Дорога в красной пыли
Моя первая встреча с матерью так же случилась в отеле. Я сидела в зале ожидания рядом с ресепшен и ждала, ждала. Я сказала администратору, что меня будет спрашивать женщина, Элизабет Фрэйзер, и сказала, где буду сидеть. Я не говорила, что женщина, которую я ждала - моя мать, и что я никогда прежде ее не видела, хотя часть меня жаждала выпалить это девушке на ресепшен, возможно для того, чтобы звучало более правдоподобно.
Я все еще не была уверена наверняка, появится ли вообще моя мать, потому что за последние три года мы планировали несколько встреч, и она каждый раз шла на попятный в последний момент. Мы должны были встретиться зимой 1988 года, спустя несколько месяцев после рождения моего сына, затем весной 1989, затем осенью 1989, потом летом 1990, и, наконец, осенью 1991. Моему сыну к тому времени было уже 3 года. Самое первое письмо, которое я получила от биологической матери, пришло за три дня до рождения сына.
Мне стало очень любопытно узнать, кто моя мать, когда я была беременна – возможно, все эти медицинские вопросы, которые задают доктора, послужили тому причиной. Вы знаете о каких-либо заболеваниях в вашей семье? Какие патологии случались у родственников по вашей линии?
Я начала искать ее именно тогда, в 26 лет, и мне удалось найти ее сестер в Нэрне, в Северной Шотландии. Они сказали, что передадут ей мое письмо и что мне нужно подождать ответа. И я наконец-то дождалась прямо перед рождением Мэттью.
Ожидание встречи со своей биологической матерью немного похоже на свидание вслепую. Я не знала точно, как она выглядит, хоть мне и прислали несколько ее старых фотографий. Я постоянно вставала с кожаного дивана в зоне ожидания и бродила за стеклянной загородкой у входа в отель. Моя мать могла оказаться любой женщиной, проходящей через вращающуюся дверь. Она могла быть кем-то, мимо кого я прошла на улице, или с кем сидела рядом в поезде, или для кого придержала дверь в магазине. Она могла быть той, с кем я разминулась; кто сел на поезд на вокзале Юстон за час до того, как я приехала; той, с кем я разминулась.
Это странно и волнующе – думать, что ты уже могла встретить свою мать и не знать этого. Потому что правда в том, что твоя мать – совершенно незнакомый человек. Ею мог бы оказаться кто угодно. Прежде, чем ты отыскала ее, она могла бы уже умереть. И ты бы не узнала об этом. Никто бы тебе не рассказал. Никто бы не знал, где тебя найти, потому что ты для нее тоже незнакомка. Вы родственники-незнакомцы.
Мое сердце трепещет. Я думаю, мне следует знать, кто она. Мне кажется, я должна узнать ее в ту минуту, когда она войдет в дверь. Выберет ли она вращающуюся дверь или раздвижную? В этом ожидании кроется много какой-то особенной романтики. Какими будут ее волосы? Что на ней надето? Какая у нее походка? Принесет ли она мне подарок? Обнимет ли меня и заплачет? Будет ли подозрительной, холодной и отстраненной?
И всё же, ощущение, которое переполняет меня - это не предвкушение, а страх. Я напугана. Я чувствую, что всё пойдет прахом. Я в ужасе от встречи с матерью. Я не знаю, какое бедствие может произойти, но если бы не я затеяла всё это, то, наверное, уже сбежала. Я внезапно понимаю причину всех отмененных встреч. Требуется смелость, чтобы усидеть на месте.
Часы тикают. Она опаздывает: на 5 минут, на 10 минут. Все минуты ожидания тянутся одинаково медленно. Возможно, она вообще не придет. Если она не придет, это будет облегчением. Думаю, если моя мать все же появится, это будет означать, что она так же задействовала всю свою смелость, чтобы прийти и встретиться со мной.
Наконец, какая-то женщина входит через раздвижную дверь, и мне кажется, это может быть она - хотя ее сопровождает другая девушка, намного моложе. Женщина, которая, по моему мнению, является моей матерью, несет пакет, огромную панду и букет орхидей. Она низкого роста, даже ниже меня, и с рыжеватыми волосами. У нее хорошая фигура, не такая полная как у меня, но и не худая. На ней кремовый плащ и черно-белый шарф.
- Джеки? – спрашивает она и обнимает меня. Ее глаза наполняются слезами.
Я ожидала, что заплачу, но этого не происходит. Я бы хотела иметь возможность заплакать. Да что со мной такое?
Я обнимаю ее в ответ и чувствую некоторое оцепенение.
- Это Дженни из моей церкви, - сказала она, представляя мне худую молодую женщину с взъерошенными волосами.
- Здравствуйте, Дженни, – я пожимаю ей руку.
- Я уже ухожу. Вернусь за ней через час. – Дженни говорит так, как будто моя мать – ребенок, а я работница детских яслей. Я почти пошутила – «Я её приготовлю и поменяю ей подгузник», но сдержалась.
Дженни искоса улыбается Элизабет широкой ободряющей улыбкой и затем выходит на улицу через вращающуюся дверь, маша рукой, пока совсем не исчезает из виду.
Элизабет и я садимся на большие серые кожаные диваны на ресепшен, которые расположены лицом друг к другу. Возникает ощущение, что так не должно быть, но в моем номере сейчас сидят Мэттью и Луиза, моя соседка по комнате, а у нас есть только час, поэтому просто нет смысла искать менее бездушное место для разговора. Я ждала столько лет, чтобы встретиться с ней, поэтому не хочу напрасно тратить ни секунды. Мы садимся на большой серый диван, и Элизабет снова обнимает меня. Она берет мою руку и поглаживает ее. Ее глаза всё еще полны слез. Она говорит: «Я привезла это для Мэттью», указывая на панду, и мы обмениваемся букетами орхидей, смеясь над этим случайным совпадением. Немного обескураживающе: интересно, этот выбор как-то связан с генетикой?
- Я схожу за ним чуть погодя, чтобы вы могли познакомиться, - говорю я.
Она расстегивает пуговицы на своем плаще и снимает его, вешая на сидение рядом. На ней черно-белый кардиган и элегантная черная юбка. Ее колени выглядят округлыми и беззащитными.
Элизабет сворачивает и разворачивает в руке пустой пакет, беспокойная и тревожная.
- Дженни пришла со мной для моральной поддержки, - говорит она, и я киваю.
Мне не кажется уместным сейчас бомбардировать ее вопросами о себе, и всё, о чем я страстно желала спросить, внезапно улетучилось. Я не могу подумать ни о чем, что бы хотела узнать. Напротив меня сидит женщина за пятьдесят, довольно элегантная, в шарфе с симпатичным принтом. Я не могу разглядеть в ее лице никаких своих черт. У нее довольно тонкие губы. Внезапно я осознаю, что должно быть выгляжу неподобающе, так разглядывая нее. Она принесла фотографии своих детей и показывает их мне.
- Это Ройс, - грустно сказала она, - он был красивым мальчиком. Это Аиша. Это Хлоя.
Я внимательно рассматриваю фотографии. Ее дети по цвету кожи такие же, как я, потому что она вышла замуж за темнокожего мужчину из Сингапура. Я всегда представляла их белыми, с рыжими волосами, но, как оказалось, это не так. У них черные волосы и смуглая кожа. Одна из ее дочерей, думаю, немного похожа на меня. Я показываю ей свои фотографии.
Я старалась выбирать фотографии так, чтобы можно было показать ей всю мою жизнь в картинках. Это я, мой брат и отец на острове Малл. Мне четыре года и мы играем в шотландских солдат. Вот я выступаю на заднем дворе у Джесси Кларк, пока мой брат копается возле дерева позади него. Я в белом платье, трех лет от роду, смеюсь, запрокинув голову. Вот моя мама и я; на мне коричневая куртка с капюшоном, такая же, как у моего брата – только у него синяя; плывем на пароме до Малла. Это я в местечке Аберкромби в городе Стерлинг, студентка с афро. А это фотография моих мамы и папы, когда им было около тридцати. Моя мать смотрит на родителей целую вечность и наконец говорит, что они выглядят не так, как она себе представляла. В ее голосе слышны нотки разочарования.
