Рассказывающая о том. как Сун Цзян написал мятежные стихи в трактире «Сюньянлоу» и как Дай Цзун принес поддельное письмо из Ляншаньбо

 

Вы уже знаете, что Ли Куй толкнул двумя пальцами девушку, и та упала; приятелей задержали, и хозяин, обращаясь к ним, спросил:

– Как же теперь быть, почтенные господа?

Видно было, что он совсем растерялся. Кликнув слуг и продавцов вина, он приказал оказать девушке помощь. На лицо ей брызнули водой, и вскоре она пришла в себя. Ей помогли подняться и заметили, что у нее на лбу сорван кусочек кожи: это и было причиной обморока.

Все очень обрадовались, когда девушка очнулась. Но ее родители, услышав, что дочь толкнул Черный вихрь, до того испугались, что долго не могли двинуться с места и уж, конечно, не осмеливались сказать ни единого слова обидчику. Понемногу девушка совсем пришла в себя и заговорила. Мать привела в порядок ее прическу и украшения, потом взяла платок и повязала голову дочери.

– Как вас зовут и откуда вы пришли? – спросил их Сун Цзян.

– Нам незачем обманывать вас, уважаемый господин, – отвечала на это старуха, – наша фамилия Сун, и когда‑то мы жили в столице. У нас одна‑единственная дочь – вот она – и зовут ее Юй‑лянь. Отец обучил ее нескольким песенкам и кое‑как устроил сюда, в «Павильон лютни», чтобы она пением зарабатывала на жизнь. Да вот беда, горяча она у нас немножко – никогда не считается с обстановкой. Да и сейчас не посмотрела на то, что вы тут беседуете, вошла и сразу же запела. А из‑за того, что уважаемый господин по неосторожности поранил ее немножко, не стоит, конечно, обращаться к властям и впутывать вас в это дело, уважаемые господа.

Видя, что женщина рассуждает довольно разумно, Сун Цзян сказал ей:

– Не могли бы вы послать со мной кого‑нибудь в лагерь? Я дам вам двадцать лян серебра, чтобы ваша дочь могла хорошо отдохнуть. А потом вы выдадите ее замуж за доброго человека, и ей больше не придется петь песенки в таких местах.

С благодарностью кланяясь Сун Цзяну, родители девушки твердили:

– Можем ли мы надеяться на такую милость?

– Я хозяин своему слову, – сказал на это Сун Цзян. – Зря болтать не люблю. Пусть ваш муж идет со мной, и я дам ему денег.

– Примите нашу глубокую благодарность за вашу милость, – продолжали кланяться Сун Цзяну родители девушки.

– Ну, что ты за негодяй такой! – ругал в это время Дай Цзун Ли Куя. – С кем бы ни встретился, сразу затеваешь ссору и заставляешь нашего почтенного брата расплачиваться за твои выходки. Ему это дорого обходится!

– Да ведь я только прикоснулся к ней пальцем, а она возьми да повались, – оправдывался Ли Куй. – Никогда еще не встречал такой неженки, как эта чертова девка! Меня хоть сто раз бей, все равно ничего мне не сделается.

При этих словах все рассмеялись.

– Скажи хозяину, что деньги за вино и угощение заплачу я, – сказал Чжан Шунь слуге.

– Ничего, ничего, не беспокойтесь, идите, – отвечал слуга.

Услышав это, Сун Цзян, обращаясь к Чжан Шуню, решительно запротестовал:

– Да разве можно, дорогой друг! Я пригласил друзей выпить вина, а вы будете за это платить?

– Я почитаю это за счастье. Встретиться с вами было не так уж легко, – настаивал на своем Чжан Шунь. – Когда вы жили в Шаньдуне, я со своим старшим братом все собирался навестить вас. А сегодня само небо послало мне счастливый случай – я встретился с вами. Разрешите оказать вам хотя бы столь скромный знак внимания и не придавайте этому особенного значения.

– Господин Сун Цзян, – присоединился и Дай Цзун, – ведь наш брат Чжан Шунь хочет выразить вам свое уважение, и вы не должны возражать.

– Хорошо, дорогой друг, раз уж вы хотите сейчас расплатиться, – отвечал Сун Цзян, – так разрешите мне как‑нибудь еще пригласить вас выпить вина.

Чжан Шунь остался очень доволен таким решением вопроса и, захватив с собой две рыбы, вышел из «Павильона лютни» вместе с Дай Цзуном, Ли Куем и стариком Суном. Все они отправились провожать Сун Цзяна в лагерь. Он привел их в канцелярию и усадил там. Вынув два небольших слитка серебра, по десять лян каждый, Сун Цзян отдал их старику Суну. Тот горячо поблагодарил его и ушел; и говорить об этом мы больше не будем.

Время было позднее. Чжан Шунь отдал принесенную им рыбу Сун Цзяну, и они обменялись поклонами. Затем Сун Цзян вытащил слиток серебра весом в пятьдесят лян и, передав его Ли Кую, сказал:

– Возьмите это, дорогой друг, на расходы.

После этого они распрощались, и Дай Цзун с Ли Куем поспешили в город. Что касается Сун Цзяна, то одну из полученных рыб он подарил тюремной страже, а вторую оставил для себя. Сун Цзян был большим любителем свежей рыбы и съел больше, чем следует. А под утро, во время четвертой стражи, он вдруг почувствовал сильные рези в желудке. К рассвету его прослабило больше двадцати раз; он до того ослаб, что у него закружилась голова, и, повалившись на пол, он так и заснул.

Сун Цзян был очень хорошим человеком, и тюремная стража охотно ухаживала за ним, готовила ему кашу и кипятила воду. А Чжан Шунь, запомнив, что Сун Цзян любит рыбу, достал еще два больших золотых карпа и принес ему в благодарность за то, что тот доставил письмо брата. Но, войдя в помещение, он увидел, что Сун Цзян болен и лежит в кровати, а вокруг него суетятся другие заключенные, стараясь облегчить его страдания. Чжан Шунь решил сейчас же пойти за врачом, но Сун Цзян стал возражать.

– Я просто испортил себе желудок тем, что пожадничал и съел больше, чем нужно, свежей рыбы. Будьте добры, купите мне закрепляющей настойки из шести трав, и все будет в порядке.

Затем он попросил отдать одну рыбу начальнику лагеря Вану, а вторую – надзирателю Чжао. Чжан Шунь исполнил эту просьбу и пошел за настойкой.

Ухаживающие за Сун Цзяном заключенные дали ему лекарство. А на следующий день в гости пришел Дай Цзун и принес вина и мяса. Вместе с ним явился и Ли Куй. Войдя в канцелярию, они узнали, что Сун Цзян только что перенес тяжелую болезнь и еще не может ни есть, ни пить. Тогда они сами закусили и, пробыв у него до самого вечера, распрощались и пошли домой.

Пролежав дней семь, Сун Цзян почувствовал, что болезнь его прошла и он совсем здоров. Тут ему в голову пришла мысль отправиться в город и разыскать Дай Цзуна. Он подождал еще день, никто его не навестил, и на следующее утро, после завтрака, захватив с собой немного денег и закрыв комнату, Сун Цзян беспечно зашагал по городу. Не доходя до областного управления, он спросил у прохожих, где проживает начальник тюрем Дай Цзун.

– Да ведь у него нет никакой семьи, – отвечали ему, – поэтому он живет в кумирне Гуаньинь, рядом с кумирней Чэнхуан.

Услышав это, Сун Цзян направился туда, куда ему указали, но там он увидел, что дверь закрыта, – Дай Цзун куда‑то ушел. Тогда он стал разыскивать Ли Куя. Но на все его расспросы ему отвечали: «У этого парня нет ни кола, ни двора. Есть у него какое‑то жилище при тюрьме, а где его самого искать – сказать трудно. Он обретается то тут, то там, а как ею найти – никто не знает».

После этого Сун Цзян решил найти Чжан Шуня. Но ему сказали, что надзиратель по торговле рыбой живет в деревне за городом и появляется на берегу реки только в те дни, когда торговцы скупают улов у рыбаков. В городе же он бывает лишь тогда, когда ему нужно собирать долги.

Выслушав все это, Сун Цзян решил прогуляться за город: он чувствовал себя очень одиноким, и ему было грустно. Бездумно шагая, он вскоре вышел на берег реки; перед ним открылись такие красивые места, что он смотрел и не мог наглядеться.

Так он шел, пока не поравнялся с харчевней. Подняв голову, он увидел высокий шест, на котором висела надпись на темном полотне: «Сокровищница реки Сюньян». Кроме того, под карнизом дома была еще одна вывеска – три большие иероглифа, выгравированные в стиле Су Дунпо: «Сюньянлоу» – «Терем Сюньян». Тут Сун Цзян вспомнил, что когда он еще жил в Юньчэне, ему приходилось слышать о том, что в Цзянчжоу есть прекрасный трактир «Сюньянлоу». «Вот это он и есть, – подумал Сун Цзян. – И хотя сейчас я в одиночестве, но пропустить такую возможность и не зайти туда, конечно, нельзя. Подымусь‑ка я наверх и немного отдохну».

По обе стороны входа стояли столбы, выкрашенные в красный цвет. Нa каждом столбе было прибито по белой дощечке с надписью из пяти иероглифов. Одна надпись гласила: «Здесь лучшее на свете вино», а другая: «Наша харчевня – лучшее место в Поднебесной».

Поднявшись наверх и подойдя к столику, откуда была видна река, Сун Цзян облокотился на перила и не мог оторвать глаз от раскрывшейся перед ним картины; он громко выражал свое восхищение. Тут к нему подошел слуга и спросил:

– Разрешите узнать, уважаемый господин, ожидаете ли вы кого‑нибудь, или же думаете посидеть здесь один?

– Я поджидаю двух друзей, – ответил на это Сун Цзян, – но они еще не пришли. Ты пока принеси мне кувшин хорошего вина. Ну и к нему каких‑нибудь закусок – мяса, фруктов. Не педавай только рыбы.

Слуга спустился вниз и через некоторое время принес поднос с закусками и кувшин прекрасного вина сорта «Ланьцяо фынъюэ». Поставив кувшин и поднос на стол, он налил вина, а затем расставил закуски: жирную баранину, молодых цыплят, гуся, приготовленного в вине, и лучшую говядину. Все это было разложено на яркокрасных тарелочках.

Сун Цзян остался очень доволен и с одобрением думал:

«Какие изысканные яства и какая замечательная посуда! Нет, Цзянчжоу действительно хороший город! Правда, я попал сюда в ссылку, но все же повидал много прекраснейших мест. Хотя и в наших краях есть и горы и старинные памятники, но разве можно их сравнить с красотой здешних мест!»

Так, сидя в одиночестве, облокотившись на перила, Сун Цзян наслаждался вином, попивая чашечку за чашечкой, и не заметил, как быстро захмелел. В голове у него стали бродить разные мысли, и он подумал: «Родился я в Шаньдуне, вырос в Юньчэне. Сам я человек с образованием, у меня много друзей среди вольного люда, и я как будто завоевал себе некоторую известность. Но мне уж за тридцать лет, а у меня нет ни славы, ни богатства! Наоборот, на моем лице клеймо, я ссыльный и даже не знаю, увижу ли когда‑нибудь оставшихся дома отца и брата!» От выпитого вина Сун Цзян заплакал. Прохладный ветерок и окружающая природа навевали грусть, и он неожиданно сложил стихи «Луна на Западной реке». Подозвав слугу, он попросил принести кисточку и тушницу, а сам тем временем встал и, осмотревшись вокруг, увидел, что на белой стене и до него кто‑то писал стихи и эпиграммы. «А почему бы и мне не написать здесь? Может быть, мне еще и удастся прославить свое имя. Когда‑нибудь я буду проезжать эти места и прочту свои стихи – они напомнят мне о трудных временах».

Итак, находясь под воздействием винных паров, Сун Цзян растер тушь, взял кисточку и, обмакнув ее, подошел к стене и написал:

 

Я над мудрыми книгами, юный, сидел.

Возмужав, я пути своей жизни искал.

Я был тигром, припрятавшим когти свои

И скрывавшим клыки и укрытым меж скал.

 

 

Я в несчастье попал! Я людьми заклеймен!

Мне Цзянчжоу‑что плен! Мне лишь муки даны!

Но изменится все, буду я отомщен,

Будут реки Сюньнн красной кровью полны.

 

Прочитав написанное, Сун Цзян пришел в восторг и, довольный собой, засмеялся. После этого он выпил еще несколько чашечек вина и совсем развеселился. Размахивая руками и притопывая ногами, он взял кисть и приписал еще четыре строчки, которые гласили:

 

Я душою в Шаньдуне, а телом – в Цзйнчжоу,

Я мечусь по морям, я тоскую у рек.

Если место высокое в свете займу, –

Хуан Чао со мной не сравнится вовек.

 

Закончив стихотворение, Сун Цзян поставил в конце пять больших иероглифов: «Написал Суп Цзян из Юньчэна». Затем, бросив кисть на стол, стал распевать песенки и выпил еще несколько чашечек вина. Так незаметно напился допьяна и едва мог владеть собой. Подозвав слугу, он попросил подать счет и расплатился, оставив на чай слуге. После этого, размахивая рукавами, он спустился с лестницы и, пошатываясь, побрел по направлению к лагерю.

Придя к себе, он повалился на кровать и проспал до пятой стражи. Протрезвившись, он совершенно забыл о том, что накануне написал стихи на стене «Сюньянлоу». Страдая от выпитого вина, он лежал в своей комнате один, но об этом мы не будем рассказывать.

Теперь речь пойдет о городе Увэйцзюнь, расположенном на противоположном берегу реки Сюньянцзян. Это было довольно заброшенное место. Там проживал бывший помощник начальника области – тунпань, по имени Хуан Вэнь‑бин, который временно находился не у дел. И хотя человек он был довольно образованный, но по натуре своей – льстивый и завистливый, с очень ограниченными интересами. Он завидовал тем, кто был достойнее и способнее его, всегда старался причинить им вред. Над тем же, кто был ниже его, он зло здевался. Излюбленным его занятием было отравлять людям жизнь.

Разузнав, что теперешний правитель области Цай Цзю – девятый сын советника императора, Хуан Вэнь‑бин всеми силами старался добиться его расположения и частенько переправлялся через реку, чтобы навестить начальника области и преподнести ему какие‑нибудь подарки. Все это делалось в расчете на то, что тот замолвит за него словечко перед советником императора и ему дадут какую‑нибудь должность.

И надо же было Сун Цзяну столкнуться с этим человеком и претерпеть из‑за него новые бедствия! В тот день, о котором пойдет речь, Хуан Вэнь‑бину наскучило сидеть дома и, не зная, как развлечься, он вышел в сопровождении двух слуг, купил подарки и в небольшой быстроходной лодке переправился через реку на другой берег, а там пошел в областное управление навестить начальника Цай Цзю. Но ему не повезло: в доме начальника пировали, и Хуан Вэнь‑бин не решился войти. Он возвратился на берег. Оказалось, что слуги привязали его лодку у самой харчевни «Сюньянлоу». А так как погода стояла жаркая, то Хуан Вэнь‑бин решил зайти да и немного отдохнуть. Войдя в помещение, он огляделся вокруг и поднялся наверх. Здесь он подошел к перилам и, облокотившись на них, стал любоваться окружающей природой. Затем он заметил стихи, написанные на стене, и, чтобы скоротать время, стал их читать. Некоторые стихотворения были хороши, другие – несуразны. Читая, Хуан Вэнь‑бин иронически улыбался. Но вот ему на глаза попались четверостишия Сун Цзяна о «Луне на Западной реке». Хуан Вэнь‑бин пришел в негодование и воскликнул:

– Да ведь это мятежные стихи! Кто осмелился их написать?

Взглянув на подпись, он узнал, что эти четверостишия «написал Сун Цзян из Юньчэна». Тогда Хуан Вэнь‑бин стал еще раз внимательно перечитывать их:

 

Я над мудрыми книгами, юный, сидел.

Возмужав, я пути своей жизни искал.

 

Хуан Вэнь‑бин улыбнулся и подумал про себя: «Однако этот человек высокого о себе мнения». И продолжал читать:

 

Я был тигром, припрятавшим когти свои

И скрывавшим клыки и укрытым меж скал.

 

Хуан Вэнь‑бин, склонив набок голову, размышлял: «Видно, этот парень недоволен своей судьбой». Дальше в стихах говорилось:

 

Я в несчастье попал! Я людьми заклеймен!

Мне Цзянчжоу – что плен! Мне лишь муки даны!

 

И тут, снова улыбнувшись, Хуан Вэнь‑бин сказал себе: «Да к тому же он и не благороден – просто какой‑то ссыльный военный».

 

Но изменится все, буду я отомщен,

Будут реки Сюньян красной кровью полны, –

 

прочитал Хуан Вэнь‑бин и, покачав головой, подумал: «Кому же это ты, негодяй, собираешься мстить? Задумал начать здесь беспорядки! Но что ты можешь сделать, раз ты всего‑навсего ссыльный!»

 

Я душою в Шаньдуне, а телом – в Цзянчжоу,

Я мечусь по морям, я тоскую у рек.

 

«Ну, эти две строчки тебе еще можно простить», – пробормотал Хуан Вэнь‑бин и продолжал читать:

Если место высокое в свете займу, –

Хуан Чао со мной не сравнится вовек.

В этом месте Хуан Вэнь‑бин даже прикусил язык от изумления и, качая головой, сказал себе: «Да, этот мерзавец настоящий беззаконник! Он хочет превзойти в жестокости самого Хуан Чао! Да это же самый настоящий мятеж!»

Прочитав еще раз подпись: «Написал Сун Цзян из Юньчэна», Хуан Вэнь‑бин подумал: «Я часто слышал это имя; наверное, какой‑нибудь мелкий чиновник». И, подозвав слугу, спросил:

– Кто написал эти стихи?

– Вчера вечером приходил какой‑то человек, – отвечал слуга. – Он сидел один, выпил кувшин вина, а потом написал стихи.

– А каков он из себя? – продолжал расспрашивать Хуан Вэнь‑бин.

– На лице у него клеймо, – сказал слуга. – Видимо, это какой‑нибудь ссыльный из лагеря. Он низкого роста, смуглолицый и худой.

– Так, так, – произнес Хуан Вэнь‑бин и попросил слугу принести кисточку, тушь и бумагу. Он списал стихи Сун Цзяна и, спрятав их, сказал слуге, чтобы написанное на стене не стирали. Затем он спустился вниз и пошел к своей лодке, где и провел эту ночь.

На следующий день после завтрака Хуан Вэнь‑бин отправился к начальнику области в сопровождении слуги, несшего корзинку с подарками. Начальник только что закончил свой утренний прием в управлении и возвратился домой. Хуан Вэнь‑бин попросил слугу, который впустил его, доложить о нем начальнику. Прошло довольно много времени, прежде чем вышел слуга и пригласил Хуан Вэнь‑бина пройти во внутренние комнаты. Здесь его встретил сам Цай Цзю, и после обычных приветствий Хуан Вэнь‑бин преподнес начальнику области свои дары. Затем они уселись на местах, предназначенных для хозяина и гостя, и Хуан Вэнь‑бин сказал:

– Я приходил к вам, господин начальник, еще вчера. Но в доме было много гостей, и я не решился беспокоить вас. А сегодня опять пришел засвидетельствовать вам свое почтение.

– Помилуйте, мы же с вами близкие друзья, – укоризненно промолвил Цай Цзю. – Вам ничто не мешало пройти прямо к нам. Конечно, моя вина в том, что я не встретил вас.

В это время слуги подали чай. За чаем Хуан Вэнь‑бин обратился к хозяину дома:

– Разрешите спросить, ваша милость, не получали ли вы за последнее время известий от вашего уважаемого батюшки – советника императора?

– Только позавчера получил от него письмо, – последовал ответ.

– Разрешите полюбопытствовать, что нового в столице?

– Мой батюшка написал о том, что историк‑астроном доложил императору о результатах наблюдения за небесными явлениями. Установлено, что свет созвездия Большой Медведицы падает на южные владения княжеств У и Чу. Это – знамение того, что там могут появиться лихие люди. В этих местах необходимо установить строжайшее наблюдение и уничтожать мятежников. Вдобавок ребятишки на улицах распевают какие‑то подозрительные песенки:

 

«В доме дерево взрастивши»,

Причинит стране несчастье.

Тот подымет меч мятежный,

«У кого вода с работой».

Тридцать шесть вояк не втуне

Вмиг зажгут мятеж в Шаньдуне.

 

Ну и вот, в связи с этим мой отец приказывает мне быть особенно осторожным в моей области, – закончил начальник.

Выслушав это, Хуан Вэпь‑бин долго сидел задумавшись и потом с улыбкой сказал:

– Ваша милость, а ведь это дело – не простая случайность. – С этими словами он вынул из рукава стихи, которые списал со стоны в харчевне «Сюньянлоу». Передавая листок начальнику Цай Цзю, он добавил: – Я не думал, что этот человек находится здесь.

– Да ведь это же мятежные стихи! – воскликнул Цай Цзю. – Где вы их раздобыли, господин тунпань?

– Вчера вечером, когда я не осмелился войти в ваш дом, – отвечал Хуан Вэнь‑бин, – я возвратился на берег реки и, не зная, как убить время, зашел в «Сюньянлоу». Там я стал читать стихи, написанные праздными людьми на стене, и среди них нашел вот эти.

– А кто же мог их написать? – удивленно спросил начальник области.

– Тут точно указано имя этого человека, – сказал Хуан Вэнь‑бин. – Под стихами стоит подпись: «Написал Сун Цзян из Юньчэна».

– Но кто же он, этот Сун Цзян? – снова спросил начальник.

– А он сам об этом ясно пишет, – промолвил Хуан Вэнь‑бин. Прочтите слова:

Я в несчастье попал, я людьми заклеймен!

Мне Цзянчжоу – что плен! Мне лишь муки даны!

Нет никаких сомнений, что это какой‑то ссыльный, один из заключенных в военном лагере.

– Да что может сделать какой‑то ссыльный преступник? – удивился начальник Цай Цзю.

– Нет, ваша милость, – возразил Хуан Вэнь‑бин, – вы не должны так относиться к нему. Ведь и те подозрительные песенки, которые мальчишки распевают на улицах, и сообщение вашего почтенного батюшки имеют прямое отношение к этому человеку.

– Да откуда же это видно? – с недоумением спросил начальник области.

– Подумайте сами, – отвечал Хуан Вэнь‑бин, – недаром в песенке говорится, что бедствие для страны заключается в доме и дереве. Это означает, что человек, который должен разорить страну, носит фамилию Сун, иероглиф которой состоит из двух знаков: «дом», и находящегося под ним знака «дерево». Теперь дальше. Глава разбойников состоит из иероглифов «вода» и «работа». Это говорит о том, что имя человека, который подымет народ на восстание, состоит из иероглифа «Цзян» – в значении «река». Тот, кто написал эти мятежные стихи, как раз и носит фамилию Сун, а имя его Цзян. Само небо предопределило, чтобы это дело попало к вам в руки. Вы спасете народ!

– А что же тогда значат слова: «Тридцать шесть вояк не втуне вмиг зажгут мятеж в Шаньдуне?» – спросил начальник области.

– Это может означать либо годы, либо число участников, – отвечал Хуан Вэнь‑бин. – А что касается слов: «зажгут мятеж в Шаньдуне», так ведь уезд Юньчэн и находится в Шаньдуне. Здесь уже полное совпадение.

– А верно ли, что этот человек находится здесь? – спросил начальник области.

– Слуга в харчевне «Сюньянлоу» сказал мне, что какой‑то человек написал эти стихи позавчера, – произнес Хуан Вэнь‑бин. – Да ведь не так уж трудно установить, кто он такой. Стоит вам только просмотреть списки заключенных, и вы сразу узнаете – есть здесь такой человек, или нет.

– Вы очень умны и дальновидны, господин тунпань, – похвалил его Цай Цзю и тут же приказал принести из канцелярии списки заключенных.

Вскоре посланный вернулся, передал списки начальнику области, и тот стал просматривать их. Действительно, в конце списка он нашел запись о том, что в пятом месяце в лагерь прибыл новый ссыльный Сун Цзян из уезда Юньчэн. Увидев эту запись, Хуан Вэнь‑бин сказал:

– Вот это и есть тот самый человек, о котором распространяются слухи. Это дело не шуточное. Тут медлить нельзя! А то об этом могут проведать те, кому не следует. Необходимо срочно арестовать его и посадить в городскую тюрьму. А там уже можно будет подумать, что делать дальше.

– Вы совершенно правы, – согласился начальник области, – и тотчас же пошел в управление и приказал вызвать главного начальника тюрем Дай Цзуна. Когда тот, кланяясь, вошел к нему, Цай Цзю немедля отдал приказание:

– Сейчас же отправляйтесь в лагерь для ссыльных и там возьмите под стражу преступника Сун Цзяна из уезда Юньчэн, написавшего мятежные стихи в харчевне «Сюньянлоу». Не теряйте времени!

Выслушав это распоряжение, Дай Цзун ужаснулся и мог только в душе воскликнуть: «Беда, беда!» Выйдя из присутствия, он отобрал несколько надзирателей и дал им такое наставление:

– Идите сейчас же к себе домой и захватите свое оружие, а потом собирайтесь в кумирне Чэнхуан, которая находится рядом с моим домом.

Когда надзиратели разошлись по домам, Дай Цзун, прибегнув к своему волшебному способу, в один миг очутился в лагере. Здесь он сразу же прошел в канцелярию к Сун Цзяну, а тот, поспешно поднявшись навстречу и приветствуя Дай Цзуна, сказал:

– А я позавчера был в городе и повсюду искал вас, уважаемый друг, но так и не смог найти. Мне в одиночестве было скучно, и я отправился в «Сюньянлоу» и выпил там целый кувшин вина. И вот уже второй день, как у меня шумит в голове, никак не могу прийти в себя.

– Дорогой брат, – обратился к нему Дай Цзун, – а что вы написали там на стене?

– Да кто же помнит, что ему приходит в голову во хмелю? – удивился Сун Цзян.

– Так вот, – сказал Дай Цзун, – меня только что вызывал к себе начальник области и приказал доставить к нему в управление преступника, написавшего мятежные стихи в «Сюньянлоу» – Сун Цзяна из Юньчэна. Когда я услышал об этом, мне стало страшно за вас. Я должен явиться сюда со стражниками, но пока сказал им, чтобы они собрались около кумирни Чэнхуан, а сам пришел к вам, чтобы предупредить об опасности, дорогой брат. Что же теперь делать? Как освободить вас?

Суп Цзян почесал затылок и тяжело вздохнул.

– Ну, теперь я погиб!

– Я хотел бы, дорогой брат, посоветовать вам, как спастись, – сказал Дай Цзун. – Не знаю только, как вы на это посмотрите. Сейчас мне нельзя здесь задерживаться. Я должен прийти сюда с людьми, чтобы взять вас под стражу. Вам же я советую растрепать волосы, помочиться прямо на пол, лечь в эту лужу и притвориться сумасшедшим. А когда я приду сюда со стражниками, несите несусветную чушь и прикидывайтесь ненормальным. Тогда я вернусь к начальнику области и доложу ему об этом.

– Я очень признателен вам, дорогой друг, за этот совет, – сказал растроганный Сун Цзян. – Разрешите надеяться, что вы не оставите меня своей помощью и в дальнейшем.

После этого Дай Цзун простился с Сун Цзяном и сразу же оказался в городе возле кумирни Чэнхуан, где его ожидали стражники, и поспешил с ними в лагерь. Здесь Дай Цзун нарочито громко закричал:

– Кто здесь недавно прибывший преступник Сун Цзян?

Дежурный надзиратель провел всех их в канцелярию. Тут они увидели Сун Цзяна, который с растрепанными волосами сидел прямо на полу в луже собственной мочи. Дай Цзуна со стражниками он встретил такими словами:

– Это еще что за чертовы люди?

– Схватить этого мерзавца! – заорал Дай Цзун.

А Сун Цзян, вытаращив глаза, полез в драку и в то же время выкрикивал все, что ему приходило в голову.

– Я зять императора – сын неба! – кричал он. – Мой тесть послал меня сюда во главе стотысячного войска, чтобы я истребил всех вас в Цзянчжоу! Впереди нас идет сам владыка преисподней – великий князь Янь‑ло, а за нами следует князь зла полководец У‑дао. Сын неба передал мне золотую печать, которая весит более восьмисот цзиней. Эта печать дает мне право перебить всех вас, чертей!

– Да он сумасшедший, – в один голос сказали стражники. – Куда такого тащить?

– Правильно говорите, – согласился с ними Дай Цзун. – Надо раньше доложить начальнику, ну, а если он потребует, тогда мы придем опять и заберем этого сумасшедшего.

И все они отправились в областное управление, где их ожидал начальник Цай Цзю. Дай Цзун доложил ему:

– А Сун Цзян‑то умалишенный! Он ходит под себя и не обращает на это никакого внимания. Он весь выпачкался нечистотами, так что и смотреть тошно, и несет всякий вздор. Поэтому мы и не решились тащить его сюда.

В тот момент, когда Цай Цзю хотел расспросить Дай Цзуна подробнее, сидевший за ширмами Хуан Вэнь‑бин поспешно вышел и, обращаясь к начальнику области, сказал:

– Вы не верьте этим словам! Стихи Сун Цзяна и манера его письма совсем не свидетельствуют о том, что он сумасшедший. Тут какая‑то хитрость. Но чтобы там ни было, прежде всего его надо доставить сюда. Если он сам не может прийти, так надо его принести!

– Вы совершенно правы, господин тунпань, – сказал начальник области. И, обращаясь к Дай Цзуну, приказал:

– Что бы с ним ни было, доставьте его сюда!

С болью в душе Дай Цзун снова отправился со стражниками в лагерь. Там он сказал Сун Цзяну:

– Дорогой брат, нас постигла неудача! Вам придется пойти с нами.

И, посадив Сун Цзяна в бамбуковую клетку, они понесли его в город. Придя в областное управление, они поставили клетку перед начальником.

– Подведите этого мерзавца сюда! – приказал тот.

Стражники исполнили приказание и сказали Сун Цзяну, чтобы он стал на колени перед начальником. Но где там! Разве мог Сун Цзян стать перед ним на колени! Свирепо тараща глаза, он закричал, показывая пальцем на Цай Цзю:

– Это еще что за мерзкая тварь! Да как он смеет задавать мне вопросы! Я зять самого императора! Тесть послал меня во главе стотысячного войска перебить всех в Цзянчжоу. Впереди идет сам властелин преисподней, а за мной следует князь зла полководец У‑дао. У меня золотая печать весом в восемьсот с лишним цзиней! Если хочешь избежать смерти, так прячься скорее, а то я сейчас всех вас прикончу!

Начальник области смотрел на Сун Цзяна и не знал, что делать. Тогда Хуан Вэнь‑бин, обращаясь к нему, сказал:

– Вызовите из лагеря надзирателей и стражников и спросите, был ли этот человек сумасшедшим уже тогда, когда прибыл в лагерь, или же он сошел с ума на этих днях. Если он был ненормальным, когда его доставили в лагерь, тогда можно поверить, что это действительно так. Если же его сумасшествие началось недавно, то это уловка.

– Вы совершенно правы, – обрадовался такому совету начальник области и тотчас же послал в лагерь.

Надзиратели и стражники явились в областное управление и, не осмелившись солгать, показали все как было.

– Когда этот человек пришел в лагерь, он был совсем здоров и вот только сегодня сошел с ума.

Услышав это, начальник области сильно разгневался и, подозвав тюремных стражников, приказал им связать Сун Цзяна и всыпать ему пятьдесят ударов палками. Сун Цзян был избит до полусмерти, кожа его во многих местах была содрана, и кровь текла ручьями. Видя все это и страдая в душе, Дай Цзун ничего не мог сделать, чгобы помочь своему другу.

Вначале Сун Цзян продолжал еще нести какую‑то несуразицу, но потом боль, причиняемая ударами палок, стала невыносимой, и он признался:

– Я виновен в том, что в состоянии опьянения необдуманно написал мятежные строки. Других намерении у меня не было.

Начальник области приказал подробно записать показание Сун Цзяна, надеть на него колодки весом в двадцать пять цзиней, какие обычно надевают на преступников, приговоренных к смерти, и бросить его в тюрьму. Сун Цзян был до того избит, что не мог даже двигать ногами. Его заковали и препроводили в тюрьму, где поместили в камеру смертников.

Дай Цзун старался помочь своему другу всем, чем только мог, и приказал тюремным стражникам внимательно относиться к Сун Цзяну. Он сам готовил и приносил ему пищу, однако все это к нашему рассказу уже не относится.

Далее речь пойдет о том, как начальник области пригласил к себе домой Хуан Вэнь‑бина и, пройдя с ним во внутренние покои, еще раз выразил ему свою благодарность и сказал:

– Если бы не ваш высокий ум и проницательность, господин тунпань, то этот мерзавец обманул бы меня.

– Ваша милость, вы не должны медлить с этим делом, – настаивал Хуан Вэнь‑бин. – Напишите письмо и сейчас же отправьте его в столицу вашему уважаемому батюшке. Это важное государственное преступление. И, кстати, спросите, не доставить ли этого преступника живым в столицу. В этом случае они должны будут прислать за ним тюремную повозку. Если же не затребуют, из опасения, что он может сбежать по дороге, то вы казните его здесь, и этим предотвратите большие бедствия в будущем. Несомненно, сам император обрадуется, когда узнает об этом.

– Все, что вы говорите, господин тунпань, очень резонно, – сказал на это начальник Цай. – Я немедленно отправлю к батюшке гонца с письмом и напишу также о ваших, господин тунпань, заслугах и попрошу отца, чтобы он лично доложил о вас императору. Тогда вы в самом недалеком будущем получите высокое и почетное назначение и сможете наслаждаться славой и почестями.

– Вся моя жизнь зависит от вас, ваша милость, – сказал, низко кланяясь, Хуан Вэпь‑бин. – За вашу доброту я буду вечно обязан вам.

Хуан Вэнь‑бин поторопил начальника области написать письмо и приложить печать, а потом спросил:

– С кем же вы пошлете это письмо? Есть у вас доверенный человек?

– Я пошлю начальника тюрем Дай Цзуна, – сказал Цай Цзю. – С помощью какого‑то волшебства он может пройти в день восемьсот ли. Завтра же он отправится с письмом в столицу и в каких‑нибудь десять дней проделает путь туда и обратно.

– Ну, если он сможет так быстро доставить это письмо, то лучшего, конечно, и желать нельзя, – ответил на это Хуан Вэнь‑бин.

В этот день начальник Цай Цзю устроил во внутренних покоях угощение в честь Хуан Вэнь‑бина, и лишь на другой день тот распрощался и вернулся к себе в Увэйцзюнь.

Далее следует сказать о том, что начальник области Цай Цзю уложил драгоценные украшения в две корзиночки и опечатал их. На следующее утро он вызвал к себе на дом Дай Цзуна и сказал:

– Я приготовил подарки и письмо, которые хочу отправить в Восточную столицу советнику императора – моему отцу. Пятнадцатого числа шестого месяца день его рождения. Времени осталось мало, и только ты один можешь доставить посылку к сроку. Так что, будь любезен, не откажи взять на себя этот труд. Дождись ответа и сейчас же возвращайся обратно. Я щедро награжу тебя. По дороге нигде не задерживайся, чтобы не вышло каких‑нибудь неприятностей.

Дай Цзун не мог не выполнить этого приказания. Ему оставалось только взять письмо и посылки. Поклонившись начальнику области, он пошел домой и, приготовившись в путь, заглянул в тюрьму попрощаться с Сун Цзяном и успокоить его.

– Дорогой брат, – сказал он, – начальник области посылает меня в столицу, но через десять дней я вернусь обратно. В доме советника императора я постараюсь познакомиться с нужными людьми, чтобы спасти вас от беды. В мое отсутствие у вас не будет недостатка в пище, так как я велел Ли Кую готовить и приносить вам еду. Уж потерпите несколько дней.

– Я не теряю надежды, дорогой брат, что вы спасете меня, – промолвил Сун Цзян.

Тут Дай Цзун вызвал Ли Куя и в присутствии Сун Цзяна обратился к нему с такими словами:

– Наш уважаемый брат по неосторожности написал мятежные стихи, и за это его посадили в тюрьму. Чем все это кончится, еще неизвестно. Сейчас меня посылают в Восточную столицу, но я скоро возвращусь. А пока поручаю тебе каждый день приносить еду нашему почтенному брату.

– А что же особенного в том, что он написал мятежные стихи? – удивился Ли Kyй. – Мало ли было случаев, когда мятежники становились сановниками! Будьте спокойны и отправляйтесь в Восточную столицу. А здесь, в тюрьме, пусть только кто‑нибудь попробует тронуть его! Будут к нему относиться хорошо – все будет в порядке, а если нет, я рассеку его обидчика надвое своей секирой.

– Смотри же, брат, будь осторожен, – повторил перед уходом Дай Цзун, наставляя Ли Куя. – Не пей лишнего и не забывай приносить еду нашему почтенному брату. Напьешься, так он будет сидеть голодным.

– Дорогой брат, – отвечал па это Ли Куй, – вы можете идти со спокойной душой. Если же у вас есть еще хоть какое‑то сомнение на этот счет, то даю слово, что с сегодняшнего дня и до самого вашего возвращения в рот не возьму вина! А потом уж наверстаю потерянное; пока буду неотлучно находиться при нашем уважаемом брате Сун Цзяне и во всем прислуживать ему.

– Ну, дорогой друг, если ты так твердо решил заботиться о нашем почтенном брате, то я очень доволен, – сказал Дай Цзун и в тот же день отправился в путь.

А Ли Куй действительно совсем бросил пить и все время находился в тюрьме, ухаживая за Сун Цзяном и ни на шаг не отходя от него.

Однако мы пока больше не будем об этом рассказывать, а вернемся лучше к Дай Цзуну. Придя домой, он сменил обмотки на ногах, надел пеньковые туфли на восьми завязках и желтую, цвета абрикоса, рубашку. Затем подпоясался и вложил в пояс табличку с обозначением своей фамилии и должности. Надев на голову новую повязку, он спрятал в сумку письмо и, завязав ее, взвалил на плечи корзиночки и тронулся в путь. На дороге за городом он вынул четыре бумажки с заклинаниями и привязал по две к каждой ноге, шепча при этом какие‑то слова, и в тот же миг очутился далеко от Цзянчжоу.

Он шел безостановочно до самого вечера и заночевал на постоялом дворе. Здесь он снял с ног бумажки с заклинаниями, потом сжег жертвенные деньги из золоченой бумаги в честь духов дорог и лег спать. На следующее утро он встал, выпил, закусил и, выйдя из постоялого двора, снова подвязал к ногам бумажки с заклинаниями, подхватил корзиночки и пустился в дальнейший путь.

Дай Цзун шел так быстро, что в ушах у него свистел ветер, а ноги едва касались земли. По дороге он еще поел немного овощей и, когда наступил вечер, снова заночевал на постоялом дворе. Поднявшись перед рассветом, во время пятой стражи он с привязанными к ногам бумажками по холодку пошел дальше. Было уже часов десять утра, когда он прошел примерно триста ли, но ему так и не попался по дороге чистый трактирчик. Было начало шестого месяца, и Дай Цзун весь обливался потом от жары. Он уже стал опасаться, как бы с ним не случился солнечный удар. К тому же он сильно проголодался, и его нестерпимо мучила жажда. Но тут, на опушке леса, недалеко от озера, он увидел трактирчик.

Дай Цзун поспешил туда; это оказалось уютное и чистенькое помещение, где стояло штук двадцать красных столиков.

Дай Цзун вошел, опустил свою ношу на пол, развязал пояс, снял оранжевую, цвета абрикоса, рубашку, вспрыснул ее водой и повесил сушить на перила. Затем он расположился за столиком, и к нему подошел слуга.

– Сколько прикажете подать вина, господин служивый? И какого вы желаете мяса – свинину, баранину или говядину?

– Вина много не надо, – ответил Дай Цзун. – Принеси мне хорошую порцию риса.

– У нас есть и вино, и рис, и пампушки, а также лапша, – сказал слуга.

– Скоромного мне ничего не надо, – отказался Дай Цзун – А вот если у вас есть какой‑нибудь овощной суп, так подай.

– А не разрешите ли вы принести вам бобового сыру, заправленного маслом и перцем? – спросил слуга.

– Ну что ж, прекрасно! – сказал Дай Цзун.

Слуга ушел и вскоре принес миску с бобовым сыром и две тарелочки с закуской из овощей. Поставив все это на стол, он налил три больших чашки вина. А так как Дай Цзун был очень голоден и измучен жаждой, то одним духом проглотил и сыр и вино. Но только он собрался приняться за рис, как вдруг почувствовал, что у него все завертелось перед глазами, и он повалился на скамью.

– Готов! – закричал слуга, и в тот же миг из внутреннего помещения вышел человек. Это был не кто иной, как один из вожаков стана Ляншаньбо – Чжу Гуй.

– Отнеси корзинки в комнату, – сказал он слуге и обратился к двум своим помощникам: – А вы обыщите этого молодца. Нет ли чего‑нибудь при нем.

Те поспешно бросились к Дай Цзуну и обыскали его, но в сумке нашли лишь бумажный сверток, в котором лежало письмо, и передали его Чжу Гую.

Взглянув на конверт, Чжу Гуй увидел, что это семейное письмо. На конверте было написано: «Письмо родным с пожеланием счастья и благополучия. Моему уважаемому отцу, от почтительного и покорного сына Цай Дэ‑чжана».

Вскрыв письмо, Чжу Гуй в самом начале прочитал:

 

«Я сейчас задержал того человека, о котором у вас распевают песни. Он написал мятежные стихи, имя его Сун Цзян из Шаньдуна. Я посадил его в тюрьму и жду ваших распоряжений…»

 

Прочитав эти слова, Чжу Гуй до того растерялся, что оцепенел и потерял дар речи. Он пришел в себя лишь в тот момент, когда его помощники взвалили на спину Дай Цзуна и потащили на кухню, где обычно свежевали туши. Чжу Гуй заметил свешивающийся со скамейки пояс, в который была вложена яркокрасная табличка. Взяв эту табличку, Чжу Гуй прочитал: «Дай Цзун, начальник двух тюрем в Цзянчжоу».

– Обождите‑ка немного, – остановил он своих помощников, а про себя подумал: «Я часто слышал, как наш военный советник У Юн говорил о том, что в Цзянчжоу живет волшебный скороход Дай Цзун и что они с ним большие друзья. Не иначе, как это он и есть. Но как же он может нести письмо, которое должно погубить Сун Цзяна? Само небо послало это письмо в мои руки». – Дайте‑ка противоядие, надо привести его в чувство и разузнать, в чем тут дело, – приказал Чжу Гуй.

Один из его помощников тут же развел на воде настойку, и, приподняв Дай Цзуна, они влили эту жидкость ему в рот. У Дай Цзуна сразу же дрогнули веки и раскрылись глаза, он сел, а потом встал на ноги. Увидев в руках Чжу Гуя распечатанное письмо, Дай Цзун закричал:

– Ты кто такой? Как ты осмелился напоить меня дурманом и распечатать письмо, посланное советнику императора? Ты знаешь, какое за это полагается наказание?

– Э, да что там говорить о каком‑то чертовом письме! – рассмеялся Чжу Гуй. – Подумаешь, письмо какому‑то советнику императора! Да будь здесь собственной персояой император великих Сунов, мы не побоялись бы выступить и против него!

Услышав это, Дай Цзун даже испугался.

– Да кто же вы, добрый молодец? – спросил он, наконец. – Не откажите назвать свое имя.

– Я один из удальцов горного стана Ляншаньбо и зовут меня Чжу Гуй, – ответил тот.

– Если вы один из вожаков Ляншаньбо, то должны, конечно, знать господина У Юна.

– Он у нас в лагере военный советник и ведает всеми военными силами, – сказал на это Чжу Гуй. – А вы откуда его знаете? – спросил он в свою очередь.

– Да мы с ним самые лучшие друзья, – воскликнул Дай Цзун.

– Значит, вы тот самый начальник тюрем Дай Цзун, Волшебный скороход из Цзянчжоу, о котором так часто вспоминает военный советник У Юн? – спросил Чжу Гуй.

– Тот самый, – ответил Дай Цзун.

– А советник У Юн послал вам письмо с господином Сун Цзяном, когда тот проходил мимо нашего лагеря по дороге в Цзянчжоу. Так почему же вы теперь хотите погубить жизнь нашего уважаемого брата Суна?

– Что вы говорите! – воскликнул Дай Цзун. – Ведь мы с господином Сун Цзяном самые лучшие друзья и братья. А сейчас он попал в беду из‑за того, что написал мятежные стихи. Пока я ничем не мог помочь ему и вот сейчас спешу в столицу, чтобы при первой же возможности спасти его. Как же вы можете думать, что я хочу погубить его?

– Если вы мне не верите, – сказал Чжу Гун, – тогда почитайте сами письмо начальника области Цай Цзю.

Прочитав письмо, Дай Цзун даже испугался. Он подробно Рассказал Чжу Гую о том, как они встретились с Сун Цзяном, как тот передал ему письмо У Юна и как случилось, что Сун Цзян, изрядно выпив, необдуманно написал мятежные стихи на стене в харчевне «Сюньянлоу».

– Ну, раз дело обстоит так, – сказал Чжу Гуй, – тогда я попрошу вас, господин начальник, отправиться со мной в наш стан и там посоветоваться с главарями. Надо придумать, как спасти жизнь господина Сун Цзяна.

Чжу Гуй устроил угощение в честь Дай Цзуна и потом пустил на противоположный берег сигнальную стрелу. Оттуда сразу же отчалила лодка, в которой на веслах сидело несколько разбойников.

Захватив с собой корзинки, Чжу Гуй и Дай Цзун прыгнули в лодку и вскоре прибыли в Цзиньшатань, а оттуда пошли в лагерь. Советнику У Юну доложили, что в лагерь прибыл начальник тюрем Дай Цзун, и тот поспешил навстречу гостю. После церемонии приветствия У Юн сказал:

– Давно расстались мы с вами, дорогой друг! Каким же это ветром занесло вас сюда? Прошу пройти в наш главный лагерь.

Представив Дай Цзуна остальным главарям, Чжу Гуй рассказал все, что он узнал от начальника тюрем, и закончил такими словами:

– А сейчас господин Сун Цзян брошен в тюрьму.

Выслушав все это, Чао Гай попросил Дай Цзуна сесть и стал подробно расспрашивать о том, что случилось с Сун Цзяном. И Дай Цзун снова принялся рассказывать, как Сун Цзян написал мятежные стихи и что за этим последовало.

Чао Гай очень встревожился и решил немедля собрать всех вожаков на совет; он задумал снарядить отряд удальцов в поход на Цзянчжоу, чтобы освободить Сун Цзяна и привести его в горный стан.

– Брат мой, – стал отговаривать его У Юн, – нельзя так опрометчиво действовать. Отсюда до Цзянчжоу очень далеко, и если мы пошлем туда наш отряд, то можем вызвать большую беду. Ведь мы прежде времени потревожим змею в траве и не только не спасем, но, наоборот, погубим Сун Цзяна. В этом деле силой не возьмешь, здесь надо действовать хитростью. Я человек хотя и без особых дарований, но придумал небольшой план, и если господин Дай Цзун возьмет на себя труд выполнить его, тогда нам удастся спасти жизнь Сун Цзяна.

– Говорите, господин советник, мы слушаем вас, – попросил Чао Гай.

– Как нам стало известно, – начал У Юн, – правитель области Цай Цзю послал господина Дай Цзуна в Восточную столицу с письмом к советнику императора и теперь ждет его возвращения с ответом. Мы этим воспользуемся и сами ответим на письмо Цай Цзю, а господин Дай Цзун выдаст это за ответ советника императора. В нашем письме будет сказано: «Преступника Сун Цзяна ни в коем случае не казнить, а немедленно доставить под стражей в столицу. После тщательного допроса он будет подвергнут публичной казни. Это положит конец всяким слухам и разговорам о нем». Можно написать еще что‑нибудь в этом роде. А мы тем временем будем поджидать его здесь; наши удальцы отобьют его у стражников. Как вы находите этот план?

– Ну, а если его повезут другой дорогой, не случится ли большей беды? – неуверенно промолвил Чао Гай.

– С этим‑то легче всего справиться, – откликнулся Гунь‑Сунь Шэн. – Мы вышлем разведчиков на ближние и дальние дороги и повсюду устроим засады. Они не пройдут мимо нас, и мы освободим Сун Цзяна. Но я опасаюсь другого – правитель области может и не послать его в столицу.

– Все это хорошо, – произнес Чао Гай. – Только у нас никто не сможет подделать почерк Цай Цзиня.

– Об этом я уже подумал, – отвечал У Юн. – Сейчас в стране наиболее распространенными считаются четыре стиля начертания иероглифов, а именно: Су Дун‑по, Хуан Лу‑чжи, Ми Юань‑чжана и Цай Цзиня. Это четыре непревзойденных каллиграфа Сунской династии. В городе Цзичжоу у меня есть один знакомый ученый по имени Сяо Жан. Он очень искусно подражает почеркам знаменитых каллиграфов, и за это народ прозвал его «Чудесным писцом». Он умеет также владеть копьем, палицей, обоюдоострым мечом и саблей. Я знаю, что он без труда пишет стилем Цай Цзиня. Мы должны попросить господина Дай Цзуна немедля отправиться к Сяо Жану и под тем предлогом, что в монастыре Тайаньчжоу нужно снять копию надписи на каменном памятнике, заманить каллиграфа сюда. Но для этого прежде всего надо преподнести ему пятьдесят лян серебра, чтобы он мог оставить деньги на расходы своей семье. А вслед за ним мы заманим в горы и всю его семью. Так мы заставим его остаться у нас. Как вы относитесь к этому?

– Конечно, письмо он напишет, но где же взять печать? – снова заметил Чао Гай.

– И об этом я уже подумал, – отозвался У Юн. – Я знаю еще одного знаменитого человека. Он славится на весь Китай и живет сейчас тоже в Цзичжоу. Имя его Цзинь Да‑цзянь. Это выдающийся резчик по камню, который может вырезать печати. Кроме того, он прекрасно владеет оружием в бою и большой мастер борьбы. В народе прозвали его «Искусный резчик по нефриту». Ему также надо послать пятьдесят лян серебра и привести его сюда якобы для того, чтобы соорудить памятник. Эти люди пригодятся в нашем стане.

– Вот это хорошо! – воскликнул Чао Гай.

В этот день они устроили в честь Дай Цзуна пиршество, а когда наступил вечер, разошлись отдыхать.

На следующее утро, после завтрака, Дай Цзуна нарядили монахом и дали ему лян двести серебра; привязав к ногам свои магические бумажки с заклинаниями, он спустился с горы. От Цзиньшатаня его перевезли на лодке, а дальше он зашагал по направлению к Цзичжоу. Не прошло еще время двух страж, как он уже был в городе и сразу стал расспрашивать, где проживает знаменитый каллиграф Сяо Жан. Ему сказали, что тот живет к востоку от управления округом, напротив храма Конфуция, и Дай Цзун поспешил туда.

Подойдя к дверям, он откашлялся и окликнул:

– Господин Сяо дома?

На его голос тотчас же вышел ученый и, увидев незнакомого монаха, спросил:

– Откуда вы, отец, и по какому делу пожаловали ко мне?

Дай Цзун почтительно поклонился и отвечал:

– Я монах из горного монастыря Тайаньчжоу и ведаю там хозяйственными делами. Сейчас мы отделываем в храме зал Пяти священных гор, и именитые жители нашего города пожелали установить каменные плиты и вырезать на них надписи. Поэтому‑то меня и послали к вам, господин ученый, с просьбой прийти в наш монастырь и помочь нам в этом деле. Мне приказано передать вам пятьдесят лян серебра – это на расходы вашей семье. День для установки плит уже назначен, и я очень прошу вас, господин ученый, поспешить и отправиться вместе со мной.

– Но ведь я могу только писать иероглифы и переписывать книги, – сказал на это Сяо Жан. – А больше‑то я ни к чему не пригоден. Так что если вы собираетесь устанавливать каменные плиты, то необходимо пригласить и резчика по камню.

– У меня есть еще пятьдесят лян серебра, – промолвил Дай Цзун, – и мне ведено пригласить в монастырь знаменитого резчика по камню господина Цзинь Да‑цзяня. Не откажите в любезности указать мне, где он живет. Я найду его, и мы вместе отправимся в путь.

Получив пятьдесят лян серебра, Сяо Жан пошел с Дай Цзуном к резчику Цзинь Да‑цзяню. Только они миновали храм Конфуция, как Сяо Жан поднял руку и, указывая вперед, произнес:

– Вон как раз идет наш знаменитый резчик по камню, – и, окликнув Цзинь Да‑цзяня, познакомил его с Дай Цзуном и рассказал, по какому делу монах пришел из монастыря Тайаньчжоу.

– Этот почтенный монах, – закончил он, – принес нам по пятидесяти лян серебра и предлагает пойти вместе с ним, чтобы выполнить там необходимую работу.

Увидев серебро, Цзинь Да‑цзянь в душе очень обрадовался. Затем они оба пригласили Дай Цзуна в кабачок, чтобы угостить его вином и скромными закусками.

Передавая Цзинь Да‑цзяню пятьдесят лян серебра на расходы его семье, Дай Цзун снова напомяил:

– Предсказатель уже выбрал счастливый день для начала работы, и я очень прошу вас, почтенные господа, сегодня же отправиться вместе со мной.

– Ох, сегодня очень жарко, – возразил на это Сяо Жан. – И если даже мы и выйдем сегодня, то все равно много не пройдем и вряд ли доберемся до ближайшего ночлега. Лучше уж завтра встать до рассвета во время пятой стражи и тронуться в путь, как только откроются городские ворота.

– Вот это правильно, – поддержал его Цзинь Да‑цзянь.

Договорившись так, они разошлись по домам, чтобы приготовиться в дорогу. Сяо Жан оставил Дай Цзуна ночевать у себя.

На другой день во время пятой стражи Цзинь Да‑цзянь с узелком подошел к дому Сяо Жана, и все втроем тронулись в путь. Отойдя от города примерно на десять ли, Дай Цзун сказал своим спутникам:

– Я не смею, почтенные господа, слишком торопить вас. Вы можете идти и не спеша. Но я должен предупредить именитых жителей нашего города, чтобы они успели достойно встретить вас.

И с этими словами он ускоренным шагом двинулся вперед, а знаменитые каллиграф и резчик, неся свои узелки, не торопясь, продолжали путь.

Так они прошли до полудня около восьмидесяти ли, и вдруг впереди послышался разнобойный свист и со склона горы на них ринулась шайка удальцов, человек пятьдесят. Во главе несся разбойник Ван, по прозвищу «Коротконогий тигр», который изо всех сил кричал:

– Кто вы такие? Куда идете? Ну‑ка, ребятки, взять их! Выньте у них сердца и приготовьте закуску к выпивке.

– Мы идем в монастырь Тайаньчжоу, чтобы сделать там в храме каменные плиты. У нас нет с собой ни полушки. В узлах только по одной смене одежды, – прокричал Сяо Жан.

– А нам не нужно ни ваших денег, ни одежды, – отвечал Ван Коротконогий тигр. – Нам нужны сердца и печень таких умных людей, как вы, чтобы приготовить закуску к вину.

Тут Сяо Жан и Цзинь Да‑цзянь рассердились и, применив свое искусство владеть оружием, с палицами в руках бросились на Коротконогого тигра. А тот, в свою очередь, занеся меч над головой, бросился им навстречу. После семи жестоких схваток Ван бежал. Победители собрались было преследовать его, как вдруг с горы послышались удары гонга, и с левой стороны показался Сун Вань по прозвищу «Бог‑хранитель в облаках», а оправа – Ду Цянь – «Достающий небо», за ними следовал белолицый Чжэн Тянь‑шоу. Каждый из них вел за собой отряд человек в тридцать, и они все разом бросились на Сяо Жана и Цзинь Да‑цзяня; захватив их в плен, они пошли в лес и там сказали:

– Вы, почтенные, можете не беспокоиться. Мы действуем по распоряжению нашего начальника Чао Гая. Он приказал нам встретить вас и просить присоединиться к нашему стану.

– А какая вам польза от нас? – спросил Сяо Жан. – Ведь наших силенок не хватит даже на то, чтобы связать курицу. Мы способны только есть.

На это Ду Цянь отвечал:

– Во‑первых, наш военный советник господин У Юн хочет познакомиться с вами, а во‑вторых, нам известно, что вы искусны в обращении с оружием. Поэтому к вам и послали Дай Цзуна, чтобы он привел вас.

Эти слова так изумили Сяо Жана и Цзинь Да‑цзяня, что они только поглядывали друг на друга и не могли ничего сказать. Тем временем все подошли к кабачку, где хозяином был Чжу Гуй, и здесь в честь прибывших было устроено пиршество. Вскоре за ними пришла лодка, и они отплыли к горе, где находился стан разбойников.

Там они познакомились с Чао Гаем, У Юном и другими главарями; во время торжественного пира им сказали, что необходимо написать ответ правителю области от имени его отца, сановника Цай Цзина.

– Вот поэтому‑то мы и решили просить вас, почтенные господа, присоединиться к нашему стану и вместе бороться за справедливое дело, – закончил У Юн.

Выслушав это, Сяо Жан и Цзинь Да‑цзянь сказали:

– Мы не против того, чтобы работать здесь. Но беда в том, что дома у нас остались семьи, и когда власти узнают, где мы, то нашим домашним плохо придется.

– Об этом, уважаемые братья, вы можете не беспокоиться. Завтра с рассветом все уладится.

Весь этот день пировали. А на следующее утро пришли разбойники и доложили, что все доставлены на место.

Тут У Юн, обращаясь к Сяо Жану и Цзинь Да‑цзяню, сказал:

– Ну, почтенные господа, можете встречать ваши семьи.

Услышав это, Сяо Жан и Цзинь Да‑цзянь даже не знали, верить этому или нет. Все же они пошли вниз и на половине горы увидели, что на нескольких носилках несут их семьи.

В изумлении они стали расспрашивать своих, как все случилось, и услышали следующее:

– Вскоре после вашего ухода к нам пришли с носилками вот эти люди и сказали: «Ваши хозяева сейчас лежат в гостинице за городом, так как с ними случился солнечный удар. Они послали нас за вами, чтобы вы поскорей пришли к ним на помощь». Когда они вынесли нас из города, то уж не позволили сходить с носилок и доставили прямо сюда.

Обе семьи говорили одно и то же. Сяо Жан и Цзинь Да‑цзянь не проронили в ответ ни одного слова. Теперь они потеряли всякую надежду возвратиться домой, и им не оставалось ничего другого, как заняться устройством своих семей в горном стане.

Потом У Юн пригласил к себе Сяо Жана, чтобы обсудить с ним, как написать ответ, подделав почерк Цай Цзина и тем спасти Сун Цзяна.

– Мне уже раньше приходилось вырезать и официальные и личные печати сановника Цай Цзина, – сказал Цзин Да‑цзянь.

После этого они взялись за дело и работали до тех пор, пока и письмо и печать не были готовы. Затем в стане устроили прощальное угощение Дай Цзуну и проводили его в путь. Внизу его быстро переправили на лодке от Цзиньшатаня к кабачку Чжу Гуя; а там Дай Цзун поспешил подвязать к ногам четыре бумажки с заклинаниями, распростился с Чжу Гуем и двинулся в дальнейший путь.

Теперь следует рассказать о том, что, проводив Дай Цзуна к переправе, советник У Юн, вместе с другими главарями, вернулся в ста.н, где продолжался пир. И вот, во время этой пирушки, У Юн вдруг вскрикнул: «Ой, какая беда!» Никто не понял, в чем дело, и все стали расспрашивать его – что случилось.

– Вы и не представляете себе, какая стряслась беда, – отвечал У Юн. – Ведь письмо, которое я послал, поведет к гибели Дай Цзуна и Сун Цзяна!

Эти слова вызвали большое смятение среди главарей, и они наперебой стали допытываться:

– Какая же ошибка допущена в вашем письме, господия советник?

– Я слишком спешил и в этой спешке думал лишь о том, что было, и не подумал о том, что будет. В этом моя большая оплошность, – отвечал У Юн.

– Я ручаюсь, что никто не отличит моей руки от руки советника императора, – вставил свое слово Сяо Жан. – И ручаюсь, что ни в одном слове нет ошибки. Разрешите спросить вас, господин советник, о какой оплошности вы говорите?

– И я также ручаюсь, что печать сделана мной безукоризненно, – добавил Цзинь Да‑цзянь. – Поэтому и мне непонятно, в чем ошибка.

Тогда У Юн, подняв два пальца, рассказал им об этом. И словно на роду было написано, чтобы из‑за этого удальцы из Ляншаньбо устроили большое побоище в Цзянчжоу и перевернули все вверх дном в кумирне Белого дракона. Поистине говорится:

 

В чаще пик и мечей храбрецы сберегли свои жизни,

Невредимыми вышли из туч неисчисленных стрел.

 

О том, какую ошибку совершил У Юн, читатель узнает из следующей главы.

 

Глава 39