Июня Воскресенье, Св. Троица 12 страница

 

 

Апреля

 

Завтра день рождения — уже второй здесь, в Риме. Очень скучаю по Тяпе.

Сегодня пришла трезвая мысль — а ведь мне теперь куда ни кинь, всюду клин: мне теперь всюду будет одинаково — и здесь, и в Москве. Здесь — из-за ностальгии, там — из-за того, что не воспользовался свободой, возможностью изменить судьбу. А раз так, то надо решаться на решительный шаг — жить по-новому.

 

Апреля

 

День моего рождения. Провели его вдвоем с Ларисой. Вечером звонили в Москву и разговаривали с Машей, Володей, Сенькой, Анной Семеновной и Тяпусом, естественно. Анна Семеновна напекла пирогов. Мы с Ларой приуныли, и стали нам мерещиться дом, возвращение и прочее и прочее…

А сейчас я пишу это и думаю, что все, что задумано, задумано правильно. Нельзя идти вспять, даже если это легче. А сейчас — очень тяжело и приходится терпеть…

 

Апреля

 

Приехали Гроссены. У Нины Вл. сегодня день рождения. Узнав о нашем положении, стали сразу предлагать деньги, звать в гости жить столько, сколько надо… Удивительные люди!..

Разговаривал с Фридрихом — он спятил: сказал, что хочет 100 тыс. долларов, в общем, как с Луны свалился…

 

Апреля

 

Проводили Гроссенов. Они очень рады за нас и будут всячески помогать. У них родственники в Австралии и Англии. Предлагали помощь самую разную, приглашали жить в Берн.

Сейчас все навалилось:

озвучание,

шумы,

перезапись,

субтитры,

надписи,

приезд Костикова,

затем — трёх — смотреть фильм (из Москвы),

приезд директора Каннского фестиваля,

квартира,

— ужас просто…

 

Апреля

 

Были в Милане на выступлениях (2): я, Лариса и Денис. Прошло очень хорошо. Была пресса.

Познакомился с отцом Бертолуччи — известным поэтом. Он предложил прислать ему копию книги Арсения Александровича, чтобы перевести и напечатать его стихи. Луиджи (устроитель встреч) обещал познакомить с крупным издателем на счет «Книги сопоставлений». Устал.

А главное (невероятно!) встретили в Милане Вадима Юсова и провели с ним два дня. Он «развязал» и поэтому несколько был утомителен. Пытался обелить себя по отношению ко мне. Расставались с грустью, словно обоим было ясно, что больше не увидимся.

 

Мая

 

Так замотался, что не было времени писать. Но, хоть и коротко, по порядку:

(Во-первых). Пришлось переозвучивать и Доменико, и Домициану еще раз, так как то, что сделал Ф. Оттони, было плохо. И из-за голосов, и из-за решения характеров.

(Во-вторых). Начал перезапись. Сделал четыре части. Правда, четвертая еще неудачная. Надо переделать.

(В-третьих). Работать трудно, все (очень) инертны, лентяи страшные. Денис работает неплохо, старается, хоть и зануда. RAI очень обеспокоен задержкой и опозданием в Канн. Судя по газетам, в Каннах нас будут ждать, даже если я буду опаздывать. Сегодня показали титры: я чуть в обморок не упал. Прийдя в себя, подумал, что надо мной просто издеваются.

(В-четвертых). Заключаю договор с Анной-Леной (Киношкола в Стокгольме) на написание сценария «Ведьма». Пока я буду делать ее, они будут искать деньги для «Гамлета» (50 тыс. долл. чистыми). Приезжал Коля Двигубский — очень хочет делать «Годунова». Был помощник Джона Тули. Обещал дать еще и июнь для работы над эскизами. Надо, поменяв адвоката (пора вспомнить о Кау), и с ним заключать контракт, (100 млн + 300 тыс. сут[очные] + 1,5 млн ежемесячно за квартиру — на май, июнь, июль, август, сентябрь, октябрь. Плюс расходы на поездки к Аббадо, в Лондон и проч.) Если они пойдут на это — то буду делать «Годунова». Есть идеи.

(В-пятых). Видел Костикова. Хотел посмотреть материал, но нельзя было — всё в кусках. Оно и к лучшему. Посольские не звонят, даже не пригласили нас на майские праздники. Наверное, боятся, не хотят иметь дело. (Щедрину в связи с 50-летием дали орден Ленина.)

Приезжают смотреть фильм (только после этого в Москве будут решать — еду я в Канн или нет) Суриков, Мамилов (?!) — новый редактор «Мосфильма», и Еровшин. С ума можно сойти. Нельзя показывать им Ангела и анекдот о «Я там живу». Все медленно и верно идет в нужном направлении.

Анна Семеновна с Тяпусом уже собираются в деревню. Я так скучаю по ним, что трудно себе представить.

Франко говорит, что американцы заинтересовались «Гамлетом».

До сих пор не нашли квартиры — ни для аренды, ни для покупки.

Были здесь Гроссены. Очень милые и добрые люди. Делают нам приглашение, чтобы можно было поехать к ним прямо из Канн, если будет нужда и Канн.

Кстати, наши из Госкино навязали в этом году Бондарчука в качестве члена жюри. Надо ведь кому-то будет меня давить в жюри.

Завтра едем с Франко и Ларой за город (30 мин.) смотреть продающийся домик. Франко говорит, что очень хорошее место.

 

Мая

 

Перезаписал за два дня девять частей. Завтра надо кончить все. Но катастрофа с титрами. Еще хуже, чем в Москве.

Сегодня нас Франко Т[ерилли] возил в сторону Тиволи показывать загородный дом в тридцати минутах от Рима. В прекрасном парке со старыми деревьями. Очень маленький. Но если позволят его поднять и расширить, и если платить в два раза, то можно купить (90 млн + 30 на реставрацию]). Летом строить, а пока нанимать дом.

 

Мая

 

Кончил перезапись. Сейчас проблема в титрах. Слухи, что Андропов очень болен.

Приехали «наши» из Москвы. Завтра с ними ужин. Будут смотреть «Ностальгию». А ведь я и сам не знаю, кажется, как получилась картина.

Звонили Гроссены. Они уже договорились со своими властями по поводу нашего приезда. Надо только съездить в швейцарское посольство.

Читаю толкование ведической науки А. Ч. Бх[активеданта] Свами Прабхупада. Удивительно!

 

Мая

 

Вчера ужин с приехавшими смотреть «Ностальгию» Суриковым и Мамиловым. Оплывшие лица с испуганными глазами. Нарымов тоже был какой-то перепуганный, правда, все это к концу вечера сгладилось. Суриков еще раз мне напомнил, что есть идея делать «Достоевского» с Понти. Хотя совершенно неизвестно, в какой степени он будет участвовать в этой постановке. Я не преминул высказаться по поводу Бондарчука и его нынешней роли в Канне. Пио De Berti сказал, что французы выставили четыре (!) своих фильма и рвутся к Гран-при. Мамилов (сидевший рядом с Ларисой) сказал ей, что он, несмотря ни на что, «держит для меня место в плане». Я должен зависеть от того, «держит» для меня Мамилов «место» или не «держит»!

Сейчас все сконцентрировалось в последней неделе мая: и разговор с Ермашом, и поиски квартиры, и Канн, и контракты, и soggiorn [16]на проживание в Риме. Всё-всё! Как странно…

Да, забыл… Суриков говорил также о том, что они просят копию фильма в Москву в конце июня. С тем, чтобы показать его на Московском фестивале. Вот тут-то мне и стало все ясно. Что все это вранье — и по поводу «Достоевского», и по поводу Понти, и тем более по поводу «Ностальгии» в Москве. Сказать так, не видя фильма! — разговор в высшей степени странный, фантастический, и здесь, конечно, Суриков, как говорится, погорячился.

 

Мая

 

Приехала Ольга Суркова с молодым человеком, «пожертвовавшим» своей невестой для Димы (мужа Ольги), на его машине. Потом едут в Канн.

Смотрел первую копию «Ностальгии». Плохо, и что-то со звуком. Очень тихо. Надо выяснить.

 

Мая

 

Сейчас для нас с Ларой самый главный вопрос, убраться куда-нибудь из Рима и отсидеться там до получения ответа из Москвы. Надо девать куда-нибудь мебель и вещи и уехать. Ездили с Ариеном, Ольгой и Ларой в S. Gregorio. Франко Т. с братом возил нас показывать дом. Многое можно сделать. Но: 50 млн первый взнос и 30 млн за строительство. Где взять денег. Анна-Лена? J. Тооlеу? Мало.

 

Мартиролог VI

 

Записная книжка. Начата 9 мая 1983 года в Риме

 

 

Май 1983

 

 

Мая Roma, Ночь

 

Сегодня, 9-го, Суриков с Мамиловым смотрели фильм. Остались чрезвычайно довольны, даже повеселели. Суриков обещал звонить Ермашу с тем, чтобы сказать о том, что Тарковский сделал замечательный фильм.

Сегодня я было раздумал ехать в Канн, боясь, что нас с Ларой оттуда могут отправить в Москву. Но передумал, т. к. решил, что хватать нас некому, потому что Ермаш не мог никому высказать своего беспокойства и обратиться в КГБ, чтобы меня хватали. Это означало бы, что на воре шапка горит. После просмотра ужинали с Де Берти, Канепари, Гусберти, Остуни, Жиляевым, Суриковым, Мамиловым и Нарымовым. Настроение было у всех праздничное.

В Канне в конкурсе участвует Брессон (!). Он никогда не получал «Пальмы», никогда не участвовал в конкурсе, француз, и ему около 80 лет. Ясно, что французы сделают все, чтобы дать ему Гран-при.

 

Мая

 

Весь день занимались визами и фестивальными делами. Едем (вернее, летим) с Ларой 14-го. РАИ выделяет нам на билеты и карманные расходы 1 миллион 250 тысяч лир.

Разговаривал с Франко. Надо покупать дом. Следует немедленно внести аванс 10 млн. А если не будет никакого контракта с Анной-Леной? Завтра у нас встреча с каким-то человеком от Понти. Ничего не успеваю: если даже завтра окажется, что третья копия неудовлетворительна, ничего не смогу сделать, так как совсем не остается времени на субтитры.

Нервничаю по поводу Канн. Пикантная подробность: исполнительница главной (?) роли в фильме Брессона — дочь французского министра культуры. (Некрасиво. Во всяком случае, нечто нефестивальное.) Фильм Брессона называется «Деньги».

Говорят, что в Каннах все ждут мой фильм.

Сахарова, кажется, собираются выпустить из Союза. Дай-то Бог!

 

Мая

 

Сегодня в «Монде» появилось мое интервью. [Текст вырезки из «Le Monde» от 12.5.1983 г. см. Приложение ^{10}].

 

Сумасшедшие дни: вчера разговаривал с Пио Де Берти, он хочет мне помочь. Разговаривал с Николо, он советует быть с Пио осторожнее. Не очень это приятно так подозревать всех на свете. Тем не менее он собирается проводить нас из Канн в Рим. Завтра подумаем с Франко. В Канне (пишут в газетах) ужасная проекция: ничего не слышно (зал больше, чем звук), инженер хочет уйти из протеста. На технику было истрачено 65 млн (?!). Очень обеспокоен эффектом.

 

Мая

 

Сегодня в газетах разгромные статьи по поводу фильма Бондарчука («10 дней» Рида). Я страшно нервничаю и никак не могу найти правильной линии поведения. Сам чувствую, что перебарщиваю. Страх. Страх, вот в чем дело. Лариса — лучше в каком-то смысле, не нервничает, т[ем] н[е] м[енее]… Она тоже считает, что я пересаливаю. Может быть, она и права. Но ведь береженого Бог бережет.

Брессон на фестивале будто бы заявил, что он рассчитывает только на Гран-при. Довольно отчаянное заявление. Если подумать о том, что ему около 80-ти, что французы выставили четыре картины в конкурс, что они уже несколько лет не выигрывали Гран-при, что фильм Брессона сделан «Гомоном», то сама собой является мысль о том, что дадут Гран-при Брессону. Да еще Бондарчук и Мелато в жюри!

 

Мая

 

Только что вернулись из Канн (20 мая). Но я никак не мог собраться с духом и записать, что было. Все было ужасно, и подробности можно вычитать из прессы, которая много писала о фестивале. У меня многое есть. Устал. Эффект фильма огромный. И три премии. Комплименты. Олегу Янковскому предложили контракт, но он вынужден был уехать раньше, уж не говоря о невозможности никакого контракта.

О Бондарчуке, который вел борьбу против «Ностальгии», рассказала мне Ивон Баби («Монд») — дочь покойного Садуля. Бондарчук был все время против моей картины, т. к. послан был в Канн ее дезавуировать, конечно. Хотя все чиновники, приезжавшие из Союза, говорили о том, что Бондарчук будет по крайней мере лоялен. Они так много говорили об этом, что мне стало ясно, что он послан в Канн специально, чтобы помешать мне получить премию, которая повысит мои шансы на работу за границей. Обедню испортили: Бондарчук и Брессон, заявивший в прессе, что он хочет или «Золотую пальмовую ветвь», или ничего. Мне пришлось на пресс-конференции заявить то же, чтобы уравнять наши шансы перед членами жюри.

Виделись с Брессоном, с Мартин Оффруа, сговорились сТосканом Дю Плантье встретиться в Риме по поводу будущего фильма. Заключил контракт с Анной-Леной на «Ведьму». Теперь предстоит разговор с Ермашом по поводу новой работы здесь («Ковент-Гарден» и Швеция).

Был просмотр в РАИ, куда пришли посольские. Один из них (неофициально?) поздравил меня. Остальные безмолвно или почти безмолвно удалились. Посол, как мне сказали, болен (видимо, не хочет со мной встречаться). Надо поговорить с консулом и Ермашом почти одновременно. Писать не хочется. Надо начинать работать…

Ужасная тоска по Тяпусу.

Я сейчас все время думаю о том, насколько правы те, которые думают, что творчество — состояние духовное. Отчего? Оттого, что человек пытается копировать Создателя? Но разве в этом добродетель? Разве не смешно, подражая демиургу, думать, что мы ему служим? Наш долг перед Создателем, пользуясь данной нам Им свободой воли, борясь со злом внутри нас, устранять преграды на пути к Нему, расти духовно, драться с мерзостью внутри себя. Надо очищаться. Тогда мы не будем ничего бояться. Господи, помоги! Пошли мне учителя! Я устал его ждать…

 

Мая

Лариса, Андрей, Олег Янковский и Домициана Джордано на премьере «Ностальгии» в Каннах

 

Да, вчера забыл записать: в результате «Ностальгия» получила три премии: Гран-при (специальный приз жюри), FIPRESSI, Ecumenico (католики и протестанты).

21-го в «Советской культуре» было опубликовано о Каннском фестивале, что он был очень низкого уровня. Что были хорошие индийские (?) и турецкие (о педерастах?) фильмы, что лучший фильм — японский, гуманный очень, что Тарковский и Брессон поделили специальный приз за режиссуру. Анна Семеновна да и все наши в Москве очень огорчены, а я ее утешил: «Чем хуже, тем лучше!»

 

Мая

 

С Франко и Ремо, его братом, ездили в Сан Грегорио. Оказалось, что большой кусок земли принадлежит другим, но можно обменять его на задворки. Видели замок принчипессы Бранкаччо. Очень красивый, но в упадке, конечно. Очень жаль. Может быть, можно будет снять в нем часть — со спальней, гостиной и кабинетом, кабинетом для работы, но несколько страшновато — сплошной лабиринт, пыльный, запущенный. Может быть, будет квартира в самой деревне, правда, без мебели. Надо будет покупать кое-что, учитывая будущий домик. Домик: внизу кухня, камин, столовая = 29 м, еще пристроить ванну, веранду и кухню. На втором этаже камин, 29 м, на третьем — 29 и башня 9 м. Кажется, можно пристроить еще или потом рядом — 400 м². Т. е. довольно много; короче, надо немедленно встретиться с принцессой.

 

Мая

 

Очень плохой день. Тяжелые мысли. Страх… Пропал я… Мне и в России не жить, и здесь не жить… 31-го надо лететь в Милан, чтобы встретиться с Аббадо. Звонил Изя из Берлина, они хотят купить «Гофмана» для постановки. Прошу 50 тыс. долларов чистыми. Не мало?

В Москве распространяется слух, что я в Канне провалился. Это последняя капля, ей-Богу…

 

Мая

 

Сегодня мы с Ларой пили чай у принцессы Бранкаччо. Что касается покупки дома, то с ней все в порядке. Франко со своим братом Ремо очень помогают. На улице не останемся.

 

Мая

 

Немцы зовут на свой фестиваль в Мюнхен [см.: стр. 491–493]. Я, конечно, не поеду.

Телеграмма — надо переезжать, но пока неизвестно, куда.

Лариса говорила с Москвой: всюду распространяются слухи о Каннах, где я якобы провалился. Травля.

 

Мая

 

Разговаривали с Тяпусом и А[нной] С[еменовной]. А. С. чем-то очень озабочена, то ли нездорова. Мы с Ларой очень обеспокоены. У Тяпуса три тройки в году: по физике, алгебре, русскому языку.

Сегодня Франко Т. возил нас в Палестрину и Поли. В Поли у брата Франко чудная квартира (у Ремо). Она будет пустовать не меньше четырех месяцев. За это время можно будет отделать дом. Деньги:

1. «Годунов» ≈ 50.000.000+«Ведьма» ≈ 70.000.000 = 120.000.000.

2. Получить в середине июля 42.000.000 за сценарий и тут же сделать первый взнос принцессе.

3. Получить первый взнос за «Годунова».

4. Осенью, после написания сценария получить еще 20 тыс. $.

5. Получить второй взнос за «Годунова».

6. Документальный фильм.

Теперь надо найти способ работать с Двигубским: ездить к нему в Рим каждый день? Можно. Есть автобус, идущий до вокзала. Потом в Поли живет брат Франко и Ремо, работающий в Ватикане. Он каждый день ездит в Рим и обратно. Очень удобно ездить с ним будет.

 

Мая

 

Позвонил Франко и сообщил, что в Поли к Ремо ехать нельзя.

Снова мы остались ни с чем: в Палестрину мы не можем из-за отсутствия телефона и удобного сообщения с Римом. Просто не знаю, что и делать.

 

Июнь 1983

 

 

Июня

 

Сегодня вернулся из Милана измотанный, измочаленный. Виделся с Аббадо и с Колей Двигубским. Кое-что придумали. Но я устал. Совершенно измучен. Квартиры нет, надо работать, решать что-то, что-то делать, а я ничего не делаю и жду чего-то.

Ольга сказала, что будет звонить Ростропович.

 

Июня

 

Лара ездила с Франко в Сан Грегорио: там можно снять квартиру на время, пока будет строиться дом.

Работали с Двигубским, после чего он отправился в Париж, чтобы вернуться на следующей неделе. На следующей неделе (м. б.) начну переговоры с Ермашом. Правда сначала хочу переговорить с Ростроповичем.

 

Июня

 

Очень устал: ездили за город к Анжеле. Она совершенно за наш план действий.

Хочет программировать наши события. У нее сейчас появилось двенадцать молодых людей от 13 до 20 лет — экстрасенсы, которые ее разыскали и хотят ее помощи. Они же связаны с инопланетянами и загадочным «Союзом 24-х» — вернее, Советом. Все это чистейшая фантастика, но Анжела говорит, что многое она проверяет и это оказывается правдой.

Сейчас нам надо переезжать. А затем звонить Ермашу и писать заявление в консульство.

 

Июня

 

Сегодня были в S. Gregorio — смотрели квартиру. Тесновато, бедновато… Кухня очень маленькая. Но посмотрим, пообвыкнем.

Сегодня звонил Жиляев — хочет меня проводить к послу. Во всяком случае, говорит, что хочет. А мне хочется его, или их спросить:

— Что ж это вы нас на праздники не приглашаете?

— На просмотр «Ностальгии» тоже.

— Показываете фильм без переводчика, чтобы ваши зрители меньше поняли.

Меня бы пригласили, я бы объяснил, как его смотреть следует.

 

 

Июня San Gregorio

 

8-го переехали в S. Gregorio с целью быть поближе к дому, который мы с Ларисой хотим купить, чтобы следить за ремонтом. Надеюсь, что мы (с помощью братьев Терилли, конечно) не прозеваем эту выгодную возможность. А то уже многие покупатели интересуются домом.

Это неотправленное письмо Ермашу (январь м-ц) и письмо, отправленное с Янковским из Канн:

«Председателю

Госкино СССР

Ф. Т. Ермашу

Уважаемый Филипп Тимофеевич!

Вынужден обратиться к Вам с этим письмом в связи с Вашим вызовом меня в Москву для переговоров. Хочу прояснить Вам некоторые вопросы, которые могут вызвать у Вас естественные беспокойства.

Прежде всего речь, видимо, пойдет об отмене тех съемок фильма „Ностальгия“, которые по первоначальному замыслу должны были происходить в Москве. Такие перемены „географии“ съемок фильма были связаны с урезанными экономическими возможностями финансирующих меня организаций, но они ни в коей мере не повлияют на выплату „Совинфильму“ всех тех денег, которые были оговорены в окончательном контракте.

В связи с отказом от съемок в Москве могут также возникать вопросы о характере тех перемен, которые в этой ситуации неизбежно возникли в сценарии фильма. Хочу заверить Вас со всей ответственностью и убежденностью, что как смысловая, так и идеологическая установка фильма „Ностальгия“ нисколько не переменилась в сравнении с той версией замысла фильма, которая Вам хорошо известна и Вами санкционирована к производству. Отказ от съемок в Москве лишает меня лишь одного — пейзажных зарисовок города. Но, смею Вас уверить, что не эти пейзажи суть драматургическая пружина действия фильма. Что же касается финальной сцены фильма — „Луна“ — то по давнишней договоренности все натурные съемки „Дома Горчакова“ должны были происходить в Италии в выстроенной декорации. Такие съемки уже действительно произведены и, надо сказать, вполне удовлетворительно. Во всяком случае, они не вызывают у меня никаких сомнений или опасений с точки зрения их соответствия моему замыслу, изложенному в известном Вам сценарии.

Вас, видимо, не должно огорчить, что в процессе работы над фильмом мною была выброшена сцена, цитатно заимствованная мною из „Преступления и наказания“ Достоевского. А за счет высвободившегося местя я сумел ввести линию духовного взаимодействия моего героя, советского человека, с т. н. „простыми“ людьми Италии. Эту функцию не могли вобрать в себя взаимоотношения моего героя с центральным женским персонажем картины. Доменико — новый персонаж фильма, о котором мы разговаривали с Вами в Риме, — как бы воплощает для моего героя образ протестующей Италии. Его нежелание, как теперь говорят, „интегрировать“ в современное ему капиталистическое общество, его протестанство, как мне кажется, и как Вы согласились со мною во время нашей беседы в Риме, — многообразит и углубит образ той Италии, которая предстает взору героя фильма „Ностальгия“…

Теперь хочу объяснить Вам, почему обращаюсь к Вам с этим письмом, а не лечу попросту в Москву, чтобы объясниться с Вами изустно. Тому есть несколько причин разного характера, но равно для меня важных в самый ответственный период завершения работы над фильмом.

Во-первых, должен Вам сказать, что производству картины сопутствует сложная экономическая и производственная атмосфера. Обстановка для меня крайне нервная и напряженная. Я вынужден следить буквально за каждым движением административной группы, которая готова завершить работу над фильмом в самые короткие сроки, даже если это понесет за собою существенные качественные потери для будущей картины. Как Вы понимаете, это намерение идет вразрез с моими собственными авторскими намерениями, от которых я никогда не отступал и не отступлю. Вы понимаете, что в такой ситуации выбиваться из ритма работы для меня совершенно немыслимо — тем более, что завершающий монтировочный период работы над фильмом всегда был для меня самым важным и напряженным временем работы. Я просто не могу позволить себе отвлекаться и рассредоточиваться в интересах наиболее полнокровного воплощения замысла, в котором, не сомневаюсь, заинтересованы и Вы тоже.

Во-вторых, приезд в Москву на два-три дня ставит меня перед необходимостью встречи меня с моим сыном, даже телефонные разговоры с которым в последние месяцы становятся для меня глубоко травмирующим фактом. Наше общение неизменно оканчивается его слезами, которые мне непросто переносить — шутка сказать, что нас разлучили с ним уже на год. Такая ситуация представлялась и представляется мне столь бессмысленно антигуманной, что нанести ему (да и себе) еще одну травму „молниеносностью“ нашего свидания кажется мне и вовсе недопустимым.

Сейчас я мечтаю только об одном — о завершении работы над фильмом. У меня нет ни сил, ни возможностей ни на другие, посторонние мысли, ни на другие дела. Кстати, мне делают целый ряд предложений для работы в кино, театре, так же, как и на педагогическом поприще, но я регулярно отказываюсь, ибо все мои мысли и чувства отданы сейчас фильму.

Поэтому еще раз прошу Вас понять меня в моем нежелании приехать сейчас в Москву. Это не каприз и не прихоть, а тяжелая необходимость теперешнего момента. Напротив, я очень прошу Вас, Филипп Тимофеевич, походатайствовать о пролонгации нашего (моего и Ларисы Павловны) срока пребывания в Италии до конца мая, т. к. в предусмотренные договором сроки (конец апреля) я не уложусь и не укладываюсь.

Еще раз повторяю Вам, что условия моей теперешней работы крайне тяжелы, но я не стану и не смогу поступиться качеством работы, чего бы это ни стоило. Надеюсь, Вы меня понимаете и окажете мне эту поддержку, на которую я всегда от Вас рассчитываю, чтобы я мог спокойно довести до конца работу над фильмом.

Должен сознаться Вам, что ко всему прочему, я еще очень неважно себя чувствую — и даже в этом смысле два перелета в несколько дней кажутся мне крайне тяжелыми.

14.1.83

Андрей Тарковский»

 

«19. V.1983 (Черновик)

Добрый день, Филипп Тимофеевич!

Вот и кончается моя „ностальгическая“ эпопея, причем очень неприятным образом: всему Каннскому фестивалю известно, что С. Ф. Бондарчук, объединившись с американским президентом жюри, вел яростную борьбу против фильма „Ностальгия“.

Все наши — работающие в Риме, такие, как Нарымов и приезжавшие туда по делам Костиков, Суриков и Мамилов — так настоятельно убеждали меня, что Ф. Т. Ермаш беседовал с С. Ф. Бондарчуком с тем, чтобы тот вел себя корректно и лояльно по отношению ко мне и моей (нашей, советской!) картине, представленной на фестивале, что задолго до Канна мне стало ясно, что против фильма готовится серьезная погромная акция.

Но, памятуя о том, что инициатива поездки в Канн с картиной была Вашей (за несколько дней до начала фестиваля я просил Сурикова уточнить по телефону из Рима Ваше отношение к моей поездке туда), мне было трудно себе вообразить, что меня обманывают, заманивая в Канн с тем, чтобы расправиться с фильмом, сделанным мной с единственным намерением рассказать о драме человека, оторванного от своей Родины. Я считал своим долгом сделать такую картину — ту, которую ждали от меня не только Вы, но и многие и многие советские зрители. И я сделал эту картину, несмотря на некоторое недовольство итальянцев образом той Италии, который возник в моем рассказе.

Вместо ожидаемой, нет-нет, не благодарности! уверяю Вас! (разве можно ждать от Вас благодарности!), я столкнулся с нечеловеческой ненавистью С. Ф. Вы скажете, что я ошибся в своем впечатлении. Но факт борьбы Бондарчука с „Ностальгией“ стал уже общеизвестен. И во-вторых, я видел лица С. Ф. и Скобцевой в день вручения мне призов.

Вы, конечно, знаете, что „Ностальгия“ получила их три. Два из которых чрезвычайно важны.

Вы помните историю с „Рублевым“, вошедшим в число 100 лучших фильмов всех времен и народов? Сейчас произошло что-то в духе Рублевской истории, только хуже, т. к. все это происходит на новом этапе и сегодня. Принесла советскому искусству травля этой картины пользу? Нет, никакой, кроме вреда.

Но тем не менее, я спешу поздравить Вас с победой (огромной победой! Вы, конечно, познакомитесь с прессой) советского киноискусства, хоть фильм и был сделан за рубежом. А может быть его особая заслуга именно в этом.

Завтра я возвращаюсь в Рим собирать чемоданы.

Конечно, мне не хватит нескольких дней на это, так как я должен получать окончательный расчет на телевидении (вторую половину денег), встретиться с послом.

Андрей Тарковский

PS: Я понимаю, что Вы никак не можете согласиться с тем, что я режиссер не самого последнего разбора, но что поделать — не могу же я из-за одного только чьего-то желания стать таковым — в такого превратиться. Не будем выдавать желаемое за действительное».

 

Снова будто бы возник министр, занимавшийся моим письмом к Пертини. Сказал, что будто бы «все сделано». В понедельник, кажется, можно будет выяснить, что именно сделано, чтобы я не выглядел идиотом при разговоре с Ермашом. Кстати, я, может быть, уже выглядел таким образом, когда виделся с послом и говорил насчет машины. Он спросил меня о планах в связи с Достоевским. Я ответил, что не уверен в Достоевском. Но почему — не объяснил, т. к. у посла было мало времени. А несколько дней тому назад наш консул будто бы спрашивал Лору Яблочкину о том, буду ли я ставить «Годунова». Очень страшно.