Лекции.Орг


Поиск:




Тигровая республика Приднестровский Тибет




 

Приднестровье от Украины с юга отделяет кишка лимана. Здесь от границы до Днестровска ещё километров пятнадцать, а прямо за таможенным терминалом начинается Первомайск. Город мертвых. Пустые многоэтажки. Сюда когда-то провели отопление, потом его не стало. Квартира в Первомайске не стоит ничего. Подвести сюда новое отопление — просто нереально. У республики нет денег. Их, на самом деле, больше не будет. Мелочи какие. Раньше, в конце восьмидесятых, в Первомайске был бум магов и колдунов. Сюда ехали тётки со всей Украины. Здесь была просто бешеная концентрация экстрасенсов на квадратный метр. В каждом подъезде кто-нибудь махал руками, а народ толпился в очереди на лестнице. В подвалах других городов Приднестровья устраивали видеосалоны — здесь же во всех подвалах в углу ставили свечи, делали полумрак и в кромешной тьме при лучине и свечах нагоняли ужас на темный народ. Это называлось "изгнанием бесов". Однажды меня затащила сюда одна, очень желающая подлечиться, особь. Я не знаю, вылечили её или нет, но меня эта самая колдунья увела в сторону и по секрету сообщила, что в детстве нехорошие люди на меня надели шкуру тигра. И снимать её надо очень долго. Так что я наверняка и сейчас в ней сижу. Зачем мне её снимать? Радует, что, как предлагал итальянец Эвола, "оседлать тигра" теперь можно попытаться в любую секунду. Нужно просто нащупать его внутри. Думаю, что Первомайск остался без тепла и без жизни за свою страсть к потустороннему.

Я выехал сюда по двум причинам. Сначала следует съездить во вражеский Кишинев, оттуда я получил письмо от каких-то пока еще никому не известных нацболов. Затем найти в Тирасполе флаги ПМР — теперь партия должна будет помогать республике бороться за независимость. В Кишинёве я сделал пару звонков и попал на день рожденья одного из активистов местного отделения. Думал, придется пить вино. Всё же Молдова. Оказалось, из чувства патриотической любви к России, Кишиневские нацболы предпочитают водку. Ну и ладно. Посидели, попили, попели песен. Как обычно, очередное отделение партии родилось из местной рок-группы. Её вокалист с перекошенным лицом ритмично орал о своей нелюбви к цыганам. Вот так всегда — в каждом регионе — свои антигерои. В Питере — кавказцы. Тут почему-то цыган не любят. Злой вокалист имел буквальную кличку «Злой».

Руководитель отделения, будущий юрист Евгений Николаев, оказывается, уже давно перечитал всего Дугина, и вообще был очень продвинут. Как будто уже много лет состоял в партии. Это при полном отсутствии контактов с нами. Я тогда, помнится, сильно удивился. Но виду не подал, хотя впечатление создавалось, будто ребят долго консультировали более компетентные взрослые. Вот так, живёт себе отделение, и никто о нём в Москве не знает.

Николаев имел связи с многими депутатами Парламента Молдовы, поэтому работа там закипела мгновенно. Моей задачей, как члена ЦК, было каким-либо образом легитимировать его статус. После распития ящика водки, окончательного всеобщего голосования и утверждения Николаева в должности гауляйтера Кишиневского отделения НБП, я немедленно рухнул с гамака прямо на землю. Вот тебе и хлебосольные молдаване. Напоили. Всё бы хорошо, но почему они вышли именно на меня, а не написали в Москву, на головной сайт партии? Вопросы оставались, и ответов на них было недостаточно. Слишком всё гладко…

15 июля 2002 года силами Московского отделения мы таки провели партийный митинг в поддержку Приднестровья у посольства Молдовы в Москве. Кроме меня, выступили ещё Николаев и Бахур. Думаю, из любопытства и для налаживания контактов делегацию от НБП пригласили в Тирасполь на международный форум "Мы — Россия". Мы оказались там единственной представленной российской партией. Безусловно, приднестровцы ждали от нас не только публичной поддержки. Их наверняка пугала наша непредсказуемость, и они нуждались в "более плотном" знакомстве с лидерами. Никто в Приднестровье на тот момент не знал, как повернется ситуация. Хорошо или плохо, что у Республики появились добровольные защитники в нашем лице? Впрочем, других на тот момент защитников интересов ПМР в политической российской тусовке не вырисовывалось.

По окончании форума нас пригласили на коньячный завод КВИНТ. Сначала мы полчаса бродили по ангарам с коньячными бочками. Экскурсия была что надо. Надышавшись испарениями, уже в ангарах делегация изрядно захмелела. Затем начался фуршет. Подносили коньяки разных лет выдержки. Играл ансамбль народной музыки, в клетках ходили и орали павлины. На столах лежала еда в неумеренных количествах. Мы с Голубовичем и Линдерманом пили и ели. Тишин только ел, но тоже был как пьяный. После разных там Дзержинсков — и такой радушный прием! Наверное, везде, кроме ПМР, нас считали просто отребьем. Толя Тишин растрогался и объявил, что ПМР в случае войны с Молдовой поедет защищать обязательно. Под конец фуршета к нам присоединился министр МГБ Антюфеев, бывший командир Рижского ОМОНа. Герой невзоровских телерепортажей о предательствах и мерзости, сопровождавшей позорное бегство советских войск из Прибалтики. В черной рубашке, легендарный Антюфеев со своей бородкой чем-то напоминал позднего Че Гевару. Думаю, его как когда-то и Че, тяготит должность министра. Антюфеев до сих пор числится в международных преступниках, и, как и все бойцы Рижского ОМОНа, объявлен в розыск Интерполом. Как и вся элита ПМР, Антюфеев — гражданин России. Только в России он может чувствовать себя в относительной безопасности. В любой другой стране мира его обязаны арестовать и этапировать в Латвию. Антюфеев горячо обнимает своего земляка — Володю Линдермана, лидера латышских нацболов. Через полгода латвийские власти обвинят Линдермана в подготовке покушения на их Президента, и Россия сначала арестует, а затем откажет лабусам в его выдаче. А пока все фотографируются. Добро пожаловать в республику победившей революции!

Наш ужин продолжился в гостиничном ресторане. Народ пел песни и подолгу говорил тосты. В этот последний день мы с нацболами гуляли до утра. Я демонстрировал памятники. Подошли к Суворову, к Вечному Огню, где лежат первые защитники республики. Постояли молча. За горбатым мостиком полезли в Днестр. Сумасшедшее течение куда-то сносило вбок. Вода была очень теплая. Всю ночь по Тирасполю лазили выпускники. Девушки в бальных платьях ходили взад-вперед. Мы не сразу допёрли, что сегодня — выпускные балы. Поначалу думали, что это — свадьбы, и невесты почему-то поодиночке лазят по городу, и никто их не крадёт.

Первым рейсом улетели в Москву Тишин с Линдерманом. Мы с Голубовичем ранним утром, часов в шесть, пошли через поле на Днестр. Было очень красиво — дикий берег и сильное течение. Разделись и полезли голыми купаться. Долго говорили о Приднестровье. Я рассказывал ему про советские времена, про то, как здесь было до войны. Накупили ему в дорогу коньяков, и я посадил его в автобус, а сам поехал в Днестровск.

Через день я уже болтался в поезде «Одесса-Москва». В купе села очень вежливая девушка лет двадцати. У неё были какие-то проблемы с мужем в Москве. Он был большой босс строительной фирмы, и случайно застал её, трахающуюся со своим компаньоном. Они серьезно поссорились, дошло до развода. Поезд, как правило, место исповедей. Девушка достала траву и из пластиковой бутылки соорудила бурбулятор. Сбоку надрезала, а на носик надела фольгу от шоколадки. Травы было не очень много, поэтому лучше так. Экономнее. Я достал Букет Молдавии. Белый. Это значит, что форум "Мы — Россия" закончился для меня на очень позитивной, душевной волне. Мы сидели на полу в тамбуре, и втыкали. Трава — это всегда добрый знак. Она сопровождает тебя, когда твой путь лежит в нужный край земли.

В середине июля я до конца лета снял квартиру в Тирасполе. В пяти минутах ходьбы от Днестра. Вот она, страна победившей революции. Вот он, народ, отстоявший свою независимость. Вдыхая здешний воздух, я ощупывал, прикасался ко всему, что было вокруг. Как будто ты раздеваешься и бежишь вдаль, по конопляному полю. Твое тело обволакивает пыльца, и ты прикасаешься к запредельному уже изнутри. Революцию обязательно следует потрогать изнутри. Как она там?

В эти полтора месяца я много общался с простыми людьми, набирался впечатлений. Только почему-то ни у кого не блестели глаза при разговорах о своей республике. В основном, люди были озабочены собственной нищетой и продажностью политиков. Изнутри десятилетней свежести революция напоминала кариес. Уровень жизни крайне низок. Молодежь бежит из республики куда глаза глядят. Не в Молдову, нет. Молдове вообще труба. Там кругом голод, нищета и эпидемии. Приднестровцы долгое время выживали на бартере. Покупали в Одессе дешевое нижнее белье, крышки для закаток, старую одежду и обувь, и меняли это в бессарабских сёлах, у крестьян Молдовы. На продукты, овощи и фрукты. На жирных гусей и персики. Бедные молдавские крестьяне, вечные труженики, были рады. У них совсем не было денег, а у всех были дети и внуки. Приднестровцы быстро освоились в молдавском языке. По крайней мере, на уровне числительных и наименований товаров и продуктов. Здесь, в молдавских сёлах, не было никаких национальных конфликтов. Людям просто нужно было выживать. И никто в деревнях Молдовы не смотрел — русский ты там, или хохол. Приехал — разложил товар — сделал бартер — и будь здоров. Так Приднестровье просуществовало не один год. Все привыкли терпеть. Латинская Америка. Макондо сплошное. Власть приучилась жить отдельно от людей. Люди окончательно отделились от власти. Разбежались — кто в Европу, кто в Россию. Всего — то десяток лет прошел после войны. Республика совсем молода. И всё то же. Тот же бархат знамён за спиной нервно озирающихся чиновников, ковровые дорожки, те же надменные лица мэров и министров. Те же скользкие взгляды. Крупные промышленники и торговцы бензином. Бюрократия и дети бюрократии. Как оказалось, в той революции начала девяностых и в Молдове, проигравшей войну, и в Приднестровье, войну выигравшей, есть единый общий триумфатор. Властитель судеб. Хозяин всего сущего. Бюрократия. Нравы земные неизменны. Пороки неустранимы. Выжечь калёным железом? Но придут другие, с теми же лицами. Карьеристы и проходимцы.

Думали ли те, проливавшие кровь в Бендерах летом 92 года, кто именно воспользуется их победой? Кто пройдет по их телам? Я разговаривал с многими участниками той войны. Да, они, если нужно, и сейчас пойдут защищать свои семьи от полиции и армии Молдовы. Война есть война. Но только семьи. Не власть. Не тех, кто теперь всем здесь владеет. Каждый житель Приднестровья смотрит на россиянина с затаенной мечтой: "как там у вас, в России? Нет ли для меня какой-нибудь работы?"

Еще несколько лет назад было легче, поскольку не было блокады. Молдова отменила таможенные печати ПМР. Склады предприятий захламлены продукцией. Элиты никак не могут договориться между собой. Спецслужбы Молдовы обвиняют Приднестровье в связях с Аль-Каидой и Бен Ладеном. Приднестровье обвиняет Молдову в торговле людьми и экспорте детской проституции. Из Молдовы уехало 2 миллиона человек. Из Приднестровья — 300 тысяч. У элит есть время подождать ещё хоть пятьдесят лет. Ведь их дети обеспечены.

Я каждый вечер выхожу на набережную Днестра. Тут играет музыка, течет река. Гуляют молодые пары. Тепло и красиво. Мое ежедневное меню включает в себя помидоры и персики. Я не ем мяса. Меня часто навещает мой новый друг Дмитрий Соин.

— Рома, и ты, и я, мы обязательно умрём.

Он из местных. Представитель военной элиты. Разведчик. Его отдел защищает Конституцию. Саму Конституцию и еще пару кодексов мне записали его коллеги на компьютерную дискету, в Министерстве Юстиции. У них там вовсю бушуют вирусы. Дискету из министерства мне вернули тоже зараженную вирусами. Касперский перехватил эти самые кодексы, и почистил. "И как они тут ещё живут?"

Дмитрий — неформал. Он отращивает косу, и его бог — Будда. Мы молча раздеваемся, расстилаем покрывало на пол и синхронно исполняем комплекс гимнастики тибетских йогов. Затем Дмитрий, читая магические мантры, заваривает в глиняном китайском чайнике зеленый чай. Разливает его по маленьким глиняным чашечкам. Таким образом можно подолгу обойтись совсем без травы. Я даже бросил курить. Алкоголь навсегда стал лишним. По окончании чайной церемонии мой друг Дмитрий так же молча уходит. Никчёмная жизнь медленно превращается в священный, магический Ритуал. Я думаю, что в Приднестровье должен рано или поздно случиться военный переворот. И следующая, вторая республика, установит прямые дипломатические контакты с Тибетом и неземными цивилизациями. Жизнь каждого жителя республики обретет форму и сущность Ритуала. Бюрократия будет уничтожена. Её обязательно сменит военная аристократия. Со священным Ритуалом и кодексом самурайской чести. Только древняя Традиция способна отсрочить конец Калиюги. Вторая Россия начнется с Приднестровья. Я в этом уверен практически полностью. В момент, когда гимнастику тибетцев совершат одновременно 400 тысяч её воинов, каждый житель магической Приднестровской Республики наденет свою шкуру тигра. Тигр станет одним из новых её государственных символов. Тигры будут свободно расхаживать по улицам, и приднестровцы не станут их бояться. Такое Приднестровье уже не победит никто.

— Рома, а ведь ты про меня в газете как-то писал, помнишь? — шутя толкнул плечом Дмитрий.

— Не понял?

— Несколько лет назад, ну ты там ещё на бюрократию наезжал, и писал, что есть такое МГБ, и есть там один, который безвинного днестровчанина, просившего с ребенком его подвезти, прямо на автобусной остановке в голову застрелил.

— Да ну?

— Так это был я, — Дима улыбнулся ещё раз, — а что я мог ещё сделать? Это было во времена, когда я ночевал каждую ночь прямо в одежде в гостинице, а под подушкой лежал автомат. Тогда генерал Лебедь начал охоту и меня искали его люди, чтобы убить. И человек тот был непростой. Я ехал в этой же машине, где мы сейчас сидим. Я сидел за рулём, рядом мой сотрудник. Действительно, на остановке дорогу перегородили двое. Стали кричать. Мой сотрудник достал милицейское удостоверение, извините, говорит, мы по службе едем. А один из них вот так вот просто, одной рукой, взял его за шиворот, и из машины вытащил. Ну, я вышел быстро через водительскую дверь, и с метра, сколько там длина салона, прямо в голову ему попал. Спецслужбы Молдовы потом распространили такое, что он чуть ли не ребенка на руках нёс, когда я ему в голову выстрелил. Такие вот были дела.

Переваривал я услышанное еще часа примерно два. Бывает. Убитый был членом организованной преступной группировки, и числился в розыске после серии грабежей в Одесской области…

Дмитрий пребывал в непрерывном движении, решая одновременно десятки на первый взгляд не стыкующихся вопросов. Чередуя лекции по социологии с занятиями йогой и спецоперациями по долгу службы, за свои тридцать с небольшим успел он очень и очень много. Одним из первых в списках на уничтожение Соин оказался сразу после прихода к власти коммунистического президента Молдовы Воронина. Так уж получилось, что Дмитрий несколько лет назад оказался в составе группы, выехавшей на задержание самого Воронина, когда его делегация вне каких-либо соглашений и предварительного оповещения выдвинулась на джипах в сторону ПМР и предприняла попытку «попутешествовать» по территории Республики. Будущего Президента РМ, руководителя молдавской компартии, Дмитрий, как пьяного шоферюгу, выволок из джипа и скомандовал "руки на капот". Съежившийся от страха Воронин на требование предъявить документы выронил в пыль бумажник, и, упав на колени, принялся рыться в придорожном песке у переднего колеса. Ковыряя дрожащими руками пыль, будущий президент Молдовы поднял документы и начал их нервно пихать сотрудникам МГБ, бормоча с опущенными в песок глазами: "Ребята, я же за Приднестровье, я же отсюда родом, вы же должны понимать, я там в Кишиневе только за вас… отпустите меня, я опаздываю на встречу с коммунистической делегацией… меня там греки ждут"… Воронина отпустили. "Греки ждут". Соин до сих пор жалеет, что не допросили тогда этого будущего миллиардера. "Два часа жизни бы ему не испортили, ну, посидел бы у нас в кабинете, признания свои зафиксировал, глядишь, и не было бы таких проблем теперь в отношениях Молдовы с Приднестровьем". Подобные вещи вряд ли забываются. Воронин, разумеется, будет помнить своего обидчика всю оставшуюся жизнь…

В ПМР несколько месяцев назад начался новый бум. Народ из окрестных республик толпами ломанул в один из обычных православных храмов. Отец Василий взялся изгонять бесов и снимать порчу. Молодые сисястые девки и немолодые болезные тётки толпились кучей в маленькой церквушке. Ставни запирались, и поп начинал обряд.

Поп-колдун махал огромных размеров кадилом. В правой его руке был обоюдоострый, грамотно заточенный нож. Поп подходил по очереди к каждой девке, и с криками басом "Изыди!" тыкал её этим ножом куда придется — в грудь, в ляжки, в живот, в руки. Девки стонали. Было много молодых бизнесменов. Кругом было темно, как в подземелье, и дышать практически нечем. От столпотворения не было воздуха. По окончании процедуры многие выбегали на улицу и падали в обморок бессознательно. Кричали бесноватые. А поп ходил и всех колол своим карающим кинжалом. "Изыди!" Девки ходили в синяках по городу. Многие ездили сюда уже по пятому разу. По окончании обряда обязательно следовало положить попу денежку. Пожертвовать на общее благо. Одна девица при мне задрала юбку, я чуть не обмер — серо-сине-зеленые от многочисленных ударов ножом ляжки скрывали искреннюю и непоколебимую веру в простое человеческое чудо. Человеки ехали даже из дальних областей Украины. Церковные служительницы собирали подписи Патриарху Алексию, чтоб не запрещал попу Василию творить снятие порчи. Обычный православный поп церквушки в селении Ближний Хутор. Здесь еще в начале прошлого века самозакопались несколько десятков старообрядцев. Магическое место.

Я поинтересовался у Дмитрия:

— А почему приднестровские власти не закроют эту вот лавочку? Это же чистый лохотрон. Тут людей калечат, какое на хрен православие, с ума все только сходят. Нарушают людям психику.

— Э, нет, Рома, это они не в церкви с ума сходят. СУМАСШЕДШИМИ ОНИ ТУДА УЖЕ ПРИШЛИ. Так что не думай на попа. Он наш, батюшка этот. Мне квартиру освящал недавно. Жена привела, так он, этот отец Василий, так здорово кадилом размахивал, и басил "Изыди!", мне очень понравилось! Жена моя его накормила даже вкусным обедом. Так что это они сами туда пришли. При чём здесь поп!

Раз в две недели из Москвы приходила партийная газета. Мы с Дмитрием ездили к поезду. «Лимонку» девушка по имени Олеся разнесла по всем торговым точкам Тирасполя. Следующий же номер торговки брать не стали. Слишком много матерных слов. А тут люди неиспорченные и к этому непривычные. Беседуя как-то по душам с лидером приднестровской кришнаитской общины, бывший спецназовец, а теперь лысый просветленный проповедник, охарактеризовал мне проблемы безопасности кришнаитов от представителей других конфессий следующим образом: " Ну, во-первых, видишь, Роман, вон лежит бита бейсбольная в углу. Если кто придет осквернить мой храм, я возьму биту. Ну это уж на крайний случай, если руками не справимся. Служить Кришне можно по-разному. Можно молитвы петь, а можно цветок подарить, и это тоже будет служение Кришне. Накормить голодного, защитить слабого… Ну а уж если совсем будет невмоготу, если уж сильно кто обидеть захочет, ну возьму я тогда вон тот телефон свой сотовый, позвоню Дмитрию Юрьевичу, попрошу его: приезжай пожалуйста, Дмитрий Юрьевич, послужи Кришне, постреляй из своего пистолета…"

Передо мной в кресле сидел полностью расслабленный лысый служитель восточного культа. В комнате напротив — в зале особняка общины на берегу Днестра собрались молодые девушки и мужчины в индийских одеждах, много детей. Сегодня у них был очередной праздник, кришнаиты любят праздники. Их лица не выражали немедленного желания "заманить меня в их религиозные сети", их вера — это их дело. Видно было лишь, что хорошо им здесь вместе, и нет от них миру никакого вреда. А добро, оно всегда побеждает, и совсем необязательно, что во имя Добра нельзя пострелять из пистолета… Уходя из кришнаитского храма, я подумал, что, пожалуй, ПМР — единственное место на территории СНГ, где веротерпимость для людей — такая же обычная норма, как и безразличие к твоей национальности.

Мы подолгу бродили с Соиным по берегу Днестра, видно было, что он все ж немного скучал тут, в ПМР, без драйва и риска. Я всё спрашивал у Дмитрия:

— Вот интересно, а почему в Приднестровье нет никаких молодежных экстремистских организаций? Ни РНЕ, ни НБП, никого нет, даже сочувствующих не видать. Здесь что, аномалия?

— Почему? Одно время РНЕ было. Потом закрылись. А толк в этом какой? Три кривых урода со страшными лицами соберутся вместе и начинают кричать, как "мы тут всем покажем"? Кому они покажут? Тут у нас есть казаки. Они, хоть и пьяницы, уже пару раз таких вот молодежных экстремистов покалечили после очередного "всех побьём". Те и смылись. Ни к чему это — людей пугать. Тут все пуганые. Воевали многие. Сами, без партий, немотивированные экстремисты. Все лица мужеского полу. Что же касается кишиневских нацболов, то я пока не очень понимаю, как им могли в Кишиневе спецслужбы и националисты такое позволить. Посмотрим ещё. Кажется, кто-то скоро очень захочет этих не врубающихся ни во что ребят использовать в своей игре против нас. Не самостоятельны они. Наверняка ими манипулируют спецслужбы Молдовы. Будь осторожней, и не езди больше в Кишинев, даже если будут настаивать. Можешь не вернуться, мы пока не выяснили, кто за ними стоит. А без этого не бывает. Тут тебе не Россия. Вероятно, их нынешний лидер Николаев — креатура Ткачука, советника Президента Молдовы. И если он хоть раз ослушается — его уберут немедленно.

Через несколько недель сразу из трех источников мне поступит предложение сорвать силами нацболов саммит глав государств СНГ в Кишиневе. По сценарию, несколько десятков членов НБП должны будут на центральной площади города устроить драку с прорумынской оппозицией, членами националистической партии Юрия Рошки. Это при том, что Рошка никогда не выходит на улицу без оружия, и его всегда сопровождает толпа в несколько тысяч человек, включая оснащенную всем необходимым собственную службу безопасности. Нацболов бы там просто порвали, посреди площади, как котят. И полиция бы не вмешалась.

Предполагалось, что в Приднестровье мне предстоит снять несколько помещений — накопитель для прибывающих из других регионов партийцев. Именно из Тирасполя они должны были в день приезда Президента России выдвинуться в Кишинев. Встретившись в Москве, мы долго перепирались с Тишиным, я выступил резко против безумного мероприятия. Будто кто-то из Кишинева раздразнил Толика "на слабо". "Тебя что, сильно волнует это Приднестровье? Да хер с ним, НБП всю Европу на уши поставит, прикинь, сколько будет телерепортажей, какая реклама!" Ах, Толик, Толик! Вспомнил я, как пригласили нас сюда всего лишь пару месяцев назад. Как принимали, поили, кормили, развлекали. Где ещё хоть раз с нацболами такое было? Да нас во всем бывшем СССР считают либо шизиками-сектантами, либо воинствующими педерастами. Где ещё увидели в нас людей? Только в моей Республике. Выступления, интервью в вечерних теленовостях, улыбки и рукопожатия. Пустили свинью под стол. Какой ему накопитель? Припер меня к стенке. Это как у зэков — попробуй-ка выбрать между другом и матерью. Кто дороже? "Что тебе важней, Партия или твоё Приднестровье?". Идиот. Ты же друг мне. Я пришел в эту Партию, восхищаясь тобой. Во многом благодаря тебе, Толя, не Эдичке, столько лет я всем этим заморачивался, что ж ты теперь делаешь? Здесь, в ПМР, на хер не нужна никакая НБП. И без неё лихо кругом. Тут мать моя живет, брат, учительница первая. Подстава. Плевать мне на политические амбиции. Член ЦК — не член ЦК. Да кем я тогда здесь стану? Тут все друг друга знают. Что мне потом, в парике по Тирасполю бегать? Или бородку отращивать? Охранника за собой таскать всю жизнь? Обломись. Пиарить партию ценой новой войны в Приднестровье? "Посмотрите, цивилизованное мировое сообщество, на это прибежище международных террористов — на банду Смирнова, приютившую русских экстремистов": это уже совсем для дураков. Заголовки в Вашингтон Пост, кадры CNN и армада всепобеждающей демократии, сыплющая шариковые бомбы на приднестровские города… Мечтатели молдавских аналитических структур, наверное, очень огорчились моим решением. Их операция "Партия в обмен на Приднестровье" оказалась полностью провалена. Но кое чем все ж пришлось поплатиться. Как будто кто-то залез мне в грудь костлявой с грязными ногтями лапой и вырвал из груди кусок сердца. Маленький осколок, длиной в несколько лет, ни один день из которых не был прожит зря, ни одна минута… Вряд ли захочется мне после того, что случилось, еще куда-либо вступать. Самое омерзительное — это поневоле оказаться пешкой в чужой игре. Особенно, если игра эта идет против твоих, а твоя пешка — в руке врага, и ходит ей враг.

Тишин — очень азартный взрослый ребенок, и, как признался уже через полгода, был действительно ни в чем не виноват. Автором идеи был руководитель Кишиневского отделения Николаев. Остальные два голоса, озвучившие великолепную идею военного похода НБП с территории непризнанной ПМР на "мирную маленькую республику Молдова" принадлежали тем, кто полгода назад больше остальных интересовался возможностью покупки в Приднестровье партии оружия. С молодыми отделениями часто случались подобные казусы. Многие хотят использовать в своих интересах юных бесстрашных романтиков. Кишиневские нацболы расписали весь город радикальными лозунгами. Город, где десять лет назад за одну лишь фразу по-русски среди бела дня можно было получить нож в сердце. Их лидер, Николаев, похоже, закрутил какой-то странный роман со спецслужбами. Через него пытались неоднократно пугать и меня. Не совсем понятно, кто кого больше развлекал в запутанных отношениях Николаева со спецслужбами — он сотрудников СИБа, или они его, но несколько попыток представить Приднестровье в виде покровительницы ультратеррористов, у молдавских силовиков с треском провалились, хотя вонь по этому поводу СМИ Молдовы разносят до сих пор. Сам Николаев, безусловно, не был пустой болванкой и послушным исполнителем. По моему убеждению, во всем Кишиневском отделении он единственный и понимал, насколько омерзительная вышла ситуация, когда ты имеешь намерения прослыть идеалистом — носителем "русской идеи", евразийцем, национал-большевиком в самом высоком смысле этого слова, а твоими идеалами какие-то мрази пытаются манипулировать во вред не только тебе, но и тем, кому по логике вещей ты должен быть другом… Недолго оставалось Николаеву руководить отделением. Возможно, именно по той причине, что молдавские рыцари плаща и кинжала не доверяли ему, и спешили убрать. Дабы расчистить дорогу примитивным исполнителям их воли. Николаев для подобных игрушек вряд ли подходил на все сто.

Созданное руками спецслужб якобы пророссийское и проприднестровское отделение НБП в Кишиневе — творение уникальное в своем роде. Уникально тем, что в нем отсутствуют граждане РФ, коих в Молдове море. Верхушка лидеров — этнические румыны, граждане Молдовы, не имевшие и не имеющие ни малейшего отношения ни к Приднестровью, ни, тем более, к России. Уникально данное отделение оказалось и тем, что государственные СМИ Молдовы с подачи советников Президента и руководителей спецслужб, кому только ни пытались приписать «заслуги» по созданию этой ячейки. Речь в кишиневских публикациях шла не только обо мне, ибо в дискредитации моей персоны немного толку. Трезвонить на всю Молдову про отдельно взятого Коноплева непродуктивно. Как правило, упоминались люди из структур госбезопасности ПМР, якобы создавшие зловещую НБП, и руководящие ею из Тирасполя.

Таким образом, была создана очередная страшилка для иностранных журналистов, уезжавших из Кишинева после тесного общения с кураторами молдавских властей под впечатлением, что Россия в данном регионе — это зло и нечисть. Это армия оккупантов, не желающая вывозить боеприпасы, и кучки отмороженных неофашистов, которых финансируют лидеры приднестровских сепаратистов.

Спустя год или полтора кучка кишиневских лимоновцев попыталась было выйти на митинг с лозунгами поддержки Приднестровья, чем вызвала явное недоумение внутри самой ПМР. Выглядела эта акция «поддержки» со стороны толи пьяных, толи обкурившихся подростков, крайне неестественно. И в самом Приднестровье расценена была исключительно как подстава молдавских спецслужб. Данное мероприятие "поддержки ПМР", однако, в необычно широком формате транслировалось СМИ Молдовы, как заслуга молодой "молдавской демократии". Из репортажей, впрочем, складывалось впечатление, что нормальным людям поддерживать ПМР не стоит. "Посмотрите, какие выродки их поддерживают. Вот поэтому сепаратистов надо давить". Это очень похоже на баркашовцев в Доме Советов октября 1993 года. С подобной же целью маршировали они там, и свои свастики по стенам расклеивали.

НБП в Молдове состоялась как один из элементов холодной войны против нашей непризнанной Республики, хотя большинство детей, посещающих мероприятия этой кишиневской ячейки, даже не предполагают, сколько вреда спецслужбы Молдовы — по сути враги России и Приднестровья — принесли авторитету ПМР действиями слепых малолетних подростков. Вряд ли им объяснили их лидеры, что ни приднестровское руководство, ни кто бы то ни было из государственных структур ПМР, не приветствует их якобы «пророссийскую» и «проприднестровскую» деятельность. А вреда, наоборот, причинено уже предостаточно.

Та самая операция вторжения нацболов в Кишинев на саммит глав стран СНГ и последующего превращения Приднестровья в маленький Ирак руками рядовых, ничего не понимающих нацболов, была рождена в умах аналитиков спецслужб Молдовы по личному указанию советника Президента РМ. В отместку за ее срыв в течение двух месяцев после несостоявшегося вторжения вышло несколько десятков публикаций, где в самом зловещем ракурсе упоминалось обо мне. Фантазии вражеской пропаганды вообще перешли все мыслимые границы. «Коноплев» каким-то образом умудрился стать внебрачным сыном самого Президента ПМР Игоря Смирнова. Спустя год молдавский журналист, некто Полянский, напишет финальное разоблачительное письмо против моей скромной персоны в одну из республиканских газет. Меня представят молдавскому сообществу "специалистом по уничтожению Молдовы", а сам журналист, спустя еще пару месяцев, станет депутатом Парламента. Многие и сейчас видят за его спиной тень того самого советника Президента, Марка Ткачука. Матерого врага приднестровской государственности и человека, вокруг которого одно время очень часто мелькала аббревиатура ЦРУ.

Таким вот образом малочисленные молодежные группировки и становятся разменной картой в игре спецслужб враждебно настроенных друг к другу государств. В данном случае всегда следует задавать самому себе простой вопрос: "А кому может быть выгоден тот или иной сценарий?". О молодых людях, являющихся в подобных разборках пушечным мясом, думать не пристало. На кону борьбы с приднестровским освободительным движением стояли и стоят большие деньги, и Молдова наверняка еще не раз будет пытаться взломать ситуацию изнутри, предпринимая попытки дискредитировать Приднестровскую Республику и её лидеров. Как правило, подобные события всегда повторяются. Только уже в виде фарса: если в 1992 году на территорию Приднестровья спецслужбы Молдовы забрасывали настоящие диверсионно-террористические группы, которые убивали госслужащих и мирных граждан, то в наши дни, по-видимому, еще не раз будут предприниматься попытки реализовать подобный сценарий в отношении самих себя — условно «забросив» на территорию самой Молдовы очередной отряд "потешных войск". Недальновидные кишиневские подростки с хорошо промытыми мозгами подойдут для данных целей как нельзя лучше.

А в начале сентября по электронной почте пришло прелюбопытное письмо из Праги. Некий электронный псевдоним, "Владимир Волин", абсолютно определенно предлагал встретиться и обсудить перспективы создания действительно серьезной радикальной организации, способной, якобы, реально претендовать на власть: "Нам нужна власть? Давай пойдем и возьмем её!". Он писал о себе, как долгое время путешествовал по Латинской Америке и якобы сражался в революционных отрядах Колумбии и Венесуэлы, и что готов передать свой опыт НБП. Я посмеялся над наивностью бывшего соотечественника, покинувшего родину уже лет десять назад, где-то в Подмосковье натянув каких-то бизнес-партнеров на 50 тысяч долларов. Любопытство взяло верх, и я назначил встречу. Волин выехал в Брянск. Мы встретились 9 октября на железнодорожном вокзале прямо перед моим отъездом в ПМР. Он взял билет в тот же вагон, наверное, посчитав его самым идеальным местом для беседы.

Собеседник никак не походил на повстанца. Гладенькие ладошки, ухоженное нежное личико гомосексуалиста, красивые импортные военные ботинки и новенький камуфляж с подшитым белым воротничком, хоть у нас это уже сто лет как не модно — полностью в камуфляже ходят только рыбаки и строители. Круглый, довольный жизнью пупс, похоже, не хлебнувший гастарбайтерской доли бандерлога ни разу в своей жизни. На голове новенькая зелено-камуфляжная кепочка, как у Лимонова в мае 93-го. Поплыли кадры. Дежавю. Я вспомнил 9 мая, толпы народу на митинге в Москве и длинную трибуну со спасителями нации.

Из рюкзака у пупса торчал портативный компьютер, бегающие глазки шарились по сторонам. Волин сам решил продемонстрировать мне свои документы — достал справку из российского консульства в Чехии об утере загранпаспорта желающего вернуться на родину гражданина РФ. Срок действия справки истек несколько дней назад.

— Роман, я вижу, с тобой можно иметь дело. Ты же понимаешь, что сами по себе разговоры про революцию и восстание — это чушь. Какая справедливость? Какая на хрен революция? Какой народ, народ этот можно только презирать. Глупый народ в революциях не побеждает — он на них умирает, а выигрывать должны мы с тобой. Это ведь просто тупое стадо. Быдло. Как вы говорите, «люди-овощи». А нам с тобой нужна реальная власть, и если для этого нужно создать пару десятков отрядов, то я могу в этом помочь. Нужны деньги.

— Ну и что дальше, денег ведь нету.

— Зарабатывают деньги только дураки. Умные люди их берут. Я вот за последние лет десять ни дня не занимался физическим трудом. Вот смотрите, у вас есть Партия. Я внимательно следил за ней и всеми вашими действиями. Всё это, конечно, замечательно, только больше похоже на игру «Зарница». Так власть не берут. Я давно приглядываюсь к России, в свое время закончил здесь военное училище. Смотри. Ты даешь мне людей. Сначала двух человек — симпатичную девочку и мальчика. Через месяц — еще парочку. Так нужно создать групп двадцать. Я научу их добывать деньги. Это не очень трудно в Европе. Там полная халява на лохов. И в полиции даже не бьют. Они будут зарабатывать деньги для Партии. Выбивать их у бизнесменов. Парни нужны физически крепкие, придется убивать. Без этого не обойтись. Я буду держать там сеть и переправлять тебе деньги. Здесь подберу специалистов для подготовки групп. Ты здесь будешь вести два направления. Первое — подбор адептов для диверсионных групп. Ты знаешь, как это делается. Как развести человека, чтобы он пошел за тобой. Наверняка не раз пробовал играть на чужих слабостях. Это ведь интрига — клюнет-не клюнет. У вас наверняка все то же самое — ничего нового нет. Берется слабый закомплексованный подросток, или потерянная дамочка, и ей внушается все, что нужно. Что она станет тем, кем давно мечтала. Стоит только поманить человечка — властью, деньгами, известностью. Кому что нравится. Все маргиналы на это клюют. Набрать лохов проще, чем ты думаешь. Главное, это из лохов грамотно отобрать тех, кто нужен тебе, потому что ты будешь нужен всем лохам, даже полностью бесполезным. Не разменивайся на них. Так набирали пираты команду на свои судна еще много веков назад. Поманить неудачника очень легко. Они сами потом найдут повод для привязанности друг к другу. Перетрахаются, потерпят трудности вместе. Начнут видеть в тебе бога и спасителя, будут слушать тебя и беспрекословно исполнять любые приказы. Будут молчать на допросах и вспарывать себе живот во имя тебя. Ты должен излучать надежду на вечную жизнь. Они должны быть рады умереть за тебя. Как влюбленные. В Европе никто не задержится. В России группы готовить нельзя. Я буду присылаемых тобою людей переправлять постепенно в Латинскую Америку. Не все оттуда вернутся. Они должны будут почувствовать там вкус крови на зубах. В настоящих боевых действиях. В настоящих отрядах. Кого-то придется убить. Не каждый это выдержит. А вот подготовленная там группа в сто бойцов будет стоить уже ваших десять тысяч панков. На хрен нужны пустые люди? Нужны боевики. Убийцы. Со вкусом крови на зубах. Там им придется выучить и язык. Кто не справится с этой мелочью — нам тоже на фиг не нужен. Этих придется убрать. Дураки нам ни к чему. Еще нужны будут профессиональные проповедники. Вербовать новых и новых членов партии. Это как в церкви. Что, думаешь, в семинарию берут тех, кто хорошо молитвы читает? Хрен там. Они выбирают маленьких гитлеров, кто сможет вести за собой людей. Кто умеет ссать в глаза и уши. Обещать что надо. Так и у нас. С этим у вашей партии проблем не было, только все по дилетантски. Без фильтрации. Обязательно надо фильтровать и убивать. А в Латинскую Америку придется ехать. Без этого ваша Партия здесь все равно загнется. Глобальные вещи сделать государство не позволит, а как только появится более-менее сносная конспирация, вы превратитесь в обычную преступную группировку, и про политику забудете. Кажется, с РНЕ случилось когда-то именно это. Второе — начнешь выкупать российские информационные ресурсы. В этом у вас опыта больше. Статьи там писать про скорую революцию, про несправедливость, права человека, низкие зарплаты, бесправие чиновников — обличать всех подряд. Дискредитация, подкуп. Кого-нибудь можно и убить. Информационная война должна быть. Настоящая. В вас люди должны увидеть своих спасителей и кумиров. Как только народ полюбит вас — сто бойцов возьмут власть без пыли и шума. Как Ельцин в 1991 году. И еще я собираюсь написать книгу по революционной борьбе.

Волин говорил целых шесть часов. Помимо владения английским, испанским и чешским он оказался еще большим знатоком шифровальных компьютерных программ и имел паспорт гражданина государства Белиз. Это достаточно дорогая бумажка, тысяч 20 долларов она стоит, с которой без разных виз можно спокойно перемещаться по свету. Меня все эти речи безумно утомили, и я почти насильно ссадил его в Конотопе — обратно. Под предлогом того, что у пупса нет в наличии должных документов для въезда в ПМР.

Пообещал ему известить о своем решении. Какое, однако, может быть мое решение? Отправить ему мальчика с бицепсами и красивую девочку? Убивать иностранных бизнесменов? Я еще раз перед прощанием окинул взглядом пупса. На перроне Конотопа он стоял явно обиженный, удрученный тем, что я не взял его в ПМР. На хрен он мне там нужен? Всплыл в голове детский анекдот про то, как американских диверсантов заставили выучить украиньску мову и отправили на Украину, шпионить. Едут они в хохловозе, Москва-Одесса, чипсы жрут, а напротив — старый гастарбайтер сала шмат тупым ножиком отпиливает:

— Здорово, хлопцы-мэрыканцы!

— Якие ж, дидку, мы мэриканцы, кода ж мы украинцы!

— Та яки ж вы, хлопцы, украинцы, кода вы нэгры!

Сколько ещё таких вот Волиных приедет в нашу страну устраивать революции, вешая лапшу на не избалованные лестью уши аборигенов — никому на фиг не нужных, полуголодных и малообразованных людей? Наверное, Россия, и впрямь очень лакомое место для международных проходимцев и авантюристов, знающих рецепты на все случаи жизни. "Здесь же власть лежит прямо на земле" — сколько еще Волиных задушевно мечтают тут поживиться? Быть может, в подобном случае даже простые круги по воде — это всегда то же результат. Для тех, кто его заказывает.

Но маленький мир где-то внутри тебя всегда раскалывается надвое. Там, глубоко, в вертикальных, червеобразных шахтах мозга, непрерывно идет борьба. Белое и черное. Начало её у каждого было свое. В Днестровске тогда, кажется, был год 83-й, или 84-й. Практически у меня на глазах, пьяный кретин — мой биологический папа, ударил в спину мою мать. Кухонным ножом. Нож с голубой ручкой воткнулся в позвоночник, чуть пониже шеи, и согнулся на 90 градусов. Вся ночная рубашка её была в крови. Каких-нибудь несколько сантиметров влево или вправо, и матери бы у меня не стало. Тогда мама пожалела его и не стала заявлять ментам. Тогда, в детстве, я решил, что рано или поздно найду и убью его. Помню, я в свои одиннадцать отказался от подобной затеи только из глупых предположений, что посадят мать. Примеривался к спящему в ванной папашке не раз. Представлял, как отрежу ему голову, и он, обезглавленный, будет плыть тут, в бессмысленной ванной… "Аки Господь похоще". Нашел его спустя десять лет. Он сам себя убил. От прежнего бравого красавца, кумира моего раннего детства, не осталось и следа. Во мне гудят мои дурные гены — часто нахожу внутри себя его духовную атрибутику — раздолбайство на грани безумия, авантюризм, гордыню. Бороться с этим бывает крайне тяжело. Что с ним? Не знаю, что с ним сейчас. Может, уж и нет его боле.

Какая она, твоя сегодняшняя, подлинная реальность? Что защищаешь ты сам? Может, через таких вот Волиных, через террор и хаос, через последний бунт, и должно всё рано или поздно произойти? Быть может, это и есть та Священная Неизбежность, последний шаг в магическую пропасть? Пришествие Царства Антихриста? Да в России никогда больше не будет европейской демократии. Как никогда не будет её в Туркмении. Демократия в Ираке — это отсутствие Ирака. Ненавистная мне бюрократическая и военная деспотия может смениться у нас, к сожалению, только гражданской войной и хаосом. Это неизбежность. Законы суровой русской природы. Именно по этой причине эмигрант Устрялов принял впоследствии Сталина и большевистский террор. Только деспотия может служить истинным лекарством. Такая вот ужасная проза. Все остальное, всё, что против — это "подтолкни, что падает".

Это самое «подтолкни» разрывает меня на куски. Какие проповеди? Какие на хрен заповеди? Ещё один кирпич в стене. Ради чего? Что, так уж ценна та самая победа, к которой в запредельных снах приближается любой из нас? Что изменит наша победа? Что изменит победа любой другой партии? Природу Человека? Где уж. Кали-Юга — это сумасшествие в зеркале. Ты перестаешь замечать себя со стороны, когда от тебя шарахнулся в сторону весь мир. "Мы узнаём врага по чуждому блеску глаз". Враг в каждом движении микрочастиц. Все направляется к жизни. Тебе в другую сторону. Между ладоней — та самая красная кнопка, дотянувшись до которой любой из нас взорвет весь мир. Последняя пьеса. Если не диктатура, не хмурые менты и не циничные бюрократические монстры, то кто? Волины и Сёко Асахары очень быстренько не оставят от темной, вечно спящей в берлоге России камня на камне. "Подтолкни, что падает — падающего толкни". Пластмассовый мир должен быть уничтожен. Это и есть Позитивная философия. Улыбка, имя которой Ганнибал Лектор. Ужас и террор. Пытать и вешать. Такова центральная концепция аутентичного, подлинного национал-большевизма. Прямо из дугинских лекций и его многочисленных книг и переводов Эволы и Генона, Вирта и Хаусхофера. Не общество потребления с пенсиями и прогулками у подножия Эйфелевой башни. Наше исцеление — огненная купель старца Аввакума. Наша вера — наша смерть. Не борьба за призрачную политическую власть, за дворцы и мясные ужины, не клоунские выходки экзальтированных полусумасшедших. Глобализация превратила и саму Россию всего лишь в частицу всего прочего, обозначив её идентичность напоследок матрешками, балалайками и бутылками «Столичной». Все кончено. Наша вера — наша смерть. Не зря ведь рядовой уличный шестнадцатилетний пожиратель консервативной литературы не вопит, как скинхед, доисторическое "Слава России". Он более радикален — "Да, Смерть!". Потому что Россия давно уже ни при чём. Россией интересовался первый нацбол Николай Устрялов, библиотекарь и сменовеховец. Национал-большевик последних времён все больше интересуется смертью. Молодой Егор Летов когда-то лет двадцать назад прокричал свое "всё, что не анархия — то фашизм". Человек посреди развалин на закате Кали-Юги может принять только одну, последнюю истину — всё, что не Смерть — всё профанация. Ибо в Царстве Мертвых живым нет места. Во времена всепобеждающего, всеторжествующего зла есть только один верный путь, на котором возможно сохранить принципы и идеалы Консервативной Революции. Доктрина Пробуждения — это не партстроительство, не бравые марши, не песенки. Как в одной из песен Непомнящего — "Наш огненный отряд посреди неверия" — запоздалое сопротивление Царству Количества, последний наш вызов его законам и циничной морали. Не флажки и черные рубашечки, не косоворотки и бороды. Параллельные миры не пересекаются. И если кому-то захочется впредь создать подобную партию, протащить ее в Парламент и массмедиа — значит, и это профанация. Ибо все, что начинает следовать мирским канонам и принципам — будет обязательно разрушено изнутри интригами, лестью, алчностью, гордыней. Многие православные ортодоксы и сегодня считают, что вне монастырских келий нет истинной православной традиции. В миру Бога нет. А истина познается лишь в страдании и лишениях. В приближении к смерти. Смерть — последний инициатический обряд. Последнее Посвящение. Словно кто-то зубами сцепил провода. Пора уже, совсем пора. Время близко…

 

Инквизиция

 

 

От этих каменных систем в распухших головах,

Теоретических пророков, напечатанных богов,

От всей звенящей, летящей, пылающей хуйни

Домой…

 

Янка Дягилева

Начало сентября я встретил в Брянске. Пришлось ехать, всё из-за дурацкого диплома. Я учился в университете, и как раз началась последняя сдача хвостов. Банально и скучно. Серый унылый Брянск. Тут уже сразу холодно. С первых дней осени. Я сдавал всякие экзамены и мучился в полном отсутствии хоть какого-нибудь досуга. Всё уже достало. 14 сентября часов в шесть вечера с юной и пустой, как барабан комсомолкой я вышел на трассу, и автостопом, как много раз в старые добрые рок-н-рольные времена, выдвинулся в Москву. Завтра должен был состояться митинг нацболов «Антикапитализм-2002». Хоть какое-то разнообразие.

Утром 15 сентября 2002 года в Бункере собралось несколько сот партийцев. Я зашел в приемную и пошел по коридору в сторону чайника. Налил кипятка. Поздоровался с народом. Подошел Лёша Голубович. Он опять отрастил свою редкую бороду. Перекинулись с ним парой слов, и все ломанулись куда-то за Тишиным. Шли в сторону Москвы-реки, и влево, через стеклянный переход. В какой-то маленький сквер. Толя долго говорил о том, что нас "скоро начнут стирать".

Обратно мы шли с Николаевым. Женя рассказывал, что в Кишиневе его знакомые и малознакомые персонажи уже заколебали моей фамилией, и что мне нельзя там появляться, якобы ему неоднократно сообщали, что если я сам окажусь в Кишиневе — буду немедленно убит. Романтика, блин. Мы так и шли к метро вместе, втроем — Голубович, Николаев и я. Подошел сбоку и Толя Тишин, бурчит себе под нос: "не можем сегодня облажаться, не должны, будут люди из УНА-УНСО, смотреть, как мы действуем". Я так и не понял, к чему это. Приехали на площадь Маяковского. Выходим.

Сама площадь — в плотном кольце из металлических заграждений, как клетка для зверей. По всему периметру стоит ОМОН. Сбоку стоят с собаками. В районе Тверской — усиленная концентрация, их там уже совсем много. Заходим в клетку. Клетка работает только на вход. На выход всё закрыто. В стороне памятника — какая-то идиотская трибуна.

На площади собрались представители левых молодежных организаций. Все основные. Ближе к трибуне стал Союз Коммунистической Молодежи, отпрыски парламентской оппозиции. Будущие депутаты, нынешние их помощники. Культурная сволочь. В противоположном углу стоит Авангард Красной Молодежи. Это красные экстремисты. Их мало. Рядом мы, национал-большевики. Красно-коричневые экстремисты. Нас несколько сотен, и мы ведем себя крайне агрессивно. Раскачивается воздух. "Наши МИГи сядут в Риге!", "Зачистим Ичкерию по методу Берии!", "Сталин, Берия, ГУЛАГ!", "Убей банкира, убей ростовщика!". "Пытать и вешать, вешать и пытать". Атмосфера словно налилась пламенем. Эйфория. СКМовцы шарахаются в свой угол, расставляют по периметру своих дружинников — чтоб не путались их нежнейшие чада с нашими ублюдками. Через год от "парламентской оппозиции" останется кучка дерьма. А тут они еще пытаются делать приличное личико. "Мы не экстремисты, мы не опасны, нас не трогайте".

НБП выстраивается в прямоугольник. В колонну по восемь. Впереди… Впереди всех — Алексей Голубович. С голыми руками. Впереди всех. Черная куртка, черные штаны, ботинки, борода — как моджахед. Зачем? Конечно, менты его сразу приняли за полководца. Предводителя. Того, кто отдавал приказы штурмовать ОМОН. Ненависть — это всё, что можно было прочесть по его глазам на той пленке начала штурма. Внутрь колонны кто-то проносит брезентовый сверток. Оттуда сыпятся древки. Пустые, без знамён. Какие-то неизвестные депутаты пытаются начать митинг. В этой клетке. Тщетно. Всё срывается. Нацболы кричат речевки. Начинается прорыв.

В сторону улицы Горького ломанулась колонна. Напряглась, протянула знамена, тыча ими в лица и щиты ментов. Сверху вниз — как саблями по головам, каскам? фуражкам. "Вы что же, совсем озверели?" — кричит в нашу сторону получивший древком знамени прямо по фуражке пожилой подполковник, — "Что вы делаете, подкрепление, где подкрепление?" Офицеры уже отдали команды. Ряды ОМОНа сомкнулись ещё плотнее. Подошел спецназ — ветераны чеченской войны. Улица Горького — стратегическое место. Прорыв на Тверскую — это очень ощутимое моральное преимущество. Прямой путь на Кремль. Этого позволить нам не в состоянии никто.

Николаев остается далеко сзади. За какое-то время до штурма мы обсуждаем отсутствие должных документов. У него — идиотская временная регистрация на обрывке бумаги и молдавский паспорт. У меня — прописка в Приднестровье. Он остается в хвосте, я прохожу вперед, мы налегаем на металлические ограждения, чуть-чуть продвигаемся вперед, и всё. Встали. Клином ОМОН врывается в нашу колонну и пробивает её тут же. Насквозь, как лезвие бритвы. Словно шведские рыцари. Тут же появляются первые жертвы. Первые захваченные в плен. Их уложили на землю и принялись избивать. Прямо здесь же. В муку. Гремит взрыв. Кто-то бросил свето-шумовую гранату, горит дымовая шашка. ОМОН просит подкрепление. Колонна разворачивается, и кто-то показывает, что там, в обратном направлении, совсем жиденько. Ментов человек пять, и всё. "Вперёд!"

Толпа национал-большевиков прорывает кольцо и уходит в сторону Нового Арбата. По Садовому кольцу. Голубович всё время второго прорыва в шаге от меня. Мы блокируем ограждениями прорывающихся наперерез толпе национал-большевиков человек пять ОМОНовцев, и сами уже никуда не успеваем. Силы не равны. Оцепление смыкается еще плотней, чем прежде. Кругом собаки и лошади с ментами. Я вспомнил Кровавое Воскресенье и казаков. Входим внутрь оцепления. Посреди площади стоит ничего не понимающий Николаев. Такого в Кишиневе, конечно, не увидишь. Любопытно ему было.

Не все успели убежать и в эту сторону. Несколько десятков человек повалены на асфальт. Их травят собаками, даже какой-то полковник не поленился. Схватил дубинку. И дубасит всех подряд. По лицам, везде. Тем, кто перед ним, зачастую нет и двадцати. Жестокость неоправданна. Вот оно и "право имею…". За любое право надо платить. Жестокость за жестокость. Нацболы бегут, пока впереди не появляются несколько автоматчиков. Кричат "стой, стреляю". Ю в своем белом свитере пробегает вместе со всеми сквозь взведенные автоматные затворы, как сквозь решето, с поднятыми вверх руками. Никто, конечно, не выстрелил. Куда ж по детям стрелять. Начали окружать. Загнали в переулки. Ю обычный ОМОНовец ухватил крепко за белые длинные волосы, дал пару раз символического пинка и закинул в автобус. Толпа бежит, звенят стекла и фары дорогих машин, повержен ларёк с шаурмой, несколько витрин… Кто успел — спрятался. Кто не спрятался…

Мне иногда кажется, что внутри нынешней Системы с её самым сильным оружием — подконтрольными врагу медиаструктурами — телевидением, радио, газетами, способна реализовать что-либо кромешное только некая виртуальная организация. Антипартия. Те, кто придет следом за нами, дадут ей какое-нибудь условное, ничего не значащее имя. Какая разница. Возможно, новая антисистемная структура начнет действовать вообще без имени.

Ведь как можно легко дискредитировать нынешнюю любую оппозиционную партию? Через её символы? К чёрту символы. Через атрибутику, форму одежды, субкультуру? Это лишнее. Через иерархию, через структуру? К чёрту иерархию. Никакой структуры. Никаких записей, программ, уставных документов. Ты зафиксировал что-то на бумаге, принял статическую позу — ты всё отдал врагу. В этот же момент. Пока тебе в голову не вживят электроды, есть определенные шансы. Но и это крайне ненадолго. Десяток-другой лет. И всё. Дискредитация через рядовых членов? Это легче всего. Обязательно найдутся десять придурков, переворачивающих ларёк с шаурмой, будто твой враг спрятался там, внутри дурацкого маленького ларька, или кто-то ударит ножом кавказца в подворотне. Через опознавательные знаки придурка ты труп. Через лидеров? Через их пороки, жён, извращенные привязанности, качества недостаточности, дурное выражение лица или глупые поступки? Не должно быть никаких лидеров. Только цели и задачи. Вот организация будущего. Западные антиглобалисты могут выйти покурить. У них — смесь крохотных партий, толпы эксгибиционистов, дешевые куклы, у нас — не должно быть никаких партий. Иначе на тебя тут же ставят клеймо. Никаких шествий. Тут же заклеймят правым или левым. Это лишнее. Ты — против них, и всё. "Подтолкни, что падает". Враг ведь вполне известен. Твои мотивы вполне определены. Но если ты оставил себе опознавательные знаки, немедленно оказываешься меньшинством. Внутри большинства ты всегда жалок. Тебя со всех сторон окружат клетками и металлоискателями. Окольцуют ОМОНом. Если враг тебя не распознал, значит, ты везде. Не вреди себе сам. Изучай только то, что понадобится тебе в войне. Антипартия может обрушать корпорации и шантажировать правительства. Не нужны больше ни кровь, ни заложники, ни падающие самолёты. Ты знаешь, что тебе нужно. У тебя за плечами взмахнут крыльями тысячи ангелов. Рано или поздно просто погаснет телевизор, и уже на следующий день любой Системе наступит полный конец. И не важно, кто именно арестует Президента и членов правительства. С этой мелочью справятся даже старухи.

Сумасшедший лай собак. В автобус национал-большевиков укладывали беспорядочно, друг на дружку, чаще всего хватая за волосы. Сверху ходили ботинками, наступая на лица. Избиения. Больше ста человек развезли по отделениям. Их отпустят на следующее утро. Все вернутся домой, кроме трех. Мазилову положили в рюкзачок бутылку с зажигательной смесью. До суда дожидаться не стали — очень сильно его избивали в отделении, плохо стало со здоровьем, и менты сжалились. Признали, что улика не пройдет на суде.

Мы остались в кольце на площади, толком и не зная, что делать. Женя Лавлинский, тот самый, журналист из Нижнего, взял мегафон: «Зюганов-предатель». Те, кто остались, начали дружно скандировать. Митинг полностью сорван. Алексей Голубович протягивает мне фотоаппарат:

— Пожалуйста, сфотографируй меня пару раз на память.

Поднимает с земли древко, ломает его пополам и начинает с этим куском расхаживать по площади. Глаза бешеные. Что тут фотографировать? Пару раз заснял лицо, пленка кончилась. Прибежала Стася. Она теперь жена лидера АКМ Удальцова. Теперь Стася Удальцова. Стася уже шарахнула где-то стакан водки, и прибежала рассказывать про печальные итоги прорыва. Про изувеченных нацболов, про то, как всех словно свиней заманили в засады и заперли. Я вспоминал 1993 год. Колонну Уражцева. Времена не на шутку изменились. На ошибках учатся. Все. Николаев и Голубович остались стоять рядом с ней.

— Что нам делать, Роман? — спросил Голубович

— Стойте здесь, не ходите никуда. Никому выходить самостоятельно нельзя. Сейчас найдем какого-нибудь депутата или нейтральных людей, чтоб затерялись. Ждите.

Я отошел буквально минуты на две. Искал глазами в толпе эту комсомольскую сучку из Брянска, с которой приехал. И еще кого-нибудь, чтобы можно было организовать выход. Пробежал по рядам, оглянулся. Стася уводила их c площади. Обоих. Вместе с собой, прямо в ментовские лапы. Наверняка решила, что раз ей вновь позволили зайти назад в клетку, никого больше не тронут и всё страшное позади. Их взяли при выходе. Конец. Опознали и скрутили отдельно от остальных. Отобрали паспорта. Это всё.

Стася вернулась вскоре домой — у неё маленький ребенок, отпустили менты. Московские мусора — звери особой породы. Наверно, их специально дрессировали, долго учили калечить демонстрантов. Фашистская костоломная машина. Лико государево.

Голубовича и Николаева несколько часов возили по Москве и избивали. Долго. Когда нацболы привезли им еду, Николаев практически не мог двигаться. У обоих спина напоминала сине-кровавый фарш. Нашелся мент, якобы его они вдвоем били по лицу древками. Это был полный бред. Ни Голубович, ни Николаев никого древками бить не могли. Они оба были у меня на глазах всё время. Но у мента были данные судмедэкспертизы. Наверное, кто-то его все же побил. И заплатили за это мои друзья. Как бы между прочим. Два гауляйтера — Магнитогорский и Кишиневский. Всё как надо. По маслу. Больше полугода они оба провели в Бутырской тюрьме. Их освобождать оттуда уже никто не спешил.

Осенью показали фильм про НБП, Лимонова и Казахстан. Выделили в кадре Голубовича, расхаживающего с куском древка по площади после прорыва. Якобы этим древком он мента и бил. Это была полнейшая чушь. Древко Алексей схватил уже после прорыва, это видели многие, кадры видеосъемки столкновения зафиксировали то же самое. Однако уже за несколько месяцев до начала процесса вся страна была проинформирована о том, что самый страшный экстремист в России — это Голубович.

В декабре из Израиля в Брянск ненадолго приехал мой старый друг Майк. Один из тех, самых ещё первых, Брянских национал-большевиков. Майк рассказывал, как долго пришлось ему скитаться в новой своей жизни. Очень долго не мог он найти там никакой себе работы. Лазил по помойкам и подбирал черствые булочки. Майк по настоящему несколько месяцев голодал. Соседи по комнате в общаге, гопники, начали измываться над старым неформалом. Быдло — оно, оказывается, и в Израиле быдло:

— Ты — крыса, ты украл у нас из холодильника сосиску. Ты не спросился разрешения. Вали отсюда, пока не выплатишь штраф в 500 шекелей — вещей никаких обратно не получишь.

Майка спасла девушка Аня, репатриантка из Белоруссии. Она работала экскурсоводом с русскими туристами. Взяла его к себе жить. Вскоре Майк нашел работу. Они живут одним днём, и, кажется мне, теперь Майк по-настоящему счастлив, чего не случалось с ним раньше. Помимо подарков — бедуинских поделок из кожи верблюда и разных там масел, Майк привез плохую новость. Там же, в далеком Израиле, застрелился Дэн. Он был в тусовке, нашим общим другом. Еще в 97-м. Мы вместе уезжали в Москву, когда Дэн эмигрировал. Несколько часов болтали в поезде о его будущем. Светловолосый худенький Дэн мечтал о карьере военного. Это семейное. Отец его был кадровым офицером Советской Армии. Там, в израильской армии, Дэн получил ранение во время теракта, и по увольнению не получил никаких страховок. Как раз началось очередное обострение, работы не было. Он назанимал у всех много денег. Карабкался. Но, как рассказал Майк, ему так и не удалось раствориться в еврейской среде. Он так и остался там чужаком. Часто переезжал из города в город, развелся. Когда наступил предел, и все сроки отдачи долгов прошли, Дэн уединился и выстрелил себе в голову из пистолета.

Майк уже четыре года не был в России. Похоже, он не очень оказался рад нашим переменам. Со своей густой длинной шевелюрой он выглядел полным бедуином. На улице до него постоянно докапывались лысые мрази. Эти пару недель в России для него оказались сущей мукой:

— Я не знаю, куда у вас тут всё катится. Но мне кажется, стало хуже. В Израиле на Президента и Премьер-министра кругом можно встретить только карикатуры. А у вас этот остролицый на всех школьных тетрадках. И все новости на главных телеканалах — только про него. Даже у нас в Израиле бум — все русские евреи эти же самые тетрадки с его портретом своим детям покупают. Мне противно на такое смотреть. Это уже совсем не рок-н-ролл. Я боюсь за родителей. Без пистолета тут на улицу даже выходить не хочется. Другая страна. Я хочу домой. Здесь у меня просто какой-то холод внутри. Сухой мёртвый холод.

Мы с Ю проводили их на скорый поезд «Брянск-Москва». Через 15 часов они уже будут дома. На берегу Средиземного моря. А у нас стоит лютый дубешник. Минус двадцать пять. Обнимаемся на прощание:

— Если серьезно, я так и не понял, чем ты тут вообще можешь заниматься? — Майк такой вот всегда в драматические минуты, замедленно серьезный.

Предполагаю, мы с ним не увидимся теперь уже несколько дольше. Или вообще никогда, кто ж теперь знает.

Весной 2003 года в Москве состоялся суд над Голубовичем и Николаевым. В качестве свидетеля со стороны защиты на суд вызвали и меня. Стоял теплый весенний день. У здания суда собралось человек двадцать пять. Подошли и мамы подсудимых. У Николаева присутствовали оба родителя. На лицах читалось волнение, но была и уверенность. Все знали, что у него стопроцентные шансы на выход. Он вообще ни с кем в тот день не вступал в столкновения. Стоял сзади. Родители у Николаева были очень красивые. И было видно, что из Молдавии. И что из Кишинева. Столичные жители. Они работали в Подмосковье, как и многие, уехав из Молдовы от нищеты и отсутствия каких либо перспектив. Для Женьки нашли здесь место — он проходил юридическую практику в какой-то нотариальной конторе. Не просто так тут ошивался. "Идейная партийная жизнь" была ему глубоко до лампочки, в лидеры он не стремился, а без него самого Кишиневское отделение походило уже не на группу неуправляемых панков-отморозков, а на тень шакала — Ткачука и офицеров молдавских спецслужб. У них уже зрели свои планы насчет отделения. У Женьки были планы зацепиться в Москве, поближе к родителям, получить нормальные документы, работать, обустраиваться потихоньку… Каким любопытством его угораздило в тот злополучный день оказаться рядом с нами? Мать и отец ждали немедленного освобождения ни в чем не виновного Женьки. Что, казалось бы, могло этому помешать?

Подошла мама Лёши Голубовича. Старенькая добрая женщина. В её глазах стояла беспредельная любовь. Она наверняка ничего в жизни не пожалела для своего сына. Он всегда был её гордостью. Алёша. Он был там, за прутьями решетки. На нем была та же одежда, что и на митинге.

— Рома, обязательно приезжайте к нам в гости, когда всё это закончится. Алёша мне много о вас рассказывал. Мы с Лёшиным папой Вас официально приглашаем.

У Николаева отросли волосы. И сидел он на скамье подсудимых как вылитый молдаванин. Красивый черноволосый молдаванин. В клетке. Что у него здесь? Какая судьба?

Начался вызов свидетелей. Все по очереди рассказывали — кто что видел. Затем поднимали «пострадавшего» мента. Жирная шея. Вылитый браток с золотой цепью и барсеткой никак не походил на пострадавшего. Он отвечал отрывисто: "Нет, этого тоже не видел. Били те, в клетке." Как по заготовке. Я спросил у Алексея руками, получал ли он мои письма, он ответил, что нет. Опустив голову.

Объявили перерыв. Наверное, многие почувствовали, что всё не идет легко и ровно. Адвокат Голубовича перепутал листы в материалах дела. Этот продуманный адвокат, на мой взгляд, занимался на суде чем угодно — только не Голубовичем. В ходе процесса он писал статьи в прохановскую «Завтра», раздавал интервью. Как оказалось, у него на носу были выборы в депутаты Государственной Думы. Человек делал себе красивый оппозиционный пиар. Он всё нагородил в одну кучу — всех революционеров слил как в по





Поделиться с друзьями:


Дата добавления: 2016-12-06; Мы поможем в написании ваших работ!; просмотров: 344 | Нарушение авторских прав


Поиск на сайте:

Лучшие изречения:

Так просто быть добрым - нужно только представить себя на месте другого человека прежде, чем начать его судить. © Марлен Дитрих
==> читать все изречения...

1014 - | 833 -


© 2015-2024 lektsii.org - Контакты - Последнее добавление

Ген: 0.009 с.