Александр Григорьевич Баздырёв 19 страница

Левка, потный и усталый, стоял над свежевырытой ямой. Вася заглянул в нее:

— Камень?

— Камень.

— Идем, Лев, — вздохнул Вася. — Бесполезно.

— Почему бесполезно? Ведь цифры что-то означают.

— Конечно, означают. Но писаны они не про нас. Идем, Лев, в Чистяково.

Но Левка не двинулся с места.

— Василь, а может у самого края покопать?

— Не стоит. Ошиблись мы. Нет склада.

Говорит Вася эти слова, а сам в сторону смотрит: жалко Левку, уж больно переживает он. Да и самому обидно, что столько сил и времени затрачено зря.

Молча взошли на вершину полуострова, Левка встал, оперся о лопату и задумался, глядя на широкий простор, на реку, волны которой одна за другой разбивались о непоколебимую скалу.

Тридцать

Дул легкий речной ветерок. Он нес с собой запахи свежей рыбы, хвои и степной полыни. Дышать было легко, свободно.

Бор… Здесь когда-то ходили партизаны, раздавались выстрелы, лилась кровь. Сколько трагедий видел бескрайний сосновый лес, сколько тайн скрыл он от людей. А теперь вот он стоит красивый, величавый, облитый солнцем, овеянный ветром.

— Далеко мы все-таки забрались, — задумчиво произнес Вася.

— Да… Чистяково там?

— Нет. На западе. Вон там! — Вася указал на синеющую даль, куда широкой лентой сворачивала река. Левка усмехнулся.

— Ну здесь, Василь, ты загнул. В этом деле ты меня уж извини…

Вася с неудовольствием посмотрел на Левку.

— Опять лезешь в спор?

— Хорошо, я не буду спорить, капитан.

Левка взял планшетку, положил на нее компас.

— Пожалуйста, капитан, — произнес он голосом, в котором чувствовалась насмешка. — Пожалуйста, посмотрите, где север, а где за…

И осекся на полуслове. На лице вдруг полыхнул румянец. Несколько раз Левка переводил взгляд то на компас, то на далекую высоту, блестевшую своей лысой вершиной, то снова на компас…

— Василь…

Вася круто обернулся, пристально взглянул на Левку: что-то тревожное, волнующее прозвучало в голосе друга.

— Ты чего?

— Василь, — тихо повторил Левка. — Я, кажется, нашел!

— Что нашел?

— Тридцать! Понимаешь, нашел эти тридцать! Это — градусы. В карте дан азимут!

— Чего? — недоверчиво проговорил Вася. — Опять «координаты»?

— Ты посмотри на компас. Посмотри! Вася взглянул на слегка дрожащую стрелку. Своим острым черным носиком она тыкалась в норд.

— Тридцать видишь?

— Ну?

— Посмотри, куда ведет прямая!

Вася поднял голову и увидел лысую высотку. Больше Левка спокойно говорить не мог. Он схватил Васю, повалил на землю, потом вскочил на ноги и закричал:

— Ура, Лысуха!

На крик прибежал Мишка. Уже издали он улыбался своей толстогубой, добродушной улыбкой.

— Нашли?

— Нашли!

— Склад?

— Нет, разгадку. Тридцать — это градусы. Понимаешь?

Улыбка стала медленно гаснуть.

— Я думал склад нашли, — с глубоким разочарованием проговорил Мишка.

— Найдем! Теперь-то найдем! Только бы добраться до Лысухи.

— До какой еще Лысухи?

— Вон, видишь, высотка белеет?

— А если опять ошибся? — спросил Вася.

— Нет! Теперь нет! — Левка выхватил блокнот с картой. — Смотри! Вот полуостров, на нем крестик. Отсюда дан азимут в тридцать градусов. Поглядите вокруг: ничего, кроме Лысухи, не возвышается над местностью. Значит, она — ориентир. А теперь посмотрите на карту, на эти волнистые кружочки — так всегда на топографических картах обозначается возвышенность.

По мере того, как Левка объяснял, Васино лицо светлело. У Мишки же, напротив, оно становилось хмурым и злым. Он, когда бежал сюда, думал, что все уже найдено. Сегодня они будут дома, да притом еще не с пустыми руками. Но, оказывается, нужно снова куда-то плестись. И еще неизвестно, найдут ли они что-нибудь на этой проклятой Лысухе.

— Чепуха нее это! — махнул рукой Мишка. — Очередная Левкина фантазия. И на Лысухе вашей ничего нет, только время затянем.

— Мишка, честное слово, не фантазия! Вот увидишь!

Но Мишка не хотел даже слушать, кричал, покраснев от злости:

— Уже увидел, уже увидел! К чертям! Айда домой.

Вася переждал, пока Мишка поуспокоится.

— Погоди, не горячись… А ты, Лев, скажи, что такое двести семьдесят?

— Тоже градусы. Это значит, когда мы взойдем на Лысуху, то сделаем разворот на двести семьдесят градусов и прямо к этому треугольнику, — Левка ткнул пальцем в карту левее Лысухи.

— Понятно. А что означают единица и девятка? Левка задумался. Потом неуверенно произнес:

— Нам в географическом кружке говорили, что так могут даваться расстояния.

— Почему же ты раньше не додумался до этого? Приплел какие-то «координаты». Тоже мне, штурман!

Левка смущенно почесал затылок:

— Не сообразил. Бывает…

Вася взял у Левки карту. Он твердо решил: пока все не станет ясным, не сдвинется с места.

— Вот ты говоришь, что единица и девятка — расстояние…

Мишка ввинтил зло:

— Держи карман шире! Совсем одурели: неужели отсюда до Лысухи один километр? — И хрипло расхохотался.

Вася недовольно поморщился:

— А может, там цифры какие стерлись?

— Вполне, — кивнул Левка. — Тут многое стерлось.

— До Лысухи, — продолжал Вася, — по-моему, не больше двенадцати километров, так что добраться до нее не очень трудно. Но, что такое «Бе мен»?

Левка вздохнул и, на этот раз, честно, без всяких уверток и предположений, произнес:

— Не знаю, Василь. Придем — увидим. Гадать — глупо. Уже нагадали про склад…

Вася задумчиво глядел па карту. Что ж, он готов идти на Лысуху, готов добраться и до таинственного треугольника. Но как Мишка? Теперь все зависело от него.

— Ну как, Михаил, идем на Лысуху?

Мишкины глаза беспокойно забегали. Так и рвалось наружу: «Нет!» Но он медлил с ответом — не только Левка, но и Василь собирается продолжать поход. Вдруг они не послушают Мишку и бросят его здесь одного? Поэтому он уныло выкрикнул:

— А домой когда? Сегодня третий день, как мы уехали. Искать начнут. Переживать…

— Подумаешь! Приедем на день позже, — с раздражением сказал Левка.

Мишка опустил голову. Что же делать? Одному идти в Чистяково, а там сесть на какой-нибудь пароход? Страшновато, да и стыдно ребят бросать. Как быть?

— Ну, Михаил?

Мишка тихо и печально ответил:

— Только, ребята, побыстрее, чтобы домой поспеть… Вася бодро обнадежил:

— Это мы мигом, как только доберемся до «треугольничка».

«Медведь»

Левка отстегнул от сумки компас, надел его на руку, сак часы, затем еще раз сверил направление.

— Айда, ребята!

Отряд бодрым шагом направился па северо-восток, к неизвестной Лысой горе.

Миновав широкую поляну, путешественники сразу углубились и лес. Сначала идти было нетрудно, но потом стали попадаться запалы, многочисленные гривы и распадки, Завалы нужно было обходить, а это сбивало отряд с заданного направления, замедляло движение вперед.

Лес жил весело и деловито. Ребята уже дважды спугнули остромордых шустрых белок. Зверьки моментально взлетали на самые верхушки сосен и оттуда с настороженным любопытством смотрели на незваных пришельцев.

 

Кузька бесновался, глядя на белок. Однажды он пытался даже влезть на сосну: подпрыгнул и… заскулил, ударившись мордой о ствол. После этого он не проявлял желания лазить по деревьям и довольствовался тем, что звонко лаял, задрав кверху морду.

В бору было много дятлов. Они стучали везде: то громко, где-то рядом, то чуть слышно. Вот вблизи неумеренно, словно опробывая клюв, стукнул дятел-заводила. Потом еще раз. Ему ответил другой. Но не один, не дна раза ударил, а выпустил целую очередь — и замолк. Первый живо откликнулся: тук-тук-тук! Прислушался, показалось мало, стукнул еще раз. Ему откликнулись сразу в нескольких местах. Застучали так, будто соревновались, кто ударит больше…

Вася чуть было не поймал рыженького, с черными полосками вдоль спины, зверька — бурундука. Напуганный шумом, он выскочил на повалившееся дерево. Вася едва успел схватить за кисточку хвоста, как бурундук вдруг стремительно повернулся и укусил его за палец. Отважный капитан вскрикнул и выпустил хвост.

— Вот враг, — помахивая рукой, проговорил Вася. — До крови цапнул.

— Не подставляй, — пробурчал Мишка, который, пыхтя, шел за ним. Он уже устал и еле передвигал ноги. — Давайте немного отдохнем…

Но ни Вася, ни Левка не поддержали его, хотя и сами устали: до заката надо было добраться до Лысухи.

У Левы начинало рябить в глазах от постоянного наклона головы: он боялся оторваться от компаса, чтобы не сбиться с пути. Шея ныла, во рту пересохло.

— Послушай, капитан, на этот раз под нами нет реки. Что пить будем?

Мишка словно давно ждал этих слов.

— У меня горло просто горит. Пить — ужас как охота. Давайте остановимся?

— Вот напомнил! — рассердился Вася па Левку. — Пойдем, может и попадется ручеек. Их и борах много бывает.

— Ага, найдешь! Здесь вон сушь какая!

— Помолчал бы ты лучше, Михаил. Вроде парень, а ноешь, как девчонка.

Эти слова подействовали на Мишкино самолюбие, по крайней мере, он молчал больше часа. Потом снова забрюзжал:

— Пить хочу, аж шелестит в горле…

И так через каждые четыре-пять минут. Наконец у Васи лопнуло терпение, швырнул рюкзак на землю:

— Давай привал!

Отдых не принес Мишке облегчения, напротив еще больше ослабил его: не хотелось ни шевелиться, ни думать. Если бы ему ковш холодной воды! Пожалуй бы вся усталость мигом исчезла, руки, ноги заработали и, наверное, мир показался совсем другим — красивым и радостным. Но сейчас Мишке все не мило и отвратительно: и перестук дятлов, и щебетанье птиц. Надоели деревья, надоели запахи хвои и трав. От них разболелась голова, стало мутить.

Мишка в изнеможении застонал, крутнул головой — с кончика носа, с бровей, со щек градом сыпанул пот. Духота — дышать нечем. Рубаха прилипла к телу, за воротник нападали хвоинки — колют; в волосах, на лице паутина — собрал, пока шли… А тут еще комары, мошка… Если бы не ребята — завыл, зарыдал бы во весь голос от усталости, от обиды, от жажды.

Но молчит Мишка, только липким языком сухие губы лижет…

Вася уже трижды напоминал, что пора идти, однако Мишка ни разу не ответил и не шевельнулся. Вася рассердился.

— Если мы так будем торопиться, то и за неделю не доберемся до Лысухи.

Левка весь так и кипел.

— Слышишь, Пантагрюэль, вставай! Не маленький ведь! Вставай!

Мишка наконец поднялся и поплелся вслед за ребятами, еле двигая ногами.

Шли медленно, подстраиваясь под Мишкин шаг, довольные тем, что «боцман» перестал ныть. Левка даже подумал — авось потихоньку втянется, привыкнет, окрепнет. Но, глянув на унылое, страдальческое Мишкино лицо, разочарованно сплюнул.

Виси, которым пробирался сквозь заросли молодого сосняка, приостановился, подождал Левку, произнес с тревогой:

— Что-то, Лев, мне не нравится вся эта музыка — сколько идем, а Лысухи тю-тю.

Левку тоже начинала беспокоить мысль о пропавшей высоте — неужели сбились с курса, неужели прошли мимо? Но нет — он, Левка, строго следил за компасом, не отклонялся ни на полградуса. Только сейчас он понял, как трудно ориентироваться в лесу: кругозор настолько ограничен, что не видишь за десять-пятнадцать метров вперед.

Однако Левка не выдал своих сомнений, успокоил Васю.

— Сам понимаешь: расстояние от полуострова до Лысухи мы не знаем. Стоит единица и — все. Вот и гадай: или двенадцать километров, как ты сказал, или все девятнадцать.

Вася кивнул.

— Верно. Если девятнадцать — нынче нам не добраться. Да и Михаил, вишь, какой? Совсем раскис. Пожалуй, на отдых нужно становиться.

Через полчаса выбрали удобное для ночлега место.

— Стоп, команда! Суши портянки! — сказал Вася.

Мишка как вышагнул на полянку, так и рухнул на тропу под дерево, словно куль с опилками. Левка засмеялся.

— Ты, боцман, хоть рукой попридержался бы, а то сало во все стороны брызнуло.

Но Мишка даже не огрызнулся, даже не взглянул на Левку.

Вася нахмурился.

— Ладно, Лев. Человек устал. С непривычки трудно… — И потом другим тоном, спокойным, дружеским:

— Вы тут устраивайтесь, а я воды поищу, — и, прихватив котелок, скрылся за деревьями.

Левка, скинув рюкзак, с наслаждением развалился на сухой пахучей хвое, которая, падая из года в год, устлала землю толстым ковром, блаженно закрыл глаза.

— Хорошо-то как! Теперь мне понятно, почему всякие Пантагрюэшки любят поваляться…

Мишка совсем расхандрился: кряхтел, стонал, жалобно вздыхал, угрюмо бубнил себе под нос:

— Идиоты… Придумали идти на эту паршивую Лысуху… Сейчас бы уже дома были… — и снова вздыхал и стонал.

В бору с каждой минутой становилось темней и глуше. Солнце скрылось, тишина и покой опустились на лес. Лишь поодаль, на небольшой гривке, где раскинулись заросли низкого кустарника, кто-то посвистывал и попискивал.

Левка все тревожней поглядывал в темную чащобу.

— Что-то Василя долго нет. Не случилось ли чего с ним?

Мишка сел, опершись спиной о ствол дерева, вытянул ноги, тупо глядел на носок порванного ботинка. На другой ноге лежала голова дремавшего Кузьки.

Стало еще темней. Бор совсем затих, а Вася не возвращался. Это уже не на шутку начинало беспокоить Левку. Он привстал, настороженно прислушиваясь.

— Может, заблудился? Покричать, что ли?

— Ты что, сдурел?! Еще зверь какой-нибудь прибежит.

И как бы в подтверждение его слов, в кустарнике хрустнула ветка, мелькнула чья-то тень.

— Кто это? — пролепетал Мишка.

У Левки по спине пробежал неприятный холодок.

— Тише!..

Ребята застыли, как изваяния. Было ясно слышно, как кто-то тихо топал в кустарнике, потрескивая сушняком. Внезапно донеслось причмокивание и мычание. Ребята округлившимися глазами смотрели в сторону гривки. Левка хотел было перейти поближе к дереву, чтобы встать за него на всякий случай, но в кустарнике в это время раздался чих. Он был настолько неожиданным и громким, что Левка, как подкошенный, сел на землю, а Мишка всхлипнул, будто подавился, и вдруг заорал на весь лес:

— Ааууыы!

— Чего орешь, как ишак? — донесся из кустарника знакомый голос. А вскоре и сам Вася появился на поляне. — Воды не нашел, а вот черники набрал. Тут ее видимо-невидимо.

Мишка вскочил, бросился навстречу.

— Так это ты, Василь? — едва вымолвил он осипшим голосом. — А я… А мы думали… Смехота!

Но насколько смешно было Мишке, выдавали зубы: они отбивали мелкую дробь.

Левка одернул его:

— Брось врать! Скажи прямо: струсили. Думали — медведь.

Вася засмеялся.

— Здесь медведей нет. Зря боялись. Вы еще не ужинали?

— Без тебя-то?

— Тогда ешьте чернику с хлебом. Вкусно. И пить расхочется. Она сочная.

Левка и Мишка набросились на ягоды.

Куда идти?

Ночь тянулась мучительно долго. Ребята спали беспокойно, мешали ночная свежесть, тревожный шум сосен и недалекое уханье филина.

Этот филин вымотал у Мишки всю душу. Бедняга постоянно вздрагивал от диких, тоскливых криков птицы. Она то стонала, словно ей было невыносимо больно, то начинала отрывисто хохотать и всхлипывать. И от этого хохота и стопа, от унылого шепота сосен Мишка дрожал, как осиновый лист.

Не радовал филин и Васю с Левкой. Они лежали с открытыми глазами, глядя в темень бора, и настороженно прислушивались к каждому шороху, треску, писку. После особенно жуткого крика филина Вася встал.

— Вот проклятый! Даже страх берет…

Он нашел увесистую палку и с силой швырнул в ту сторону, где ухал филин. Палка прошелестела по ветвям, глухо ударилась о ствол дерева и упала на землю. Крики прекратились. Но ненадолго. Вскоре они снова раздались, только уже далеко от лагеря.

Сои их не освежил, не придал бодрости. Мишка был еще мрачнее обычного. Лицо у него осунулось, побледнело, под глазами легли синие тени. В глазах застыли тоска и тревога. Левка глянул на Мишку, подошел к нему, тихо и участливо спросил:

— Ты чего? Заболел, что ли?

Мишку тронула эта маленькая Левкина ласка, он вдруг всхлипнул и жалобно выдавил:

— Домой бы, Лева. Устал я…

Левке стало жалко Мишку, сказал как мог теплее и убедительней:

— Ты уж потерпи. Осталось совсем немножко. Сегодня, пожалуй, и назад вернемся. Ведь потом жалеть будем, что не дошли до цели. Потерпи, Миша…

Мишка вздохнул, ничего не ответил и побрел за друзьями. Возобновилась вчерашняя жажда, а на пути не попадалось ни одного ручейка. Вскоре набрели на обширный черничник.

— Здесь и будем завтракать! — произнес Вася.

Он расстегнул рюкзак, вынул хлеб, отрезал четыре аккуратных кусочка. Один из них бросил Кузьке. Левка, взяв свою долю, забрался в самую гущу ягодника. Вася тоже облюбовал себе поляну черничника, усыпанного крупной ягодой. Один лишь Мишка где стоял, там и присел. Он вяло жевал хлеб, но жадно бросал в рот ягоду. Однако, как ни торопился, а жажды унять не мог.

День, на беду, стоял жаркий, безветренный. От сосен исходил душный дурманящий запах, он пьянил и, казалось, еще сильнее сушил рот, глотку, ноздри. Вася то и дело поглядывал на Мишку. Он видел, как к нему подбежал Кузька, заоблизывался, глядя на ломтик хлеба, зажатый в руке. Мишка отвернулся, чтобы не видеть просящего взгляда щенка. Однако тот прыгал подле него, жалобно повизгивал. Тогда Мишка со злостью сунул ему в морду хлеб.

— На, жри!

Вася напряженно смотрел на эту сцену, потом решительно поднялся, взял котелок и молча стал собирать и него ягоду. Подошел Левка. Он уже управился с «завтраком» и чувствовал себя превосходно.

— Запас делаешь, капитан?

— Помоги, — глухо, не подымая головы, сказал Вася.

Когда котелок был почти полон, Вася срезал толстую палку, обстрогал ее. Получилось что-то вроде скалки. Тогда он принялся ею давить ягоду в котелке.

— Зачем?

Вася не ответил, продолжая жать ягоду, пока там не забулькал сок. Тогда он подошел к Мишке.

— На, выпей, — сурово произнес он, хотя в глазах его не было и тени суровости. — Это получше воды…

Мишка жадно припал к котелку и выпил, не отрываясь, весь кисло-сладкий сок. Стало легко, словно кончилось какая-то сильная боль. Допив последние капли, он поставил котелок на землю, благодарно взглянул на друзей и тихо произнес:

— Спасибо, ребята…

— Какое там спасибо! — насупил брови Вася. — Труда не стоит. — Он достал снова хлеб, отрезал кусочек, протянул Мишке. — А теперь поешь. С Жомом.

Мишка принял хлеб, опустил глаза и стал торопливо есть его с давленой ягодой…

Двинулись дальше. Левка, как всегда, шел впереди, то и дело поглядывая на компас. Это уже превращалось для него в невыносимую пытку: шея ныла так, будто он целый месяц носил хомут. Наконец Левка взмолился:

— Слушай, Василь, пройди хоть малость с компасом.

— Давай, — сразу согласился тот.

Теперь ведущим стал Вася. А Левка, наслаждаясь свободой, балагурил, порой принимался петь, а главное, без устали любовался бором. Но он, как назло, стал сильно редеть. Деревья пошли низкорослые, кривые и кряжистые.

— Неужели кончается?

— Ну да, скажешь! Он километров сто шириной, а то и побольше.

Левка взглянул на Васю и ахнул: тот, будто не он ведущий, беспечно шагал, поглядывая по сторонам.

— Почему на компас не смотришь? — закричал Левка, потрясенный такой бесшабашностью.

— А зачем смотреть?

— Так ведь мы собьемся с пути или уже сбились давно!

— Не сбились. Я иду на ориентир, — спокойно ответил Вася. — Видишь вон ту сосну с голой верхушкой?

— Вижу.

— Она и есть ориентир. Посмотри, если не веришь.

Левка схватил компас. Все правильно — сосна стояла точно на тридцатом градусе. У Левки отлегло от сердца.

— Молодец, капитан. Ловко придумал. А я-то… До сих пор шея болит.

Теперь отряд двигался значительно быстрее. Ребята доходили до ориентира, выбирали новым, шли к нему, затем к следующему.

А лес все редел и редел. Наконец, когда путешественники взошли на довольно высокую гриву, перед ними неожиданно раскинулась ровная безлесная и огромная пустошь. Лишь далеко за ней стеной поднимался бор.

— Вот красота! — воскликнул Левка. — Здесь хоть бегом беги. Выбирай, Василь, на той стороне ориентир и айда!

Однако Вася не торопился. Он беспокойно осмотрел пустошь.

— Погоди, что-то она мне не нравится. Как бы не болото это было.

Ребята сбежали с гривы и чуть не попали в воду. Вася удрученно проговорил:

— Так и есть…

Мишка же обрадовался болоту, как будто нашел клад: схватил котелок, зачерпнул мутноватой воды и поднес ко рту.

— Что делаешь?! Не пей! — резко остановил его Вася. — Это не вода — отрава.

Мишка облизнул сухие губы.

— Ничего не случится…

— Вылей воду, говорю!

Мишка нехотя выплеснул из котелка. Ребята поднялись обратно им гриву, сели. Вася угрюмо осматривал болото.

— Что теперь? Куда идти? Влево, вправо или назад?

Левка возмутился:

— Ты что — назад! Назад — ни шагу! Это просто трусость будет! Это… предательство.

Вася качнул головой.

— Ну, ты уж скажешь.

— А что? Точно! Мы, считай, сейчас выполняем приказ неизвестного партизана. Вот.

Вася удивленно поглядел на Левку, сказал раздумчиво:

— Это ты правильно сказал, Лев…

Мишка в разговоре не участвовал, уныло ждал решения.

— Если бы Лысуху увидеть! — воскликнул с горечью Левка. — Тогда знали бы, куда идти, а то будто и нет ее. Бредем, как слепые.

— А если посмотреть с дерева?

— Не увидишь. Деревья помешают.

— Тут же болото. Ну-ка, я попробую.

Вася сиял ботинки, выбрал на самом верху гривы высокую сосну. Левка с завистью смотрел, как он проворно набирался по голому стволу. Вот он уже добрался до первого сучка, подтянулся. Теперь дело пошло еще быстрее. Несколько усилий и Вася оказался почти па самой верхушке.

— Ну? — нетерпеливо крикнул Левка.

— Ребята, да Лысуха-то рядом! Вот она! — раздался взволнованный голос. — Если бы не болото! До нее километров пять.

— А болото большое, если его обходить?

Вася осмотрелся.

— Из-за деревьев не видно… — Он достал из кармана компас, сориентировался. — Я сижу ровно на тридцатом градусе.

Сунув и карман компас, Вася быстро спустился.

— Ну что: влево обходить или вправо?

— Вправо. Только, боюсь, что мы с азимута собьемся. Кок потом установим направление?

— Да… — протянул Вася, но тут же поднял голову. — Придумал! Надо на дерево белый лоскут повесить.

— Ну и что?

— А то! Когда обойдем болото, по тряпке найдем направление на Лысуху.

— Понял! Вы, капитан, мудры, как старый змей! Только поздно вас осенила мысль: надо было сделать это, когда вы сидели на дереве.

— Не беда, Лев, нацепим и так.

Вася вынул из рюкзака пустой холщовый мешок, разорвал его. Получился длинный лоскут. Один его конец он привязал к палке и, размахнувшись, забросил в крону сосны, с которой только что слез. Палка попала между ветвями и прочно засела там. Лоскут, будто флаг, хорошо был виден на зеленом фоне хвои.

 

— Мы его отовсюду заметим, — удовлетворенно потер ладони Вася. — Да и сосна приметная: кривая, вся крона на одном боку.

Прежде чем снова отправиться и путь. Вася распределил на всех поклажу: Мишке дал котелок, Левке — и мешок с картофелем, себе взял рюкзак, в котором лежала вся теплая одежда и остаток хлеба.

Отряд поднялся и круто повернул вправо, и обход болота.

Последняя капля

Болото занимало котловину между двумя параллельно идущими гривами. По берегам его тянулись заросли малины, ежевичника и низкорослых тонковетвистых ив. А дальше густо зеленели осока и кукушкин мох. К центру болото почти обнажалось — гнилое и ржавое. Только кое-где, меж кочек, просматривались блестки воды, как маленькие зеркала.

Немало уже отшагали ребята. Уже солнце давно перевалило за полдень, а конца болота и не предвиделось. Это всерьез обеспокоило путешественников, но они продолжали упрямо идти вперед.

Мишка то молчал подолгу, то начинал противно ныть и вздыхать.

— Может, оно на сто километров растянулось, это болото, а мы, как идиоты, хотим обойти его…

Вася сдержанно откликнулся:

— Нет, болота в борах большими не бывают. Другое дело — их здесь много.

Мишка раздраженно продолжал:

— Знаток! Все он знает, все понимает. А вот, как зайдем куда-нибудь, что назад не выберемся, погляжу тогда, как запоешь!..

Вася, сжав челюсти, молча шагал вперед.

Грива заметно пошла на снижение. Через несколько минут отряд выбрался к небольшой ложбинке, по которой протекал ручей. Вася сбросил рюкзак.

— Отдыхать!

Мишка лег животом на землю и стал пить из ручья. Он втягивал воду жадно, не отрываясь, словно боялся; что его вот-вот оттащат от ручья.

Вася достал краюшку и снова отрезал всем по маленькому кусочку хлеба. Мишка проглотил его, не заметив.

— Давай картошку сварим? Хоть по одной. Есть хочу.

— Вечером сварим. Потерпи, Михаил.

— Опять потерпи! — зло выкрикнул Мишка. — Что я теперь сдохнуть должен, да?

— Мы же одинаково едим…

— А мне-то что? Вы сами захотели идти на Лысуху. Я же говорил: идем домой! Говорил! Не захотели? А теперь «потерпи»? Я из-за вас страдать не хочу!

— Саранок можно поесть. Их много здесь. Ягода…

— Наплевать мне на саранки и на твою ягоду! — кричал Мишка. — Завели куда-то, а теперь «саранки», «ягода». Сам ешь, если хочешь, а мне давай картошку!

— Перестань орать, Пантагрюэль ты несчастный! — поднял голос Левка. — Надоел хуже мошки. Слюнтяй! Пойми ты, ненажорный скот, припасов у нас мало.

Но Мишка продолжал исступленно кричать:

— А мне-то что! А мне-то что!

И все, что его сейчас переполняло — усталость, тоска по дому, голод, обида на друзей, — вдруг вылилось в громкие безудержные рыдания. Вася и Левка растерянно смотрели на Мишку. Им было и жалко его, и стыдно за него. Вася торопливо отрезал кусочек хлеба, подал Мишке, но тот оттолкнул руку…

…И снова в путь. У всех было подавленное настроение. Вася шагал молчаливый, хмурый, за ним плелся, глядя под ноги, Мишка. Замыкал отряд Левка. Вся его бодрость пропала, шагал тяжело, утомленно. Вдруг нога у него зацепилась за куст, и он со всего маха упал. Мешочек с пятью-шестью картофелинами, который он нес в руке, отлетел далеко в болото. Услышав всплеск, Левка моментально вскочил, забыв про боль, что резанула в коленке, бросился за мешочком, но, не сделав и трех шагов, по пояс погрузился в вонючую болотную жижу.

Левка сгоряча двинул ногами, пытаясь выбраться, но опустился еще ниже. Ужас охватил его.

— На помощь! Спасите! — закричал он. Мишка бегал по берегу, растерянно размахивая руками, Вася же, сообразив, что случилось, крикнул:

— Не шевелись, Лев! — и бросился к сосенке. Одним усилием он сломал ее и конец подал другу. — Хватайся!

Левка судорожно уцепился за ветки. Подоспел Мишка, и вдвоем они кое-как выволокли Левку па берег.

— Чего ты в болото полез? — спросил Вася, отирая рукавом пот.

— Мешочек упал туда…

— В болото?

Левка уныло кивнул.

Долго ребята шарили глазами по болоту, однако мешочка так и не нашли. Левка чувствовал себя преступником: ведь потерял последние продукты! Он не смел даже взглянуть в глаза товарищей.

Вася понял его состояние, дружески хлопнул по плечу:

— Не тужи, Лев. Такое с каждым может случиться. Обойдемся, поди.

Но Левка только махнул рукой и горестно вздохнул.

— Да брось ты переживать! В бору не пропадем. Тут, брат, много еды всякой.

Мишка, у которого страх за Левку прошел, подскочил к Васе, заговорил.

— Говорил тебе: давай картошки сварим! Так не захотел. Заэкономился! А теперь что жрать будем? Что? Кузьку?

— Замолчи ты! — грубо бросил Вася, и в его глазах блеснул недобрый огонек. — Вот не думал, что ты такой…

Левка кое-как выстирал брюки в болотной воде, надел их.

— Ну и история, капитан. Пожалуй, в самом деле повернуть назад…

Вася кинул быстрый взгляд на Ленку, молча надел на плечи рюкзак и, не оглядываясь, пошагал вперед.

Разлад

Болото кончилось. Ребята остановились у небольшого ручья на отдых, все угрюмо молчали, недовольные друг другом.

Теперь в маленьком отряде совсем пропал боевой задор, не слышалось прежних шуток, смеха. Каждый жил своими мыслями, своими болями и обидами. И никто уже не думал об общем деле, ради которого они пришли сюда.

У Мишки после неудачи на полуострове прочно сложилось мнение, что партизанская карта — ерунда, что путешествие — пустая трата времени и ни к чему хорошему не приведет. «Если была какая-нибудь тайна, — думал Мишка, — то она и без нас давным-давно раскрыта». Шел он вперед только потому, что вернуться одному не хватало решимости.

Левка же, напротив, верил в то, что тайна существует, что они на правильном пути к ней и обязательно откроют ее. Но его угнетал своим нытьем и жалобами Мишка.

Нет слов, Лепка понимал Мишкино состояние. Его самого беспокоила мысль о доме: там уже, конечно, хватились и теперь ищут их. Но Левка — не из слабонервных, ныть не станет, тем более, что взялись они за интересное, трудное дело. Если бы не Мишка, Левка хоть сотню километров отшагал бы еще; пусть его мучает голод, жажда, комарье — не струсил бы… Но сегодняшние события: рыдание обозленного Мишки, потеря последних продуктов — поколебали Левку. Путешествие становилось в тягость.