"Истинный ум" и "заблуждающийся ум" - два аспекта ума. Оба они проистекают из ума. Заблуждающийся ум - забывчивый и рассеянный ум, он рождается из невнимательности. Основа истинного ума - бдительное понимание, возникающее из внимательности. Внимательное созерцание выявляет свет, который существует в истинном уме, и тогда может проявиться жизнь во всей ее реальности, В этом свете замешательство сменяется пониманием, на смену ложным воззрениям приходят правильные воззрения, вместо миражей появляется реальность, а заблуждающийся ум становится истинным умом. Вещи - такие, какие он в действительности - и иллюзии состоят из одной и той же исходной субстанции. Вот почему назначение практики — трансформация заблуждающегося ума, а не поиски истинного ума где-то. Подобно тому, как поверхность бурного океана и спокойного океана - проявления одного о того же океана, так и истинный ум не существует вне ума заблуждающегося. В учении о Трех дверях к освобождению (на пали вимаккхамукха) не нацеленность (на санскрите апрапихита) - основа реализации. Под ненацеленностью имеется в виду то, что мы не ищем объект вне себя. В буддизме Махаяны учение о не-достижении - высшее выражение единства ума истинного и заблуждающегося. Если роза постепенно превращается в отбросы, то и отбросы превращаются в розу. Тот, кто глубоко созерцает, увидит недвойствснную природу розы и отбросов. Он увидит в розе отбросы, а п отбросах розы. Он поймет, что розе, чтобы существовать, нужны отбросы, а отбросам нужна роза, так как роза и превращается в отбросы. Поэтому он будет знать, как обращаться с отбросами, чтобы превратить их в розы, и не будет бояться, видя, как роза засыхает и становится отбросами. Это - принцип не двойственности. Если мы можем обнаружить истинный ум (розу) в сыром материале заблуждающегося ума (отбросах), тогда мы сможем также увидеть истинный ум в самой субстанции иллюзии, в субстанции рождения и смерти.
Быть освобожденным не значит отказываться или убегать от пяти скандх - формы, чувств, ощущений, метальных формаций и сознания. Даже если наше тело полно нечистот, а мир иллюзорен, это не значит, что для того, чтобы быть освобожденным, нам нужно убегать прочь от нашего тела или от мира. Мир освобождения и пробужденного понимания возникает непосредственно на основе этого тела и этого мира. Как только к нам приходит Правильное понимание, мы поднимаемся над разделением на чистое и нечистое, на иллюзорные и реальные объекты восприятия. Раз садовник способен увидеть, что роза рождается прямо из отбросов, то и практикующий медитацию может увидеть, что нирвана возникает непосредственно из рождения и смерти. Тогда он не будет больше убегать от рождения и смерти или стремиться к нирване. "'Корни страданий (на санскрите клеша) и корни пробужденного состояния - одни и те же. Нирвана и рождение и смерть - иллюзорные образы в пространстве". Эта выдержка свидетельствует о глубоком понимании недвойственности. Субстанция такого понимания - равное отношение или непринужденность (на санскрите упекша), один из четырех без-граниченных умов.
Будда очень ясно учил тому, что мы не должны быть привязаны к бытию или небытию. Бытие означает мир желания. Небытие означает мир отрицания. Быть освобожденным значит быть свободным и от того, и от другого.
Бесконфликтный путь
Тот, кто постиг недвойственность, естественно, будет практиковать радость, мир и ненасилие. Раз садовник умеет обращаться с органическими отбросами с пониманием и без конфликта, то и практикующий медитацию тоже должен знать, как обращаться с пятью агрегатами с пониманием и без конфликта. Пять агрегатов - основа страдания и замешательства, но они же и основа мира, радости и освобождения. Мы не должны привязываться или испытывать отвращение к пяти агрегатам. В сутре ясно сказано, что практикующий созерцает, устранив всякое стремление и всякую неприязнь к этой жизни (vineyya lake abhijjha domanassam).
Перед тем, как достичь пробужденного состояния, Сиддхар-тха практиковал аскезу, подавляя свое тело и чувства. Такого рода методы жестоки по своей природе, и результаты тоже бывают отрицательными. После этой практики он изменился, и стал практиковать ненасилие и бесконфликтность по отношению к своему телу и чувствам. Метод, которому учил Будда в Четырех установлениях внимательности, пронизан духом ненасилия и бесконфликтности. Внимательность устанавливает, что происходит в теле и уме, а затем продолжает глубоко созерцать и прояснять объект. Во время практики нет ни устремления к объекту, ни желания его заполучить, ни его подавления. Вот в чем смысл "просто созерцания". Нет ни желания, ни отвращения. Мы знаем, что это тело и чувства — наши, и поэтому мы их не подавляем, ведь тогда мы подавляем самих себя. Напротив, мы принимаем наше тело и чувства. Принимать не значит желать. Принимая, мы, естественно, обретаем какой-то покой и понимание. Когда мы отказываемся от различения между правильным и неправильным, между созерцающим умом и телом (которое мы считаем нечистым) как объектом созерцания, между созерцающим умом и чувствами (которые мы считаем болезненными) как объектом созерцания, к нам приходят мир и радость.
Если мы принимаем наше тело и чувства, мы относимся к ним с любовью и без насилия. Будда учил нас практике внимательности по отношению к физиологическим и психологическим явлениям с тем, чтобы созерцать их, а не подавлять. Когда мы принимаем наше тело, примиряемся с ним и успокаиваем его деятельность без отвращения к нему, мы следуем наставлениям Будды: "Вдыхая, я осознаю все свое тело. Выдыхая, я успокаиваю
деятельность моего тела" (Сутра о полном осознании дыхания). Во время медитации созерцания мы не превращаем себя в поле битвы добра со злом - хорошей стороны с плохой. Если мы способны увидеть нсдвойственность розы и мусора, корни страдания и пробужденного ума, страх покидает нас. Мы принимаем наши горести, заботимся о них, как мать заботится о своем ребенке, и преображаем их,
Когда мы распознаем корни наших страданий и становимся с ними одним целым, вовлекаемся мы в них или нет, зависит от состояния нашего ума. Когда мы невнимательны, мы можем оказаться под властью корней наших страданий и мы сами становимся ими. Если мы внимательны, мы можем ясно увидеть корни наших страданий и преобразить их. Поэтому главное -увидеть корни наших страданий в состоянии внимательности. Когда горит лампа внимательности, темнота преображается. Нам нужно взращивать внимательность п самих себе при помощи сознательного дыхания, звона колокольчиков, повторения гатх и многих других искусных методов.
Нам необходимо относиться к телу с добротой и ненасилием. Нельзя смотреть на тело просто как на инструмент или плохо обращаться с ним. Когда мы устали или нам больно, тело старается сказать нам, что оно несчастливо или ему неудобно. У тела есть свой язык. Поскольку мы практикуем внимательность, мы должны знать, что тело говорит нам. Если у нас очень болят ноги во время медитации сидя, давайте улыбнемся и медленно и плавно, в состоянии внимательности, изменим положение тела. Нет ничего неправильного в том. чтобы поменять положение тела. Это не пустая трата времени. Пока сохраняется внимательность, медитация продолжается. Мы не должны себя запугивать. Когда мы помыкаем собой, мы не только теряем спокойствие ума и радость, но мы теряем также внимательность и концентрацию. Мы практикуем медитацию сидя, чтобы обрести освобождение, покой и радость, а не для того, чтобы стать героем, способным выносить сильную боль.
К нашим чувствам тоже нужно относиться без насилия. Поскольку мы знаем, что наши чувства - это мы, мы не пренебрегаем ими и не стараемся одержать над ними верх. Мы ласково помещаем их в объятья внимательности, как мать обнимает новорожденного, когда он плачет. Мать обнимает ребенка со всей любовью, чтобы успокоить его и остановить его плач. Внимательность, поддерживаемая сознательным дыханием, принимает чувства в свои объятья, становится одним целым с ними, успокаивает и преображает их.
До того, как Будда достиг полной реализации на пути, он перепробовал множество методов подавления ума при помощи ума, но потерпел неудачу. Вот почему он выбрал практику без насилия. В Махасаччака Сутре (Мадхъяма агама 36) Будда рассказывал:
Я думал, почему я не скрежещу зубами, не сдавливаю языком нёбо, не использую ум, чтобы победить ум, подавить его? И тогда, подобно борцу, который должен держать того, кто слабее его, за голову или за плечи - а чтобы удержать и обуздать этого человека, он должен держать его постоянно, не отпуская ни на секунду - я стискивал зубы, надавливал языком на нёбо и использовал ум для победы над умом, для подавления ума. Выполняя это, я покрывался потом. Хотя я был достаточно силен, хотя я сохранял внимательность и не терял ее, в моем теле и уме не было покоя, и я был изможден в результате этих изнурительных усилий. Эта практика вызнала во мне и другие боли помимо боли, связанной с аскезой, и я был не в состоянии обуздать свой ум.
Из этого слов ясно, что Будда такого рода практику не считал полезной. Однако этот отрывок был поменян в Витаккасап-тхана сутру {.Мадхъяма агама 20) со смыслом, противоположным тому, который в него вкладывал Будда.
Так же, как борец хватает того, кто слабее его, за голову или за плечи, удерживает и обуздывает этого человека, и держит его вес время, не отпуская ни на секунду, так и монах, который медитирует, чтобы остановить все нездоровые мысли, связанные с желанием и отвращением, когда эти мысли продолжают возникать, должен стискивать зубы, надавливать языком на нёбо и стараться изо всех сил при помощи ума сломить и победить свой ум.
Как раз этот отрывок вошел в Сутру о четырех основаниях внимательности, которая в этой книге представлена как второй вариант: "Практикующий, который созерцает тело как тело, крепко сжимает губы или стискивает зубы, надавливает языком на нёбо и использует ум для обуздания и противостояния уму". Этот отрывок отсутствует во многих версиях сутры (см. первую и вторую версию), но он есть в Кайяс.чрити Сутре (Мадхъяма агама 81), которая по содержанию очень близка к нашей второй версии. Поскольку сутры, перед тем, как их записали, на протяжении столетий передавались устно, такие ошибки неизбежны. Нам нужно провести сравнительное изучение сутр, в свете опыта, полученного в медитации, и понять, что есть оригинал, а что — поздние наслоения.
