Если перенестись в эпоху, которую я взял на точку отсчета, т.е. 1 и 1) вв. н.э., то обнаружится четкий разрыв между заботой о себе и заботой о других. Это, очевидно, один из важнейших феноменов в истории самореализации субъекта и, возможно, в истории античной культуры вообще; во всяком случае феномен превращения заботы о себе в самоцель представляется весьма значительным, тогда как забота о других не обязательно является конечной целью и показателем, позволяющим оценить заботу о себе. «Я», о котором проявляют заботу, не является более одним из элементов среди прочих. Оно не служит более связующим звеном, одним из этапов, элементом перехода к чему -либо иному, будь то государство или другие люди. «Я» становится конечной и единственной целью заботы о себе. Происходит одновременно абсолютизация «Я» как объекта заботы о себе и превращение этого «Я» в самоцель посредством самого «Я» в практике, именуемой заботой о себе. Следовательно, эта практика ни в ко ей мере не может считаться предварительным этапом, вводящим в заботу о других. Это деятельность, сосредоточенная лишь на собственном «Я», это деятельность, находящая свое завершение и удовлетворение — в точном смысле этого слова — лишь в своем «Я», то есть в самой деятельности, осуществляемой по отношению к самому себе. Человек проявляет заботу о себе для самого себя, и именно в этом забота о себе получает свое вознаграждение. В заботе о себе человек сам является своим собственным объектом, становится самоцелью. Иначе говоря, существует одновременно абсолютизация «Я» как объекта заботы и превращение этого «Я» в самоцель посредством самого «Я» в практике, именуемой заботой о себе. Одним словом, забота о себе, которая у Платона совершенно очевидно выходила на проблему государства, других людей, politeia, представляется на первый взгляд, во всяком случае в том периоде, о котором идет речь, — I и II вв. н.э. — как бы замкнутой на самой себе. Самоцель имеет важные по c ледствия для философии. Искусство жить и искусство быть самим собой все более отчетливо идентифицируются. Какое знание указывает, как следует жить? Этот вопрос будет постепенно поглощен другим вопросом: что нужно сделать для того, чтобы «Я» стало и оставалось тем, чем оно должно быть? Философия как проблема поиска истины поглощена духовностью как трансформацией субъекта им самим. Каким образом я должен преобразовать свое «Я», чтобы получить доступ к истине? (Вопрос обращения, metanoia.) Самоцель имеет не менее существенные последствия для различных образов жизни и индивидуального опыта. Происходит подлинный расцвет культуры своего «Я». Под культурой подразумевается некая сумма ценностей, расположенных в определенной последовательности и иерархически организованных. Эти ценности имеют универсальный характер, но вместе с тем доступны лишь некоторым; человек может их обрести, лишь жертвуя своей жизнью и следуя определенным правилам поведения. Способы и технические приемы для обретения этих ценностей также организованы в определенном порядке и образуют ту область знания, которая управляет и преобразует поведение человека.
Понятие спасения
Понятие спасения себя и других включает некий технический аспект. 1. Спасение позволяет перейти от смерти к жизни и т.д. Это бинарная система: спасение находится между жизнью и смертью, между смертностью и бессмертием; это переход от зла к добру, из мира этого в мир иной. Спасение — это орудие перехода. 2. Спасение связано с драматичностью исторического или метаисторического события, с временностью и вечностью. 3. Спасение — это сложная операция; спасение себя осуществляется при содействии другого. Идея спасения принадлежит религии или, по крайней мере, находится под ее влиянием. Однако, несмотря на это, понятие спасения эффективно функционирует как философское понятие в рамках самой философии. Спасение выступает как цель философской практики и жизни. Гл а го л sautseia («спасать») [[Явная ошибка. Правильно: sodzesthai. — Ф. К.]] имеет несколько значений. Человек, который спасается, это тот, кто находится в состоянии тревоги, сопротивления, самообладания и независимости по отношению к своему «Я», что позволяет ему парировать все уд а р ы судьбы. В равной мере, «спастись» значит избежать угрожающего принуждения и быть восстановленным в своих правах, вновь обрести свою свободу и свою подлинность. Спасти себя — значит поддерживать себя в стабильном состоянии, которое ничто не в силах нарушить, какие бы события ни происходили вокруг. И, наконец, «спастись» означает: обрести те блага, которых человек не имел в начале пути, извлечь выгоду, воспользоваться своего рода услугой, которую он оказывает сам себе. «Спастись» значит обеспечить себе счастье, спокойствие, невозмутимость. Таким образом, вы видите, что «спастись» имеет положительное значение и не связано с драматичностью событий, которое заставляет вас переходить от негативного к позитивному смыслу категорий спасения; понятие спасения связано ни с чем иным как с самой жизнью. В этом понятии спасения, которое встречается в эллинистических и римских текстах, нет каких -либо отсылок к таким вещам, как смерть и бессмертие или мир иной. Спасаются не по отношению к некоему драматическому событию. «Спастись» служит обозначением деятельности, которая осуществляется в течение весей жизни и единственным исполнителем которой является сам субъект. И если, в конечном счете, эта деятельность по самоспасению приводит к определенному результату, который является ее целью, то этот результат заключается в том, что, благодаря спасению, человек становится недоступен несчастью, тревоге, всему тому, что может проникнуть в душу из -за всякого рода случайностей, событий внешнего мира и т.д. И, достигнув конеч ной цели, объекта спасения, человек не нуждается более ни в ком и ни в чем. Две большие темы — с одной стороны, тема атараксии — отсутствие волнения, а с другой — тема автаркии, самодостаточности, благодаря которой человек не нуждается ни в чем, кроме самого себя, — представляют две формы, в которых деятельность «по спасению», длившаяся всю жизнь, получает вознаграждение. Таким образом, спасение — это непрерывная деятельность, осуществляемая субъектом по отношению к самому себе и находящая свое вознаграждение в некоем отношении субъекта к самому себе; это отношение определяется отсутствием тревоги и чувством удовлетворения, которое не нуждается ни в чем, кроме самого себя. Одним словом, можно сказать, что спасение есть форма отношения к себе – бдительная, продолжительная и завершенная одновременно, — замыкающаяся на самом себе. Человек спасает себя ради самого себя и посредством самого себя с тем, чтобы обрести самого себя. В этом «спасении», которое я бы назвал эллинистическим и римским, «Я», деятель, объект, инструмент является конечной целью спасения. Очевидно, что такое понимание спасения чрезвычайно далеко от спасения посредством государства у Платона; такое понимание также далеко от спасения религиозного соотносимого с бинарной системой, с драматизмом событий, с отношением к другому, которое в христианстве подразумевает отказ от самого себя. Спасение, напротив, обеспечивает приятие самого себя, слияние со своим «Я», которое не расторжимо во времени и осуществляется в ходе всей
От Платона к Декарту
Начиная с Платона («Алкивиад») ставится следующий вопрос: «Какой ценой постигается истина?» Это цена заключена в самом субъекте в форме вопроса: «Какую работу я должен проделать над собой? Как должен я преобразовать самого себя? Какие изменения своего бытия я должен осуществить, чтобы постичь истину?» Фундаментальным принципом является то, что субъект как таковой, предоставленный самому себе, не способен к восприятию истины. Он сумеет ее постичь лишь в том случае, если произведет с собой целый ряд операций, трансформаций и модификаций, которые сделают его способным к восприятию истины.
Конец формы
