Философия—любовь к мудрости.

Глава 1. ЧТО Я МОГУ ЗНАТЬ?

ЗНАНИЕ И МУДРОСТЬ

В точном переводе с греческого слово «философия» означает «любовь к мудрости». Но что такое мудрость, к которой тянется душа философа, ради которой он читает и пишет книги, ведет беседы, поискам которой посвящает дни и ночи жизни? Уж не другое ли это имя для знания?

Давайте прислушаемся к слову «мудрый», «мудрец», «умудренный». Так обычно не говорят о человеке, который просто прочитал тысячу книжек и до самой макушки полон информацией. Можно знать всю таблицу Менделеева, и сколько ножек у таракана, и как называются спутники Юпитера, но все это мудрости не придает. Народная поговорка свидетельствует: «Многознание уму не научает». А если наш многознающий друг еще и ссорится с товарищами, мечется от одного занятия к другому и вечно ходит с видом обиженного на весь белый свет, то мудрость тут и вовсе не ночевала.

Но, может быть, мудр не тот, кто много знает, а тот, кто много умеет? Вернее, хорошо знает, как надо что-либо сделать. Например, как сшить модные штаны или спроектировать крыло самолета, или заработать много-много денег? Нет, пожалуй, и тут слово «мудрость» не подходит. Об умеющем чинить кран или работать на компьютере скажут: умелец, мастер, специалист. О преуспевающем бизнесмене: делец, хозяин, ловкач. Только мудрецом все же никто не назовет. Что же есть мудрость, если это не знание и не умение в их обычном смысле? А, может быть, напротив, это и знание и умение, но только какого-то иного рода, такое знание и умение, которое решает другие задачи, не похожие на те, что мы только что назвали.

К мудрецам — а таких людей всегда было не очень много — издревле приходили за жизненным советом. Унесла у крестьянина злая болезнь всю семью, разорилось его хозяйство, изверился он в Боге, идет к мудрецу за советом: как жить? зачем жить? И пресыщенный богач, объездив полмира, все изведав и повидав, тоже к мудрецу спешит: как жить? зачем жить? И надо ли? Мудрыми называли тех, кто способен врачевать душевные раны, кто может помочь найти смысл жизни, указать цели и пути к ним. Люди, обуреваемые страстями и не умеющие справиться с собой, шли к мудрому, чтобы научиться владеть собственным «я»; запутавшиеся в том, что хорошо, а что плохо, учились у мудреца умению отличать доброе от дурного. Но для того, чтобы помогать другим, сам мудрец должен был уже обладать огромными духовными и умственными возможностями. Тот, кто указывает цели и ценности, не может не быть причастен к таким тайнам бытия, которые не очевидны для обычного человека. И древние мудрецы вполне отвечали этим требованиям. Правда, они нередко были и практиками: так древнегреческий философ Фалес изобрел календарь, а его соотечественник Анаксимен был астрономом и метеорологом, но все же главным оставалось то глубинное понимание сути вещей, которое и отличало мудрецов от всех остальных. Мудрым может быть назван тот, кто познал законы мироустройства и человеческой души, кто находится в гармонии со Вселенной и может научить других, как жить в мире и в счастье.

Философия — это не сама мудрость, а поиск мудрости и размышление о ней. Мудрости как таковой научить нельзя (она или есть или нет), а философии — можно. Человек способен приобрести хорошие и добротные философские знания, но станет ли он после этого мудрым, зависит, по большей части, от него самого. Если он удачно переплавит философские знания с собственным жизненным опытом, научится так здорово ориентироваться в мире, что сумеет еще и помогать другим, тогда он сделается мудрецом. Может быть, среди вас, мои читатели, есть мудрецы сегодняшнего XXI века, но я пока ничего об этом не знаю и могу только надеяться на то, что не оскудела умами наша земля.

Поскольку мудрость включает знания особого рода — знания о началах и фундаментальных чертах внешнего и внутреннего мира, а также представления о том, как эти знания применять к жизни — философия выступает как прежде всего интеллектуальное занятие. То есть она требует раздумья и знакомства с тем, что же надумали до тебя прежние философы в течение двух с половиной тысяч лет. Конечно, можно ничего этого не знать и попытаться просто сочинять из головы какие-нибудь затейливые конструкции, объясняющие мир. Сидишь себе на ступеньках дома, щелкаешь семечки, читаешь надписи на стенах и философствуешь. Но только тогда это уважаемое слово надо поставить в кавычки или придать ему оттенок недвусмысленной иронии. Ибо «философия на завалинке», не видящая дальше своего носа, не имеет никакого отношения к мудрости, касающейся тайн бытия. Житейский кругозор каждого из нас достаточно узок, и без прикосновения к мировой культуре вряд ли возможно измыслить что-нибудь мало-мальски значимое. Польский сатирик Ежи Лец, сказал когда-то, что философы бывают как тарелки: либо глубокие, либо мелкие. Я совершенно уверена в том, что доморощенный философ, «мудрствующий лукаво», вне связи с сокровищами человеческого духа — это всегда очень мелкий философ. Философия требует общения с великими умами прошлого, с Платоном, Гегелем, Кьеркегором, а не только с товарищем по учебе (даже если он отличный парень!).

Являясь интеллектуальным занятием и включая в себя специфическое знание о действительности, философия в корне отлична от религии и религиозной веры. Религия тоже стремится ответить на вопросы: «в чем смысл жизни?» и «как устроен мир?», — но ее ответы заранее предопределены и предрешены. Будь то христианство, ислам или буддизм, иудаизм или новая современная секта, берущая ото всего понемножку, в любом случае религия предполагает Священное писание, традицию и авторитет духовного главы. Если ты христианин, то не смеешь сомневаться в содержании Библии, если приверженец мусульманства, то неукоснительно следуй Корану. Ответы тебе уже даны, ты не вправе сомневаться в них, размышлять, пересматривать. А иначе ты — чужой, и уходи прочь! Религия основана на вере, на живом открытом переживании богоприсутствия и на строгом следовании принятым нормам понимания и действия. Только тот крепок в вере, кто не рассуждает, а радостно доверяется отцам церкви, слову ее святых и текстам, написанным тысячу лет назад. Вы, наверное, не раз бывали в храмах и могли обратить внимание на то, что сама обстановка там — тихая, торжественная, патетичная, совсем не располагающая к спорам и пререканиям. Религия зовет к молитве, а не к дискуссии.

Иное дело — философия. Она — дитя разума, дитя вольное, смелое, призывающее к сомнениям, диалогу, к вечному испытанию того, истина ли то, во что мы верим? Похоже ли наше знание на то, о чем мы мыслим? Одно из важнейших направлений философии во все времена — скептицизм, который все подвергает сомнению. Философ-скептик улыбается лукаво, выслушивая утверждения других, и в самый неподходящий момент, когда все уже поверили, что Бог хорошо устроил мир, что этот мир познаваем, вдруг ехидно спрашивает: «А у вас есть доказательства, что все это так?»

Даже религиозные философы, страстно верующие в своего Бога, не избегают сомнений. Удивление, сомнение, вопрошание — это философский способ отношения к жизни, и если ты только веришь, не обсуждая, то ты можешь быть очень хорошим человеком, но философа из тебя не получится. Философское сомнение помогает избежать догматизма — то есть тупого упорства, с которым люди придерживаются давно обветшавших взглядов, и наивности, заставляющей доверять всему, что ни услышишь. Доверяй, но проверяй, причем проверяй логикой, мышлением, всей совокупностью человеческого опыта.

Таким образом, свое стремление приобщиться к мудрости философия осуществляет с помощью разума. Нельзя сказать, что здесь не останется места для чувств. Представь, мой читатель, что ты — философ и ищешь для себя (а, может быть, и для других) ответ на вопрос: «что такое счастье и как его обрести?» У тебя уже накопилось много переживаний, и ты можешь запросто сыпать формулами, выражающими твоя чувства: «Счастье — это когда тебя понимают...» или «Счастье, это когда я свободен делать, что захочу!» А твой друг, например, скажет иное: «Счастье — это когда все сыты и одеты, и никто не болеет». То есть, каждый из вас выразит в философствовании свои собственные впечатления, полученные на своем собственном месте. И так любой философ выражает свой уникальный взгляд на мир. Но при этом он соотносит его со всеми предшествующими взглядами, выражает его на общедоступном языке и, излагая свою версию мира, не объявляет ее единственно возможной. Хотя соблазн такой есть всегда. Очень легко оставить путь разума и не утруждать себя аргументами и доказательствами, а просто вещать подобно оракулу. Но тогда ты пророк, ведун, а не философ. Сама специфика философии неуклонно возвращает философов к логике, критике, к аналитическому разбору, к соотнесению себя с собратьями по размышлению. И в этом своем качестве философия подобна науке, даже если внешне она иногда напоминает поэзию.

Науку и философию роднит также то, что они обе работают не с конкретными наглядными образами и не с эмоциями, а с идеями. Я думаю, вы интуитивно схватываете это различие. Художник может нарисовать веселый весенний день, и вы воочию увидите на холсте зеленые листики, солнечные блики и птичку на ветке — это будет наглядный образ. Музыкант исполнит печальную мелодию, и вам захочется всплакнуть — в вас пробудились живые чувства. А философ, также как ученый, будет применять понятия: Вселенная, История, Человек, Надежда, Свобода. И через каждое понятие будет светиться идея, некая порождающая модель, потому что за словом «Человек» можно увидеть и отдельных людей, и все человечество, и самого себя, и поколения, давно прошедшие по земле. Идея способна разворачиваться в бесконечно богатую картину изменяющейся реальности, ибо ее бесчисленные смыслы как бы спрессованы, сконцентрированы в одном слове. И наука, и философия опираются на понятийное мышление, оперируют терминами-концентратами, заряженными могучим содержанием,

Но философия не во всем подобна науке, и сейчас мы посмотрим, чем же именно она занимается, стремясь к мудрости.

ФИЛОСОФИЯ: ЧЕЛОВЕК И МИР

Чтобы различить философию и науку и уяснить, чем философ отличается, например, от физика, мы должны ввести несколько понятий, которые нам помогут. Прежде всего, это понятия «субъект» и «объект».

Слово «субъект» вам, конечно, знакомо по обыденной жизни, правда, здесь оно несет налет пренебрежительности: «странный субъект», «подозрительный субъект». Употребляется этот термин и в юридическом языке: «субъект договорных отношений». В философии же «субъект» — одно из фундаментальных понятий и означает одно-единственное: источник активности, деятельности, познания. Субъект — это тот, кто действует, направляет на что-то свое внимание. И, поскольку источником активности выступает обычно человек, то его по преимуществу и именуют субъектам. (Хотя, если изучать, к примеру, поведение собаки, то ее, когда она активна, тоже можно назвать субъектом). Объект — это то, на что воздействует субъект, пассивная, «страдательная» сторона отношения. Объектом воздействия, познания, наблюдения может быть любой фрагмент мира: природа, другие люди, собственные мысли. Субъект и объект — понятия соотносительные, как, скажем, «право» и «лево» или «верх» и «низ». Бессмысленно говорить, о «низе», если не имеется в виду «верх!» Так и тут: коли мы взялись рассуждать о «субъекте», стало быть, непременно существует то, по отношению к чему он является активным началом, то есть, объект. Я — строитель, стройка — объект моего труда (это даже отражено в профессиональной речи строителей: «Где бригадир?» «Поехал на объект». Я — писатель, объект моего труда — художественные образы, язык, рукопись. Я — учитель, объект моего воздействия ученики (хотя в то же время каждый из них — субъект, да еще и какой буйный!).

Еще два термина, которые нам необходимы, чтобы двигаться дальше, это «объективное» и «субъективное». Объективным называют все, что не зависит от нашего сознания и воли, то есть от внутреннего мира. Если вы просыпаетесь, вспоминаете, что не выучили уроки и страстно желаете, чтобы солнце встало позже на три часа, то желание ваше все равно не сбудется: восход солнца объективен, он не зависит от вас. Объективно существуют другие люди, и преподаватель, который может поставить двойку, — тоже отнюдь не фантом воображения.

«Субъективное» — прямая противоположность объективного. Это, в первую очередь, обозначение нашего внутреннего мира: желаний, мыслей, чувств, которые мы непосредственно переживаем. Это наши надежды, фантазии, цели. В реальной жизни субъективное и объективное постоянно переходят друг в друга. Познавая и переживая, мы делаем внешние события достоянием нашей субъективности. Общаясь и работая, объективируем свои стремления и цели, воплощаем их в жизнь.

Вот теперь, когда вы познакомились с некоторыми «философскими словами», можно приступать к отличию философии от науки.

Главным объектом внимания науки выступает объективный мир, то есть «мир как он есть». Для физика-ядерщика совершенно безразлично, живут ли в мире физических величин и скоростей некие существа, которым нравятся или не нравятся элементарные частицы. Попробуйте найти физика, который бы очень волновался, оттого, что некая физическая константа, выражающая объективный закон (предположим, закон тяготения) — несимпатична и вызывает у публики нравственное возмущение! Вот было бы забавно! Но в том-то и дело, что математика, физика, химия, биология стремятся изобразить действительность такой, какова она вне человека, без вмешательства его сознания, его страхов и предпочтений. Объективно. Даже если бы мы со своим сознанием вовсе не появились на свет, космос все равно бы существовал, также летели бы каменные глыбы в черных просторах, повинуясь слепым объективным силам, также с математической точностью приходил от звезды к звезде световой луч, и вспыхивали Сверхновые. И ящеры жили бы на земле, и крысы, и крокодилы, только нам было бы об этом ничего не известно. Но для науки это все равно: надо установить то, что действительно было, а не то, как реагирует сознание на происходившие события.

Если бы ученые могли, они устранили бы все до единого искажения, идущие от нашей субъективности, чтобы сознание стало гладким зеркалом и не примешивало своей природы к той картине мира, которую оно отражает. Но они не могут. Как ни старается наука сделаться объективной-объективной, она все равно — вид человеческого сознания, а человек — существо ограниченное. Ученые — это дети своего времени и выражают в своих взглядах все предрассудки века, они говорят на человеческом языке, как бы приклеивают к нечеловеческим реалиям вполне людские ярлычки, причем, в каждую эпоху — разные. Но им не очень хочется об этом помнить, поэтому они часто сердятся, когда приходит философ, напоминающий им об их бессилии перед собственным внутренним миром, и отгораживаются от гостя целой стеной из математических формул.

Философам, в какой-то мере проще, потому что они с самого начала не скрывают от себя того факта, что внешний объективный мир мы видим не иначе, как через призму своего сознания и своих чувств. Более того, мы никак не можем быть просто зеркалом, ибо все время вмешиваемся в то, что отражаем. Главный объект внимания философии — живое отношение «человек — мир».

И снова о словах, которые мы применяем. «Человек» философии это, конечно, не «лично я сам» и не «сосед дядя Вася». Это «человек вообще». Человек как родовое существо, обладающее определенными общими чертами. В этом смысле и «я», и «дядя Вася» и «тетя Маша»- так же, как «мистер Смит» или «герр Шварц»,— являемся людьми, независимо от пола, возраста, национальности и вероисповедания. Каждый из нас — представитель рода «homo sapiens», каждый обладает способностью к труду, сознанием, познавательными возможностями, умеет общаться и т. д. Философский «человек вообще» объединяет всех нас в идее «человека». Рассмотрению подвергаются наши общие, собственно-человеческие черты, а не второстепенные детали и частности (если конкретная тетя Маша часто теряет очки, а дядя Вася поет себе под нос, то это не вопрос философии, хотя, вполне возможно, этим может заинтересоваться психолог).

Мир, о котором говорит философ, это тоже «мир вообще» или «всякий мир». Это и космос, и земная природа, и сфера человеческой коммуникации — все богатство действительности, с которой мы соприкасаемся, которая служит объектом для наших действий и активно влияет на нас. Возможностей соотношения с миром у человека очень много, и потому внутри философского знания можно выявить целый ряд разделов. Каждый раздел — это взгляд на определенный ракурс взаимодействия мира и человека, нашей субъективности и всего, что ей противостоит. Окинем их взглядом, чтобы лучше понимать, сколь разнообразны интересы философа.

Когда я стала вспоминать и записывать для вас разные грани философского знания, то у меня получилось ни много ни мало — девять разделов. Я думаю, надо сказать хоть несколько слов о каждом из них, тем более, что за пределами моего списка, наверняка, осталось еще что-нибудь интересное, неучтенное, то, что вспомнится потом, когда главка будет уже дописана. Но назад уже не повернешь.

Первое подразделение философского знания, которое необходимо назвать, это ОНТОЛОГИЯ, или теория бытия. Человек живет в реальном мире, наполненном многими разнообразными вещами: большими и маленькими, одушевленными и неодушевленными, долговременными и однодневными. Они рождаются и исчезают, разрушаются и воссоздаются. Поэтому уже в древних обществах у мыслителей стал возникать вопрос: есть ли за суетливым мельканием отдельных предметов какая-то единая основа, некий незримый фундамент, делающий их все существующими, позволяющий им — таким разным! — взаимодействовать и соединяться. Для обозначения источника существования, того начала, которое дает любой вещи возможность БЫТЬ, наличествовать, являться, и возникло понятие БЫТИЯ. Онтологические проблемы — это проблемы объективного бытия действительности, того нерушимого фундамента, на котором надстраивается повседневная реальность, данная нам через органы чувств.

Для Древней Греции поиск бытия — это поиск первовещества, из которого как бы «сделаны» все без исключения вещи. Для средневековья бытие равно Богу, потому что именно Бог по религиозным представлениям все творит и во все вдыхает жизнь. Начиная с XVI— XVII веков проблема бытия рассматривается как проблема материи с такими ее важнейшими проявлениями, как пространство, время, причинность. В XX веке возникает идея о том, что мировое бытие может быть понято только через БЫТИЕ ЧЕЛОВЕКА, и потому бессмысленно искать его в сфере естественной науки. Глубокие тайны мира могут быть прояснены лишь через погружение в поток человеческой жизни, где объективное и субъективное — нераздельны.

Второе важнейшее направление философии — теория сознания и теория познания (гносеология). Теория познания — очень древняя дисциплина. Уже у античных авторов мы находим сложные рассуждения о том, каким же образом человек получает впечатления о внешнем мире, правдивы они или ложны, можно ли вообще познать истину.

Гносеология тесно связана с онтологией. Если для древнеиндийской ведической философии мир устроен так. что в нем царит иллюзия (майя), то, естественно, что обычный человек, в том числе и ученый, никогда не прикасается к истине, он лишь кружится в колесе иллюзорных представлений. Истина доступна только йогину[1] и совсем не похожа на то, что мы зовем этим именем в науке, говорящей на языке понятийного мышления. Однако, возможна и прямо противоположная точка зрения. Так, великий немецкий философ Г. Гегель полагал, что разум — это подлинная сущность бытия. Все вещи внутри себя разумны, логика — их истинная природа, и если мы будем упорно развивать свое теоретическое мышление, то непременно подружимся с истиной. Как видите, такое понимание бытия делало Гегеля оптимистом в вопросах познания.

Теория сознания — гораздо более юное приобретение человечества, чем гносеология. Она рассматривает сознание как особую действительность, специфический регион бытия, обладающий иными законами, нежели природная реальность. Тема сознания как совершенно особой сферы бытия впервые звучит в знаменитой «Исповеди» религиозного мыслителя раннего христианства Августина Блаженного. Но особенно подробно идеи теории сознания начинают развиваться в конце XIX начале XX века. Возникает учение «феноменология», которое прямо ставит своей задачей изучать внутреннюю определенность сознания, то, что делает его отличающимся от внешнего мира.

Третье существенное направление философской мысли можно назвать «аксиология и экзистенциальные проблемы». Очень сложно, не правда ли? Но без этого не обойтись. Никто не падает в обморок оттого, что физический прибор именуется «синхрофазотроном», а химическое соединение, к примеру, «диоктилсульфосукцинатом натрия». От гуманитарных же дисциплин все почему-то ждут простоты, в то время как сложнее человека и сознания ничего на свете нет (А. Эйнштейн заметил когда-то, что тайна атомного ядра есть детская игра по сравнению с тайной детской игры). Однако разберемся в терминологии. «Аксиология» — это теория ценностей. В жизни мы всему даем оценку, соотнося предметы и явления со своими интересами и воззрениями. То, что получает устойчивую положительную оценку, что обладает большим значением для нас и составляет ценность. Ценностей множество. Они находятся в сложном переплетении друг с другом и могут быть разделены по разным основаниям. Так можно выделить ценности материальные и духовные, групповые и общечеловеческие, вечные и сиюминутные и так далее. К важнейшим ценностям всегда относят истину, добро, красоту, справедливость, любовь. Сама человеческая жизнь является великой ценностью. Аксиология как раз и посвящена изучению того, как ценности возникают, формируются, соподчиняются. Почему ради одних ценностей можно пожертвовать другими (например, жизнью — ради блага родины или, наоборот, любовью — ради денег), есть ли у мира ценностей некая онтологическая основа, не зависящая от нашего сознания. В общем-то, аксиология занимается вполне жизненными вещами, с которыми мы сталкиваемся почти каждый день. Ее естественным продолжением выступают «экзистенциальные проблемы».

Слово «экзистенция» (те, кто силен в иностранных языках, его знают) означает «существование». Речь идет о проблемах нашего повседневного существования, обыденной жизни. Это проблемы человеческого понимания и непонимания, одиночества, любви. Это вопросы нашей судьбы и свободы, надежды и ответственности. На мой взгляд, это один из самых увлекательных и насущно важных разделов философского знания, потому что нет человека, у которого хотя бы изредка не возникали собственные экзистенциальные проблемы.

Четвертая ветвь философии, органично переплетающаяся с тем, о чем мы сказали выше, это философская антропология и теория культуры. Антропология — и это видно по самому названию — есть стремление вы-яснить место человека в мире, установить его особое качество, отличающее его от животных, обнаружить родовую сущность человека. Что самое главное в нас? Сознание? Язык? Способность трудиться? А, может быть, напротив, способность играть и смеяться? (животные, между прочим, никогда не смеются!). Аристотель в свое время определял человека как «двуногое без перьев», и такой взгляд не исключен... «Кто мы, куда мы идем, каково наше место и предназначение во Вселенной?» — вот вопросы, занимающие умы философов-антропологов. И с этими вопросами тесно связана тема культуры.

Философское понимание культуры предполагает, по меньшей мере, два смысла. Первый — оценочный. Одних людей мы называем культурными, а других — нет. Если человек ни с кем не здоровается, плюет на пол, ругается неприличными словами, если он невежествен и непросвещен, то о культуре в ценностном смысле говорить не приходится. Культурным же выступает тот, кто соблюдает принятые нравственные нормы и правила этикета, расширяет свои знания, овладевает новыми умениями! По этому принципу можно разделять не только людей, но и политические течения. Например, демократия — это культура, а фашизм — антикультура. Однако, возможен и иной подход, которым, кроме философов, постоянно пользуются этнографы, изучающие жизнь самых разных народов, населяющих нашу планету. В соответствии с ним культура — это человеческий способ действия в широком смысле слова, поэтому любой народ и любое государство, даже самое примитивное или несправедливое обладает определенным типом культуры. Может существовать культура фашизма, и культура варварских племен, так же, как культура демократии и цивилизованных стран. А западные культурологи-структуралисты ставят вопрос еще резче: а с чего это вы, дорогие цивилизованные собратья, решили, что ваша культура самая лучшая? Вы и воду, и землю отравили отходами производства, ваши страны сотрясаются от революций и войн, а в каком-нибудь древнем племени «мумбо-юмбо» — мир, тишина и никаких социальных катаклизмов. И вода чистая, и звери по лесу бегают довольные. Ну, съедят иногда члены общины какого-нибудь соплеменника, так это у них традиция такая! У нас, что ли, не «едят»? И вот, как ни смешны такие рассуждения, а достаточно резонны. И тут — люди, и там — люди, и все живем на одной планете, стало быть, не стоит делить всех на «плохих» и «хороших», а надо так вместе уживаться, чтоб нигде никто никого не «ел».

Кроме проблемы этнических культур (культур разных народов) культурология занимается также вопросами элитарной и массовой культуры, культурным наследованием и т. д.

Следующий теоретический блок — философская методология и философия науки. Если гносеология озабочена тем, можно ли познать мир, методология непосредственно обращена к тому, что же надо делать, чтобы познавать хорошо и правильно. То есть, она разрабатывает наиболее успешные способы мышления, дабы ученый уверенно шел вперед, а не блуждал в потемках. Методология формулирует принципы, на которые опирается ученый, исследует роль для познания некоторых важнейших представлений о мире. Можно перечислить целый ряд методологий, существующих в XX веке: позитивистская методология, диалектическая, феноменологическая, синергетика. Но эти названия пока еще ничего не скажут вам. Каждая методология — целый континент идей, книг, теоретических споров. Если кто-то из вас станет крупным серьезным ученым в какой-либо области знания, вы непременно практически столкнетесь с потребностью в методологических размышлениях, в выяснении того, как лучше подступиться к предмету анализа.

Философия науки естественно вырастает на традиционной методологической проблематике, но ареал ее интересов шире. Она рассматривает место и роль науки и ученых в современном мире. Собственно, наука — не такое уж давнее явление в жизни людей. Как мощный социальный институт она возникает только в XVII веке, но с тех пор ее значение в жизни общества постоянно возрастает, а фигура ученого делается все более влиятельной и весомой. Каким образом строится коммуникация между учеными, какие модели мира они признают, а какие отвергают, каково соотношение естественнонаучного и гуманитарного знания — все эти вопросы являются прерогативой философии науки.

Крупным и старинным разделом философии выступают социальная философия и философия истории. Социальная философия, близкая к теоретической социологии, рассматривает внутреннюю организацию общества, его соотношение с природой, взаимоотношения, существующие между социальными группами, роль и положение личности в конкретном социальном организме. Философия истории направляет внимание исследователя на проблему движущих сил истории, ее источника, целей, начала и конца. Особо острой проблемой выступает здесь вопрос о субъективном и объективном в историческом процессе. Кто ответственен за все безобразия, которые происходят в ходе истории? Бог? Безликий объективный закон? Или все же сами люди, но тогда какие именно: народные массы, с дрекольем в руках штурмующие тюрьмы и дворцы, или пылкие лидеры, желающие перевернуть мир? И кому говорить спасибо за великие достижения человечества: тоже людям или незримым высшим силам, которые за ними стоят? Надо сказать, что на все эти вопросы по сей день нет окончательных ответов, есть версии, и в дальнейшем разговоре мы обратимся к ним.

Следующий угол зрения философии на мир — философия религии. Сама религия не теоретична, это вид мировоззрения, предполагающий наличие Бога или богов как создателей и устроителей действительности. Для религии характерен культ: практические действия для установления контакта с высшими силами реальности. Воздвигается храм, осуществляются службы, верующие молятся, делают жертвоприношения. Бабушка, ставящая свечку перед иконой Николая Чудотворца, совсем не склонна философствовать. Напротив, она просто верит, что Чудотворец поможет ей и ее детям преодолеть трудности земного пути и спасти душу для вечной счастливой жизни за гробом. Эта бабушка может и Библии толком не знать.

Однако религия не сводится только к культу, к обрядности. Она имеет идейную, собственно мировоззренческую сторону, вокруг которой и разворачиваются философские дебаты. Над комментариями Священного писания столетиями бьются блестящие умы, то так, то эдак толкуя каждую фразу. Очередной век приносит новый взгляд, новое толкование, опровержение прежних позиций. Кроме религиозной философии (христианской, мусульманской, буддийской) существует также эзотерическая философия. Эзотерический — значит тайный, закрытый от непосвященных. Издревле в разных странах возникали секретные общества, где искатели истины предавались сложным духовным практикам, медитировали, проходили испытания, чтобы им открылись тайны мироустройства. Полученные переживания оформлялись в теорию, которую и называют эзотерической или оккультной философией.

Два последних значительных раздела философии, которым в нашей книге посвящены вторая и пятая главы, — этика и эстетика.

Этика — философская наука о нравственности (хотя лучше, наверное, все же не применять термин «наука», чтобы не было путаницы!) Итак, это философская теория нравственности, которая изучает, что такое живые человеческие нравы и как они соотносятся с представлением о должном. Этику интересует, откуда берется убеждение, что мы должны быть добрыми, а не злыми, она выясняет, что такое долг, совесть, вина, почему ответственность — непременный спутник свободы. Изучение этики помогает человеку лучше разбираться в самом себе, прояснять те поучения, которые мы все непрерывно слышим с детства (будь хорошим, справедливым, моральным!), но над которыми мало кто всерьез задумывается. Обычно о нравственности начинают размышлять в момент какой-нибудь жизненной катастрофы, когда нужно принимать решение, когда приходится оценивать себя и других по самому высокому счету. Философская дисциплина, этика, выступает здесь как друг и советчик.

И, наконец, эстетика — это теория прекрасного. Эстетика анализирует прекрасное и в жизни, и в искусстве, задается вопросом, где обитает красота, в мире самом по себе или же в нашем сознании и воображении, стремится выяснить внутренние законы эстетического. Но подробней об этом мы поговорим на последующих страницах.

В заключение этой главки, посвященной специфике философского взгляда на мир, я хочу заметить, что многие гуманитарные науки тесно связаны с философией и переплетаются с ней; гуманистическая психология, история, литературоведение, филология. Но это сближение и переплетение происходит лишь там, где все эти дисциплины поднимаются над конкретным материалом и делают обобщения высокой силы, охватывающие «человека вообще» и «мир вообще» в их взаимодействии и взаимопроникновении.

ФИГУРА ФИЛОСОФА

Как мы уже отметили на предыдущих страницах, философское знание — это всегда взгляд на мир через призму определенной личностной позиции. Каждый из нас занимает в мире свое собственное, особое место, проживает индивидуальную неповторимую судьбу и потому наблюдает действительность из строго определенного ракурса. Философия — результат такого уникального, самобытного видения (в данном случае в слове «видение» ударение приходится на первый слог, речь идет о способности увидеть нечто, не замеченное другими, а не о призраках воображения.) В этом философы похожи на художников и поэтов, выражающих через свои произведения личные переживания, надежды и страсти. Только философ нередко расширяет свой опыт до масштабов всего мира. Потому для Гегеля разум — это мировой разум, для Шопенгауэра воля — мировая воля, а для современного французского автора Бодрийяра главной движущей силой всех человеческих отношений и переживаний выступает соблазн... В каком-то смысле, у кого что болит, тот о том и говорит. «Абсолютная свобода», «абсолютное ничто» и прочие философские абсолюты — не что иное как проекции на мир натуры и характера самого мыслителя. Если это мыслитель масштабный, тонкий, глубокий, то его взгляд на жизнь, его интерпретация действительности оказывается созвучна многим людям. У философа возникают поклонники, ученики, последователи, образуется философская школа.

В естественных науках личность ученого не имеет такого большого значения. В школьных учебниках помещены портреты многих выдающихся деятелей науки: Исаака Ньютона, Даниила Бернулли, Макса Планка, Петpa Лебедева и других. Интересно, конечно, узнать об их жизни, об обстоятельствах, сопровождавших сделанные ими открытия. Однако эти знания никак не повлияют на понимание вами физического смысла закона всемирного тяготения или постулатов Бора. Вы можете ничего не знать о Бернулли, но спокойно пользоваться его выводом о том, что скорость движения жидкости и ее давление связаны между собой. А, такой (именно такой!) вывод мог бы сделать и другой какой-нибудь ученый с другим именем, из другой страны. И в науке нередко бывает, что исследователи из разных концов света приходят одновременно к совершенно одинаковым результатам. Тогда говорят «идея носилась в воздухе». В воздухе-то, в воздухе, но одна и та же мысль может прийти в голову двум совершенно разным людям только если это мысль о «мире как он есть», о той физической, химической, биологической реальности, которая всем нам, человеческим существам, дана одинаково. Ученые сознательно стремятся убрать из познавательного процесса все субъективное, индивидуальное, и потому научное знание является безличным. Даже если бы мы вдруг начисто забыли всех авторов открытий, наука все равно осталась бы наукой — рационально-логическим знанием об объективной реальности. На обезличенности науки строится и так называемый эффект кумулятивности или, иначе говоря, эффект накопления знаний. Он состоит в том, что в естественных науках при возникновении новой теории, более глубоко объясняющей наблюдаемые процессы, старая теория становится ее частным случаем, Так, Евклидова геометрия — частный случай геометрии Лобачевского, а законы, открытые Ньютоном, — лишь одно из проявлений закономерностей, описанных А. Энштейном.

В философии кумулятивность невозможна. Каждый новый серьезный автор является здесь самостоятельной фигурой, не сводимой ни к кому и ни к чему другому. Даже если сам философ причисляет себя к какой-то традиции, имеющей четкие каноны, которым надо следовать, интересен он именно личным прочтением этих канонов, тем, как он их толкует, что вносит от себя. Именно поэтому мы никогда не перепутаем Владимира Соловьёва и Николая Бердяева, хотя оба они — русские христианские, мыслители. Никогда не сведем идеи Гегеля к идеям Декарта или Платона, а философские штудии [2] неокантианцев — к самому Канту. Философия любого из названных авторов самоценна, не растворима в других концепциях, в принципе не может быть «частным случаем». Здесь каждый «случай» — всеобщий и единственный одновременно. Потому в философии никогда нельзя сказать: «Вы знаете, а Платон-то устарел...» Конечно, Платон может быть «не в моде», но по существу устареть он не может никогда. Все великие философы и пo-сегодня включены в нескончаемый диалог, и наш современник Иван Иванович Иванов-Ванькин вполне может критиковать какого-нибудь знаменитого грека, жившего больше двух тысяч лет назад. И не только критиковать, а и соглашаться с ним, сопоставлять свои идеи с его идеями. Это не игра, это единственно возможный способ существования философии, да и изучения ее.

Яркая философская концепция отображает не только личный опыт ее автора, его характер, мироощущение, темперамент, нравственные установки, но и дух времени. Крупные философы — выразители проблем своего века, что и позволило Г. Гегелю определить философию как «эпоху, схваченную в мыслях». Поэтому философское размышление — это еще и «перекличка эпох», интеллектуальное ауканье через столетия, постоянное подтверждение того, что человечество едино не только в пространстве, но и во времени. Причем это единство — единство многообразия, духовное полотно, расцвеченное всеми возможными и невозможными цветовыми оттенками.

Внушительные фигуры крупных философов — веселых и мрачных, блаженных и яростных, скептичных и безмятежных — возвышаются как скалы среди житейского моря и составляют духовное богатство «незримый колледж», над которым не властны ни годы, ни моды, ни правительства. Нередко полунищие, гонимые и зависимые при жизни, порой трагически рано оставившие этот мир, они продолжают упрямо существовать в своих трактатах, книгах и самое главное — в сознании потомков. Гигантский невидимый храм мысли постоянно поддерживается усилиями живущих. Каждый из нас может войти в этот храм и приобщиться к его святыням.

 

[1] Йогин — человек, занимающийся йогой — восточной духовной практикой, позволяющей непосредственно переживать истину в духовном озарений без помощи слова и понятия.

 

[2] Штудии — занятие, аналитическая работа, от немецкого studieren — учиться.