Лекция 2 Социальная психология делового общения. Исторический аспект
Представления древних о психологии личности
Социальная психология как наука о человеческом общении возникла довольно поздно – в 20-е гг. XX в. Подобное явление можно объяснить особенностями самого объекта познания. Легче всего было приступить к постижению окружающей нас природы, потому первыми появились естественные науки. Познание общества оказалось куда более трудным, и попытки научного анализа социальных явлений оформились в виде аналитических теорий только в середине XIX в. благодаря трудам К. Маркса (1818–1883) и французского философа О. Конта (1798–1857). Еще сложнее было для человека постичь самого себя, проникнуть в тайны межличностного общения как формы повседневной жизни, раскрыть бессознательные механизмы человеческого поведения. Последнее не означает, что, например, древнеегипетские жрецы не имели никакого представления о психологии личности, но это было скорее “предзнание” о психологии, основанное на здравом смысле, интуиции, жизненном опыте поколений. Тем не менее уже у самых древних мыслителей мы встречаем поразительно точные характеристики отдельных социально-психологических явлений. Так, древнегреческий философ Платон (ок. 427 – ок. 347 до н. э.) однажды заметил, что отсутствие особой привязанности к деньгам обычно характерно для тех, кто не сам нажил состояние. “А кто сам нажил, те ценят его вдвойне. Как поэты любят свои творения, а отцы – своих детей, так и разбогатевшие люди заботливо относятся к деньгам, не только в меру потребностей, как другие люди, а так, словно это их произведения. Общаться с такими людьми трудно: ничто не вызывает их одобрения, кроме богатства” [6, с. 94]. Современная российская действительность целиком и полностью подтверждает эту мысль.
Платон и его ученик Аристотель (384–322 до н. э.) впервые в истории европейской общественной мысли обозначили одну из фундаментальных проблем социальной психологии личности, а именно проблему взаимоотношений личности и общества, социальной среды, т. е.соотношение индивидуализма и коллективизма. Так, если Платон ставил интересы общества над интересами отдельного индивида, то Аристотель, напротив, полагал, что именно индивид есть источник всех социальных форм, отстаивал примат интересов личности. Последние понимались Аристотелем не как необузданный эгоизм, а как регулируемые чувством меры. Но на сегодняшний день это не просто факты из истории, например, К. Каутский (1854–1938) считал Платона одним из родоначальников коммунистической идеологии.
Предпосылки социальной психологии в Новое время
Мысль о том, что “коллектив всегда прав” претерпела причудливую эволюцию. С одной стороны, ее по-своему интерпретировал французский писатель и философ Ж.-Ж. Руссо (1712–1778), считавший, что если индивидуальное вторично по отношению к общественному, то достаточно изменить социальную среду, и мы получим новый тип личности, живущей по законам свободы, равенства и братства. Эта идея произвела сильнейшее впечатление на К. Маркса, заменившего общественный интерес классовым. Практические последствия реализации данных теоретических положений в России общеизвестны.
С другой стороны, идея примата коллектива над личностью проникла через неоплатонизм в раннее христианство. Поскольку в деловом общении совмещаются идеи православия и основанной на индивидуализме рыночной психологии, от степени их совместимости зависит способность православия быть идеологическим фундаментом российской экономики.
Православие по сути своей является авторитарно-коллективистской религией. Безусловно, ему присущи особый духовный настрой, чувство сопричастности и единения с верующими. Оно дает то, что можно назвать ощущением взаимной любви и непрерывной теплоты. Вместе с тем, в отличие от целого ряда других вероисповеданий, православие не формирует чувство индивидуальной ответственности и инициативы, способности к автономным, вне коллектива, действиям на свой страх и риск. Истины разума и истины веры как бы слиты воедино, особое место занимает вера в чудо.
И еще два важных обстоятельства, характеризующих особенности психологии православия:
1. религиозное подвижничество в православии носит скорее жертвенный, чем созидательно-реформаторский характер, поэтому среди православных святых так много мучеников, аскетов и пустынножителей [7];
2. опыт развития коллективизма в России XVIII–XIX вв. показал, что многие наиболее преуспевающие отечественные предприниматели происходили из семей староверов, чья религиозная психология по ряду параметров ближе к протестантизму, чем к ортодоксальному православию.
Иначе сложилась судьба христианства, а точнее католицизма, в Западной Европе. Уже в Средние века благодаря популяризации философского наследия Аристотеля известным схоластом Фомой Аквинским (1225–1274) идея индивидуализма укрепляет свои позиции, истины веры отделяются от истин разума, светская власть закона – от религиозной власти суда, инквизиции. В эпоху Возрождения развитие рыночных отношений в Южной Европе привело к самому настоящему взрыву индивидуализма, “войне всех против всех” и, как следствие, социально-экономическому хаосу. Беспредельный волюнтаризм стал тормозом на пути развития рыночных отношений и в эпоху Реформации был обуздан суровой этикой протестантизма. Главное в протестантизме – сознательное и добровольное ограничение эгоизма отдельного предпринимателя. Богатство, прибыль, как показал немецкий социолог М. Вебер (1864–1920) в работе “Протестантская этика и дух католицизма”, рассматривается не как цель, а как божественная награда за упорный труд и аскетический образ жизни.
Дальнейшую детализацию моральный кодекс буржуа получил в трудах американского просветителя Б. Франклина (1706–1790). Воспитанный в пресвитерианской вере, Франклин подчеркивал, что наряду с традиционными христианскими добродетелями (трудолюбие и бережливость) “первейшие качества, могущие принести бедняку достаток, суть неподкупность и честность” [8, с. 37]. То есть уже в этой, а не загробной жизни деятельность на благо ближнему освободит человека от унизительной нищеты и одновременно принесет пользу обществу. Особое внимание он уделял активному претворению добра из благого пожелания в конкретные повседневные дела, так как был глубоко убежден, что “человеческое благополучие определяется не столько крупными удачами, сколько мелкими обстоятельствами, происходящими изо дня в день” [8, с. 45].
Законодательное закрепление в конце XIX в. морально-психологических норм предпринимательской деятельности (например, антитрестовский закон Шермана, принятый в Америке в 1890 г.) означало окончание процесса формирования основных черт современной рыночной психологии на Западе.
Все сказанное выше позволяет, во-первых, лучше уяснить социально-психологические проблемы, стоящие перед отечественным бизнесом, во-вторых, дает возможность представить тот культурно-исторический фон, общественную психологию, в рамках которой шло формирование науки о закономерностях человеческого общения. Непосредственными психологическими предпосылками данной науки принято считать такие направления социальной мысли, как психология народов, психология масс и теория инстинктов социального поведения. Несколько десятилетий спустя огромное влияние на нее оказал психоанализ З. Фрейда (1856–1939).
“Психология народов”
“Психология народов”как теоретическая школа сложилась в Германии в середине XIX в. Возникновение этого течения во многом обусловлено стремлением немецкой науки к объединению, дальнейшим развитием теоретических рассуждений о “немецком народном духе” таких мыслителей как И. Фихте (1762–1814), Г. Гегель (1770–1831) и И. Гербарт (1776–1841). Создателями школы были философ и антрополог
М. Лацарус (1824–1903) и филолог Х. Штейнталь (1823–1899), с 1860 г. издававшие журнал “Психология народов и языкознание”. В 1862 г.
В. Вундт опубликовал десятитомную “Психологию народов”. Та же проблема, но в прикладном аспекте, вдохновила в 1909 г. кембриджских антропологов на проведение полевых этнографических исследований совместно с профессиональными психологами Австралии.
Под “народным духом” Вундт понимал общий менталитет у групп индивидов, сопровождаемый сознанием общности, чувством принадлежности.Вначалев это понятиене вкладывалось ничего, кроме группового самосознания, но позже автор концепции стал понимать “народный дух” как нечто надындивидуальное, метафизическое, присущее только нации в целом. Надындивидуальный дух проявляет себя в языке, мифологии, религии, фольклоре, искусстве, обычаях, морали и нравах. Вместе с тем подобный подходк проблеме, несмотря на новизну и плодотворность, имел ограниченные возможности в силу своей абстрактности, не позволявшей отделить собственно социально-психологические аспекты проблемы от ставших традиционными этнографических.
Следует отметить, что хотя психология народов того периода так и не достигла сколько-нибудь заметных успехов в изучении природы и законов группового сознания, ее достижением является подготовка почвы для будущего усиленного сотрудничества между социальной психологией и социальной антропологией.
“Психология толпы”
В 90-е гг. XIX в. возникла новая психологическая школа – “психология толпы”. Именно в это время опасения по поводу иррациональности человеческой природы, высказанные еще Платоном, стали особенно актуальны в России и ряде стран Западной Европы. Но если интерес русского ученого, революционера Н.К. Михайловского (1842–1904) к проблеме героев и толпы объясняется неудачным “хождением в народ” русских революционеров-разночинцев и, как следствие, поиском “героев”, способных повести за собой темную крестьянскую массу, то на Западе причины интереса к проблеме были иными. Массовое рабочее движение (вспомним Парижскую коммуну 1871 г.), сделало необходимым создание научной теории о поведении толпы.
Французский социолог и антрополог Г. Лебон (1841–1931) одним из первых признал особую роль масс в общественном движении. Отождествляя массу с толпой, он предвещал упадок цивилизации: поскольку “древние верования колеблются и исчезают, старинные столпы общества рушатся друг за другом, – могущество масс представляет единственную силу, которой ничего не угрожает и значение которой все увеличивается”. Его предсказание о том, что наступающая эпоха будет поистине эрой масс, можно считать пророческим, если вспомнить о “всенародной поддержке” фашизма и коммунизма.
Характеризуя поведение индивида в толпе, Лебон подчеркивал его бессознательный и иррациональный характер: исчезает сознательная личность, человек действует как бы под гипнозом, утрачивается часть способностей, высшей степени достигает экзальтация. Эмоции господствуют над разумом, преобладает тенденция к немедленной реализации внушенных вождем идей, т. е. индивид как бы перестает быть самим собой и превращается в безвольный автомат. Индивид в толпе обретает новую, коллективную душу, превращается в простую клеточку некоего организма и при этом опускается на несколько ступеней по лестнице цивилизации. Вместо культурного человека перед нами дикарь, руководствующийся древними предрассудками, расовыми традициями, грубыми инстинктами, обладающий порывистостью, спонтанностью, героизмом первобытных людей. Но Лебон так и не упомянул, кто играет роль гипнотизера по отношению к толпе.
Описывая психическое состояние толпы, Лебон обращал внимание на ее импульсивность, изменчивость, отсутствие преднамеренных действий, инстинкта самосохранения, легковерность, гиперболичность чувств и оценок, уважение к силе, магическую веру в силу слова, жажду иллюзий вместо истин. Проще говоря, и в этом случае наблюдается прямая аналогия с психикой первобытного человека. Однако в ряде случаев, под влиянием внушения, массы способны на благородные поступки, что в какой-то мере искупает издержки демократических механизмов.
Свой особый подход к изучению психологии толпы характерен для французского социолога Г. Тарда (1843–1904). Пытаясь сформулировать законы формирования коллективного сознания, он счел главным психический механизм подражания в противовес механизму внушения и заражения и в своих трудах дал его подробное описание. “В общественном отношении, – писал он, – все оказывается изобретениями и подражаниями; подражания – это реки, вытекающие из тех гор, что представляют собой изобретения”. В данном случае очевидна неоправданная попытка сведения сложного и многогранного явления к одномерному первоначалу.
Итак, заслугой исследователей психологии толпы является разделение индивидуальной и коллективной психологии, создание предпосылок для изучения классовой психологии и общественного мнения. С практической точки зрения важно помнить, что для индивида в толпе типичны: обезличенность, резкое преобладание чувств, утрата интеллекта, личной ответственности (например, обыватель поздно вечером спокойно пройдет мимо разбитой витрины магазина, но если он увидит, что из этой витрины тащат кто что может, не исключено, что у него возникнет желание к ним присоединиться). Подтверждением этому может служить “ночь диких зверей” в Нью-Йорке, когда в одну из июньских ночей 1976 г. город оказался обесточен и на несколько часов погрузился во тьму. В результате – коллективные грабежи и погромы с участием десятков тысяч человек и материальным ущербом около 10 млрд долларов.
Следовательно, общение с толпой требует некоторых навыков, знания определенных приемов. В зависимости от конкретной ситуации можно попробовать:
- “успокоить толпу”, например при помощи обещаний. Такой прием достаточно эффективен, поскольку для психологов является аксиомой то, что ожидания стимулируют сильнее, чем результат. Если сомневаетесь в этом, мысленно сопоставьте эмоции, связанные с ожиданием получения денег, и эмоции, которые возникают при их получении;
- “расколоть толпу”, например клиентов банка, обвинив тех, кто стоит впереди, в том, что они слишком копаются, излишне придирчиво выбирают вид банковской услуги, а до обеденного перерыва остается слишком мало времени;
- “испугать толпу” при помощи разного рода слухов и прожективных высказываний, предложений принять конкретное участие в ситуации (например, зарегистрироваться в качестве свидетелей дорожно-транспортного происшествия).
