Дневник новгородского подсудка Федора Евлашевского.

Самому пану Богу мому зо всяких добродейств его насветшое милости нех зостава вечна честь и хвала, за которого презренем и я, Федор Евлашевский, уродилемсе от выше поменнеых родичов моих в Ляховичах, в року от нароженя сына Божого 1546, месяца февраля 7 дня, в неделю ночи пришлое, около полуночи, а давно ми име ведля свята руского, которое было на он час в понеделок, месеца февраля 8 дня, а у римлянов положено есть месеца марца 2 дня — Теодора, гетмана от Лициниуша замучоного. А яко мелом ведомость от родичов, же в рок по уроженю моем, промовилем до отца моего «абба», з чого се они урадовали; але я намней потом не мовил, аж в полъчварта року от нарожиня моего почалом мовить, а в пятом року почато мне бавити наукою рускою, кгдыж в тых часех в той [6] нашей стороне не было еще инших наук, и для того пришло ми зостати з рускою наукою; и по жидовскый написати умелем, але тое письмо их потребуе умеетности языка ебрайскаго, або хоть немецкого, кгдыж вже тепер библия жидовская немецким езыком, а литерами их выдана, чогоб полским езыком учинити бы се не могло для ортокграфеи, якей в инших языках не маш. А потом удавши се на службу, трафяли ми се таки паны, которые ме оборачали до браня поборов и чиненя личб, порозумевши на то з натуры способного: и пан Бог был завше зо мною.

А потом, за наступленем и поднесенем войны от короля его милости Жикгимонта Августа з кнезем Иваном московским, року 1564 месеца генваря 27 (билем в битве) на Иваным полю над рекою Улою, а потом — то и до вприкреня были ми частые язды на тые войны: а яко оттераз упатрую, мало потребные, бовем же и речи посполитой пожитку не веле те войны приносили, а мне паметне зостали для уторпеня великих пригод, трудностей, шкод и невыповеденых невчасов. Самому пану Богу хвала, же ме зо всих их выбавять, а праве на некоторых местцах чудовне охранять рачил, давши ми праве у вшитких людей вдячность, ласку и учинность над надее мое, а неприятелей, которые некгды з задрости повставали и головы свои подносити хотели, значными припадками з света зглажаючи, жем тою праве толко ласкою Божою не толко убезпечоный, але и розпещоный будучи, никгдым се ку обороне от неприятелей моих не готовал, аним се за слова их брал, очекиваючи власне помсты Божой, котра теж никгды не омешкала, а некгды и ве мне самым аж плач в велике порушене в духу чинила, уважаючи так вшехмоцного я великого Бога незапаметане мне, межи незлпчоным людом, яко робачка малого, н непожаловане тратити можнейших над мене ку обороне моей.

Року 1565 мешкалем в месте Виленском, выбираючи побор, названный покгловный, гдем мел великую втеху, слухаючи слова Божого ве зборе хрестианском за министров вчоных: Вендрокгорского и Костеницкого, а противным зась обычаем зналем великую [7] ласку мужа годного намети, кнезя Яна Маковецкого, архидиякона варшавского, кустоша в каноника виленского, писаря в скарбе короля его милости, который ме барзей в те то личбы вправил и доброго ме пожитку набавил и веля людям в знаемость подал и залецил; бовем на он час разность веры не чинила наймнейшой разности приятельской, для чого самого тамтот век золотым ми се видил от нинейшого веку, кгде юж и межи одной веры людьми облуда все заступила, а покготовю межи розными веры ани се пытай о милость, щирость и правдиве добре заховане, а навенцей межи свецкими станы. Помню бовем и недавно прешлых часов, кгды дисейший папеж Клеменс еще кардиналом был у короля его милости Стефана в Вилне, седилем у столу кнезя Бартломея Недызвицкого, каноника виленского, з преднейшыми слугами (влохами) его, тые же се кгды доведели, жем евангелик, дивовались барзо, яко не смел кнезь каноник на обед свой взывати, а кгды им он преложил, же в нас з того жадна ненависть не была и милуемосе яко з добрыми приятелы, хвалили то влохи, мовечи, же ту Бог живе, а ганили свои домовы права а родини неснаски. О Бог бы то дал, абы и тераз ласкавше веки наступить могли, жебы хрестияне, преложоного и навышшого монархи хрестиянского, отца папежа, в лепшим пошанованю мели, а од него, яко от отца мудрого и ласкового зношони и миловани были, прикладом отца домового, который сынов своих, и розных от себе и от другой братии в обычаях, зносити умел.

1566 року, в осени, поветре кгвалтовне в месте Виленском было; мешкалем под ним не мало, бачечи там доктора Сепреза и инших каноников и людей разных, которе теж в тим поветрю живо зостали были, а маючи от помененого доктора пересторогу, межи иншими речами, абым се перелякненя варовал, кгдыж се и покусы в поветрю указують, але, если бы се що привидило, жебым шедл против тому безпечно и до броне се мел, то мело згинути; и так я, юж будучи в собе постановеный, едучи з Вилна до дому, мяновите в Дорогове, в стодоле ночуючи, обачилем юж на свитаню в избе огнистого человека, [8] до которого гдым се порвал, он теж до мне выступовал и, зшедши се серед избы, порвалем з запалем нож и ударилем нань, а он, зникнувши, знов се был в тым же куте указал и знову до мне шел; а я шапку рутилем нань и окно отворилем; юж малый день был, а то згинуло; а там в избе был господарь з жоною в пахолок подорожный, але того не слышели; потом балем се ехать до дому, розумеючи, жем се заповетрил; и тыж там умыслилем был бавить се длужей, до чого се теж и причина налезла; згинула ми была ручница коротка з олстрем з воза моего в стодоле, о которой выведане копным обычаем чинилем, а, вшитким впродь то видене мое поведалем. Обачили потым ручничку мою над возом в самом верху завешану, аж драбину з веси принесши, знято ю. Затым невеста стара шляхтянка, неяка Жолнерова, кгдымн ей мовил о том виденю, же се бою, если бым кгде не заповетрил се, бовем и в Новокгродку было поветре, она ми рече: «не бой се! не поветре!» але, указавши недалеко свой домек, «з окна, поведила, виделам завше, яко лятавець приходит до той ту невесты господарской». И так, за ее отухою, ехалем до дому, где за ласкою Божою зе вшитким здоровым былем. Однож потом ве три чверти року припадать ми почало в спаню за яким колвек злякненем душене прикре барзо; и меновали докторове ту хоробу инкубусом и лечено ме на то на розных местцах, але хоть юж не так часто, яко з перву было, однакоже през увесь живот мой почувалем я в собе той припадок.

Тогож року 1565 на перше роки земске были ве всем панстве Литовским о светом Михаиле; а Новогородски, за заповетренем места Новокгродского, в Ляховичах сужоны были; а старостою на он час был ляховицким пан Володимир Семенович Заболоцкий, зацного дому человек з Москвы.

Року 1565, а веку моего 21, были летом у короля его милости Жикгмонта Августа послове великые московские, то есть на имя: Федор Иванович Колычов, наместник суздалский, человеков з ним 728, а коней 922; Григорий Иванович Накгой, [9] дворецкий, людей з ним 269, а коней 384; Василий Яковлевич Щолканов, дъяк або писарь, людей з ним 228, а коней 332. Сума всих людей 1,225, а коней 1,638; з которыми о спокою ниц се не постановило. Toe же осени король, его милость, был з войском в шику под Радошковичами.

Року 1568 по сойме Кгроденском и по зезде воинском ехал король, его милость, до Люблина для сконченя унеи; откуль року 1569, на другой недели посту великого, панове сенаторы литовсцы, бачечи веле речей собе противных, отехали были з Люблина; вшакже по великой ночи през универсалы короля его милости, за печатю коронною вынесеными, знову до Люблина собрани будучи, скончили унию августа месяца 11 дня, А предтым еще еамля Киевская, Волынская и Подляшская до коруны присужоны и списами прплучоны были, не за раз, але з особна по одной земли от Литвы урываючи, яко свитчать привилия им даные: в Подляшском найперша дата, албо снадней одерване — марта пятого; за тым у Волынской земли двадцать шостого дня мая, а Киевска земля и далей затримана была, аж ей привилей выдано шостого дня чирвца в оном же року 1569.

Року 1570 был сем у Варшаве, але се розехали без констытуцией за незгодою, а под тым часом послы были у московского, а меноните с Полски: пан Ян з Борчина Кротоский, воевода иновлодславский, и пан Рафал Лещинский з Лешна, староста радеевский, а з Литвы: пан Миколай Тальвиш, каштелян минский, а пан Андрей Иванович, писарь короля его милости; которые князю великому московскому Ивану Васильевичу о доконченю унее нашое ознаймили и примере на три лета принесли. Смеялсе московский на ознаймене унеи, мовечи: «дивном я то видал, Ляхи и Литва королевские».

Того року трохам был до дому се з Варшавы звротил в лете и знову з початку осени ехалем до Варшавы и мешкалем там през вшитку осень… …спысковалем в потребах короля его милости, хоть ми послуга мерзила. [10]

Приехалем до дому остатнего дня грудня в року 1570, где заставши пана отця и паню матку у вечери, зараз не моглем доседеть у столу: припала ми срога горячка, бовем в дорозе мелон при собе хорых людей и заповетрилемсе от них еще у Венкгрови, а потым, жем през тыйдень ехал не подаючи се, аж юж гвалтовне мя в дому зломало, и то была дивна справа Божа, же ми в дорозе уфолкговать рачил. Лежалем в той хоробе сем недель и отпадывалем, або в рецыдыве входилем, трикрать, даючи причины на то з необаченя моего, яко в молодом веку моем. Ледвем се выбил и оздравляти почал под месопусты в року 1571.

В том року 1571, по великой ночи, ехалем до Варшавы и мешкалем при дворе; аж липца 17 ехалем был до дому и, приехавши до местечка што се зове Добрым, захоралем на горючку и казалем се везты аж до Брянска, маючи там доброго человека, кгосподаря Яна Манзика, гдем долежал выпоценя и скончена той хоробы; а пани матка моя, не ведаючи о мне, гдем был и што се зо мною деяло, але сердцем материнским чуючи то, велце се зфрасовала и здорове собе попсовала, звлаща, по первых хоробах моих и фрасунках своих значне здоровя урвала; и за праеханем моим до дому але по первим привитаню жалосный билем, розумеючи о ей недолгом животе: якож потом в марцу пришлом живота доконала.

А я еще осени той мусилем Варшаву наведити, кгдыш там король, его милость, Август мешкал а мне потребы короля, его милости, правние ку отправованю злецоны были.

На початку року 1572 былем забавеный потребами его милости пана Миколая Криштофа Ходкевича, маршалка дворного, княжати на Олыце и Несвижу, а теразнейшого пана воеводы троцкого, которых потреб, яко у пана великого, досыть было. Але ми се наприкрили над инше справы якогось пана Шахна, земянина его княжеской милости з маетности Сверженской, который задарши се з паном Миколаем Служкою, старостичем крычовским, суседом той же маетности Сверженской, дывне штуки вырежал и паны [11] затруднил, аж добре се его милость пан маршалок (звлаща яко в молодым веку сам) доведивши се, з паном Служкою до поровнаня приятелского пришол и пану Шахнови за добре не мел. От тых часов завшем служил в потребах его княжеской милости пана воеводы нинейшого троцкого, хоть потым не завше притомне, однакже правдиве и пилне аж до той старости моей, в которой то, а меновите в року панском 1603 пишу и детком своим раду мою зоставую, абы се при мне и по мне ого княжеской милости и детком и домови его княжеской милости прикладом моим служить се не вымовляли. В том року 1572 дня 8 фебруария сполнило ми се от нароженя моего лет 26, а семый двадцатый настал.

В тым же року нещасливого месеца марца второго дня в неделе предеднем умерла намилшая матка моя Феодора з великим жалем пана отца нашого и нас, детей их милых; которой тело пристойною учтивостю поховано в Ляховичех в церкви руской.

А ту се за смертю пани матки моей розерване мыелей моих стало вторе: были ехать до Угор и до Турции, зведати инше краины далеко, научить се ремесл розных, кгдыжем был жалосный.

За смертю пана отца моего деток ховане и опатроване, албо опека деток их, братей и сестер моих, на мя припадши, в тых кутех света мне затримали.

Того ж року был съем валный у Варшаве, але король, его милость, Август юж был хорый, протож се ничого не постановило. Был и чауш от турка; слухали то панове радние; на местцу королевском арцыбискуп Якуб Уханский седил. Мовил турчин, слуга чаушов, за его указованем турецким по латине, которому признавано, же добре мовил; а при отправеню чинил му респонс пан канцлер Валентый Дембинский по полску. И татарин наш наготованный хтел му толмачити, але чауш не казал, поведаючи, же сам розумит по полску; указовано то от многих людей, же се туркове в Парыжу французком пилне латины учат, а бодай не перенеслы се до них науки, яко се перенашали первей от народов тых до других, што тепер, яко слышемы о великих наук [12] розмноженю в панствах турецких, хоть теж и веля християн, туркам прилекглых, в языку се их турецком закохали; а што ведеть, ку чому то за часом своим пан Бог привести будет рачил?

Под тыж же часом король, его милость фримарком за Свислоч пустил Ляховичи его милости пану Яну Ходкевичу, на он час старосте жмудскому, и взял е его милость 12 дня червца в том року 1572; того теж дня человек зацный, подле Ляхович мешкаючий, Федор Юрыга, умер; ям был у Варшаве при дворе, где теж поветре морове значне се показовало. Король не хотел было выехати, аж дворяне на замку мреть почали: померли пахолята Былицкий и Конарский, а червца 19 умер князь Массальский, в ласце на он час королевской будучий, тедыж король его милость, улекнувши се, дал се вквезти на ночь до Пракги за року Вислу; и так далей проважоно короля у возе великом, на то заготованом з блоками, а в ним ложко з королем лежачим высело. Приехано з ним так до Кнышина 28 червца, а я еще в дорозе впал в тежкую горючку и казалем со вести до Кнышина, кгдем се ледве з тое горючкм выходил. Умер король, его милость, Август в понеделок липца 7 дня, годины третей з полудня, которого смерти, яко со там сподевано, не таено, але зараз всим обявлено 8 дня липца; в шаты королевские убрано 9 липца; еще без труны на столе при стене всим людем, кто хотел видети тело королевское, указано; 10 липца до труны тело вложоно; а за тоюж смертю короля его милости и хоробою моею зостали листы мое неподписаны, которые мне король, его милость, на маетности дание написати был казати рачил, што се великому нещастю моему причитати мусить.

За тым зъезды в Полше и в Литве бывали. Послы цесарские и от инших панов приездили; от турка се пилно выстерегали; немней розерваня з Литвою обавяли се, абы се Литва з московским не порозумела; и протож были от поляков в Кгродне пан воевода подолский и пан каменецкий, кгде се о згодной елекцыей намовили (опускаю то, яко ведаючи достаточне [13] то от инших выписано). В том же року 1572, видечи я пана отца моего осиротелого и велце для смерти малжонки своей жалосного, радячисе и намовляючи се з нам, зрозумилем, жебы позволил на яким владычестве живота доконать; доведивши се о ваканцыей владычества пинского, чинилем всяке старане, не жалуючи праць, накладов и розных практик, кгдыж то все для добродея отца моего милого был повинен; але кгды ми до накладов пенезей не стало, былем так нещастный, жем се ту около Ляхович у людей тых, кторым ем се часто в потребах их згожал, на узычене пенезй способити не могл; аж о котором мней надеи мелем, пан Андрей Жданович Доровский, и по смерти му добре слово зоставую, же ме пенезми был поратовал, жем то владычество пинское пану отцеви отримал; на которе в року 1573 стычня 15 дня в Новгородку от митрополиты Ионы Протасевича посвецоный был; до Пинска приехал на столицу свою 26 стычня в понеделок. З тых всих речей нехаи буде на веки самому пану Богу честь и хвала. Аминь.

А так, з Пинска се отправивши, почалом се старати о отыскане в Турове, где князь Константын, воевода киевский, боронил, для чого знову переездов, накладов не мало быти мусело; былем в Турове у княжати, и зоставил ме еще на обетницы, и так долго зволок, аж в Кракове на коронацией короля Генриковой року 1574, кгдым му послужил до отысканя именей Острога и инших, през пана Лаского, воеводу сирацкого, королеви Августови заведеных, тож был в Туров пану отцу моему поступим казал. Тамже ркомо, поуспокоивши се, пан отец мой был на той зацной столицы владычества пинского в всяком люцком поваженю, доброй славе и оздобе, але не долго, бо в року 1574, будучи в Турове, впал у фебру и з полрока в ней бывши, умер в Пинску, року 1575 дня 9 марца в середу ранючко, где потом и тело его поховано в церкви святое Пречистое, а на мене припало ховане деток и плачене не мало долгов его. Але пан Бог мой не опускал ме и в тых речах, розумови коему трудных, але ме значне ратовал и зе вшех их [14] выбавити рачил; нехай буде зе вшех добродеств своих Пан Бог нохвален на веки. Аминь.

В том теж року умер в Ляховичах сын пана виленского, пан Ярош, маючи около лет 15, а в той молодости своей был мудрости и розторопности великой. Умер теж пан Андрей Грегорович Ходкевич, подстолий великого княжества литовского, велице добротливый и рыцарский пан, которому мено было дати в малженство воеводянку виленскую Радивиловну, але се те тою смертиею пана подстолего розервало: и выличил небощик пан виленский, же то юж была за ого ведомостью одинаста пара людей з дому их Ходкевичовского, приходечи до сповиноваценя з домом Радивиловским, розервана.

Року того ж в маю зъехвши се панове и рыцерство до Стенжицы, конклюдовавши Генрика короля болше юж не чекати, до елекцыей нового пана приступили и змешкавши там три неделе, розехали се, в розерваню ничого не справивши. Ехалем за позволенем пана моего до Острова, у Люблина местечка будочого, мелем справу там з шляхтою Казаовскими от их братовое, цорки годного намети мужа Стефана мостовничого, отца суседов моих, панов Вадошинских. А, едучи до Брестя, пред Полюбичами былем в великом страху от грому, же муселисмы под частыми срокгими перунами, значне межи нами спадаючими, ехати мили з полтретей, не маючи, где зостановнти се; потом, приехавши до дому, былем у того то пана мостовничого, а меновите липца 24, о неделю, а межи иншими розмовами припоминалем тот страх громовый, якосмы се натерпели; он на то поведил, же му еще молодому в Кракове от якогось переежучого кгвяздара практыковано, же мел меть смерть от грому в року живота его шестдесятым, а якобы му юж з ласки Божей лят шестдесят минуло; и так се покгласкал по бороде; за чим на сердцу моем стало ми го барзо жаль, и пытам; если се боит, кгды му се трафит быти под громом? рекл ми на то: же не дбает никгды, ежели где потреба была з душным збавенем. А по тых розмовах и розеханю нашом в десети днях, меновите серпня 4 дня, [15] в четверть, того пана мостовничого гром забил в полю, под сосною, под которою был, для дощу подехавши, станул.

В той же оеени был пан виленский з войском у Лифлянтех; зобравши се, взел Борку. А ям был на Волыню, у Олыце. А (к) воли пану Стефану Лозце, маршалку мозырскому, былем з ним у Бабине, у шляхетного мужа, пана Андрея Бабинского и змовилисмы за него сестру пана Лозчину, панну Томилу, в том року 1575 месеца паздерника 21 дни.

Року 1575 мисяца лютого осмого дня сполнило се мне лет тридцать и настал рок 31. Воды в том року на весне гвалтовные были, и трафило ми се быти, кгды бронено вырваня у млына ляховецкого, названого Нового, где Януш млынар стал на крайней балце, отбияючи пешною кригу ледовую, а за ним два хлопы древном великим з мосту тлукли теж лед и упустили тот паль, который, выпадши им з рук, ударил Януша млынаря в тыл головы; а он упал в став до воды, а нараз през упуст пренесеный на дол у глубину великую и не рыхло з ней указал се, несеный далеко водою, а пешне пред се мел в руках своих; аж так и вышел з воды и над надею всих нас, людий там будучих, жив зостал, бо не можна му было жадного ратунку дати.

Лета того от неякогось Пацкевича Степана и Михайла Зверева москвитина и от инших неприятелей моих, щастю моему, хоть малому, пред се заздрощающих, мелем немалые фрасунки, з которых ме сам толко Пан Бог, хвалы вечное кгодный, вызволил. В том же року вересня 11 дня былем на комисей в Менску, межи князем Соломирецким и местом Менским; была бурда велика там и также Пан Бог оборонил.

Паздерника 5 выехалем з дому до Туруня и вступовалем до Белой, где была справа велика его милости пану Радзивилу з опекунами Тетерскаго о имене Свержино; оттуд на Варшаву ехалем я былем в Туруню 23 того месеца паздерника; там был юж Стефан король, яко 15 дня того месеца приехал и сеймовал, а цесарь Максимилиян 12 дня паздерника умер. На сейме тым, кром [16] о Кгданщанах намов ничего не справивши, пожегнали послов» короля его милость 2 декекбря. Ям не мало справ судовых мел пред королем его милостю и щастило ми се за ласкою Божою.

Позналем се теж з королем Стефаном и его венкграми, которых найчастей панове до себе на обеды прошивали; и я помню: Заичди Януш, Барити Юригай, Нодох Петер, Батори Петер, Бурномиса Януш, Кенды Петер, Верфевич Мартин, Поляк Мигай, кухмистр Крачок, а пахолята: Ференцый и Асемерый.

Там же в Туруню привиталем новый рок 1577, а в ним приехалем до дому в неделю дня 13, месеца стычня; а уклопотаный вже будучи працами и волокитами уставычными, уважаючи теж волю и росказане Бога всемогучого, уступилем в том року 1577 месеца февраля десятого дня в малженство светое з теперешнею малжонкою моею, Ганною Болотовною, сестрою пана Данила Болотовича з Руси; которых то Болотов продок, человек значный, еще за короля Казимира з Москвы был приехал, на имя Антоний Болото; и был славным мужом и потомки его през час немалый; а другие з них, розродивши се, розно се розышли и под панами некоторыми оселости боярские побравши, яко то ве Шклове и инде, мешкают. В маетности сны се з обу сторон ровной знесли были, але, з блогословенства Божого, была нам семйа спора и помнажаючаясе над працу и надею нашу; милем з нее добру жону; не уприкрылы ми се для ней дни живота моего; была бовем у пригодах и хоробах серца мужского, цноты великой, пыха и злие мысли снать у ней никгды до серца не наступовали, ку убогим, хорым и засмучоным людям упреймого милосердия, же и в ночи, спати не могучи, о таковых ратунку мыслила и старане чинила; а хоть у вере руской трывала, але так бачне и не упорне, же то намнейшей незгоды не указовало и люди видеть того не могли, тым же болшей, смотречи на наше спокойное, тихое и веселое номешкане, в заздрость впадаючи, мовами своими фальшивыми нас щипали и разными способы иншими; а наконец и чарами прешкодити то усиловали, але Пан Бог, который ме пасл одного самого, не опустил ме и з тою малжонкою моею и не подавал нас на волю неприятелей наших, але, их [17] самых розными плякгами дотыкаючи, яко от скалы от нас отпалых и завстыжоных зоставовал, а нас, з ласки своей, в деточки помнажал; якож напрод ку великой потешности дал нам первородного сына Яроша, а потым иншие сыны и цорки, же по нинешный рок 1604, яко се то пише, сполнило се сынов 9, а цорек пять, з которых юж мамы Яроша, сына нам милого, жонатого, а цорку нашу Раину в малженстве за паном Яном Греским выданую, о чом будет на потым на местцу своем ширей.

В том року бавилем се в дому его милости пана виленского, а начастей в Ляховичах мешкал. Под тым же часом в маетности бискуиства виленского у Недведичах был урядником пан Василий Рогачовский, человек мудрый и великого захованя у людей. Мел малжонку у себе Токачовну, невесту барзо добрую; ово не ведет з чого впал в меланхолию, о всем собе зле тушачи, наконец о ласце у князя Валеряна, бискупа, пана своего, и товаришов; а бискуп он цнотливый миловал его яко сына и товарищи не были му незычливими; которого, яко на ме велце ласкавого розными способы отводилем от того и поднялем се был ехать з ним до Вилна для опатреня здоровя его; а, зрозумевши по ним, же мыслил о учинене якой смерти собе, бо ме просил за женою и церкою своею, ознаймилем малжонце и некоторым слугам его; якож они покрыли были железа и ручницы, але в понеделок святочный в тым року, мая 27, кгды се люди при полудню розешли, замкнувши се сам один, ручником се в избе (повесил). Стало се то з великим страхом людцким, и сам его милость пан виленский, услышавши то в Ляховичах, был дивно стрывожоный и веле на то мовил, конвледуючи; «же не ведают люди, не ведают, що ест шатан!» а потом за его ж милости помочю выпровадилем з Медведич до себе в дом малжонку и цорку небожчиковску и поховалисмы тело его в Ляховичах у старой церкве, а пани, змешкавши при мне и жоне моей в дому моем шесть недель, отехала в повет минский и шла была замуж за пана Макаровича. Я, жем се был барзей преетрашил, бовем першого ж дня, звлаща в ночи, былем там у паней Рогачевской, и знову [18] в Ляховичах, мелем се не добре не спаню, а летавцам што начастсй видел, но толко в ночи, але и ве дне, же и иншие люди, при мне будучи, видели; мне теж не див было: надивнейший припадок, о котором в року 1566 писалем.

Того ж лета король, его милость, Стефан под Кгданском з войском был, а московский Иван у Лифлянтех замков веле побрал и позаседал; тамже з под Кгданска з обозу принесено ми листы короля, его милости, на мостовничество пинское и сервецкое, по небожчику пану Стефане вакуючое.

В месецы лютым указала се была комета велика на зимным восходе сонца и была час не малый.

Року 1578 его милость пан Ходкевич, пан виленский, сам з войском ехал до Лифлянт, барзо хорый, а мене на сем до Варшави выправил в пилных справах своих и княжати Корецкого, пришлого зятя своего; который съем зачатый был стычня 20 дня; маршалковал межи послами наш литвин — князь Лукаш Болько Свирский. На тот сем привезено Подкову и дано его зараз за страж гайдуком, потым и пута нань вложоно над надее его, кгдыж му ласку королевску обецовано; тот ж потым лета пришлого ве Лвове, к воли туркови, стяти дано. На том же сейме был у Варшаве княже Ерый Фрыдерык з Аншпах, маркграбя бранденбурский з малжонкою своею, вырежал му король Стефан и королева велику учтивость и банкет великий ве дне и в ноцы з танцами чинено; и выправил собе опеку над княжатем пруским, але му потом княжна малжонка его умерла; шидзоно при дворе, же се порушила танцем, припоминано то теж, же нешкодене (sic) был его милость пан Замойский, канцлер, от того Аншпаха, яко и от Кгданщан, а то щасте вшистко праве заразом з ласкою королевскою ему было принало.

В том же року по святах в Новгородку, под роками земскими, запаливши се в ночи от стодолы пана Андрея Ивановича, писара короля его милости, згорело домов 12. В теж часы умер пан Александер Ходкевич, староста городенскый, пан барзо добрый; погреб был тела его у Супрасли 31 дня августа отправеный. [19] О светом Михале былем при его милости у Городне, маючи великие справы перед судом земским.

Того року 1578, 22 октобра побито от наших Москвы под Кесю о два (пробел в подлиннике) и арматы немало побрано (пробел в подлиннике).

Року того ж 1578 в листопаде дня 9, в день неделний, умер княже его милость Юрей Слуцкий, през великие богатства и скарбы собраные славный пан.

Року 1579 о трох кролех былем у Городном маючи потреби немалые. В лютым засе 23 дня умерла побожна пани Маковецка Анна з Синевиц. В маю тож 3 дня в неделе былем при великим жалю и фрасунку у пана Ивана Баки у Осташине, именю его, где му умерла малжонка Александра княжна Крошинская. Человек то был невыповедяной доброти, пани шляхетна, бокгобойна, уроды цекной, але покоры болшой як веры, же от пана Бога и людий всих была милована; пророковалем на серцу моим, же не мел мети такой другой: якож взял потом тетку ее, котора первей была за Турчановским и Подаровским, Татянну Скуминовну, далеко юж розну от той первшой, хоть еестреницы ей, надер скупую, котора до зобраня пенезей ему помогла, але от датку на збор новокгродский и учинки милосорные звыкло отвела, бо за небожчицу першую и мне был кони зе три дал, а за той ни козлятка, а еще ме и великой шкоды набавил: напервей по забитю сына моего Яна при Бруханском преставал, а потом, за отданем от велможного пана Александра Ходкевича маетности Добромышльское сынови моему Ярошови, был заздростю затопеный, штрафуючи о то зацного пана и шацуючи ту маетность на пятнадцать тисячей злотых: затым одервал в Деревней себе до живота влок оселых з рудником и млыном пять, а суми прибавил за выкупно у себе ж над 14 сот коп грошей — еще шесть сот коп грошей: нех му то тогда Пан в он день справедливый Судя (отдасть).

Того ж року 1579, августа 4, у второк, годины 18, в месте виленском умер он великий пан, а монархам справами своими ровный, Ян Ходкевич, пан виленский, староста жмудский, з [20] велкою жалостю люду посполитого; которого потом 13 октобра погреб отправено на замку виленском, в костеле святого Станислава. Король его милость Стефан в те часы был з войском под Полоцком и добыто Полоцка 30 дня августа.

Потом в декабры был съем у Варшаве, на котором пан Андрей Тризна и я з повету новгородского послами были, и працовалисмы, пишучи трибунал; якож увесь написаный и король его милость подписал его нам, але выдати не мог без констытуцыей, которой з того сейму не было, толко универсал поборовый. Была там у Варшаве ей мость пани виленская, стараючи се о вечность маетности Свислоцкой.

Докончил се тот сейм 9 стычня року 1580, а в тыдень потом было веселе на замку; отдавал пан канцлер Замойский сестру свою за пана Дялынского.

Там же у Варшаве року 1580 стычня 18 згорело на предзамчу 60 домов; гайдуки и венкгрове незле бронили, лечь неподлей и рабовали, што се трафмло, а король его милость был убралсе по великой осторожности, бовем то в ночи было.

В року 1580, месеца кветна 23, в субботу, на прояждце короля его милости Стефана у Вилни, замовивши се его милость пан Криштоф Радивил, пан троцкий, гетман великий з паном Володимером Заболоцким, москвитином, якобы Володымир не хотел му шапки зняти, пришли потом до слов злых з обудву сторон: здрады и отметки; кгды се мовил пан троцкий на Володымира, теды Володымир мовил: «самесь такий». Зачим, образивши се пан троцкий, ехал до пана воеводы виленского, отца своего, который, выслухавши скаркги о той припадок, так му рек: «не помстишь ли му се того, теды и я о тебе так розуметь буду, яко то он назвал». Той ночи намней пан троцкий не спал, фрасуючи се на Володимира, и стал за брамою Завилейскою в дворе своем, прозванном Довойновском, где до его милости зъехали се ротнистрове и жолнере великое множество: а Володымир стал у мещанина Полгрошка, которого дах припущоный был в дах каменницы Авкгуштына, войта виленского; з которое ж то [21] каменицы и даху войтовского коморники пана троцкого вшедши под дах Полкгрошков и прекопавшись в песку на избе, видели Володымера и што се з ним деяло, яко потом ездил до панов сенаторов, просечи о поеднане пана троцкого, але же се было спознило, обецали му со были на ютро. Потом в господе своей ходил до лазней, о чим всем давали знать коморницы и инша челядь пану троцкому, пытаючи се: «каже ли? теды могут его з пулгаку забити». Але его милость не казал, и так в тых пересылках ночь зошла, а рано, в неделю 24 кветня, ведечи пан троцкий о всем, же се Володимир готовал до церкви светое Пречистое, заехал з улицы и брамы Завилейской ку костелови св. Духа, где велкость людей пеших в кляшторе была, а ездни в улицы; и перепустивши Володимира за фортку, одни з стороны, а другие з великих ворот и з той улички указали се, пред которыми шол пехотою (пробел в рукописи). Кгорецкий, маючи свой гнев на Володымира, тот споткавши се кинул Володымерови камнем до перси, а Володымир добыл таблицы, которую носил з правой руки и левою се рукою боронил потужно. Москва, его слуги, поутекали, окроме Путила званого москвитина; тото се самотреть з литвинами двема зостановил, але от велкости людей поранени зараз были, а Володимир, ку одной строне под муры складаючи се, уступовал; тамже его тот же Кгорецкий кордом под правое перси перепхнул, же юж без мовы ве двух годинах умер.

Та весть кгды короля Стефана на замку, еще не убраного, дошла, дивне се был стревожил, же не рыхло до убираня пришол, ходечи по покою, ляментуючи, аж подканцлерый коронный, князь Боруховский, приехавши, гамовал его, розважаючи тот нещастный припадок: ведаю, же и сам пан троцкий не хотел его забити, одно выбити, але се то иначей стало за власною васнею Кгорецкого, же Володымир, зоставши старостою трабским, приворочал его под свою владзу з якимсь именьем его, которе пред тым в присуде тым трабском было; ехал был зараз потым пан троцкий до короля, але король, выславши к нему того ж кнезя подканцлерого, воротил его и до себе ити не казал был; потом сам пан воевода [22] виленский у короля был, отмовляючи сына свого и заступаючи, же то он казал, здаючи здорове свое на волю и ласку его королевской милости.

Не мало се то так терло. Сенаторове короля его милости усмиряли, аж 11 дня мая в середу допустил король его милость пану троцкому в себе быти, застановивши, абы намней Володымира не упоминал; и седил король на предпокою, а мы люде, не ведаючи того, тиснелисмысе, хотечи слышеть рацыю обмову пана троцкого, который, пришедши, просил короля, абы не мел за зле, же през тот час з некоторых нещасных припадков своих у его королевской милости не бывал, надто ничого болшей не мовечи; шел король на покой, а сенаторове, допровадивши его, зараз з паном троцким розехалисе.

По тым на першом сейме, з ведомости королевское, сестра Володымирова, котора з Полоцка з мужом была взята, позвала была паза троцкого; там также сам пан воевода виленский пана троцкого заступовал. А маючи вшиток сенат по себе, короля ублагал и сестре Влодымеровой щось пенезми дал. На он час, при забитю Володымира, король, в тым своем запаленый гневе, написал был цедулу рукою своею: кто был Володымир, яко лет двадцать чтыри стравил, на дворех королей венкгерского и полского се мужественно завше в речах рыцерских поступуючи, а того дня у спикненю и збунтованю людском згинул; и хтел то мети на хоругви над гробом его.

Ям был добре ведом Володымира: и не учинил того он з пыхи якой, не чапкуючи пану троцкому, але з меланколией своей великой, же, едучи, сам з собою мовил, мыслил и частокрот, на спотканю з паны, миял их, запомнявши, се, хоть кто другий чапкованем почастил, то аж напомненый от слуг, волал за ним, для Бога просячи, абы не мел за зле.

В теж часы был у короля в Вилни гонец московский, стараючи се о вызволене вязней и о примире.

Року того ж 1580 червця пятого дня, дворяне королевские, зеслани во Троках, поймали и, приведше до Вилна Григора Остика, [23] дали до везеня пану маршалкови, которого потом, неяких намов и порозуменя его з Москвою досвятчивши, дано его стяти 18 дня того ж мисяца червца в месте виленском пред костелом святоянским. А король того вечора выехал был на войну, и был потом под Луками.

В Слуцку на тот час были и докторы: сандомерский Бартолян, краковский Мартин, Фоскос любелскый, Лавренцыуш слуцкий, старый и добрый; там се веле панов, пань и розного стану людей на лекарство зъехали, и якому Пан Бог здравил, оправовали се. Року того ж 1580 вресня 5 король его милость под московским Луки взял был и люд под мечь дано было, яко упорный, который замок потом за примирем вернен московскому. В теж часы пан Филон ², убезпечоный през фалшивые шпекги з невеликим людом припал был до Смоленска, а там великое войско было московское, же аж той же ночи Филон уходил; людей наших сила погинуло; там же суседа моего Михайла Зверова, москвитина, поймано и обвешоно; был ми то велким неприятелем, пане Боже отпусть му! В том же року был король его милость, змовляючи се о потужности пришлое войны. Року 1581 генваря 20 в пятницу жона моя мила, Ганна Болотовна, уродила мне сына Иохима туж преде днем, а на цалом зекгару годины 14. Тот на сесь час, вже тому три роки, ве Влошех у княжати Мантуанского. Пане Боже му благославь!

В месецу червцу Москва, невидоме в руски земли вторгнувши, огнем и мечем и забранем великие шкоды починила.

Того лета и весны, в року 1581 король Стефан был под Псковом гдем иж през хоробы мое не был, слухаю рад инших, которие, ведоми будучи, о том выписали. Бородич пан Иван, повинный мой, едучи з под Пскова, умер в дорозе кгрудня 22 дня, а похван у Кгравжишках.

Року 1582, названого от мене нещасливого з певных причин, же ми в ним марца 22 умер милый и единый же у мене [24] рожоный брат мой Иван в месте виленском; и не дошла ме та ведомость през злую дорогу, аж за тыйдень; през который тыйдень, будучи я в дому моим, яко у тридцати милях от Вилна, тескнилем барзо, жаловалем и мовилек до жоны моей, же запевне ми брат умер; так то серца людзкие чують з далека припадки деток и милых приятелей своих. А про тож ездилем до Вилна и далем тело его поховати, водле порученя его, у светое Тройцы, церкви руской; зажилем жалю над обычай и злое дороги, а, едучи назад, ледвосми вся не потонули на Немне реце под Ивем. Ям был з гостем якимсь один там приехал, и юж се з нами пром починал был на нурте заливати, и так, напоминаючи перевозников, абысе не лякали (бо юж были шосты порутили, мовечи, же гинем), а горечо Пану Богу се молечи, переехали; а после слуги, з возом моим и зо всими конми едучи, на том же местцу тонули, кони зпыхали, а тым болшей лодки заливали, же вси дошчки вода знесла, а воз передними колы завесил се в лоди, котора на гору шла, а другая се лодь у воду занурыла; люде перевозные и слуги мое были в лоди, а инши, побравши се конем за огоны, не ведали, што се з ними дее, ино кони шли теж за лодею вниз, куды вода несла, аж е потом на берег, гдем и я был, принело межи лозы, и там се ратовали; ово толко, задумавши се дивным чудом Божиим, хвалилем насветшое имя Его. Потом сентабра 23 отдалем сестру мою панну Зофею за пана Щасного Самсоновского. Месеца паздерника 21, в неделю, умер зацный и богобойный муж Иван Третяк, приятель дому нашого, а по нем декабра 10 умерла добрая приятелька моя, пани Твиклинская Дорота Кграбовская, а сам по ней на велканоц умер року 1583.

Року 1583 под кгромницу зима се постановила моцно по первших неуставичностях; мелем на тот час у себе великим приятелем старосту ляховицкого, пана Симона Шлятковского, которому дня 21 лютого жона, Сулимянка, умерла з великим жалем веля людей, а за нею в том же року новембра 18 и сам Шлятковский умер, человек през великую доброту свою вечной годный памети. [25]

В том року 1583 пани виленская в повете новгородском мешкала, а я з роков на другие роки уставичне и в розные поветы: до Новгородка, Минска, Слонима и Волковыска ездити муселем; а в посте муселем у Вилни и знову о святках тамже быти для справ задворных, которых се намножило было, мандатов всих было 17; розмышлялем в собе, яко за живота пана виленского и один позов по него не был, але се тепер нагородило: приятели не дбали на оное захованя давное, кождый своего щастя смотря, а Ходкевича жадного в раде королевской не было, а на конец и (пробел в рукописи) ветуй Пане Боже на потым.

Року 1584 февраля 5 оженил се был пан Мартин Окунь з панною Боянецкою. А на заутре оженил се пан Ян Монвиж з панною Мложавскою; отправовала си веселя пани виленская в Ляховичах з великим достатком. В марцум мел справ панских сила у Вилни пред королем, и в речах королевских пилновалем, и взывано ме на инстыгаторство.

В том року пани виленская мела затруднене немалое з Матфеем Волком, который, маючи еще от самого пана его милости фолварк ляховецкий Павлюковский у пети сот копах грошей, справил был себе другий лист неправдивый на другую такую ж суму пенезей, для чого аж сама ездить до права мусила и очевисто перве у земства, а потом и у гроду фалшь задавала; потом он того листу отступил и то аж в пришлом року. В том року 1584 августа 28 уродил ми се сын мой Лаврын.

Року 1585 зима была барзо тепла; быдло на поли бывало и волы тучоно. Пан Кгзовский старый в лютым паралижом рушоный, а 8 марца умер. Мая 26 перун замок на Мыши запалил, который барзо прудко згорел; тогож дня, а подобно в одной године, ударил перун в дворе моем у сырницу и голубинец, але не запалил и не забил ничого: дитя туж было и голубята в голубницу.

Року тогож месеца новембра 3 жона моя сына Мартина уродила в ночи на 8 године. [26]

Року 1586, будучи мне у писара ляховецкого, Федора Зенкевича, на чти, у других зваде, а за мои розважаня, ранено мне в руку левую и не ведилем от кого, а то было стычня 19 дня; а кгосподарь был целый; пред се потом врыхле 23 лютого умер з горючки: веку мел лет 36, человек был и мой приятель добрый. Потом в марцу былем в Вилни для потребы Кгославского и ездилем до Ковна; там же мя, марца 5 дня, ночуючи у Рынконтах, разбойницы мало были не забили, але, за ласкою Божою, виленцов обоз немалый в туж стодолу наехали, а разбойницы поутекали, а кгосподарь, якийсь теж нецнота, вымавлял се, же што мел чинити, кгдыж на ночь збере се не мало и, што хотять, то чинять. Самому Пану Богу хвала за его оборону! Таже, до Вилни звротивши се, далем был пенезей Кгославскому на имене его Скубятовское; перв заставою, а потом и на вечность купилем.

Король, его милость, мешкал того лета в Городне, отпочиваючи от первших прац своих: юж се теж часом капелюшем и рукавицами не мерзил, з чого Венкгрове сперва шидили; бавил се теж выездчанем на поле з мысливством. Мне того лета пришло в него и по два крот в потребах пани виленское и деток пана моего быть, якож меновите липца 24 мелом пред королем справу з Тарановским безносым, который, по змове з иншими жолнерами, якото хорый, на то выставеный был, розумеючи, же у короля в место ялмужней мел отрымати презыск на добрах панскых за заслуженное свое, за чим бы своих долгов вси дойти могли; позвал был паню виленскую и детки о три тысечи золотых и кгдым указал истоты королевские и его самого, яко веле у скарбе славное памети пану виленскому и жолнером винно, а потом указалем протестацыю сеймову, же се заплаты упомнено, и яко се змовили жолнери, и яку бы то шкоду детям пана моего принесло, теды, по одступеню моим (яком потым от панов ведал) в так ясней речи вагал се король долго, если (то) отложить, яком я просил, до заплаты тых сум з скарбу королевского, чили зараз присудить на добрах панских; в чом от панов рад, а меновите: пана Воловича, пана виленского, пана [27] Глебовича, воеводы троцкого, пана Льва Сапеги, канцлера, пана Войны, подканцлерого, спартый будучи, так позволил, мовечи: же конечне был я те заслужоне тому жолнерови на добрах пана виленского присудил, бо не указано з тых протестацый сеймовых, же се упоминано заплаты именем своим и всих жолнеров. И так нам отложоно до заплаты з скарбу, ведля истот королевских. Ведае то Бог, когды то будет. Там же в Городне на тот час, июля 12, умер пан Михал Гарабурда, впадши в горючку пятидневную; не могли докторове Буцеля и Сымони урятовати и трема днями пред его смертю ознамили королеви, и уряды его были назначены и упрошоны иншим.

В том же року, окрутного кгрудня месеца 12 дня, тот славный и велце зацный пан и монарха великий, король, его милость, Стефан Баторый умер на замку городенском в милых палацах своих, от него збудованых. Шкода, королю, жесь по великих працах, до которыхесь се был з молодости приучил, и те лет килка в Городном се у отпочиваню твоим забавил! А моим зданем, гдыбысь звыклой працы уживал, еще бысь был далей потрвал; але певней ведал то пан Бог, чому так, а не иначей мети хотел.

Року 1587 стычня 9 снило ми се, о чим я не мыслил, жем был в месте влоским Мантуи, видел кнежей Мантуи положене замку, места, вод, мостов мурованых. А кгдым то оповедал пану Андрееви Скорулскому, который там бывал, поведил, же есть положене власне таке, як ми снило. То снать презентовало ехане нам сына моего милого Явхима, который в року 1575 еще поехал, и по той час там мешка. Марца 16 уродила жона моя першу цорку Раину.

Тогож року 1587, по смерти короля его милости Стефана, зходил тот рок елекцыями, бо порознивши се у обраню пана, едни чекали и привабили были Максымилияна, сына и брата цесарского, а инши, которые зезволили были на Жикгмонта, короля шведского, чекали его теж, и затым была им битва в Бычине, в року 1588, стычня 19 дня; по переграню стороны Максымилияновои, и [28] сам был взятый, и не мало панов полских, которые з ним переставали.

А Жикгмонт, короля шведского сын, за приеханем своим был зараз коронованый, еще первей в року прошлым, 1587 декабря 26 дня.

Року 1588, стычня 28 дня. Жикгмонт третый, король полский, на Литве присягу повторил, бовем был без наших коронован. В том року 1588 былем з паном Одаховским ве Шклове и в Копыси недель з осм. А пани виленская для лекарств была у Люблине, а кгды се ей на здоровю не поправовало, ехала была до дому, и едучи на дорозе, в местечку в Козим Рынку умерла 3 дня кветня. А 21 червца погреб ей отправено у Гнезне в костеле евангелицком мурованом.

В том же року липца 30 жона моя родила цорку другую; дано ей имя Галшка.

Року 1589 на нове лето у нас ту, в повете новокгродском, муж был барзо добрый Альбрехт Кавечинский; отдал разом на одным веселю три цорки све замуж; который, сынов не маючи, одно цорек шесть, не фрасовал се намней о то, и еще зознавал, же так му лепей; а то снать чинил з побожности своеи, же волю свою подбиял под волю Божу. А гды му се так трафило отдати замуж разом три цорки, люди посполитые практыковали не долго быть малженству так одного дня отданых; якож потом врыхле умер му старший зять Москалницкий, а в року 1603 померли два: Вировский и Высоцкий. Ово не легце потреба важити и голосу людского, ведля оней приповястки. «вокс попули — вокс Деи», бовем о вере оного человека жаден вонтпити не може. Был и в том пробатус, и того се он против той людской практыце, ему певне ведомой, важил се з зупелности веры свей, же се ведля практыки той не могло стати ничого такого.

Року 1589 стычня 28 дня пан Александер Ходкевич короля Жикгмонта третого у Гродне перший то кроть привитал, также королевую тетку его и сестру его королевну их милость; мевал в себе сеяаторов из двору королевского завше на учтах. [29] Потом была его милости справа, 31 стычня, о аренде мыт старых литевских, также о аренде з маетности Бирштанское и инших; меновано того на 50 тысячей коп литовсках и указовано на то истоты пана небожчика, а в нас намнейшей квитацыей не было. Ям в тей справе мовил яко налепей,— пан Бог здарить рачил,— болшей се спускаючи на ласку его королевское милости, а указуючи веле заслуги пана его милости и иншие правные причины. А были при его королевской милости сенаторове: князь Барановский, бискуп, пан Дорогостайский, воевода полоцкий, пан подляшский, пан Сапега, канцлер; были вшитцы их милости нам зычливи, так, же декретом король его милость, даруючи то, отпустить и з того квитовати казать рачил. Тогож дня кнеже Семен Слуцкий короля витал пред покоем з орацыею наготованою, а, яком ведял, от его милости, пана Миколая Крыштофа Радивила, воеводы троцкого, написаною; мел при собе зе двадесять особ ланцужно, але у пана Александра было теж нас также веле, а вшитко старие слуги, сивцов болшей, в жалобе по паней виленской, теды король и пани болшей очи до нас обрацали и королеви указовано, же то вшитко слуги небожчика пана виленского, отца его; аж нам мило было того щастя заживати, бо и пан, и мы вшитцы зналисьмы волику милость от вшитких людей.

От своих приятелей горей-сми мели, бо, приехавши з того щастя, за якусь опеку поеднал пан Александер пана Волского осмнастусот кен грошей, а при нем и Кумолки (весь коштовна от Гнезна) за якимсь то змышленым правом зостали, а панов троцких трима тысечами и шестю сот коп грошей. Так-то дети пана моего в долги заводити почато. Потом поеднал князя Семена Слуцкого за неякую весь Хоромцы, от небожчика проданую, а на то права не мел очищати; описал се был за то заплатити дви тысячи злотых; отдано теж потом сестру их милости, панну Зофею, за пана Дорогостайского, року 1590 септембра 23, у Вилни, и то быти мусело з великим коштом их.

В той осени, року 1590 были поветра моровие на розных местцах и в Новгородку срогое было. Октобря 31, року 1590 [30] умер сусед и приятель мой, человек барзо добрый (беатус вир), пан Валентый Чарковский.

Року 1591 пан Александер Ходкевич посылал по всих маетностях отчизных, напоминаючи урядников, абы границы упевняли и з суседы без укривдженя их становили. Сам в Мышской маетности выездчал, где боярове Мышсцы Бутримкове зашли были кгрунт Верещачин и, напрацовавши се там сам немало, потом вземше мене и старшого Бутримка, на строне отехавши, выпытал вшиткой правды, иж то они зашли и новы тесы на дереве простым трибом положили, а старую (Пропущено два слова. – Распознователь) до Мыши указовали. А так, зрозумевши, зараз судям правду ознаймил, а старою границою от рогу граници Островское и Добромышльское вести тымже Бутримкам, а хлопом зараз концы за собою копать казал, кгдыж се на те границе обоя сторона згодили; обнесло то его в похвалу веля людей.

Року 1592 яко з осени, так и от нового лета не докучали зимна и снегов не было, и была то зима праве безснежна; колами вси ездили. Пан Александер был на сеймику трибуналском и не хотел се поднята на трибунал, а мне Григорей Униховский зазрял, так, же Жабка з Бутушевичом обраны были. Марца 9 кнеже Ян Симеон Слуцкий умер; чирвца 30 умер теж пан Каспар Керсновский, подсудок новгородский у Городей, маетности своей, положивши се на приполудню спати.

16 серпня пан Ян Кароль Ходкевич ехал еще до чужих землей, а пан Александер до Варшавы на сейм послом ехал.

Року 1592, вресня 1, во второк, на соймику в Цырине обрано на елекцией подсудковской на тот уряд чтырох, то есть: Ивана Маскевича, Оникея Униховского, Николая Подоровского и мене, из ласки Пана Бога всемогучого, который, яко хощет, керуе серцамя королев и вших людей ведля воли своей становит, отдано то подсудковство мне и привилей мне на то принесено до дому без великого стараня моего, 28 дня тогож месаца вресня. [31] И виконалем присягу на тот уряд мой на роках Трехкролевых стычня 6 дня року 1593.

Пан Миколай Тлуховский, слуга еще небожчика пана, завше мне велику приязнь обецовал и утвержал то рукоданем, а никгды ниц у панов молодых не допомог, же мое речи шли нещаеливо, потом дошедлем, же Иван Кречетовский, неприятель мой, сапомнялый доброхотств моих, которыем еще отцу его Хоме, казнодею Клецкому, и матери его, кеды ю жиды клецкие были в долгах взяли, показовал, и его, от продаваня дров в Ляховичах голца вземши, (Пропущено одно слово. – Распознователь) виленское залетил и при собе до права способил и прйучати се праву казал, змовивше се з тым Тлуховским, не тылько мне, але и панов в их справах ошуковали, а собе наганяли. Тлуховским маетность коштовну на Руси, названую Селцо, забрал, а Кречетовский Малковичи, Конюхи, Мазурковщизну; што все мне было от пана не толко обецано, але и листы подавано, которых потом пан Ян Кароль Ходкевич з их направы подписовать и скончить не хотел. А так, кгды се готовано на веселе пана Жалинского з панною виленскою Галшкою и Тлуховскому дойзрети поручоно, нападла то хороба дворска, указуючи се на голове и на чоле; чого он, хотечи без издебки збыть, казал жидови балверови мазати собе те кгузики шарою мастию, не замкнувши се, звлаще зиме; и так ездил был з Ляхович до Гнезней, а звротивши се до Ляхович дня 15 стычня, року 1593, казал еще лепей намазати; а в тым, кгды та масть серца допадла, тогож дня вечор знагла умер. Сполнила се на ним та приповесть: «зрадливе серце само се поразит»; не иж бым се помсты Божий, над ниприятелями моими выконаной, радовати мел, але тым зтвержам се у вере моей, же маю Бога правдивого и всемогучого, боронячого мене от всих неприятелей моих.

Року 1593 король, его милость, выехал з Варшавы до Кгданска и Швеции 23 серпня.

В том же року паздерника дня 15 умерла зацна и богобойна пани конюшина, Зофея Александровна Ходкевичовна Корицка. [32]

Року 1594 лая 8, в пяток, припала хмара сродзе зимна, спустила снег великий и лежал три дни; померзло от той хмары и зимна и ветру гвалтовного сила людей, по трою индей веспол, а немогли собе помочи. Птатства по гнездах самем видел барзо веле поздыханых; страх был и под дахом седячи.

Троха перед тым, мая 1, отдалем Яроша сына до пана Яна Кароля Ходкевича; жичу му з паном его вшелякого блогословенства Божого.

Року 1595 о трех королях роки-смы судили земскии новогродскии.

В том року 1595 Налевайко козак, себравши войско козаков, первей се указовал на Подолю, у Волошех, кусил се был и о турецкие земли, потом, ворочаючи се до Полши, сплендровал маетности пана Калиновского, мстечи се за обешене некгдысь отца его Наливайкового, и еще снать от отца Калиновского. Тым юж заюшоный, шел до Луцка, в ямарок праве, где бискуп з преднейшими шляхтою выехавши, упоминал и еднал го за местом, и купцы зложили килка тысячи злотых, а не могло быти без збытков и шкод; оттуд, юж лепей заюшоный, удал се на Полесе, аж до Петрикович, юж так своволне все починаючи и в коло обсылаючи, подарки собе давати заказуючи; якож и давано, одно з Слуцка помешкано было, и прудкож убег (в) Слуцк новембра 6 дня и был там немало; заварли се были на замку з двема сынами, детми малыми пана виленского Яронима Ходкевича; а пан виленский, воевода новгородский, пан Скумин и инши паны и шляхта зъехали се до Клецка; не ведили, што почать, услышавши, же се у замок слуцкий добыли юж. В тым послал был Наливайко полковника Мартинка (о котором веле трымал, якож и был человек серца великого) до Копыля з пятисот козаков, который, з пригоды там потрафивши гайдуков пана воеводы виленского, которые, впадши до млына и испусту под местом, боронили пройстя до места и так справне козаков настреляли и Мартинка забили, же сила их на пляцу, а имше, назад со цофнувши, по дорозе и хрустох зосгавили, а инши, постреленными юж будучи, в огонь скакали [33] и згорели, бо были стайню дворовую, у того млынка будучую, запалили, же се барзо их мало до Слуцка воротило. Наливайко, стревожоный тым нещастем и розумеючи, же за тым з Клецка зобрани панове кусити се мели о него у Слуцку, зараз, яко тых в Копылю бито новембра 25, а он третого дня, новембра 27, з вечора, выбравши се з Слуцка, до Омгович знову ку Полесю вытегнул и потом кгрудня 13 Могилева моцю добыл, места и замку, сплендровал и попалил; панове за ним выправили Буйвида, человека памети годного, давши слуг своих, а пан виленский своего двору двесте коней, з которыми, яко розных панов слугами, розуме сам указуе яко было Буйвидови трудно, же, за непослушенством их, ничого годного почати не мог, толко зазябывши се, здорове стратил и у небачных людей на славе шванковати мусел; тамже згинул Оникей Униховский, человек серца доброго и великого захованя. Наливайко ходил потом над рекою Днепром в низ, аж потом, порвавши се з Рогачова за якимись практыками, припадал знова до Петрикович; поветы збегали се до купы и спрудка потом зъехали се новокгродскии в Копылю, где был его княжеска милость пан Миколай Криштоф Радивил, воевода троцкий, напрод вшитких приехавши в килку сот человека, и тым вымог, же се инши спешили до его милости; за тым приехал пан воевода новокгродский и иншие панове и шиковали се в полю року 1596 дня 15 лютого; было людей о три тысечи готовых.

Аж мило было; давно юж войска не видевши, пан воевода се троцкий зе справованя людми вымовял и здавал то пану воеводе новгородскому; але, юж никому не уймуючи, признавам, же досыть се деяло порядкови пристойному; пан воевода виленский з поветом минским приехал до Щацка; тамже и наши з Копыля ехали, а Наливайко з Петрикович, бывши в Турове я в Городку болшей, удал се до Высоцка и на Волынь, Лобода теж, отвративши се от Шацка, шол тамже Киевщиною ку Наливайкови.

Року 1602 юж у нас в Новгородку роки звыклие земские поменяны были на сейме прошлом през послы наше; пана [34] Зенкевыча и пана Подаровского, котории, по тым сейме зъехавши се на роки нове Громничние, з собою се не згодили; и вымовял се пан Подаровекий, же о той отмене и занешаню, радней ниж поправе роков, не ведал, хоть то по некоторых сеймиках упоминано было, подал на сейме, абы в нас во всем панстве роки на розныи, а не одны часы, звычаем полским, постановены были (в нашом повете о том знать жадного человека не была воля, але и помышлене не было). Пан Василий Зенкевич знал се, же се о то старал и пана Подаровского втегал, жебы и он на то призволил, але се он никгды до того не знал. И так на тых злых, в серцах людских розерваных роках будучи я от пана судии, тогож то пана Зенкевича напомненый, а не зезволяючи з множеством людей на зламане тых (то) роков, при нем приставши, судилих мы е; не ушедлем помсты Божей, же ми на тых рокох, в лютым мисяцы, 16 дня, в суботу, забил сына моего Яна, второго по Ярошу, першим сыне моем, незбожный Олбрыхт Бруханский, з помочю Корсака, швакгра своего, там же на месте в Новогродку, о чем кгды мне, на судех седячему, ведомость дошла, просилем вшитких, абы там в рынок зо мною пошли, где пан судя з ласки своей продковал, мне держати казал, а иншим тело, юж забыте, сына мого, на сани взявши, на уряд, а потом до господы моей отпровадить казал. А внет потым, кгды се доведил, же того забитя сына моего была найветша причина тот Корсак, сестренец его, рушила го кревность, а отрожене з духа по новокрещенству або давно не было, або на тот час утекло от него прочь. Послал до мене, абых слал за тыми, которы ехали в погонку за Бруханскими, жебы се што злого тому сестринку не стало, а ям не толко не слал никого, але ани ведил о ничием еханю и о свете: живлим был, або не? А на заютр в неделю, маючи в себе Выровского, Лоховского, Богушевича и инших, приводил ме, абы з ним на судех заседал; видяло ми се, жем там был на он час не межи людми, але Каинами, и про то, чогом не рад мовил, мусилем речи: если розумити не хотят моей пригоды, абы их то [35] самых поткало. Потом в понеделок, гдым се юж мел з места з телом провадити, подал ми пан судя, жебы не вадило постати в рынку з телом, а Лицыниуш жебы там премове учинил. Яж теды, яко дите от жыдов (яко поведают) звабеный и сподеваючи се, же мы улгу жалю Лицыниуш, яко человек учоный, справит якими утешними мови, казалем се застановити в месте. Але же той Лицыниуш, ставше подле пана судии, взял аркгумент з Соломона о своволным млоденцу и также карал сына моего, в гробе юж будучого; я, видечи, же вшитко спросьно калем и похлебством смердело, казалем далей ехать, бо другого сына моего мел юж у себе от килку лет в науце и твиченю своим, а бодай негоршого выховал; нех им Пан одда, справедливый судя, бовем з тым нещестем моим вшитки облудные приятеле мое, машкары свои ухиливши, незбожние твары свои указали и ядовите злости свои явней вылевати почали. Не заспал юж их великий Пан Бог мой, оборонца мой, не вонтилю о Его святой ласце и з иншими, же мне скутечну справедливость и екзекуцыю учинити рачит.

И так плачливе з тых незбожно укнованых роков звротивши се, поховалем тело того забитого милого Яна, сына моего, в каплицы моей мурованой, дня 21 лютого. А в тым теж часе вышол день уроженя моего 21 лютого, который обсервовалем друкгды (sic) з радостию, а тераз з плачем и з великою жалостию, з чого всего нех будет похвалено име Пана Бога всемогущаго.

З той так великой жалости моей о смерти, а тым барзей же забитю сына моего, немней теж з оказаня облудников, которы мне час немалый (за приятелей се и великих и верных удаваючи) лудили, пофрасованый, впалем у велику, а до лечнованя не ведет яку хоробу: напрод марца 6 дня обумарлем без вшелякой причины на полторы годины и, пришедши к собе, былем мдлый, аж повторе марца 14, рано обумарши, о собем не ведел, а тогож дня, у вечор обумарши, былем в зафиценю шесть годин зогаровых; потом ве днях кветневых, приходечи к собе, ехалем был до Новгородка для роков марковских кветня 23 дня, и на дорозе у Валсивце трохам был зомлел и затым, вже приехавши до Новгородка, не [36] заседалем на судах; обраный на место мое, пан Григорей Немира, присегу на ти роки учинивше, отправовал их. В маю зась на рочках кгродских была справа нам о забите Яна, сына моего, з Бруханским и з сынами его и пошла была на инши речи, а у других речах до трибуналу, а потом, на рочках линцовых, в небытности моей, през Яроша, сына моего, заварта была угода з Бруханскими, ведля который потым пред судом трибуналским, 13 месеца вересня, Бруханский сам и сынове ого з цедул перепрашали мене и сынов моих и иншем им поотпущал, але иж не ставил отец Олбрыхта, сам за него, ведле опису своего, на рок зуполный на везене засел в замку новгородском и в том похибивши листу своего, што мел засести в дому замковым, по левой руце стоячим, то он по той же левой руце, еще пред домом тым давным замковым, збудовал избе собе сам и в той засел был. А я се не користуючи в том его седеню, а сам там за хоробою моею ехать не могучи, посылалем з листы моими: первей зашитый, абы ехал з того грунта. Он до мне отписал, абых му послал на то лист отвороный; ям и такий лист ему посылал през зятя его Мокштыцкого и през Косаковского, до которых, яко они справу давали, так отповедел: «не ведаю, чому ме подсудов зтуде выправуе, вшак тераз зима; также и дома в избе седю, также мед пию, яко и дома, и таж жона зо мною спит, што и дома». И так погоржони приятеле вротили се из тое учинности моей, и я потом от него жадногом сказаня и словечка не мел, аж послышалем, же умер там в том мешканю своим, а праве знагла. Были дивние голосы и мнеманя людцкие о той смерти его; я замилчывам, яко неведомый в тым ничого певнаго.

Року 1603 од стычня 21 сейм великий зачинал се у Кракове для заповетреня у Варшаве, а в нас ту у Новгородку, роки земские громничние сужоно. Але дня 20 лютого пригода стала се и бурда пану Зенковичу, судии нашому, з неяким Лякгеницким, жолнером з роты кнезя Порецкаго, зачим се и рота юж от Здетеля у пять милях до нас была воротила и роков нам досудити не дала, жесмы се без часу розехати мусели. [37]

Кветня 9 дня пан Самуил Волович оженил се. Наша Ходкевичовна, Гальшка, по Каменском вдовою зостала.

О Марку св. хворалем и не моглем быть на роках обраный; на мое местце Марко Полонский, присегу учинивши, на одны тии роки отправовал.

Мая 8, на день Вступеня Панского, сынова моя Ярошова уродила сына, которогом я был, ведля дня того, Станиславом мяновал, але прозвал го Яном. Было дате над подобенство детей вшитких росторопне, а знало, яко в килка лет, вшитко чудно и росло прудко. Потом умерло 7 кгрудня з великою жалостю в дому моем. Чирвца зась 29 мелом ласки Божие веселе в дому моим; за Яна Грушовского отдалем цорку мою Раину. Пане Боже и добродею мой, рач им благословити!

В том року 1603 мелом трое писане от милого сына моего Иохима, яко того лета з паном своим, княжатем Мантуанским, был в Неаполи; мореы там ездил, яку там велику учтивость неаполчицы указовали княжати, немней яко великому монарше. Был там княже для лекарств. Мой зась сын, хоть там иншах з моря мыто брало, здоровый был, а потым во вресню, впадши в дивне фебры, 23 дня мало не умер. А ям ту дома, тогож 23 вресня зле сны о ним видел и написалем был в минуцыях тогорочных, утешивши се, же было то в первший квартал месеца; аж з писана его тот же день 23 обачивши, дивовалем се чудом и справом Божим, хвалечи светое име Его.

Далей в том року 1603 не было в моей ведомости, штобы писаня годно было, одно то, же пан Ян Кароль Ходкевич вжо то другий рок в Лифлантех з войском мешка, завезши там паню малжонку и сына Яроша малого. Дерпту, аж го праве знуждивши, ркомо през трактат достал, замечки околичне побрал и волости, под Ревель и Нарву уставичне узгоны чинил так безпечне, яко перед там з чворнасоб болшим войском такой безпечности не уживано. Пане Боже му благослови!

Не слышалем я болше речей шасливых того року, але жалосных, а наперв поветря морового у Вилне, и у нас ту, в [38] Новгородку, в месте и в повете добрем ведом; зештя тож з света людей зацных гурмом праве в одным том року которие порядком тим личу:

В лютым 13 дня под Дерптом забито мужа годного памети, человека значне рыцерского, кнезя Дмитра, брата Полубенского.

13 марцу 12 дня умер пан Михаил Фронцкевич, подкоморый полоцкий. Тогоже марца 20 дня умер пан Ян Одиховский, человек в чужих краинах долго бывалый и велце человек добрый, а мой приятель правдивий. О, заправду не умел або не хтел тот заживати облуды. В тым померли по собе прудко швакгрове два: Павел Вировский и Ян Высоцкий; умер теж Миколай Подаровский. За ними теж в линцу дня 19 умер староста несвижский Войтех Першко, брат мой милый и человек велце добрый, которого погреб зложоный был зразу на 25 авкгуста, але иж, з перезреня Божого, приехавши до Несвежа пан кграбя з Тенчына, тогож дня менованого, ве чварток вступил в малженство з кнежною Галшкою, цоркою его милости, пана воеводы троцкого,— рач им пане Боже благословити,— час погребу доброго слуги обратил се в веселе в дому того велце зацного и побожного пана. А потом погреб тела пана Першкова отправеный был 4 дня вересня, также ве чварток, на котором были их милости сами: кнеже, его милость, воевода троцкий и пан кграбя. В тым же нещасливом року 1603, в листопаде 20 дня умер, а можна речи упал стлуп панства литовского, его милость пан Криштоф Радивил, воевода виленский, в Лосовней, именю цорки своей, паней Сапежиной, канцлерыной, в хоробе не долгой. По ним зараз умер теж пан Ян Карушевич, каштелян жомойдзкий; овож того так веле в том року было, аж было з пострахом великим успоминати. В