Практические выводы из уроков клеток

Годы преподавания на медицинском факультете убедили меня в том, что наилучшим воплощением дарвиновского закона выживания сильнейшего являются студенты-медики. Их жесткой конкуренции и взаимному подсиживанию могут позавидовать даже юристы. Но откуда столь оголтелый дарвинизм у тех, кто готовится получить профессию врача, подразумевающую искреннее сострадание к людям? Это всегда казалось мне несколько странным.

Тяготившие меня стереотипы по поводу студентов-медиков изрядно пошатнулись на Карибах. После произнесенной мной вдохновенной речи мои незадачливые бойцы сплотились в настоящую команду и сотворили невозможное — они все вместе успешно завершили семестр! Более сильные помогали отстающим и благодаря этому сами становились сильней.

В итоге все закончилось голливудским хэппиэндом. Экзамен, который им пришлось сдавать, был ничуть не легче, чем в Висконсинском университете. И я не могу сказать, что эти «отверженные» справились с ним хоть скольконибудь хуже, чем их «элитарные» коллеги в США. Позднее многие из моих тогдашних студентов рассказывали мне, что вернувшись домой и встречаясь со сверстниками, окончившими американские университеты, они с удовлетворением убеждались в том, что лучше понимают принципы, которым подчинена жизнь клеток и целых организмов.

Само собой, я был в восторге от того, что моим подопечным удалось сотворить такое чудо. Но как именно они смогли этого достичь, я понял лишь спустя годы. Тогда же мне казалось, что все дело в моей изобретательности (впрочем, я и сегодня считаю, что сопоставление биологии человека и клетки — хороший способ подачи материала). Сейчас, обосновавшись на научной территории, которую, как уже было сказано, многие считают владениями слегка сумасшедшего доктора Дулиттла, я полагаю, что успех моих студентов во многом объясняется тем, что они отказались от поведения, принятого в среде их американских коллег. Вместо того чтобы копировать эгоистичных умников-студентов, они поступили так, как ведут себя умные клетки, — объединились и стали еще умней. Нет, у меня и мысли не было предлагать им учиться жить у клеток — все-таки я был воспитан в духе традиционной науки. Но мне доставляет удовольствие думать, что они двинулись в этом направлении интуитивно, после моих восторженных рассказов о способности клеток группироваться и создавать сложные и конкурентоспособные организмы.

И еще, сейчас я думаю (тогда мне это тоже не приходило в голову), что еще одной причиной успеха моих студентов стало то, что я не ограничился похвалой в адрес клеток. Я хвалил и их самих! Чтобы быть образцовыми студентами, им требовались свидетельства того, что их воспринимают как таковых. В последующих главах я покажу, что очень многие из нас живут ограниченной жизнью не потому, что иначе нельзя, а потому, что они думают, будто только так и можно. Но тут я забегаю вперед. Сейчас достаточно сказать, что за четыре месяца в Карибском раю я окончательно прояснил свои взгляды на клетки и на те уроки, которые они преподают людям. Иными словами, я нашел путь, ведущий к пониманию Новой биологии — науки, решительно отбрасывающей и пораженчество наследственной генетической запрограммированности и дарвинизм с его выживанием сильнейших.

Глава II

Это же среда, тупицы!

Я никогда не забуду урок, полученный мной в 1967 году, когда, будучи студентом-старшекурсником, я учился клонировать стволовые клетки. Мне потребовались десятилетия на то, чтобы понять, какое огромное влияние он оказал не только на мою работу, но и на всю мою жизнь.

Мой наставник и выдающийся ученый Ирв Кенигсберг, одним из первых овладевший искусством клонирования клеток, сказал мне, что, если клетки гибнут, причину следует искать не в них, а в окружающей среде. Ирв Кенигсберг не отличался прямотой выражений, свойственной Джеймсу Карвиллу, руководителю избирательной кампании Билла Клинтона, который заявил: «Это же экономика, тупицы!» На тех выборах этот лозунг стал едва ли не мантрой.

Ей-богу, подобный лозунг: «Это же среда, тупицы!» стоило бы повесить над своими рабочими столами всем цито-биологам. Раз за разом я убеждался в том, насколько мудр был совет Ирва Кенигсберга. Стоило мне обеспечить клеткам здоровую среду, они

начинали благополучно расти. Едва состояние среды ухудшалось, их рост приостанавливался. Как только я улучшал среду, «занемогшие» клетки снова приходили в себя. В конце концов до меня дошло, что именно тут скрыт ключ к пониманию природы живого!

Большинство цито-биологов не обращает внимания на подобные тонкости культуральной техники. После того как Уотсон и Крик открыли генетический код ДНК, ученые махнули рукой на влияние окружающей среды. Однако им следовало бы помнить: сам Чарльз Дарвин под конец жизни признавал, что его эволюционная теория недопустимо умалила ее роль. В1876 году он писал Морицу Вагнеру [Darwin, F 1888]:

«По моему мнению, величайшей моей ошибкой было то, что я не придал достаточного значения непосредственному воздействию, которое окружающая среда, т. е. пища, климат и т. д., оказывает независимо от естественного отбора... Когда я писал «Происхождения видов» и в последующие годы у меня не было надежных свидетельств прямого воздействия среды; теперь же подобные свидетельства многочисленны».

Ученые — последователи Дарвина наступают на те же самые грабли. Беда недооценки среды в том, что она ведет к генетическому детерминизму — убеждению, будто гены «управляют» всем живым. Это у беждение не только вынуждает нерационально тратить деньги на научные исследования (о чем я собираюсь говорить в одной из последующих глав), но и, что гораздо более важно, искажает наши представления о жизни. Когда вы убеждены, что вами управляют гены, которыми вас облагодетельствовали при зачатии, вы получаете удобную возможность объявить себя жертвой наследственности: «Я не виноват в том, что не успел сделать работу в срок. Просто я такой медлительный — это все гены!»

С самого начала Эпохи Генетики нам внушают, что мы бессильны перед мощью скрытых в нас генов. Великое множество людей живет в постоянном страхе перед тем, что однажды их гены вдруг возьмут и «включат» в них Нечто Ужасное. Представьте себе человека, воображающего себя бомбой с тикающим часовым механизмом и ожидающего, что вотвот в нем взорвется рак — так же, как он взорвался в его брате, сестре, дяде или тете. Миллионы других винят в своем плохом самочувствии не сочетание умственных, физических, эмоциональных и духовных причин, а нарушения биохимической механики своего организма. Ваш ребенок перестал слушаться? Сегодня врач, вместо того чтобы как следует разобраться, что происходит с его телом, сознанием и духом, предпочтет выписать ему таблетки для исправления «химического дисбаланса».

Разумеется, я нисколько не оспариваю тот факт, что некоторые заболевания, такие, как хорея Гентингтона, бетаталассемия и кистозный фиброз, обусловлены тем или иным дефектным геном. Но такие нарушения встречаются менее чем у 2% населения. Подавляющее же большинство людей рождается с генами, с которыми вполне можно быть здоровыми и жить счастливо. Те напасти, которые ныне одолевают человечество, — диабет, сердечнососудистые заболевания, рак — отнюдь не вызываются конкретным геном. Они — результат сложного взаимодействия множества генетических и экологических факторов.

Но как тогда быть с газетными статьями, которые то и дело трубят об открытии очередных генов всего чего угодно — от депрессии до шизофрении? Прочитайте эти статьи внимательно, и вы увидите, что факты, скрытые за броскими заголовками, куда скромней. Да, ученые связывают гены с различными заболеваниями, но крайне редко бывает так, что то или иное заболевание обусловлено одним-единственным геном.

СМИ постоянно путают эти две вещи — связанность и обусловленность, тем самым создавая неразбериху. Одно дело быть связанным с заболеванием, и совсем другое — обусловливать его, то есть служить причиной и осуществлять направленное, управляющее воздействие.

Если я покажу вам ключ зажигания и скажу, что он имеет отношение к управлению автомобилем, вы, вероятно, согласитесь со мной. В самом деле — без этого ключа я не смогу включить зажигание и, значит, мое заявление в какомто смысле верно. Но можно ли сказать, что этот ключ автомобилем «управляет»? Будь это так, вы не рискнули бы, выходя из машины, оставлять его в замке зажигания — из опасения, что он, чего доброго, одолжит ее у вас и уедет. Ключ зажигания связан с управлением автомобилем; управляет же им человек, который этот ключ поворачивает. Определенные гены связаны с теми или иными паттернами поведения организма и его характеристиками — но эти гены не активируются, пока чтото не приведет их в действие.

Но что приводит в действие гены? Достаточно тонкий и откровенный ответ на этот вопрос дал в 1990 году Фредерик Ниджхаут в статье, озаглавленной «Метафоры и роль генов в развитии организмов» [Nijhout 1990]. По словам Ниджхаута, идея, будто гены управляют всем живым, высказывалась так часто и долго, что ученые забыли о том, что это всего лишь гипотеза, но никак не установленная истина. В действительности же научные исследования последнего времени данную гипотезу скорее опровергают. Всевластие генов, пишет Ниджхаут, это популярная в нашем обществе метафора. Нам хочется верить, что генные инженеры — новые волшебники, способные лечить болезни и между делом конструировать новых Эйнштейнов и Моцартов. Но метафора — отнюдь не то же самое, что научная истина. Вывод, к которому приходит Ниджхаут, таков: «Когда в гене возникает необходимость, его экспрессию* активирует сигнал, поступающий из окружающей среды, а вовсе не какая-то там спонтанно возникшая характеристика самого гена». После этих слов остается еще раз обратиться к тем, кто считает, что нами управляют гены: «Это же среда, тупицы!»

* Экспрессия гена — совокупность молекулярных процессов, ведущих к синтезу того или иного химического вещества на основании информации, закодированной в этом гене.