Неурядицы на райском острове

На второй день моего пребывания на Карибах я предстал перед доброй сотней терзавших от нетерпения студентов. И тут до меня дошло, что далеко не все воспринимают здешние места как безмятежную райскую обитель. Для этих ребят Монсеррат являлся, скорее, линией фронта, которую им следовало прорвать во имя заветной мечты — врачебного диплома.

Передо мной сидели люди всех рас и возрастов, большинство — молодые американцы с Восточного побережья. Среди них были и бывшие школьные учителя, и бухгалтеры, и музыканты, и монахиня, и торговец наркотиками и даже один шестидесятисемилетний пенсионер, изо всех сил старавшийся успеть в этой жизни как можно больше.

При всех различиях, этих людей объединяло то, что они не сумели пройти чрезвычайно жесткий отбор на медицинских факультетах американских университетов и теперь хотели во что бы то ни стало доказать свою состоятельность и стать врачами. Большинство из них потратили все свои сбережения или связали себя кабальными контрактами, чтобы покрыть стоимость обучения на Монсеррате и дополнительные расходы, связанные с переездом. Многие, оказавшись вдали от своих семей, друзей и любимых, на первых порах чувствовали себя одинокими. И еще, им всем пришлось приспосабливаться к жутким жилищным условиям в здешних студенческих общежитиях. Тем не менее никакие трудности и препятствия не могли отвратить их от штурма заветной цели.

До моего приезда им читали гистологию и клеточную биологию три профессора. Первый попросту бросил их на произвол судьбы и сбежал с острова через три недели после начала семестра. Второй уволился по болезни. Третий не знал предмет и в течение двух недель, предшествовавших моему приезду, зачитывал на лекциях главы из учебника, что надоело им хуже горькой редьки, но обеспечивало необходимое количество учебных часов.

И вот, эти бедолаги лицезрели четвертого за семестр преподавателя. Я вкратце рассказал им о себе и дал понять, что буду требовать от них не меньше, чем от своих висконсинских студентов, ведь для того, чтобы получить разрешение на врачебную практику в США, они должны будут пройти аттестацию в той же Медицинской комиссии.

Затем я достал из портфеля кипу экзаменационных билетов и устроил контрольную. Конечно, я рас­считывал, что мои новые подопечные, отучившись полсеместра, владеют хотя бы половиной материала курса.

Минут десять в аудитории стояла мертвая тишина. Затем по ней как будто распространилась неведомая зараза, причем быстрее, чем это удалось бы смертоносному вирусу Эбола, — студентов охватила нервная лихорадка. По мере того как таяли отведенные на контрольную двадцать минут, их нервозность перерастала в панику. Наконец я сказал: «Время!», и аудитория буквально взорвалась нестройным хором сотни возбужденных голосов.

Кое-как утихомирив присутствующих, я принялся зачитывать правильные ответы. Первые пять или шесть из них вызывали лишь сдавленные вздохи. Дойдя до ответа на десятый вопрос, я услышал мучительный стон. Кто-то из студентов правильно ответил на десять вопросов из двадцати, и это был лучший результат в группе. Еще нескольким удалось дать семь правильных ответов. Что касается остальных, они явно метили наугад и потому попали в цель максимум по одному — по два раза.

Они сидели в оцепенении. Я посмотрел на их скорбные лица. По сути, им предстояло учиться заново. У меня защемило в груди — эти ребята напоминали изображенных на гринписовских плакатах детенышей тюленей, которых убивают дубинами безжалостные торговцы мехами.

Вероятно, соленый, сдобренный *пряными тропическими ароматами морской воздух способствует приступам великодушия — мое сердце предательски дрогнуло. Неожиданно для самого себя я объявил, что для меня вопрос чести — сделать так, чтобы все они сдали выпускной экзамен, — разумеется, при условии надлежащего усердия с их стороны.

Видели бы вы, какая надежда засветилась у них в глазах! Я почувствовал себя тренером, которому надо настроить команду на решающий матч, и разразился пламенной речью. Я сказал, что по своим умственным способностям они ничуть не хуже тех студентов, с которыми я работал в Соединенных Штатах, и что единственной причиной их провала на вступительных экзаменах в американские университеты стало то, что они не вызубрили учебный материал так, как их более усидчивые сверстники. Не нужно быть семи пядей во лбу, заявил я, чтобы изучить гистологию и цитологию. Элегантность природы в том, что она следует довольно простым законам, — достаточно их понять, и вы будете знать, как работает клетка. Это гораздо проще, чем зубрить факты и цифры. Мой вдохновенный спич раззадорил бедняг настолько, что они выходили из аудитории, рыча от желания порвать противостоящую им систему.

Оставшись в одиночестве, я понял, какую ношу на себя взвалил. Некоторым из моих подопечных учеба была откровенно не по силам. Подготовка остальных оставляла желать лучшего. Я ступил на скользкий путь, моя островная идиллия грозила обернуться катастрофой и для меня как преподавателя и для моих студентов. Недавняя работа в Висконсине вдруг показалась мне сущим пустяком.

В самом деле, там, помимо меня, курс гистологии и цитологии читали еще пятеро преподавателей кафедры анатомии, и соответственно, на мою долю приходил ось лишь восемь лекций из примерно пятидесяти. Безусловно, я знал весь лекционный материал, поскольку вел еще и лабораторные занятия, на которых студенты могли обратиться ко мне по любому вопросу, имеющему отношение к моему курсу. Но одно дело что-то знать и совсем другое — излагать то, что знаешь, на лекциях!

У меня было три выходных дня, чтобы разобраться в ситуации, в которую я сам себя загнал. Впервые за многие годы мне приходилось самому отвечать за столь обширный учебный курс. Если бы нечто подобное произошло со мной дома, в Висконсине, я, вероятно, разнервничался бы и скис. Но здесь, на Карибах... провожая глазами тонущее в море солнце, я поймал себя на том, что не испытываю страха. Наоборот, осознание того, что мне больше не нужно подстраиваться под других профессоров, приводило меня в восторг. Я предвкушал захватывающее приключение!