Необычайное происшествие с антикварной книгой 4 страница

Не успел старейшина договорить, как чужестранец на глазах у всех разбил плитку с зарубками и бросился к перилам. За ним кинулись было, но тело мужчины уже летело в глубины перспективы.

Долго еще гадали на соседних галереях о смысле его странного поступка, но до Срединного уровня слухи об этом не дошли.

 

Раз в году во всех галереях Колбасной Вселенной проводится Посвящение в таинства.

Вечером этого дня детей, которым исполнилось тринадцать лет, не гонят, как обычно, спать, а собирают перед старейшинами. Старцы в пожелтевших от времени длинных одеждах рассказывают детям все, что сами знают об устройстве Вселенной. О законах, управляющих движением небесных тел, об изображенном на фресках Создателе, о различных гипотезах, касающихся конца Вселенной, а также о том, чем закончились попытки найти им доказательства.

Блистая красноречием, старцы ведут повествование, а сами грезят о дне, когда они смогут поведать детям об истинных таинствах. История попыток узнать правду о тайнах Вселенной есть череда неудач, так что ни один старейшина до сих пор не удостоился провести истинное Посвящение в таинства. Все рукотворные нелепости, коими полна Вселенная, старцы могут объяснить лишь капризами ее Творца.

В тот год, накануне ночи очередного Посвящения в таинства, по галереям пошли гулять толки о появлении странного человека. Этот мужчина, по слухам, карабкается с самого дна перспективы, от галереи к галерее, проповедуя людям истину об устройстве Вселенной, и скоро уже достигнет Срединного уровня. Услыхавшие об этом обитатели Срединной галереи разделились в своих мнениях по этому поводу на два лагеря. Одни говорили, что мужчина разгадал тайны Творца и что ему суждено стать повелителем Колбасной Вселенной, другие же называли его обыкновенным самозванцем, одержимым манией величия. Первые дошли в своих домыслах даже до того, что человек этот и есть сам Создатель, в то время как последние утверждали прямо противоположное. В конце концов решили отложить разрешение спора до появления самого мужчины на Срединной галерее. Прекратив пересуды, люди молча ожидали прибытия загадочного чужестранца.

И вот, в день Посвящения в таинства мужчина прибыл на галерею, находившуюся непосредственно под Срединной. Когда стало известно, что к вечеру он, наконец, появится на Срединной галерее, старейшина решил отменить церемонию Посвящения и встретить незнакомца. К этому моменту слухи о нем обросли уже изрядным количеством подробностей, и, хотя никто не знал, насколько они правдивы, все чувствовали, что пришелец — не простой смертный. Говорили, что он явился из мира вне Колбасной Вселенной, из «открытого мира», не запечатанного в стенах каменного цилиндра.

В тот вечер, когда в бездне показалась Луна, пропасть наполнил людской гам, горячий воздух волнами накатывал на галереи. Когда приливы жара стали почти непрерывными и напряжение достигло своего пика, с галереи снизу послышался возбужденный гул, веревочная лестница закачалась. И тут на Срединную галерею ступил тот самый чужестранец.

Это был мужчина средних лет, в правой руке он держал длинный посох, а левой прижимал к себе бронзовый глобус. Из толпы выступил старейшина и спросил мужчину о цели его посещения. Чужеземец посмотрел на него глубоко посаженными глазами из-под спутанных косм и заговорил утробным голосом:

— Вы, черви, гнездящиеся в кишках! Вы, живущие на дне колодца слепые змеи-альбиносы! Я послан к вам, чтобы открыть глазам вашим наружный мир.

Вот что рассказал чужестранец внимавшей ему толпе. Он был ученый из города на востоке. Однажды он наткнулся в обнаруженной в подземном хранилище старинной книге на запись о Башне и отправился в путешествие, чтобы узнать, правда ли существует такое место. Тысячу дней шел он в сторону границы, пока на тысяча первый день не оказался в покрытой застывшей лавой дикой местности близ давно заброшенной бухты. На окутанном вулканическими испарениями морском берегу стояла одинокая Башня, основанием уходившая глубоко в недра земли, а вершиной поднимавшаяся в звездное небо. В ту ночь мужчина уснул у Основания Башни — ведь у нее не было ни окон, ни дверей — и увидел сон. Во сне он познал все о Колбасной Вселенной. А открыв глаза, обнаружил, что лежит в одной из галерей глубоко в ее недрах.

— Если вам нужны доказательства, разрушьте стены! — так говорил мужчина. По его расчетам, диаметр Башни в точности совпадал с диаметром галерей. Если Пробить стену, разобрать каменную кладку и пробить глиняный панцирь, то откроется окно в наружный мир. За ним настоящие Солнце и Луна движутся по бескрайним небесам. За ним расстилается истинный мир.

Возбужденная речами мужчины толпа зашевелилась. Каждый схватил в руки обломок каменной плиты и начал колотить им по стене. Не обращая внимания на увещевания нескольких стариков, люди в мгновение ока разобрали каменную кладку, и вокруг выросли горы обломков. За стеной оказался новый слой камня, за ним — еще один. Скоро в стене образовалось множество тоннелей, но, сколько ни долбили люди камень, за разобранным слоем неизменно оказывался новый.

По подсчетам пришельца, толщина стен башни не должна была превышать длину руки, однако глубина тоннеля была уже больше человеческого роста. Один за другим обитатели галереи бросили долбить стену и столпились вокруг чужестранца. Потерявший дар речи мужчина начал медленно пятиться назад, пока не уперся спиной в перила.

— Но все-таки наружный мир существует! — вскричал он и поднял над головой бронзовый глобус. — Не рукотворный, настоящий мир! А творец вашей искусственной вселенной такой же безумец, как ваш созданный по его образу и подобию «Бог»!

Но тут раздался оглушительный треск, и в тот же миг на глазах у обитателей галереи глобус раскалился докрасна. Члены мужчины, сжимавшего растекающийся багровой лавой глобус, окаменели, тело его забилось в судорожных конвульсиях, из него тонкой струйкой потянулся черный дым. Как Облако оказалось за спиной у мужчины, никто не заметил. Мертвое тело чужестранца, на лице которого застыло потрясенно-испуганное выражение, головой вниз полетело в пропасть, и вскоре его поглотила бездна. А Бог все выкрикивал, еще пронзительнее, чем обычно, бессмысленные слова. Весь вечер Облако с Богом, брызжущим слюной, носилось вверх-вниз по Вселенной, и удары грома эхом отдавались в галереях, приводя в ужас их обитателей.

В тот вечер Бог метал молнии в галереи больше обычного, а историю этой ночи Посвящения в таинства люди еще долго передавали из уст в уста.

 

На этом рукопись обрывается.

 

Причиной остановки работы над повестью стало, несомненно, упоминание мною в разговоре «Вавилонской библиотеки». В тот день Автор увлеченно рассказывал о вариантах концовок, придуманных им для Колбасной Вселенной, а я слушала его из-за плотной завесы сигаретного дыма. Название рассказа Борхеса вырвалось у меня совершенно случайно, и в тот же миг голос его замолк.

Во время наших предыдущих встреч мне казалось, что нет особого смысла ни упоминать это произведение, ни замалчивать его существование. Теперь же название это вырвалось у меня невольно. И в тот же миг материализовалось в некую возникшую между нами непроницаемую стену.

Секунду он, казалось, не мог понять, о чем это я. Несколько раздраженно я пояснила, что имела в виду. Но объяснять что-либо было бесполезно. В тот миг, когда оброненная мною фраза осязаемой тяжестью повисла между нами, его существование как Автора, да и вообще его существование, дало непоправимую трещину. Все время, пока я продолжала болтать, мой взгляд был направлен внутрь меня самой. Существование Автора стало настолько призрачным, что даже память о нем истаяла на глазах. И я уже не могла вспомнить ни облика, ни голоса Его, ни где я познакомилась с Ним, ни как получилось, что мы стали беседовать о Его повести. И вообще существовал ли Он на самом деле.

Когда я очнулась, Его уже не было рядом. Он полностью испарился из моего мира. И тут я, наконец, обратила внимание на себя. Как удивительно спокойно восприняла я Его исчезновение, — как будто бы заранее знала, что произойдет.

И в тот же миг, будто у меня из ушей вынули затычки, в них ворвался шум мира вокруг. Я находилась в самой обыкновенной забегаловке на углу улицы. Вой кондиционера и голоса посетителей оглушили меня. Среди всего этого в одиночестве сидела я сама, и на столе передо мной лежала рукопись. Тогда-то я и увидела впервые эту пачку листов.

Пожалуй, теперь, когда во мне уже больше не было его, следовало бы сказать, что автор этой повести — я сама.

Может быть, это излишне, но я решила поместить здесь окончание «Перспективы». Эту последнюю главу я услышала из уст Автора, в последнюю нашу встречу.

 

Однажды, в ночь Затмения, когда Луна и Солнце во мраке движутся навстречу друг другу, с вышины начинает спускаться головой вперед огромная Змея. Толщина ее равна диаметру светил, зрачки ее слепы. Туловище Змеи опускается все ниже и ниже, но хвоста ее не видно. В тот миг, когда Солнце и Луна сходятся на уровне Срединной галереи, Змея проглатывает слившиеся воедино светила. И тут же Вселенную охватывает полумрак, и лишь мох на стене галерей светится во тьме. Заглатывая все глубже Солнце и Луну, Змея спускается дальше в глубь пропасти, и вот уже голова ее исчезла на дне, но хвоста все еще не видно.

Проходят ночь и день, и вот наконец в вышине показался змеиный хвост. Но тут люди видят, как из глубины зеркала за хвостом гонится змеиная голова. На уровне Срединной галереи голова наконец догоняет хвост, разевает пасть и проглатывает его.

С тех пор обитатели галерей различают время только по спускающемуся по бездне змеиному туловищу. Раз в день перед людьми появляется голова, пожирающая собственное тело с хвоста, и тут же исчезает. И теперь люди размышляют только об одном — наступит ли конец Вселенной, когда Змея полностью сожрет собственное тело, или нет.

Все это рассказал мне Он.

 

Тёхэй Камбаяси.

Потанцуй с лисой

 

[62]

Восхитительная кухня, отменное вино да еще и отличная музыка — от всего этого Юя Канта просто захмелел. Плюс к тому перед ним за столом настоящая красавица! Юя смотрел исключительно на нее, напрочь позабыв о тех двоих, что сидели рядом с ним на этом роскошном ужине.

На столе подрагивали язычки свечей, и в их отблесках ее глаза вспыхивали волшебным светом. Красные губы словно впитали в себя цвет самого вина. Заполнявшая зал приятная мелодия подействовала на Юю подбадривающе, разлившийся по всему телу алкоголь вернул юность. Время от времени красавица с легкой улыбкой поднимала на него взгляд, и тогда сердце его принималось учащенно колотиться. Впрочем, сам Юя не воспринимал это состояние как некий дурман. Чуть позже, когда сны развеялись и вновь вернулась грубая реальность, Рэйко из ревности наговорила ему массу неприятного, всадив при этом изрядную долю колкостей — у тебя, мол, в голове только эта девчонка! — но его это ничуть не задело. Он вовсе не строил коварных замыслов таким способом заставить жену ревновать. Просто хотелось по полной программе насладиться потрясающей атмосферой — вино, музыка, красавица...

Именно поэтому, когда девица, незаметно вытянув под столом свою ножку, коснулась его ноги, он не сразу расценил это как сигнал. Она посмотрела на него, перевела взгляд на Рэйко, снова на него — и чуть усмехнулась. Откровенность этой усмешки его озадачила. В глазах молоденькой девушки явственно читалось: э-э, а супруги-то ты побаиваешься! У Юи с лица малость сползло хмельное выражение и он отодвинул ногу.

«Не сиди здесь мой начальник, он же ее папаша, а также собственная жена, можно было бы и ответить на заигрывание», — подумал он.

Проницательно уловив его мысль, девчонка (ее звали Миса) завела шутливый разговор.

— А вы суровый, однако!

— Что? Кто здесь суровый?

Это ее отец, господин Китами — начальник отдела. Истинное значение сказанного поняли, разумеется, только Миса да Юя.

«Вот чертовка!» — Юя схватился за салфетку и опустил глаза.

Старший метрдотель подошел узнать, довольны ли клиенты. Миса заказала себе на десерт фруктовый бисквит и вопросительно уставилась на Юю: а тебе?

— Кофе. Черный кофе.

Метрдотель остановил молоденького официанта, распорядился принять заказ у всех четверых, а потом кивнул в сторону музыкантов, четко выделявшихся на фоне легкой подсветки — не будет ли пожеланий?

— Может, что-нибудь из Боккерини? — Миса обратилась за поддержкой к Юе.

Рэйко встряла в разговор:

— Разумеется. Мой муж любитель барокко.

— Я слышала, вы увлекаетесь игрой на скрипке?

— Увлекаюсь?.. Пожалуй, да, совсем чуточку. Мой муж хороший слушатель.

Рэйко играла в симфоническом оркестре, имевшем собственную концертную сцену в «Аркадия-холле», и ей, при ее мастерстве, ничего не стоило собрать на свое сольное выступление полный зал. Миса не могла этого не знать.

— Ой, если честно, я все эти барокки плохо знаю. Ну просто совсем ничего.

— А как насчет жуков?

— Жуков?..

— «Битлз»

— Битлз — это не жуки. Пишется по-другому, — сказал Юя.

Рэйко молча пожала оголенными плечами, выступающими из выреза вечернего платья.

— О, вот это классно! Закажем жуков. Мадам они тоже, видно, нравятся.

Рэйко хотела было что-то сказать, но Юя наступил ей на ногу и кивнул.

— Они сыграют? — обратился он к метрдотелю.

— Да. Что предпочтете?

— Хм, да вот эту, «Долгий извилистый путь». Годится?

Миса просияла:

— Я ее тоже обожаю!

Сладко зазвучал смычок. Приторно-сладким выглядело пирожное, которое отправляла в свой ротик Миса.

— Хотите кусочек? — спросила она.

Рэйко скривилась — невоспитанная девчонка! — но ничего не сказала. Юя отказался. Не из-за любимой жены, просто желудок уже не принимал. «А тебе-то каково!»— посочувствовал он девичьему желудку, наблюдая, как исчезает пирожное в ее очаровательном ротике.

— А от сладкого толстеют, милая девушка.

— Вам не нравятся толстые женщины?

— Вы не толстая.

Рэйко перестала трудиться над желе и подняла голову.

— Ваша супруга тоже не из толстых.

— Но я и не худышка.

— Знаете, милая девушка, для меня привлекательность человека не зависит от его живого веса, просто работа свои ограничения накладывает.

— Во-во, точно, суровый он! — вдруг припомнил недавний разговор шеф Китами и закурил сигару. — Суровый глава охранников склада в нашем отделе хранения, мой верный глаз. А теперь вот в отделе стратегических наблюдений со всей серьезностью трудиться будет. Верно, Канта-кун? Это же главное звено во всем департаменте распределения. Жизни людские как-никак! Особенно для нас, обитателей зоны А.

— Я безгранично признателен вам за расположение, шеф.

— Хи-хи! Звучит неубедительно!

— Ну это вы, милая девушка, напрасно так...

— Нет, серьезно, Канта-кун. Отдел стратегических наблюдений — это же совсем другой уровень, чем отдел хранения. Все равно как зона А и зона В. В зоне А придурков нет. Болванов, способных шанс упустить.

— Ужин был замечательный! — Миса обворожительно улыбнулась. — А вечер такой долгий. Господин Канта, не поехать ли нам куда-нибудь потанцевать? Я знаю хороший клуб.

— Мой муж прекрасно вальсирует. — Рэйко больше не собиралась скрывать своего раздражения. — Могу одолжить.

— Вот спасибо!

— Прошу простить мою дочь. Она росла без матери, я ее разбаловал.

— Может, потанцуем фокстрот? — не унималась Миса.

— Простите, нет... — Обидно было бы завершить такой вечер на подобной ноте. Ее подведенные глаза, разукрашенные тенями и блестками, ее завораживающие зрачки, в которых дрожали огоньки свечей, притягивали Юю, как пассы гипнотизера, словно насмехаясь над разумом, над здравым смыслом, над реальностью. Юя сделал усилие и отвел взгляд:

— К тому же я сегодня с женой...

Сказал — и окончательно растерялся от случайно выскочивших слов. Пытаясь исправить оплошность, добавил:

— Как-нибудь в другой раз... Буду рад составить компанию... Если будет возможность...

Что ни скажи, все глупо. Ощущая себя последним кретином, Юя пробормотал, что фокстрот не танцует, умолк и разом проглотил остывший кофе.

Оркестр играл Моцарта. В мелодию негромко вплетались разговоры за столиками. Юя испытывал жгучую горечь. Миса беззвучно смеялась. Рука Китами вмяла сигару в кофейную чашку. Обращаться к жене у Юи никакого желания не было. Он сделал знак официанту, попросил принести воды, достал из кармана похожую на портсигар серебряную коробочку, открыл. Лекарство. Капсула SFX 5U. Stomach fixative, фиксатор желудка. «То самое, что делает человека человеком», — подумалось ему. У них в подземных складах корпорации штабелями громоздились упаковки этого препарата, и до вчерашнего дня охранять их было его работой. Тоскливые времена, ежедневное хождение на службу в отдел хранения... Как бы колдовские чары Мисы не загнали его опять в это мрачное подземелье, испугался он. И проглотил 5U, словно волшебное снадобье от колдовства.

Рэйко, разумеется, тоже выпила лекарство. После еды 5U принимали все, эта процедура совершалась с той же регулярностью, что и прием пищи. Рэйко убрала коробочку с капсулами в сумку, встала и протянула Китами руку.

— Спасибо за великолепный вечер.

Юя тоже поднялся, но подобающие случаю прощальные фразы не шли на ум. И он просто, без всяких слов, потряс протянутую начальственную длань, молясь в душе, чтобы тепло его рук засвидетельствовало всю его преданность шефу. А потом взглянул на Мису.

Она не смотрела на него. Она судорожно шарила в сумочке, пытаясь что-то отыскать. У Юи мелькнула догадка. Миса вывалила из сумки на стол все содержимое и в отчаянии закричала:

— Нету, ну нету же!.. Забыла!!! Нет, я не могла... Обронила... Но когда же?!

Словно в помешательстве, она отшвырнула в сторону стул и, схватив подсвечник, бросилась искать под столом. «И без свечей света хватает», — подумал Юя, но тоже присел рядом, и тут случайно зацепил взглядом жену. С бесстрастным видом смотрела она на две копошащиеся на полу фигуры.

— Нет там, милочка, вашего лекарства. Так что, пожалуй, вам сегодня уже не потанцевать.

Миса, казалось, не слышала ее.

— Папа!.. Как, ты свое уже выпил?.. Скорее домой! А то мой желудок... Ой нет, нет!.. Уже не успею!..

— Миса, Миса! — Китами был так же бледен, как и дочь. — Обойдется!

— Ну успокойтесь, милая девушка, разок-другой можно и пропустить.

— А мне нельзя!

Шеф обнял истерично кричащую дочку и спросил у подлетевшего в тревоге метрдотеля, нет ли в запасе 5U. Вопрос был бессмысленный, метрдотель только потряс головой. Капсулы распределялись строго персонально, и во избежание неприятностей практически никто не носил с собой запасных. К тому же передавать кому-то свой препарат было наказуемо. По иронии случая, контролировал все сам шеф.

— Машину к ресторану, быстро!

Музыка смолкла. Всеобщее внимание сосредоточилось на источнике переполоха. В толпе посетителей раздался истерический женский вопль. Шеф, обняв дочь, замер. Юя машинально отступил на шаг и впился глазами в происходящее.

Платье цвета красного вина засветилось на животе голубоватым. Девушка беззвучно застыла, широко распахнув глаза. Свечение нарастало. И вот светящийся шар величиной с волейбольный мяч выкатился из живота Мисы и отделился от ее тела.

Ресторан тревожно загудел. Рэйко зажала рот рукой, но глаз не отвела. Серебристо-голубоватый шар упал на пол. И запрыгал — ну прямо как мячик.

— Мой желудок! — Миса отбросила от себя руки отца. — Подожди!

Ее желудок — научно выражаясь, пищеварительный орган — словно дикое животное, вырвавшееся из пут, покатился кубарем, подскочил, замер, как бы нащупывая в воздухе свою траекторию, а потом ринулся вперед по направлению к стене, украшенной вышитыми пейзажами. Миса бросилась вдогонку, пытаясь поймать его, но опоздала. Шар проник сквозь стену и исчез.

Миса рухнула у стены. Шеф велел метрдотелю вызвать «скорую», но никто не пошевелился.

— Быстро, это приказ. Не то лишу препарата.

Юя подбежал к девушке. Из-за шока от потери желудка Миса была без сознания. Желудок лишил свою хозяйку праздничного ужина, фруктового бисквита, всех прочих удовольствий и стал полностью самостоятельным существом.

 

Машину в гараж они поставили уже далеко за полночь.

Юя взял на себя все необходимые формальности, связанные с несчастной.

Китами, совершенно убитый, мог лишь цепляться за обезумевшую Мису. Теперь это был просто беспомощный отец, позабывший о своем ранге, положении в обществе и вообще обо всем на свете. Юя получил на руки заключение врача «скорой» и страховую карточку Мисы, они вместе с Рэйко еще раз съездили в ресторан, а потом на машине отправились в санаторий, где размещали потерявших желудок. Рэйко ничего не говорила по поводу того, что они ввязались в эту канитель. Юе даже показалось, что все это доставило ей удовольствие. Приемное отделение санатория работало круглосуточно. Юя не был официальным доверенным лицом и толком ничего не знал о девушке, потому мало что мог вписать в многостраничный бланк приема. Все же комнату он ей обеспечил. Теперь в карточке Мисы исчезло свидетельство о наличии желудка, дающее право получать препарат, и она стала одним из обитателей санатория, отрезанного от обычного мира.

Войдя в комнату, Юя скинул пиджак и рухнул на софу. Рэйко подобрала пиджак с ковра, пристроила на спинку дивана рядом со своей шалью.

— Хочется шерри.

— Нельзя. — Рэйко погладила его по щеке.

— Я сегодня жутко измотался. Надо хлебнуть на ночь и прямиком в царство покоя. Без всяких попутчиков. Фенобарбитальчиком бы уколоться...

Рэйко шмыгнула носом, отошла к бару и достала шерри, а себе смешала коктейль с джином.

— От сладкого толстеют, — засмеялась она, протягивая мужу стакан. — А говорят, шерри по запаху похож на синильную кислоту, слышал?

— Наплевать. — Юя отставил стакан. — На что ты сердишься?

— Я? Сержусь? С чего бы? — Потянула коктейль. — «Потанцуем фокстрот? Может, что-нибудь из Боккерини? Вам не нравятся толстые женщины? Хотите пирожное? А вы суровый, однако!..» — Она перестала кривляться. — Просто слушать было противно!

— Так она еще совсем девчонка! Ветреность юности...

— А ты сам?

— Я? Она дочка шефа. Я обязан был подыгрывать.

— Ну, не только. Твои глаза... «Ах, я сегодня с женой, как-нибудь в другой раз...»

— Прекрати. Ей уже не танцевать.

— Это разные вещи.

Юя прикрыл глаза, влил в себя шерри. Перед ним возникло красивое лицо Мисы. Прекрасная, роскошная роза, но уже осыпалась. Больше ей не благоухать, «Рэйко ревнует меня к осыпавшейся розе из прошлого — как нелогично», — подумалось ему. Почувствовав, что жена встала, он приподнял веки и проследил за ней взглядом. Рэйко открыла футляр скрипки, лежавший на каминной плите, достала смычок. Подкрутила внизу винт, натянула смычок, проканифолила.

— «Ах-ах, вы увлекаетесь скрипкой?»

Настроила, взглянула на Юю, провела смычком по струне ля. Жестко. Струна резко задрожала, канифоль пудрой посыпалась на пол.

— Что изволите заказать? Бах, ми-мажор, ты это любишь. Особенно, часть третью.

Второй концерт для скрипки. Следя за волшебными движениями ее пальцев, он почувствовал: слишком торопливо.

— Слишком? Как обычно, allegro assai — довольно быстро.

— Такое впечатление, что ты все время наращиваешь темп. Словно за тобой гонятся.

— Мажу?

— Да нет. Технически безупречно. Но, по-моему, сам Бах не играл свои вещи так быстро. Не то чтобы не мог, — Юя осушил стакан, — просто в те времена можно было не волноваться за желудок. Жили себе беззаботно...

— Да и во времена жуков тоже. А девчонка-то, — Припомнила Рэйко и прыснула. — Как она гналась за желудком! Кстати, у битлов есть вещь, очень на нее похожая — «Хэлтер-скэлтер», да? «...Приди, приди, приди, ответь, — нужен я тебе или нет...»

Рэйко громко расхохоталась. Юя ощутил холодок на спине и поднялся.

— Завтра то же может произойти с нами. Брось смеяться.

— Пока есть 5U, все в порядке.

— У тебя были с собой лишние?

— Нет.

Рэйко поставила смычок вертикально, и кисть ее мелко-мелко задрожала. Крепко зажатый смычок не отклонился от вертикали, даже верхний кончик не раскачивался. Юя смотрел с привычным восхищением. Когда он сам шутки ради пытался проделывать такую штуку, смычок у него безнадежно болтался туда-сюда, как тяжелый металлический прут в слабых детских ручонках.

— А что? — Рэйко убрала смычок в футляр и обернулась. — Если были, а я не дала?

— Наверное, человек искусства не может так поступить.

— Были бы у тебя... ты бы дал?

— Пойду спать. Синильная кислота начала действовать.

— Ты ведь человек искусства?

— Я хороший слушатель.

Рэйко села на софу, прикурила. Потом подняла стакан и отсалютовала им поднимающемуся по лестнице мужу:

— Вечер был чудесный!

— Дай-ка мне капсулы, — попросил Юя.

Зажав губами сигарету, она пошарила у него в пиджаке, достала серебряную коробочку, бросила ему. Юя исхитрился поймать ее в последний момент.

— Э-эй...

— Ну?

— А скажи-ка, хороша я? По сравнению с ней?

— Хочешь приготовить отравленное яблоко? Я не волшебное зеркальце. Да проследи хорошенько — свет, огонь... — добавил он, вспомнив вдруг сетования приходящей горничной. — И не стряхивай пепел на ковер.

— Хорошо-хорошо, хозяин.

 

В спальне Юя извлек из-под кровати домашний сейф, вынул из него кейс, переложил в коробочку три капсулы на завтра, положил на тумбочку и нырнул в постель. Он закрыл глаза, но уснуть не мог. Обычное дело. Путь ко сну бессмысленно долог, а остальное время сожрут беспокойные сновидения. Такие ночи продолжались уже давно. Сюжеты ночных кошмаров были всегда разные и зависели от конкретных обстоятельств. Когда-то — экзамены на принадлежность к разряду А, после поступления на службу — борьба за место, карьера, любовные связи, подружки, а вот теперь — Рэйко с ее подозрениями. В самое, казалось бы, спокойное время и в самом спокойном месте все это поднимало голос, забивало голову. А за всеми вполне конкретными делами неизменно подсознательно таилась тревога за желудок.

Я не знаю, что такое спокойный сон, подумал Юя. Мощные снотворные, к примеру, фенобарбитал, напротив, вызывают лишь ощущение измотанности. Абстинентный синдром, да и только!

Ни о чем не думать и спать, скомандовал он сам себе. О чем тревожиться? 5U — достаточно, с Рэйко — как всегда... Юя свернулся калачиком. Эта поза напоминала ему зародыша в чреве матери.

...Ты принял 5U? Мам, она слишком здоровая. Ну что за несносный ребенок! Без желудка останется и не заметит!.. Э-эй, a 5U? Рэйко, ну сказал же, принял, я ведь не мальчишка!..

Легкий запах мыла сквозь полудрему. Рэйко пристроилась рядом, а он и не заметил. Наверняка постаралась лечь тихонько,чтобы не растревожить его сон, вот только слабый запах... У меня слишком острое обоняние. Или это нервы?.. Юя беспокойно заворочался.

— Спишь?

— Собираюсь, — проворчал он, не поворачиваясь.

— Слушай, а что с ней будет?

— С кем? С принцессой Снежинкой? Увы, принцесса съела отравленное яблоко и ударилась в разврат. А потом забыла выпить противозачаточное и родила зараз семерых... А ведьма на радостях принялась играть на скрипке... И вальсировать.

— Кстати, о противозачаточном, у девицы оно было. «Овулин-21», заметил?

— Хо-хо! Семерых ей не родить.

— Может, она перепутала 5U с овулином? Но все равно странно. Всего раз не приняла... Не понимаю.

— От шока, наверное. Страх психологически сработал.

— А я вот что думаю, — Рэйко тронула мужа за плечо. — Может, она принимала больше, чем три в день? Привыкла к повышенной дозе, вот и не обошлось. И нервы, и желудок...

— Отравленное яблоко достаточно откусить один раз.

— В общем, да, но за желудок-то все равно тревожно. Неудивительно, что ей захотелось принимать больше.

— Удивительно... Удивительно... (Реальность уже путалась со сном)... Потер светильник, а оттуда джин... Эй, притащи-ка яблоко! Нет-нет, сказал тощий джин, я — Китами, шеф отдела.

— Она дочка шефа, а начальник может и втихую 5U...

— Что? — Юя схватил ее за руку. — Что ты сейчас сказала?

— Ну мог же он при его-то должности препаратом для себя воспользоваться.

— Поосторожнее, госпожа Канта! Да услышь он такие разговоры, мигом бы нас аж в зону D закатали. Ну ладно, пусть хотя бы и в В. А там ведь, если кто желудок теряет, ему не обеспечивают полный уход, как нашей Снежинке, — сразу прямиком в зону D вышвыривают!

В этом заключалась принципиальная разница между зоной А и зоной В. Правда, в чем состоит отличие между обитателями этих зон, Юя понимал плохо. В зоне А проживали государственные чиновники, лица, занимающиеся препаратом, горстка обслуги и творческие личности; чтобы попасть сюда, необходимо выдержать экзамен. Кто именно наиболее одарен, решает государство — структура с этим названием была для Юи чем-то расплывчатым, абстрактным, не имеющим конкретного облика. Впрочем, и разбираться незачем, думал он. Сам-то он человек-А, это уж факт конкретный.

— Ясно, — вздохнула Рэйко, выскальзывая из его рук.

Юя задумался о тех, кто вместе с Мисой находится в санатории. Интересно, сколько там народа? Какую пользу принесла Миса обществу, чтобы после потери желудка ей полностью обеспечивалось существование? Правда, ходят слухи, что даже сосланные в зону D продолжают жить... А вот то, что зоны С вообще нет и сразу после В идет D — это, наверное, потому, что там в прямом смысле слова det-end, тупик. А может, D — от слова damnation, проклятие небес?