Глава 4. О ложных показаниях

Исследования речи в судебно-психологических и криминалистических целях имеют еще одно направление, а именно: исследование речи в целях верификации сообщений, исходящих как от обвиняемого (или подозреваемого), так и от свидетелей. Это направление включает два аспекта: 1) исследование собственно речевых высказываний (в там числе и паралингвистический подход); 2) анализ сопровождающих речевое высказывание физиологических сдвигов в организме говорящего.

В настоящее время интерес к этому направлению в значительной мере истощился, тогда как в начале текущего столетия (20—30-е годы) указанная проблема вызывала повышенный интерес исследователей самых различных областей, так или иначе имеющих отношение к судопроизводству. В 1929 г. появилась в переводе книга О. Липпманна и Л. Адама ¹, которую можно рассматривать как обзор результатов исследований в этом направлении Книга состоит из двух независимых, но дополняющих друг друга частей: одна представляет собой исторический экскурс в проблему лжи в отношении к траву (чисто юридический аспект); вторая часть посвящена психологии лжи совместно с анализом психологии высказываний. Психологическая сущность лжи определяется авторами так: «А имеет по отношению к лицу Б переживание обманывания, когда он сознательно вызывает в Б убеждение в наличии определенного круга фактов, отличающихся от того круга фактов, который он сам считает истинным; если он далее чувствует себя обычно связанным с Б известной общностью; и когда он осознает, что эта общность благодаря лжи хотя бы временно разрывается»².

Авторы считают существенным вопрос «о влиянии лжи на самого лжеца», когда «преодоление значительных тормозов, с которыми связан процесс лжи, создает в известном смысле „раздвоение личности", нарушения внутренней гармонии,— словом то, что на обывательском языке обозначают „нечистой совестью"»³ Последнее замечание и есть намек на возможный дифференцированный подход в исследовании лжи.

Первый аспект в изучении лжи — исследование свидетельских показаний — освещен в очень большом числе работ как отечественных, так и зарубежных авторов. К этому же вопросу обращался и известный русский юрист А. Ф. Кони⁴. Начало этому положили известные психологические эксперименты Д. Бине и В. Штерна⁵. Суть подхода состояла в выделении типичных трансформаций свидетельских показаний (грамматических, лексических, стилистических) в разных стадиях изменения содержания показаний, которые (стадии) определялись условиями эксперимента. По мысли экспериментаторов, результаты подобного анализа показаний могли служить базой для разработки некоторых рекомендаций для практических работников (но более всего в экспертных целях) при оценке свидетельских показаний с целью выделения из них ложных.

Общеизвестным является тот факт, что главной — и конечной — задачей следствия является установление объективной истины. При этом достижение истины может идти минимум двумя путями. Первый путь—это процесс сбора данных, прямо, непосредственно или опосредственно свидетельствующих об истине. Второй путь—это преодоление данных, имеющих ложное содержание. В связи с этим важную роль приобретает— в контексте нашей книги — вопрос о ложных показаниях (единственный путь получения следователем ложных данных).

Что такое ложное высказывание? Это, очевидно, высказывание, в котором действительное положение вещей передается в искаженном виде. При этом будем считать ложным высказыванием только такое, в котором намеренно искажается положение дел в действительности.

Представим, что в действительности произошло некоторое событие, приведшее к результату (событие А, результат А₁). Рассказать об этом можно с помощью языковых средств (а и а₁, объективно отражающих истинное событие и истинный результат

В сознании говорящего это событие и этот результат отражаются в виде некоторого образа ситуации (А¹). Говорящий же, формулируя ложное высказывание, строит в сознании иной образ, не имеющий с реальным или никакого, или почти никакого сходства. Это будет образ Б1 ситуации, существующей только в виде образа и не имеющей реального основания (Б).

Естественно, что при этом говорящий будет строить высказывание с помощью средств, адекватных образу несуществовавшей ситуации (б и б₁). Таким образом, возникает несколько отношений.

1. Отношение между реальной ситуацией (А и А¹) с образом ее в сознании (А¹).

2. Отношение образа нереальной ситуации (Б¹) с языковыми средствами его выражения (б₁).

3. Отношение между образами реальной и нереальной ситуации (А¹ и Б¹).

4. Отношение между средствами языкового выражения реальной и нереальной ситуации (а₁ и б₁).

Здесь мы встречаемся с проблемой соотнесения содержания высказывания с действительностью. Всякое высказывание иди ряд высказываний (текст) так или иначе отражает действительность. Отражение действительности в высказывании может быть более или менее полным, цельным и однозначным. Независимо от степени полноты, цельности и т. д. любое высказывание своим содержанием как-то соотнесено с реальной действительностью. Это соотнесение в лингвистике называется предикативностью высказывания, являющейся характерным свойством любого высказывания. Таким образом, любому высказыванию свойственна предикативность, на основе которой строится его (высказывания) внутренняя программа (план речевых действий). В общем виде эта предикативность является истинной, потому что основой ее служат действительные, реальные, отношения и явления. Но предикативность может быть и ложной: события не было в действительности, но высказывание об этом не имевшем места событии есть.

Иными словами, при построении ложного высказывания программа последнего будет строиться на основе ложной предикативности. В сознании говорящего будет все время идти перемежение двух картин: истинной и ложной, они будут сопоставляться, и из них при порождении высказывания будут выбираться и интерпретироваться отдельные элементы. Эти элементы и именуются средствами языка.

Представленные в литературе методы анализа текстов, содержащих искажение истины, использовались тогда, когда исследователю заведомо известно, что истина искажена6.

Мы же рассматриваем тот случай, когда истина неизвестна, причем она в высказывании предстает в искаженном виде, а это искажение часто только подозревается.

Более современная постановка исследований в этом направлении позволила, например, с помощью методов анализа содержания (контент-анализа) обратить внимание на тот факт, что при планировании и реализации ложного сообщения автор его, испытывая определенные трудности, актуализирует слова, имеющие сравнительно небольшую частоту встречаемости как в его индивидуальной речевой практике, так и в практике речевого общения той социальной группы, в которую он включен⁷.

Второй аспект этого направления—исследование психофизиологического состояния субъекта при даче им ложных показаний. Одним из пионеров этого направления был известный советский психолог А. Р. Лурия. Его «метод сопряженной моторики», предложенный для исследования «вторичных аффектов», т. е. следов тех аффективных состояний, которые имели место в момент воздействия криминогенной (противоправной) ситуации на данное лицо⁸, много позднее модифицировался на Западе и применяется как метод оценки лжи на специальных приборах «лай-детекторах». Суть этого подхода состоит в предположении (и это действительно имеет место), что при подаче криминогенного раздражителя, например слова, значение которого прямо связано с криминогенной ситуацией, в которой находилось ранее исследуемое лицо, физиологические сдвиги (регистрируемые по вегетативным показателям) укажут на участие данного лица в криминогенной ситуации. Сопоставляя эти реакции с тем ответом, который дает это лицо на вопрос об участии в данной ситуации, делается вывод об истинности или ложности ответа. К сожалению, как и всякая крайность, данный подход, став единственным на Западе методом определения ложных показаний, дискредитировал себя практически полностью, что справедливо отмечают советские исследователи⁹, хотя идея этого метода остается правильной.

Таким образом, и определение факта ложности показаний, и выявление истины из «подтекста» ложного сообщения являются проблемами чрезвычайно сложными и пока далекими от разрешения. Тем не менее развитие психолингвистического анализа текстов с применением разного рода объективных методов может стать надежным способом решения указанных проблем. Проблема определения лжи, заключенной в тексте, является полностью проблемой психолингвистической. Поэтому не случаен интерес к ней психолингвистов ¹⁰.

¹ О. Липпманн и Л. Адам, Ложь в праве, пер. и предисл. А. Е. Брусиловского, Харьков, 1929.

² Там же, с. 15.

³ Там же, с. 18.

⁴ См., например: Я. А. Канторович, Психология свидетельских показаний, Харьков, 1925.

⁵ См.: А. И. Елистратов и А. В. Завадский, К вопросу о достоверности свидетельских показаний (опыты Бине и Штерна), Казань, 1903.

⁶ См., например: Ю. И. Л е в и н, О семиотике искажения истины,- «Информационные вопросы семиотики, лингвистики и автоматического перевода», М., 1974, вып. 4.

⁷ См., например: В. И. Б а т о в, О частотном анализе альтернативных сообщений,— «Методологические и методические проблемы контент-анализа», М.—Л., 1973, вып. 2.

⁸ А. Р. Л у р и я, Сопряженная моторная методика,— «Проблемы совремеяной психологии», М., 1928, вып. 2; «Сопряженная моторная методика в исследовании аффективных реакций»,— «Труды Института психологии», М., 1928.

⁹ А. Р. Р а т и н о в, О. А. Г а в р ил о в, Использование данных психологии в буржуазной криминалистике (психология допроса обвиняемого),—«Вопросы криминалистики», 1963, № 8—9.

¹⁰ С. М. В у л. Психолингвистическое исследование текста в криминалистической экспертизе письма,— «IV Всесоюзный съезд общества психологов СССР (проблемы судебной психологии)», М., 1971. См. также: Ю. А. Сорокин, А. М. Шахнарович, Некоторые психологические параметры ложного сообщения,— там же.