Продолжительность и область применения. Продолжительность.Сессии обычно назначаются раз в неделю, хотя они могут быть более или менее частыми

Продолжительность. Сессии обычно назначаются раз в неделю, хотя они могут быть более или менее частыми. Продолжительность терапии определяет клиент. Ближе к концу терапии сессии могут проводиться реже, раз в две недели, например. Клиент-центрированная терапия иногда подвергается критике за свою длительность, за предоставление клиенту права принимать решение о завершении. Однако это не значит, что клиент-центрированная терапия не имеет конца; в действительности это сравнительно краткосрочное лечение.

Область применения. Принято считать, что клиент-центрированная терапия подходит только клиентам, имеющим уровень интеллекта выше среднего, в частности студентам колледжей или людям с относительно простыми проблемами. Вместе с тем метод хорошо зарекомендовал себя при работе с разными клиентами, имеющими широкий спектр проблем, включая пациентов психиатрических больниц (Gendlin, 1962a; Rogers et al., 1967).

Труа и Митчелл (Truax & Mitchell, 1971) сделали следующий вывод по результатам исследования, посвященного навыкам межличностного общения у психотерапевта.

«Психотерапевты и консультанты с установкой на точную эмпатию и теплоту без собственнических чувств и вдобавок подлинные, работают действительно эффективно. Но эти выводы касаются множества психотерапевтов и консультантов, независимо от их подготовки или теоретической ориентации, а также широкого круга клиентов или пациентов, включая непоступивших в колледж, малолетних преступников, госпитализированных пациентов с шизофренией, невротических личностей, страдающих умеренными или тяжелыми формами патологии, а также разного рода госпитализированных пациентов. Факты также свидетельствуют, что эти наблюдения затрагивают разные терапевтические контексты как при индивидуальной, так и при групповой психотерапии или консультировании» (р. 310).

Примеры из практики.

«Переживание потенциального «Я»

Клиентка. Все это довольно неопределенно. Но мне кажется, что все это напоминает попытку исследовать части картинки-головоломки. Как мне представляется, я сейчас рассматриваю отдельные фрагменты, которые сами по себе не имеют смысла. Я просто держу их в руках и пока даже не приступила к обдумыванию, как их лучше сложить. Вот какая мысль постоянно приходит мне в голову. Этот процесс мне интересен, хотя, надо сказать, я не люблю картинок-головоломок. Они всегда вызывали во мне раздражение. Но тут дело касается моих чувств. Я хочу сказать, что просто подбираю маленькие фрагменты (она жестами на протяжении всего разговора иллюстрирует свои слова),не вкладывая в них никакого смысла за исключением, конечно, чувства, которое возникает при обычном перебирании мелких вещей, не имеющих отношения друг к другу. Однако я ощущаю, что каждый из фрагментов, вероятно, имеет свое место.

Терапевт. В каждый момент вы ощущаете форму и расположение различных фрагментов, и у вас возникает смутное чувство, что они, вероятно, подходят куда-либо, однако внимание преимущественно концентрируется на другом: «На что это похоже? Какова структура?»

К. Совершенно верно. В этом есть нечто физическое. Что-то...

Т. Вы не можете точно описать это, не жестикулируя. Реальное, почти чувственное ощущение...

К. Правильно. К тому же это впечатление объективности, хотя я никогда так не приближалась к себе.

Т. Словно вы стоите и смотрите на себя со стороны, одновременно находясь максимально близко к себе...

К. Ага. Впервые за многие месяцы я не думаю о своих проблемах. Я и в самом деле над ними сейчас не работаю.

Т. У меня складывается впечатление, что вы специально не садитесь и не работаете над «своими проблемами». Это совсем иное чувство.

К. Верно. Совершенно верно. Думаю, в действительности я имела в виду не то, что я сижу и собираю картинку-головоломку, чтобы увидеть изображение целиком. Возможно, я просто наслаждаюсь самим процессом чувствования. Или что-либо изучаю.

Т. По крайней мере, имеется ощущение сиюминутной цели достичь этого чувства, словно вещи, а не того, что вы делаете это с целью увидеть картинку, ощущается удовлетворение от знакомства с каждым фрагментом. Не так ли?

К. Верно. Абсолютно верно. Это прикосновение, как особый вид чувствительности. Это очень интересно. Но иногда, я уверена, не слишком приятно, но это....

Т. Совершенно особый тип переживания.

К. Согласна.

Переживание доброжелательного отношения

К. Поздравьте меня, я сделала замечательное открытие. Я знаю, что... (смеется)я убедилась, что вы действительно беспокоитесь о том, как у меня идут дела. (Оба смеются.)Поэтому у меня возникло чувство вроде... «возможно, я дам вам какую-нибудь роль». Это... понимаете, как на экзаменационном бланке, я должна написать верный ответ... однако на меня внезапно что-то нашло... оказывается, в отношениях клиент—консультант вы действительно проявляете заботу о будущем этих отношений. Это для меня настоящее откровение... нет, не так. Я неправильно выразилась. Это было... наиболее точное слово, которое приходит мне в голову, — расслабленность... нет, не выпускание пара, а... (пауза)возможность потянуться без напряжения, если можно так выразиться. Точно не знаю.

Т. Складывается впечатление, что идея сама по себе не нова, новым оказалось переживание реального чувства моей заботы, и если я вас правильно понял, что-то вроде желания с вашей стороны позволить мне и дальше проявлять заботу в отношении вас.

К. Да. Следующая мысль, которая меня посетила и которая не оставляет меня и теперь, состоит в том, что каким-то образом, сама не знаю, как и почему, но это тот же вид заботы, который я имею в виду, когда говорю: «Я не люблю человечество». Это похоже на... я хочу сказать, что всегда была в этом убеждена. То есть я имею в виду, оно не... я знаю, что это хорошее чувство, понимаете. И я полагаю, что уяснила для себя... какое отношение оно имеет к данной ситуации. Я не очень четко выражаюсь, но я выяснила, что я не ощущаю любовь, но мне совсем не все равно.

Т. Гм-гм. Понимаю...

К. Наверное, лучше сказать, я ужасно беспокоюсь о том, что произойдет. Однако беспокойство... принимает форму... его суть заключается в понимании, а не в желании принять участие, внести вклад в то, что я чувствую неискренним и... мне кажется, что в... в любви, есть своего рода завершающий фактор. Если вы это делаете, то вы некоторым образом сделали достаточно. Это...

Т. Именно так, некоторым образом.

К. Да. Мне представляется, это нечто другое, это беспокойство, забота, хотя это не очень удачный термин... Я хочу сказать, вероятно, потребуется что-то еще, чтобы описать это явление. Называть его безличным не имеет смысла, потому что оно небезлично. Я хочу сказать, чувствуется, что это часть единого целого. Однако это что-то такое, что почему-то не прекращается... мне представляется, вы можете любить человечество, любить людей и в то же время... вносить свою лепту в то, чтобы заставлять людей нервничать, болеть... а то чувство, которое я имею в виду, сопротивляется всему этому.

Т. Вы проявляете достаточную заботу, чтобы понимать и избегать всего, что может внести нервозность в жизнь людей.

К. Да, и это... (Пауза.)Да, что-то вроде этого... Теперь я хотела бы вернуться к другим своим чувствам. Это... я не испытываю желания выставлять себя на... своеобразный аукцион. Здесь нет ничего окончательного.... Меня иногда тревожит, что я... могу сказать себе: «Я не люблю человечество». Однако я всегда вижу в этом нечто позитивное. Скорее всего, я права. И... возможно, я ошибаюсь, но мне кажется, что это как-то связано с... тем чувством, которое я... я испытываю сейчас и которое имеет терапевтическую ценность. Сейчас мне не удается точно его охарактеризовать, однако точнее всего его можно объяснить... я бы сказала, процессом научения, я пришла к выводу, что... да, вы проявляете заботу в данной ситуации. Всего-навсего. Раньше я этого не осознавала. Я могла закрыть дверь и выйти, а потом, обсуждая терапию, сказать, да, консультант должен был чувствовать то-то и то-то, но у меня не было живого опыта.

К. У меня такое чувство... что вы прекрасно делаете это сами, однако вам нужно уметь проделывать это с другими людьми. (Она упоминает, что «бессчетное» количество раз могла бы принять личную теплоту и доброту от других людей.)У меня такое впечатление, что я попросту боялась быть опустошенной. (Она возвращается к разговору о консультировании и своем отношении к нему.)Я имею в виду эту попытку самостоятельно решить свои проблемы. Практически... я ощущала... я имею в виду, что пыталась время от времени сформулировать свою проблему... иногда почти не желая, чтобы вы ее переформулировали или отразили, ведь это моя проблема. Конечно, это можно назвать сопротивлением. Однако сейчас для меня это не ужасная вещь... Я думаю... в отношении этой конкретной проблемы... мне почти всегда казалось... что она моя. Я обязана ее решить самостоятельно. Понимаете?

Т. Это переживание чрезвычайно трудно выразить словами, но мне удалось уловить различия в этих отношениях, то есть имеется чувство «это мое», «я должна сама с этим справиться», «я работаю над этим» и тому подобное, и совсем иное чувство типа... «я могла бы впустить вас».

К. Да. Теперь могла бы. Я хочу сказать, это... так скажем, продолжение. Это... сродни тому, что я по-прежнему один на один со своей проблемой, но я не... вижу...

Т. Гм. Ну да, здесь имеется своеобразный парадокс, не так ли?

К. Да.

Т. Во всем этом есть чувство, что каждый аспект моего переживания принадлежит мне, он неизбежен, необходим и все такое прочее. Но это далеко не вся картина. Если другой человек проявит к нему интерес, он некоторым образом обновится.

К. Да. И это... правильно. Я хочу сказать, что... именно так и должно быть. Есть чувство и оно «правильное». Оно все для меня проясняет. Это чувство... забота, как если бы... вы отстранялись... держались в стороне и если бы мне понадобилось подойти к проблеме... пробираясь через высокий бурьян... и я бы сделала это, а вы могли бы... я хочу сказать, вы бы не отказались пройти этот путь вместе со мной. Что-то вроде того. Это трудно выразить...

Т. За исключением очень реального ощущения правильности этого вашего чувства?

К. Ага.

К. Я переживаю новый вид... вероятно, единственный ценный вид научения... мне известно... я часто говорила, что мои знания мне нисколько не помогают. Я хочу сказать, мне не помогают приобретенные мной знания. Однако мне кажется, что процесс научения здесь был... настолько живым, то есть касался столь многого во мне, что если я выйду из него... мне хотелось бы знать, смогу ли я выстроить в некое подобие системы те знания, которые здесь приобрела.

Т. Другими словами, происходящее здесь научение имеет свои особенности, иную глубину; оно жизненно и реально. И само по себе представляет для вас определенную ценность, однако ваш вопрос звучит так: «Смогу ли я когда-нибудь составить четкое интеллектуальное представление о том, что произошло на этом более глубоком уровне научения?».

К. Гм. Что-то вроде этого.

Симпатия к себе

К. Меня беспокоит один вопрос, и я спешу задать его, потому что это чувство может возникнуть в любой момент: иногда мне не хочется ничего делать. Возникает ощущение довольства собой. И опять же Q-техника. Как-то раз я вышла отсюда, и у меня внезапно возникла мысль: «Я не лишена привлекательности»; честно говоря, я сама была ошеломлена, но именно так все и было... это вызвало во мне беспокойство, которое не оставляет меня и сейчас. Всего лишь ощущение довольства, ничего особенного, просто... довольство, да и все. Все скромно и благопристойно. Но это меня обеспокоило. И хотя я редко запоминаю то, что здесь говорю, но мне хотелось бы знать, почему я в этом уверена и почему меня задевает, когда я подозреваю... в себе чувство, которое возникает у меня, когда кто-то говорит ребенку: «Не плачь». Я хочу сказать, что всегда была уверена в неправильности таких слов; если он обижен, ему плохо, пусть поплачет. А теперь еще это мое ощущение довольства. Я недавно ощутила, что это... почти то же самое. Это... Мы ведь не возражаем, когда дети довольны собой. Это... наверное, не напрасно. Возможно, именно так люди и должны себя чувствовать.

Т. Вы были склонны ругать себя за это свое чувство, а теперь, когда вы обдумали все как следует, возможно, вы представили себе обе стороны медали. Если ребенок хочет плакать, почему бы ему этого не позволить? А если он хочет быть довольным собой, разве не имеет он на это законного права? Что касается связей между этими чувствами, лично я вижу в этом вашу оценку себя, которую вы переживаете заново.

К. Да, да.

Т. «Я действительно одаренный и интересный человек».

К. Что-то вроде того. А еще я говорю себе: «Наше общество грубо с нами обращается, и мы его потеряли». Я продолжаю возвращаться к своим чувствам в отношении детей. Возможно, они богаче нас. Возможно, мы... мы что-то потеряли в процессе роста.

Т. Вполне возможно, что они мудры тем, что мы утратили.

К. Правильно. Мое время вышло.

Обнаружение позитивного ядра личности

К. Я ужасно довольна, что захотела говорить о себе. Я хочу сказать, это нечто очень личное, о чем обычно не говорят. Теперь-то я понимаю свое чувство, точнее легкое предчувствие. Это... словно я попросту отвергла, понимаете, все нормы западной цивилизации. И я хотела знать, права ли я, в правильном ли направлении я шла и иду сейчас, и конечно понять, правильно ли я действую. Таким образом, конфликт был неизбежен. Теперь же я чувствую себя хорошо, да, именно так я себя и чувствую. Я имею в виду, что... мой так называемый недостаток ненависти — чувство очень реальное. Оно затрагивает все мои действия, я верю... я думаю, что это правильно. Я говорю себе, понимаете, что меня с детства били по голове предрассудками и запретами, ложными доктринами, законами и наукой, холодильниками и атомными бомбами. Но им не удалось меня купить, понимаете, не удалось. Мне кажется, я просто не поддалась... я так это понимаю.

Т. В настоящее время вы чувствуете, что осознавали оказываемое на вас культурное давление, не всегда, но «всего этого в моей жизни было много, а теперь я глубже погружаюсь в себя, чтобы узнать свои реальные чувства». Складывается впечатление, словно что-то отделяет вас от вашей культуры, это вас немного пугает, но в целом это хорошо. Так ли это?..

К. Да. Теперь у меня есть чувство, что все действительно хорошо... Но есть и что-то другое — это чувство начинает расти, я бы сказала, оно практически оформилось. Это своего рода вывод о том, что я собираюсь прекратить искать всякие ужасы. Пока не знаю почему. Однако я хочу сказать... это нечто подобное. Словно я говорю себе, в свете того, что я знаю, что я для себя открыла... я вполне уверена, что победила страх, я настроена позитивно и не боюсь потрясений... более того, как мне кажется, я даже их приветствую. Но... учитывая места, где я побывала, то, что узнала здесь, необходимо принимать в расчет и то, чего я не знаю вероятно, это один из моих главных выводов на текущий момент. Понимаете? А теперь без всякого, так сказать, желания извинить себя, я утверждаю, что не могу сейчас найти ничего плохого.

Т. Правильно ли я вас понял? Вы погружаетесь в себя все глубже и глубже и, размышляя над своими открытиями и новыми знаниями, все тверже убеждаетесь в том, что, как бы глубоко вы ни забрались, вы не найдете ужасных и грязных вещей. Открытия ваши будут совсем иными.

К. Да, что-то вроде того.

Открытость переживанию

К. Мне представляется, что невозможно объяснить все ощущаемые изменения. Но недавно я ощутил, что стал объективнее относиться к своему физическому состоянию. Я не ожидаю от себя слишком многого. Вот в чем это проявляется: раньше после ужина я пытался бороться с усталостью. Теперь же я уверен, что действительно устал — что я не делаю себя усталым — просто мое физиологическое состояние сейчас не на высоте. Раньше я постоянно ругал себя за усталость.

Т. Итак, вы позволили себе быть усталым, вместо того, чтобы себя за это ругать.

К. Да, раньше я считал, что не имею права уставать. Причем я не просто перестал бороться с усталостью, у меня возникло реальное ощущение необходимости замедлить темп жизни, поскольку усталость — это не порок. Мне кажется, я нашел ответ на вопрос, почему я вел себя так, как мой отец, и имел те же взгляды на некоторые вещи. Например, я болен и сообщаю ему об этом, он вроде бы хочет мне помочь, но одновременно подразумевает. «Боже, еще одна напасть». Понимаете, нечто подобное.

Т. Словно в физическом заболевании есть нечто, вызывающее раздражение.

К. Да, я уверен, что мой отец с таким же пренебрежением относился к собственной физиологии, как и я. Прошлым летом я повредил спину, я даже слышал хруст. Вначале возникла резкая боль, действительно очень острая. Я обратился к врачу, а он сказал, что нет ничего серьезного, все пройдет само собой, если сильно не наклоняться. Прошло несколько месяцев... и недавно я заметил, что... боль нисколько не уменьшилась, и в этом нет моей вины.

Т. Это вовсе не характеризует вас плохо....

К. Нет — и одной из причин моей утомляемости, возможно, является постоянное напряжение, поэтому... Я уже договорился о встрече с врачом из больницы, он обещал меня осмотреть, провести рентгеновское и другие исследования. Вы можете сказать, что я слишком восприимчив к такого рода вещам... Но это действительно глубокое изменение, как я сказал, и, конечно, мои отношения с женой и обоими детьми... они стали неузнаваемы, я хочу сказать... нет ничего более прекрасного, чем настоящее, искреннее... чувство любви к собственным детям и ощущение их ответной любви. Не знаю, как это выразить. Мы все стали уважительно относиться к Джуди и заметили, поскольку сами в этом участвовали, значительные перемены, которые с ней произошли... Действительно очень глубокие перемены.

Т. Как мне кажется, вы имеете в виду, что теперь внимательнее прислушиваетесь к себе. Если ваш организм говорит, что устал, вы ему верите, вместо того чтобы ругать; вы также со вниманием относитесь к появлению боли; вы способны не только ощутить любовь к жене и детям, но дать им ее почувствовать, что приводит к определенным переменам и в них.

Внутренний локус оценки

К. Ну, меня волнует, что я скольжу по поверхности вещей, не имею над ними власти, не могу докопаться до их сути.

Т. Возможно, вам достаточно будет взять по щепотке тут и там, вместо того чтобы копать глубоко.

К. Гм. Вот я и говорю... (медленно и задумчиво)если основываться на этом, все действительно зависит от меня самого. Я хочу сказать, мне теперь ясно, что я не могу рассчитывать на то, что кто-то другой меня научит. (Очень тихо.)Мне действительно придется добывать знания самостоятельно.

Т. Действительно, все становится на свои места: единственным человеком, способным вас научить, являетесь вы сами.

К. Гм (длинная пауза, во время которой она сидит, размышляя).У меня имеются все признаки испуга. (Тихо посмеивается.)

Т. Испуг: вы хотите сказать, что это ужасно?

К. Гм (очень продолжительная пауза — очевидно, происходит внутренняя борьба).

Т. Не хотели бы вы пояснить, что вы имеете в виду? Что говорит о вашем испуге?

К. (смеется)Я... не уверена, что смогу точно описать. Мне представляется... ну что моя позиция очень уязвима, но я еще не произнесла никаких слов, а мое чувство словно улетучилось. Как будто... я его отпустила.

Т. Вряд ли это была часть вас.

К. Я ощущаю удивление.

Т. Как в анекдоте, «боже мой, неужели я это сказал?» (Оба смеются.)

К. На самом деле не думаю, чтобы такое чувство возникало у меня раньше. Я... ах, мне кажется, что то, о чем я говорю, действительно является частью меня (пауза). Или же (в недоумении)я ощущаю силу, и однако...понимаю, что это такой вид страха, испуга.

Т. Таким образом, вы хотите сказать, что произнесение подобных утверждений дает вам ощущение силы и одновременно заставляет почувствовать страх, так ли это?

К. Гм. Я это чувствую. Например, я сейчас ощущаю внутри себя — что-то вроде прилива, проявления энергии, силы. Словно это нечто действительно большое и мощное. Вместе с тем это почти физическое ощущение одиночества, лишения... поддержки, которую я имела.

Т. Вы чувствуете, что это нечто глубокое и сильное, пульсирующая сила, и в то же время, вы ощущаете, что лишаете себя всякой поддержки, когда говорите это.

К. Гм. Возможно, это... не знаю... это нарушение какого-то стереотипа, который меня поддерживал.

Т. Видимо, это нарушает достаточно значимый стереотип.

К. Гм (Пауза, затем осторожно, но с убеждением.)Я думаю... у меня есть чувство, что я приступаю к выполнению большего числа дел, чем мне по силам... Слишком много накопилось дел. Складывается впечатление, что мне предстоит поработать над многими сферами своей жизни, выработать новые линии поведения; вероятно, мне удастся хотя бы в чем-то преуспеть.»

Заключение и оценка.

Заключение. Клиент-центрированная терапия исходит из того, что люди разумны, социализированы, конструктивны и устремлены вперед, а каждый человек обладает потенциалом к росту и самоактуализации. Психотерапия освобождает потенциал и возможности индивида.

Дезадаптированный или страдающий расстройством человек характеризуется неконгруэнтностью между собственным «Я» и переживаниями, которые являются угрожающими. Такой индивид склонен к защитной реакции, отрицанию или искажению переживаний, которые не согласуются с Я-концепцией. Психотерапия предлагает отношения, в которых неконгруэнтные переживания могут быть распознаны, выражены, дифференцированы и ассимилированы, то есть интегрированы в «Я». Человек становится более конгруэнтным, менее склонным к защите, более реалистичным и объективным в своем восприятии, более эффективным в решении проблем и более терпимым к другим людям — говоря коротко, психологическая адаптация индивида приближается к оптимуму.

Этот процесс и его результаты фасилитируются, если психотерапевт проявляет безусловное позитивное отношение к клиенту, демонстрирует эмпатическое понимание клиента, и ему с успехом удается сообщить эти установки клиенту в отношениях, где психотерапевт является конгруэнтным, или подлинным. Терапевтические отношения характеризуются ослаблением угрозы, а значит, освобождением клиента для переживания, выражения и исследования своих чувств.

Клиент-центрированная терапия возникла на основе сорокалетнего опыта работы Роджерса в сфере консультирования и психотерапии с большим количеством клиентов. Из этого опыта выросла теория, будущего которой никто не мог предугадать; действительно, клинический опыт Роджерса радикально изменил теоретические взгляды, которые он разделял в начале своей профессиональной карьеры.

Разработка Роджерсом теории терапии предшествовала развитию теории личности. Теория терапии возникла из желания упорядочить терапевтический опыт. Речь шла, в частности, о личностных изменениях, что в конце концов привело к созданию теории личности, описывающей природу нормальной и аномальной личности и ее развитие.

Теория личности получила название Я-теории, поскольку основная роль в ней отводилась «Я», или Я-концепции. Если рассматривать теорию терапии и теорию личности более широко, вместе они составляют перцептуальную теорию, или конкретнее, феноменологическую теорию. Феноменологическая природа этой теории прекрасно отражена в книге «Индивидуальное поведение: перцептуальный подход к поведению» (Individual Behavior: A Perceptual Approach to Behavior,Combs & Snygg, 1959).

Феноменология исходит из того, что хотя реальный мир может существовать, его существование не может быть познано или пережито непосредственно. Его существование находит отражение в восприятии этого мира. Сумма ощущений составляет феноменальное поле, или феноменальный мир, индивида. Люди способны познать только собственный феноменальный мир, но не реальный. Следовательно, они могут вести себя только с учетом своего восприятия или представления о происходящем.

Таким образом, Роджерс разделяет феноменологическую точку зрения, когда использует внутреннюю систему координат, или субъективный мир человека, как основу для эмпатии и понимания индивида. Кроме того, эти взгляды проявляются в его теории личности, когда он утверждает, что человек воспринимает свое ощущение как реальность — что на деле ощущение индивида и есть его реальность — и когда он определяет переживание как феноменальное поле индивида. В терапии важно, каким клиент воспринимает психотерапевта, а вовсе не то, каким психотерапевт является в действительности или каким, возможно, пытается предстать. Процесс терапии представляется как реорганизация ощущений клиента, связанных с собой и собственным миром. «Важнейшим моментом терапии... является то, что восприятие клиентом объектов в своем феноменальном поле — своих переживаний, чувств, собственного «Я», других людей, своего окружения — подвергается изменениям» (Rogers, 1951, р. 142). Роджерс с одобрением приводит высказывание Снигга и Комбса (Snygg & Combs, 1949): «Следовательно, мы могли бы дать определение психотерапии с феноменологической точки зрения как предоставление опыта, когда индивиду позволяют более адекватно дифференцировать феноменальное «Я» и его отношение к внешней реальности» (Rogers, 1951, р. 146).

Результаты терапии также включают руководство собой и восприятие локуса оценки и выбора как находящихся в самом «Я». Человек считается свободным агентом, способным делать выбор и принимать решения, имеющим на это полное право. «Это переживание эффективного выбора новых способов существования» (Rogers, 1961а, р. 154). Бытует убеждение, что индивид способен на перемены, это убеждение широко распространено среди представителей большинства других теорий психотерапии. Клиент-центрированный подход предполагает, что человек способен на самостоятельные изменения в избранных им направлениях без руководства и манипуляции со стороны психотерапевта.

Оценка. Феноменология, однако, отличается детерминизмом. Комбс и Снигг (Combs & Snygg, 1959) утверждают: «Любое без исключения поведение полностью детерминировано и связано с перцептуальным полем функционирующего организма» (р. 20). Если всякое поведение полностью детерминировано, то свобода и выбор не могу существовать. Бек (Beck, 1963, pp. 66-67) процитировал Снигга и Комбса (Snygg & Combs, 1949, pp. 130-131), которые утверждали, что выбора не существует. Это высказывание, по-видимому, было изъято из второго издания их книги (Combs & Snygg, 1959), там отсутствуют упоминания о выборе или свободе; ни одно из этих слов даже не упомянуто в указателе. Тем не менее, как отметил Бек, феноменологии присущ детерминизм, что не согласуется с принципами клиент-центрированной терапии и теории личности, на которой основана клиент-центрированная терапия.

Можно возразить, что «Я» оказывает влияние на феноменальное поле, однако можно также сказать, что «Я» детерминировано само по себе. Следовательно, трудно представить себе, что клиент, перестраивая феноменальное поле, контролирует собственное поведение. Поведение, ведущее к реструктуризации, само по себе детерминируется существующим в данный момент феноменальным полем, и так далее, до бесконечности. Непонятно, каким образом, с философской позиции, примирить свободу и детерминизм. Малкольм (Malcolm, 1964) утверждает, что «свобода и детерминизм в действительности несовместимы и всегда останутся таковыми» (р. 107).

Каким образом Роджерсу удалось примирить детерминистское требование науки и принцип свободы и выбора, лежащие в основе его системы? По-видимому, он не видел конфликта между подходом феноменологии и его собственной системы к свободе и выбору, однако он отмечал различие между свойственным науке детерминизмом и принципами своей системы. В своих исследованиях Роджерс считал детерминированным мир, в котором действуют причинно-следственные связи. «Исследовать с применением научных принципов можно только часть собственных убеждений» (Rogers, 1964, р. 135).

Вместе с тем он утверждал, что это «не вся правда о жизни... Переживание выбора, свободы выбора... есть не только глубокая истина, но и весьма важный элемент в терапии» (Rogers, 1964, р. 135). Эти два убеждения представляются несовместимыми, однако они существуют в разных измерениях, по аналогии с волновой и корпускулярной теорией света. Они-то и представляют собой парадокс, который Роджерс считал неразрешимым. Однако он попытался увидеть эту дилемму в новой перспективе.

«Можно утверждать, что при оптимальной терапии человек переживает наиболее полную и абсолютную свободу. Он желает или выбирает то направление действий, которое представляется наиболее экономичным по отношению к внутренним и внешним раздражителям, поскольку именно такое поведение принесет наибольшее удовлетворение. Но с другой точки зрения мы можем сказать, что те же самые действия, могут определяться всеми факторами, существующими в данной ситуации. Давайте сравним это с поведением человека, склонного к защитной позиции. Он выбирает данный конкретный курс, но обнаруживает, что не способен вести себя таким образом. Он детерминирован факторами конкретной ситуации, однако эти факторы включают его защитную позицию, его отрицание или искажение некоторых фактических данных. Отсюда его поведение вряд ли принесет полное удовлетворение. Поведение такого человека детерминировано, однако он не волен сделать эффективный выбор. С другой стороны, полностью функционирующая личность не только переживает, но и использует абсолютную свободу, когда спонтанно, свободно и добровольно выбирает то, что абсолютно детерминировано» (Rogers, 1961 а, р. 193).

Роджерс не претендует на то, что такой подход помогает решить проблему. Конечно, это звучит не очень убедительно. Утверждение, что детерминированное — это то, что желается и выбирается в случае полностью функционирующей личности, но не в случае склонной к защите личности, представляется насильственным или даже морализирующим. Кроме того, можно отметить, что сам детерминизм определяется природой человека и в то же время служит для определения этой природы. Вместе с тем может оказаться, что во время терапии защищающийся индивид станет полностью функционирующей личностью, хотя можно возразить, что такое изменение в данном случае также было предопределено.

Это противоречие коренится в самих принципах. То, что кем-то принимается за существующее и истинное, действительно существует и является истинным по определению. Детерминизм допускается как в науке, так и в феноменологии. Роджерс согласен только с первой частью этого утверждения. Вероятно, нет необходимости вообще делать такое допущение, чтобы оправдать существование науки или феноменологии. Как ни парадоксально, люди предпочитают детерминизм; хотя в пользу его нет убедительных доказательств. Неопределенность и вероятность распространены во многих областях науки. Роджерс указал на парадокс бихевиориста, проповедующего детерминизм и отрицающего возможность выбора, который выбирает цели и методы науки и человеческой жизни (Rogers, 1961a, р. 392). Выбор представляется таким же «фактом», как и предопределенность.

Однако можно заметить, что позиция Роджерса не полностью расходится с принципами феноменологии. Хотя время от времени он допускает существование свободы и выбора, он обычно говорит о переживании или ощущении свободы и выбора. Это переживание или ощущение имеет явно феноменологическую природу, а с позиции феноменологии реальность для индивида составляют его переживания или ощущения. Признание преимущественной важности восприятия клиентом психотерапевта, а не собственно личности или техник психотерапевта, как считают другие, также говорит о феноменологическом подходе. Исследования, посвященные этому феноменологическому параметру, подтвердили его значимость.

Заслуживает внимания и то, что ситуация не обязательно представляет собой дилемму или/или. Свобода не может сосуществовать с детерминизмом, и наоборот. Ни одна из концепций не имеет смысла без другой, а обе они составляют конструкт (как противоположности), по терминологии Келли.

Хотя Роджерс не ввел такого множества новых концепций или новых определений традиционных терминов, как это сделал, например, Келли, в его работах встречается целый ряд абстрактных понятий. Форд и Урбан (Ford & Urban, 1963) обратили внимание на уровень абстрактности таких концепций, как организмическое переживание, что представляет трудности для понимания теории. Они также подвергли критике включение субъективных концепций, таких как безусловное позитивное отношение. Эти авторы отмечают, что операционные определения таких концепций были разработаны для исследовательских целей, но подобные определения пригодились бы и психотерапевту.

Это замечание вполне оправдано. Концепции безусловного позитивного отношения, эмпатического понимания и конгруэнтности были преобразованы в измеряемые переменные, показана их взаимосвязь с прогрессом клиента в терапии и достигнутыми изменениями. Однако описание этих концепций слишком общее, практически не уделяется внимания проявлениям этих качеств психотерапевтом в ходе терапевтического процесса. Недостаточная конкретизация концепций отражает характерное переключение внимания на установки, при этом техники остаются несколько в стороне.

Роджерс отмечал: «Я полагаю, что качество моей встречи в долгосрочной перспективе гораздо важнее, чем полученные мной специальные знания, моя профессиональная подготовка, моя теоретическая ориентация, техники проведения интервью» (Rogers, 1962). Возможно, все это так и есть, однако качество отношений не может не быть связанным с другими факторами, включая техники. Начинающий психотерапевт особенно нуждается в определенной помощи в процессе реализации базовых установок, однако создается впечатление, что техники применяются совершенно произвольно. Гендлин, например, указывал, что «эти установки могли быть отражены во множестве различных техник и стилей реакции психотерапевта... Неограниченный диапазон видов поведения психотерапевта позволяет реализовать и выразить эти установки»(Gendlin, 1962b). Конечно, нельзя эти слова воспринимать буквально; существуют определенные пределы — некоторые техники несовместимы с данными установками. Вместе с тем другие сторонники клиент-центрированного подхода, включая Портера (Porter, 1950) и Паттерсона (Patterson, 1959, 1974, 1985), уделяют техникам гораздо больше внимания.

Другой важный вопрос, касающийся клиент-центрированного подхода, состоит в том, действительно ли описанные Роджерсом условия являются необходимыми и достаточными для психотерапии. Роджерс отмечал, что при наличии этих условий неизбежно происходит терапевтическое изменение личности. Однако данные условия описываются не как окончательные, а как некая теория, «серия гипотез, открытых критике и одобрению, расширяющих и уточняющих наши знания в этой области» (Rogers, 1957).

Эллис (Ellis, 1959) ставил под сомнение эти условия, особенно их необходимость и достаточность, хотя не исключал, что они могут быть желательными. Он отмечал, что изменение личности не происходит без психологического контакта с другим индивидом через переживание чтения или слушания. Можно спросить, конечно, почему, если даже отсутствует прямой личный или же психологический контакт, определенные переживания не могут никого затронуть. Эллис также указывал, что конгруэнтные и нетревожные индивиды могут существенно преобразовать свою личность в процессе жизненных переживаний и чтения. Он отмечал, что ему приходилось встречать клиентов, получивших помощь от психотерапевтов с эмоциональными нарушениями и неконгруэнтностью. Вместе с тем Эллис не обсуждает вопрос, были ли эти психотерапевты конгруэнтными в терапевтических отношениях, на чем настаивает Роджерс.

Говоря о безусловном позитивном отношении, Эллис утверждает, что видел, как минимум, одного клиента, который достиг заметного улучшения при работе с психотерапевтами, «не отличавшимися действительно позитивным отношением к своим пациентам, но которые пытались привести в порядок жизнь и мировоззрение этих пациентов с целью удовлетворить свои собственные желания» (Ellis, 1959). По мнению Эллиса, наличие эмпатического понимания является наиболее желательным условием. Он же добавляет, что клиенты, которым было указано на их поведение во вред себе и продемонстрированы альтернативные виды поведения, рассмотрев свои проблемы в собственной системе координат, смогли помочь друзьям и родным, давая им конкретные технические советы без всякого эмпатического понимания. Наконец Эллис заявляет, что на собственном опыте показал отсутствие необходимости для клиента ощущать со стороны психотерапевта принятие и эмпатию в случае параноидных личностей, которые настаивали на том, чтобы быть понятыми, однако в конце концов встали на позицию психотерапевта.

На этом основании Эллис делает вывод, что не всем, но некоторым людям удается значительно перестроить собственную личность и тогда, когда отсутствуют все шесть перечисленных Роджерсом условий (Rogers, 1957). Эллис считает, что не существует ни одного условия, абсолютно необходимого для конструктивного личностного изменения. Существует ряд альтернативных условий, которые могли бы привести к тому же результату. Таким образом, можно утверждать, как уже не раз говорилось в этой главе, необходимостью является не столько наличие каких-либо условий по ощущению стороннего наблюдателя, сколько ощущение их наличия клиентом. Тем не менее Эллис ставит вопрос о необходимости хотя бы одного из этих условий.

Возможным решением проблемы, свойственной клиент-центрированному подходу в целом, будет выделение единственного необходимого, но недостаточного условия конструктивного личностного изменения — наличия у человека потенциала к росту, проявляющегося в стремлении к поддержанию и совершенствованию своего «Я», не разрушенного тяжелой органической или психологической травмой. Безусловно, выраженность этой мотивации сильно варьирует. Когда она сильна, перечисленные Роджерсом условия должны присутствовать лишь в минимальной степени, они могут практически ускользать от взгляда внешнего наблюдателя, но их замечает сам клиент. Когда же базовая мотивация к изменению слаба или испытывает угрозу, внешние условия должны присутствовать в большей степени. Выраженность каждого из этих условий также может варьировать, возможно, наличие их всех не является обязательным, хотя при позитивном отношении к клиенту со стороны психотерапевта, если имеется одно из них, другие условия обычно присутствуют, пусть в минимальной степени. Или же в каком-то конкретном случае играет роль другое необходимое условие, которое, в сочетании с мотивацией клиента, станет достаточным, например ощущение клиентом конгруэнтности, эмпатии и безусловного позитивного отношения со стороны психотерапевта.

Таким образом, трудно судить о том, насколько необходимы предложенные Роджерсом условия. Вместе с тем их возможная достаточность для позитивного изменения личности и поведения убедительно доказана интенсивными исследованиями, проведенными за 40 лет с привлечением множества клиентов, имевших широкий спектр проблем.

После переезда в Калифорнию Роджерс практически ничего не писал об индивидуальном консультировании или психотерапии. Его подход в то время уже достаточно хорошо себя зарекомендовал и продолжает оставаться одним из основных методов психотерапии. Было время, когда последователей у него было несоизмеримо больше, чем у любой другой терапевтической школы, однако с созданием и распространением многочисленных техник (включая поведенческую терапию), увеличилось число клиницистов, считающих себя эклектиками, то есть сочетающих в работе два и более подходов.

Литература на тему клиент-центрированной терапии весьма обширна, начиная с выхода в свет книги Роджерса в 1942 г. В 1947 г. Снайдер издал книгу, посвященную описанию случаев из практики. Портер (Porter, 1950) опубликовал книгу, весьма полезную при обучении психотерапевтов. Паттерсон (Patterson, 1959, 1974, 1985) посвятил клиент-центрированной терапии целый ряд работ. В 1961 г. Снайдер и Снайдер выпустили в свет книгу, посвященную психотерапевтическим отношениям. Бой и Пайн также опубликовали ряд работ, последняя из которых вышла в 1990 г. В Англии Мирнс и Торн (Mearns & Thorne, 1988) издали учебник по клиент-центрированной терапии. Большинство из авторов публикаций на тему клиент-центрированной терапии в свое время были студентами Роджерса.

Целый ряд публикаций включает материалы для использования при обучении психотерапевтов. Портер (Porter, 1950) включил в свою книгу претесты и посттесты для использования при обучении. Паттерсон (Patterson, 1967; см. также Nelson-Jones & Patterson, 1974, 1976; Patterson & Nelson-Jones, 1975) разработал Шкалу установок консультанта (Counselor Attitude Scale)на основе инструмента, ранее созданного Стюартом (Stewart, 1958). Широко известным инструментом для измерения восприятия клиентами установок психотерапевта является Опросник отношений Барретт-Леннарда (Barrett-Lennard Relations Inventory)(Barrett-Lennard, 1962). Труа и Каркхафф (Truax & Carkhuff, 1967; Carkhuff, 1969) разработали шкалы для оценочных интервью по ряду характеристик психотерапевта. Пересмотренные шкалы Каркхаффа включают инструменты для оценки эмпатического понимания, уважения, подлинности, конкретности или специфичности, конфронтации, самораскрытия и непосредственности в отношениях. Первые четыре считаются Каркхаффом переменными реакций, а оставшиеся три — переменными действий в психотерапии. Труа также разработал шкалу для измерения глубины самопознания клиента, эту шкалу впоследствии пересмотрел Каркхафф. Все вышеперечисленные шкалы воспроизводятся и обсуждаются в книге Паттерсона (Patterson, 1985).

Опубликованы два тома, объединяющих работы, посвященные достижениям клиент-центрированной теории и практики. В 1970 г. Харт и Томлинсон выступили в роли редакторов книги «Новые направления в клиент-центрированной терапии» (New Directions in Client-centered Therapy).Из 21 автора статей одним был сам Роджерс (5 статей), 10 получили степени в Чикагском университете, а 5 других, включая редакторов, в разное время работали с Роджерсом. Из 30 представленных статей 11 уже публиковались ранее; остальные вышли в свет на протяжении 1960-х гг. Они были сгруппированы в разделы, посвященные теории, исследованиям и новым направлениям в практике. В предисловии Роджерс отметил, что практики клиент-центрированной терапии всегда отличались готовностью к изменению, открытостью к результатам экспериментов и исследований. Вместе с тем на фоне происходящих изменений несколько тем сохраняют свою актуальность: 1) опора на стремление человека к росту и здоровью, то есть самоактуализации; 2) большее внимание к чувствам, чем к интеллектуальным аспектам переживаний; 3) акцент на текущей ситуации, а не на прошлом; 4) упор на сами терапевтические отношения как опыт роста; 5) фокусирование на уникальном, субъективном внутреннем мире человека как ядре человеческой жизни (эта точка зрения сильно противоречит основной тенденции американской психологии, которая придерживается механистической, атомистической, детерминистской системы координат); 6) признание сильной потребности людей в межличностных отношениях, которые характеризуются глубиной, реальностью, отсутствием защит; 7) убежденность в том, что обучение и подготовка консультантов или психотерапевтов должна быть в первую очередь, эмпирической, а не только когнитивной.

В 1974 г. Векслер и Райс (Wexler & Rice, 1974) опубликовали сборник оригинальных статей под названием «Innovations in Client-centered Therapy». Пятнадцать из его авторов получили степень доктора философии в Чикагском университете, один входил в штат университета, а семнадцатым был сам Роджерс, написанная им глава имела заголовок «Заметки о будущем клиент-центрированной терапии» (Remarks on the Future of Client-centered Therapy).Статьи сгруппированы по разделам, первый из них посвящен теории, второй — практике, а третий озаглавлен «За пределами индивидуальной психотерапии» (Beyond Individual Psychotherapy).Редакторы отмечают, что хотя теория вытекает из роджерианской теории, статьи отражают «заметный отход» от нее. Существенным моментом является акцент на когнитивных и связанных с переработкой информации концепциях и языке при описании и анализе внутренних процессов, происходящих у клиента, когда он исследует и реорганизует свой опыт или, по информационно-процессуальной терминологии Векслера, дифференцирует и интегрирует смыслы, способствуя реорганизации.

«Суть успешной терапии видится в изменении характерного стиля переработки информации»(Wexler, 1974). Клиент-центрированный психотерапевт в своем эмпатическом реагировании функционирует в роли суррогатного обработчика информации с целью помочь клиенту в преодолении недостатков присущего ему стиля переработки и организации информации. Рассмотрение терапевтического процесса в информационно-процессуальных терминах позволяет провести детальный и более конкретный анализ, на основании которого проясняется процесс и предлагаются новые подходы к его исследованию и изучению. Кроме того, становится ясно, что, вопреки некоторым критическим замечаниям, клиент-центрированная терапия не может считаться антикогнитивной или некогнитивной.

Райс (Rice, 1974) также использовала информационный подход в своем методе пробуждающей рефлексии (evocative reflection),или реагирования. Пробуждающей называется рефлексия, которая заново вызывает реакции или переживания клиента за счет отражения (рефлексии) переживания (или его части) живо, конкретно и точно. Это позволяет клиенту сосредоточиться на переживании, заново его испытать и переработать, в результате клиент формирует более точные представления об этом переживании. Это ведет к замещению лучшим методом, или «схемой» (по Пиаже), неадекватных или искаженных схем переработки сходных переживаний.

Векслер рассматривал чувства как продукты когнитивной деятельности, возникающие в результате определенного способа переработки и организации информации. Признавая их существование, он в действительности ими не занимался. Батлер (Butler, 1974) в своей иконической (iconic mode)психотерапии стал учитывать чувства. Для него чувства представляли собой нейрофизиологические процессы, вызываемые внешними и внутренними раздражителями. Чтобы понимать их и работать с ними, особенно в случае чувств, развивающихся изнутри, необходимо их отобразить в какой-либо форме. Это возможно с помощью икон (объективированных образов). Клиент выражает (отображает) свои чувства символически поэтическим, метафорическим и образным языком, театральными жестами. Психотерапевт эмпатически переживает эти объективированные чувства клиента, субъективирует их, чтобы они стали его собственными чувствами, затем повторно объективирует их и возвращает клиенту. Таким образом, посредством когнитивных процессов уточнения и дифференциации клиент реализует или самоактуализирует себя в мире. Вместе с тем данный процесс не имеет ничего общего с буквальной, дискурсивной, аналитической концептуализацией или логикой. Происходящее самопознание символично, но логически не организовано.

Дополнительным направлением в клиент-центрированной терапии, еще менее когнитивным по своей природе, является эмпирическая психотерапия по Гендлину (Gendlin, 1962b, 1970a, 1970b, 1974, 1981; Gendlin & Tomlison, 1967). Эмпирическая психотерапия фокусируется на текущем переживании клиента и пытается помочь пережить его более интенсивно, чтобы клиент точнее, конкретнее исследовал «ощущаемые смыслы» (felt meanings),связанные с этим переживанием. Психотерапевт помогает клиенту выразить словами, определить и представить в виде символов ощущаемые смыслы своего переживания. Это включает когнитивную деятельность, однако слова, концепции или символы не могут выразить всех ощущаемых смыслов переживания. Таким образом, хотя в методе Гендлина имеются когнитивные аспекты, эмпирическая терапия — по сути своей аффективный, или чувственный, процесс. Чувства — это не вещи или нечто, прилагаемое к переживанию; они являются существенной или неотъемлемой его частью. Символизация или концептуализация ощущаемого переживания не может полностью заменить полную его репрезентацию, а представляет собой дополнительное переживание. Несмотря на использование нового термина для обозначения своего подхода, Гендлин признает, что в основе его лежит клиент-центрированная терапия, то есть отношения, фокусирующиеся на рефлексивном слушании, которые позволяют психотерапевту принимать участие в переживаниях клиента. Гендлин рассматривал свой эмпирический подход в качестве продолжения клиент-центрированной терапии. В то же время Бродли (Brodley, 1990) настаивал на том, что данный подход выходит за рамки клиент-центрированной терапии из-за своих методов, нарушающих некоторые основные принципы клиент-центрированной терапии.

И когнитивное, и эмпирическое направления сохраняют основные элементы традиционной клиент-центрированной терапии. В них требуется, чтобы психотерапевт вошел и оставался во (внутренней) системе координат клиента. Психотерапевт отвечает на переживание клиента, не реагируя на него, отклоняет его или направляет его с позиции своей (психотерапевта) системы координат. Это требование теории переработки информации. Следовательно, эмпатическая реакция представляет собой основной, практически единственный вид деятельности психотерапевта. Практика клиент-центрированной терапии остается без изменений. Когнитивное (информационно-процессуальное) и эмпирическое направления фокусируются на деятельности клиента, давая детальное описание и разъяснение процесса его самопознания, а также демонстрируя, как этот процесс фасилитируется благодаря эмпатическим реакциям со стороны психотерапевта. Эмпатическое реагирование или суррогатная переработка информации по Векслеру, пробуждающая рефлексия (реагирование) по Райс, иконическая рефлексия по Батлеру, эмпатическая рефлексия по Гендлину имеют одну цель: обеспечить реакции, открывающие и фасилитирующие продолжение чувствования, переживания и исследования у клиента, а также избежать реакций, которые закрывали бы это переживание или лишали бы клиента инициативы. Вместе с тем методы Гендлина выходят за рамки реагирования на клиента с целью направить процесс переживания (Brodley, 1990).

Фокусирование на эмпатическом реагировании согласуется с представлениями Роджерса о том, что в некоторых сферах межличностных взаимоотношений конгруэнтность или безусловное позитивное отношение могут быть наиболее значимым условием, однако в терапия приоритет несомненно принадлежит эмпатии (Rogers, 1975). (Это мнение отражает изменения, происшедшие с 1959 г. во взглядах Роджерса о первоочередном значении конгруэнтности, или подлинности (Rogers, 1959.) Представление о центральной роли эмпатии особенно значимо в свете отведения первого места конгруэнтности, или подлинности, многими психотерапевтами, включая некоторых сторонников клиент-центрированной терапии. Векслер отмечал, что введение в отношения реакций психотерапевта не согласуется с клиент-центрированной ориентацией, поскольку речь идет о привнесении материала из внешней системы координат, что не соответствует эмпатическому реагированию (Wexler, 1974).

Эти направления в клиент-центрированной теории могут быть полезны для прояснения терапевтического процесса и открытия новых подходов к его изучению и исследованию. Когнитивный анализ природы переживания и самопознания клиента зависит от конкретного психотерапевта, поскольку многие сторонники клиент-центрированного подхода считают чувства вещами в себе, в отличие от переживаний и когниций.

В сфере клиент-центрированной терапии проведено множество исследований начиная с 1940-х гг., которые были продолжены в 1950, 1960 и 1970-х гг., хотя после этого их число стало уменьшаться. В ранние годы своей практики Роджерс в равной мере проявлял интерес к исследовательской и клинической работе. Он впервые стал использовать электронные записи терапевтических интервью и анализировать стенографические протоколы. Его студенты в Университете штата Огайо и Чикагском университете принимали активное участие в исследовательских работах в рамках подготовки докторских диссертаций.

Большой раздел вышедшей в 1942 г. книги (Rogers, 1942) включает восемь интервью с «Гербертом Брайаном». Серия исследований, проведенных в конце 1940-х гг., заняла весь номер журнала «Journal of Consulting Psychology» (Rogers, Raskin, Seeman, Sheerer, Stock, Haigh, Hoffman & Carr, 1949). Роджерс и Даймонд (Rogers & Dymond, 1954) редактировали книгу, включавшую результаты поздних исследований, в том числе с участием ряда известных клиницистов (J. M. Butler, Desmond Cartwright, Thomas Gordon, Donald Grummon, Gerard Haigh, Eve S. John, Esselyn Rudikoff, Julius Seeman, Rolland Tongas and Manuel Vargus). Впоследствии Роджерс подвел итоги этих исследований (Rogers, 1961a, chapters 11 and 12).

Опубликован ряд обзоров, посвященных более поздним исследованиям. В обзоре Труа и Кархаффа (Truax & Carkhuff, 1967) содержится 439 ссылок. В обзоре, который подготовили Труа и Митчелл (Truax & Mitchell, 1971), освещаются результаты 92 исследований и делаются обнадеживающие выводы. Впоследствии вышли обзоры, содержавшие критические замечания. Группа авторов (Mitchell, Bozarth & Krauft, 1977) ставят под сомнение, но не отвергают полностью выводы Труа и Митчелла (см. оценку этого обзора, Patterson, 1984). Другие авторы (Parloff, Waskow & Wolfe, 1978) отметили, что

«необоснованные заявления о том, что «высокие» уровни (абсолютные или относительные) точной эмпатии, теплоты и подлинности (независимо от источника оценки или природы инструмента) представляют собой «необходимые и достаточные» условия эффективной терапии (независимые от оценки результатов или условий), не подкреплены фактами» (р. 249).

Справедливости ради отметим, что необоснованных заявлений никто не делал; сами авторы обзора обнаружили больше исследований с позитивными, чем с негативными результатами.

Орлински и Ховард (Orlinsky & Howard, 1978) проанализировали некоторые из исследований, которые рассматривались в двух ранее опубликованных обзорах. Кроме того, они рассмотрели исследования, посвященные восприятию клиентами характеристик психотерапевта, и обнаружили, что ощущения клиентов устойчиво связаны с благоприятными результатами терапии; этот вывод, к сожалению, недостаточно подкреплен. Полученные результаты согласуются с точкой зрения Гурмана (Gurman, 1977): «имеются существенные, если не однозначные доказательства в поддержку предполагаемой связи между восприятием пациентом условий и результатом индивидуальной психотерапии и консультирования» (р. 523).

Еще одна группа авторов (Lambert, DeJulio & Stein, 1978) выбрала для своего обзора 18 исследований, проведенных до 1977 г. и считающихся лучшими в данной области. Они пришли к следующему выводу: «Несмотря на более чем 20-летний период исследований и некоторые улучшения методологии, обнаруживается весьма скромная связь между так называемыми фасилитирующими условиями и результатами психотерапии. В отличие от частых заявлений о высокой значимости особенностей психотерапевта, привносимых им в отношения, результаты экспериментов говорят об отсутствии точных тестов и однозначного подтверждения роджерианской гипотезы» (р. 486). Безусловно, при отсутствии точных тестов не может быть и речи об однозначном подтверждении. Авторы отмечают многочисленные проблемы, возникающие при организации исследований.

Бергин и Суинн (Bergin & Suinn, 1975) в своем обзоре, включающем исследования за период 1971, 1972 и 1973 гг., приходят к выводу, что «теперь стало ясно, что эти (психотерапевта) параметры не являются решающими, как было принято полагать; однако их присутствие и влияние вездесуще, оно проявляется даже в поведенческой терапии».

В еще одном интересном обзоре (Gomes-Schwartz, Hadley & Strupp, 1978) высказывается негативная оценка: «Прежние утверждения об убедительной фактической поддержке взаимосвязи между фасилитирующими "условиями" психотерапевта и исходом терапии (Truax & Mitchell) не подтверждаются последними наблюдениями» (цитируется обзор Бергина). Авторы тут же оговариваются: «Из этого вовсе не следует, что качество терапевтических отношений не является важнейшим фактором, определяющим эффективность психотерапии» (р. 440).

«В последнем разделе обзора, посвященном терапевтическим отношениям, отмечается, что при теплоте, близости, ощущении сопричастности психотерапевта пациенты с большей вероятностью доходили до завершающих этапов терапии (на примерах четырех исследований), были удовлетворены текущим терапевтическим процессом (два исследования), демонстрировали более значительные улучшения (три исследования). Терапевтические отношения, характеризующиеся свободным раппортом и открытой коммуникацией, с большей вероятностью гарантировали продолжение пациентами терапии (два исследования) и лучший результат (два исследования)» (р. 442).

Несмотря на общий негативный тон этих обзоров, встречались и некоторые позитивные комментарии, когда речь шла неоспоримых фактах. Особого внимания заслуживает следующее замечание (Orlinsky & Howard, 1978): «Если результаты более позднего исследования в целом согласуются с полученными ранее, следует сделать вывод о надежности выявленного эффекта» (pp. 288-289). Те же авторы (Orlinsky & Howard, 1986) отметили, что «в целом 50-80% всех исследований в этой области позволяют сделать положительные выводы, что указывает на взаимосвязь фасилитирующих условий с результатами терапии» (р. 365). Недавно опубликованный обзор (Orlinsky, Grawe & Parks, 1994) также свидетельствует в пользу существования терапевтической взаимосвязи, включающий такие элементы, как эмпатия и конгруэнтность.

Еще в одном обзоре исследований, проведенных позднее 1985 г. (Beutler, Machado & Neufeldt, 1994), отмечается следующее.

«Представление Роджерса (Rogers, 1957) о «необходимых и достаточных» условиях для эффективной психотерапии определяло направление исследований психотерапевтических отношений в течение трех десятилетий. Современные исследователи, скорее всего, согласятся с тем, что эти фасилитирующие качества играют центральную роль в терапевтическом изменении. В клинической практике этот принцип также считается общепринятым и включен в большинство современных теорий. Эти параметры наиболее часто упоминаются, когда заходит речь об «общих» или «неспецифических» характеристиках психотерапии. Эти качества терапевтических отношений ответственны за большую часть терапевтических изменений» (р. 243).

Авторы обзора (Beutler, Machado & Neufeldt, 1994) приходят к выводу, что «существуют убедительные доказательства в поддержку убеждения (в настоящее время общеизвестного), что теплые и поддерживающие терапевтические отношения фасилитируют терапевтический успех... В этой области продолжают проводиться широкие исследования» (р. 259). Итак, можно сделать вывод о том, что имеются веские экспериментальные свидетельства о взаимосвязи между эффективностью терапии и условиями, которые перечислил Роджерс (Rogers, 1957) (см. Stubbs & Bozarth, 1994).

Паттерсон (Patterson, 1984) указал на влияние предвзятого отношения в более ранних обзорах, выводы которых не всегда согласуются с результатами анализируемых исследований. Он также отметил и другие факторы, которые следует учитывать при анализе результатов исследований. Так, утверждение Орлински и Ховарда гласило, что результаты исследований, которые были включены в обзор, свидетельствуют против положительных выводов;однако большинство исследований дали позитивные результаты.

Каково будущее клиент-центрированной терапии? В 1950—1960-х, даже в 1970-х гг., многие, если не все, программы обучения консультантов (в отличие от программ по консультационной и клинической психологии) считались клиент-центрированными. В настоящее время таких программ осталось совсем немного. Студентам теперь не предлагается изучать оригинальные работы Карла Роджерса.

Высказывается предположение, что основные принципы клиент-центрированного подхода вошли в психотерапию в целом. Например, важность, даже необходимость хороших отношений между психотерапевтом и клиентом считается общепринятой. Вместе с тем в центре внимания при подготовке психотерапевтов находятся техники, а не отношения. Можно усомниться в том, что философия и принципы клиент-центрированной терапии в настоящее время хорошо понимаются, принимаются и реализуются (Patterson, 1990). Трудно судить о степени влияния клиент-центрированной теории на другие виды терапии или отдельных психотерапевтов. В 1985 г. на конференции, посвященной эволюции психотерапии, Роджерса приветствовали стоя, аплодисменты не смолкали в течение пяти минут, только он один удостоился такой чести. Несмотря на это, напрасно искать в работах других участников (Zeig, 1987) этой конференции следы его влияния. В 1986 г. Дэвид Кэйн при поддержке Карла Роджерса начал издавать журнал «Person-Centered Review»,посвященный человеко-центрированной теории, исследованию и практике. Он перестал выходить спустя пять лет в связи с малым числом подписчиков. (Интересно, что два сходных журнала — «The Person-Centered Journal» и «Person-Centered Quarterly» — начали выходить в 1994 г.; мы станем свидетелями их дальнейшей судьбы.)

Вероятно, мы проявляем чрезмерный пессимизм, однако ближайшее будущее клиент-центрированной терапии, с нашей точки зрения, не выглядит многообещающим, в частности при возобладавшем интересе к краткосрочной, директивной, когнитивно-ориентированной, проблемно-ориентированной терапии. Но есть надежда, что в перспективе философия, теория и, конечно, практика клиент-центрированной терапии восторжествуют.