняв. Послушай: далёко, далёко, на озере Чад Изысканный бродит жираф. Ему грациозная стройность и нега дана, И шкуру его украшает волшебный узор, С которым равняться осмелится только луна, Дробясь и качаясь на влаге широких озер. Вдали он подобен цветным парусам корабля, И бег его плавен, как радостный птичий полет. Я знаю, что много чудесного видит земля, Когда на закате он прячется в мраморный грот. Я знаю веселые сказки таинственных стран Про чёрную деву, про страсть молодого вождя, Но ты слишком долго вдыхала тяжелый туман, Ты верить не хочешь во что-нибудь кроме дождя. И как я тебе расскажу про тропический сад, Про стройные пальмы, про запах немыслимых трав. Ты плачешь? Послушай... далёко, на озере Чад Изысканный бродит жираф. Я и вы Да, я знаю, я вам не пара, Я пришел из другой страны, И мне нравится не гитара, А дикарский напев зурны. Не по залам и по салонам, Темным платьям и пиджакам - Я читаю стихи драконам, Водопадам и облакам. Я люблю - как араб в пустыне Припадает к воде и пьет, А не рыцарем на картине, Что на звезды смотрит и ждет. И умру я не на постели, При нотариусе и враче, А в какой-нибудь дикой щели, Утонувшей в густом плюще, Чтоб войти не во всем открытый, Протестантский, прибранный рай, А туда, где разбойник и мытарь И блудница крикнут: вставай! · Автор: Сергей Городецкий · Дата: 1913 год Просторен мир и многозвучен, И многоцветней радуг он. И вот Адаму он поручен, Изобретателю имен. Назвать, узнать, сорвать покровы И праздных тайн и ветхой мглы - Вот подвиг первый. Подвиг новый - Всему живому петь хвалы. О.э.М * * * Бессонница. Гомер. Тугие паруса. Я список кораблей прочел до середины: Сей длинный выводок, сей поезд журавлиный, Что над Элладою когда-то поднялся. Как журавлиный клин в чужие рубежи,- На головах царей божественная пена,- Куда плывете вы? Когда бы не Елена, Что Троя вам одна, ахейские мужи? И море, и Гомер - всё движется любовью. Кого же слушать мне? И вот Гомер молчит, И море черное, витийствуя, шумит И с тяжким грохотом подходит к изголовью. 1915 * * * [Обращено к О. Арбениной] Возьми на радость из моих ладонейНемного солнца и немного меда,Как нам велели пчелы Персефоны. Не отвязать неприкрепленной лодки,Не услыхать в меха обутой тени,Не превозмочь в дремучей жизни страха. Нам остаются только поцелуи,Мохнатые, как маленькие пчелы,Что умирают, вылетев из улья. Они шуршат в прозрачных дебрях ночи,Их родина - дремучий лес Тайгета,Их пища - время, медуница, мята. Возьми ж на радость дикий мой подарок,Невзрачное сухое ожерельеИз мертвых пчел, мед превративших в солнце. * * * За гремучую доблесть грядущих веков,За высокое племя людейЯ лишился и чаши на пире отцов,И веселья, и чести своей.Мне на плечи кидается век-волкодав,Но не волк я по крови своей,Запихай меня лучше, как шапку, в рукавЖаркой шубы сибирских степей.…. Уведи меня в ночь, где течет Енисей И сосна до звезды достает, Потому что не волк я по крови своей И меня только равный убьет. 17-28 марта 1931, конец 1935 * * * Мы живем, под собою не чуя страны,Наши речи за десять шагов не слышны,А где хватит на полразговорца,Там припомнят кремлёвского горца.Его толстые пальцы, как черви, жирны,А слова, как пудовые гири, верны,Тараканьи смеются усища,И сияют его голенища. А вокруг него сброд тонкошеих вождей,Он играет услугами полулюдей.Кто свистит, кто мяучит, кто хнычет,Он один лишь бабачит и тычет,Как подкову, кует за указом указ: Кому в пах, кому в лоб, кому в бровь, кому в глаз.Что ни казнь у него - то малинаИ широкая грудь осетина. Ноябрь 1933 * * * Это какая улица?Улица Мандельштама.Что за фамилия чертова -Как ее ни вывертывай,Криво звучит, а не прямо. Мало в нем было линейного,Нрава он был не лилейного,И потому эта улица,Или, верней, эта ямаТак и зовется по имениЭтого Мандельштама... Апрель 1935 ахматова * * * Я не любви твоей прошу. Она теперь в надежном месте. Поверь, что я твоей невесте Ревнивых писем не пишу. Но мудрые прими советы: Дай ей читать мои стихи, Дай ей хранить мои портреты,— Ведь так любезны женихи! А этим дурочкам нужней Сознанье полное победы, Чем дружбы светлые беседы И память первых нежных дней... Когда же счастия гроши Ты проживешь с подругой милой И для пресыщенной души Все станет сразу так постыло — В мою торжественную ночь Не приходи. Тебя не знаю. И чем могла б тебе помочь? От счастья я не исцеляю. * * * Помолись о нищей, о потерянной,О моей живой душе,Ты в своих путях всегда уверенный,Свет узревший в шалаше. И тебе, печально-благодарная,Я за это расскажу потом,Как меня томила ночь угарная,Как дышало утро льдом. В этой жизни я немного видела,Только пела и ждала.Знаю: брата я не ненавиделаИ сестры не предала. Отчего же Бог меня наказывалКаждый день и каждый час?Или это ангел мне указывалСвет, невидимый для нас? Май 1912, Флоренция Просыпаться на рассвете Оттого, что радость душит, И глядеть в окно каюты На зеленую волну, Иль на палубе в ненастье, В мех закутавшись пушистый, Слушать, как стучит машина, И не думать ни о чем, Но, предчувствуя свиданье С тем, кто стал моей звездою, От соленых брызг и ветра С каждым часом молодеть. 1917 * * * Когда в тоске самоубийстваНарод гостей немецких ждал,И дух суровый византийстваОт русской церкви отлетал, Когда приневская столица,Забыв величие своё,Как опьяневшая блудница,Не знала, кто берёт ее,— Мне голос был. Он звал утешно,Он говорил: «Иди сюда,Оставь свой край, глухой и грешный,Оставь Россию навсегда. Я кровь от рук твоих отмою,Из сердца выну черный стыд,Я новым именем покроюБоль поражений и обид». Но равнодушно и спокойноРуками я замкнула слух,Чтоб этой речью недостойнойНе осквернился скорбный дух. Осень 1917, Петербург VII. При́говор И упало каменное слово На мою ещё живую грудь. Ничего, ведь я была готова, Справлюсь с этим как-нибудь. У меня сегодня много дела: Надо память до конца убить, Надо, чтоб душа окаменела, Надо снова научиться жить. А не то… Горячий шелест лета, Словно праздник за моим окном. Я давно предчувствовала этот Светлый день и опустелый дом. <лето 1939> Стансы Стрелецкая луна. Замоскворечье. Ночь. Как крестный ход идут часы Страстной недели. Мне снится страшный сон. Неужто в самом деле никто, никто, никто не может мне помочь? В Кремле не надо жить - Преображенец прав. Здесь зверства древнего еще кишат микробы: Бориса дикий страх, и всех Иванов злобы, И Самозванца спесь взамен народных прав. 1940 футуризм Плодоносящие Бурлюк Мне нравится беременный мужчина Как он хорош у памятника Пушкина Одетый серую тужурку Ковыряя пальцем штукатурку Не знает мальчик или девочка Выйдет из злобного семечка?! Мне нравится беременная башня В ней так много живых солдат И вешняя брюхатая пашня Из коей листики зеленые торчат. <1915> |
Мертвое небо
«Небо — труп»!! не больше!
Звезды — черви — пьяные туманом
Усмиряю больше — лестом обманом.
Небо — смрадный труп!
Для (внимательных) миопов,
Лижущих отвратный круп
Жадною (ухваткой) эфиопов.
Звезды — черви (гнойная живая) сыпь!
Я охвачен вязью вервий
Крика выпь.
Люди-звери!
Правда-звук!
Затворяйте же часы предверий
Зовы рук
Паук.
| *** |
Звуки на а широки и просторны,
Звуки на и высоки и проворны,
Звуки на у, как пустая труба,
Звуки на о, как округлость горба,
Звуки на е, как приплюснутость мель,
Гласных семейство смеясь просмотрел.
<1915>
Крученых
* * *
Дыр бул щил
убещур
скум
вы со бу
р л эз
1913
Хлебников
* * *
Боб эоби пелись губы,
В ээоми пелись взоры,
Пи ээо пелись брови,
Ли эээй - пелся облик,
Гзи-гзи-г зэо пелась цепь.
Так на холсте каких-то соответствий
Вне протяжения жило Лицо.
<1908-1909>
* * *
Из мешка
На пол рассыпались вещи.
И я думаю,
Что мир -
Только усмешка,
Что теплится
На устах повешенного.
1908
* * *
О, достоевскиймо бегущей тучи!
О, пушкиноты млеющего полдня!
Ночь смотрится, как Тютчев,
Безмерное замирным полня.
<1908-1909>
Отказ
Мне гораздо приятнее
Смотреть на звезды,
Чем подписывать смертный приговор.
Мне гораздо приятнее
Слушать голоса цветов,
Шепчущих "это он!",
Когда я прохожу по саду,
Чем видеть ружья,
Убивающих тех, кто хочет
Меня убить.
Вот почему я никогда,
Никогда
Не буду правителем!
ЭТО БЫЛО У МОРЯ
Поэма-миньонет Это было у моря, где ажурная пена,Где встречается редко городской экипаж...Королева играла - в башне замка - Шопена,И, внимая Шопену, полюбил ее паж. Было все очень просто, было все очень мило:Королева просила перерезать гранат,И дала половину, и пажа истомила,И пажа полюбила, вся в мотивах сонат. А потом отдавалась, отдавалась грозово,До восхода рабыней проспала госпожа...Это было у моря, где волна бирюзова,Где ажурная пена и соната пажа.Февраль 1910
УВЕРТЮРА (АНАНАСЫ В ШАМПАНСКОМ!..)
Ананасы в шампанском! Ананасы в шампанском!Удивительно вкусно, искристо и остр о!Весь я в чем-то норвежском! Весь я в чем-то испанском!Вдохновляюсь порывно! И берусь за перо! Стрекот аэропланов! Беги автомобилей!Ветропр о свист экспрессов! Крылолёт буеров!Кто-то здесь зацелован! Там кого-то побили!Ананасы в шампанском - это пульс вечеров! В группе девушек нервных, в остром обществе дамскомЯ трагедию жизни претворю в грезофарс...Ананасы в шампанском! Ананасы в шампанском!Из Москвы - в Нагасаки! Из Нью-Йорка - на Марс!Январь 1915
МОРОЖЕНОЕ ИЗ СИРЕНИ!
Мороженое из сирени! Мороженое из сирени!Полпорции десять копеек, четыре копейки буше.Сударышни, судари, надо ль? не дорого можно без прений...Поешь деликатного, площадь: придется товар по душе! Я сливочного не имею, фисташковое все распродал...Ах, граждане, да неужели вы требуете крем-брюле?Пора популярить изыски, утончиться вкусам народа,На улицу специи кухонь, огимнив эксцесс в вирелэ! Сирень - сладострастья эмблема. В лилово-изнеженном кренеЗальдись, водопадное сердце, в душистый и сладкий пушок...Мороженое из сирени! Мороженое из сирени!Эй, мальчик со сбитнем, попробуй! Ей-Богу, похвалишь, дружок!1912
ЗАПЕВКА
О России петь - что стремиться в храмПо лесным горам, полевым коврам... О России петь - что весну встречать,Что невесту ждать, что утешить мать... О России петь - что тоску забыть,Что Любовь любить, что бессмертным быть!1925
КЛАССИЧЕСКИЕ РОЗЫ
Как хороши, как свежи были розы В моем саду! Как взор прельщали мой! Как я молил весенние морозы Не трогать их холодною рукой! Мятлев, 1843 г. В те времена, когда роились грезыВ сердцах людей, прозрачны и ясны,Как хороши, как свежи были розыМоей любви, и славы, и весны! Прошли лета, и всюду льются слезы...Нет ни страны, ни тех, кто жил в стране...Как хороши, как свежи ныне розыВоспоминаний о минувшем дне! Но дни идут - уже стихают грозы.Вернуться в дом Россия ищет троп...Как хороши, как свежи будут розы,Моей страной мне брошенные в гроб!1925
В ОСЕНОКОШЕННОМ ИЮЛЕ
Июль блестяще осенокошен.Ах, он уходит! Держи! Держи!Лежу на шелке зеленом пашен,Вокруг - блондинки, косички ржи. О небо, небо! Твой путь воздушен!О поле, поле! Ты - грезы верфь!Я онебесен! Я онездешен!И бог мне равен, и равен червь!Июль 1911
МАЯКОВСКИЙ
Флейта-позвонок 1915
Адище города
Адище города окна разбили на крохотные, сосущие светами адк_и_. Рыжие дьяволы, вздымались автомобили, над самым ухом взрывая гудки. А там, под вывеской, где сельди из Керчи - сбитый старикашка шарил очки и заплакал, когда в вечереющем смерче трамвай с разбега взметнул зрачки. В дырах небоскребов, где горела руда 10 и железо поездов громоздило лаз - крикнул аэроплан и упал туда, где у раненого солнца вытекал глаз. И тогда уже - скомкав фонарей одеяла - ночь излюбилась, похабна и пьяна, а за солнцами улиц где-то ковыляла никому не нужная, дряблая луна. [1913]
