Да-да-да, но все-таки страницы должны быть прочитаны. Как этого добиваться? Возможно ли этого добиться?

- Ну, мне трудно так сказать…

Я понимаю, что высококлассный учитель, разумеется, с некоторым количеством детей, если их не слишком много, он добьется этого, я даже не спрашиваю, как. Возможно ли это в масштабах страны?

- Ну, конечно, добиваются. Понимаете, как только они видят, что идет разговор о чем-то живом, о чем-то там, что какие-то есть не просто заучивание характеристики персонажа, а вот идет разговор о чем-то живом, вот…

И им хочется прочесть не дайджест, а оригинал?

- По большому счету, конечно, да. По большому счету, да. Понимаете, они… другого пути нет. Путь один – чтобы чтение вызывало человеческий интерес. Не учебный. Мне когда-то одна девочка написала в сочинении: я вам пишу не как ученик, а как человек.

Хорошо.

- Вот школа, школьная литература рассчитана на ученика. И это приговор. Математика может быть рассчитана на ученика, и русский может быть рассчитан на ученика, а литература рассчитана на человека.

На человека, конечно.

- И когда это уходит, и когда этого нет, то литература неинтересна.

- Давайте попытаемся представить себе, какой остался набор вариантов? Вы нам рассказали, что последняя глава вашей недавней книжки содержит надежду. Новый стандарт, по вашим словам, надежды не содержит.

- Нет.

Есть ли какие-то шансы что-то сделать?

- Понимаете, здесь я могу отвечать только за себя и за тех учителей, которых я лично знаю. Но в принципе, конечно, да, но в целом очень трудно, потому что весь экзаменационный контроль, весь контроль знаний, а теперь от этого зависит и зарплата учителя…

Это ужасно.

- … определяется знаниями. Кстати говоря, под бурные аплодисменты в резолюцию съезда… в том, что у вас в руках, там этого пункта нет, был внесен пункт, который все приняли на ура, это, что считать невозможным оценку работы школы и учителя по результатам Единого государственного экзамена. Потому что то, что сейчас, я по собственной шкуре это знаю… Вот, и в принципе, конечно, да. Но тут требуется все другое: и другие учебники, и другие требования к учителю, я не буду говорить о факторе времени. Маловероятно, что здесь возможны положительные изменения…

В смысле часов, да?

- Да. Ведь очевидно ведь встанет вопрос о другом. Только не спрашивайте меня, ответить я не могу, слишком я всю жизнь прожил с другими представлениями. Ну, вот, скажем, Даниил Гранин два года назад, выступая, сказал, что это безумие – изучать в школе «Войну и мир». Произведения не больше, чем «Капитанская дочка» могут изучаться в школе.

Хорошо, что не больше, чем «Каштанка», он не сказал.

- Нет, он сказал «Капитанскую дочку». Ну, в общем-то говоря, в 10 и 11 классе у меня проблем нет. Там единственное, что надо, прочитать, ну, там, по толщине, это «Мастер и Маргарита», что идет довольно хорошо, а рассказы Бунина, пьеса «На дне», там вообще нет проблем. В 11 классе, я оговорился. А в 10-м, когда «Обломов», «Преступление и наказание», «Война и мир», конечно, это груз неподъемный, и, наверное, здесь нужно будет пойти на очень серьезные, принципиальные изменения в содержании, но я не представляю себе русского человека, человека русской культуры, который не знаком с Андреем Болконским, поэтому мне трудно вынести такой приговор. Но рано или поздно мы перед этим встанем.

Видите, какое дело. Вот тут-то и начинаются два роковых вопроса, которые мы сегодня так или иначе упоминали. Вопрос первый: обязательно – необязательно. Вопрос второй: дайджест или текст. Потому что, разумеется, трудно разговаривать с людьми, с которым тебя соединяет только одно денежное обращение, если один из вас знает про Пьера и Андрея, другой не знает. На самом деле неправильно и трудно. Но почему… они теперь скажут, давайте мы прочтем компендиум, давайте прочтем дайджест, зачем нам читать все эти четыре тома.

- Дело в том, что чтение в сокращенных или таких пересказах, оно бессмысленно, потому что в литературе весь смысл именно…